Северная Каролина, окончание

ПИТЕР БЕРЧАРД
Памяти капитана В. Б. Чемберлена Седьмого добровольческого коннектикутского полка
*
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Лампа в комнате Тима слабо горела. Он остановился на мгновение, изучая место. Дверь сзади должна быть шкафом. Он снял сапоги, поставил их на очаг и подошел посмотреть. Доски пола скрипели, но ему было все равно. Звуки в комнате какое-то время оставались незамеченными.

Он беззвучно открыл дверь. Шкаф был пуст, а сзади была дверь. Тим подергал ручку, но дверь была заперта. По полу застучали сапоги, и он услышал стук с другой стороны. Он ответил на стук и услышал тихий поворот ключа. Ручка двинулась, и дверь открылась, и Рэд прошептал: «Ты хочешь попробовать?»

«Давайте смотреть и слушать в течение часа или около того».

Рэд закрыл дверь со своей стороны шкафа, но Тим оставил свою приоткрытой. Он шел не крадясь, как мог бы, если бы собирался лечь спать, и принялся укладывать в рюкзак вещи, которые к этому времени уже были теплыми и сухими. На прикроватной тумбочке стояла большая коробка спичек. Он положил его в свой рюкзак, свернул одеяло и зашнуровал его поверх мешка. Он почистил зубы солью, сожалея о потере вкуса обеда, и упаковал щетку. Он поднял трубу лампы и задул пламя, приоткрыл оба окна и повесил блузку на полированный столбик кровати.

Он лежал на кровати, положив ноги на подушки, подперев подбородок рукой, и смотрел в холодную декабрьскую ночь. В холле скрежетали стульями и бормотали. Тим услышал, как Макнейл пожелал охранникам спокойной ночи, а затем наступила тишина.

Он подумал: «Если мы не будем действовать сейчас, завтра вечером мы вернемся в тюрьму». Он почувствовал, как его сердце колотится о ребра. Если бы у Кейна не было часовых снаружи дома, они бы попытались. Они могли спрыгнуть на землю.

Тим подошел к окну, выходящему на запад.

Сцена была освещена полумесяцем. Листья на земле шевелились от порывов холодного ветра, и на траве лежали глубокие тени.

Свет лампы, мерцающий за деревьями, показал Тиму, что центр деревни должен быть в полумиле или около того к северо-западу.

Пока он шел по дороге для фургонов к опушке деревьев, он услышал стук копыт по промерзшей земле, и из-за поворота показался всадник, большой в седле и поворачивающий голову налево и направо. Всадником был Кейн, в этом не было никаких сомнений.

Когда Кейн подошел ближе, Тиму показалось, что он увидел незажженный фонарь в левой руке мужчины, готовый, возможно, быть использованным в качестве сигнала. Кейн, очевидно, сам выполнял эту работу. Он проехал мимо дома, затем вскоре появился снова, возвращаясь тем же путем, которым пришел. Не доезжая до поворота дороги, он свернул направо и въехал в поле к западу от дома. Он остановился посередине, затем снова свернул на дорогу и скрылся за деревьями.

[151] Тиму внезапно стало холодно, и он начал дрожать. Он тихонько вернулся к кровати, надел блузку и лег ждать.

Не прошло и часа, как Рэд снова постучал в дверь. Тим видел, как Кейн совершил еще одно турне, очень похожее на первое. Но теперь он ушел, и все замерло.

Тим подошел к двери и прошептал Рэду: «Конечно, ты видел Кейна».

Красный кивнул. — Но я думаю, что мой часовой заснул, а из этой комнаты есть дверь в кладовую сзади. Если мы спустимся на землю за домом, мы сможем вернуться назад на милю или около того, чтобы запутать собак.

«Тогда отправляйтесь на железную дорогу, как мы делали раньше. Вряд ли они ожидали, что мы это сделаем».

Когда Тим схватился за ботинки и рюкзак, заскрипела половица. Он стоял неподвижно полминуты, затем прошел в дверь.

— Надень рюкзак, — прошептал Ред. — Возможно, нам придется немного побегать.

Они смотрели, как Кейн еще раз обошел ферму, немного подождал и прошел в кладовую через очень маленькую дверь. Окно кладовой выходило назад, но оно было меньше других окон дома. Под ним был небольшой навес. — Это удача, — прошептал Рэд.

Они пробились через окно и упали на крышу, а затем на землю с чем-то вроде ужасного хора звуков. Они постояли немного, затем двинулись вдоль задней части дома. Когда они завернули за угол и двинулись через боковой двор, собаки Макнила устроили шум в пристройке рядом с сараем. Беглецы побежали, удерживая дом между собой и местом, где они в последний раз видели Кейна.

Они укрылись в сосновом бору и остановились, чтобы оглянуться. Вскоре Кейн обогнул угол дома, явно не зная, в какую сторону смотреть. Он остановился позади дома и посмотрел на север, затем спешился, взбежал по ступенькам и постучал в дверь.

Тим и Ред отступили в деревья. Поднявшись на небольшой холм, они побежали по дороге на юг.

Сразу за поворотом они нашли место, где коровы перешли дорогу. Здесь они свернули с дороги и свернули на запад через поле и рощу кустарниковых дубов и сосен.

Спускаясь с холма, они услышали пение собак. Они добрались до небольшого ручья и пробежали по воде ярдов сто или около того, пока собачий лай не стал угрожающе близким. Затем они бросились вверх по гребню к железнодорожным путям.

Они подошли к трассе. Они задыхались, и лай гончих отдавался в их ушах. Фонари качались у подножия холма. Безнадежность бегства поразила Тима с тошнотворной силой.

Когда они достигли трека, воздух разорвал новый звук. Беглецы прислушались, и снова раздался звук, визг свистка где-то на юге. Не сказав друг другу ни слова, они соскочили с рельсов и побежали, как сумасшедшие, по набережной. Гончие были уже близко, их лай перекрывал рев приближающегося двигателя. Раздался выстрел.

Поезд двинулся к ним, неуклюже двигаясь со скоростью, которая казалась черепашьей. Инженеры, должно быть, видели охотников. Свисток неоднократно визжал.

Тим оглянулся через плечо, и, прежде чем он успел это осознать, над ними возвышается воронка, изрыгающая дым и пламя. Свет фар залил рельсы.

Теперь гончие пересекли тропу, и фигура Кейна приподнялась в стременах, а его лошадь взвизгнула и испуганно вздрогнула. Тим побежал на максимальной скорости, прыгнул в платформу и ухватился за свою жизнь. Он влез в машину, опустился на доски и немного отдохнул, прежде чем обернуться.

Машина сзади тоже была платформой, и Рыжий цеплялся за стойку посередине машины. Тим вскочил на ноги, и сквозь грохот катящихся машин воздух рассек свист пули. Он перепрыгнул сцепку, споткнулся о какой-то расшатанный бревно и схватил Рыжего за руку, изо всех сил потянув вверх. Земля скользила перед его глазами, как сумасшедшее одеяло. Что-то не выдержало, и он потерял равновесие. Он упал навзничь и с отвратительной силой ударился о платформу.

Сначала его глаза были слепы, а в ушах стоял страшный грохот. Кто-то тряс его и хлопал по щекам. Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним Рэда. Тим сказал: «Я думал, что потерял тебя».

Ред указал на свои уши и покачал головой, показывая, что не слышит.

Тим некоторое время лежал неподвижно. Его голова раскалывалась. Когда он поднял его, свет луны коснулся лица Рыжего. Волосы Рэда были взлохмачены, а щека была порезана и залита кровью.

Когда они завернули поворот, Тим сел и оценил их ситуацию. Впереди машины, в которую он сел, стоял товарный вагон, заслонявший их от пожарного и машиниста. Сзади было еще три товарных вагона. Красный фонарь обозначал конец поезда, но в последнем вагоне, видимо, никто не ехал. Все машины должны быть пустыми. Они подпрыгивали и дергались, пока не казалось, что они перепрыгнут через дорожку. Хороший наездник может какое-то время не отставать от поезда на открытой местности, но в такой местности ему будет трудно.

Они не ушли далеко, когда вошли в лес, где деревья теснились с обеих сторон.

Красный крикнул: «Как далеко до конца очереди?»

[154] «От силы тридцать пять или сорок миль».

Поезд с грохотом врезался в деревянную эстакаду. Эстакада застонала, и рыбьи суставы издали хор криков. Молочный туман поднимался над темными неподвижными водами, окружавшими корни вздувшихся деревьев. Он тонко плыл сквозь мох и лианы, которые неподвижно висели в холодном ночном воздухе.

Ред полез под блузку и вытащил часы. Треснувший кристалл блеснул в тусклом свете. Он заткнул одно ухо и прижал часы к другому, ухмыльнулся и кивнул. «Лучше ехать меньше часа, я думаю».

Поезд так прыгал, а свет был настолько плохим, что сквозь щели в стекле не было видно рук. Тим повернулся лицом к задней части автомобиля и зажег спичку. Было только десять. Он задул спичку. «Давай прыгнем без десяти одиннадцать».

Сойдя с эстакады, поезд замедлил ход, чтобы проехать через спящую деревню, затем снова набрал скорость. Красный спросил: «Ты хочешь спать?»

Тим покачал головой, лег на спину и смотрел на луну и звезды, стоявшие в небе, пока поезд мчался сквозь ночь. Когда они в следующий раз зажгли спичку, было без четверти одиннадцать. Тиму было не по себе. Ему показалось, что поезд замедлил ход. Он сказал: «Давай прыгать».

Красный поднялся на ноги. — Я пойду первым. Широко прыгайте». Он схватился за стойку и посмотрел на землю под ними, размытую скоростью поезда. Земля была плоской и покрытой травой, местами с зарослями. Рыжий отпрянул назад и прыгнул против ветра, а Тим последовал за ним, согнув колени от толчков земли. В момент прыжка воздух засасывал его обратно, а поезд мчался дальше. Он ударился о землю и выкатился из подлеска. Ему казалось, что одно колено подвернуто, но когда он поднялся на ноги, все было в порядке.

155 Рыжая вышла из куста ежевики, ругаясь и смеясь. Тим встал. Ремень его рюкзака порвался, и часть его одежды валялась на земле. Он возился с ними, пока Рыжий чинил ремешок, связывая концы неуклюжим квадратным узлом.

Когда грохот поезда превратился в отдаленный грохот, Тим указал на север через темный ландшафт, на очертания холмов за ним. — Если пойдем быстро, к рассвету будем на границе.

Рэд зацепился руками за лямки, которые удерживали его ранец. — А как это выглядит, Тимми, мальчик? Это ярко-зеленая лента двадцати футов шириной?
[156]
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Когда небо на востоке стало светлее, они подошли к краю холмистого пастбища. Они взобрались на выступ земли, но не увидели ни фермы, ни амбара, ни каких-либо других признаков жизни, поэтому пошли по пастбищу на опушке леса. Они преодолели еще один подъем, и там была привязанная корова. Казалось, она была там всю ночь. Ее вымя было выпуклым, а соски касались кончиков зимней травы. Глаза Рэда сверкнули. «Бедняжка страдает чем-то ужасным, неся такой груз молока».

Тим подошел к корове, кудахтал и говорил успокаивающим голосом. Он взял жестяные чашки, встал на колени в траву и стал доить. Они пили и доили, смешивали молоко с рокигом и ели порцию каши. Тим наполнил их фляжку, а затем, в духе веселья, доил прямо в рот.

Он поднялся на ноги и погладил корову, а она повернула голову и посмотрела на него ласковым коровьим взглядом. Тим сказал: «Хотелось бы, чтобы мы взяли ее с собой».

«Может стеснить наш стиль, когда мы будем пересекать горы».

Воздух разорвал крик, и примерно в двухстах ярдах к востоку они увидели человека, который бежал с дробовиком в одной руке и ведром с молоком в другой.

Когда они врезались в крону близлежащих деревьев, они услышали хлопок, и Рэда охватило безумие отважного веселья. «Человек неблагодарный, вот кто он».

Они шли в течение часа или около того и сели на участок травы, чтобы отдохнуть. День выдался ясным и теплым. Тим потянулся за картой и разложил ее у себя на колене. Накануне вечером они хорошо провели время, направляясь прямо на север по ровной местности с легким лесом, некоторое время двигаясь по дороге и пересекая полноводную реку по прочному деревянному мосту. Ночь была как раз для прогулок; просто достаточно шустрый, чтобы придать им дух. Должно быть, они уже близко к границе.

Тим отметил крестиком там, где, по его мнению, они были, и прочитал показания компаса. Они удерживали Брод-Ривер слева от себя до точки в нескольких милях к югу от фермы Макнейла. Там река отделялась от северо-западного направления пути и текла прямо с севера. Они пересекли его по высокому мосту. Теперь, когда они двинулись прямо на север, они снова столкнутся с рекой сразу после того, как переправятся в Северную Каролину. Они решили следовать по Броду, пока не достигнут предгорья Голубого хребта.

В горной стране карта Кейт казалась неполной, но на дальнем склоне гор, в верхнем левом углу карты, было аккуратно написано НОКСВИЛЬ. Четко показаны железные и автомобильные дороги, которые сходились в городе.

Убирая карту, Тим хлопнул себя по карману и вспомнил, что у Кейна все еще есть его дневник и альбом с фотографиями.

Тим не упомянул о своем поражении Реду. Он откинулся на траву, закрыл глаза и попытался вспомнить лицо Кэт. Он начал с того, что вспомнил ее фотографию, но это не сработало. Он думал о том, как она ходит и танцует, как поворачивает голову. Это вернуло ее к жизни, но, как он ни старался, он не мог сделать ее лицо ясным.

Красный жевал конец травинки. «Пенни за ваши мысли».

— У тебя нет ни копейки.

— Я буду тебе должен.

— Я бы не позволил тебе нести бремя долгов. Тим открыл глаза, сел на траву и стал смотреть, как в кустах порхает и чирикает маленькая серая птичка. «Я пытался вспомнить лицо Кейт, но оно не читалось».

«Лицо Нэнси больше не проясняется». Красный встал. — Нам лучше найти укрытие и немного поспать.

«Нам повезло. Я надеюсь, что это продлится».

Они шли, пока не нашли сосновую рощу, расстелили пончо и одеяла и проспали до полудня. Потом они нашли небольшой ручей, напились, облили головы и двинулись дальше, не евши. Они держали молоко, чтобы смешать его с рокигом во время ужина.

В тот вечер небо начало затягиваться тучами. За день они объехали какие-то хижины, но ни дороги, ни города так и не увидели. Теперь, когда начало темнеть, они вышли на дорогу, которая шла на северо-запад, и решили следовать по ней.

Проехав милю или две, они свернули за поворот, и посреди дороги перед ними появился темнокожий молодой человек и его девушка. Девушка отшатнулась, а мужчина прирос к земле, глядя на незнакомцев.

— Тебе нечего бояться, — сказал Тим.

Молодой человек сказал: «Пожалуйста, не говорите, что видели нас здесь».

Рыжий рассмеялся и придвинулся ближе. — Если вы не скажете, что видели нас здесь.

[159] Молодой человек опустил голову и напряг глаза. «Господи, вы носите униформу».

Девушка дрожала так сильно, что едва могла говорить. — Что здесь будут делать янки?

Тим тихо сказал: — Мы направляемся на север. У нас было нелегкое время».

Мужчина изучал их изодранную униформу. — Ну, думаю, нет, — сказал он. «Хотел бы мы помочь вам, но все цветные люди здесь должны быть дома к закату».

Рэд сказал: «Ты больше всего можешь нам помочь, если забудешь, что видел нас. Мы уже пересекли границу Северной Каролины?

— Нет, Масса. Старый Северный штат находится на одну милю дальше. Мужчина посмотрел на свои босые ноги. «Я думал отправиться на север, чтобы сражаться за Масса Линкум, но у меня не было обуви».

Девушка повернулась к своему мужчине. — Не уходи, — тихо попросила она.

Лицо Реда было серьезным. «Лучше не пробовать без обуви». Он посмотрел в тени. «Будем ли мы в безопасности, если пойдем по этой дороге?»

Молодой человек повернулся и махнул рукой. «Идите налево, когда дойдете до развилки. Спрячься в деревьях, если услышишь звук».

Когда белые мужчины двинулись по дороге, девушка позвала их вслед: «Боже, храни вас».

Утром третьего дня после перехода в Северную Каролину они заснули на дне широкой расселины в массивной скале. Расщелина на вершине скалы была узкой, так что трещина образовывала укрытую пещеру. Пол пещеры был сухим, и люди устали. Они легли спать намного позже, чем обычно.

Тим проснулся от сильной судороги. Они съели последнюю еду два дня назад. Он лежал на спине[160] и смотрел на каменные стены. Было очень холодно. Если они надеются идти дальше, им придется найти пищу к ночи.

Тим изучал лицо Рэда, худое и запавшее под его ощетинившейся бородой. Рыжий пошевелился во сне, застонал и снова успокоился. Тим согнул колени, сел, потянулся и пополз ко входу в пещеру. Земля снаружи была во власти сильного мороза.

Тим оказался перед длинным крутым холмом, усеянным тополями и елями. У подножия холма, в извилистой долине, река блестела в лучах послеполуденного солнца, и до его слуха доносился шум бегущей воды. За долиной, над тонкой пурпурно-золотой каймой, гордо возвышался могучий хребет на фоне неба.

Прошлой ночью и рано утром они прошли пятнадцать миль или около того без остановки, продвигаясь вперед, чтобы забыть о голоде и приблизиться к людям, которые могли бы помочь. За ними была их первая высокая гряда. Они пересекли его в темноте пасмурной ночи, почти не осознавая головокружительной высоты, пока не достигли вершины. Затем, оглянувшись назад, они увидели очертания утесов и скал, падающих во тьму, от чего у них внезапно закружилась голова.

Впереди была дикая и суровая местность. Если бы у них была винтовка, они могли бы жить за счет дичи, но в нынешнем виде они могли только надеяться на шанс попрошайничать.

Пока Тим лениво изучал долину внизу, ему показалось, что он слышит голос. Он внимательно слушал. Должно быть, это его воображение. Теперь не было ничего, кроме шума воды и крика вороны на крыле. Он повторился, сначала громче, а потом унесен ветром.

Через минуту или две Тим услышал, как лошади ломают подлесок через реку. Сквозь деревья он мог видеть колонну всадников, идущих вброд и останавливающихся посередине, чтобы напоить своих лошадей.

161 При свете солнца в глаза и с такого расстояния трудно было разглядеть их мундиры, но они были серые, а не голубые, это было несомненно.

Тим проскользнул обратно в пещеру и потряс руку Рэда. Красный отстранился и отвернулся. Тим тряхнул его за плечо, и Рыжий внезапно сел с дикими глазами, словно ему приснился кошмарный сон.

Тим прижал руку к губам и жестом пригласил Рыжего пройти с ним к входу в пещеру. Ред покачал головой и моргнул, затем подполз и сел рядом с Тимом. Кавалеристы поскакали вверх по холму, двигаясь теперь довольно быстро, прочь от пещеры. Рыжий ошеломленно щурился на солнце. «Это федеральная форма!»

В его голосе было что-то дикое. Он издал крик и толкнул Тима, когда тот вырвался из расщелины в скале и встал у всех на виду. Он уже поднимал руки ко рту, чтобы снова закричать, когда Тим толкнул его и повалил на землю. Когда Ред перевернулся, злой и удивленный, Тим прижал его к земле. — Эти всадники — раввины.

Ред посмотрел на него и попытался вырваться, но внезапно расслабился. — Вы уверены?

«Положительно. Я наблюдал за ними до того, как разбудил тебя.

Тим выглянул из-за скалы, чтобы увидеть, слышали ли всадники крик Рэда, но последний просто исчез за небольшим подъемом, двигаясь тем же путем, что и раньше.

Рыжий сел с затравленным выражением лица. Он говорил тихо, не оборачиваясь. — Они слышали мой крик?

"Очевидно нет."

Ред тяжело дышал. Он не говорил.

Тим сел рядом, помолчал минуту или две, прежде чем заговорил. — Мне не следовало будить тебя внезапно.

[162] Глаза Рэда остановились на долине, высматривая признаки других всадников, следующих за первым.

Тим сказал: «Возможно, это сделал я».

«Но это было не так. Ты так же голоден, но не настолько, чтобы видеть призраков.

«Я не спал. У меня было время подумать».

— Но подумайте, например, о таком человеке, как Каутц. Вы можете себе представить, что он делает то, что я только что сделал?

— Возможно, он совершил ту же ошибку. Тим улыбнулся. «Каутц убедил бы меня, что я ошибаюсь».

— Вряд ли он совершил бы такую чертовски большую ошибку.

«Каутц был профессиональным солдатом. Когда мы с тобой были воинами, мы заставляли себя думать так, как думают солдаты, но Каутц думал так каждую минуту своей жизни.

— Ты имеешь в виду, что мы больше не солдаты?

«Теперь мы преследуем, а не охотники. Это меняет человека. Иногда меня пугает, когда я не сплю в сером свете зари».

Ред наконец улыбнулся. – Интересно, где сейчас Каутц?

"Бог знает. Может быть, снова вернемся к Седьмой.

— Я надеюсь, что он есть.

Ред прищурился на заходящее солнце. «Давайте, пока не упадем».

«Мы должны рискнуть, если увидим хижину», — сказал Тим. «Еще один день без еды прикончит нас».

— Нам лучше не стучаться в двери кают после наступления темноты. Кто-то может сначала стрелять, а потом задавать вопросы».

Отряд кавалерии заставил их насторожиться. Они внимательно наблюдали, приближаясь к переправе и переходя вброд. Они шли по тропе, по которой шли всадники, пока она не разветвлялась на восток. Воды было много, и они пили так часто, как находили родник или горный ручей.

[163] Когда ночные тени ползли вверх по хребту, люди так устали, что едва могли двигаться. Они собирались отдохнуть, когда Рыжий заметил во мраке точку света в нескольких сотнях ярдов от них в направлении хребта. «Наша судьба лежит там», сказал он. «Прежде чем у нас возникнет соблазн постучать в дверь, нам лучше лечь спать на ночь».

Они проснулись перед рассветом. В деревьях не было ни намека на свет, поэтому они подождали, пока небо на востоке не станет розовым. Пока они собирали свои вещи и готовились, Тиму показалось, что он чувствует себя еще хуже, чем прошлой ночью. Холод пронзил его кости, и пейзаж поплыл перед глазами. Он отметил, что Ред должен чувствовать то же самое. Он покачнулся, борясь со своим рюкзаком. Тим чувствовал биение своего сердца, когда они шли между деревьями.

Не прошли они и трехсот ярдов, как оказались на краю поляны. Вокруг были пни. Деревья были срублены года два-три назад, а часть земли обработана. Посреди поляны стояла хижина. Завиток древесного дыма вырвался из трубы, унесенный утренним ветерком. За домом были флигель и сарай, оба грубо построенные.

Солдаты медленно двинулись вверх, держа руки в стороны. Когда они были на полпути вверх по склону, из-за угла хижины вышла женщина. Сначала Тим подумал, что она безоружна. Потом он увидел пистолет в ее руке. Голос у нее был сильный. — Выпрямляйся и иди. Когда они подошли поближе, она сказала с чистейшим горским акцентом: — Раньше я видела, как мужчины играют в усталость. Затем она наклонила голову и потянулась вперед. — Нет, клянусь резинкой, ты совсем не притворяешься.

Мужчины стояли на промерзшей земле, слегка покачиваясь,[164] ожидая, что женщина сделает следующий шаг. Она была среднего роста, ей, вероятно, не больше двадцати. Она носила платье Матери Хаббард из грубой домотканой ткани, туго натянутое на грудь и стянутое на талии широким мужским кожаным ремнем. Волосы цвета воронова крыла свободно ниспадали на плечи, а кожа была загорелой. Она пристально посмотрела на них пронзительными черными глазами.

Тим посмотрел на пистолет в ее руке. Это был револьвер Кольта, взведенный, хорошо смазанный и в хорошем состоянии. Рука, державшая его, была мускулистой, но, тем не менее, женской. Ни один из мужчин не опустил глаза перед ее взглядом.

Наконец она снова заговорила своим хриплым голосом, тише, чем прежде. — Вы самая грустная, самая жалкая пара гончих, которых я когда-либо видел. Это точно не солдатская форма.

Ни один мужчина не говорил.

Она посмотрела на Реда. — У тебя есть язык, Рыжебородый?

Ред слабо улыбнулся. — Слишком устал, чтобы использовать его, мэм.

— Ну, по крайней мере, у тебя есть. Она повернулась к Тиму. «Ты, Слим, у тебя есть язык? Скажи мне, что ты здесь делаешь?

— Идем через горы, мэм.

— Разве вы не думаете, что это ясно? Я имею в виду, вы янки или повстанцы? Вот что я должен знать».

Ни один мужчина не ответил.

«Теперь ты не знаешь, кто я такой и почему я вообще должен колебаться». Она вскинула голову. «Скажи тебе, что я сделаю. Без моей помощи тебе никогда не пересечь Смоки живым. Если ты ответишь неправильно, я отправлю тебя в путь». Она прищурилась и улыбнулась безрадостной улыбкой. — Я хотел бы правды.

Ред стоял прямо и смотрел прямо в глаза женщине. — Мы солдаты-янки, мэм.

Выражение лица женщины почти не изменилось. «Я так и думал, хотя никогда не видел униформы янки. Прошлым летом Старый Бак помог другим янки пересечь горы.

Лицо женщины все еще было суровым, но она сказала: «Господи, вы, мальчики, дрожите от чего-то ужасного. Проходи внутрь.
[166]
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ

Мужчины спали полностью одетые на широкой двухъярусной кровати на большом соломенном матрасе. Тим пошевелился во сне, открыл глаза и приподнялся на локте. В большой коричневой комнате было тепло. Женщина все еще сидела в своем кресле-качалке с высокой спинкой, на коленях у нее было шитье, а в руке поблескивал револьвер. Она смотрела прямо на Тима.

Она заботилась о них, как мать, со вчерашнего утра, готовила для них, чинила одежду и давала отдохнуть, чтобы восстановить силы.

Большую часть времени она шила пальто из одеял. Она кроила и шила так, словно за ней гнался дьявол, работая с невероятной скоростью.

Тим спустил ноги на пол и натянул ботинки. Он стоял на грубом дощатом полу. Красный еще спал. Тим подошел к очагу, подложил пару поленьев и размешал угли. Он стоял спиной к огню. Его взгляд остановился на револьвере в ее руке. — Тебе не понадобится пистолет, чтобы держать нас в узде.

Женщина подняла глаза. — Все солдаты-янки, такие как ты и Рыжая Борода, воспитаны и добры?

[167] «Полагаю, что нет, мэм. Вы сказали мне, что ваш муж и еще несколько мужчин из этих мест присоединились к янки на Западе. Мы не единственные янки, которых ты видел.

Она чуть не сплюнула. «Почему они совсем не янки, как вы. Они горцы. Она запрокинула голову и рассмеялась. — Вы с Рыжебородым — мужчины, не поймите меня неправильно. Просто другая порода, вот и все.

Она намеренно положила револьвер на стол рядом со своим стулом. — Хорошо, — сказала она. Она смотрела в огонь, казалась теперь мягче и женственнее.

Ближе к вечеру она принесла несколько кроликов, чтобы разделать их на тушеное мясо. Ред вышел с Тимом рубить и носить дрова. Они подошли к дереву, упавшему рядом с туалетом. Тим сделал первый ход с топором. Лезвие впилось в кору, и Рыжая сказала: — Забавно, как она сразу же остановилась на наших именах, Рыжебородый и Тонкий. Это довольно близко. Но она не очень любит имена. Просто миссис Флинт. Нам посчастливилось узнать, под каким именем она вообще была».

Тим разрубил ствол последним ударом и начал новый разрез.

— О чем вы говорили сегодня утром, мистер Слим? Сегодня она была как солнышко».

Тим улыбнулся. — Теперь она знает, что мы джентльмены.

"Я понимаю."

— Какая жизнь у этой женщины, — сказал Тим, глядя на пустой сарай. «Ни мужа, ни лошади; Корова умерла прошлой весной, а ее собака умерла всего неделю назад, сказала она.

«Нэнси крепкая малышка, но я не могу представить, чтобы она так жила».

Они вошли в дверь и поковыляли по провисшему полу, чтобы посмотреть, как работает женщина. Над пылающим огнем качались две кастрюли, и она резала куски кролика и картошки в один. Другой держал кукурузную кашу. Тим мог сказать по запаху.

— Мэм, — сказал Рыжий, — мы не должны съедать всю вашу еду таким образом.

Женщина закончила резать и бросила последние кости и отходы в треснувшую фарфоровую миску на очаге. Она вытерла руки о фартук и села в кресло-качалку. «Это глупые разговоры. Я могу стрелять в кролика не хуже любого человека, даже из пистолета. Этим летом я вырастил достаточно кукурузы, чтобы прокормить полк и овощи. Потом в деревне в долине есть Старый Бак. Он возглавляет группу членов Союза, часть группы, которую они называют Истинные Герои Америки. Они прячут людей, чтобы им не пришлось сражаться с Повстанческой армией. Ну, у Старого Бака есть магазин, и если мне что-то нужно, Старый Бак мне его дает. «Нейт Флинт заплатит, когда вернется домой», — говорит он. В последний раз я смотрю на него прямо и говорю: «Может быть, Нейт Флинт никогда не вернется домой». А Старый Бак мурлычет, как ворчливая сова, и говорит: «Мэбби, я сегодня вечером упаду с кровати и сломаю себе шею»

. рагу.

Женщина перемешивала кастрюли деревянной ложкой ручной работы. Она попробовала тушеное мясо и села, наклонившись вперед к мужчинам. «Сегодня вечером я закончу пальто», — сказала она. «К утру будет две ночи сна и много еды, чтобы придать тебе сил. Тебе лучше уйти.

Тим сказал: «Мы должны идти, мэм, как бы мы ни хотели остаться. Что касается пальто, вы использовали все свои одеяла, чтобы сшить их?

Брови женщины поползли вверх. «Я никогда не видел таких людей, как вы. У меня осталось два, и одного много. Я имею в виду нарезать другой на полоски и свернуть их для переноски. Вы можете завернуть ступни и ноги, когда снег станет достаточно глубоким, чтобы ткань не протерлась насквозь».

— Но, мэм.

— Это ветреный ад, который вы, мальчики, ищете. Поверь мне на слово. Не будь мягок в своем сердце ко мне».

После ужина женщина склонилась над грубым дощатым столом, стоявшим в углу комнаты, рядом с тюфяком, на котором она устроила себе сон. Она пододвинула лампу ближе и задула пламя. — В следующий раз, когда я спущусь вниз, мне придется выпросить немного масла у Бака. Я могу заплатить ему шкурами животных.

Рыжий почесал бороду. — Почему бы вам не провести зиму в деревне, сударыня? Слим и я беспокоимся, что ты здесь одна.

Ветер свистнул в углу хижины, и вспыхнул огонь, наполнив комнату тыквенным светом и зубчатыми тенями. — Прошлую зиму я провела в деревне, — сказала она, — а эту зиму решила провести здесь. Нейт и я, мы сделали это место собственными руками и несколькими странными инструментами. Когда-то мы жили в деревне, и Нейт охотился. Но все остальные тоже были охотниками, так что мы не могли разглядеть так. Однажды он говорит: «Мы уходим из этой деревни, малышка». Мы построим хижину в горах, где ни один мужчина не сможет меня связать». Она запнулась. — Но, возможно, ты прав.

В мерцающем свете ее глаза стали свирепыми, а рука, сжимавшая стол, побледнела. — Прошлой осенью я был у сарая, когда из горы с шумом и воплем вышли два дикаря, партизан-повстанцев. Они хотели большего, чем еда и питье, не требовалось многого, чтобы увидеть. У меня был мушкет, и я громко крикнул им, чтобы они отвернулись, но они все продолжали идти, смеяться и кричать, так что я отстреливал их, одного сзади, потом другого. Я закопал их вон там, в овраге.

Женщина отчаянно посмотрела на Рэда и Тима. «Правильно ли я поступил? Я никогда не говорил ни одной душе.

Красный кивнул. — Ты дал им шанс отвернуться.

«Я не хотел оставлять их лошадей и зарыл вместе с ними их винтовки. Я шлепнул лошадей по тропе к деревне». Она повернулась к огню. «Я женщина-одиночка. Этого не изменить.

Тим тихо сказал: «Проведи зиму в деревне. Не слишком гордись этим».

На следующее утро все трое проснулись сразу после рассвета. Они занимались своими делами так, словно могли прожить вместе в хижине месяц или два. Тим принес дрова и развел костер. Рыжий накачал воды и поставил котел на очаг, повесил закрытый горшок с месивом на кран, поставил поленья и разбудил огонь. Женщина надела куртку из оленьей кожи и вышла на улицу. Вернувшись, она сказала: «Лоуз, на улице прохладно».

Тим подошел к окну в передней части салона. Рама была сделана так, чтобы держать створку, которая, должно быть, использовалась раньше. Несколько хлопьев краски еще прилипли к дереву. Тим изучал иней, образовавшийся внутри стакана на дне. Кристаллы образовали замысловатый узор, словно призрачные водоросли, застывшие на месте. В утреннем свете кристаллы сверкали, как дробленые бриллианты. Тим отвернулся и взял свою зубную щетку. Он и Ред взяли чашку воды и щепотку соли и вышли на улицу.

После завтрака, когда Тим посмотрел в окно, морозный узор исчез, растворившись в жаре костра. Женщина починила их рюкзаки и закончила пальто. Это были большие тяжелые одежды цвета натуральной шерсти. — Они смешаются со снегом, — сказала женщина.

Она набила рюкзаки мясом и кукурузной мукой. Они могли приготовить кукурузные лепешки. К каждому мешку она привязала длинный моток шерстяного одеяла. После завтрака она встала из-за стола, отошла в угол и достала банку. — Я чуть не забыла кастрюлю, — сказала она. «Не могу готовить без кастрюли».

Мужчины встали и надели пальто, любуясь рукоделием женщины, пока она помогала им надеть рюкзаки. «Я думаю, что из-за пальто лямки завязываются по-другому, чем раньше», — сказала она.

Она свернула одеяла и пончо и закрепила их на рюкзаках длинными ремнями.

Тим сказал: «Вы балуете нас, мэм».

— Старый Смоуки тебя точно не испортит.

Она посмотрела на них и отвернулась. Она надела куртку и сапоги, взяла рукавицы и пару кашне со старого стула без спинки в углу у огня. «Возьмите кашне», — сказала она. — Нейт уходил шутить, когда было тепло. Он сказал, что янки прикроют его одеждой.

Она повесила пару закупоренных тыкв на плечо, а также мешочек и мешочек с мукой. Она взяла мушкет и взяла со стола пистолет. «Рыжая Борода, ты делаешь первый ход с пистолетом».

Ред сказал: «Нет, мэм, кольт останется у вас».

«Я получил мушкет. Он уже надрезан, и я надрежу его снова, если понадобится. Возьми пистолет. Он заряжен, а сверху рюкзака Слима лежит фляжка с порошком и несколько дополнительных шариков.

Рэд протянул руку и взял револьвер.

«Я решил провести зиму в городе». Она посмотрела на Тима. — Именно то, что ты сказал о том, что я слишком горд, изменило мое мнение. Нейт говорил, что иногда я глупо горжусь.

Все трое вышли на улицу, женщина несла мушкет. Когда мужчины повернулись, чтобы попрощаться, она сказала: «Я тоже ухожу».

Рыжая сказала: «Но, мэм…»

Они впервые видели ее улыбку. "Не волнуйся. Я не пойду за тобой в лагерь. Я просто хочу направить вас в правильном направлении.

Земля медленно поднималась, спускалась в неглубокую долину, затем снова поднималась к гребню, выступавшему на фоне неба, как плечо Бога.

Тим сказал: «Возвращайся, если хочешь. Ты можешь указать путь отсюда.

Ее загорелые щеки румянились. Она провела рукой по волосам и вскинула голову. Она посмотрела вверх на хребет, затем вниз, на промерзшую землю. — Я все равно собирался на охоту. Я прогуляюсь с тобой некоторое время. Я не знаю Ноксвилля, никогда там не был, но я знаю, что это такое, хорошо.

Они были закалены ходьбой за последние несколько недель и теперь отдохнули и хорошо поели, так что восхождение было совсем неплохим. Склоны изобиловали горным лавром и женьшенем. Тим подумал, как должно выглядеть это место весной, когда цветут кустарники и ореховые деревья.

Они преодолели полмили по рыхлой скале, глубокой и неуверенной на крутом склоне.

Они остановились на вершине и отдохнули минуту. Ред ухватился за деревце для поддержки, и женщина сказала: «Не доверяй себя маленьким деревьям. Если корни поддаются, они уносят тебя с собой вниз с горы». Она понюхала воздух. «Скоро снег».

173 Рэд сказал: «Этот хребет должен быть в шести милях отсюда или больше».

Женщина оглянулась. Ее яркие глаза скользнули по долине один раз, она взяла мушкет и двинулась вперед.
[174]
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ


К западу неровная земля лежала под их руками, растерзанная головокружительной высотой, простираясь на мили, пока не встретилась с небом. Ветви далеких деревьев, обнажённые холодом и ветром, сплели перистую ткань коричневых и красных, тёмно-фиолетовых, прерываемых тёмно-зелёными елями и соснами; кажутся не больше, чем кусочки мха.

Рыжий стоял, уперев руки в бока, борода его указывала в далекую землю, а на лице читалось удивление и страх, как будто Бог взял его за руку.

Первой отвернулась женщина. В ее лице была любовь. «Именно здесь я в последний раз видел Нейта».

175 Мысль Тима была настолько сильна, что почти произнесла себя вслух. Она знает, что он не вернется.

Женщина указала в направлении, куда они пришли. Слева от грифельно-серой тени на холме далеко внизу они увидели завиток дыма. «Дым из нашей каюты», — сказала она. — Я оставил огонь в очаге, помнишь?

Пока они смотрели на дым, пошел снег. Хлопья были мелкие. Сначала их можно было почти сосчитать, маленькие белые точки. Потом они заполнили даль, и холмы и хребты кругом омылись молочной дымкой. Хлопья пришли быстрее. Теперь они стали больше, и один за другим ориентиры были поглощены белым морем, оставив повсюду только водоворот снега и тишину.

Женщина похлопала свой мешок с мукой. «Пора есть», — сказала она.

Они нашли укромное место в углу скалы, и мужчины собрали сухие сосны для костра. Женщина сняла рукавицы и принялась работать своими быстрыми загорелыми руками, нарезая мясо из кожаного мешочка, висевшего у нее на боку, и подмешивая кукурузную муку в банку.

Когда они закончили есть, женщина выскребла банку, ополоснула ее и нагрела еще воды. Она посыпала желтовато-коричневыми кристаллами сахара, чтобы приготовить что-то вроде батистового чая. — Я бы добавил туда ликера из твоей фляжки, но тебе лучше оставить это на будущее.

Снег теперь падал медленнее. Женщина двинулась на запад. — Холмы, которые мы видели недавно, — сказала она. — Нейт сказал мне, что некоторые из них примерно такие же высокие, как этот, хотя отсюда они не кажутся такими большими. Я думаю, что они такие же ветреные и такие же холодные.

Пока они собирали вещи, снег перестал падать, и воздух снова стал хрустальным. Солнце вырвалось из-за туч и превратило землю в белоснежное одеяло.

[176] Женщина указала на запад. «Видишь тот далекий перевал? Ноксвилл идет по этому пути. Старый Бак сказал Нейту. Старый Бак бывал там много раз. Если бы я спросил его, Бак показал бы тебе дорогу. Вот в чем беда. Бак стар и немного устал. Он должен держать себя в тепле в зимнее время.

Тлеющий огонь послал в воздух тонкий сигнал. Женщина пинала палки, и дым слегка клубился по небу. Женщина пристально посмотрела на мужчин и, увидев, что Рыжая собирается заговорить, молча обернулась и, медленно ступая тем же путем, что и они, пошла вниз по склону уверенным шагом горного существа. Она обернулась и постояла несколько секунд на фоне белизны. Порыв ветра трепал ее волосы, как гриву угольно-черной кобылы. Она подняла руку, отвернулась и исчезла.

Тим как раз собирался потянуться за компасом, чтобы найти направление на случай, если снег снова сомкнется, когда услышал стук копыт лошадей по скале и громкие голоса.

Рэд достал револьвер Кольта и держал его рядом с собой. Звонок стал отчетливым, и хрюканье и разговоры — грубые, как песок — где-то за скалой. Один голос прорвался ясно. «Я думаю, что они просто за этим камнем».

С другой стороны хребта раздался выстрел. Рыжий двигался быстро и бесшумно вокруг скалы, а Тим следовал за ним. Они услышали, как мужчина сказал: «Боже мой!» Ответный выстрел расколол воздух.

Тим и Рыжая медленно поднялись, чтобы видеть за скалой. Двое мужчин спешились. Они склонились над упавшим третьим. Невысокий седой человек, сложенный как горилла, держал винтовку наготове, а другой — молодой темноволосый мужчина — сжимал в руке дробовик. Красный прицелился и попал коротышке прямо в голову. Тело человека рухнуло на землю, а две лошади вскочили на дыбы, заржали и в ужасе рванули. Когда третий человек схватился за узду своего коня, Рыжий выпрямился, держа револьвер. Внезапно он потерял равновесие на скользком снегу и растянулся лицом, пистолет вылетел из-под него.

Тим прыгнул к третьему мужчине и сбил его с ног ударом, от которого его дробовик отлетел в снег. Рэд вскочил на ноги, когда мужчина перевернулся. Он навел пистолет на голову мужчины. Мужчина побледнел и поднял руки.

Тим сказал: «Я позабочусь о миссис Флинт».

Тим пошел по ее следам на снегу. Она лежала лицом вниз, неподвижная темная фигура на фоне яркого света. Пока он шел, онемение двигалось по его ногам, а сердцебиение стучало в ушах, как гром.

Она была тиха, как ночь, и ее пульс был спокоен. Он перевернул ее. Кровь пропитала ее куртку из оленьей кожи и окрасила снег. Большим и средним пальцами он нащупал ее веки и осторожно закрыл ее невидящие глаза.

Он поднялся на ноги, сжимая кулак гнева в груди, и медленно пошел к Рэду и другому мужчине.

Когда мужчина увидел лицо Тима, его начало трясти. Тим протянул руку и взял револьвер. Он направил его прямо в сердце человека. — Кто убил женщину?

— Не я, — выдохнул мужчина.

"Ты лжешь."

Мужчина рухнул на землю, его колени глупо скользили по снегу. "О, нет. Великий Бог, — закричал он, покачиваясь и указывая на коренастого мужчину. — Это был Билли. Конечно же, это было. И даже в этом случае женщина выстрелила первой».

Ред сказал: «Я верю, что он говорит правду».

Мужчина перестал качаться. «Я сказал правду. Они жестоко дразнили меня за то, что я стреляю». Он мотнул головой в сторону дробовика. — Иначе зачем бы они дали мне этот кривой кусок? Мужчина указал на один из своих глаз. «Посмотри сюда, в мой блуждающий глаз…»

Рэд сказал: «Закрой лицо».
[179]
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Ред спал, но Тим был слишком холоден, чтобы спать. Он посмотрел на ветви укрывающего его дерева. Он смотрел в холодное ночное небо. Где-то за соснами светила полная луна. Ветер тихо стонал в ветвях, наполняя долину заунывной музыкой. Яркие звезды ясно мерцали в хрустальном воздухе. Тим выкатился из одеяла и отошел от их лагеря, размахивая руками и работая коленями, чтобы восстановить кровообращение.

Он сидел под открытым небом на зубчатой скале и выбирал обломки созвездий. На западе был Пегас, и если бы он повернул голову, то увидел бы Пояс Ориона над холмом на востоке.

Это была их вторая ночь под звездами после смерти женщины.

Тим сосредоточился на вещах, которые ждали впереди. Он мечтал о доме, о катании на санях и коньках на пруду за школой и оттаивании в кузнице.

Теперь он вспомнил зиму, настолько холодную, что река полностью замерзла. Он и Питер Глисон проехали на коньках всю дорогу до другой стороны. Холод был в порядке, если можно было отогреться, сидя у огня с чашкой шоколада в руке.

Впервые он позволил себе вспомнить то, что произошло на хребте.

Они сняли патроны с убитых и забрали их огнестрельное оружие. Они оставили тела там, где упали. Они приказали третьему человеку сесть на лошадь и отправили его в путь, изливая поток благодарностей за то, что он сохранил ему жизнь.

Земля промерзла, да и инструментов для копания у них не было, так что они похоронили миссис Флинт под пирамидой из камней, а ее мушкет поставили дулом вниз на груду камней.

Когда они повернулись, чтобы уйти, Тим снова оглянулся, откуда они пришли. Дым все еще клубился над кабиной.

Тим снова посмотрел на звезды, пытаясь вспомнить, какие изображения они сделали и какая из них была правильной стороной. Затем он бросил это и вернулся к своему одеялу. Лежа, он вспомнил далекий весенний день, когда он гулял с Кэт. Внезапно она подобрала юбки и побежала.

Он вспомнил, что был в торжественном настроении. Почему-то он не уловил ее дух. Она стояла на дорожке и ждала его, внезапно посерьезнев, пытаясь разделить его серьезность.

Теперь он закрыл глаза, и ее лицо прояснилось. Он закутался в одеяло и заснул.

Тим проснулся до того, как солнце осветило холмы. Ночью выпал снег, и их одеяла и пальто посыпались хлопьями. Тим посмотрел на свои ноги, завернутые теперь в полоски шерстяного одеяла. От холода у него онемели ноги и руки, и когда он ощупывал свое лицо, оно казалось ледяным.

Он разбудил Рэда, и они приготовили завтрак. Покончив с едой, они двинулись в белоснежную пустыню. Пройдя час или около того, они подошли к ручью, который бежал через ущелье в долину внизу. Их путь лежал через ручей, и они разведывали его, чтобы найти переправу, когда Тим заметил что-то движущееся среди деревьев в долине внизу. Он схватил Рыжего за рукав, и вместе они смотрели, как три всадника двинулись на юг по долине. Всадники были в нескольких сотнях ярдов внизу, но воздух был чист, и солнце освещало их мундиры. На этот раз сомнений не было. Это были солдаты янки.

Рэд сложил руки чашечкой и закричал. Всадники остановились, подняв лица. Тим взмахнул руками над головой, и они с Редом небрежно прыгнули в воду. Они бежали вниз по холму, скользя и скользя по заснеженной скале, их огнестрельное оружие стукалось о пальто, которое сшила им миссис Флинт. Концы их кашне хлопали позади них.

Подойдя к всадникам, они заглянули в дула огнестрельного оружия янки.

Один держал пистолет. Он не носил видимых знаков различия. У него была черная остроконечная борода и блестящие глаза. Козырек его шапки торчал из-под синего вязаного шарфа, повязанного вокруг головы. Он нес меч в ярко отполированных ножнах. — Остановись, — сказал он, — и подними руки. Кто ты и откуда пришел?»

Красный назвал их имена. «Мы сбежали из тюрьмы в Колумбии, Южная Каролина. Мы пришли через горы».

Мужчина слабо улыбнулся, изучая их пальто.[182] — Похоже, тебе могли помочь по дороге.

Тим кивнул. «Без помощи мы бы не выжили».

Один из мужчин был сержантом. У него были большие усы песочного цвета. Рядом с ним, немного натянуто сидя на лошади, сидел очень молодой человек, напомнивший Тиму рядового Грина. У обоих были винтовки.

Человек с пистолетом, должно быть, офицер, повернулся к молодому человеку. — Капрал, освободи джентльменов от оружия.

Когда капрал спешился, офицер пристально посмотрел на винтовку и дробовик. Ред сказал: «Мы оба носим револьверы в правых карманах курток».

Когда капрал взял их за оружие, человек с пистолетом посмотрел прямо на Тима. «Откуда у тебя винтовка, дробовик и пистолеты?»

«У нас был бой с партизанами в горах. Наш гид застрелил одного, а лейтенант Келли застрелил другого. Третий был плохим оправданием для мужчины. Мы взяли его дробовик и отпустили».

Офицер подробно расспросил их об их захвате и попросил предъявить удостоверения личности. Они показали ему свои документы, расстегнули пальто и показали изодранную форму. Когда офицер убедился, что они не дезертиры и не шпионы, он спрятал свой пистолет в кобуру и указал на человека с усами песочного цвета. — Это сержант Скалли, а человек, который вас обыскивал, — капрал Симмс. Я капитан Платт. Я благодарен, что мы нашли тебя живым. Мой отряд расквартирован на ферме верного юниониста, к северу отсюда. Человек ушел на войну. Мы отдыхали некоторое время с его женой и детьми. Мы отправляемся в Ноксвилл завтра. Мы возьмем тебя с собой.

Тим сказал: «Мы слышали, что Ноксвилл находится в осаде».

«Осада была снята в начале декабря».

[183] Рэд спросил: «Куда ты бежал, когда мы тебя увидели?»

Капитан рассмеялся. — Мы собирались найти дерево.

"Дерево?"

Сержант усмехнулся. «Завтра Рождество».

Красный сказал: «Ну, представьте себе. Вы сказали, что на ферме были дети?

«Три девочки и два мальчика. Привлекательные маленькие дьяволята. Капитан посмотрел на ноги мужчин, стоявших на снегу. «Вы, должно быть, умираете от холода. Сержант Скалли и я отвезем вас обратно и посадим у костра. Капрал Симмс может найти нам дерево.

Капрал тронул фуражку. Когда он улыбался, он был еще больше похож на Грина. — Вы можете мне доверять, сэр. Другие мальчики забрали бы мою шкуру, если бы я вернулся с тощим [184]деревом».

Постскриптум:

капитану Чемберлену, на истории которого основана эта книга, повезло меньше, чем лейтенантам Брэдфорду и Келли. Он был снова схвачен и возвращен в цепях в тюрьму Ричленда, где находился в заключении до конца 1864 года

. У его истории есть продолжение.

Капитан Чичестер, офицер Конфедерации, которому Чемберлен сдал свой меч, пережил войну и дожил до 1900 года. Одним из его последних желаний было, чтобы меч капитана Чемберлена, который Чичестер ценил при жизни, был возвращен его первоначальному владельцу. Капитан Чемберлен умер семь лет назад, но шпага была возвращена его вдове. Он до сих пор является гордостью семьи Чемберлен.

Во время возвращения меча в газетах Чарльстона и Хартфорда были статьи, рассказывающие о храбрости обоих мужчин, их опыте в битвах и судьбе меча.

По почти мистическому совпадению отец капитана Чичестера родился в Коннектикуте, а девичья фамилия его матери была Чемберлен. Оба капитана родились в один год с разницей в два месяца.
[186]

Благодарность

Миссис Рут С. Норт и Родман У. Чемберлен, двое из десяти детей капитана Чемберлена, особенно помогли собрать материал для этой книги. Большинство томов, перечисленных в библиографии, были найдены в Нью-Йоркской публичной библиотеке, и я должен поблагодарить г-на Гилберта А. Кэма за то, что он предоставил в мое распоряжение помещения Фредерика Льюиса Аллена, чтобы я мог место для учебы и работы из этих томов.

Спасибо моему брату Дункану Берчарду за информацию о стрелковом оружии периода Гражданской войны и моему другу Виктору Дарнеллу за проверку моих описаний кораблей ВМФ.

Спасибо за сердечную помощь Кейт Свифт и Джеймсу Пикерингу из Американского музея — планетария Хейдена.

Особая благодарность моим друзьям в Южной Каролине: Джеку Сноу с острова Святой Елены и Говарду Даннеру из Исторического общества Бофорта, Роберту Оксу, заведующему кафедрой истории Университета Южной Каролины, Лестеру Инабинетту из Южного Библиотека Каролиниана и Вирджиния Ругхаймер из Чарльстонского библиотечного общества.
*
Сэйбр, GE, Девятнадцать месяцев в плену.
Американская новостная компания, 1865 г.

BY PETER BURCHARD
To the memory of Captain V. B. Chamberlain Seventh Connecticut Volunteers
*
CHAPTER EIGHTEEN

The lamp burned low in Tim’s room. He stood still for a moment, studying the place. The door at the back must be a closet. He took off his boots and put them on the hearth and padded over to take a look. The floor boards creaked but he didn’t care. Sounds in the room would go unnoticed for a little while.

He opened the door without a sound. The closet was empty and there was a door at the back. Tim tried the knob but the door was locked. Boots sounded on the floor beyond and he heard a tapping on the other side. He answered the tapping and heard the stealthy turn of a key. The knob moved and the door opened and Red whispered, “You game for a try?”

“Let’s watch and listen for an hour or so.”

Red shut the door on his side of the closet but Tim left his ajar. He walked without stealth, as he might if he were preparing to go to bed, and set to work packing his haversack with the things that by now were warm and dry. There was a big tin of matches on the bedside table. He put it into his haversack and rolled his blanket and laced[150] it across the top of the sack. He cleaned his teeth with a bit of salt, regretting the loss of the taste of the dinner, and packed the brush. He raised the lamp chimney and blew out the flame, opened both windows a crack and hung his blouse on the polished bedpost.

He lay on the bed with his feet toward the pillows, his chin cupped in his hand, and looked into the cold December night. In the hall there was a scraping of chairs and mumbled talk. Tim heard MacNeil bidding the guards good night, and then there was quiet.

He thought, If we don’t act now we’ll be back in jail by tomorrow night. He felt his heart thumping against his ribs. If Kane had no sentries outside the house, they would make an attempt. They could jump to the ground.

Tim moved to the window that faced the west.

The scene was lit by a crescent moon. The leaves on the ground were stirred by gusts of chilly wind, and deep shadows lay across the grass.

Lamplight winking beyond the trees showed Tim that the center of the village must be a half mile or so northwest.

As he traced the wagon road to the edge of the trees he heard the sound of hoofs on the frozen ground and a rider came around the bend, big in the saddle and turning his head to left and right. The rider was Kane, there was no doubt of that.

As Kane came close Tim thought he saw an unlit lantern in the man’s left hand, ready to be used as a signal perhaps. Kane was apparently doing the job himself. He passed the house, then shortly appeared again, riding back the way he had come. Before he reached the bend in the road he turned to the right and rode into a field to the west of the house. He paused in the middle, then cut back to the road again and disappeared behind the trees.

[151]Tim felt suddenly cold and began to shiver. He moved quietly back to the bed, put on his blouse and lay down to wait.

In less than an hour Red tapped at the door again. Tim had watched Kane make another tour much like the first. But now he was gone and everything was still.

Tim went to the door and whispered to Red, “You’ve seen Kane, of course.”

Red nodded. “But I think my sentry has gone to sleep, and there’s a door from this room to a storeroom at the back. If we drop to the ground behind the house, we can retrace our route for a mile or so to confuse the dogs.”

“Then go for the railroad as we did before. They’d hardly expect that we’d do that.”

As Tim grasped his boots and his haversack a floor board creaked. He stood stock still for half a minute, then moved through the door.

“Put on your haversack,” Red whispered. “We may have some running to do.”

They watched while Kane made another circuit of the farm, waited awhile and passed into the storeroom through a very small door. The window of the storeroom faced the back but it was smaller than the other windows of the house. Below it was a small shed roof. “That’s a bit of luck,” Red whispered.

They struggled through the window and dropped to the roof and then to the ground with what seemed like a terrible chorus of noises. They stood for a moment, then moved along the back of the house. As they rounded the corner and started across the side yard MacNeil’s dogs set up a racket in an outbuilding beside the barn. The fugitives broke into a run, keeping the house between them and the place where they had last seen Kane.

They gained the shelter of a stand of pines and paused[152] to look back. Kane soon rounded a corner of the house, clearly confused as to which way to look. He reined in at the back of the house and looked toward the north, then dismounted, ran up the steps and rapped on the door.

Tim and Red retreated into the trees. When they topped a little rise they ran along the road heading south.

Just past a curve they found the place where the cows had crossed. Here they left the road and cut to the west across the field and through the grove of scrub oak and pine.

As they ran down the hill they could hear the hounds. They reached the little brook and ran in the water for a hundred yards or so until the sound of the dogs was disturbingly close. Then they dashed up the ridge toward the railroad track.

They approached the track. They were gasping for breath and the baying of the hounds was sharp in their ears. Lanterns bobbed at the bottom of the hill. The hopelessness of flight struck Tim with sickening force.

When they reached the track a new sound broke the air. The fugitives listened and the sound came again, the shriek of a whistle off to the south. Without a word to each other they jumped the track and ran like madmen along the embankment. Now the hounds were close, their baying rose above the roar of the approaching engine. A shot rang out.

The train moved toward them, lumbering along at what seemed a snail’s pace. The engineers must have seen the hunters. The whistle shrieked repeatedly.

Tim looked over his shoulder and before he knew it the towering funnel stood above them, belching smoke and flame. The light of the headlamp flooded the rails.

Now the hounds were just across the track, and Kane’s figure rose in his stirrups as his horse shrieked and reared[153] in fright. Tim ran at top speed, leapt to a flatcar and hung on for his life. He worked himself onto the car, sank to the planks and rested a moment before he looked back.

The car behind was a flatcar, too, and Red was clinging to a stanchion in the middle of the car. Tim jumped to his feet, and above the thunder of the rolling cars the whine of a bullet split the air. He jumped the coupling, stumbled over some loose timber and grasped Red’s arm, pulling upward with all his might. The ground slid past his vision like a crazy quilt. Something gave way and he lost his footing. He fell backward and hit the flatcar with sickening force.

At first his eyes were sightless and there was terrible thunder in his ears. Someone was shaking him and slapping his cheeks. He opened his eyes and saw Red bending over him. Tim said, “I thought I’d lost you.”

Red pointed to his ears and shook his head to show he couldn’t hear.

Tim lay still for a while. His head was splitting. When he raised it the light of the moon touched Red’s face. Red’s hair was wild and his cheek was cut and streaked with blood.

As they rounded a curve Tim sat up and took in their situation. Ahead of the car he had boarded was one boxcar, shielding them from the fireman and the engineer. Behind, there were three more boxcars. A red lantern marked the end of the train but apparently nobody rode the last car. All the cars must be empty. They bounced and jerked until it seemed they would jump the track. A good horseman might keep up with the train for a while in open country, but he would find it hard in country like this.

They had not traveled far when they entered a wood where the trees pressed close on either side.

Red shouted, “How far to the end of the line?”

[154]“Thirty-five or forty miles at most.”

The train thundered onto a wooden trestle. The trestle groaned and the fish joints set up a chorus of screams. A milky mist rose from the dark, still waters surrounding the roots of the swollen trees. It drifted thinly through the moss and vines that hung unmoving in the chill night air.

Red reached under his blouse and pulled out his watch. The cracked crystal glinted in the dim light. He stopped up one ear and pressed the watch against the other, grinned and nodded. “Better ride less than an hour, I should think.”

The train jumped so much and the light was so bad that they couldn’t read the hands through the cracks in the glass. Tim faced the rear of the car and lit a match. It was just past ten. He blew out the match. “Let’s jump at ten to eleven.”

As the train left the trestle it slowed to pass through a sleeping village, then gathered speed again. Red asked, “You want to sleep?”

Tim shook his head and lay on his back and watched the moon and the stars standing in the heavens as the train barreled through the night. When they next lit a match it was quarter to eleven. Tim was uneasy. It seemed to him the train was slowing down. He said, “Let’s jump.”

Red got to his feet. “I’ll go first. Jump wide.” He gripped a stanchion and watched the ground below them, blurred by the speed of the train. The land was flat and grassy with a thicket here and there. Red reared back and jumped into the wind and Tim followed, flexing his knees against the shock of the ground. At the moment of jumping, the air sucked him back while the train roared on. He hit the ground and rolled clear of a patch of undergrowth. He felt as if one knee was twisted but when he got to his feet it seemed all right.

[155]Red came out of a bramblebush, cursing and laughing. Tim stood up. The strap of his haversack had broken and some of his clothes were scattered on the ground. He fumbled for them while Red fixed the strap by tying the ends together with a clumsy square knot.

As the thunder of the train became a distant rumble Tim pointed north across the dark landscape to the shapes of the hills beyond. “If we walk fast, we’ll be at the border by dawn.”

Red hooked his hands around the straps that held his haversack. “And what does it look like, Timmy boy? Is it a bright green ribbon twenty feet across?”
[156]
CHAPTER NINETEEN

As the sky grew light in the east they came to the edge of a rolling pasture. They climbed a knob of land but couldn’t see a farmhouse or a barn or any other signs of life, so they walked in the pasture at the edge of a wood. They topped another rise and there was a tethered cow. It seemed she had been there all night. Her udder was bulging and her teats touched the tips of the winter grass. Red’s eyes sparkled. “The poor thing is suffering something terrible, carrying such a load of milk.”

Tim moved up to the cow, clucking and talking in a soothing voice. He took the tin cups and kneeled in the grass and milked. They drank and milked, and mixed milk with rokeeg and ate a ration of mush. Tim filled their canteen and then, in a spirit of fun, he milked straight into his mouth.

He got to his feet and patted the cow and she turned her head and gave him a gentle bovine stare. Tim said, “I wish we could take her along.”

“Might cramp our style when we cross the mountains.”

A shout broke the air and they saw a man about two[157] hundred yards to the east, running with a shotgun in one hand and a milk pail in the other.

As they crashed into the cover of the nearby trees they heard a bang and Red was seized by a frenzy of high-spirited mirth. “The man’s ungrateful, that’s what he is.”

They walked for an hour or so and sat on a patch of grass to rest. The day had dawned clear and warmer. Tim reached for the map and spread it out against his knee. They had made good time the night before, heading straight north over level, lightly wooded country, following a road for a while and crossing a deep-cut river on a stout wooden bridge. The night had been just right for walking; just nippy enough to give them spirit. They must be close to the border now.

Tim marked an X where he thought they were and read the compass. They had kept the Broad River on their left to a point a few miles south of MacNeil’s farm. There the river had parted from the northwesterly direction of the track, flowing straight down from the north. They had crossed it on a high bridge. Now as they moved due north they would strike the river again just after they crossed into North Carolina. They made up their minds to follow the Broad until they reached the foothills of the Blue Ridge.

In the mountain country Kate’s map seemed less than complete, but on the far side of the mountains, in the upper left-hand corner of the map, KNOXVILLE was neatly lettered. The railroads and roads that converged on the city were clearly shown.

As Tim put the map away he slapped at his pocket and remembered that Kane still had his diary and album of photographs.

Tim didn’t mention his loss to Red. He lay back on the grass and closed his eyes and tried to bring Kate’s face to[158] mind. He started by remembering her photograph but that didn’t work. He thought of how she walked and danced and the way she turned her head. That brought her alive but try as he would he couldn’t make her face come clear.

Red chewed the end of a piece of grass. “A penny for your thoughts.”

“You don’t have a penny.”

“I’ll owe it to you.”

“I wouldn’t have you carry a burden of debt.” Tim opened his eyes, sat up on the grass and watched a little gray bird fluttering and chirping in the underbrush. “I was trying to remember Kate’s face but it wouldn’t come clear.”

“Nancy’s face doesn’t often come clear any more.” Red stood up. “We better find cover and sleep a while.”

“We’ve been lucky. I hope it will last.”

They walked until they found a grove of pines and laid out the poncho and blankets and slept until just after noon. Then they found a little stream and drank and doused their heads and moved on without eating. They were keeping the milk to mix with rokeeg at suppertime.

That evening the sky began to cloud. During the day they had circled some cabins but they hadn’t seen a road or a town. Now, as it began to grow dark, they came to a road that ran northwest and decided to follow it.

When they had traveled a mile or two they rounded a bend and a young colored man and his girl appeared before them in the middle of the road. The girl shrank back, and the man stood rooted to the ground, staring at the strangers.

“You have nothing to fear,” Tim said.

The young man said, “Please don’t tell you saw us here.”

Red laughed and moved closer. “If you won’t tell that you saw us here.”

[159]The young man lowered his head and strained his eyes. “Lordy, you wearin’ uniforms.”

The girl trembled so hard she could barely speak. “What would Yankees be doin’ here?”

Tim said quietly, “We’re making our way north. We haven’t had an easy time.”

The man studied their tattered uniforms. “Well, I guess not,” he said. “Wish we could help you, but all the colored folks hereabouts mus’ be inside by sundown.”

Red said, “You can help us most by forgetting you saw us. Have we crossed into North Carolina yet?”

“No, Massa. Old North State is one mile more.” The man looked down at his bare feet. “I thought to go north to fight for Massa Linkum, but I got no shoes.”

The girl turned to her man. “Don’t go away,” she pleaded softly.

Red’s face was serious. “You better not try it without any shoes.” He looked into the shadows. “Will we be safe if we travel this road?”

The young man turned and motioned with his arm. “Go lef’ when you come to the fork. Hide in the trees if you hear a soun’.”

As the white men started down the road the girl called after them, “God keep you safe.”

On the morning of the third day after they had crossed into North Carolina they slept at the bottom of a broad cleft in a massive rock. At the top of the rock the rift was narrow so that the crack formed a sheltered cave. The floor of the cave was dry and the men were tired. They slept much later than usual.

Tim was awakened by a violent cramp. They had eaten the last of their food two days before. He lay on his back[160] and stared at the walls of rock. It was bitter cold. If they hoped to go on they would have to find food by nightfall.

Tim studied Red’s face, thin and sunken under his bristling beard. Red stirred in his sleep and moaned and settled down again. Tim bent his knees and sat up, stretched, and crawled to the mouth of the cave. The ground outside was in the grip of a heavy frost.

Tim faced a long, steep hill dotted with poplar and spruce. At the bottom of the hill, in a winding valley, a river glistened in the afternoon sun and the sound of running water came to his ears. Beyond the valley, above the delicate fringes of purple and gold, a mighty ridge stood proud against the sky.

Last night and in the early hours of this morning they had traveled fifteen miles or so without a halt, pushing onward to forget their hunger and bring themselves nearer to people who might help. Behind them was their first high ridge. They had crossed it in the blackness of a cloudy night, hardly aware of the dizzying heights until they reached the top. Then, looking back, they saw the shapes of the cliffs and rocks tumbling downward into the darkness, giving them sudden vertigo.

The country ahead was wild and rugged. If they had a rifle they could live on game, but as it was they could only hope for a chance to beg.

As Tim idly studied the valley below he thought he heard a voice. He listened closely. It must be his imagination. There was nothing now but the sound of water, the squawk of a crow on the wing. It came again, louder at first, then carried away on the wind.

In a minute or two Tim heard horses breaking the underbrush across the river. Through the trees he could see a column of cavalry wading in, pausing in the middle to water their horses.

[161]With the sun in his eyes and from this distance it was hard to see their uniforms, but they were gray, not blue, that much was certain.

Tim slipped back into the cave and shook Red’s arm. Red pulled back and turned away. Tim shook his shoulder and Red sat up suddenly, wild-eyed, as if he’d been having a nightmarish dream.

Tim pressed his hand to his lips and motioned to Red to come with him to the mouth of the cave. Red shook his head and blinked, then crawled up and perched beside Tim. The cavalrymen had begun to ride up the hill, moving now at a pretty good clip, away from the cave. Red squinted dazedly into the sun. “Those are Federal uniforms!”

There was something wild in his voice. He gave a shout and jostled Tim as he burst free of the cleft in the rock and stood in full view. He was raising his hands to his mouth, to shout again, when Tim gave him a shove and knocked him to the ground. As Red rolled over, angry and surprised, Tim pinned him to the ground. “Those riders are Rebs.”

Red glared and tried to roll free, then suddenly relaxed. “Are you positive?”

“Positive. I was watching them before I woke you.”

Tim peered around the rock to see if the riders had heard Red’s shout but the last one was just disappearing behind a little rise, going the same way as before.

Red sat up with a haunted expression on his face. He spoke softly without turning around. “Did they hear me shout?”

“Apparently not.”

Red was breathing hard. He didn’t speak.

Tim sat down nearby, quiet for a minute or two before he spoke. “I shouldn’t have wakened you suddenly.”

[162]Red’s eyes rested on the valley, watching for signs of other horsemen following the first.

Tim said, “It could have been I who did that.”

“But it wasn’t. You’re just as hungry, but not so hungry that you made yourself see ghosts.”

“I’d been awake. I had time to consider.”

“But think of a man like Kautz for instance. Can you imagine him doing what I did just now?”

“He might have made the same mistake.” Tim smiled. “Kautz would have convinced me I was wrong.”

“Not likely he would have made such a devilish big mistake.”

“Kautz was a professional soldier. When you and I were fighting men we made ourselves think as soldiers think, but Kautz thought that way every minute of his life.”

“You mean we aren’t soldiers any more.”

“We’re the hunted, not the hunters, now. It changes a man. It frightens me sometimes when I lie awake in the gray light of dawn.”

Red smiled at last. “I wonder where Kautz is now.”

“God knows. Maybe back with the Seventh again.”

“I hope he is.”

Red squinted into the lowering sun. “Let’s push on until we drop.”

“We should take a chance, if we see a cabin,” Tim said. “Another day without food will finish us.”

“We better not knock on any cabin doors after dark. Someone’s liable to shoot first and ask questions later.”

The cavalry detachment had made them wary. They kept a careful watch as they approached the crossing and waded in. They followed the trail the horsemen had used until it branched east. There was plenty of water and they drank as often as they found a spring or a mountain stream.

[163]As the shadows of night crept up the ridge the men were so tired they could barely move. They were thinking of resting when Red noticed a pinpoint of light in the gloom several hundred yards beyond them in the direction of the ridge. “Our fate lies there,” he said. “Before we’re tempted to knock on the door we better bed down for the night.”

They woke before dawn. There wasn’t a sign of the light in the trees, so they waited until the sky turned pink in the east. As they gathered up their things and made themselves ready it seemed to Tim that he felt even worse than he had last night. The cold sliced into his bones and the landscape swam before his eyes. He noted that Red must feel the same. He swayed as he struggled with his haversack. Tim felt the beat of his heart as they started walking through the trees.

They hadn’t traveled three hundred yards when they found themselves at the edge of a clearing. There were stumps all around. The trees had been cut, maybe two or three years before, and some of the land had been farmed. In the middle of the clearing was a cabin. A curl of wood smoke twisted away from the chimney, carried off on the morning breeze. Behind the house was an outhouse and a shed, both rudely built.

The soldiers moved up slowly with their hands held away from their sides. When they were halfway up the slope a woman came around a corner of the cabin. At first Tim thought she was unarmed. Then he saw a pistol in her hand. Her voice came strong. “Straighten up and come along.” When they were closer she said, in the purest mountain accent, “I saw men play at bein’ tired before.” Then she cocked her head and strained forward. “No, by gum, yer not play-actin’ at all.”

The men stood on the frozen ground, swaying slightly,[164] waiting for the woman to make the next move. She was of medium height and probably no more than twenty. She wore a Mother Hubbard of rough homespun cloth drawn tight across her breasts, cinched in at the waist with a man’s wide leather belt. Her raven hair hung loose to her shoulders and her skin was tanned. She looked at them hard with piercing black eyes.

Tim looked down at the gun in her hand. It was a Colt revolver, cocked, well oiled and in good condition. The hand that held it was muscular but a woman’s hand nevertheless. Neither man lowered his eyes before her gaze.

At last she spoke again in her husky twang, more quietly than before. “You are the saddest, mos’ miserable pair of hounds I ever saw. Surely those cain’t be soldiers’ uniforms.”

Neither man spoke.

She looked at Red. “You got a tongue, Redbeard?”

Red smiled faintly. “Too tired to use it, ma’am.”

“Well at least you got one.” She turned to Tim. “You Slim, you got a tongue? Tell me what yer doin’ here.”

“Making our way across the mountains, ma’am.”

“Now don’t you s’pose that’s plain? What I mean, are you Yankees or Rebels? That’s what I have to know.”

Neither man answered.

“Now you don’t know which one I am or why I should give a hang at all.” She tossed her head. “Tell you what I’ll do. Without my help you’ll never cross the Smokies alive. If you answer wrong, I’ll send you on yer way.” She squinted and smiled a humorless smile. “I’d like the truth.”

Red stood straight and looked right into the woman’s eyes. “We’re Yankee soldiers, ma’am.”

The woman’s expression barely changed. “I thought as[165] much, though I never did see a Yankee uniform. Old Buck helped other Yankees cross the mountains back last summer.”

The woman’s face was still hard but she said, “Lordy, you boys are shiverin’ somethin’ awful. Come along inside.”
[166]
CHAPTER TWENTY

The men slept fully clothed on a wide bunk bed on a big straw mattress. Tim stirred in his sleep, opened his eyes and propped up on one elbow. The big, brown room was warm. The woman still sat in her high-backed rocker, her sewing in her lap and her revolver glinting in her hand. She was looking straight at Tim.

She had nursed them like a mother since yesterday morning, cooking for them and mending their clothes, and making them rest to get back their strength.

She had spent most of the time making overcoats from blankets. She had cut and sewn as if the devil were after her, working with unbelievable speed.

Tim swung his feet to the floor and pulled his boots on. He stood on the rough plank floor. Red still slept. Tim walked to the hearth, put on a couple of logs and stirred up the embers. He stood with his back to the fire. His eyes rested on the revolver in her hand. “You won’t be needing the pistol to keep us in line.”

The woman raised her eyes. “Are all Yankee soldiers like you and Redbeard, good mannered and kind?”

[167]“I guess not, ma’am. You told me your husband and some other men from these parts had joined with the Yankees in the West. We aren’t the only Yanks you’ve seen.”

She almost spat. “Why they’re not Yankees like you at all. They’re mountainmen.” She threw back her head and laughed. “You and Redbeard are men, don’t get me wrong. Just a different breed, that’s all.”

She put her revolver deliberately on the table by her chair. “All right,” she said. She looked into the fire, seeming softer and more womanly now.

Late that afternoon she brought in some rabbits to butcher for stew. Red went out with Tim to cut and carry firewood. They went to a tree that had fallen close to the little privy. Tim took the first turn with the ax. The blade bit the bark and Red said, “Funny how she settled on our names right away, Redbeard and Slim. That’s pretty close. But she’s not much of a one for names. Just Missus Flint. We were lucky to find out what name she went by at all.”

Tim severed the trunk with a final blow and started another cut.

“What did you talk about this morning, Mr. Slim? She’s been like sunshine today.”

Tim smiled. “Now she knows we’re gentlemen.”

“I see.”

“What a life the woman has,” Tim said, looking at the empty shed. “No husband, no horse; cow died last spring and her hound died just a week ago, she said.”

“Nancy’s a sturdy little thing, but I can’t imagine her living like this.”

They swung through the door and stumped across the sagging floor to watch the woman work. There were two pots swinging over the blazing fire and she was cutting[168] chunks of rabbit and potato into one. The other held corn mush. Tim could tell by the smell.

“Ma’am,” Red said, “we shouldn’t eat up all your food this way.”

The woman finished cutting and threw the last of the bones and waste into a cracked china bowl on the hearth. She wiped her hands on her apron and sat in her rocker. “That’s foolish talk. I can shoot a rabbit as good as any man, with a pistol even. This summer I grew enough corn to feed a regiment and vegetables too. Then there’s Old Buck in the village in the valley. He heads up a bunch o’ Union men, part of a band they call True Heroes of America. They hide men out so they won’t have to fight with the Rebel Army. Well, Old Buck has a store, and if I need a thing, Old Buck gives it to me. ‘Nate Flint’ll pay when he comes home,’ he says. I look at him straight last time an’ says, ‘Maybe Nate Flint will never get home.’ And Old Buck purrs jus’ like a hooty owl and says, ‘Mebbie I’ll fall outa bed tonight and break my neck.’”

The men settled on a bench across from the rocker and all three were quiet, just sniffing the strong aroma of stew.

The woman stirred the pots with a hand-cut wooden spoon. She tasted the stew and sat down, leaning forward toward the men. “Tonight I will finish the coats,” she said. “By morning it will be two nights of sleep and plenty of food to give you strength. You better go.”

Tim said, “We have to go, ma’am, much as we might like to stay. About the coats, have you used all your blankets to make them?”

The woman’s brows went up. “I never did see such men as you. I got two left, and one’s aplenty. I mean to cut the other one into strips and roll them for carrying. You[169] can wrap your feet and legs when the snow gets deep enough that the cloth won’t wear right through.”

“But, ma’am.”

“It’s windy hell you boys are lookin’ for. Take my word. Don’t be soft in your heart toward me.”

After supper the woman leaned over the rough plank table that stood at the side of the room, near a pallet she had made herself to sleep on. She pulled the lamp close and blew out the flame. “I’ll have to be beggin’ some oil from Buck the next time I go down. I can pay him with animal skins.”

Red scratched his beard. “Why don’t you spend the winters in the village, ma’am? Slim and I are worried about you being alone up here.”

The wind whistled at the corner of the cabin and the fire blazed up, filling the room with pumpkin light and jagged shadows. “I spent last winter in the village,” she said, “but I figured to spend this winter here. Nate and I, we made this place with our own two hands and a few odd tools. We lived in the village once and Nate used to hunt. But everyone else was a hunter, too, so we couldn’t make out that way. One day he says, ‘We’re cuttin’ loose from this village, little girl. We’ll build a cabin in the mountains where no man can tie a string on me.’” She faltered. “But you may be right.”

Her eyes grew fierce in the flickering light and her hand went pale where it gripped the table. “Jus’ last fall I was out by the shed when two wild men came hoopin’ and hollerin’ out of the mountain, Rebel guerillas they was. They wanted more than food and drink, it didn’t take much to see. I had my musket and I yelled loud and clear for them to turn away but they jus’ kep comin’, laughin’ and hollerin’, so I picked them off, the one behind and[170] then the other. I buried them in the ravine over yonder.”

The woman gave Red and Tim a desperate look. “Did I do right? I never told another soul.”

Red nodded. “You gave them their chance to turn away.”

“I didn’t want to keep their horses, and I buried their rifles with them. I slapped the horses off down the trail toward the village.” She turned to the fire. “I’m a one-man woman. There’s no changin’ that.”

Tim said quietly, “Spend the winter in the village. Don’t be too proud for that.”

Next morning all three woke just after dawn. They went about their chores as if they might have lived together in the cabin for a month or two. Tim fetched wood and built a fire. Red pumped up water and set a kettle on the hearth, hung the covered pot of mush on the crane, put on logs and stirred the fire to life. The woman put on her doeskin jacket and went outside. When she came back she said, “Laws, it’s nippy outside.”

Tim went to the window in the front of the cabin. The frame had been made to hold a sash that must have been used before. A few flakes of paint still clung to the wood. Tim studied the frost that had formed inside the glass at the bottom. The crystals had made an intricate pattern, like ghostly seaweed frozen in place. The morning light made the crystals sparkle like crushed diamonds. Tim turned away and fetched his toothbrush. He and Red took a cup of water and a pinch of salt and went outside.

After breakfast, when Tim looked at the window, the pattern of frost had disappeared, dissolved by the heat of the fire. The woman had mended their haversacks and finished the overcoats. They were great, heavy garments,[171] the color of natural wool. “They’ll blend with the snow,” the woman said.

She packed the haversacks with meat and cornmeal. They could make corncakes. She tied a long coil of blanket wool to each sack. After breakfast she got up from the table and went to a corner and brought out a can. “I almost forgot the cookin’ pot,” she said. “Can’t cook without a pot.”

The men got up and put on the coats, admiring the woman’s handiwork while she helped them on with the haversacks. “I reckon the coats make the straps set different than before,” she said.

She rolled the blankets and the poncho and secured them over the packs with lengths of thong.

Tim said, “You’re spoiling us, ma’am.”

“Old Smoky won’t spoil you none, that’s sure.”

She looked them over and turned away. She put on her jacket and boots, took some mittens and a couple of mufflers from a backless old chair in a corner by the fire. “Take the mufflers,” she said. “Nate went larkin’ off when it was warm. He said the Yanks would fix him up with clothes.”

She hung a pair of stoppered gourds around her shoulder and a pouch and a little sack of meal. She picked up her musket and took the pistol from the table. “Redbeard, you take first turn with the pistol.”

Red said, “No, ma’am, you keep the Colt.”

“I got the musket. It’s notched already and I’ll notch it agin if I must. Take the pistol. It’s loaded and there’s a flask of powder and some extra balls at the top of Slim’s pack.”

Red put out his hand and took the revolver.

“I decided to spend the winter in town.” She looked[172] up at Tim. “It was what you said about bein’ too proud that changed my mind. Nate used to say I was foolish proud sometimes.”

All three went outside, the woman carrying the musket. When the men turned to say good-bye she said, “I’m goin’ too.”

Red said, “But, ma’am....”

It was the first time they had seen her smile. “Don’t worry. I won’t foller you to camp. I jus’ want to set your feet in the right direction.”

The ground rose slowly, dipped to a shallow valley, then climbed again to the ridge that stood against the sky like a shoulder of God.

Tim said, “Go back if you want. You can point out the way from here.”

Her tanned cheeks had a ruddy glow. She ran her hand through her hair and tossed her head. She looked up at the ridge, then down at the frozen ground. “I was goin’ huntin’, anyway. I’ll walk with you a while. I don’t know Knoxville, never been there, but I know which way it is, all right.”

They were toughened by the walking of the past few weeks and rested now and well fed, so that the climbing wasn’t bad at all. The slopes abounded in mountain laurel and ginseng. Tim thought how the place must look in spring with the shrubs and nut trees in bloom.

They traversed a half mile of loose rock, deep and uncertain on a steep slope.

They stopped at the top and rested a minute. Red grabbed at a sapling for support and the woman said, “Don’t trust yourself to little trees. If the roots give way they take you with them down the mountain.” She sniffed the air. “Snow soon.”

[173]Red said, “That ridge must be six miles from here, or more.”

The woman looked back. Her bright eyes swept the valley once and she picked up her musket and moved forward.
[174]
CHAPTER TWENTY-ONE



To the west the rugged land lay under their hands, pounded out by the dizzy height, going on across the miles until it met the sky. The branches of the distant trees, stripped bare by cold and wind, wove a feathery texture of browns and reds, deep violets interrupted by the dusky green of spruce and pine, tall enough, no doubt, to dwarf a man, but in the distance seeming no bigger than scraps of moss.

Red stood with his hands on his hips, his beard pointing toward the distant land, his face showing wonder and fear, as if God had taken him by the hand.

The woman was first to turn away. There was love in her face. “It was here I saw the last of Nate.”

[175]Tim’s thought was so strong it almost said itself out loud. She knows he won’t come back.

The woman pointed in the direction they’d come. Just to the left of a slate-colored shadow on a hill far below they saw a curl of smoke. “Smoke from our cabin,” she said. “I left a fire on the hearth, remember?”

As they watched the smoke, snow began to fall. The flakes were small. They could almost be counted at first, little pinpoints of white. Then they filled the distance, and the hills and ridges all around were washed across with a milky haze. The flakes came faster. They were larger now, and one by one the landmarks were engulfed in a sea of white, leaving just the swirl of snow and silence everywhere.

The woman patted her sack of meal. “Time for food,” she said.

They found a sheltered place in an angle of rock and the men gathered bits of dead pine for a fire. The woman took off her mittens and worked with her swift, brown hands, slicing meat from a skin pouch that hung at her side and stirring cornmeal into the can.

When they finished eating, the woman scraped the can clean, rinsed it and heated more water. She sprinkled in tan-colored crystals of sugar to make a kind of cambric tea. “I’d lace it with liquor from your little flask but you’d best keep that for future needs.”

The snow was falling more slowly now. The woman motioned toward the west. “The hills we saw a while ago,” she said. “Nate told me some are jus’ as high as this one, though they don’t look so big from here. I reckon they’re jus’ as windy and jus’ as cold.”

As they packed up their things the snow stopped falling and the air was like crystal again. The sun burst free from the clouds and made the ground a burning white blanket.

[176]The woman pointed west. “You see that distant pass? Knoxville’s through that way. Old Buck told Nate. Old Buck went there many a time. If I’d asked him, Buck would have showed you the way. That’s jus’ the trouble. Buck is old and kinda tired. He should keep himself warm in wintertime.”

The smoldering fire sent a thin signal into the air. The woman kicked at the sticks and smoke twisted lightly against the sky. The woman looked at the men with steady eyes, and when she saw that Red was about to speak she turned without a word, and walking slowly the way they had come, slanted down the hill with the sure step of a mountain creature. She turned back once and stood a few seconds against the whiteness. A gust of wind riffled her hair like the mane of a coal-black mare. She raised her hand and turned away and disappeared.

Tim was just about to reach for the compass to find the direction in case the snow closed in again when he heard the sound of horses’ hoofs against the shoulder of rock and voices raised.

Red brought out the Colt revolver and held it at his side. The jingle came clear, and grunting and talking—rough as grit—somewhere beyond the rock. One voice broke clear. “I think they’re jus’ behind that rock.”

A shot sang out from the other side of the ridge. Red moved fast and quiet around the rock, with Tim just behind. They heard a man say “God amighty!” An answering shot split the air.

Tim and Red rose slowly, so that they could see beyond the rock. Two men had dismounted. They were bending over a fallen third. A short grisled man, built like a gorilla, held a rifle at the ready, and the other—a young, dark-haired man—clutched a shotgun in his hand. Red took aim and caught the short man square in the head. The man’s[177] body slumped to the ground and two of the horses rose on their hind legs, whinnied and bolted in terror. As the third man grabbed at the bridle of his horse Red straightened up, holding the revolver. Suddenly he lost his footing on a slick of snow and sprawled on his face, the pistol spurting out from under him.

Tim reached the third man at a bound and knocked him flat with a blow that sent his shotgun spinning into the snow. Red gained his feet as the man rolled over. He leveled the pistol at the man’s head. The man went pale and raised his hands.

Tim said, “I’ll see to Missus Flint.”

Tim followed her footprints across the snow. She lay face down, a still, dark shape against the glare. As he walked a numbness moved along his legs and the pumping of his heart beat like thunder in his ears.

She was quiet as night and her pulse was still. He turned her over. Blood had soaked her doeskin jacket and stained the snow. With his thumb and middle finger he felt for her eyelids and gently closed her unseeing eyes.

He rose to his feet, a fist of anger burning in his chest, and walked slowly toward Red and the other man.

When the man saw Tim’s face he started to shake. Tim reached out his hand and took the revolver. He pointed it straight at the man’s heart. “Who killed the woman?”

“Not me,” the man breathed.

“You lie.”

The man sank to the ground, his knees skidding foolishly in the snow. “Oh no. Great God,” he screamed, swaying and gesturing toward the stocky man. “It was Billy, there. Sure enough it was. And even so, the woman shot first.”

Red said, “I believe he speaks the truth.”

The man stopped swaying. “I tolt the truth. They[178] teased me cruel about my shootin’.” He jerked his head in the direction of the shotgun. “Else why would they have given me that crooked piece?” The man pointed to one of his eyes. “Look here at my wanderin’ eye....”

Red said, “Shut your face.”
[179]
CHAPTER TWENTY-TWO

Red slept, but Tim was too cold to sleep. He looked up at the boughs of the sheltering tree. He gazed into the cold night sky. A full moon was shining somewhere behind the pines. The wind moaned softly in the boughs, filling the valley with mournful music. The brighter stars winked clear in the crystal air. Tim rolled out of his blanket and moved away from their camp, swinging his arms and working his knees to restore circulation.

He sat in the open on a jagged rock and picked out fragments of constellations. There was Pegasus to the west, and if he turned his head he could see Orion’s Belt above a hill in the east.

This was their second night under the stars since the death of the woman.

Tim had kept his mind on things that lay ahead. He had dreamed of home, of sleigh rides and skating on the pond behind the schoolhouse and thawing out in the blacksmith shop.

Now he remembered a winter so cold that the river had frozen clear across. He and Peter Gleason had skated all[180] the way to the other side. Cold was fine, as long as you could thaw out, sitting by a fire with a cup of chocolate in your hand.

For the first time he let himself think back to the thing that had happened on the ridge.

They had stripped the cartridges off the dead men and taken their firearms. They had left the bodies where they had fallen. They had ordered the third man to mount his horse and had sent him on his way, burbling off a stream of thanks for sparing his life.

The ground had been frozen solid and they’d had no tools for digging, anyway, so they had buried Missus Flint under a cairn and set her musket, muzzle down, in the top of the pile of rocks.

When they had turned to go Tim had looked back again the way they had come. Smoke had still curled above the cabin.

Tim studied the stars again, trying to remember the pictures they made and which way was right side up. Then he gave it up and went back to his blanket. As he lay there he remembered a far-off day in spring when he had walked with Kate. All at once she had picked up her skirts and started to run.

He remembered having been in a solemn frame of mind. Somehow he hadn’t caught her spirit. She had stood in the path and waited for him, suddenly serious, trying to share his solemnity.

Now he closed his eyes and her face came clear. He drew his blanket close around him and went to sleep.

Tim woke up before the sun had cleared the hills. Snow had fallen during the night and their blankets and coats were sifted over with flakes. Tim looked down at his feet, wrapped now in the strips of blanket wool. The cold had[181] numbed his feet and hands, and when he felt his face it seemed like ice.

He woke Red and they made breakfast. When they finished eating they pushed on into the wilderness of white. When they had walked for an hour or so they came to a stream that tumbled through a gorge, into a valley below. Their route lay across the stream and they were scouting along it to find a crossing when Tim caught sight of something moving in the trees in the valley below. He grabbed Red’s sleeve and together they watched as three horsemen made their way south along the valley. The horsemen were several hundred yards below, but the air was clear and the sun struck their uniforms. This time there was no room for doubt. They were Yankee soldiers.

Red cupped his hands and shouted. The horsemen stopped, turning their faces up. Tim waved his arms above his head and he and Red jumped carelessly into the water. They ran down the hill, slipping and skidding on the snow-covered rock, their firearms knocking against the coats Missus Flint had made them. The ends of their mufflers flapped behind them.

As they approached the horsemen they looked into the muzzles of Yankee firearms.

One held a pistol. He wore no visible insignia. He had a black pointed beard and bright eyes. The visor of his cap stuck out from under a blue knitted scarf that was tied around his head. He carried a sword in a brightly polished sheath. “Stop there,” he said, “and raise your hands. Who are you and where have you come from?”

Red gave their names. “We escaped from a jail in Columbia, South Carolina. We came across the mountains.”

The man smiled faintly, studying their overcoats.[182] “Looks as if you might have had some help along the way.”

Tim nodded. “Without help we wouldn’t be alive.”

One of the men was a sergeant. He sported a big sand-colored mustache. Beside him, sitting his horse a little stiffly, was a very young man who reminded Tim of Private Greene. They both held rifles.

The man with the pistol, who must be an officer, turned to the young man. “Corporal, relieve the gentlemen of their arms.”

As the corporal dismounted the officer looked sharply at the rifle and the shotgun. Red said, “Both of us carry revolvers in the right-hand pockets of our coats.”

As the corporal took their arms the man with the pistol looked straight at Tim. “Where did you get the rifle and shotgun and the pistols?”

“We had a fight with some guerillas back in the mountains. Our guide shot one and Lieutenant Kelly here shot another. The third was a poor excuse for a man. We took his shotgun and let him go.”

The officer questioned them closely about their capture and asked to see their identifications. They showed him their papers and opened their coats and showed him their tattered uniforms. When the officer was satisfied that they were neither deserters nor spies he holstered his pistol and motioned toward the man with the sandy mustache. “This is Sergeant Scully, and the man who searched you is Corporal Simms. I’m Captain Platt. I’m thankful we found you alive. My detachment is quartered in the farmhouse of a loyal Unionist, just north of here. The man has gone to war. We’ve been resting a while with his wife and children. We start for Knoxville tomorrow. We’ll take you along.”

Tim said, “We heard that Knoxville was under siege.”

“The siege was raised in early December.”

[183]Red asked, “Where were you bound when we caught sight of you?”

The captain laughed. “We were going out to find a tree.”

“A tree?”

The sergeant grinned. “Tomorrow is Christmas.”

Red said, “Well, fancy that. Did you say there were children at the farm?”

“Three girls and two boys. Attractive little devils.” The captain looked down at the feet of the men who stood in the snow. “You must be perishing from cold. Sergeant Scully and I will take you back and set you by the fire. Corporal Simms can find us a tree.”

The corporal touched his cap. When he smiled he was even more like Greene. “You can trust me, sir. The other boys would have my hide if I came back with a scraggly [184]tree.”

Post Script:

Captain Chamberlain, on whose story this book is based, was not as fortunate as Lieutenants Bradford and Kelly. He was recaptured and returned in chains to Richland Jail, where he was imprisoned until late in 1864.

There is a sequel to his story.

Captain Chichester, the Confederate officer to whom Chamberlain had surrendered his sword, survived the war and lived until 1900. One of his last wishes was that Captain Chamberlain’s sword, which Chichester had prized during his lifetime, be returned to its original owner. Captain Chamberlain had died seven years before but the sword was returned to his widow. It is still a proud possession of the Chamberlain family.

At the time of the return of the sword there were articles in the Charleston and Hartford papers telling of the gallantry of both men, their experiences in battle and the fate of the sword.

By almost mystical coincidence, Captain Chichester’s father had been born in Connecticut and his mother’s maiden name had been Chamberlain. The two captains had been born in the same year, within two months of each other.
[186]

Acknowledgments

Mrs. Ruth C. North and Rodman W. Chamberlain, two of Captain Chamberlain’s ten children, were especially helpful in gathering material for this book. Most of the volumes listed in the bibliography were found in the New York Public Library, and I owe a vote of thanks to Mr. Gilbert A. Cam for putting the facilities of the Frederick Lewis Allen Room at my disposal so that I would have a place to study and work from these volumes.

Thanks to my brother Duncan Burchard for information about small arms of the Civil War period, and to my friend Victor Darnell for checking my descriptions of Naval vessels.

For their cordial help, thanks to Kate Swift and James Pickering of the American Museum—Hayden Planetarium.

A special vote of thanks goes to my friends in South Carolina: Jack Snow of St. Helena Island and Howard Danner of the Beaufort Historical Society, Robert Ochs, Chairman of the Department of History at the University of South Carolina, Lester Inabinett of the South Caroliniana Library and Virginia Rugheimer of the Charleston Library Society.
*
Sabre, G. E., Nineteen Months a Prisoner of War. The American News Company, 1865