Чулки

     Летом, во время отпуска, Галина с сестрой Тамарой затеяли ремонт в своём родовом «гнезде». Дом, где они родились и выросли, стал уже дачей, так как преклонного возраста родители переехали жить в однокомнатную благоустроенную квартиру, которую Указом президента России Владимиром Путиным, в честь 65-летия Победы в Великой Отечественной войне, дали их отцу, как жителю блокадного Ленинграда.
     Сёстры перебирали в шифоньере вещи, которые родители всё ещё хранили, но не носили. Что-то, выбрасывая, а что-то оставляя, они наткнулись на две пары хлопчатобумажных чулок в резинку.
     – Глазам своим не верю! – вскрикнула Галина от изумления.
     – Что там? – спросила сестра.
     – Ты не поверишь, нашла две пары чулок в резинку! С ценниками! Семьдесят две копейки за пару!
     – Это же, сколько лет прошло? – взяв в руки чулки, удивилась Тамара.
     – Лет пятьдесят, не меньше, – мысленно прикинув путь от босоногого детства до настоящего времени, ответила Галина.
     – Ты смотри как новые! А помнишь, как мы бегали к бабе Поле и выпрашивали их?
     – Как не помнить? Помню!
     – Чаще ты просила, – хитро взглянув на сестру, напомнила Тамара.
     – И не говори…
     Сёстры невольно вспомнили своё смешное и озорное детство, как их семья дружно жила в этом светлом и уютном доме, который помог построить их родителям отец мамы, Александр Павлович. На шести сотках был выстроен этот небольшой бревенчатый дом с просторной, светлой верандой под шифером. А рядом с домом дед срубил стайку и баньку.
     Оба родителя, и мать, и отец работали токарями. Он – на кирпичном заводе, она – в трамвайном парке. Зарплата была мизерной. Надо прямо сказать, что трудовая копейка доставалась им непросто. Это был тяжёлый физический труд, особенно для мамы, Надежды Александровны, как для женщины.
     А они, две их дочери, учились, кроме общеобразовательной, ещё и в музыкальной школе. И обучение в ней, уже в те времена, было платное. Ежемесячная оплата за обеих, пожалуй, была больше, чем половина одной зарплаты. В те времена далеко не каждый родитель мог дать своему ребёнку дополнительное образование. А уж иметь дома фортепиано – было большой редкостью и роскошью. Но отец мечтал, чтобы его дети были образованы, и сумел купить, по тем временам, дорогостоящий инструмент.
     Девчата были погодками. Тамара – младшая, училась в обеих школах на «отлично». На родительских собраниях, куда всегда ходил их отец, Георгий Георгиевич, учителя её хвалили и ставили всем в пример. Старшая дочь – Галинка, особо не стремилась быть прилежной. Из школьных предметов любила только русский язык и литературу. Писала отличные сочинения, которые потом печатали в городских газетах, как лучшие сочинения года. До сих пор, эти пожелтевшие газеты хранятся в родительском доме в небольшой картонной коробке «Подарок первокласснику» (видимо, купленный кому-то из девочек), вместе с чёрно-белыми фотографиями и грамотами.
     И почему-то так получалось, что у Галинки всё время, что-то ломалось и рвалось. Мама частенько её спрашивала:
     – И почему на тебе, Галка, всё, как на огне горит?
     – Да откуда я знаю? – пожимая худенькими плечиками, улыбалась Галинка.
     – Вот, например, у Тамары чулки целые, а у тебя, погляди, какие дырки, – продолжала мама, глядя на неё, – и, что не скажи – всё тебе смешно… Ох, Галка-Галка, никакой серьёзности! – вздыхала она, покачивая головой.
     Галинка и сама не знала, отчего эти злополучные чулки всегда рвались на пятках. Штопай их, не штопай – всё равно, неделя-другая – опять дыры! Что делать? Как идти в школу с дырками? Был единственный выход… Но он, всё-таки, был!
     Бабушка, Пелагея Васильевна, жила на соседней улице. Добежать до её дома – считанные минутки!
     В очередной раз Галинка покрутила, повертела свои чулки, с уже штопаными пятками, которые вновь стали, как решето и с досады забросила их под кровать! Натянула шаровары и помчалась, что есть духу, к бабуле за спасением.
     – Баба! – открывая тяжёлую входную дверь, крикнула она, запыхавшись.
     – Что случилось?! – кинулась навстречу ей бабушка.
     – Баба, дай мне чулки!
     – Да я же тебе на мЕдне давала…
     – Нет! Ты не мне, а Тамаре давала!
     – Да нет же, тебе!
     – Да порвались они! Как я теперь в школу пойду?! – размазывая по щекам слёзы, в отчаянии крикнула она, скидывая шаровары и показывая голые ноги с выпирающими острыми коленками.
     – ИспрожАбь тебя! – хлопнула себя по бокам Пелагея Васильевна, как бы ругаясь и сокрушаясь одновременно. – Что случись, даже чулок не будет! Только вчера купила новые и в смЁртное положила! (Она, почему-то, говорила это страшное слово, делая ударение на букву «ё»).
     – Да когда ты ещё помрёшь-то, баба? – не унималась Галинка, жалостливо заглядывая бабушке в глаза. – А мне сейчас нужно в школу идти…
     – Господи! Дай мне терпения! – посмотрев в «красный» угол, где стояли иконы в позолоченных окладах, перекрестилась бабушка и выдвинула ящик комода, где лежало то, что она приготовила для своих похорон.
     – На, уж… и больше ни-ни… – протянув пару новеньких хлопчатобумажных чулок, поджав губы, произнесла Пелагея Васильевна.
     Галинку ничуть не смущало это обстоятельство – смёртное, не смёртное – всё едино! Лишь бы чулки были целые!
     – Ой, спасибо, баба! Да ты не переживай! – уговаривая ни то её, ни, то себя, сверкая голубыми глазищами, ластилась Галинка. – Баба, когда ты умрёшь, я тебе обязательно чулки куплю! – натягивая выпрошенные чулки на худые длинные ноги, обещала она.
     – Ладно, уж, беги… – уже не сердясь на внучку, махнула рукой  бабушка.

*на мЕдне (недавно) – слово, употребляемое жителями деревень в Сибири.

     И сколько раз такое было – подсчитать трудно. Но отказа внучкам никогда не было.
      – Галинка, и правда, почему они так быстро рвались? – спросила сестра, держа в руках чулки.
     – Да кто их знает? Может, качество было неважное. Хлопчатобумажные… название само за себя говорит – хлопок и бумага. А мы ведь целый день были на ногах: то в одну школу бежали, то в другую. До музыкальной школы километра три, да обратно. А потом ещё и в общеобразовательную…
     – И туда километра четыре, не меньше. Автобусы-то не ходили, всё пешком… – подхватила Тамара.
     – Вот и исшаркивались пятки! – рассмеялась Галина. – Слушай, Тамара, а помнишь, как баба говорила: «Испрожабь тебя!»?
     – Помню. Но не знаю, что это означает. Наверное, это какое-то деревенское выражение, – пожала плечами сестра, – думаю, что говорила она так, когда была кем-нибудь недовольна. Вроде как ругала кого-то…
     И они, глядя друг на друга, расхохотались, зная, кому чаще всего так говорила бабушка.
     – Что было, то было… Ох, и пакостливая я была… Что-нибудь, да натворю… – рассмеялась Галина.
     – И на меня всё сваливала, чтобы тебе не попало… – с обидой в голосе упрекнула её Тамара.
     – Да ладно… уже полвека прошло! Чего теперь-то обижаться? Я же признаю свои ошибки, – примирительным тоном ответила она сестре. – А помнишь, когда баба умерла, – уже задумчиво и серьёзно проговорила Галина, – мы обе были студентками и как раз отдыхали на каникулах здесь, у родителей.
     – Помню… – тихо ответила сестра, – кинулись искать смёртное, как говорила баба, всё перерыли, так и не нашли в чём хоронить.
     – Нет, зелёное платье в шифоньере висело, – возразила Галина.
     – Верно, платье было, – согласилась Тамара, – а вот нижнее бельё и чулки я бегала покупать.
     – Да, ты…  Наверное, надо было всё-таки мне. Ведь я обещала бабе, что куплю… – тихо, почти шёпотом, проговорила Галина и смахнула не прошеную слезу. – Как ты думаешь, откуда эти чулки появились тут, да ещё две пары? – глядя на находку, спросила она сестру.
     – Не знаю, может, мама когда-то купила и забыла про них.
     – Так-то оно так, но ведь мы и раньше перебирали вещи, но не находили…
     – Может, это знак какой-нибудь, свыше? Давай возьмём их на память?
     – Давай, – согласилась Галина.
     – А помнишь, как ты мамкины капроновые чулки тайком брала и носила, пока не порвёшь?
     – Помню, конечно, помню. Эти чулочки были такие тонюсенькие и как-то быстро рвались… Видно, качество было плохое.
     – Ага, плохое…  – С иронией возразила Тамара. – Соберутся родители в кинотеатр сходить, а чулок-то и нет… Где? Галка взяла! Отправят тебя в магазин, чтобы неповадно было, – продолжила  Тамара, – купить чулки именно телесного цвета. Ты сбегаешь, купишь, принесёшь, а папка, как глянет, что чулки чёрного цвета и вновь гонит тебя в магазин, чтобы поменяла. Ведь ты же знала, что снова отправит, но всё равно делала по-своему. И не лень было тебе туда и обратно два раза бегать, ведь путь-то был не короткий?
     – Ну, не нравились мне чулки телесного цвета… – рассмеялась Галина, – да ладно, что мы всё о чулках да, о чулках…    
      – И действительно… А давай сегодня помянем деда с бабой? – неожиданно предложила сестра.
     – Давай,  – поддержала её Галина, задумчиво и нежно глядя на две пары хлопчатобумажных чулок в резинку из их счастливого детства.