ООН в Крыму, гл. 118. Горючие размышления

ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+

ОТПУСК  ОДНОГО  НУДИСТА  В  КРЫМУ
Курортно-познавательный эротический  роман


Глава 118.  ГОРЮЧИЕ  РАЗМЫШЛЕНИЯ  СОСЕДКИ  В  ЧУЖОМ  ДОМЕ

*   *   *
Не оборачиваясь по пути следования в спальню, Люба на ходу одной рукой ловко расстегнула халатик и, только теперь выпустив из руки Ромку-младшего, в шаге от тахты сбросила его с себя. Другой одежды не ней не было, поэтому вмиг восхищённый представшей перед ним картиной Роман выдохнул:
- Постой так...

И эта искусительница, прекрасно знавшая свою цену, медленно завела руки за голову, якобы небрежно поправляя распущенные, лишь слегка волнистые волосы, достигавшие лопаток. Рубенсовская грация во плоти сразу же стала такой желанной, что одним взглядом оценивший всё великолепие её фигуры Роман тут же тесно прижался к ней всем телом, обнимая и лаская тугие груди, лишь немного провисшие из-за своей налитости. Как и всё её тело, они тоже были упруго-шикарными, оставаясь познанными пока только на ощупь, потому что лицом Роман немедленно зарылся в одуряюще пахнувшие солнцем и сексом волосы...

Подчиняясь воле мужчины, Люба медленно развернулась в его объятиях. И первыми встретились распахнутые от вожделения глаза нечаянных любовников: они говорили о многом... А следом и губы их сошлись в поцелуе – первом, лёгком, ознакомительном... Из-за немедленно затрепетавших и ставших требовательными губ поцелуй тут же стал мозги напрочь выносящим...

Впрочем, был он тоже недолгим: Люба уже заводила приподнятую левую ногу на бедро Романа, а правой рукой направляла рвавшегося в бой Ромку-младшего в сад желаний для общего их наслаждения. Петли на «воротах сада» оказались обильно смазанными, так что их створки разошлись сами собой, и Ромка-младший без единой заминки, будто привычно к себе домой, вошёл в новые для себя апартаменты.

Там ему стало настолько тепло и уютно, что оба любовника на секунду замерли, по-новому чутко привыкая друг к другу:
- Ну, ты и... роман, Роман... – кое-как перевела дух Люба. – Как же много тебя оказалось.
- А вот все мы такие вот, как видишь... как чувствуешь...

Приподняв Любу, Роман, не выходя из «гостиной», опустился одной коленкой на тахту и бережно уложил на неё свой ценный груз: при наличии постели глупо было бы стоя заниматься любовью. И следом возобновил страстный поцелуй взасос, продлившийся лишь на короткое время, понадобившееся для более удобного примащивания двух тел на тахте и для более тщательного ознакомления Ромки-младшего с «убранством гостиной».

- Ну, привет!.. – наконец, оторвался Роман от влажных и сильных, сразу же очень страстно возжелавших его губ.
Не посвящая Любу в суть дальнейших своих намерений провести с ней сеанс очень жёсткого секса, Роман по себе чувствовал и по Любе понимал, что сладкая прелюдия уже закончилась, едва начавшись, что оба они готовы к новым ощущениям и уже жаждут их. И начал размеренно действовать согласно своему плану.

Роман не очень любил банальный трах, но с учётом наглости визита соседки и чрезмерно откровенного её поведения, намеревался максимально использовать свои способности для продления секса на столь продолжительное время, насколько для того хватит сил и желания. И он совершил первое возвратно-поступательное движение...

Ромка-младший ничего не понял, из-за чего внезапно понёс столь незаслуженное наказание, когда его вдруг совершенно бесцеремонно выставили вон из уютной гостиной. Но в горячем своём нетерпении он мог лишь беспомощно, в такт сердца странного своего хозяина, топтаться перед заветным входом в сад сладострастных наслаждений.

Недоумение не замедлило проявиться и в распахнувшихся глазах Любы: «что это за дела такие вдруг происходят в самом нача...».
Но бедняга не успела не то, что задать, а хотя бы додумать свой вопрос. Но именно её недоумения только и ждал Роман. И тут же первое недоумение на лице соседки сменилось ещё бОльшим и несколько болезненным: её тело вдруг подверглось такой мощной и стремительной атаке, что несчастную «гостиную» едва в клочья не разнесло, настолько бесшабашно ворвался в неё весьма обрадованный «помилованием» Ромка-младший!

Запечатав стон негодования женщины своими властными губами, Роман максимально размашисто начал выполнять свой постельный долг перед настырной соседкой. «Ты хотела секса? Так получай его по полной!». Эта мысль была не мстительной, но несколько злорадной: Роман знал, что и зачем делал.

Его движения становились всё злее и размашистее, и ему было уже всё равно, что при этом испытывает и чувствует его партнёрша. А та, видимо, уже вообще мало что понимала, ещё меньше чувствовала и совершенно не рада была всему, что с нею происходит из-за столь бешенной свистопляски тела этого, казалось бы, такого благовоспитанного молодого человека, превратившегося в беспощадного альфа-самца.

А Роман со всей дури и с полным размахом гонял Ромку-младшего по всему «плацу» – да он попросту долбил Любу, как последнюю портовую шлюху. «Ты сама этого хотела и сама за этим пришла, вот и получай теперь своё «медовое счастье», хапай его хоть вагон с тележкой в придачу».

Из-за чрезмерной активности Романа и его любимчика Любе стало отнюдь не легче, даже когда она несколько пришла в себя. «Вот и стала я шлюхой... Хорошо, хоть не проституткой...» – с горечью призналась она себе, ещё больше расстроилась и безвольно отдала своё тело на растерзание москвича.

...Почувствовав некоторую усталость, а заодно и значительный прирост внутренних эмоций, пока что нисколько ему не нужных, Роман перестал совершать фрикции и грубо приказал Любе повернуться на бок. Сам тоже прилёг сзади, легко вошел и снова начал долбёжку. Правой рукой теперь он крепко держал соседку за волосы, грубо запрокинув её голову. Для большего удобства действий, верхнюю её ногу завел на своё бедро и длинными очередями продолжил отчаянный бой с невидимым противником, изредка пребольно шлёпая молодайку рукой по вмиг покрасневшей ягодице, будто подкрепляя стрельбу разрывами гранат.

Один раз, слегка забывшись в неведомо откуда взявшемся в нём садизме, он даже впился зубами в Любино плечо возле шеи, но вмиг остепенился: женщине реально стало больно, и она жалобно вскрикнула. Ни на секунду не останавливая работу своей стенобитной машины, Роман бесцеремонно отвернул голову Любы, вздумавшей было протестовать, но всё же прекратил хлестать её по попе, сосредоточившись на одних фрикциях и доводя их до бешеного пулемётного темпа. Действуя таким образом, что было выверено богатым предшествующим опытом, он почти не получал возбуждения, только неустанно работал, звонко шлёпая телом по телу.

И совсем не странно было бы случайному прохожему, шедшему по улице дачного посёлка в тот почти полдень, услышать в одном из домиков очень частые и весьма характерные звуки. Но ему оставалось бы лишь по-доброму позавидовать: «Ну, надо же! Вот это на славу разошлась сладкая парочка! А этот Лёнька-кобель, похоже, вообще устали не знает! И не успокоится, пока всех девок не перетопчет...».

...Вскоре Роман прекратил дробную долбёжку со всего размаху, но частота более мелких фрикций существенно  возросла. При этом он пребольно схватил Любу за грудь, вонзив ногти в кожу и... и... и начал извергаться.

Злой оргазм его был просто бешеным и очень долгим. Роман дугой сильно выгнулся назад и, наконец, отпустив Любину грудь, вынужденно ухватился её за плечо, чтобы не свалиться с узкой тахты, настолько сильно продолжал ломать его тело неукротимый, видимо, уже сухой оргазм без выброса семени, который накрывал его тремя дикими волнами, последовавшими одна за другой.
Наконец-то, он, совершенно мокрый, полностью выбился из сил, обмяк и затих.

А кое-как пришедшая в себя Люба продолжала крепко удерживать его за бедро, плотно прижимая к себе и предостерегая от преждевременно ухода «дорого гостя»:
 - Давай так полежим, пока твой крепыш не успокоится...
И они действительно просто так полежали тесным рядком: опустошённый Роман отходил от сексуальной вакханалии и приходил в себя, а Люба лежала почти безучастно – обиженная и униженная...

Роман потихоньку начал что-то соображать, принялся ласкаться и извиняться... Всё же, и в этом надо честно признаться, не его это был настолько жёсткий интимный стиль. Тем более, когда девушка оставалась недовольна его работой, а по Любе он видел, что так оно и вышло на этот раз. Хотел одного, но забылся, увлёкся и получил другое: сам чуть не сдох, а Любе хоть бы что...

А между тем, Ромка-младший не собирался закрывать свой «митинг» протеста, поэтому лишь раздражавшие поначалу Любу ласки Романа всё же постепенно начали получать ответ от приглушившей свою обиду соседки: всё же ловелас Роман умел быть ласковым и нежным, настойчивым и упорным в достижении своего...

- Ну, ты же ведь не кончила... – слегка виновато извинился он, поясняя причину продолжения своей активности.
- Почему это не кончила? Да я два раза поплыла без памяти.
- Не почувствовал.
- Именно потому, что я поплыла. Знаешь, я не умею дёргаться так, как некоторые... Да не ты, не ты, а девушки во время оргазма. На меня нападает такая апатия и истома, что я буквально плавлюсь от того, насколько мне хорошо становится. У меня только внутри что-то сильно дёргается, даже живот трясётся. Просто ты... со своей бешеной скачкой, наверное, ничего этого не почувствовал.

И Роман искренно покаялся в том, что пропустил два оргазма девушки. Но следом и подивился: с таким расслабленным проявлением высшего состояния организма он ещё не сталкивался. А следом подумал, что так происходит, наверное, по контрасту состояний тела с точностью до наоборот: у обычно разнеженных по жизни девушек оргазм проявляется безудержными сокращениями мышц, а вот у Любы, всегда волевой и сильной, этот контраст проявляется в расслаблении тела. Странно, однако...

Люба примирительно и ободряюще улыбнулась своему слишком активному кавалеру и тут же склонилась над прилёгшим, наконец-то, на спину Романом, ловко слизывая с него следы его бешеного лихачества. Роману стало приятно, что она не забыла о Ромке-младшем, тщательно обмыла его и очень даже ласково понежила, поцеловала его несколько раз и с видимым удовольствием поиграла с ним рукою.
- Да! Ну и оглобля же у тебя, Роман! Если бы она реально не была такой большой, я бы не поверила, что такие махины вообще бывают.

* * *
Вскоре по грубоватому настоянию Роман у них начался повторный секс, снова очень требовательный и жёсткий со стороны парня. Только что бывшее игриво-заботливым настроение его опять резко сменилось, и теперь он по-новому просто-напросто долбил Любу, как будто проститутку по вызову, но уже лёжа на ней: ничего, пусть потерпит, она совсем не хрупкая женщина.

Отвернув голову, по-новому обиженная Люба безучастно лежала под этим ненасытным и жестоким москвичом, чувствуя себя «резиновой Зиной» – продаётся такая игрушка в секс-шопах. Лишь усилием воли она не позволяла слезам пробиваться на глазах: ей было реально больно из-за неосторожных действий Романа. Но потом боль слегка попустила и притупилась, и обида немного отлегла от сердца, что помогло её лучше расслабиться. Вот только... ох уж этот Ромка-младший! Он безмерный и необъятный какой-то...

Вскоре любовникам стало жарковато, и Роман снова поставил её раком. Так и сказал ей встать, что больно резануло Любин слух, совсем не изнеженный изысками речи. Но любому человеку всё же неприятно чувствовать очевидное пренебрежение и бесцеремонность по отношению именно к нему. Не церемонясь с соседкой, Роман пребольно преломил её в спине, сильно прогнув в талии, схватил за шею и снова задрал голову так, что сзади в шее у неё сильно заболело и захрустело.

 Люба уже не обращала внимания на садизм Романа, когда тот снова принялся хлестать её по ягодицам: она быстро приноровилась к нему, потому что Лёнчик тоже был любителем жёсткого секса и особо не церемонился с ней. Муж не был таким извергом, но... он был вообще никаким, честно говоря. Ни манерами, ни внешним видом ни телом, ни членом – просто никаким, серым.

И было Любе сейчас не настолько больно, как обидно из-за очередного неуважения к себе, как к женщине. Но она терпела боль, потому что сразу посчитала заслуженным такое наказание. Да она заслуживала ещё большего: за случайный секс с незнакомым парнем она вполне достойна всеобщего осуждения и полного презрения. Вот и поступала так по отношению к себе самой же – пре-зи-ра-ла.

И презрение её было довольно обширным. Первым делом она презирала себя со своей вечной жаждой секса, а заодно и балбеса Лёньку, который так некстати не оказался дома, и этого брательника его, по-волчьи не знавшего пощады, но умеющего так ловко прикрываться овечьей шкурой, сшитой из напускного внимая, липовой ласки, гнилой нежности и звериной страсти.

Наконец-то Роман отпустил её... И Люба всем телом бессильно рухнула на тахту лицом прямо в подушку. Почувствовала, как из неё потекла струйка чужого мужского семени – его она не опасалась, так как давно «заспиралила» себя и о чём сообщила москвичу в самом начале их сексуального знакомства. Тот не опасался последствий незащищённого секса, так что теперь очень обильная такая потекла его струйка: много вкачал в неё Роман, очень много. Вот если бы хоть каплю чувств проявил при этом или хоть толику сочувствия испытывал бы к ней...

Но нет! Это чудовище, совсем недавно выглядевшее растерянным гостем в чужом доме, не оставило её в покое, слезло с тахты, нагло подошло и потребовало сделать ему интимную гигиену. Люба подчинилась. И снова почувствовала неприятный привкус – солоноватый, слегка отдававший тараканами, что ли. Она ведь не знала, что Роман с Алексом вчера на двоих выдули бутылку коньяка.

Ромка-младший чахнул прямо на её глазах, отчего Люба с сожалением и большим разочарованием поцеловала его будто на прощание – коротко, поверх крайней плоти. Ни от этого толстенного органа, ни от буйной его головки, ни от их хозяина не получила она того особого удовольствия, на которое так глупо польстилась.

В конечном итоге, даже испытав несколько оргазмов, ставших для неё достаточно яркими, Люба всё же осталась неудовлетворённой, не скрывая этого, была явно недовольна всем и всеми, в том числе злилась и на себя. Поэтому она легко согласилась с предложением Романа немного отдохнуть и затем продолжить столь тесное их общение уже в более спокойной обстановке.

Люба подивилась такой боевитости московского гостя и обрадовалась: для неё секс никогда лишним не бывал ещё. Да только рано порадовалась она, поскольку не знала, что рядом с Романом покоя для неё не будет.

(продолжение следует)