Северная Каролина, главы 10-15

[82]
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Когда Тим закончил свою игру с Редом, они услышали знакомый стук ключей и звук нижней двери. — Вон Бычья Голова, — сказал Рыжий, — идет, чтобы отвести нас во двор. Тим смахнул шахматные фигуры с доски и поставил их на мантию.

Они находились в тюрьме уже почти пять месяцев. Примерно через неделю к ним присоединились офицеры, захваченные при второй попытке взять форт Вагнер. Эта комната, в которой они впервые были заточены, теперь не использовалась для сна. Армейским военнопленным отвели второй этаж, и он использовался как своего рода общая комната.

Они почти постоянно думали о побеге, но так и не нашли подходящего плана. Если бы они работали вместе, они могли бы одолеть охранников, но шум и крики разразятся слишком рано. Кто-то может убежать, но кто-то наверняка погибнет. Каждый день заключенные выходили на улицу под охраной, но за ними внимательно следили. Несколько раз в неделю во двор въезжала открытая повозка с продовольствием, но уезжала пустой. В вагоне негде было спрятаться.

Вскоре после прибытия заключенных капитан Сенн понял, что их пребывание здесь будет продолжительным, и приказал установить в камерах вдоль коридора двухэтажные двухъярусные кровати. Кровати были заставлены соломенными матрацами и одним грубым шерстяным одеялом на каждой, которые доставили какие-то добросердечные женщины из Колумбии.

Некоторое время этажом выше армейских офицеров занимали армейские рядовые, но этих людей отправили в тюрьму Белль-Айленд, чтобы они страдали зиму под открытым небом. Теперь второй этаж был занят военно-морскими силами, взятыми в плен при неудачной попытке адмирала Дальгрена высадить десант в Самтере.

Капрал Эддисон появился наверху лестницы, его пистолет в кобуре глупо стучал о изгиб живота. Еще один охранник стоял позади Аддисона, его штык блестел во мраке. — Присоединяйтесь, — сказал Эддисон. — Пора проводить тебя во двор.

Он мог бы избавить себя от необходимости отдавать команду. Большинство мужчин уже выстроились в очередь и теперь гуськом шли по коридору, тихо переговариваясь друг с другом.

День был теплым для поздней осени, но Тим дрожал, когда спускался по лестнице и шел по нижнему коридору, застегивая рваную униформу.

Во дворе было солнечно. Настроение Тима немного поднялось, когда он и Ред начали прогулку. Некоторые из заключенных достали игральные карты и уселись у стены или разметили на земле игры в крестики-нолики, но Тим и Рэд обнаружили, что им легче переносить тюремную жизнь, если они будут регулярно заниматься спортом. Они миновали одноэтажную кирпичную камбуз с двумя дверями, каждая из которых шла в отдельную кухню.

[84] Рэд пнул кучку пыли. — Ты выглядишь подавленным сегодня днем.

Во дворе стояло шесть охранников. Рядом с ними у деревянных ворот в конце двора стояли двое. Тим говорил тихо. — Прошла неделя с тех пор, как мы говорили о побеге. Перспективы обмена стали туманными. Больше месяца не было писем ни от Кейт, ни от твоих, ни от моих. Наши деньги закончились, и наши пайки скудны».

Пока денег хватало, армейские военнопленные объединили свои средства и заплатили цветной женщине, которая приносила их пайки, чтобы она приносила дополнительную еду и готовила, но когда их деньги закончились, Сенн в своей методичной манере взял семерых добровольцев. , говоря каждому готовить два приема пищи один день в неделю. Полдник был холодным. Тим готовил по понедельникам.

Он был рад сделать это, разрушить рутину, но Рыжий сказал, что не любит мешать кастрюли. Еду подавали в длинной комнате на первом этаже тюрьмы.

На флоте был отдельный бардак. Два матроса вызвались на постоянное дежурство на кухне. Один готовил, а другой был чем-то вроде разнорабочего, который помогал повару и стирал одежду для солдат флота.

Когда Тим и Рыжая обошли двор, они увидели двух матросов, бездельничающих у двери. Один из них был большим и некрасивым. У него был веселый характер и большая копна черных волос. Другой был худощавым, с ярко-голубыми глазами и светло-каштановыми волосами. Ожидается, что оба моряка будут обменены.

Здоровяк бодро носил имя Дьявола, данное ему товарищами по плаванию более счастливого времени. Увидев Тима и Рыжего, он приветственно поднял руку, и маленький моряк улыбнулся.

— Привет, Дьявол, — сказал Тим. — Что вы подаете сегодня вечером?

[85] Матрос поменьше, которого звали Белл, сказал: «Курица, приготовленная в вине».

— Верно, — сказал Рыжий. — Сегодня вечером я буду обедать с флотом. Он улыбнулся Дьяволу. «Вы, мальчики, привилегированные персонажи. Как так получилось, что Сенн позволяет работать в хижине сразу двум морякам?

Дьявол скривил лицо в ухмылке. «Это потому, что мы такие славные ребята, и они доверяют нам», — сказал он. «Никто не может доверять военнослужащему».

Тим тихо рассмеялся. — А ты иногда готовишь для Сенна.

Дьявол наклонился вперед и уставился на Тима лукавым взглядом. — Я планирую отравить его, — прошептал он.

Прежде чем их время истекло, в ворота постучали, и заключенным снова приказали войти в здание. Тим сегодня дежурил на кухне. Он стоял с Дьяволом и Беллом и смотрел, как охранники открыли ворота и въехал фургон. Цветной мальчик, Том Джексон, которого Тим впервые увидел на пустыре несколько месяцев назад, держал вожжи. Рядом с ним сидела его мать, которую заключенные называли «тетушка». Когда фургон подъехал к харчевне, худое лицо женщины скривилось в улыбке.

Дьявол сказал: «Ты сегодня опоздал».

Женщина хлопнула себя по колену и рассмеялась. — Извините.

Том крикнул: «Добрый вечер, лейтенант. Добрый вечер, матросы.

Тетушка ждала, пока ее сын и белые мужчины разгружают фургон и раскладывают продукты на полках в кухне. Когда они почти закончили, она поманила Тима. — Под брезентом сразу за сиденьем ты найдешь бочку солонины. Поделитесь этим со всеми».

— У нас нет денег, — сказал Тим. — Капитан Сенн заказал свинину?

[86] «Ничего, — хихикнула женщина, — но если кто-нибудь спросит вас, скажите им, что вы заплатили мне честно и честно».

Тим старался держать лицо как можно более прямым. — Ты ведь не крала его, тетушка?

Тетушка залилась хохотом, а охранник, наблюдавший за ней издалека, беспокойно посмотрел на нее.

Она взвизгнула: «Тебе не следует так говорить с бедной старой тетушкой. Выгружай фургон немедленно!

Когда они закончили разгрузку, Том хлестнул лошадь, охранники открыли ворота, и фургон двинулся к концу двора. Тим смотрел, как ворота широко распахнулись.

Охранники заставили Тома сдержать поводья, когда повозка проехала половину пути. Один из них запрыгнул на ступицу переднего колеса и проткнул рваный парусник острием штыка.

Тетушка закричала: «Не протыкай мой холст до дыр».

Аддисон вошел в дверь тюрьмы, и охранник, наблюдавший за ними, пробормотал что-то на ухо капралу.

Эддисон посмотрел на Тима. — Что вы говорили со старой вороной?

«У тети была одна из ее шуток, — сказал Тим.

Эддисон выпятил нижнюю губу и указал головой на другого охранника. — Этот парень считает, что мне следует осмотреть магазины.

Дьявол усмехнулся. — Почему бы вам не сделать это, капрал?

Эддисон с кислым выражением лица поковылял за Тимом на армейскую кухню. Он рылся в мешках с кукурузной мукой, рисом и коробках с крекерами, а Дьявол и Белл смотрели на него со двора. Он встряхнул бочонок с уксусом и пнул бочку со свининой. «Что в этом?»

[87] «Вяленое мясо или патока из сорго, я думаю», — сказал Тим. — Если хочешь, чтобы я оторвал верхушку, мы можем посмотреть.

— Неважно, — сказал Эддисон, макая грязную руку в банку с солью и облизывая пальцы один за другим. — Я считаю, что контрабанды ничего не было.

Дьявол стоял в дверях, теребя свою круглую морскую фуражку. — Что вы ожидали найти?

Эддисон мрачно нахмурился и немного покачивался из стороны в сторону. «Ножи или пистолеты».

— О, — сказал Дьявол, злобно улыбаясь.

[88]
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В следующий понедельник крик Аддисона разнесся по коридору, и заключенные начали шевелиться. Тим спал на койке второго яруса. Он открыл глаза и натянул одеяло, чтобы защититься от холодного воздуха. Из-за этого его ноги торчали. Он уставился, как смотрел уже сотни раз, на грубо отесанные стропила и доски, образующие этаж выше. Он сбросил одеяло и сел на край своей койки. Один из его ботинок лежал на краю матраса. Он дотянулся до него и повертел в руках. Посмотрев, он начал хмуриться. Если бы у него были деньги, он мог бы отослать свои сапоги, чтобы починили подошвы и каблуки. Он заметил, что они протекают, когда в последний раз гулял по тюремному двору после дождя.

Эддисон закончил проверять кровати и просунул голову в дверь. — Готовы идти на кухню, лейтенант?

Тим соскользнул на пол, нашел второй ботинок и натянул его, балансируя на койке. «Причесанный и ухоженный. Готов к другому дню».

— Вы кажетесь сегодня утром бодрым, лейтенант, — укоризненно сказал Эддисон.

"Я люблю готовить. Это делает меня счастливым."

[89] Рэд откинул одеяло с лица и сонно посмотрел вниз со своей койки. Потом снова натянул одеяло.

Доусон и Миллс были мертвы для мира.

Когда Тим вышел во двор, он услышал, как Дьявол поет песни на флотской кухне.

Дьявол просунул голову в кухонную дверь и потер щетиной подбородок. — Доброе утро, лейтенант.

Тим пошел на армейскую кухню и развел огонь в печи. Он вытащил из кармана зубную щетку и, зажав ее в зубах, набрал чашку воды из большого резервуара. Он смочил зубную щетку, слегка посыпал ее солью и почистил зубы. Он провел большим пальцем по щетине, прежде чем убрать щетку обратно в карман.

Он сварил кашу из кукурузной муки и патоки сорго и подогрел ведро кофе. Закончив готовить, он с помощью охранника отнес завтрак в армейскую столовую.

Они вынесли ведра с оловянными тарелками и чашками, испачканными накануне вечером, и поставили их между кухонными дверями. В десять часов пара заключенных шла под охраной к колонке на углу пустыря, чтобы помыть посуду, а другие мужчины, также под охраной, несли ведра с нечистотами к ручью, который впадал в реку через водопропускная труба под каналом.

Тим съел тарелку каши и выпил свой кофе. Он поскреб плиту и бросил пару деревянных ложек в одно из ведер за дверью. Он закончил свою работу. Он постоял в дверях какое-то время, а затем направился на кухню флота.

Белл размешивал горшок с одеждой сломанной ручкой метлы. — Доброе утро, лейтенант, — сказал он.

[90] «Слишком занят, чтобы говорить», — сказал Дьявол.

В более теплую погоду заключенные еженедельно купались в реке, а военные стирали белье в деревянных ведрах, пока они были на свободе во дворе. Теперь было слишком холодно для купания, и большинство мужчин, которым было неприятно стирать белье на открытом воздухе, отказались от него. Тим ждал возможности поговорить с Сенном, чтобы узнать, могут ли военнопленные иметь дополнительную посудомойку, как на флоте, чтобы стирать и помогать нести еду. Если они не могут принимать ванну, то, по крайней мере, должны иметь возможность стирать свою одежду.

Тим проводил время с Дьяволом и Беллом, пока не пришло время вернуться наверх.

В десять тридцать заключенных выводили на утренний проветривание. Тим и Ред одними из первых вошли во двор. Они нашли военнопленных военно-морского флота все еще там.

Все во дворе наблюдали за Эддисон и охранниками, которые проводили посудомойщиков к насосу, а носильщики — к ручью. Члены отряда стояли у забора с белыми как мел лицами.

Один из охранников стоял рядом с Эддисон. Его тело сотрясали рыдания. Его руки безнадежно свисали по бокам, и он судорожно вдыхал воздух. «Боже, помоги мне, — плакал он, — я просто хотел остановить его. Я никогда не собирался убивать».

Пораженный мальчик внезапно осознал, что во дворе гуськом выстроились военнопленные. Он отшатнулся в страхе. Охранники подняли свои мушкеты, и армейцы оказались зажатыми в конце двора. Неловкое молчание было нарушено прерывистыми рыданиями и причитаниями охранника. Аддисон, наконец, пробормотал что-то часовым, и они с мальчиком вышли со двора через ворота для фургонов.

Когда военно-морских военнопленных завели обратно в здание, к солдатам не спеша направился высокий рядовой конфедератов, его серое пальто болталось на коленях. — Занимайся спортом, — хрипло сказал он. «Рассредоточьтесь и приступайте к тренировке».

Красный заговорил. — Что случилось снаружи?

— Закрой свой рот и занимайся своими делами.

Часовые стояли вдоль заборов и у домов. Охранник был почти вдвое больше. Во дворе дежурила ранняя утренняя смена.

Заключенные, которые были свидетелями стрельбы, смешались с остальными. Теперь один из них, человек по имени Фрейзер, начал объяснять. «Помнишь Джонса? Ну, он мертв. Застрелен мальчиком, который встречался с Эддисон. Мы моем ведра для мусора в ручье, и охранники шутят с нами, и я замечаю, что Джонс пробирается вниз по течению к месту возле густой рощицы, делая большую работу, ополаскивая свои ведра...

Высокий рядовой повстанцев крикнул со своего места у ворот: «Разогнать эту группу . Рассредоточьтесь, или я отправлю вас обратно внутрь.

Тим сделал вид, что уходит, но они с Рэдом держались достаточно близко к Фрейзеру, чтобы слышать, как был убит Джонс.

Фрейзер продолжал. «Внезапно Джонс встает и оглядывается, улыбаясь охраннику, что он имеет в виду небрежно, и указывает на место в ручье. Затем он говорит: «Вот красивый камень». Ну, охранники как бы замечают, потому что голос Джонса дрожит, а лицо бледное. Внезапно Джонс поворачивается и мчится среди деревьев к мосту через канал. Двое из охранников — пожилые люди, но этот молодой бросается за Джонсом, быстро, как кролик, и сбивает его с одного выстрела. Затем он роняет винтовку, бежит и склоняется над Джонсом, тихо, а мы все стоим, как немые. Затем мальчик начинает трясти Джонса, плакать и продолжать...»

[92] Фрейзер продолжал говорить, но Тим и Ред услышали достаточно, и они начали прогулку по двору. — Вы знали Джонса? — спросил Тим.

«Вряд ли. Он был тихим человеком. Интересно, что было у него на уме».

«На мосту через Колумбийский канал будут стоять часовые. Я могу только думать, что он, должно быть, сошел с ума.

— Если он пошел туда, то не на север. Должно быть, он думал о Бофорте, если вообще думал.

Капитан Сенн вышел из тюрьмы. С ним был солдат с картонной коробкой.

Сенн повысил голос. — Сюда приходят военнопленные.

Мужчины собрались вокруг. — Вы уже слышали, — сказал Сенн, — что один из вас пытался бежать. Он был подстрелен. Его должны были расстрелять. Это послужит вам уроком, как не быть глупым, выходя из тюрьмы под охраной. Солдат, стрелявший в этого человека, сказал, что стрелял не на поражение. Я сказал ему, что обязанность тюремного охранника — стрелять в убегающего человека. Я сказал ему, что застрелил бы этого человека сам. Я бы без колебаний застрелил одного из вас. Нисколько." Он потрогал пистолет, висевший на боку, и улыбнулся своей ледяной улыбкой. — А теперь есть о чем поговорить поважнее. В этом ящике у нас есть почта.

Солдат по одной тянулся к буквам и выкрикивал имена. Там было письмо для Джонса. Сенн выхватил письмо. Звали Рэда. Ред взял письмо и отвернулся. Тим услышал, как его зовут.

Он потянулся за письмом и увидел, что адрес написан красивым почерком Кейт. Его руки дрожали, когда он несколько раз перевернул его, а затем сунул во внутренний карман.

Когда почта была роздана, Сенн откашлялся. «Трое из вас счастливчики. Брэдфорд, Браун и Фрейзер получили деньги по почте. Теперь у нас есть система». [93] Он нахмурился. «Для предотвращения незаконного обмена. Я даю вам распечатанные бланки. Вы их заполняете. Они разрешают нашему квартирмейстеру конвертировать ваши деньги в валюту Конфедерации по правительственному курсу. Интендант держит деньги на своем попечении...

Пока Сенн бубнил, Тим потерял надежду когда-либо увидеть свои деньги. Он снова услышал слова Сенна: «… но охранник не придет в тюрьму, как раньше. Вы передадите свои просьбы о товарах капралу Аддисону или мне, а фургон доставит ваши вещи в тюрьму. Список товаров и цен вывешен у двери в конце вашего коридора.

Тим потянулся за своей сумкой. Его семья прислала ему сто долларов. Он заполнил бланк и вернул его Сенну, который дружелюбно кивнул. «Ваши товары будут доставлены в четверг, если у квартирмейстера есть то, что вам нужно».

Лицо Реда было как у счастливого ребенка. — Нэнси в порядке, и она говорит, что с малышом все в порядке. Она говорит, что похожа на своего отца.

Тим ухмыльнулся. — Я рад, что она здорова, и малыш тоже. Я рад, что у него хорошее здоровье, чтобы компенсировать его внешность».

Красный улыбнулся и ушел.

Тим сидел на ступеньках армейской кухни. Он вынул письмо Кейт и прочитал:

Стоунз-Брук, Коннектикут,
27 октября 1863 года.               

Дорогой Тим

! Ваши письма доставляют нам всем большое удовольствие. Мы благодарим Бога за ваше здоровье и за то, что у вас есть такой друг, как лейтенант Келли, который облегчит ваши дни в этой темной тюрьме. Я уверен, что это должно работать и в другую сторону. Как нежно я вспоминаю те времена, когда я был синим, пока ты не рассмешил меня!

Возможно, мне не следует говорить об этом в письме, которое могут прочитать ваши похитители, но, похоже, сейчас война приняла оборот. Поражение Ли при Геттисберге стало ударом для Конфедерации. Теперь у нас есть новости, что генерал Грант является верховным главнокомандующим на западе. Возможно, он скоро нанесет вам визит. Или, возможно, ваше следующее письмо придет из относительной свободы одного из наших армейских лагерей. Как горячо вы должны надеяться на обмен!

Кейт написала письмо на маленькой тонкой бумаге, и Тим был удивлен, увидев, что вторая страница пуста. Но когда он пригляделся повнимательнее, то увидел, что она двойная. Он был испещрен паутиной и сплошь отпечатан едва уловимыми надписями. Оглянувшись, Тим услышал шаги по каменистой земле и испугался голоса неподалеку.

— Пора возвращаться внутрь, — сказал Рэд. Увидев лицо Тима, он рассмеялся. — Я напугал тебя, парень?

Ред направился к двери тюрьмы, а Тим продолжил:

Мои молитвы будут с вами, где бы вы ни были. Дай Бог вам силы пойти любым путем, который вы сочтете мудрым. Ваши люди написали, и мы отправим наши письма в то же время. Мы отправили сюрприз отдельным пакетом. Там что-то есть от меня. Вы можете догадаться, что? Я надеюсь, что он дойдет до вас в свое время.

С любовью,
Кейт      

. В четыре часа, когда заключенные вошли во двор, капитан Сенн окликнул Тима. — Лейтенант, — торжественно сказал он, протягивая конверт, — там было письмо с деньгами, отправленными вашей семьей. Мне жаль, что мне пришлось открыть его».

— Спасибо, капитан.

— Вот еще одно, — сказал Сенн, торжественно отказываясь от второго письма. «Поскольку оно исходило от солдата, мы открыли и это».

Не оказалось, что письмо Кейт было вскрыто[95], а если бы открылось? Тогда Сенн будет наблюдать за ним, как ястреб. Тим внимательно посмотрел на лицо Сенна и не увидел на нем ничего, кроме этой терпеливой бессмысленной улыбки.

Когда они оказались вне пределов слышимости, Рэд сказал: — Этой плюшевой рубашке не нужно извиняться за то, что она открыла нашу почту. Ведь мы военнопленные. Но не позволяйте мне отвлекать вас от вашей почты.

Они стояли посреди двора, пока Тим читал письмо от своей семьи. Он закончил читать и сказал: «Дома все в порядке».

«Что в письме из Хилтон-Хед?»

Тим посмотрел на неправильный, незнакомый почерк. — Не знаю, — сказал он. Он развернул письмо и прочитал первую строчку. — Вот, Рэд, это от Грина. Вы знали Грина?

«Вряд ли».

— Ну, все равно прочитай.

Они гласили:

Хилтон-Хед, Южная Каролина,
14 ноября 1863 г.

Дорогой лейтенант

! Думали ли вы, что штык прикончил меня? Ну, благодаря тебе этого не произошло. Этот бунтарь-маньяк отвез меня в больницу, и хирург там был прекрасным джентльменом и заботился обо мне, как подобает отцу.

Меня пугало то, что я выздоравливал. Я мог заглянуть во двор тюрьмы из больницы. Я молю Бога, чтобы твоя тюрьма не была такой. Посреди двора стоит виселица, а кругом лужи, и люди живут там в ободранных палатках, то ли по желанию, то ли по приказу, я не могу сказать. Было много цветных солдат 54-го Массачусетского полка, которые попали в плен во время второго штурма форта, где рядовой был ранен в седло штанов. Они были храбрыми парнями, как вы, возможно, слышали.

[96] Прежде чем они успели бросить меня в эту тюрьму, мне посчастливилось быть обменянным. Когда тебя постигнет эта счастливая судьба? Я надеюсь, что скоро я смогу последовать за тобой в Чарльстон и свернуть нос этому капралу повстанцев.

Я так и не рассказал тебе, как попал в форт. Когда вы перевалили через гребень, я на мгновение остановился, чтобы возиться со своей винтовкой. Ну, я обязан своей жизнью этой надоедливой штуке. Если бы я начал стрелять, они бы меня застрелили. Когда это не сработало, я все равно вскарабкался по парапету. Я наткнулся на мешок с песком наверху и упал вниз головой. Они взяли мое бесполезное ружье и усадили меня у пушки, чтобы переждать бой.

Как жаль, что вы находитесь в этой тюрьме, когда вы почти такой же храбрый человек, как и я.

Ваш верный слуга,      
Томас Грин, рядовой

Рыжий улыбнулся. — Хотел бы я знать этого мальчика. Он действительно засунул тебя в штаны?»

— Я забыл об этом. Думаю, да».

«В таких условиях любой может быть храбрым под огнем».
[97]
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В тот вечер, когда Тим закончил работу над большой черной дровяной печью, он пошел на кухню флота, чтобы поесть с Дьяволом и Беллом. Он печально посмотрел на свои засаленные штаны.

Когда Дьявол закончил есть, он повернулся к Тиму. — Вы сегодня подавлены, лейтенант, — сказал он, дергая свой длинный нос.

Тим уже знал, что может доверять военно-морским силам. — Я должен уйти отсюда, — прошептал он. «Рэд и я умираем, чтобы сбежать».

Дьявол сидел на бочке, а Белл сидел на корточках на пустом деревянном ящике. Белл окунул пустую тарелку в ведро с водой и поставил на стол. Он обхватил руками колени и хрустнул костяшками пальцев. — Ты беспокоишься больше, чем остальные?

«Некоторые другие тоже беспокоятся, конечно».

Белл встал из коробки. Он сунул руку в угол и достал экземпляр чарльстонской газеты двухнедельной давности.

— Тетя принесла мне это несколько дней назад.

Он развернул газету и указал на колонку с заголовком «Современное положение войск Союза». — Шерман сейчас в Мемфисе, а Бернсайд в Ноксвилле с начала сентября.

Тим сказал: — Ноксвилл ближе примерно на триста миль. Но если у нас будет шанс добраться до позиций Бернсайда, как нам выбраться отсюда?

Дьявол встал и подошел к двери. Когда он убедился, что поблизости нет охранников, он пересек маленькую комнату и отодвинул пару рваных полотенец, висевших в углу на веревке. Там стоял большой ржавый котел. «Посмотрите сюда», — сказал он, указывая на стену за котлом.

В середине стены было маленькое окошко без створки. — Это ведет к дровяному сараю, не так ли?

— Да, — сказал Дьявол, — а забор позади дровяного сарая в плачевном состоянии. Если бы человек нашел время немного поработать, он мог бы расшатать доску в заборе».

Белл дежурил в дверях. Он повернулся, чтобы поговорить с Тимом. «Доски забора широкие, а гвозди забиты снаружи».

Сердце Тима колотилось, когда мысли о побеге крутились в его голове. Забывшись, он с волнением заговорил: «Кто-нибудь из нас мог расшатать доску, пока мы таскали дрова. Пара ударов бревном приличного размера...

Белл снова обернулся, на этот раз прижав указательный палец ко рту. Затем он неторопливо вышел на середину комнаты. — Они услышат тебя, если ты не будешь осторожен.

Охранник просунул голову в дверь. — Капрал говорит, заканчивай свои дела, — протянул он. — Он хочет вернуть тебя внутрь.

Тим глупо усмехнулся охраннику, встал и пошел[99] на армейскую кухню. Его руки дрожали, когда он зажег фонарь и поскреб печку.

Он подал сигнал часовому, который зажигал лампу, висевшую на скобе на стене тюрьмы. «На сегодня готово», — сказал он.

Комната Аддисона находилась на первом этаже в задней части тюрьмы, и когда охранник постучал, ключи капрала зазвенели. Он открыл дверь. — Как раз вовремя, — сказал он, держа фонарь так, чтобы он освещал лицо Тима.

Пока они шли по коридору первого этажа, Эддисон пробормотал: «Я тоже иду наверх».

У Сенна или дежурного охранника был обычай проверять кровати заключенных после того, как мужчины выходили из своей столовой. Сенн распорядился, чтобы они оставались на своих кроватях, пока он не закончит их пересчитывать.

Тим пошел прямо в свою камеру и забрался на свою койку.

Рэд лежал на верхней койке напротив Тима. Он пошевелился у грязной стены. «Конечно, ты сегодня приготовила великолепную кашу».

— Сядь, — сказал Тим. — Я должен поговорить с тобой.

— Что такое, мальчик?

Тим хлопнул себя по бедру. — У нас есть, — прошептал он. — Наконец-то у нас есть маршрут.

— Вы отметили его на карте? — спросил Ред.

Ключи Эддисона зазвенели в холле.

— Нет, я скажу тебе позже. Бычья Голова идет по коридору.

Сапоги Аддисона вылетели из соседней камеры, и он появился в дверях с высоко поднятым фонарем. Он посмотрел на Тима с чем-то вроде улыбки. «Мы снова встретимся», — сказал он.

Рука Доусона свисала с койки. Мужчина, видимо, спал.

[100] Эддисон покосилась на койку под кроватью Тима. — Лейтенант Миллс в этой куче соломы?

Голос Милля доносился из коридора. «Извините, я не на своей койке, — сказал он, — но у меня были обязанности в конце коридора».

«Теперь какие обязанности…» — начал было Эддисон, затем пробормотал: «Постарайтесь не допустить, чтобы это повторилось». Он прошел мимо Миллса и дальше по коридору.

Рыжий радостно согнулся вдвое. «Никогда больше», — сказал он, переворачиваясь и тряся своей койкой с тихим смехом.

Тим улыбнулся про себя. «Говорят, если ты останешься в тюрьме слишком долго, ты вернешься к своим детским привычкам. Мы должны вытащить тебя отсюда».

Когда Эддисон покинула этаж, Тим и Рыжая прошли в конец коридора подальше от общей комнаты и встали у окна, выходившего во двор. Свет мерцающей лампы снаружи рисовал на стене быстрые черные призраки.

Тим рассказал Рэду об окне на флотской кухне и о состоянии забора позади дровяного сарая. «Мы можем войти на кухню, когда находимся во дворе, и пролезть в окно, пока Дьявол и Белл поднимают шум. Тогда мы подождем в дровяном сарае до наступления темноты.

«Они обнаружат наше отсутствие, когда будут проверять кровати, и гончие моментально набросятся на нас».

«Мы можем оставить манекены в наших кроватях».

Ред посмотрел сквозь решетку на синее небо. «Если Сенн не на дежурстве, манекены могут сработать».

— Сенн не работает весь четверг. Давайте нацелимся на вечер четверга».

— Так скоро?

"Почему бы нет? Я устал ждать. Это дает нам достаточно времени, чтобы подготовиться.

[101] К вечеру среды Тиму казалось, что ничего не может пойти не так. Вчера днём Дьявол расшатал доски в заборе.

Тим наблюдал и слушал из окна коридора, когда подъехал фургон. Тетушка кудахтала и хлопала себя по бедрам. Она рассмешила Белла набором лиц, которые рассмешили бы умирающего.

Был неприятный момент, когда один из охранников, не удовлетворившись наблюдением с обычного расстояния, подошел к двери дровяного сарая. «Не тащи дрова сейчас, — сказал он. — Подожди, пока фургон уедет.

«Сейчас нужны дрова», — сказал Дьявол, пробираясь в дверь с шатающейся ношей. Затем он споткнулся о подоконник, и деревяшка полетела в воздух, одна часть попала охраннику в голень, заставив его выкрикивать поток ругательств. Дьявол захлопнул дверь сарая, прежде чем оторвался от земли. Тим надеялся, что никто, проходящий по переулку, не заметит расшатавшуюся доску и не сообщит об этом Сенну.

Тим стоял у окна в гостиной. Он смотрел, как Рэд склонился над игрой в шахматы с Питером Миллсом, и восхищался его внешним спокойствием. В очаге потрескивал огонь, и Доусон и Фрейзер читали при свете свечи. Браун стоял в дверях, глядя в огонь и мечтая о своих личных снах. Воздух снаружи был чист, как хрусталь, а аккуратные белые домики мерцали желтым светом. Солдат и девушка прошли под фонарем на углу парка.

Карта Кейт показала ему железнодорожную ветку, идущую на север вдоль восточного берега Брода и протянувшуюся довольно близко к реке на несколько миль. Это был их маршрут, прямо вверх по Броуд. Дай Бог им ночью двигаться без погони.

[102] Теперь звук музыки достиг его ушей. Тим уже слышал это раньше. Говорили, что жители Колумбии время от времени устраивали большие балы, чтобы собрать деньги для армий Конфедерации.

На мгновение Тим забыл о скудном пайке в тюрьме, о запахах, о грязной одежде, о клопах, досаждавших им по ночам, о вечной скуке, выводившей мужчин из себя. Он думал о людях, по которым будет скучать. Там были Девил, Белл и Питер Миллс.

Мысли Тима вернулись к вечеру вскоре после прибытия офицеров, захваченных во время второго штурма. Кто-то запел «Звездно-полосатое знамя», к певцу присоединились другие, и не прошло и минуты, как весь второй этаж сотрясся от этой песни. Заключенные прижались к решетке и кричали на весь город.

Вдруг, пойманный солнцем, из окна белого домика через улицу выпорхнул белый носовой платок. Затем появилась владелица платка, молодая женщина со счастливым лицом, которая махала рукой так, словно никогда не могла устать. Сенн, Булл Хед и еще один охранник поднялись по лестнице, чтобы испортить веселье. Сенн не хотел петь или кричать в своей тюрьме. Но с тех пор молодая женщина, чье сердце билось за Союз, была возлюбленной каждого янки в тюрьме.

Тим снова подумал о наступающем дне. На флотской кухне были спрятаны два ранца и некоторые другие припасы.

Тим засунул руку в нагрудный карман, чтобы убедиться, что его фотографии там. Они пришли в блестящей черной книге с золотым тиснением «АЛЬБОМ» на корешке. Обложки внутри были небесно-голубыми, аккуратно украшенными белыми звездами. Страницы были сделаны из плотного картона, обтянутого бумажными рамками для фотографий. Рамы были выгнуты вверху и обшиты золотом.

[103] Фотография Кейт была там с фотографиями матери и отца и близнецов. Он был единственным, который не был жестким. Это, конечно, было наигранно, но почему-то естественное самообладание Кейт делало его более живым. Ее талия была тонкой, а фигура наполнилась там, где должна быть полной. Теперь она была больше женщиной. Фотограф слишком сильно накрасил щеки румянцем, но ее лицо осталось прежним. Прежде чем пришло изображение, ее лицо немного исчезло из памяти Тима. Теперь он мог видеть ее ясно, как вчера.

Она отрезала кусочек от края платья, которое было на ней на фотографии, и приклеила его на чистую страницу напротив своей фотографии. Материал был золотисто-коричневого цвета — он предположил, что это был какой-то шелк.

Огонь слабо мерцал. Тим услышал, как мужчины зашевелились позади него, и почувствовал руку на своем плече. — Завтра ночью не спать, — тихо сказал Ред. — Нам лучше поспать, пока есть возможность.

Тим отвернулся от окна. «Мы отдыхаем уже пять месяцев. Нам не нужен сон. Нам нужен бифштекс на ужин и пара шинелей.

Доусон оторвался от своей книги, тихий и непостижимый. — Ты действительно хочешь попытаться сбежать?

К настоящему времени их секрет был известен всем на втором этаже. Был шанс, что кто-нибудь заметит их отсутствие в бардаке. Тогда им тоже понадобится небольшая помощь на этом пути.

Партнер Милля по шахматам вышел из комнаты, и Миллс изучал доску. Он повернулся к Доусону. — Конечно, едут, — сказал он. — Скажите, Доусон, вы играете в шахматы?

Доусон не ответил, и Миллс встал и последовал за Рэдом и Тимом через дверь и дальше по коридору. Когда они вернулись в свою комнату, Миллс сказал: «Поведение этого человека просто тревожит».

[104] Они легли на свои койки, а через некоторое время Доусон вошел и растянулся на своей койке, не снимая блузки. Вскоре он ровно дышал в хоре качелей с Миллсом.

Тим снова подумал о карте Кейт. Должно быть, она копалась в своей душе, прежде чем отправить письмо. Эта карта, составленная с такой тщательностью, может указать ему путь к смерти. Но она, должно быть, знала, что он никогда не успокоится, пока не попытается сбежать.

До сих пор Кейт ждала в конце тропы — теплой и прекрасной, но далеко. Внезапно показалось, что она была очень близко, ее вера и понимание направляли его в путь, заставляя его нетерпеливо быть свободным, независимо от того, какие трудности может принести свобода.

Рэд зашевелился, и Тим прошептал: «Рэд, ты не спишь?»

"Да."

— Хотел бы Питер пойти с нами.

"Я тоже."

— У тебя есть какие-нибудь заботы?

"Не совсем. Спокойной ночи, парень.
[105]
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

После завтрака некоторые заключенные собрались в общей комнате.

Спокойствие Реда начало исчезать. Как только Эддисон покинул зал, Ред вытащил из бокового кармана список. Они с Тимом обсудили это в последний раз. Шесть литров кукурузы, высушенной и перемолотой, ждали на флотской кухне. Дополнительное шерстяное белье и носки, по бумажке соли на каждого из них, по куску мыла, спичкам люцифера и жестяным кружкам; эти вещи были упакованы в ранцы, спрятанные за котлом на кухне.

«Зубные щетки, семейные фотографии и тому подобное можно положить в наши карманы», — сказал Тим. — Остаются только одеяла.

Рыжий в последний раз взглянул на бумагу, затем разорвал ее и бросил обрывки на пепел, оставшийся от прошлой ночи, подогнув их носком сапога.

Миллс спросил: «Когда вы установите манекены?»

Рэд сказал: «Этого не может быть сейчас, иначе двое из нас будут весь день в одних чулках».

Мужчина по имени Аллен прислонился к стене у двери. — У меня есть лишняя пара ботинок, — сказал он. «Они непригодны для ношения, но вы можете их носить, если они вам пригодятся».

Хорошее одеяло Милля, его ботинки и лишняя блузка [106] будут использованы для изготовления манекена на койке Тима. Было одно запасное одеяло, рваное и дырявое. Они бы разорвали его на две части. Половину Миллс накрывал себя, а другую половину они использовали для койки Рэда, с ботинками Аллена и дополнительной парой штанов, набитых грязной одеждой.

Миллс прислонился к дымоходу, его тонкие запястья и длинные руки торчали из-под изодранной блузки. Его лицо было бледным, но не таким худым, как когда Тим впервые увидел его рухнувшим на пол в этой самой комнате. Его дух каким-то образом исцелился.

Миллс посмотрел на Тима с легким знакомым юмором на лице. «Знаете, я бы никогда не смог совершить такое путешествие». Он измерил толщину своего бедра своими костлявыми руками. — У меня ничего нет в запасе.

«Вы можете сделать это весной», — сказал Тим.

Миллс не подал вида, что услышал. — Я буду скучать по вам, мальчики. В дверях появилась фигура Доусона, и он изобразил тонкую одностороннюю улыбку. Он посмотрел на Миллса. — Ты обещал научить меня шахматам. Помнишь, Миллс?

Миллс немного оживился. «Конечно, я буду».

У Рэда были позолоченные часы. Примерно неделю назад он отвык заводить его. Отслеживание времени только затянуло часы. Теперь он держал его заведенным и суетился, медленно оно или быстро. Он установил его по часам, которые носил Дьявол.

Он полез в карман, вытащил часы и покрутил цепочку. «Хотелось бы, чтобы нам было чем заняться. Будь прокляты все наши ранние приготовления.

Фрейзер хихикнул. «Никогда бы не подумал, что увижу Келли в таком состоянии».

Ред посмотрел на часы и снова положил их. — Я только что вспомнил, что сегодня у меня дежурство. Я никогда не думал, что буду с нетерпением ждать мытья этих ведер.

[107] Тим сказал: «Не попадай в неприятности там».

В десять часов подошёл Эддисон с тремя другими охранниками. Он попросил еще пару человек, чтобы они спустились во двор за дровами. Тим чуть не вскочил на ноги, но сдержался. — Я иду, капрал, — сказал он тоном, который, как он надеялся, сойдет за непринужденный. — Хочешь пойти, Аллен? Хочешь взять немного дров?

Во время полуденного обеда Эддисон стоял у двери столовой. Тим попытался увидеть комнату глазами охранника. Сегодня нельзя пропустить двух мужчин. Он сделал глоток воды из жестяной кружки и низко склонился над кукурузными оладьями и патокой из сорго.

Миллс был сразу за Доусоном, когда колонна двинулась наверх. Когда они достигли площадки, Доусон наклонился к Эддисону и сказал несколько слов. Эддисон пробормотал в ответ.

Когда Эддисон начал спускаться вниз, Тим отвел глаза, пока не услышал лязг нижней двери.

Когда он снова поднял взгляд, Миллс схватился за блузку Доусона спереди. Он развернул мужчину и с отвратительным звуком ударил его о стену. Миллс всегда был мягким человеком. Это действие застало всех врасплох. Остальные мужчины таращились, а Миллс хлопнул Доусона по губам. «Почему вы попросили встречи с Сенном?»

Глаза Доусона вылезли из орбит, когда он уставился на Миллса.

Миллс головой поманил Тима и Рыжего, чтобы они подошли поближе, и потащил мужчину через дверь гостиной. Доусон вскрикнул, когда рука Милля на секунду ускользнула от его рта. Миллс загнал его в угол.

Тим и Фрейзер вместе с Редом и Алленом переместились в центр комнаты. Остальные стояли за дверью.

Фрейзер достал нож, о существовании которого никто и не подозревал, — зловещую штуку с блестящим заостренным лезвием. Доусон дернулся, как безголовый цыпленок на плахе.

Миллс держал одну руку за шеей Доусона, а другой крепко зажал ему рот. Ред молча посмотрел на Доусона и грустно покачал головой.

Тим опустился на колени. Дыхание Доусона превратилось в яростные удушья. — Доусон, — сказал Тим, — Питер сейчас уберет руку, и ты не будешь кричать. Вы понимаете?"

Глаза Доусона потеряли свой мертвенный взгляд. Он упал. Теперь Миллс поддерживал его почти мягко. Доусон кивнул, и Миллс убрал его руку.

Тим говорил тихо. — Почему ты хотел поговорить с Сенном?

Доусон быстро вздохнул и уставился на рассыпающийся пол. В комнате было тихо. Тим услышал шаги в коридоре внизу.

Доусон поднял голову, собираясь что-то сказать, но Тим приказал замолчать, и Доусон посмотрел вниз, как ребенок в лихорадке.

Голос Эддисона раздался на лестнице. — Что это за стук там наверху?

Рэд назвал: «Индийская борьба. Хочешь подойти и попробовать свои силы?»

Эддисон хмыкнул и отошел.

— Что ж, Доусон, — сказал Тим.

Голос Доусона стал высоким и тонким. — Миллс меня неправильно понял.

Миллс снова взялся за блузку Доусона. — Я ясно вас расслышал, — сказал он. — Ты получишь нож, если не скажешь нам прямо, что было у тебя на уме.

Доусон рухнул, его тело сотрясали дрожь, мучительные рыдания. Миллс опустил его на пол, а Фрейзер ударил рукой и сорвал один из плечевых ремней Доусона с капитанскими перекладинами, обведенными потертым зеленоватым золотом. — Ты не годишься для того, чтобы нести помои рядового, — сказал он.

Доусон схватил его за плечо, как будто его проткнули.

[109] Тим сказал: «Хорошо, Фрейзер. Дай мне поговорить с ним.

Тим посмотрел в глаза Доусону. — Если вы дадите мне слово, что никому не расскажете о нашем плане, ни сейчас, ни когда-либо, я обещаю не выходить из этой тюрьмы, пока все заключенные не поклянутся, что вам не причинят вреда.

Доусон тонко сказал: «Почему я должен заключать с вами сделку?»

— Я не торгуюсь, — ровным голосом сказал Тим. — Я даю тебе шанс спасти свою шкуру.

Доусон опустил глаза. Его нижняя губа дрогнула, и он посмотрел на Тима, потом снова вниз. — Даю слово.

Миллс и Тим встали и вышли из комнаты. Остальные последовали за ним, оставив Доусона одного на полу. На полпути по коридору Миллс повернулся к Тиму. «Я лучше понаблюдаю за Доусоном с сегодняшнего дня до завтрашнего утра».

Остальные мужчины столпились вокруг, и Фрейзер сказал: «Я тоже присмотрю за ним».

«Одного человека достаточно, — сказал Миллс. — Я вернусь и поговорю с ним.

Руки Тима дрожали, когда он разрезал старое одеяло пополам ножом Фрейзера. Это дело с Доусоном потрясло его.

Сенн сказал, что лишняя рука может пойти на кухню, чтобы стирать и помогать по хозяйству. Казалось, все, что им нужно было сделать, это спросить. Теперь должно быть легко пронести одеяла во двор.

Тим принес деревянные ведра для белья. Он и Рыжая раздели свои койки и сложили одеяла, раздавив их по дну ведер и прикрыв их россыпью грязного нижнего белья, которое они собрали у мужчин в коридоре.

В четыре часа Эддисон и еще один охранник поплелись вверх по лестнице. Ред взял одно ведро, а Аллен другое. Тим[110] в последний раз оглядел комнату. Несколько ловких движений умелых рук Миллса, одеяла, сапоги и обрывки одежды убедили бы ничего не подозревающую Эддисон.

В сотый раз Тим хлопнул по карману, где хранил карту Кейт, и услышал успокаивающее шуршание. В конце коридора рядом с Доусоном стоял Питер Миллс.

Когда Аддисон увидел ведра, он приказал людям остановиться. — Ты не можешь сейчас стирать, — сказал он.

Рэд сказал: «Вещь грязная. Мы хотим, чтобы он пропитался».

— Помойся здесь.

— вмешался Тим. — Капитан Сенн разрешил нам отнести его во двор.

— Что ж, возьми его с собой, — пробормотал Эддисон.

Дьявол бездельничал в дверях кухни флота, ковыряя в зубах щепкой. Аллен и Ред поставили ведра у двери.

Пока они шли, Тим изучал охранников. За исключением высокого молодого рядового, они, конечно, были жалкой партией.

Миллс и Доусон стояли с группой мужчин, наблюдая за игрой в кости, которую заключенные начали у стены кухни.

Тиму казалось, что знакомые вещи перестали быть знакомыми. Зарешеченные окна в тюремной стене, фонарь, часовые с ружьями и блестящими штыками, цвет земли, скелетные ветви тонких деревьев, возвышавшихся над крышей кухарки, казались вещами далекого сна.

Наконец Дьявол остановил их взмахом руки. «Перестань ходить, — сказал он, — и посмотри на игру».

Один из игроков достал часы, посмотрел на них и снова убрал. Он плюнул на кости и бросил их еще раз, затем собрал их. — Ну вот и все, — сказал он с притворным отвращением.

Рэд опустился на порог и кинулся на кухню флота. Аллен передал ведра Дьяволу, который передал их Беллу с поклоном и размахом.

Охранник крикнул: «Прекрати эту игру».

Аллен затеял добродушную потасовку с Фрейзером, который тупо стоял лицом к кухонной двери.

Тим спрятался за прикрытием людей и пробрался на кухню, стукнувшись голенью о подоконник.

Красного уже не было видно. Тим, не теряя времени, обошел котел и встал на колени вместе с Рэдом за штабелем дров, на котором лежали полотенца и тряпки, свисавшие с веревки. Дьявол построил поленницу высокой и прочной, чтобы людям было где спрятаться.

Тим попытался выглянуть из-под полотенец, но Белл повесил их так, что они накладывались друг на друга.

Рука Белла наткнулась на котел, и одно одеяло, а затем другое упало на голову Тима. Он отвел их, невольно улыбаясь, и сунул одну Рэду.

Белл прошептал: «Бычья Голова сейчас во дворе».

Тим подумал о манекенах. Он надеялся, что глаза Аддисона были такими же тусклыми, как и выглядели.

Теперь голос Дьявола стал низким и тихим. "Не волнуйся. Булл Хед снова ушел внутрь. Тебе нечего бояться этого тупоголового хама.

Белл сказал: «Фургон прибыл в половине третьего. Тетя оставила тебе кое-что. Мы кладем их в пакеты».

В четыре тридцать Эддисон снова замолчал. — Пора вернуться внутрь.

Тим слышал шарканье ног заключенных и их бормотание. Он услышал, как хлопнула дверь тюрьмы[112]. Затем он услышал самый неприятный звук. Голос Сенна донесся громко и отчетливо откуда-то со двора. Менялся караул, и Сенн отдавал распоряжения часовым. Тим взглянул на лицо Рэда, тускло освещенное за полотенцами и тряпками. Рыжая с отвращением прошептала: «Этому человеку здесь делать нечего».

— Никаких разговоров, — пророкотал Дьявол. «Сенн скоро уйдет. Там. Сейчас он направляется в тюрьму.

Тим услышал приближающиеся шаги Сенна. Его ботинки царапали землю возле тюрьмы. Дверь со скрипом открылась, затем с лязгом захлопнулась.

Дьявол занялся своим делом. Он звенел кастрюлями, бросал дрова и пел морские песенки, как всегда.

Белл наблюдал за дверью, и спустя время, которое показалось вечностью, он вернулся в комнату. «Во дворе не о чем беспокоиться. Охранники как обычно. Темнеет."

Тиму было интересно, что происходит в тюрьме.

Когда Дьявол и Белл закончили свою работу, они окликнули охранника, который отвел их в столовую военно-морского флота. Охранник зашел в лачугу и предложил помощь.

— Ну, конечно, ты можешь помочь, — поспешно сказал Дьявол. «Вот, Белл, возьми одну ручку кастрюли с кашей и позволь охраннику помочь с другой стороны».

Тим услышал шарканье ног, когда мужчины вышли из кухни, и он услышал, как Дьявол прошептал: «Вы, мальчики, держитесь крепче!»

Тим и Ред сидели тихо. У них не было возможности узнать, был ли поблизости охранник. Тим слышал, как кто-то работает на армейской кухне. Он не мог вспомнить, кто сегодня готовил.

Дьявол и Белл вернулись на кухню, Дьявол всю дорогу разговаривал, чтобы спрятавшиеся люди знали, кто они такие.

Тиму стало тесно. У него болели ноги, и ему хотелось немного сдвинуться с места, но он боялся, что может свалить кучу дров.

Дьявол сказал: «Сейчас достаточно темно, чтобы идти, но Сенн все еще там, бродит вокруг».

Через несколько минут Белл сказал: — Боюсь, скоро нам придется вернуться внутрь, и не будет никакого шума, который закроет ваш проход через окно и сарай. Дайте нам знать, когда захотите рискнуть».

Дьявол закончил свою работу, и они с Беллом сидели и разговаривали так естественно, как только могли.

Тим услышал, как кто-то открыл дверь во двор, и снова раздался голос Сенна.

— Похоже, игра окончена, — прошептал Белл.

— Добрый вечер, джентльмены, — сказал Сенн. — Как ты еще здесь?

Дьявол сказал: «Мы говорили о старых временах и тому подобном».

Снаружи послышался голос Эддисона. — Мне их поднять?

Сенн вошел внутрь. — Пока нет.

Рахитичный пол скрипел и прогибался. Сенн легонько пнул груду дров. — Почему, во имя здравого смысла, вы держите здесь столько дров?

Дьявол глухо рассмеялся. «Мне нравится иметь много под рукой. Спасает нас от того, чтобы снова и снова ходить в сарай и беспокоить охранников и все такое. Скажите, капитан Сенн, — сказал он, вставая на ноги, отчего пол еще больше закачался, — мои деньги когда-нибудь приходили из дома?

"Нет." Сенн прочистил горло. «Эту древесину нужно забрать завтра первым делом. Ты подожжешь это место».

Через щель в куче бревен Тим увидел, как что-то шевелится. Это был один из ботинок Сенна. Тим уставился на полированный палец, как на голову гремучей змеи. Затем он снова увидел, как он двигается. Сенн направился к двери. «Капрал, [114] теперь вы можете поднять их. Мальчики, не забудьте это дерево.

Когда он ступил на подоконник, половицы заскрипели, и с вершины штабеля упал кусок дерева.

— Видишь, что я имею в виду? — сказал Сенн. «Это слишком много дерева».
[115]
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

«Ну же, мальчики», сказал Эддисон.

Тим услышал, как один из матросов поднял стекло фонаря и задул пламя. Теперь на кухне было темно. Моряки ушли.

Армейскому повару приказали войти во двор, и Аддисон вызвал еще одного охранника, чтобы тот пошел с ним, когда он отвел поваров обратно в их апартаменты.

Обычно по двору всю ночь расхаживали не менее двух охранников. Караул сменился в девять вечера и снова в час и пять. Обычно они вешали фонарь у ворот фургона и один на углу крыши дровяного сарая. На стене у двери тюрьмы висела лампа.

Теперь в тишине Тим слышал, как остывает печь. Рыжий переместил свой вес, и пол заскрипел. Со двора не доносилось ни звука.

Колени Тима начали болеть там, где они упирались в деревянный пол. Он покрутил плечами, чтобы снять онемение в руках. Он нащупал свой рюкзак и провел пальцами по его выпуклым бокам. Он повернулся к Рыжему и тихо прошептал: «Надеюсь, вьюки вылетят в окно».

Рэд прошептал в ответ: «Я просто надеюсь, что мы пролезем».

Затем, как взведенный и выстреливший пистолет, дверь тюрьмы открылась и захлопнулась. Шаги пронеслись по двору, и Сенн заговорил с одним из охранников. — Выпустите меня через ворота фургона и помните, что вы должны запереть их сзади.

"Да сэр."

Когда Сенн ушел, один из охранников сказал: «Конечно, старик беспокойный».

В течение последних нескольких дней Тим и Ред наблюдали из своей камеры, как охранники стояли на вечерней вахте. Когда Эддисон и Сенн уходили, охранники обычно стояли вместе и разговаривали у ворот фургона, а иногда — если им казалось, что за ними не наблюдают, — играли в карты.

Теперь, когда Сенн ушел, охранники, вероятно, не будут выполнять свои обязанности. Но если бы они остались рядом, это было бы намного хуже, чем если бы они ходили по двору. Тим задумался, нельзя ли упустить шанс на побег. Если бы только они смогли пройти через окно, пока Дьявол поднимал шум.

Сейчас по двору ходил один из охранников. Он остановился недалеко от хижины и поговорил с другим, который, должно быть, был у двери дровяного сарая. — Этот тупоголовый капрал следит за двором?

— Он спит между сменой караула.

«Давай сыграем в карты у ворот фургона».

— Здесь немного теплее.

— Нам лучше остаться у ворот на случай, если капитан вернется туда. Ему нужна охрана у ворот всю ночь.

Их шаги снова раздались, когда они подошли к воротам.

Глаза Тима привыкли к темноте, и он мог[117] видеть очертания Рыжего, терпеливо ожидающего рядом с ним. Легкий желтый свет за полотенцами, должно быть, просачивается от лампы у двери тюрьмы.

Рэд прошептал: «Возможно, лучшего времени, чем это, быть не может. Пойдем."

Тим медленно встал, прислушиваясь к звуку во дворе. Он повернулся лицом к окну и положил обе руки на кирпичи внизу проема. Каркас так разболтался, что Дьявол вынул его и поставил в угол возле печки. Ред выпрямился и встал рядом с Тимом, готовый помочь ему, если сможет.

Тим прижал локти к бокам, чтобы протискиваться сквозь узкое пространство. Он оторвался от пола, и в этот момент от него оторвался кирпич, который, кувыркаясь, упал на пол.

Оба мужчины пригнулись. Тим чувствовал, как бьется его сердце, когда он прислушивался к охранникам.

Один из них спросил: «Что это было?»

«Во дворе никого, кроме нас. Должно быть снаружи.

— Нам лучше осмотреться.

Шаги раздались рядом, и дверь сарая заскрипела. "Здесь ничего."

Свет фонаря блеснул в дверях флотской кухни. Тим слышал шипение догорающих углей в печи. Голос прозвучал громко. — Никаких признаков того, что здесь кто-то есть. Должно быть, был снаружи.

Охранники заглянули в армейскую кухню и вернулись к воротам вагона.

Тим снова ощупал и обнаружил, что стена вокруг окна прогнила. Раствор засох и рассыпался. Один за другим он расшатывал кирпичи и отдавал их Рэду, который складывал их стопкой на пол. Он надеялся, что Дьявол сможет вернуть их обратно или, по крайней мере, скрыть работу, чтобы другие заключенные могли использовать этот маршрут позже.

[118] К тому времени, как Тим добрался до твердого кирпича, в стене уже зияла рваная дыра. Тим попробовал еще раз, на этот раз с помощью Рэда. Он вскарабкался и сел в отверстии. Все, что он мог видеть, это свет фонаря, выжигающего желтые щели сквозь щели в досках стены сарая.

Один из охранников сказал: «Вы не попытаетесь мне изменить?»

Другой охранник рассмеялся. «Обмануть тебя? Черт, Рэнди, ты же знаешь, что я не мошенник.

Тим вскарабкался и вслепую ступил на груду дров. Раздался грохот, когда осколки осели, но его нога устояла. Он снова подождал, прислушиваясь.

Охранники продолжали болтать о своей игре, а Тим шарил другой ногой. Он оглянулся через отверстие. Лицо Реда было белым и неподвижным, затем оно исчезло и появилось снова. Он передал одеяла, затем рюкзаки. Тим тянулся к ним по одному и осторожно бросал их так, чтобы они остановились у пропавшей доски. Потом появился Рыжий. Он был крупнее Тима, и каким-то образом его блузка зацепилась за край рваного отверстия. Он попытался двинуться вперед, но латунные пуговицы спереди его блузки быстро зацепились.

Тим схватил Рыжего за плечи и почувствовал какое-то ритмичное пульсирующее движение. Ред трясся от неудержимого веселья. — Ты сумасшедший, — прошептал Тим на ухо Рыжему. «Ты испортишь шоу».

Тим держал руки на плечах Рэда, пока тряска не прекратилась. Рыжий вырвался и прижался к куче дров.

Тим нащупал забор. Его рука быстро пробежала по доскам, но все они казались твердыми. Он шлепнул по средней ладонью, и она с внезапным скрипом откинулась наружу.

Охранник сказал: «Кто-то шевелится вон там, в переулке. Может быть, нам стоит взглянуть».

— Ты такой же плохой, как капитан Сенн. То, что происходит снаружи, нас не беспокоит. Что на тебя нашло сегодня? Был невнятный ответ.

Тим развернулся и высунул голову в переулок. Он посмотрел вдоль тюремной стены в сторону входа в тюрьму. Слабый свет из одного из окон падал на истертые булыжники и сухую траву. В поле зрения никого не было.

Медленно он обошел вокруг и посмотрел в другую сторону, не решаясь приподнять доску дальше. Ряд домов был обращен к задней части тюрьмы, в некоторых окнах горел свет фонарей. Насколько мог судить Тим, на улице сзади никого не было. Он приподнял доску, выполз в переулок и потянулся за одеялами и рюкзаками. Затем он поднял доску так, чтобы Ред мог пройти.

На мгновение оба мужчины притаились в переулке у забора. Затем они накинули рюкзаки на плечи и накинули одеяла на руки. Тим схватил конец доски и очень медленно вернул ее обратно, вставляя кончики гвоздей в отверстия и засовывая их как можно лучше.

Двое мужчин наконец выпрямились. Тим чувствовал, как кровь приливает к онемению его ног и рук.

Ночь была прохладной, но воздух был чистым.

Они направились к задней части тюремного двора, двигаясь тихо, чтобы незаметно пройти мимо карточных игроков.

Когда они достигли угла забора, Тим осторожно посмотрел на юг, затем на север. Он дал знак, что улица свободна, и Рыжий перешел ее сторону. Железная дорога шла в квартале или около того на восток, сразу за садами за домами, выходившими окнами на тюрьму.

Мужчины нырнули в переулок между двумя домами и обнаружили, что их путь прегражден столбом света лампы, исходящим из окна первого этажа дома справа от них. Свет отметил желтый прямоугольник на обшитой вагонкой стене другого дома. Тим уже собирался пригнуться к окну и уйти в сад позади дома, когда за домом залаяла собака.

Они тихонько подождали у стены, пока не стихнет лай, а затем пошли обратно. Улица была по-прежнему пустынна, поэтому они шли на север умеренным шагом, сворачивая в конце квартала налево, обогнув угол затемненного дома и направляясь к железнодорожным путям. Собака снова залаяла, и их нетерпение взяло над ними верх. Они побежали по боковой улице, перебрались через колею, спустились по насыпи и направились на север.

Тропа проходила через малонаселенную часть города, и пока они двигались, Тим почувствовал внезапное оживление. Теперь казалось маловероятным, что их увидят, пока они не укроются в лесу.

Звезды ярко сияли между движущимися облаками.

Теперь насыпь исчезла, и шпалы лежали на земле, а не вваливались, как это иногда бывало. Мужчины прошли вдоль рельсов, через рощу, и без малейшего предупреждения наткнулись на полуразрушенную лачугу.

Рядом с лачугой к дереву была привязана крупная собака, и она лаяла и рычала так, словно дьявол вцепился ему в горло.

[121]
Железные дороги Южной Каролины, 1863

г. Железные дороги Южной Каролины, 1863 г.

[122] Тим и Рэд двинулись вперед, но дверь лачуги широко распахнулась, и перед ними стоял мужчина, большой и молчаливый, вырисовывающийся в свете силуэта. Тим остановился и поднял руку. — Добрый вечер, — сказал он. — Извините, что прошёл так близко.

Мужчина не ответил, и Тим повернулся, чтобы уйти. Голос перекрыл рычание собаки. — Идите сюда, янки.

Они повернулись и посмотрели на дверь. Тим поколебался, затем двинулся к свету. Парень был негром. Его кожа была темной, как черное дерево. Он выглядел так, словно мог переломить человека пополам одним движением запястья. Он полуобернулся к угрожающей собаке. — Тише, — прохрипел он. Затем он склонил голову. — Я вижу, что был прав.

Тим посмотрел прямо на мужчину, но ничего не сказал.

Теперь цветной пророкотал: «Я должен повернуть вас назад. Но мне наплевать на эту войну. Он опустил голову, как разъяренный бык. «Я не доверяю ни одному мужчине, белому или черному. Убирайся."

Тим начал было говорить, но здоровяк провел рукой по воздуху перед его глазами, словно отталкивая камень. Он повысил голос. "Убирайся!"

Когда они отошли, Тим вздрогнул. Его дух упал. Встреча показалась дурным предзнаменованием.

Слева река блестела в свете звезд. Когда они шли вдоль дороги, они пересекли шоссе на окраине города и, наконец, укрылись в лесу.

Теперь река протекала рядом с дорожкой, и они могли слышать шум воды о скалы. Когда их глаза привыкли к звездному свету, они увидели белые полосы там, где река текла мимо островков и вокруг скал.

Они прошли через заросли темного подлеска и пересекли маленькие ручейки, которые журчали и журчали на пути к берегу реки. Воздух казался невероятно чистым, а пейзаж свежим и приятным. Они взобрались на холм и на мгновение постояли на вершине, оглядываясь назад. Вдали мигали огни города, но следов погони не было.

Они свернули свои одеяла и привязали их к верхушкам рюкзаков. Когда они повернулись, чтобы снова идти вперед, до их ушей донесся звук церковного колокола — звук, который они слышали в тихие душные летние ночи и прохладные осенние ночи. Он унес с собой память о месяцах заключения.

Тим перевел дыхание, а Рыжий развернулся и пошел вниз по холму, как будто его дом был в поле зрения, а его жена и сын ждали в дверях.

Около часа они шли по ровной местности рядом с трассой, а затем спустились по пологому склону. В том месте, где река пересекала рельсы, земля размякла, и они перешагнули через рельсы и перешли от шпалы к шпале. Шпалы были расставлены так, что идти было трудно, и они уже думали о том, чтобы снова попробовать землю, когда очутились на шаткой эстакаде, которая тряслась при ходьбе.

Красный теперь шел медленнее. Он споткнулся и поймал себя. «Посмотри на эту, она гнилая», сказал он дрожащим голосом.

"Помедленней. Эта эстакада не может быть длинной. Нет звука воды. Там нет ничего, кроме болота.

«Мы можем благодарить наших звезд за то, что поездов очень мало».

Тропа впереди исчезла во мраке. Эстакада тянулась все дальше и дальше, и они шли, пока не потеряли чувство времени. Рэд время от времени останавливался, чтобы проверить ничью, которая, по его мнению, могла быть слабее остальных. Было видно, что работа ему не нравится.

Однажды он попытался посмотреть на часы, но стрелок не было видно, а спички лежали в одном из ранцев[124]. Должно быть, они сбежали из тюрьмы в шесть тридцать или семь. Тим не мог представить, сколько сейчас времени. Казалось, они ходили по этой эстакаде с самого начала творения.

Тим заметил в себе признаки истощения. Ему хотелось пошатнуться, и он знал, что может упасть вниз головой в бездну. — Остановись на минутку, — сказал он. «Отдохнем».

Плечи Реда поникли. Он медленно повернулся и сел на один из перил, с одним сапогом на галстуке, а другой болтался. «Какие мы мягкие».

«Ходить по этим галстукам утомительно для кули».

У Тима болели все суставы и мышцы. Ему хотелось растянуться на галстуке и лечь спать. — Нам лучше двигаться дальше, — сказал он. — Мы должны найти укрытие к рассвету.

Ред сухо рассмеялся. «Все это казалось такой забавой, когда мы сидели в тюрьме и строили планы».

Тим встал и повернулся, чтобы взять на себя инициативу. Он попробовал ногой завязать следующую стяжку, и они снова двинулись вперед, шагая, как раньше, каждый раз с неуклюжим прыжком.

Они не прошли и пятисот футов, когда эстакада кончилась, и дорога снова вышла на твердую землю. Они перебрались в другой лес, сбежали по склону и перепрыгнули через стремительный ручей. Они путешествовали всю ночь, переходя от низменности к возвышенности и снова возвращаясь к низменности, пересекая полдюжины эстакад короче, чем первая.

Они остановились у другого леса, повернулись лицом друг к другу и поняли, что теперь стало светло.

Ред покачнулся, спиной к розовому сиянию восточного неба. Лицо его было изможденным, глаза ввалились. Он моргнул, покачал головой и обернулся, чтобы оглянуться.

Тим ухмыльнулся. «Одно можно сказать наверняка. Ни одна гончая ни в раю, ни в аду не смогла бы пройти по этому пути». Они сошли с тропы и с трудом поднялись на густо поросший лесом холм в поисках подходящего бивуака.

— Мы все еще слишком близко к трассе, — сказал Тим.

Наконец они увидели перевернутый дуб. Его корни образовывали закрытую нишу, прикрытую с одной стороны маленькой сосной. Они сняли рюкзаки и открыли их. Они сразу увидели, что Дьявол превзошел самого себя. Поверх рюкзака Рэда лежало свернутое пончо, тонкое и с заплатами, но, тем не менее, на нем было удобно спать. Рыжий разложил. — Неудивительно, что я устал, — сказал он. «Я нёс более тяжёлый груз, чем ты».

Тим нашел дюжину сваренных вкрутую яиц, маленькую фляжку бренди и приличную флягу. «Кажется, у меня тоже был дополнительный груз».

Рэд щелкнул фляжку пальцем. Это издавало глухой звук. «Эта вещь пуста. Пончо весит больше, чем фляга, бренди и яйца вместе взятые», — сказал он. «Съедим яйцо. Интересно, они начинены икрой?

Тим прикончил свое яйцо, и они вместе стали изучать карту. На нем были показаны железнодорожные пути, ведущие из Колумбии. Эстакады не были показаны, а маршрут предыдущей ночи был отмечен как невинная кривая. Учитывая качество работы Кейт, скопированная ею карта, должно быть, была неполной.

В городе Алстон железная дорога разветвлялась, северная ветка заканчивалась в Спартанбурге.

-- Надеюсь, мы уже недалеко от Олстона, -- сказал Ред, -- но сомневаюсь, что мы преодолели двадцать миль.

— Я тоже в этом сомневаюсь.

Они расстелили свои одеяла.

Рэд уселся, а Тим убрал оставшиеся яйца. «Мы должны Дьяволу выразить благодарность».

«Если нам не повезет, мы можем поблагодарить его лично».
[126]
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Солнце сияло сквозь деревья. Тим продрог до костей. Он хотел, чтобы у него было пальто.

Ред не подавал признаков пробуждения. Тим подумал: «Сегодня пятница». Он расстегнул блузку и вытащил маленькую черную книжечку с пометкой «ДНЕВНИК 1863». Она была закрыта язычком, продетым в петлю. Он вытащил закладку и пролистал страницы. Первая половина книги была заполнена записями, но период заключения был почти пустым. На некоторых страницах он написал карандашом «Письмо от Кати» или «Домашние новости», но давно забыл о ежедневных записях. Ему было грустно считать бесконечную цепь потерянных дней.

Он нашел страницу и дату, пятница, 11 декабря, достал карандаш и написал:

«Первый день свободы с прошлого июля. Как долго это будет продолжаться?" Он пролистал страницы вперед и наткнулся на пятницу, 25 декабря. Он с улыбкой подумал, что осталось всего три недели, чтобы купить подарок для Кейт.

Тим услышал треск веток и шорох листьев за деревьями на небольшом расстоянии. Он лежал совершенно неподвижно.[127] Сначала не было звука, потом треск возобновился, чуть ближе. Казалось, что кто-то, зная, что они там, приближался с осторожностью.

Тим мягко потряс Рэда за плечо. Ред повернулся, сонно вздохнул и открыл один глаз. Тим приложил палец к губам, а Рыжий оторвал голову от земли и прислушался. Опять не было звука. Затем снова раздался треск, на этот раз немного дальше.

В глазах Реда было затравленное выражение, как будто ему снился очень плохой сон. Он прошептал: «Я не могу снова вернуться в тюрьму. Давай побежим».

Тим покачал головой. Они лежали неподвижно, должно быть, четверть часа.

Тим указал на солдата в сером за кустами, но, глядя на них, солдат словно растворялся. — У нас галлюцинации, — сказал он. «Шум, который я услышал, мог быть любой из тысячи вещей».

Они сложили свои одеяла и скатали их.

Тим принялся снова упаковывать рюкзак. Он поднял его, вытащил лишнее нижнее белье и носки и перевернул рюкзак вверх дном. Яркий маленький предмет упал на землю, и Тим наклонился и поднял его. «Дьявол вставил компас», — сказал он.

— Этот человек был добр к нам. Красный глубоко вздохнул. «Давайте рискнем и двинемся днем, по крайней мере, пока не увидим признаков жизни».

Воды не было, поэтому они взяли свою кукурузную муку всухую. Тим провел языком по зубам. «Моя мать называла эту штуку «рокиг». Я помню, что нам это не очень нравилось».

«Вкусы меняются».

Они быстро двигались по лесу.

Они подошли к ручью и встали на колени, чтобы напиться. Тим наполнил пустую флягу. Они двинулись дальше, пересекая ручьи и небольшие болота и огибая пару небольших ферм.

[128] Около полудня они подошли к возделываемому полю, по краям которого еще стояли стебли кукурузы. Они нашли пять колосьев и сохранили их для приготовления пищи, когда им представилась возможность разжечь костер.

Они шли по краю поля, пока не увидели дом, затем перебрались в укрытие на редколесистой равнине.

Они должны были идти медленно, чтобы их не заметили. К этому времени капитан Сенн уже успел поднять тревогу.

Тим заметил, что Ред снова ходит с духом. Отдых и еда имели значение.

Вскоре после полудня они достигли другого участка открытой земли. Перед ними было поле с высокой травой.

На расстоянии примерно полумили, на фоне леса темных сосен, стояли белые каркасные домики городка. Тим зацепил большие пальцы за ремень. — Если мы не сделаем широкий круг, мы не сможем пройти здесь в это время дня. Вокруг города должны быть фермы.

— Давай ненадолго успокоимся.

Они изучали город. Вдалеке по полю ехал всадник, его фигура виднелась над кончиками травы. Они услышали далекий лай собак. Тим сказал: «Я думаю, нам лучше ехать ночью, пока мы не доберемся до Северной Каролины».

Справа, за деревьями позади, виднелась груда дров, вероятно, оставленная там много лет назад, когда земля была расчищена. Мужчины сняли рюкзаки и устроились на траве, прислонившись к штабелю дров. Грязевые осы поселились в одном из бревен и кружили над головой.

Ред посмотрел на часы. "Половина четвертого." Он завел часы и снова положил их в карман, опустил подбородок на грудь и заснул. Тим попытался уснуть, но обнаружил, что не может, поэтому посмотрел на небо и утешил себя мыслью, что один из них все равно должен быть часовым.

Ему вспомнилось лето перед тем, как он пошел в армию, когда он работал на ферме Куигли. Он помнил, как расчищал северное пастбище, таскал камни на старой каменной лодке и кричал лохматым копытам, когда они подходили к стене на опушке леса.

Когда он прощался с мистером Куигли, старик проявил некоторую сентиментальность, о которой Тим и не подозревал. — Ты был хорошим работником, — сказал он. «Я буду скучать по тебе, как по озорнику, но я знаю, что ты будешь гордиться своей страной».

Тим наблюдал, как пара ворон села на поле неподалеку. Они устроили жуткий крик, вероятно, из-за куска кукурузы или дохлой полевой мыши.

Он повернул руки ладонями вверх и сплел пальцы вместе. Он сделал церковный шпиль указательными пальцами, как его отец научил его делать, когда он был мальчиком. Он вспомнил стихотворение, прошедшее движением его рук:
Вот церковь
, А вот шпиль.
Открой двери
И увидишь всех людей.

В его ушах заглушал карканье и бормотание ворон. Тень от поленницы плела узор на деревьях.

У Тима закружилась голова. Должно быть, он спал уже несколько часов. Небо было совсем темным. Он был уверен, что его разбудил шум, но теперь он не мог слышать ни звука. Ред был очень неподвижен, но Тим заметил, что его глаза широко открыты. Тим посмотрел, чтобы увидеть, что привлекло внимание Реда. Не более чем в пятидесяти футах от них сидел человек, неподвижный, как камень, на крупной лошади. Он оказался фермером и нес мушкет через седло.

Рука Рыжего лежала рядом с ним. Тим украдкой схватил его за запястье, давая понять, что он не спит и не будет шуметь. Всадник оглядел поле; лошадь наклонила голову и звенела уздечкой. Человек пнул лошадь в бок и ускакал, держась поближе к краю поля, глядя в обе стороны, как будто он был на инспекционной поездке.

Тим наблюдал, как он исчез, и Рэд сказал: «Это было очень близко».

— Как вы думаете, он искал нас?

«Господь знает».

Они собрали свои рюкзаки и пошли на запад к железной дороге. Огни города казались желтыми квадратами среди деревьев. Тропа шла к окраине города, и они решили, что будут следовать по ней, пока не окажутся рядом с домами, а затем свернуть в лес, чтобы избежать города. Если это Алстон, то скоро они пересекут западную ветку железной дороги.

Вскоре после того, как они съехали с тропы, они столкнулись с болотом и увидели что-то похожее на огромный огонь, мерцающий за тонкой ширмой деревьев. Они двинулись к свету. Теперь они услышали голоса, перекрывающие звук пламени. Они смотрели на мгновение. Тим сказал: «Похоже, это печь для обжига смолы или какая-то угольная яма».

— Что бы это ни было, нам здесь не место.

Они углубились в лес слева, подходя близко к реке, чтобы обойти печь. Каждый шаг по мертвенно-сухой лесной подстилке звучал для их беспокойных ушей как выстрел из пистолета.

[131] Они жили кошмаром потерянного направления и сомнения, и дома-призраки внезапно вырисовывались на их пути. Они боялись зажечь спичку и не могли прочитать компас в темноте. Они спотыкались о зазубренные скалы и поваленные деревья и подошли к быстро бегущему ручью, пересекавшему их путь. Они пытались найти место для переправы, где можно было бы остаться сухим, но такого места не было, и они пошли вброд, переступая, как могли, с камня на камень. Правая нога Тима соскользнула в самое глубокое место, и его нога вошла внутрь, намочив брюки до колена.

К тому времени, как они добрались до другой стороны, их ботинки были наполнены холодной водой. Они опустошили их и встали с другой стороны, ноги онемели.

Тим сунул спички в карман брюк. Он вытащил их. «Давай взглянем на компас». Он держал инструмент близко к груди, и в свете спички игла прыгала туда-сюда. «Интересно, работает ли это вообще».

— Это против пуговицы на твоей блузке.

"Так что, это."

Тим отвел компас от себя, и стрелка остановилась.

К настоящему времени они, должно быть, миновали город. Они решили идти прямо на север.

Они пересекли западную ветку железной дороги и нашли путь, ведущий ближе всего к линии Северной Каролины.

Тим чиркнул еще одной спичкой, и они посмотрели на карту. На их пути между Олстоном и местом под названием Юнионвилль было очень мало городов, примерно в сорока милях к северу.

Они прошли по тропе две или три мили, и, когда земля начала подниматься, Тим сказал: «Давайте рискнем и поджарим пару початков кукурузы».

[132] Их огонь хорошо разгорелся. Ред посмотрел на пламя. — По крайней мере, мы не в тюрьме.

«Люди в стране, которую мы должны пересечь, уже должны знать о нас. И большинство из них охотники. Они так же быстро выследят человека, как и енота.

Они сняли сапоги и уперлись ногами в сухое бревно. Они держали ботинки возле костра, ожидая, пока пламя не уляжется.

Тим посмотрел на компас и изучил карту.

Они немного поговорили, глядя в огонь, а когда пламя погасло, положили кукурузу в угли.

Когда кукуруза поджарилась, Ред откинул угли и выковырял початки. Сбрасывали их, работая быстро, чтобы не обжечься. Ядра были оранжево-золотыми и местами обуглены. Красный сказал: «Какой праздник».

«Может, если нам повезет, мы найдем еще несколько по пути. Ничего подобного в тюрьме не было».

Ред поднес часы к отблеску огня. — Без четверти одиннадцать. Давай поторопимся».
[133]
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Четвертое утро они провели в укрытии от дождя. Обошли фермы, перешли вброд десятки ручьев. Не раз они уклонялись от проселочных дорог, чтобы избежать упряжек волов и деревенских повозок, но, насколько им было известно, их никто не видел.

Дождь начался час назад. Теперь он хлынул потоками, набухая и превращая реки в мутные потоки.

Они нашли укромное место на краю глубокого оврага. Они согнули четыре тесно сгруппированных саженца, привязав верхушку каждого к основанию другого и накрыв их пончо, которое дал им Дьявол. Они сварили кашу из рокига и воды и съели ее. Теперь это было безвкусно.

Они расстелили свои одеяла на положенных рядом бревнах, и Рыжий так устал, что спал, как младенец, на этой кровати, похожей на вельветовую дорогу.

Дождь барабанил по пончо и капал сквозь дыры, намокая одеяло Тима и намокая его одежда.

Ему не хотелось смотреть на карту Кейт под дождем. Бумага была тонкая, и он боялся, что, если она намокнет, она может порваться. Они находились к востоку от железной дороги. Он надеялся, что они недалеко от Юнионвилля.

Они двигались не так быстро, как надеялись, но если бы они могли двигаться дальше, то могли бы добраться до Северной Каролины за два-три дня. Они думали о том, чтобы перепрыгнуть через товарный вагон, но риск был слишком велик, а по железной дороге далеко не уедешь. Он закончился в Спартанбурге.

Тим посмотрел на ущелье сквозь завесу дождя. Их перспективы не могли казаться хуже. Они съели последние два яйца и поджарили и разделили последний початок кукурузы. Рокиг долго не продержится.

Они не могли надеяться найти друзей, пока не пересекли границу штата, и даже тогда они не могли отличить юниониста по покрою его одежды. Северная Каролина может и не быть землей обетованной. Им придется проехать сто тридцать или сорок миль, пересекая Грейт-Смоки, прежде чем они увидят форму янки.

Тим спал до полудня, а когда он проснулся, дождь прекратился, и свинцовые тучи развеялись, оставив клочья ясного голубого неба.

Тим коснулся плеча Рэда, и Рэд открыл глаза. Он уставился на пончо над головой. Его лицо не выражало никаких эмоций. Он молчал с минуту, прежде чем заговорил. «Ну, мы договорились об этом. Мы знали, что у нас не более пятидесяти шансов».

«Давайте поторопимся».

Около часа они шли на северо-северо-запад по узкой заросшей дороге. Они увидели дом, затем свернули вправо и вошли в заросли, где они спотыкались и брыкались в колючих зарослях и перепрыгивали через вьющиеся паводки, которые пришли с дождем. Когда они, наконец, вырвались наружу, руки у них были в крови, а одежда порвана, но они оставили дом на милю позади. Тим увидел небольшой ручеек, не замутившийся дождем.

Они постояли немного и огляделись. Насколько мог видеть Тим, не было никаких признаков жизни. — Давай примем ванну, — сказал он.

— Ты сошел с ума, парень? Сегодня днем чертовски холодно.

— Я бы хотел перемен.

— Почему бы нам не отправиться в город и не примерить себе новые мундиры? Зачем делать работу наполовину?»

Тим улыбнулся. — По крайней мере, мы можем вымыть ноги и переодеться в сухие носки.

Они достали чистые носки и оставили рюкзаки у подножия дерева. У кромки ручья они сели на огромный плоский камень и вымыли ноги, потом посидели немного, пока ноги не высохли.

Они надели чистые носки, привязали мокрые к отворотам ранцев и снова пошли.

Вскоре они нашли изрытую колеями дорогу для фургонов, которая выглядела так, будто ею редко пользовались. Они снова были готовы к путешествию, но открытая местность и отсутствие укрытия по сторонам дороги заставили Тима задуматься, стоит ли им идти дальше при свете дня.

Здесь они шли рядышком. Впервые земля затвердела от мороза.

Тишину нарушил железнодорожный свисток.

Через три-четыре минуты они услышали звук двигателя, сначала слабо. Снова раздался свисток, и они увидели грузовой поезд на возвышенности в полумиле к западу, пыхтя и раскачиваясь на север, оставляя за собой дымный след.

— Вот как нужно путешествовать, — сказал Рэд.

Они смотрели на дым, пока он не рассеялся, а когда повернули, увидели впереди стадо коров, неуклюже перебегающее дорогу. Тим уже собирался искать укрытие[136], когда заметил мальчика шести или семи лет посреди стада. Он смотрел на беглецов с открытым ртом.

Коровы продолжали переходить дорогу, но парень стоял неподвижно, пока не прошла последняя корова. Затем, оказавшись один на дороге, все еще лицом к лицу с людьми в изодранной синей одежде, он развернулся и побежал.

Справа от них мягко поднималась земля. Он предлагал небольшое прикрытие. Было бы глупо отступать по дороге. Тим указал налево, к железнодорожным путям. — Это самый лучший способ. По крайней мере, там есть небольшое укрытие.

Они пересекли поле и оказались в роще кустарниковых дубов и сосен. Они рванулись вниз по крутому невысокому холму, пересекли ручей и поднялись к хребту, где проходила железная дорога. Они услышали звук копыт лошадей, разбивающих подлесок поперек ручья. Они нырнули за заросли сорняков. Всадники появились в поле зрения и перепрыгнули через ручей. Они придержали поводья и посмотрели вдоль маленькой долины и вверх по холму.

Тим и Рэд неподвижно смотрели, как мужчины переговариваются тихим голосом. Один был далеко за средние годы, худощавый и красивый. Он был без шапки, лицо его было загорелым, а голова покрыта густой копной белоснежных волос. Другой мужчина был большим и крепким, гигантским мужчиной. Серая шляпа с напуском прикрывала его глаза. Оба были вооружены.

Большой человек крикнул: «Покажитесь лучше. Мы знаем, что ты здесь. Мы видели, как ты мчался по полям.

Тим прошептал: «Нам лучше сдаться, чтобы спасти свои жизни».

Они стояли с поднятыми руками и подняли винтовки. Лошади приблизились.

Седой мужчина говорил с оттенком картавости. — Вы солдаты, сбежавшие из тюрьмы в Колумбии?

— Мы, — сказал Рыжий.

— Вы вооружены?

[137] «Даже ножа нет», — сказал Тим.

Большой человек говорил. — Я обыщу их. Он спешился и, оставив винтовку у пожилого человека, осторожно двинулся вперед. «Выйдите из-за этих сорняков».

Они подняли руки вверх, и великан приказал: «Снимите рюкзаки и рулоны одеял». Он внимательно наблюдал за ними. «Бросьте их позади меня на землю».

Солдаты сделали, как им было сказано, и мужчина хлопнул их по карманам ладонями, похожими на окорока. Тим услышал шуршание карты, но их похитителя это не заинтересовало. Он ощупал дневник и альбом фотографий. «Расстегни блузку».

«Это мой дневник и домашние фотографии».

Выражение лица мужчины не изменилось. Он порылся в этих вещах, но не смог найти верхнюю часть кармана и, наконец, сказал: «Выноси их сам, но будь осторожен, если ты попробуешь какую-нибудь забавную штуку, мистер Макнил пристрелит тебя».

Тим достал альбом и дневник и держал их на ладони. Мужчина грубо потянулся к книгам в кожаных переплетах и сунул их в карман пальто.

Рэд опустил руки, но держал их подальше от боков. — Эти вещи — личная собственность.

Большой мужчина покраснел. «Ты грязный янки. Лучше поднимите руки».

Теперь голос пожилого мужчины стал резким. — Не разговаривай так с заключенными, Кейн. Эти люди — офицеры Союза, военнопленные. Дай мне книги».

Большой человек был угрюм. «Как только я свяжу арестантам руки. Мы можем возить обезьян на наших седлах».

Беловолосый мужчина улыбнулся, затем его лицо стало суровым. Он говорил с пленниками. — Если мы оставим вас несвязанными, чтобы вы могли ехать позади, вы дадите мне слово, что будете вести себя хорошо?

[138] Тим улыбнулся. — Сейчас не лучшее время для перерыва. У вас есть наше слово.

Глаза великана блестели, как полированный кремень, под косматыми бровями, отражая его ненависть к янки вообще и обиду на старика.

Он ворчал, когда пленники свободно садились на коня, и молчал и размышлял, пока они взбирались на холм и бежали трусцой через лес и открытые поля. Тим ехал позади пожилого человека.

Проехав с полмили или около того, они подошли к воротам беспорядочного белого двухэтажного дома с фонарями, висящими по обеим сторонам большой входной двери. За домом стоял большой сарай, а рядом с ним другие хозяйственные постройки.

Большой человек говорил. — Я запру янки в своем сарае и поставлю охрану вокруг.

«Эти люди в плачевном состоянии. Им нужна еда, отдых и возможность высушить одежду. Я повешу их здесь». Макнейл кивнул Рэду. — Вы можете спешиться. Кейн, поставь тюки у ворот и найди двух охранников и двоих, чтобы сменить их во время ужина и передвигаться с ними всю ночь. Пусть пока стоят по разные стороны дома».

— Простите меня, сэр, я думаю, вы совершаете большую ошибку. Наверняка вы не хотите держать их здесь.

"Делай так, как я говорю."

Гигант мчался прочь, оглядываясь на ходу. Остальные спешились, и шотландец сказал: «Кейн хороший работник, иначе я бы не стал его оставлять».

Две молодые собаки промчались вокруг дома, виляя хвостами и радостно лая. Они обнюхали ноги заключенных. Одна была гончей с красивыми красновато-карими глазами, а другая, с золотой шерстью, была похожа на помесь овчарки и лохматого медведя. Они[139] виляли хвостами, а Тим похлопывал их по очереди. Рыжий почесал лохматому подбородок, и собаки снова помчались играть.

Шотландец улыбнулся. — Вы бы поверили, что у них была одна и та же мать?

Тим посмотрел на пистолет, висевший на поясе их хозяина.

— Думаю, я должен предупредить вас, — сказал шотландец, — я лучший стрелок из пистолета в округе Честер. Я не хотел бы испытывать на тебе свои навыки.

Тим сказал: «Спасибо за вашу любезность, сэр. Мы не собираемся бежать прямо сейчас. Кстати, — он указал на Реда, — это лейтенант Келли. Меня зовут Брэдфорд».

Мужчина сказал: «Пойдем внутрь».

Дверь открыл темнокожий мужчина средних лет, словно по заранее оговоренному знаку. Его голос дрожал, когда он приветствовал своего хозяина, и Макнейл сказал: «Эти люди — пленники, но вам нечего бояться. Разведите огонь в западных комнатах, чтобы они могли высушить одежду. Проследи, чтобы кровати были заправлены». — крикнул Макнейл вдогонку удалявшемуся мужчине: — И попроси Дженни принести их тюки из-за ворот. Убедитесь, что у них нет пистолетов или ножей, прежде чем отводить их в комнаты.

— Да, Масса.

— Не могли бы вы присоединиться ко мне у костра? — спросил Макнейл.

Они вошли в длинную низкую гостиную с потолком из необработанных коричневых балок, оштукатуренных между ними. Заключенные уселись по одну сторону от потрескивающего костра. Хозяин бросил пальто на стул и сел с пистолетом на коленях. — Как давно вы в деревне?

Рыжий дернул бороду. — Сегодня был наш четвертый день, сэр.

— Как вам удалось сбежать из тюрьмы?

— Лучше бы мы не говорили, но мы ни к одному охраннику не прибегали.

— Вы, я полагаю, направлялись в Ноксвилл?

[140] «Да», — сказал Тим.

Макнейл уставился на ковер у очага. «Я служил в шотландском полку много лет назад. Военная служба казалась мне забавой, когда я был молод, но такая война — грязное дело». Он помолчал минуту, а потом сказал: «Эта страна была добра ко мне, а теперь эта война разрывает ее на части. Наши фермы процветали, а люди гордились. Я поселился в Чарльстоне, когда впервые приехал сюда, и когда у меня появилось немного денег, я купил эту землю.

Цветной мужчина стоял в дверях. — Дженни говорит, что в мешках джентльменов ничего особенного нет, кроме грязной одежды. Есть немного бренди и мешок молотой кукурузы.

— Спасибо, Люк. Макнейл потрогал свой пистолет и заговорил, как прежде. «Это нехорошо. Война идет против нас сейчас. Нас давит индустриальная мощь Севера». Он улыбнулся с оттенком горечи. — Мои сыновья никогда бы этого не признали, я уверен. Один из них учился в медицинском колледже на Севере, но он южанин до мозга костей. Они оба сейчас с генералом Ли.

Тим сказал: «Мы верим в свое дело, как и они в свое».

Их хозяин посмотрел в огонь, потом стал изучать лица заключенных. «Ребята, у вас были тяжелые времена. Меня бы очень огорчило, если бы я увидел, что ты пришел к несчастному концу. Здешние люди ненавидят униформу янки. Двадцать два мертвых конфедерата спят на кладбище вниз по дороге.

В дверь в задней части дома постучали. «Должно быть, это Кейн», — сказал Макнейл.

Цветной снова вошел. "Мистер. У Кейна снаружи четверо охранников. Он спрашивает, не хочешь ли ты с ним поговорить?

«Скажите мистеру Кейну, чтобы он послал одного из охранников в холл второго этажа. Я скоро увижусь с ним.

[141] Макнейл встал, держа пистолет в руке. — Я отведу вас в ваши комнаты.

Макнейл держал пленников впереди себя, указывая им путь. Он направил Рэда к двери в середине зала, а Тима — к комнате, выходящей как вперед, так и сбоку. «Устраивайтесь поудобнее. Хочешь чаю с хлебом, чтобы продержаться до ужина?

— Не беспокойтесь, сэр, — сказал Тим. «Сон — это то, что нам сейчас нужно».

В очаге потрескивал только что зажженный огонь. Тим расстелил одеяло на полу, снял одежду и повесил ее сушиться над камином. Он пододвинул стул с лестницей к очагу, выложил содержимое своего рюкзака и разложил одежду на стуле.

На столике у кровати стояли кувшин и стакан, а на деревянной подставке дымился фарфоровый таз. Тим потянулся за губкой, висевшей рядом с полотенцем сбоку от подставки, помыл и высушил. Он налил себе воды, приоткрыл окно и скользнул под чистые белые простыни.

Одно окно его комнаты выходило на запад, и по углу наклона солнца он понял, что уже за полдень. Он лежал с минуту, глядя в белый потолок над головой и желая получить удовольствие от лежания между благоухающими простынями, но мысль о возвращении к сырым, унылым стенам тюрьмы, к мелкому произволу охранников и скуки, было достаточно, чтобы сделать его больным.

Он погрузился в беспокойный сон.
[142]
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Тим проснулся от звука стука в дверь и голоса Макнейла. — Ты присоединишься ко мне за ужином через двадцать минут?

"Спасибо, сэр."

В комнате было темно, если не считать мерцающего света в очаге. Снаружи безвкусное небо над близлежащими холмами было усеяно тонкими серыми облаками.

Тим чиркнул спичкой и зажег лампу на тумбочке. Он выключил фитиль, чтобы стекло не дымилось. Закончив одеваться, он посмотрел в зеркало, висевшее возле лампы. Его глаза были запавшими, и у него была светлая борода.

Он застегнул блузку и расправил изодранные рукава, разгладил перед. Он сел на стул, чтобы надеть сапоги. Сапоги были еще влажными. Его желудок был болезненно пуст, но после еды он был в форме, как скрипка.

Тим озадачен Макнилом. Мужчина казался умеренным в своих взглядах. У него было прекрасное чувство справедливости, и было ясно, что у него стальной стержень.

[143] Тим услышал голоса снаружи и понял, что не опустил окно. Он уловил звук голоса Кейна. — Глупо держать их здесь. Они должны быть закрыты в сарае с охраной вокруг.

Тим услышал вой собаки. В голосе Макнейла звучало нетерпение. «Они должны поесть и хорошенько выспаться. В тюрьме Ричленда у них будет запас хлеба и воды.

— Будь моя воля, я бы сейчас сломил их дух.

— Спокойной ночи, Кейн.

Кейн кисло пробормотал. Света было еще достаточно, чтобы Тим мог видеть темные очертания человека и его собак, когда они двигались в сгущающихся сумерках.

Тим услышал, как хлопнула входная дверь Макнейла. Он опустил окно, выключил лампу и приоткрыл дверь.

Свет в холле был тусклым, но он мог видеть, как охранник наклонился вперед в своем кресле, его пистолет был направлен на щель. — Теперь можешь выходить, руки вверх.

Тим сделал, как ему сказали. Охранник сказал: «Теперь встань у двери».

Рэд шевелился в своей комнате. Его голос был громким. "Я выхожу."

Ред подмигнул Тиму. Заключенные спускались по лестнице впереди охранника. Хозяин ждал их в холле.

— Добрый вечер, — сказал он. — Ты хорошо отдохнул?

Красный ухмыльнулся. "Спасибо, сэр. Мы сделали."

Поведение Рэда свидетельствовало об изменении настроения, и Макнейл пристально посмотрел на него, прежде чем попросить своих пленников присесть на минутку у костра. — Хотите стакан хереса, джентльмены?

Ред сказал: «Прошу прощения, сэр, но наши желудки настолько пусты, что это может не слишком хорошо зайти».

[144] Тим усмехнулся про себя, и шотландец улыбнулся. — Тогда мы пойдем прямо внутрь. Люк подаст вино к еде.

Стол был накрыт белой скатертью и граненым стеклом. Серебро блестело в свете свечей. Овощи подавала цветная женщина средних лет в накрахмаленном белом фартуке и накрахмаленной шапочке с оборками наверху.

Макнейл вырезал курицу, прекрасную толстую птицу.

— Я заметил пианино из розового дерева в конце твоей гостиной, — сказал Тим. — Вы играете, сэр?

— Ни записки, — сказал их хозяин. «Моя дочь играет. Я взял ее в Гринвилл, чтобы навестить двоюродного брата. Я буду счастлив вернуть ее снова. Это ее сын увидел вас и поднял тревогу. Макнейл слабо улыбнулся. — Он умирает от желания увидеть тебя снова. Мы представим вас после обеда, если вы не возражаете.

Рыжий сказал: «Вовсе нет».

Хозяин был щедр на порцию курицы, а цветная женщина несколько раз передала соусник и овощи.

Макнейл повернулся к Тиму. "Где твой дом?"

«Я из маленького городка на реке Коннектикут, места под названием Стоунз-Брук. Мой отец единственный врач в городе. Лейтенант Келли - житель Нью-Хейвена. Он оставил жену и ребенка дома». Тим знал, что говорит больше, чем его спросили. — Но что касается меня, то я неженатый мужчина.

Их хозяин улыбнулся. «Тебе не может быть двадцать. У тебя еще есть время.

Рэд сказал: «Он выбрал свою девушку».

— Полагаю, вы служили в Южном департаменте. Где вас схватили, могу я спросить?

— На острове Моррис, сэр, одиннадцатого июля прошлого года, — сказал Ред.

[145] «Это, наверное, Батарея Вагнера».

"Да. Форт Вагнер, как мы его называем.

Макнейл потрогал ножку своего стакана и сухо улыбнулся. «Думаю, он заслужил это звание».

После обеда они удалились в гостиную, и их хозяин заговорил с охранником, сидевшим в холле.

Когда Макнейл снова присоединился к ним, он сказал: «Некоторые из моих соседей хотят взглянуть на вас. Я решил позволить им прийти. Я хочу, чтобы они знали, что вы не дикие звери». Он потрогал приклад своего пистолета и сказал как бы самому себе: «Они должны оставить свое огнестрельное оружие за дверью».

Макнейл болтал, пока не раздался первый стук в дверь. Мужчина с седыми волосами вошел в комнату со своей женой.

Макнейл представил их как доктора и миссис Селлерс. «Доктор. Селлерс — наш семейный врач».

Вскоре в комнату вошли еще пять человек, две женщины и трое мужчин, все далеко за средний возраст. Сначала они сидели натянуто, пока манеры хозяина не заставили их почувствовать себя как дома.

Доктор посмотрел на Тима своими яркими голубыми глазами и мягко протяжно спросил: «Вы много знаете о ходе войны?»

— Боюсь, очень мало, сэр, — сказал Тим. «Мы были в тюрьме более пяти месяцев, прежде чем сбежали».

Их хозяин кивнул в сторону человека, задавшего вопрос, и повернулся к Тиму. — Доктор Селлерс — наш единственный врач — южный коллега вашего отца.

Доктор говорил тихо. «В военное время мы думаем о наших врагах как о безжалостных негодяях. Конечно, в глубине души мы знаем, что это не так. Но я не могу понять, почему Север должен разрушить наши устоявшиеся институты. Он покачал головой. «Теперь я говорю как ребенок. Рабство уже обречено».

[146] Жена доктора ахнула. — Конечно, нет, если мы выиграем войну.

Врач сказал: «Мне очень жаль, Мэри. Наша лампа горит очень слабо.

Со стула поднялась женщина с суровым лицом. «Я никогда не думал, что услышу такие разговоры. Думаю, я буду двигаться дальше».

Раздался сильный стук в дверь, и Кейн был впущен в сопровождении трех мужчин, один из которых сильно хромал, несомненно, сын Кейна. Макнейл поприветствовал мужчин, и в наступившей тишине Тим услышал тявканье и царапанье гончих.

Кейн стоял, его голова почти касалась одной из тяжелых балок, свет костра превращал его лицо в уродливую маску. Он говорил своим хриплым протяжным голосом. «В присутствии ваших соседей, мистер Макнил, я хочу сказать это еще раз. С этими людьми следует обращаться как с заключенными».

«Военнопленные, а не преступники, мистер Кейн».

Кейн пробормотал «Спокойной ночи» и направился к двери, а его сын и друзья следовали за ним. Вскоре за ними последовала женщина с суровым лицом и один из мужчин, который, должно быть, был ее мужем.

Доктор, говоря от лица оставшихся, сказал: «Желаю вам, джентльмены, спокойной ночи». Он грустно улыбнулся. «Эта деревня была счастливым местом до войны. Хотел бы я, чтобы вы знали нас тогда.

Когда его соседи ушли, Макнейл отдал приказ охраннику. — Станьте в холле наверху. Чуть позже я покажу заключенным их комнаты. Ночь холодная. Охранники снаружи не понадобятся. Двое могут спать, пока двое стоят на часах у дверей спальни. Вы можете установить смены, которые вам больше всего подходят».

Шотландец поджег свежие поленья, сел и сжал кончики пальцев. Он говорил без признаков колебания. «Конечно, я хорошо знаю, что у вас на уме. Я не могу и пальцем пошевелить, чтобы отправить тебя в путь. Если охранники настороже, они могут услышать малейший звук через двери спальни. Но предположим на мгновение, что вы достигаете земли. Кейн подчиняется мне, потому что у него нет выбора, но ничто не мешает ему выставить охрану вдоль дороги, и я подозреваю, что он мог именно это и сделать. Такие люди будут стрелять на поражение. У Кейна есть стая уродливых гончих. Даже если у вас был приличный старт, вскоре поднимется тревога. Кейн хотел бы такой погони. Я бы дал тебе очень мало шансов.

Макнейл постучал по рукоятке пистолета, затем снова сложил пальцы и заговорил, перекрывая потрескивание огня. — Предположим, вы очистили графство и штат? У Тима сложилось сильное впечатление, что Макнил говорил именно так, как говорил бы со своими сыновьями. — У вас нет ни пальто, ни еды, чтобы говорить о ней. Он массировал виски большим и указательным пальцами правой руки. «И последнее, что я слышал, это то, что Ноксвилл был в осаде».

Рыжий дернул себя за бороду. — Вы сделали все возможное, чтобы мы чувствовали себя как дома. Вы восстановили наш дух».

Шотландец взглянул на Рэда с оттенком веселья на красивом лице. Потом он снова стал серьезным. — Надеюсь, у меня нет причин сожалеть о восстановлении твоего духа. Он резко встал. «Я рано ухожу на пенсию. Боюсь, вы, джентльмены, должны сделать то же самое.

Двое охранников стояли вместе у лампы, висевшей на стене в задней части зала. Они кивнули, увидев Макнила.

Макнейл сказал: — Лейтенант Брэдфорд, надеюсь, вы простите меня. Я забыл взять твой дневник и фотографии у Кейна.

— Все в порядке, — сказал Тим. «Это был довольно захватывающий день».

[148] «Я позабочусь о том, чтобы вы получили их утром».

В задней части зала возникло движение, и один из охранников сказал: «Эй, мистер Макнейл, здесь бродит ваш внук».

— Ложись спать, Майкл, — сказал Макнейл.

— Ты обещал, что я смогу увидеть янки перед сном.

"Так я и сделал."

Красный сказал: «Добрый вечер, парень».

Мальчик стоял в свете лампы, его ночная рубашка почти доставала до пола. Его лицо было жестким для такого юного мальчика. — Теперь ты выглядишь лучше, — сказал он. — Больше всего ты напугал меня до смерти снаружи.

Тим улыбнулся.

Мальчик сказал: «Ты красивее всех здесь внизу». Он опустил глаза и снова нахмурился. — У вас есть новости о моем отце? Его зовут лейтенант Кертис. Друг видел его раненым в битве при Малверн-Хилл.

Тим посмотрел на непослушные волосы и вопросительные глаза мальчика. Он говорил мягко. «Это очень большая война, парень. Мы не дрались на Малверн-Хилл.

Макнил заговорил. — А теперь иди спать, Майкл. Извини, я забыл сдержать свое обещание».

Мальчик поднял глаза, разговаривая как мужчина с мужчиной. — Я знаю, что ты занят с янки и прочи

[82]
CHAPTER TEN

As Tim finished his game with Red they heard the familiar rattle of keys and the sound of the lower door. “There’s Bull Head,” said Red, “coming to take us to the yard.” Tim swept the chessmen off the board and set them on the mantle.

They had been in the jail for nearly five months now. After a week or so they had been joined by the officers captured in the second attempt to take Fort Wagner. This room where they had first been imprisoned wasn’t used for sleeping now. The Army prisoners had been given the run of the second floor, and this had been kept as a sort of common room.

They had thought of escape almost constantly, but they hadn’t found a plan that was good enough. If they worked together they might overpower the guards, but the hue and cry would come too soon. Some might escape but some would surely lose their lives. Prisoners went outside under guard every day, but they were carefully watched. An open wagon came into the yard several times a week bringing[83] food, but it went out empty. There was no place to hide on the wagon.

Shortly after the arrival of his prisoners Captain Senn had realized that their stay was to be an extended one, and he’d had double-decker bunk beds installed in the cells along the corridor. The beds were furnished with straw mattresses and one rough woolen blanket each, supplied by some kindhearted women of Columbia.

For a time the floor above the Army officers had been occupied by Army privates, but these men had been sent to Belle Island prison to suffer through the winter in the open air. Now the second floor was occupied by Navy men captured in Admiral Dahlgren’s unsuccessful attempt to land an assaulting force at Sumter.

Corporal Addison appeared at the top of the stairs, his holstered pistol bumping foolishly against the curve of his stomach. Another guard stood behind Addison, his bayonet glistening in the gloom. “Fall in,” Addison said. “Time to take you to the yard.”

He might have saved himself the trouble of giving the command. Most of the men already waited in line and now they filed along the corridor, talking to each other in quiet tones.

The day was warm for late fall, but Tim shivered as he moved down the stairs and walked through the lower corridor, buttoning his ragged uniform.

There was sunlight in the yard. Tim’s spirits rose a little as he and Red began their walk. Some of the prisoners took out playing cards and settled against the wall, or marked out games of tick-tack-toe on the ground, but Tim and Red had discovered they could endure prison life better if they took regular exercise. They passed the one-story brick cookshack with its two doors, each leading to a separate kitchen.

[84]Red kicked at a little mound of dust. “You seem downhearted this afternoon.”

There were six guards in the courtyard. Two were standing near them by the wooden gate at the end of the yard. Tim spoke softly. “It’s been a week since we’ve talked about escape. Prospects of exchange have grown dim. There’s been no mail from Kate or your folks or mine for more than a month. Our money has given out and our rations are poor.”

While the money had lasted, the Army prisoners had pooled their funds and paid the colored woman who brought in their rations to bring in extra food and do the cooking, but when their money was gone Senn, in his methodical way, had taken seven volunteers, telling each to cook two meals one day a week. The midday meal was cold. Tim cooked on Mondays.

He was glad to do it, to break up the routine, but Red had said he had no love for stirring pots. The meals were served in a long room on the first floor of the jail.

The Navy had a separate mess. Two sailors had volunteered for permanent duty in the kitchen. One cooked and the other was a kind of handyman who helped the cook and did the laundry for the Navy boys.

As Tim and Red swung around the yard they saw the two sailors lounging by the door. One of them was large and ugly. He had a jolly nature and a great mop of black hair. The other was slight with bright blue eyes and light brown hair. Both sailors expected to be exchanged.

The big man cheerfully bore the name of “Devil” given him by shipmates of a happier time. When he saw Tim and Red he raised his hand in greeting, and the little sailor smiled.

“Hello, Devil,” said Tim. “What are you serving tonight?”

[85]The smaller sailor, whose name was Bell, said, “Chicken cooked in wine.”

“Indeed,” said Red. “I’ll dine with the Navy tonight.” He smiled at Devil. “You boys are privileged characters. How does it happen Senn lets two Navy men work in the cookshack at once?”

Devil screwed his face into a grin. “It’s because we’re such capital fellows and they trust us,” he said. “Nobody can trust an Army man.”

Tim laughed softly. “And you cook for Senn sometimes.”

Devil leaned forward and fixed Tim with a roguish stare. “I plan to poison him,” he whispered.

There was a pounding at the gate before their time was up, and the prisoners were ordered into the building again. Tim was on kitchen duty tonight. He stood with Devil and Bell and watched as the guards opened the gate and the wagon came through. The colored boy, Tom Jackson, whom Tim had first seen in the vacant lot months before, was holding the reins. His mother, whom the prisoners called “Aunty,” sat beside him. As the wagon pulled up to the cookshack the woman’s thin face wrinkled into a smile.

Devil said, “You’re late today.”

The woman slapped her knee and laughed. “Sorry indeed.”

Tom shouted, “Evening, Lieutenant. Evening, sailor men.”

Aunty waited while her son and the white men unloaded the wagon and stored the food on the shelves in the kitchens. When they had nearly finished she beckoned to Tim. “Under the canvas just behind the seat you’ll find a barrel of salt pork. Share it all around.”

“We have no money,” Tim said. “Did Captain Senn order the pork?”

[86]“Never mind,” the woman cackled, “but if anyone asks you, tell them you paid me fair and square.”

Tim kept his face as straight as he could. “You didn’t steal it did you, Aunty?”

Aunty went into gales of laughter, and a guard who watched from a little distance looked toward her uneasily.

She screeched, “You shouldn’t talk like that to poor old Aunty. You unload the wagon now!”

When they had finished unloading, Tom whipped the horse around, the guards opened the gate, and the wagon moved toward the end of the yard. Tim watched as the gate swung wide.

The guards made Tom rein in when the wagon was halfway through. One of them hopped to the hub of a front wheel and stabbed the ragged canvas with the point of his bayonet.

Aunty screamed, “Don’t you poke my canvas full of holes.”

Addison came through the jailhouse door, and the guard who had been watching them mumbled something in the corporal’s ear.

Addison looked toward Tim. “What were you and the old crow saying?”

“Aunty was having one of her jokes,” Tim said.

Addison stuck out his lower lip and motioned with his head toward the other guard. “This fellow thinks I should inspect the stores.”

Devil grinned. “Why don’t you do that, Corporal?”

Addison, with a sour expression on his face, waddled after Tim to the Army kitchen. He poked his way through sacks of com meal and rice and boxes of crackers as Devil and Bell looked on from the yard. He shook a keg of vinegar and kicked the barrel that held the pork. “What’s in this?”

[87]“Dried meat or sorghum molasses, I think,” Tim said. “If you want me to pry off the top we can look.”

“Never mind,” Addison said, dipping his grubby hand into a tin of salt and licking his fingers one by one. “I reckon nothing was smuggled in.”

Devil stood in the doorway, fingering his pie-shaped Navy cap. “What did you expect to find?”

Addison frowned darkly and rocked a little from side to side. “Knives or guns.”

“Oh,” said Devil, smiling wickedly.

[88]
CHAPTER ELEVEN

The following Monday Addison’s shout rang down the hall and the prisoners began to stir. Tim slept in a second-tier bunk. He opened his eyes and pulled up his blanket to shield himself from the chilly air. This left his feet sticking out. He stared, as he had stared a hundred times before, at the rough-hewn rafters and the boards that formed the floor above. He threw off his blanket and sat on the edge of his bunk. One of his boots was lying on the end of the mattress. He reached for it and turned it over in his hands. As he looked he began to frown. If he had some money, he could send out his boots to have the soles and heels repaired. He’d noticed they leaked the last time he walked in the jailyard after a rain.

Addison finished checking the beds and poked his head through the door. “Ready to go to the kitchen, Lieutenant?”

Tim slid to the floor, found his other boot and pulled it on, balancing himself against the bunk. “Combed and manicured. Ready for another day.”

“You seem right cheerful this morning, Lieutenant,” Addison said accusingly.

“I like to cook. It makes me happy.”

[89]Red pulled his blanket away from his face and looked sleepily down from his bunk. Then he pulled the blanket up again.

Dawson and Mills were dead to the world.

When Tim stepped into the yard he could hear Devil singing chanteys in the Navy kitchen.

Devil poked his head through the kitchen door and rubbed the bristles on his chin. “Good morning, Lieutenant.”

Tim went into the Army kitchen and started a fire in the stove. He pulled his toothbrush out of his pocket and held it between his teeth while he drew a cup of water from the big tank. He moistened the toothbrush, sprinkled it lightly with salt and brushed his teeth. He drew his thumb across the bristles before putting the brush back into his pocket.

He cooked up a mush with cornmeal and sorghum molasses and heated a pail of coffee. When he finished cooking he took the breakfast to the Army mess with the help of a guard.

They carried out pails of tin plates and cups that had been soiled the night before and set them between the kitchen doors. At ten o’clock a couple of prisoners would go under guard to the pump at the corner of the vacant lot to rinse the dishes, while other men, also under guard, would carry the waste pails to a stream that ran to the river through a culvert under the canal.

Tim ate a bowl of mush and drank his coffee. He scraped the stove and tossed a couple of wooden spoons into one of the pails outside the door. He had finished his work. He stood in the doorway for a moment, then wandered into the Navy kitchen.

Bell was stirring a potful of clothes with the broken handle of a broom. “Good morning, Lieutenant,” he said.

[90]“Too busy to talk,” said Devil.

During warmer weather the prisoners had had a weekly swim in the river and the Army men had done their laundry in wooden buckets while they were at liberty in the yard. Now it was too cold for swimming, and most of the men—finding it unpleasant to do their laundry in the open air—had given it up. Tim had been waiting for a chance to talk to Senn, to see if the Army prisoners could have an extra kitchen hand, as the Navy had, to do the wash and help carry the food. If they couldn’t have baths, at least they should have a way to wash their clothes.

Tim passed the time of day with Devil and Bell until it was time to go back upstairs.

At ten thirty the prisoners were taken out for their morning airing. Tim and Red were among the first to enter the yard. They found the Navy prisoners still there.

Everyone in the yard was watching Addison and the guards who had escorted the dishwashers to the pump and the pail carriers to the stream. Members of the detail were standing by the fence, their faces white as chalk.

One of the guards stood close to Addison. His body was racked by sobs. His hands hung forlornly at his sides and he drew in his breath in shuddering gasps. “God help me,” he wailed, “I just meant to stop him. I never meant to kill.”

The stricken boy was suddenly aware that Army prisoners were filing into the yard. He shrank back in fear. The guards brought up their muskets, and the Army men found themselves held at the end of the yard. An uneasy silence was broken by the intermittent sobbing and wailing of the guard. Addison finally mumbled something to the sentries, and he and the boy left the yard by the wagon gate.

When the Navy prisoners had been taken back into the building a tall Confederate private sauntered toward the[91] soldiers, his gray overcoat swinging at his knees. “Take your exercise,” he said gruffly. “Spread out and take your exercise.”

Red spoke up. “What happened outside?”

“Shut your mouth and mind your own affairs.”

The sentries stood along the fences and by the buildings. The guard was almost double now. The early morning shift was staying on duty in the yard.

The prisoners who had witnessed the shooting mingled with the others. Now one of them, a man named Frazer, began to explain. “Remember Jones? Well, he’s dead. Shot by the boy who went out with Addison. We’re washing the waste pails in the creek, and the guards are joking with us, and I notice that Jones is working his way downstream to a place near a thick grove of trees, making a big job of rinsing his pails....”

The tall Rebel private shouted from his place by the gate, “Break up that group. Spread out, or I’ll send you back inside.”

Tim pretended to drift away but he and Red stayed close enough to Frazer so that they could hear how Jones had been killed.

Frazer went on. “Suddenly Jones gets up and looks around, smiling at the guard in what he means to be a casual way, and points to a place in the creek. Then he says, ‘There’s a pretty stone.’ Well, the guards kind of notice, because Jones’s voice shakes and his face is pale. Suddenly Jones wheels and dashes among the trees toward the bridge that crosses the canal. Two of the guards are older men, but this young one dashes after Jones, quick as a rabbit, and drops him with one shot. Then he lets his rifle fall and runs and bends over Jones, quiet, while we all stand there like mutes. Then the boy starts to shake Jones and cry and carry on....”

[92]Frazer kept talking, but Tim and Red had heard enough and they started their walk around the yard. “Did you know Jones?” asked Tim.

“Hardly at all. He was a quiet man. I wonder what was in his mind.”

“There would be sentries on the bridge that crosses Columbia Canal. I can only think he must have gone mad.”

“If he went that way he wasn’t heading north. He must have been thinking of Beaufort, if he was thinking at all.”

Captain Senn came out of the jail. A soldier was with him, carrying a pasteboard box.

Senn raised his voice. “Army prisoners come here.”

The men gathered around. “You have heard by now,” Senn said, “that one of your number tried to escape. He was shot. He should have been shot. It will serve as a lesson to you not to be foolish when you leave the prison under guard. The soldier who shot this man said he wasn’t shooting to kill. I told him it is the duty of a prison guard to shoot an escaping man. I told him I would have shot the man myself. I would not hesitate to shoot one of you. Not at all.” He fingered the pistol that hung at his side and smiled his frostbitten smile. “And now there are better things to talk about. In this box we have some mail.”

The soldier reached for the letters one at a time and called out names. There was a letter for Jones. Senn snatched the letter. Red’s name was called. Red took his letter and turned away. Tim heard his own name called.

He reached for the letter and saw that it was addressed in Kate’s fine hand. His hands trembled as he turned it over several times, then tucked it into his inside pocket.

When the mail had been distributed Senn cleared his throat. “Three of you are lucky. Bradford, Brown and Frazer received money in the mail. We have a system now.”[93] He frowned. “To prevent illegal exchange. I give you printed slips. You fill them out. These authorize our quartermaster to convert your money to Confederate currency at Government rates. The quartermaster keeps the money in his care....”

As Senn droned on, Tim lost the hope of ever seeing his cash. He heard Senn’s words again, “... but the sutler won’t come to the jail as he did before. You will give your requests for goods to Corporal Addison or me, and the wagon will deliver your things to the jail. A list of goods and prices has been posted by the door at the end of your corridor.”

Tim reached for his slip. His family had sent him a hundred dollars. He filled out the slip and gave it back to Senn, who nodded with a show of friendliness. “Your goods will be brought in on Thursday, if the quartermaster has what you want.”

Red’s face was like a happy child’s. “Nancy’s fine, and she says the little fellow’s well. Looks just like his dad, she says.”

Tim grinned. “I’m glad she’s well and the little fellow too. I’m glad he has good health to make up for his looks.”

Red smiled and walked away.

Tim sat on the steps of the Army kitchen. He took out Kate’s letter and read:

Stone’s Brook, Connecticut
October 27, 1863               

Dear Tim,

Your letters give great pleasure to us all. We thank God your health is fine and that you have a friend like Lieutenant Kelly to lighten your days in that dark jail. I am sure it must work the other way as well. How fondly I remember the many times when I was blue until you made me laugh!

Perhaps I shouldn’t say it in a letter that might be read by[94] your captors, but it seems the war has taken a turning now. The defeat of Lee at Gettysburg was a blow to the Confederacy. Now we have news that General Grant is Supreme Commander in the west. Maybe he will be paying a call on you soon. Or perhaps your next letter will come from the comparative freedom of one of our Army camps. How fervently you must hope for exchange!

Kate had written the letter on small, thin paper, and Tim was surprised to see that the second page was blank. But when he looked more closely he saw that it was double. It was covered with spidery lines and printed all over with the faintest legends. As he looked Tim heard footsteps on the stony earth and was startled by a voice close by.

“Time to go back inside,” Red said. When he saw Tim’s face he laughed. “Did I frighten you, lad?”

Red started for the jailhouse door, and Tim read on:

My prayers will be with you wherever you are. God give you strength to take whatever course you may deem wise. Your folks have written and we will post our letters at the same time. We have sent a surprise in a separate packet. There’s something there from me. Can you guess what? I hope it will reach you in good time.

Your loving,
Kate      

At four o’clock as the prisoners moved into the yard Captain Senn hailed Tim. “Lieutenant,” he said solemnly, holding out an envelope, “there was a letter with the money your family sent. I’m sorry I had to open it.”

“Thank you, Captain.”

“Here is another,” said Senn, making a ceremony of giving up the second letter. “Since it came from a soldier, we opened this one too.”

It hadn’t appeared that Kate’s letter had been opened[95] but suppose it had? Then Senn would watch him like a hawk. Tim looked sharply at Senn’s face and saw nothing there but that patient, meaningless smile.

When they were out of earshot Red said, “That stuffed shirt doesn’t need to apologize for opening our mail. After all, we’re prisoners of war. But don’t let me keep you from your mail.”

They stood in the middle of the yard while Tim read the letter from his family. He finished reading and said, “Things are fine at home.”

“What’s in the letter from Hilton Head?”

Tim looked at the irregular, unfamiliar writing. “Don’t know,” he said. He unfolded the letter and read the first line. “Here, Red, it’s from Greene. Did you know Greene?”

“Hardly at all.”

“Well read it, anyway.”

They read:

Hilton Head, S. C.
November 14, 1863

Dear Lieutenant,

Did you think that bayonet had done me in? Well, thanks to you it didn’t. That Rebel maniac took me to the hospital and the surgeon there was a fine gentleman and took care of me as a father would.

The thing that frightened me was getting well. I could see into the jailyard from the hospital. I pray to God your jail is not like that. A gallows stands in the middle of the yard and there were puddles all around and people lived out there in ragged tents, whether by choice or order I couldn’t say. There were many colored soldiers of the 54th Massachusetts who were captured in the second assault on the fort where you were wounded by a private in the seat of the pants. They were brave fellows, as perhaps you have heard.

[96]Before they had a chance to throw me in that jail I was lucky enough to be exchanged. When will you suffer that happy fate? I hope it will be soon so I can follow you into Charleston and twist that Rebel corporal’s nose.

I never told you how I got into the fort. When you went over the crest I paused for a moment to fuss with my rifle. Well, I owe my life to that pesky thing. If I’d gone in firing they would have shot me down. When it wouldn’t work I scrambled up the parapet anyway. I stumbled on a sandbag on the top and fell into the place headfirst. They took my useless gun and sat me down by a cannon to wait the battle out.

It seems too bad that you are in that jail when you are almost as brave a man as I.

Your faithful servant,      
Thomas Greene, Private

Red smiled. “I wish I’d known the boy. Did he really stick you in the seat of the pants?”

“I’d forgotten that. I guess he did.”

“Under those conditions anyone could be brave under fire.”
[97]
CHAPTER TWELVE

That evening when Tim had finished working over the big, black woodburning stove he went to the Navy kitchen to have some food with Devil and Bell. He looked down mournfully at his greasy pants.

When Devil finished eating he turned to Tim. “You’re downcast tonight, Lieutenant,” he said, pulling at his long nose.

Tim knew by now that he could trust the Navy men. “I have to get away from here,” he whispered. “Red and I are dying to get away.”

Devil was sitting on a barrel and Bell squatted on an empty wooden box. Bell doused his empty plate in a pail of water and put it on the table. He held his hands over his knees and cracked his knuckles. “Are you more anxious than the rest?”

“Some others are anxious, too, of course.”

Bell got up from the box. He reached into a corner and brought out a copy of a Charleston paper only two weeks old.

“Aunty brought me this a few days ago.”

He unfolded the paper and pointed to a column that[98] was headlined Present Position of Union Troops. “Sherman’s in Memphis now, and Burnside’s been in Knoxville since early September.”

Tim said, “Knoxville’s closer by some three hundred miles. But granting that we’d have a chance to get to Burnside’s lines, how will we get away from here?”

Devil stood up and walked to the door. When he was satisfied that none of the guards was near he crossed the little room and pulled aside a couple of ragged towels that hung across a corner on a piece of string. A big rusty boiler was there. “Look here,” he said, pointing at the wall behind the boiler.

There was a small, sashless window halfway up the wall. “That leads to the woodshed, doesn’t it?”

“It does,” said Devil, “and the fence at the back of the woodshed happens to be in sorry shape. If a man could find a time to do a little work he could loosen a board in the fence.”

Bell was keeping watch in the doorway. He turned around to speak to Tim. “The boards of the fence are wide, and the nails were hammered in from outside.”

Tim’s heart thumped as thoughts of escape whirled through his mind. Forgetting himself, he spoke with excitement, “One of us could loosen a board while we were fetching wood. A couple of blows with a decent sized log....”

Bell turned around again, this time with his forefinger pressed against his mouth. Then he sauntered to the center of the room. “They’ll hear you, if you aren’t careful.”

A guard put his head in the door. “The corporal says, finish your chores,” he drawled. “He wants to take you back inside.”

Tim grinned foolishly at the guard, stood up and went[99] around to the Army kitchen. His hands shook as he lit the lantern and scraped the stove.

He signaled a sentry who was lighting the lamp that hung in a bracket on the jailhouse wall. “Finished for today,” he said.

Addison’s room was on the first floor at the back of the jail, and when the guard knocked the corporal’s keys began to rattle. He opened the door. “’Bout time,” he said, holding his lantern so it would light Tim’s face.

As they moved along the first-floor corridor Addison mumbled, “I’m going up too.”

It was the custom of Senn or the guard on duty to check the prisoners’ beds after the men came up from their mess. Senn had decreed that they stay on their beds until he’d finished counting them in.

Tim went straight to his cell and climbed to his bunk.

Red lay on the top bunk, across from Tim. He stirred against the dingy wall. “Sure, that was a capital mush you cooked tonight.”

“Sit up,” Tim said. “I’ve got to talk to you.”

“What is it, boy?”

Tim slapped his thigh. “We have it,” he whispered. “We have a route at last.”

“You’ve marked it on the map?” asked Red.

Addison’s keys jingled in the hall.

“No, I’ll tell you later. Bull Head’s coming down the hall.”

Addison’s boots scuffed out of the adjoining cell and he appeared in the doorway with his lantern held high. He looked at Tim with something like a smile. “We meet again,” he said.

Dawson’s arm was dangling from his bunk. The man was apparently asleep.

[100]Addison squinted at the bunk under Tim’s. “Is Lieutenant Mills in that pile of straw?”

Mill’s voice came from the corridor. “Sorry I’m not on my bunk,” he said, “but I had duties at the end of the hall.”

“Now what duties ...” Addison began then stammered, “Try not to let it happen again.” He moved past Mills and along the hall.

Red doubled up with glee. “Never again,” he said as he rolled over and shook his bunk with silent laughter.

Tim smiled to himself. “They say if you stay in jail too long you go back to your childhood ways. We’ll have to get you out of here.”

When Addison had left the floor Tim and Red went to the end of the corridor away from the common room and stood by a window that overlooked the yard. The light from a flickering lamp outside painted swift black ghosts against the wall.

Tim told Red about the window in the Navy kitchen and the condition of the fence at the back of the woodshed. “We can enter the kitchen when we’re in the yard and crawl through the window while Devil and Bell kick up a noise. Then we’ll wait in the woodshed till after dark.”

“They’ll discover our absence when they check the beds, and the hounds will be after us in no time at all.”

“We might leave dummies in our beds.”

Red looked through the bars at the dark blue sky. “If Senn’s not on duty, dummies might work.”

“Senn’s off duty all day Thursday. Let’s aim for Thursday afternoon.”

“That soon?”

“Why not? I’m sick of waiting. That gives us long enough to get ready.”

[101]By Wednesday night it seemed to Tim that nothing could go wrong. Yesterday afternoon Devil had loosened the boards in the fence.

Tim had watched and listened from the corridor window when the wagon had come in. Aunty had cackled and slapped her thighs. She had prodded Bell to laughter with a set of faces that would have made a dying man laugh.

There had been a bad moment when one of the guards, not satisfied with watching from his usual distance, had moved up to the woodshed door. “Don’t fetch wood now,” he’d said. “Wait until the wagon leaves.”

“Need wood now,” Devil had said, staggering through the door with a teetering load. Then he’d tripped on the sill and the wood had gone flying, one piece hitting the guard on the shin, making him shout out a stream of oaths. Devil had kicked the shed door shut before he got off the ground. Tim hoped that no one passing through the alley would notice the loosened board and report it to Senn.

Tim stood by the window in the common room. He watched Red bending over his game of chess with Peter Mills and marveled at his outward calm. A little fire sputtered on the hearth and Dawson and Frazer were reading by candlelight. Brown stood in the door, staring into the fire and dreaming his private dreams. The air outside was clear as crystal, and the lights twinkled yellow in the neat white houses. A soldier and a girl passed under a lamp at the corner of the park.

Kate’s map had shown him the rail line running north along the east bank of the Broad, sticking pretty close to the river for a number of miles. That was their route, straight up the Broad. God give them the nighttime to move without pursuit.

[102]Now the sound of music reached his ears. Tim had heard it before. It was said that the people of Columbia held great balls from time to time to raise money for the Armies of the Confederacy.

For a moment Tim forgot the meager rations in the jail, the smells, the dirty clothes, the bedbugs that plagued them at night, the eternal boredom that made the men short of temper. He thought of the people he would miss. There were Devil and Bell and Peter Mills.

Tim’s thoughts went back to a late afternoon shortly after the arrival of the officers captured in the second assault. Someone had started to sing “The Star-Spangled Banner,” others had joined the singer, and before a minute had passed the whole second floor had rocked with the song. The prisoners had pressed against the bars and shouted across the town.

Suddenly, caught by the sun, a white handkerchief had fluttered from a window of the little white house across the street. Then the owner of the handkerchief had appeared, a happy-faced young woman who waved as if she could never grow tired. Senn and Bull Head and another guard had come up the stairs to spoil the fun. Senn didn’t want singing or shouting in his jail. But from that time on the young woman whose heart beat for the Union had been the sweetheart of every Yankee in the jail.

Tim thought again of the coming day. Two haversacks and some other supplies were hidden in the Navy kitchen.

Tim put his hand over his breast pocket to be sure that his pictures were there. They had come in a shining black book with the word ALBUM stamped in gold on its spine. The covers were sky blue inside, neatly patterned with white stars. The pages were made of heavy pasteboard covered with paper frames to hold the pictures. The frames were arched at the top and lined around with gold.

[103]Kate’s picture was there with the ones of Mother and Father and the twins. It was the only one that wasn’t stiff. It was posed, of course, but somehow Kate’s natural poise made it seem more alive. Her waist was slim and her figure had filled out where it should be full. She was more of a woman now. The photographer had put a touch too much pink on the cheeks, but her face was the same. Before the picture had come, her face had faded a little from Tim’s mind. Now he could see her clear as yesterday.

She had cut out a little piece from the hem of the dress she wore in the picture and had pasted it on the blank page opposite her photograph. The material was golden brown—some kind of silk he supposed it was.

The fire flickered low. Tim heard the men stirring behind him and felt a hand on his shoulder. “No sleep tomorrow night,” Red said quietly. “We better get sleep while we can.”

Tim turned from the window. “We’ve rested for five months now. We don’t need sleep. We need a beefsteak dinner and a couple of greatcoats.”

Dawson looked up from his book, quiet and inscrutable. “Do you really mean to try to escape?”

By now their secret was known to everyone on the second floor. There had been the chance that someone would notice their absence from the mess. Then, too, they would need a little help along the way.

Mill’s chess partner had left the room and Mills was studying the board. He turned to Dawson. “Sure they’re going,” he said. “Say, Dawson, do you play chess?”

Dawson didn’t answer, and Mills stood up and followed Red and Tim out the door and along the corridor. When they were back in their room Mills said, “That man’s behavior is downright unsettling.”

[104]They lay down on their bunks, and after a while Dawson came in and stretched out on his bunk, without taking off his blouse. Soon he breathed steadily in a seesaw chorus with Mills.

Tim thought again about Kate’s map. She must have searched her soul before she mailed it. That map, drawn with such painstaking care, might show him the way to his death. But she must have known he would never rest until he’d tried to get away.

Until now Kate had been waiting at the end of the trail—warm and lovely but far away. All at once it seemed she was very close, her faith and understanding sending him on his way, making him impatient to be free, no matter what hardships freedom might bring.

Red stirred, and Tim whispered, “Red, you awake?”

“Yes.”

“Wish Peter could go along.”

“So do I.”

“You got any worries?”

“Not really. Good night, lad.”
[105]
CHAPTER THIRTEEN

After breakfast some of the prisoners gathered in the common room.

Red’s calm began to disappear. As soon as Addison left the floor Red pulled a list from his side pocket. He and Tim went over it one last time. Six quarts of corn, parched and ground, were waiting in the Navy kitchen. Extra woolen underclothes and socks, a paper of salt for each of them, a piece of soap, some lucifer matches and tin cups; these things were packed into the haversacks concealed behind the boiler in the kitchen.

“Toothbrushes, family photographs and such can go in our pockets,” Tim said. “That just leaves blankets.”

Red gave the paper one last look, then tore it up and threw the scraps on the ashes from the night before, turning them under with the toe of his boot.

Mills asked, “When will you set the dummies up?”

Red said, “It can’t be now, or two of us will be in our stocking feet all day.”

A man named Allen leaned against the wall by the door. “I have an extra pair of boots,” he said. “They’re no good for wearing but you’re welcome to them if they’ll be of use.”

Mill’s good blanket, his boots and an extra blouse[106] would be used to make the dummy on Tim’s bunk. There was one spare blanket, ragged and full of holes. They would tear it in two. Mills would cover himself with half and they would use the other half for Red’s bunk, with Allen’s boots and an extra pair of pants stuffed with dirty clothes.

Mills leaned against the chimney, his thin wrists and long hands sticking out from his tattered blouse. His face was pale but not so thin as it had been when Tim had first seen him slump to the floor in this same room. His spirit had mended somehow.

Mills looked at Tim with a faint familiar humor in his face. “I could never make a trip like that, you know.” He measured the thickness of his thigh with his bony hands. “I have nothing in reserve.”

“You can make it in the spring,” Tim said.

Mills gave no sign of having heard. “I’ll miss you boys.” Dawson’s figure appeared in the doorway and he managed a thin, one-sided smile. He looked toward Mills. “You promised to teach me chess. Remember, Mills?”

Mills perked up a little. “Why sure I will.”

Red had a gold-plated watch. Until a week or so ago he had lost the habit of winding it. Keeping track of time had only made the hours drag. Now he kept it wound and fussed if it was slow or fast. He set it by a watch that Devil carried.

He reached into his pocket and pulled out the watch and twiddled with the chain. “I wish we had something to do. Curse all our early preparations.”

Frazer snickered. “Never dreamed I’d see Kelly in a state like this.”

Red looked at his watch and put it back again. “I just remembered I’m to be on slop duty today. I never thought I’d look forward to washing out those pails.”

[107]Tim said, “Don’t get into trouble out there.”

At ten o’clock Addison came up with three other guards. He asked for a couple of extra men to go down to the yard for wood. Tim almost leaped to his feet but he restrained himself. “I’ll go, Corporal,” he said in what he hoped would pass for a casual tone. “Do you want to come, Allen? Do you feel like toting some wood?”

At the midday meal Addison stood by the messroom door. Tim tried to see the room through the eyes of a guard. Two men might not be missed tonight. He took a sip of water from his tin cup and bent low over his corncakes and sorghum molasses.

Mills was just behind Dawson as the column moved upstairs. When they reached the landing Dawson leaned toward Addison and said a few words. Addison mumbled a reply.

When Addison started back downstairs Tim averted his eyes until he heard the clang of the lower door.

When he looked up again Mills had grasped the front of Dawson’s blouse. He swung the man around and knocked him against the wall with a sickening sound. Mills had always been a gentle man. This action took everyone by surprise. The other men gaped while Mills slapped a hand over Dawson’s mouth. “Why did you ask to see Senn?”

Dawson’s eyes bugged out as they fixed on Mills.

Mills signaled with his head for Tim and Red to move in close, and dragged the man through the common-room door. Dawson let out a little scream as Mill’s hand slipped away from his mouth for a second. Mills shoved him into a corner.

Tim and Frazer moved with Red and Allen to the center of the room. The others stood outside the door.

Frazer brought out a knife that no one had ever known he had—a wicked thing with a gleaming, pointed blade.[108] Dawson twitched like a headless chicken on a chopping block.

Mills held one hand behind Dawson’s neck and the other firmly over his mouth. Red looked quietly down at Dawson and shook his head sadly.

Tim kneeled. Dawson’s breath came in violent gasps. “Dawson,” Tim said, “Peter will take his hand away now and you won’t cry out. Do you understand?”

Dawson’s eyes lost their deathlike stare. He slumped. Mills supported him almost gently now. Dawson nodded and Mills took his hand away.

Tim spoke softly. “Why did you want to speak to Senn?”

Dawson gave a quick little sigh and stared down at the splintering floor. The room was silent. Tim heard footsteps in the hall downstairs.

Dawson raised his head as if to speak, but Tim signaled for quiet, and Dawson looked down like a feverish child.

Addison’s voice came up the stairs. “What’s all that knocking about up there?”

Red called, “Indian wrestling. Want to come up and try your hand?”

Addison grunted and moved away.

“Well, Dawson,” said Tim.

Dawson’s voice came high and thin. “Mills heard me wrong.”

Mills took a fresh grip on Dawson’s blouse. “I heard you clear,” he said. “You’ll get the knife if you don’t tell us straight what was in your mind.”

Dawson collapsed, his body shaken by shuddering, racking sobs. Mills eased him to the floor, and Frazer struck out with his hand and tore off one of Dawson’s shoulder straps with its Captain’s bars outlined in threadbare, greenish gold. “You’re not fit to carry a private’s slop,” he said.

Dawson grasped at his shoulder as if he’d been stabbed.

[109]Tim said, “All right now, Frazer. Let me talk to him.”

Tim looked into Dawson’s eyes. “If you give me your word you won’t tell anyone about our plan, now or any other time, I promise not to leave this jail till every prisoner has sworn that you’ll come to no harm.”

Dawson said thinly, “Why should I strike a bargain with you?”

“I’m not bargaining,” Tim said evenly. “I’m giving you a chance to save your skin.”

Dawson lowered his eyes. His lower lip quivered and he looked up at Tim, then down again. “You have my word.”

Mills and Tim got to their feet and left the room. The others followed, leaving Dawson alone on the floor. Halfway down the corridor Mills turned to Tim. “I better watch Dawson from now until tomorrow morning.”

The other men crowded around, and Frazer said, “I’ll watch him too.”

“One man is enough,” Mills said. “I’ll go back and talk to him.”

Tim’s hands trembled as he hacked the old blanket in half with Frazer’s knife. That business with Dawson had shaken him up.

Senn had said that an extra hand could go to the kitchen to do the wash and help with the chores. It seemed that all they’d had to do was ask. Now it should be easy to smuggle the blankets into the yard.

Tim fetched the wooden laundry buckets. He and Red stripped their bunks and folded their blankets, squashing them into the bottoms of the buckets and covering them with a scattering of dirty underclothes they had rounded up from the men along the corridor.

At four o’clock Addison and another guard trudged up the stairs. Red took one bucket and Allen the other. Tim[110] looked over the room for the last time. A few deft motions of Mills’s skillful hands and the blankets and boots and scraps of clothing would convince the unsuspecting Addison.

For the hundredth time Tim slapped the pocket where he kept Kate’s map, and heard the reassuring crinkle. At the end of the corridor Peter Mills stood close to Dawson.

When Addison saw the buckets he ordered the men to halt. “You can’t do your washing now,” he said.

Red said, “The stuff’s dirty. We want it to soak.”

“Soak it up here.”

Tim broke in. “Captain Senn gave us permission to take it to the yard.”

“Well, bring it along,” Addison mumbled.

Devil lounged in the Navy kitchen door, picking his teeth with a splinter of wood. Allen and Red set the buckets by the door.

As they started their walk Tim studied the guards. Except for the tall young private, they certainly were a sorry lot.

Mills and Dawson stood with a knot of men watching a game of dice the prisoners had started near the cookhouse wall.

It seemed to Tim that familiar things weren’t familiar any more. The barred windows in the jailhouse wall, the lamp, the sentries with their guns and glistening bayonets, the color of the earth, the skeletal branches of the spindly trees that rose above the cookhouse roof, seemed like things in a distant dream.

At last Devil stopped them with a wave of the hand. “Stop your walking now,” he said, “and watch the game.”

One of the players took out his watch, looked at it and put it away again. He spat on the dice and threw them[111] once more, then gathered them up. “Well, that’s it,” he said in mock disgust.

Red lowered himself to the doorsill and swung into the Navy kitchen. Allen handed the buckets to Devil, who handed them to Bell with a bow and flourish.

A guard shouted, “Break up that game.”

Allen started a good-natured scuffle with Frazer, who was stupidly facing the kitchen door.

Tim dropped behind the screen of men and scrambled into the kitchen, cracking his shin against the sill.

Red was already out of sight. Tim lost no time in rounding the boiler and kneeling with Red behind a stack of wood which was topped by towels and rags that hung from the line. Devil had built up the woodpile high and solid so that the men would have a place to hide.

Tim tried to look out between the towels but Bell had hung them so that they overlapped.

Bell’s hand came around the boiler, and one blanket and then another tumbled over Tim’s head. He drew them away, smiling in spite of himself, and shoved one toward Red.

Bell whispered, “Bull Head’s in the courtyard now.”

Tim thought about the dummies. He hoped that Addison’s eyes were as dull as they looked.

Now Devil’s voice came deep and quiet. “Don’t worry. Bull Head’s gone inside again. You have nothing to fear from that thickheaded lout.”

Bell said, “The wagon came at half past three. Aunty left some things for you. We put them in the packs.”

At four thirty Addison sounded off again. “Time to go back inside.”

Tim could hear the shuffling of the prisoners’ feet and their mumbled talk. He heard the slam of the jailhouse[112] door. Then he heard a most unwelcome sound. Senn’s voice came loud and clear from somewhere in the yard. The guard was changing, and Senn was giving his sentries instructions. Tim glanced at Red’s face, dimly lit behind the towels and rags. Red whispered disgustedly, “The man has no business here.”

“No talk,” rumbled Devil. “Senn will leave soon. There. He’s starting for the jailhouse now.”

Tim heard Senn’s footsteps passing close. His boots scraped the earth by the jailhouse. The door creaked open, then clanged shut.

Devil went about his work. He clanked the pots and dropped firewood and sang Navy ditties, as he always did.

Bell was watching at the door, and after what seemed an eternity he turned back into the room. “Nothing to worry about in the yard. The guards are as usual. It’s getting dark.”

Tim wondered what was happening in the jail.

When Devil and Bell had finished their work they hailed a guard to take them to the Navy mess. The guard came into the shack and offered to help.

“Well, sure you can help,” said Devil hastily. “Here, Bell, grab one handle of the tub of mush and let the guard help on the other side.”

Tim heard a scraping of feet as the men left the kitchen and he heard Devil whisper, “You boys hold tight!”

Tim and Red sat quiet. They had no way of knowing whether a guard was near. Tim could hear someone working in the Army kitchen. He couldn’t remember who was cooking tonight.

Devil and Bell came back to the kitchen, Devil talking all the way so that the hidden men would know who they were.

Tim began to feel cramped. His legs ached and he[113] wished he could shift his position a little, but he was afraid he might bring down the pile of wood.

Devil said, “It’s dark enough for you to go right now, but Senn is still in there, prowling about.”

A few minutes later Bell said, “We’ll have to go back inside right soon, I’m afraid, and there’ll be no noise to cover your passage through the window and the shed. Let us know when you want to take the risk.”

Devil finished his work and he and Bell sat around, talking as naturally as they could.

Tim heard someone open the door to the yard, and Senn’s voice came again.

“Looks as if the game is up,” whispered Bell.

“Good evening, gentlemen,” said Senn. “How is it you’re still here?”

Devil said, “We were talking about old times and such.”

Addison’s voice sounded just outside. “Shall I take them up?”

Senn stepped inside. “Not just yet.”

The rickety floor creaked and bent. Senn kicked lightly at the pile of wood. “Why in the name of common sense do you keep that much wood in here?”

Devil gave a hollow laugh. “I like to have a lot on hand. Saves us going to the shed over and over again and bothering the guards and that. Say, Captain Senn,” he said getting to his feet, making the floor rock still more, “did my money ever come from home?”

“No.” Senn cleared his throat. “That wood should be taken back first thing tomorrow. You’ll set this place on fire.”

Through a chink in the pile of logs Tim saw something move. It was one of Senn’s boots. Tim stared at the polished toe as if it were the head of a rattlesnake. Then he saw it move again. Senn was going toward the door. “Corporal,[114] now you can take them up. Boys, don’t forget that wood.”

As he stepped on the sill the floor boards groaned and a piece of wood tumbled off the top of the stack.

“See what I mean?” said Senn. “That’s too much wood.”
[115]
CHAPTER FOURTEEN

“Come now, boys,” Addison said.

Tim heard one of the sailors raising the lantern glass and blowing out the flame. Now the kitchen was dark. The sailors left.

The Army cook was ordered into the yard and Addison summoned another guard to go with him when he took the cooks back to their quarters.

It was customary for at least two guards to pace the courtyard all night long. The guard changed at nine in the evening and again at one and five. They usually hung a lantern by the wagon gate and one from the corner of the woodshed roof. There was also the lamp on the wall by the jailhouse door.

Now in the silence Tim could hear the settling of the stove as it cooled. Red shifted his weight and the floor creaked. There was no sound from the courtyard.

Tim’s knees began to hurt where they pressed against the wooden floor. He twisted his shoulders to relieve the numbness in his arms. He felt for his haversack and ran his fingers over its bulging sides. He turned to Red and[116] whispered softly, “I hope the packs will go through the window.”

Red whispered back, “I just hope we’ll fit through.”

Then, like a pistol cocking and firing, the jailhouse door opened and slammed. Footsteps crossed the yard, and Senn spoke to one of the guards. “Let me out the wagon gate and mind you fasten it well behind.”

“Yes, sir.”

When Senn had gone one of the guards said, “The old boy’s a worrier, sure enough.”

During the past few days Tim and Red had observed from their cell as the guards stood evening watch. When Addison and Senn had left, the guards usually stood together and talked by the wagon gate, or sometimes—if they thought they weren’t being watched—they played a game of cards.

Now that Senn had gone the guards would probably be slack in performing their duties. But if they stayed close by, it would be much worse than if they paced the yard. Tim wondered if the chance to escape might not be lost. If only they had been able to get through the window while Devil was kicking up noise.

Now one of the guards was walking around the yard. He stopped not far from the cookshack and talked to the other, who must be near the woodshed door. “Does that fatheaded corporal watch the yard?”

“He sleeps between the change of guard.”

“Let’s play cards by the wagon gate.”

“It’s a sight warmer right here.”

“We’d better stay by the gate in case the captain comes back that way. He wants a guard by the gate right through the night.”

Their footsteps sounded again as they walked to the gate.

Tim’s eyes were accustomed to the dark and he could[117] see the shape of Red waiting patiently beside him. A slight yellow light behind the towels must be filtering in from the lamp by the jailhouse door.

Red whispered, “There may not be a better time than this. Let’s go.”

Tim stood up slowly, listening for a sound in the yard. He faced the window and put both hands on the bricks at the bottom of the opening. The frame had been so loose that Devil had taken it out and set it in the corner beside the stove. Red straightened up and stood beside Tim, ready to help him if he could.

Tim drew his elbows in to his sides so that he could wiggle through the narrow space. He pulled himself off the floor, and as he did so a brick came away and went tumbling and crashing to the floor.

Both men ducked. Tim could feel the thumping of his heart as he listened for the guards.

One of them said, “What was that?”

“There’s nobody in the yard but us. Must be outside.”

“We better look around.”

Footsteps sounded close and the woodshed door creaked. “Nothing here.”

Lanternlight flashed in the door of the Navy kitchen. Tim could hear the hissing of the dying embers in the stove. A voice sounded loud. “No sign of anyone in here. Must have been outside.”

The guards looked into the Army kitchen and went back to the wagon gate.

Tim felt again and found that the wall was rotten all around the window. The mortar had dried and crumbled. One by one he loosened the bricks and handed them to Red, who set them in a pile on the floor. He hoped Devil could put them back, or at least conceal the work so that other prisoners could use this route at a later time.

[118]By the time Tim reached firm brick there was a gaping, ragged hole in the wall. Tim tried again, this time with a boost from Red. He scrambled up and perched in the opening. All he could see was the light of a lantern burning slits of yellow through the cracks in the boards of the shed wall.

One of the guards said, “You wouldn’t try to cheat on me?”

The other guard laughed. “Cheat you? Hell, Randy, you know I’m not a cheatin’ man.”

Tim scrambled across and stepped blindly onto the pile of wood. There was a rumble as the pieces settled but his foot held firm. He waited again, listening.

The guards kept chattering about their game, and Tim felt around with his other foot. He looked back through the opening. Red’s face was white and still, then it disappeared and appeared again. He handed the blankets through, then the packs. Tim reached for them one at a time and threw them gently so they came to rest by the missing board. Then Red came through. He was bigger around than Tim, and somehow his blouse got caught on the edge of the ragged opening. He tried to move forward but the brass buttons on the front of his blouse were caught fast.

Tim grasped Red’s shoulders and felt a kind of rhythmic pulsing motion. Red was shaking with uncontrollable mirth. “You madman,” Tim whispered in Red’s ear. “You’ll give the show away.”

Tim kept his hands on Red’s shoulders until the shaking stopped. Red wriggled free and eased himself to the pile of wood.

Tim felt for the fence. His hand ran swiftly across the boards, but they all seemed firm. He gave the middle one[119] a smack with the flat of his hand, and it hinged outward with a sudden creak.

A guard said, “Someone’s stirring in the alley yonder. Maybe we should take a look.”

“You’re as bad as Captain Senn. What happens outside is none of our worry. What’s got into you tonight?” There was a mumbled answer.

Tim worked himself around and stuck his head out into the alley. He looked along the jailhouse wall toward the front of the jail. A feeble light from one of the windows struck the worn cobbles and dry grass. There was no one in sight.

Slowly he worked his way around and looked the other way, not daring to pry the board up farther. A row of houses faced the back of the jail, lamplight showing in some of their windows. No one was in the street at the back, as far as Tim could tell. He pried the board upward, crawled into the alley, and reached back for the blankets and haversacks. Then he held the board up so that Red could come through.

For a moment both men crouched in the alley beside the fence. Then they slipped their haversacks over their shoulders and folded their blankets over their arms. Tim grabbed the end of the board, and ever so slowly put it back, setting the points of the nails in the holes and shoving them in as best he could.

The two men straightened up at last. Tim could feel the blood working into the numbness of his legs and arms.

The night was chilly but the air was clear.

They headed toward the back of the jailyard, going quietly so that they could pass the card players without being heard.

When they reached the corner of the fence Tim looked[120] cautiously south, then north. He gave a sign that the street was clear and crossed with Red at his side. The railroad ran a block or so east, just beyond the gardens at the back of the houses that faced the jail.

The men dodged into an alley between two of the houses and found their path blocked by a shaft of lamplight coming from the first-floor window of the house on their right. The light marked a yellow rectangle on the clapboard wall of the other house. Tim was about to duck the window and move into the garden at the back when a dog started barking behind the house.

They waited quietly against the wall until the barking stopped, then retraced their steps. The street was still deserted, so they walked north at a moderate pace, turning to the left at the end of the block, rounding the corner of a darkened house and heading for the railroad track. The dog started barking again, and their impatience got the better of them. They ran along the side street, scrambled across the track and down the embankment and headed north.

The track passed through a thinly settled part of town, and as they moved Tim felt a sudden exhilaration. Now it seemed unlikely that they would be seen before they had gained the shelter of the woods.

The stars gleamed bright between moving clouds.

Now the embankment had disappeared and the ties lay on the ground, not sunken as they sometimes were. The men walked beside the rails, through a grove of trees, and—without the slightest warning—came on a tumble-down shack.

A good-sized dog was chained to a tree close by the shack and he barked and growled as if the devil was clawing at his throat.

[121]
South Carolina Railroads, 1863

South Carolina Railroads, 1863

[122]Tim and Red moved right along, but the door of the shack swung wide and a man stood, big and silent, silhouetted in the light. Tim stopped and raised his hand. “Good evening,” he said. “Sorry to pass so close.”

The man didn’t answer and Tim turned to go. A voice boomed out above the snarling of the dog. “Come here, Yankees.”

They turned and faced the door. Tim hesitated, then moved toward the light. The fellow was a Negro. His skin was dark as ebony. He looked as if he could break a man in two with a flick of his wrist. He half turned toward the menacing dog. “Hush,” he rasped. Then he cocked his head. “I see I was right.”

Tim looked straight at the man but didn’t speak.

Now the colored man rumbled, “I should turn you back. But I don’t care a damn for this War.” He lowered his head like an angry bull. “I don’t trust any man, white or black. Get out.”

Tim started to speak, but the big man moved his hand through the air in front of his eyes as if he were pushing aside a rock. He raised his voice. “Get out!”

As they moved away Tim shivered. His spirits sank. The encounter had seemed an ill omen.

Off to the left the river glistened in the starlight. As they walked beside the track they crossed a highway at the edge of town and finally gained the shelter of the woods.

Now the river ran close to the track and they could hear the sound of water against the rocks. As their eyes grew accustomed to the starlight they saw dashes of white where the river flowed by little islands and around the rocks.

They passed through thickets of dark undergrowth and crossed little streams that trickled and bubbled on the way to the river’s edge. The air seemed incredibly clear and the landscape fresh and sweet. They mounted a hill and[123] stood for a moment at the top, looking back. The lights of the city winked in the distance, but there was no sign of pursuit.

They rolled their blankets and tied them around the tops of their haversacks. As they turned to go forward again the sound of a church bell came to their ears—a sound they had heard through the silent, sultry nights of summer, the cool nights of fall. It carried with it the memory of months of imprisonment.

Tim drew in his breath, and Red spun around and led the way down the hill as if his house was in view, his wife and son waiting in the doorway.

They walked on level ground beside the track for an hour or so, then down a gentle slope. At a point where the river cut close to the track the ground grew soft, and they stepped across the rails and walked from tie to tie. The ties were spaced so that walking was difficult, and they were thinking of trying the ground again when they found themselves on a rickety trestle that shook as they walked.

Red went more slowly now. He stumbled and caught himself. “Watch that one, it’s rotten,” he said in an unsteady voice.

“Take it slow. This trestle can’t be long. There’s no sound of water. There’s nothing but swamp down there.”

“We can thank our stars the trains are few and far between.”

Ahead of them the track disappeared into the gloom. The trestle stretched on and on, and they walked until they lost all sense of time. Red stopped from time to time to test a tie that he imagined might be weaker than the rest. It was clear he didn’t like the work.

Once he tried to look at his watch, but he couldn’t see the hands and the matches were in one of the haversacks.[124] They must have broken out of jail at six thirty or seven. Tim couldn’t imagine what time it might be now. It seemed they had walked this trestle since the dawn of creation.

Tim noticed the signs of exhaustion in himself. He felt inclined to stagger, and he knew he might fall headlong into the gulf below. “Stop a moment,” he said. “Let’s rest.”

Red’s shoulders slumped. He turned slowly and sat on one of the rails, with one boot on a tie and the other dangling. “How soft we are.”

“Walking these ties would tire a coolie.”

Tim ached in every joint and muscle. He wanted to stretch out on a tie and go to sleep. “We’d better move on soon,” he said. “We have to find cover by dawn.”

Red laughed dryly. “It all seemed such a lark when we sat in the jail and made the plans.”

Tim stood up and edged around to take the lead. He tried the next tie with his foot, and they moved on again, stepping as before, each time with an awkward little hop.

They hadn’t gone five hundred feet when the trestle ended and the track reached firm ground again. They moved into another wood, jogged down a slope and jumped across a rushing stream. They traveled through the night, moving from lowland to higher ground and back to lowland again, crossing half-a-dozen trestles shorter than the first.

They stopped just short of another wood and faced each other and realized that now there was light.

Red swayed, his back to the rosy glow in the eastern sky. His face was haggard, his eyes were sunken. He blinked and shook his head and turned to look back.

Tim grinned. “There’s one thing certain. No hound in heaven or hell could follow that route.” They left the[125] track and struggled up a heavily wooded hill looking for a likely bivouac.

“We’re still too near the track,” Tim said.

Finally they saw an upturned oak. Its roots formed a sheltered niche shielded on one side by a little pine. They took off their haversacks and opened them. They saw at once that Devil had outdone himself. On top of Red’s pack was a folded poncho, thin and patched but good to sleep on, nevertheless. Red spread it out. “No wonder I’m tired,” he said. “I was carrying a heavier load than you.”

Tim found a dozen hard-boiled eggs, a small flask of brandy and a good-sized canteen. “It seems I was carrying an extra load too.”

Red flicked the canteen with his finger. It made a hollow sound. “This thing is empty. The poncho weighs more than the canteen, the brandy and the eggs combined,” he said. “Let’s eat an egg. I wonder if they’re stuffed with caviar.”

Tim finished off his egg and together they studied the map. It showed the rail lines leading away from Columbia. The trestles weren’t shown, and the route of the previous night was marked as an innocent curve. Considering the quality of Kate’s work, the map she had copied must have been less than complete.

At a town named Alston the railroad would fork, the northern branch ending at Spartanburg.

“I hope we’re close to Alston now,” said Red, “but I doubt that we’ve covered twenty miles.”

“I doubt it too.”

They spread out their blankets.

Red settled down and Tim put away the remaining eggs. “We owe Devil a vote of thanks.”

“Unless we’re lucky, we can thank him in person.”
[126]
CHAPTER FIFTEEN

The sun shone through the trees. Tim was chilled to the bone. He wished he had an overcoat.

Red gave no sign of waking. Tim thought, Today is Friday. He unbuttoned his blouse and pulled out a little black book marked DIARY 1863. It was closed with a tab that slipped through a loop. He pulled out the tab and riffled through the pages. The first half of the book was filled with entries, but the period of imprisonment was almost blank. On some of the pages he had penciled “Letter from Kate” or “News of home,” but he’d long since neglected the daily entries. It had made him unhappy to count the endless chain of wasted days.

He found the page and the date, Friday, December 11, and he took out his pencil and wrote:

“First day of freedom since last July. How long will it last?” He flicked through the pages ahead and came across Friday, December 25. He thought, with a smile, just three more weeks to buy a present for Kate.

Tim heard a crackling of twigs and a rustling of leaves behind the trees at a little distance. He lay perfectly still.[127] At first there was no sound, then the crackling resumed, a little nearer. It seemed as though someone, knowing they were there, was approaching with caution.

Tim shook Red’s shoulder gently. Red turned, sighed sleepily and opened one eye. Tim pressed his finger to his lips, and Red jerked his head off the ground and listened. Again there was no sound. Then the crackling came again, this time slightly farther off.

Red’s eyes had a haunted look, as if he were dreaming a very bad dream. He whispered, “I can’t go back to jail again. Let’s make a run for it.”

Tim shook his head. They lay still for what must have been a quarter of an hour.

Tim pointed out a gray-clad soldier behind some undergrowth, but as they looked the soldier seemed to dissolve. “We’re having hallucinations,” he said. “The noise I heard could have been any one of a thousand things.”

They folded their blankets and rolled them.

Tim set about repacking his haversack. He picked it up, pulled out his extra underclothes and socks and turned the pack upside down. A bright little object fell to the ground and Tim leaned over and picked it up. “Devil put in a compass,” he said.

“The man’s been good to us.” Red took a deep breath. “Let’s take a chance and move by day, at least till we see some signs of life.”

There was no water, so they took their cornmeal dry. Tim ran his tongue around his teeth. “My mother used to call this stuff ‘rokeeg.’ I remember we didn’t like it much.”

“Tastes change.”

They moved briskly through the woods.

They came to a stream and knelt to drink. Tim filled the empty canteen. They moved on, crossing streams and small swamps and skirting a couple of little farms.

[128]About noon they came to a cultivated field with some cornstalks still standing around the edges. They found five ears and kept them for cooking when they found a chance to build a fire.

They walked along the edge of the field until they saw a house, then moved to the shelter of a thinly wooded plain.

They had to go slowly so that they wouldn’t be seen. By now Captain Senn would have spread the alarm.

Tim noticed that Red walked with spirit again. Rest and food had made the difference.

Shortly after noon they reached another stretch of open land. They faced a field of tall grass.

At a distance of half a mile or so, against a forest of dark pines, stood the white frame houses of a little town. Tim hooked his thumbs over his belt. “Unless we make a wide circuit we can’t get through here at this time of day. There must be farms all around the town.”

“Let’s settle down a while.”

They studied the town. A rider moved across the field at quite a distance, his figure showing above the tips of the grass. They heard the barking of distant dogs. Tim said, “I’m thinking we better travel at night till we get to North Carolina.”

Off to the right, with the trees at its back, was a pile of wood, probably left there years before when the land had been cleared. The men took off their haversacks and settled in the grass, leaning against the stack of wood. Mud wasps had made their home in one of the logs and they circled overhead.

Red looked at his watch. “Three thirty.” He wound the watch and put it into his pocket again, his chin dropped to his chest and he slept. Tim tried to sleep but found he couldn’t, so he looked at the sky and consoled himself with[129] the thought that one of them should act as a sentry, anyway.

He was reminded of the summer before he had joined the Army when he’d worked at Quigley’s farm. He remembered clearing the north pasture, hauling off stones on the old stone boat and shouting to the shaggy-hoofed horses as they reached the wall at the edge of the wood lot.

When he said good-bye to Mr. Quigley the old man had shown a streak of sentiment that Tim had never known he had. “You’ve been a good worker,” he’d said. “I’ll miss you like the mischief, but I know you’ll do your country proud.”

Tim watched a pair of crows settle in the field close by. They set up a terrible squawking, probably over a bit of corn or a dead field mouse.

He turned his hands palms up and laced his fingers together. He made a church steeple with his forefingers, as his father had taught him to do when he was a boy. He remembered the poem that went with the action of his hands:
Here is the church
And here is the steeple.
Open the doors
And see all the people.

The squawking and jabbering of the crows grew dim in his ears. The shadow of the woodpile wove a pattern in the trees.

Tim’s head snapped up. He must have been sleeping for several hours. The sky was quite dark. He was sure he had been wakened by a noise, but now he couldn’t hear a[130] sound. Red was very still, but Tim noticed that his eyes were wide open. Tim looked to see what had caught Red’s eye. Not more than fifty feet from them a man sat, rigid as stone, on a good-sized horse. He appeared to be a farmer and he carried a musket across his saddle.

Red’s arm was resting by his side. Tim stealthily gripped his wrist to let him know he was awake and wouldn’t make a noise. The horseman scanned the field; the horse dipped his head and jingled his bridle. The man kicked the horse’s flank and rode away, keeping close to the edge of the field, looking both ways, as if he were on a tour of inspection.

Tim watched as he disappeared, and Red said, “That was a very close call.”

“Do you suppose he was looking for us?”

“Lord knows.”

They gathered up their packs and walked west toward the railroad. The lights of the town were squares of yellow among the trees. The track ran toward the edge of town, and they decided they would follow it until they were close to the houses, then cut into the woods to avoid the town. If this was Alston, they would cross the west branch of the railroad soon.

Shortly after they left the track they faced a bog and saw what appeared to be a tremendous fire flickering behind a thin screen of trees. They edged toward the light. Now they heard voices raised above the sound of the blaze. They watched for a moment. Tim said, “Appears to be a tar kiln or a coalpit of some kind.”

“Whatever it is, it’s no place for us.”

They cut deeper into the woods at the left, going close to the river to make a circuit of the kiln. Every step on the dead-dry forest floor sounded like a pistol shot to their uneasy ears.

[131]They lived a nightmare of lost direction and doubt and phantom houses loomed suddenly in their path. They were afraid to light a match, and they couldn’t read the compass in the dark. They stumbled over jagged rock and fallen trees and came to a swiftly running stream that cut across their path. They tried to find a place to cross where they could stay dry, but there was no such place and they waded in, stepping as best they could from stone to stone. Tim’s right foot slipped in the deepest part and his leg went in, wetting his trousers to the knee.

By the time they gained the other side their boots were filled with chilly water. They emptied them and stood on the other side, numbness creeping up their legs.

Tim had moved the matches to a trousers pocket. He drew them out. “Let’s chance a look at the compass.” He held the little instrument close to his chest, and the glow of the match showed the needle dancing back and forth. “I wonder if it works at all.”

“It’s against a button on your blouse.”

“So it is.”

Tim held the compass away from himself and the needle settled down.

By now they must have passed the town. They decided to head straight north.

They crossed the west branch of the railroad and found the track that would take them closest to the North Carolina line.

Tim struck another match and they looked at the map. There were very few towns along their route between Alston and a place called Unionville forty miles or so to the north.

They walked along the track for two or three miles, and as the land began to rise Tim said, “Let’s take a chance and roast a couple of ears of corn.”

[132]Their fire kindled well. Red gazed into the flames. “At least we aren’t in jail.”

“The people in the country we have to cross must all know about us by now. And most of them are hunters. They’d just as soon track a man as a coon.”

They took off their boots and rested their feet on a dry log. They held the boots near the fire as they waited for the flames to flicker low.

Tim looked at the compass and studied the map.

They talked for a while, looking into the fire, and when the flames had died they put the corn in the embers.

When the corn was roasted Red kicked aside the embers and picked out the ears. They shucked them, working fast so as not to be burned. The kernels were orange gold and charred in places. Red said, “What a feast.”

“Maybe if we’re lucky we’ll find some more along the way. There was nothing like this in jail.”

Red held his watch to the glow of the fire. “It’s quarter to eleven. Let’s push on.”
[133]
CHAPTER SIXTEEN

They spent their fourth morning in shelter from the rain. They had circled farms, forded dozens of streams. More than once they had ducked off country roads to avoid teams of oxen and country wagons, but as far as they knew they hadn’t been seen.

The rain had started an hour ago. Now it was coming down in torrents, swelling the streams and turning the rivers to turbid floods.

They had found a sheltered place at the edge of a deep ravine. They had bent four closely grouped saplings, tying the top of each to the base of another and covering them with the poncho Devil had given them. They had made a mush of rokeeg and water and eaten the stuff. It was tasteless now.

They had stretched their blankets on logs laid side by side, and Red was so tired that he slept like a baby on this bed that was something akin to a corduroy road.

The rain beat against the poncho and dripped through leaks, soaking Tim’s blanket and wetting his clothes.

He didn’t want to look at Kate’s map in the rain. The[134] paper was thin and he was afraid if it got wet it might come apart. They were just east of the railroad line. He hoped they were close to Unionville.

They hadn’t traveled as fast as they had hoped they would, but if they could keep moving they might reach North Carolina in two or three days. They had thought about hopping a freight as one went by, but the risk was too great and they couldn’t ride the railroad very far. It ended at Spartanburg.

Tim looked across the ravine through a curtain of rain. Their prospects couldn’t seem worse. They had eaten the last two eggs and roasted and divided the last ear of corn. The rokeeg wouldn’t last long.

They couldn’t hope to find friends until they had crossed the state line, and even then they couldn’t tell a Unionist by the cut of his clothes. North Carolina might not be the promised land. They would have to travel a hundred and thirty or forty miles, crossing the Great Smokies before they would see a Yankee uniform.

Tim slept until noon and when he woke the rain had stopped and the leaden clouds were blowing away, leaving patches of clear blue sky.

Tim touched Red’s shoulder, and Red opened his eyes. He stared at the poncho above his head. His face showed no emotion. He was silent for a minute before he spoke. “Well, we bargained for this. We knew we had no more than a fifty-fifty chance.”

“Let’s push on.”

They walked north northwest for an hour or so on a narrow, overgrown road. They saw a house, then cut to the right and into a thicket where they stumbled and kicked through the thorny undergrowth and hopped over winding freshets that had come with the rain. When they broke clear at last their hands were bleeding and their[135] clothes were torn, but they had left the house a mile behind. Tim saw a little stream that hadn’t been muddied by the rain.

They stood for a moment and looked around. There was no sign of life as far as Tim could see. “Let’s take a bath,” he said.

“Are you out of your mind, lad? It’s chilly as the devil this afternoon.”

“I’d like a change.”

“Why don’t we go into town and have ourselves fitted for new uniforms? Why do the job halfway?”

Tim smiled. “At least we can wash our feet and change to dry socks.”

They took out clean socks and left their haversacks at the foot of a tree. At the edge of the stream they sat on a huge flat rock and washed their feet, then sat still for a while until their feet were dry.

They put on the clean socks, tied the wet ones to the flaps of their haversacks and started walking again.

They soon found a rutted wagon road that looked as if it were seldom used. They were fit for travel again, but the open land and the lack of cover along the sides of the road made Tim wonder if they should go on in the light of day.

Here they walked side by side. For the first time the ground grew stiff with frost.

A railroad whistle broke the silence.

In three or four minutes they heard the engine, faintly at first. The whistle sounded again, and they saw a freight train on high ground half a mile west, chugging and rocking toward the north, leaving a trail of smoke behind.

“That’s the way to travel,” Red said.

They watched the smoke until it disappeared, and when they turned there was a herd of cows ahead of them, lumbering across the road. Tim was about to look for cover[136] when he noticed a boy of six or seven in the middle of the herd. He stared at the fugitives, openmouthed.

The cows kept moving across the road but the lad stood still until the last of the cows had passed. Then, finding himself alone in the road, still facing the men in tattered blue, he wheeled and ran.

To their right the land rose gently. It offered little cover. It would be folly to retreat along the road. Tim motioned left toward the railroad track. “That’s as good a way as any. At least there’s a little cover there.”

They ran across a field and into a grove of scrub oak and pine. They dashed pell-mell down a steep little hill and across a brook and up toward the ridge where the railroad ran. They heard the sound of horses’ hoofs crashing through the undergrowth across the stream. They ducked behind a clump of weeds. The riders came into view and jumped the stream. They reined in and looked along the little valley and up the hill.

Tim and Red watched unmoving as the men talked in low tones. One was well past middle age, thin and handsome. He was hatless, his face was tan and his head was covered with a thick mat of snow-white hair. The other man was big and burly, a giant of a man. A gray slouch hat sheltered his eyes. Both were armed.

The big man shouted, “You better show yourselves. We know you’re in this place. We saw you high-tailin’ it across the fields.”

Tim whispered, “We better give up to save our lives.”

They stood with their hands in the air and the rifles came up. The horses moved close.

The white-haired man spoke with a hint of a burr. “Are you the soldiers who escaped from the jail in Columbia?”

“We are,” said Red.

“Are you armed?”

[137]“Not even a knife,” Tim said.

The big man spoke. “I’ll search them.” He dismounted, and leaving his rifle with the older man, moved forward with caution. “Step out from behind those weeds.”

They held their hands in the air, and the giant ordered, “Take off your haversacks and blanket rolls.” He watched them closely. “Throw them behind me on the ground.”

The soldiers did as they were told and the man slapped their pockets with the flats of his hamlike hands. Tim heard the crinkle of the map but their captor took no interest in this. He felt the diary and the book of photographs. “Unbutton your blouse.”

“That’s my diary and home photographs.”

The man’s expression didn’t change. He fumbled for the things but couldn’t find the top of the pocket and finally he said, “Bring them out yourself, but mind, if you try any funny stuff Mr. MacNeil will shoot you down.”

Tim brought out the album and the diary and held them in the palm of his hand. The man reached roughly for the leather-bound books and slipped them into his overcoat pocket.

Red lowered his hands but he held them away from his sides. “Those things are personal property.”

The big man flushed. “You dirty Yankee muck. You’d better raise your hands.”

Now the older man’s voice came sharp. “Don’t talk to the prisoners that way, Kane. These men are Union officers, prisoners of war. Give the books to me.”

The big man was sullen. “As soon as I tie the prisoners’ hands. We can carry the monkeys across our saddles.”

The white-haired man smiled, then his face grew stern. He spoke to the captives. “If we leave you unbound so you can ride behind, will you give me your word you’ll behave?”

[138]Tim smiled. “This wouldn’t be the best time to make a break. You have our word.”

The giant’s eyes glistened like polished flint under his shaggy brows, reflecting his hate of Yankees in general and resentment of the older man.

He grumbled as the prisoners mounted freely, and was silent and brooding as they slanted up the hill and jogged through the wood and across the open fields. Tim rode behind the older man.

When they had traveled half a mile or so they approached the gate of a rambling, white two-story house with lanterns hanging at either side of the big front door. A large barn stood behind the house and other outbuildings beside the barn.

The big man spoke. “I’ll lock the Yankees in my shed and station a guard around.”

“These men are in sorry shape. They need some food and rest and a chance to dry their clothes. I’ll put them up here.” MacNeil nodded to Red. “You are free to dismount. Kane, set the bundles by the gate and find two men to act as guards and two to relieve them at suppertime and shift with them through the night. Let them stand at opposite sides of the house for now.”

“If you’ll pardon me, sir, I think you’re making a great mistake. Surely you don’t want to keep them here.”

“Do as I say.”

The giant rode off at a fast clip, looking back as he went. The others dismounted and the Scotsman said, “Kane’s a good worker or I wouldn’t keep him on.”

Two young dogs came racing around the house, wagging their tails and barking happily. They sniffed around the prisoners’ legs. One was a hound with beautiful reddish-brown eyes, and the other—whose coat was golden—looked like a cross between a sheep dog and a shaggy bear. They[139] wagged their tails and Tim patted them in turn. Red scratched the chin of the shaggy one and the dogs dashed off to play again.

The Scotsman smiled. “Would you believe that they had the same mother?”

Tim eyed a pistol that hung at the belt of their host.

“I think I should warn you,” the Scotsman said, “I’m the best pistol shot in Chester County. I wouldn’t like to have to try my skill on you.”

Tim said, “Thank you for your courtesy, sir. We have no mind to escape just now. By the way,” he motioned toward Red, “this is Lieutenant Kelly. My name is Bradford.”

The man said, “Let’s go along inside.”

A middle-aged colored man opened the door, as if at a prearranged sign. His voice shook as he greeted his master, and MacNeil said, “These men are prisoners but you have nothing to fear. Build fires in the west rooms so they can dry their clothes. See that the beds are made up.” MacNeil called after the retreating man, “And ask Jenny to fetch their bundles from beside the gate. Be sure they carry no pistols or knives before you take them up to the rooms.”

“Yes, Massa.”

“Would you care to join me by the fire?” MacNeil asked.

They entered a long, low living room with a ceiling of raw brown beams, plaster between them. The prisoners seated themselves at one side of a crackling fire. Their host tossed his coat across a chair and sat with his pistol in his lap. “How long have you been on the countryside?”

Red pulled his beard. “Today was our fourth day, sir.”

“How did you make your escape from the jail?”

“We’d better not say, but we didn’t give violence to any guard.”

“You were heading for Knoxville, I suppose?”

[140]“Yes,” Tim said.

MacNeil stared at the hearth rug. “I was in a Scottish regiment years ago. Soldiering seemed quite a lark when I was young, but a war like this is a filthy thing.” He was silent a minute and then he said, “This country has been good to me, and now this war is tearing it apart. Our farms were prosperous and our people proud. I settled in Charleston when I first came out here, and when I had a bit of money I bought this land.”

The colored man stood in the door. “Jenny says the gentlemen’s sacks hold nothing much but dirty clothes. There’s a bit of brandy and a sack of ground corn.”

“Thank you, Luke.” MacNeil fingered his pistol and talked as before. “It’s no good mincing words. The War is going against us now. We’re being crushed by the industrial might of the North.” He smiled with a trace of bitterness. “My sons would never admit it, I’m sure. One of them went to medical college in the North but he’s a Southerner to the core. They are both with General Lee just now.”

Tim said, “We believe in our cause, as they do in theirs.”

Their host looked into the fire, then studied the faces of the prisoners. “You boys have had a trying time. It would grieve me sorely if I saw you come to an unhappy end. The people hereabouts hate Yankee uniforms. Twenty-two Confederate dead sleep in the churchyard down the road.”

A thumping came at a door at the back of the house. “That must be Kane,” MacNeil said.

The colored man came in again. “Mr. Kane has four guards outside. He asks would you like a word with him?”

“Tell Mr. Kane to send one of the guards to the second floor hall. I’ll see him shortly.”

[141]MacNeil stood up, keeping his pistol in his hand. “I’ll take you to your rooms.”

MacNeil kept his prisoners ahead of him as he showed them the way. He directed Red to a door in the middle of the hall and Tim to a room that faced the front as well as the side. “Make yourselves comfortable. Would you like some tea and a bit of bread to tide you over till suppertime?”

“Don’t trouble, sir,” Tim said. “Sleep is what we need right now.”

A fresh-lit fire crackled on the hearth. Tim spread his blanket on the floor, stripped off his clothes and hung them over the fire screen to dry. He drew a ladder-back chair close to the hearth and turned out the contents of his haversack and arranged the clothes on the chair.

A pitcher and a tumbler stood on a table by the bed and a china basin steamed on a wooden stand. Tim reached for a sponge that hung with a towel at the side of the stand and washed and dried. He helped himself to a drink of water, raised a window a crack and slipped between the clean white sheets.

One window of his room faced west and he judged by the angle of the sun that it must be past midafternoon. He lay for a moment, staring at the white ceiling overhead and wishing he could find pleasure in lying between sweet-smelling sheets, but the thought of going back to the damp, cheerless walls of the jail, the petty tyranny of the guards and the boredom, was enough to make him sick.

He drifted into an uneasy sleep.
[142]
CHAPTER SEVENTEEN

Tim woke to the sound of knocking on his door and the voice of MacNeil. “Will you join me at supper in twenty minutes?”

“Thank you, sir.”

The room was dark except for the flickering light on the hearth. Outside, the gaudy sky above the nearby hills was laced across with thin gray clouds.

Tim struck a match and lit a lamp on the bedside table. He turned down the wick so that it wouldn’t smoke the glass. When he had finished dressing he looked into a mirror that hung near the lamp. His eyes were sunken and he had a light beard.

He buttoned his blouse and straightened the tattered sleeves, smoothed the front. He sat on a chair to put on his boots. The boots were still damp. His stomach was painfully hollow but after a meal he would be fit as a fiddle.

Tim puzzled about MacNeil. The man seemed moderate in his views. He had a fine sense of justice and it was plain he had a core of steel.

[143]Tim heard voices outside and realized he hadn’t lowered the window. He caught the sound of Kane’s voice. “It’s folly to keep them here. They should be shut in a shed with guards all around.”

Tim heard the whine of a dog. MacNeil’s voice had an edge of impatience. “They shall have a meal and a good night’s sleep. They’ll have a spell of bread and water back in Richland Jail.”

“If I had my way I’d break their spirits now.”

“Good night, Kane.”

Kane mumbled sourly. There was still enough light so that Tim could see the dark shapes of the man and his dogs as they moved into the gathering dusk.

Tim heard the slam of MacNeil’s front door. He lowered the window and turned down the lamp and opened the door a crack.

The light in the hall was dim, but he could see the guard lean forward in his chair, his pistol pointed at the crack. “You can come out now, hands in the air.”

Tim did as he was told. The guard said, “Now stand there by the door.”

Red was stirring about inside his room. His voice came loud. “I’m coming out.”

Red winked at Tim. The prisoners walked down the staircase ahead of the guard. Their host waited for them in the hall.

“Good evening,” he said. “Did you rest well?”

Red grinned. “Thank you, sir. We did.”

Red’s manner showed a change of spirit, and MacNeil eyed him sharply before he asked his captives to sit for a moment by the fire. “Would you like a glass of sherry, gentlemen?”

Red said, “Begging your pardon, sir, but our stomachs are so empty that it might not set too well.”

[144]Tim chuckled to himself and the Scotsman smiled. “Then we’ll go right in. Luke will serve wine with the meal.”

The table was set with a white cloth and cut glass. Silverware gleamed in the candlelight. The vegetables were served by a middle-aged colored woman who wore a crisp white apron and a little starched cap with frills on top.

MacNeil carved the chicken, a fine fat bird.

“I noticed a rosewood piano at the end of your sitting room,” Tim said. “Do you play, sir?”

“Not a note,” their host said. “My daughter plays. I took her to Greenville to visit a cousin. I’ll be happy to fetch her back again. It was her son who saw you and gave the alarm.” MacNeil smiled faintly. “He’s dying to see you again. We’ll put you on exhibition after dinner, if you don’t mind.”

Red said, “Not at all.”

Their host was generous with helpings of chicken, and the colored woman passed the gravy boat and vegetables several times.

MacNeil turned to Tim. “Where is your home?”

“I’m from a small town on the Connecticut River, a place called Stone’s Brook. My father is the only doctor in town. Lieutenant Kelly is a New Haven man. He left a wife and child at home.” Tim knew he was telling more than he’d been asked. “But as for me, I’m an unmarried man.”

Their host smiled. “You can’t be twenty. You still have time.”

Red said, “He’s picked his girl.”

“You’ve been serving with the Department of the South, I presume. Where were you captured, may I ask?”

“On Morris Island, sir, on July eleventh last,” Red said.

[145]“That would be Battery Wagner.”

“Yes. Fort Wagner, we call it.”

MacNeil fingered the stem of his glass and smiled dryly. “I guess it earned that designation.”

After dinner they retired to the living room and their host spoke to a guard who sat in the hall.

When MacNeil joined them again he said, “Some of my neighbors want to have a look at you. I’ve decided to let them come. I want them to know that you aren’t wild beasts.” He fingered the butt of his pistol and said, as if to himself, “They’ll have to leave their firearms outside the door.”

MacNeil made small talk until the first knock sounded at the door. A man with gray hair came into the room with his wife.

MacNeil introduced them as Dr. and Mrs. Sellers. “Dr. Sellers is our family doctor.”

Soon five more people filed into the room, two women and three men, all well past middle age. They sat stiffly at first until the manner of their host made them feel at home.

The doctor turned his bright blue eyes on Tim and asked in a gentle drawl, “Do you know much about the progress of the war?”

“Very little, sir, I’m afraid,” Tim said. “We were in jail more than five months before we escaped.”

Their host nodded toward the man who had asked the question and turned to Tim. “Doctor Sellers is our only doctor—your father’s Southern counterpart.”

The doctor spoke softly. “In wartime we think of our enemies as unrelenting scoundrels. Of course we know in our hearts it isn’t so. But I can’t for the life of me see why the North must bring our long-established institutions down.” He shook his head. “Now I’m talking like a child. Slavery is already doomed.”

[146]The doctor’s wife gasped. “Surely not if we win the War.”

The doctor said, “I’m sorry, Mary. Our lamp is burning mighty low.”

A hard-faced woman rose from her chair. “I never thought to hear such talk. I think I’ll be moving along.”

A heavy knock came at the door and Kane was let in, followed by three men, one of them with a bad limp, unmistakably Kane’s son. MacNeil greeted the men and in the silence that followed Tim heard the yelping and scratching of hounds.

Kane stood, his head nearly touching one of the heavy beams, the firelight making his face an ugly mask. He spoke in his rasping drawl. “In the presence of your neighbors, Mr. MacNeil, I want to say it one more time. These men should be treated as prisoners.”

“Prisoners of war, not criminals, Mr. Kane.”

Kane mumbled “Good night” and moved toward the door with his son and friends trailing behind. They were followed shortly by the hard-faced woman and one of the men who must be her husband.

The doctor, speaking for the people who remained, said, “I bid you gentlemen good night.” He smiled sadly. “This village was a happy place before the War. I wish you could have known us then.”

When his neighbors had left, MacNeil gave orders to the guard. “Station yourself in the upstairs hall. I’ll show the prisoners to their rooms a little later on. The night is cold. There’ll be no need of guards outside. Two can sleep while two stand watch outside the bedroom doors. You can set the shifts as suits you best.”

The Scotsman set fresh logs on the fire, sat down and pressed the tips of his fingers together. He spoke without a sign of hesitation. “Of course I know well what’s in your[147] minds. I can’t lift a finger to send you on your way. If the guards are alert they can hear the slightest sound through the bedroom doors. But suppose for a moment that you reach the ground. Kane defers to me because he has no choice, but there’s nothing to stop him from setting up a guard along the road and I suspect he may have done just that. Such men will shoot to kill. Kane has a pack of ugly hounds. Even if you had a decent start, the alarm would soon be raised. Kane would like a chase like that. I’d give you very little chance.”

MacNeil tapped the butt of his pistol, then put his fingers together again and spoke above the crackling of the fire. “Suppose you cleared the county and the state?” Tim had the strong impression that MacNeil was speaking exactly as he would to his own sons. “You have no overcoats, no food to speak of.” He massaged his temples with the thumb and fingers of his right hand. “And the last I heard, Knoxville was under siege.”

Red pulled at his beard. “You’ve done as much as you possibly could to make us feel at home. You’ve restored our spirit.”

The Scotsman looked at Red with a trace of fun on his handsome face. Then he grew serious again. “I hope I have no reason to regret the restoration of your spirit.” He stood abruptly. “I retire early. I’m afraid you gentlemen must do the same.”

Two guards stood together by a lamp that hung on the wall at the back of the hall. They nodded their heads when they saw MacNeil.

MacNeil said, “Lieutenant Bradford, I hope you’ll forgive me. I forgot to get your diary and photographs from Kane.”

“That’s all right,” Tim said. “It was quite an exciting afternoon.”

[148]“I’ll see that you get them in the morning.”

There was a stir at the back of the hall and one of the guards said, “Ho, Mr. MacNeil, here’s your grandson prowling about.”

“Go to bed, Michael,” MacNeil said.

“You promised I could see the Yanks before I went to bed.”

“So I did.”

Red said, “Good evening, lad.”

The boy stood in the lamplight, his nightgown nearly reaching the floor. His face was tough for a boy so young. “You look better now,” he said. “You frightened me most to death outside.”

Tim smiled.

The boy said, “You’re most as good-lookin’ as people down here.” He lowered his eyes and frowned again. “Do you have any news of my father? Lieutenant Curtis is his name. A friend saw him wounded at the battle of Malvern Hill.”

Tim looked down at the boy’s unruly hair and questioning eyes. He spoke softly. “This is a mighty big war, lad. We didn’t fight at Malvern Hill.”

MacNeil spoke up. “Now off to bed, Michael. Sorry I forgot to keep my promise.”

The boy looked up, speaking man to man. “I know you’re busy with the Yankees and such.”