Сказка про барсучка и войнушку

А вы знали барсучка Борса, который жил в сосновом бору на склоне оврага, в низине которого еще старое болото? Ну тот, чей дядя чуть не стал домашним питомцем, когда его, валяющимся на обочине дороги в совершенно непотребном пьяном виде нашли люди? Он не был пьяницей, просто урожай винограда в том году в соседней деревне у людей выдался уж больно богатым, и он не смог вовремя остановиться. Не знали? И про дядюшку не слышали? Странно, а ведь история была громкая.
Дело было так: люди, проезжавшие мимо, увидели спящего дядюшку, и сначала сочли его за мертвого, а потом, услышав, как он забавно храпит и разглядев, какой он красавчик – а он и правда был недурен и пользовался успехом у местных барсучих – хотели взять его с собой, как домашнего питомца. Но только они приготовились завернуть его в одеялко, как он проснулся, и, ничего не понимая, громко заорал на весь лес, ударил носом одного из обидчиков, куснул другого и, уже протрезвевший, со всех своих ног пустился домой, огибая сосны и путая следы, боясь погони. Погони тогда не было и все закончилось хорошо, а рассказов об отважном дядюшке сложили много: от приглашения его людьми в человеческую деревню экспертом по приготовлению виноградных настоек, до как в него влюбилась хозяйская дочка и хотела взять с собой в кругосветное путешествие, а он остался верен своей славной семье и своему барсучьему народу в целом.

Не вспоминаете? Ну тогда вы обязательно должны познакомиться с Борсом. Потому что милее и чудеснее его во всем городище Норкидж просто не было.
Его любили и уважали все. Он был очень великодушный, к тому же умный барсук. Родственники и соседи обращались к нему за советами, и он никогда им не отказывал. Даже если ранним утром, когда все барсуки укладывались спать после ночных забот – ведь всем известно, что барсуки ведут ночной образ жизни и потом спят с утра до обеда, а обед у них ближе к четырем… Так вот, если кто-то звал его подсобить ранним утром: передвинуть шкаф, починить кран в ванной или по строительству что-то – он надевал свой рабочий комбинезон и кепочку, брал саквояж с инструментами и пакетик с вкусными орешками для детей и шел помогать, никогда никого не поминая дурными словами. Ведь он был не только милым, но и всеми уважаемым барсуком.

Роста он был небольшого, но очень статный и подтянутый. Когда иные барсуки устраивали всебарсучьи сытные пиры, прежде чем удариться в традиционную зимнюю спячку, даже тогда Борс наедаться себе особо не позволял. Он предпочитал заполнить до краев свою продуктовую кладовую и зимой вспячку не впадать, а спать, как обычно, с утра до обеда, ну может на часик больше. Ведь так жалко тратить драгоценное время на пустые сны! Так много можно сделать полезного и интересного! Хотя, по правде сказать, иногда он завидовал просыпающимся по весне барсукам, которые потом до следующей спячки вечерами на закате делились своими волшебными и странными снами. Но Борс, как всегда мудро, предпочитал думать, что каждому – свое и привычки свои не менял. Зато он вел дневник с воспоминаниями и рассуждениями. Мемуарами он это не хотел называть, потому что мемуары – это как будто на прощание, а он был еще самцом молодым даже по барсучьим меркам. И пока все спали, он писал. И написал уже несколько тетрадочек, которые хранил в своем рабочем столе в маленьком уютном кабинете.

И даже если Борс все-таки набирал пару лишних килограмм, постепенно опустошая зимние запасы, пока другие спали, то уже ранней весной все его видели на сделанной им же спортивной площадке «Корни-ветки», где он подолгу занимался спортом, сгоняя лишнее, качая пресс и разминая передние и задние лапы, отчего они у него всегда были крепкими и сильными.

Привычка не спать зимой досталась ему… На самом деле он не помнил, от кого она ему досталась. Может от тетушки по материнской линии, говорили, что она тоже была необычной барсучихой и спячка у нее была летом. А может от одного дальнего родственника – маленького загадочного хорькового барсучка, но что с ним было не так, Борс совсем не знал. Родственников у него было много. Борс был из древнего барсучьего рода, известного на всю лесную округу. В старых барсучьих книгах, доставшихся ему от его пра-пра-пра-пра-пра…..пра-дедушки хранились чертежи и описания первых построек Норкиджа - самого старого городища, в котором жил сейчас Борс со всей своей многочисленной семьей. Не верите? А зря. Это была самая старая историческая барсучья постройка не только в Норкидже, но и во всей округе, просуществовавшая уже не одну тысячу лет. И не исключено, думал Борс, что когда-нибудь сюда будут приезжать толпы туристов из разных городищ и земель, и он будет показывать им древние постройки, рассказывать истории древнего барсучьего мира, приукрашивать их легендами и мифами, которые его предки передавали из поколение в поколение и гордиться собой, что сохранил все это для своих добрых потомков.  Он и детей своих воспитывал также – хотел передать им свою любовь к корням и истокам.
 
Да, у Борса, конечно же была семья. Умница-жена, его опора и поддержка во всем. Он ценил ее и очень сильно любил. Больше всего он любил, когда она нежно обнимала его своими пушистыми лапками с маленькими аккуратными коготками, утыкаясь черным носиком в его сильное пушистое плечо и ласково называла его своим милым Борсучком. Они с радостью заботились друг о друге и о своем потомстве. У них были прекрасные сыновья, в которых Борс души не чаял. Он любил вспоминать, как нянчился с ними с самого рождения. Особенно зимой, когда во время спячки кто-то из них просыпался, и Борс, все равно неспящий, давал малышу червячковый леденец и зачитывал новые главы своего дневника или рассказывал наизусть страницы семейных летописей, пока сынок снова не засыпал под папино бормотание. Это было давно, и у старших сыновей сейчас уже тоже были свои сыновья и дочки, но и за ними иногда Борс присматривал и так же заботился. Так и выходило, что молодой Борс уже был дедушкой, иногда серьезным и усталым, но всегда заботливым и самым любимым.

Вся их дружная семья любила принимать гостей. Это делало их непохожими на других барсуков, которые предпочитали жить в покое и уединении. Но семья Борса обожала, когда в их большом старом доме оставались подолгу гостить их многочисленные друзья и дальние родственники. Ведь дом и правда был большой – настоящий замок. Многоярусное подземное сооружение, уходящее на много метров в глубину земли, с несколькими входами и выходами, каждый из которых имел свое название и сопровождался специальной табличкой, красиво оформленной умелым Борсом. Если обходить дом по часовой стрелке, то таблички располагались в следующем порядке: «Черный вход», «Парадный вход», «Северный вход», «Вход с горы», «Болотный вход», «Непроходимый вход», и даже «Въезд» и «Парковка». Последние на всякий случай, потому что пока еще к ним никто не въезжал и не парковался – не на чем было, но вдруг. Был даже «Вход для персонала» - эту табличку, лежащую между кустов виноградника нашел как-то дядя Борса и подарил племяннику. За неимением в доме персонала, ее было решено повесить  над входом в кухню, где очень любил проводить время выше упомянутый дядя. Дядя не обиделся и по-прежнему часто ютился на кухне – ведь с юмором у него было все в порядке.

Были в доме и многочисленные вентиляционные отверстия для свежести воздуха. И длинные витиеватые туннели, ведущие в просторные общие залы, где полы были выстланы коврами и циновочками, сплетенными местными умельцами-плетунами из сухой ароматной травы, листьев, мягкого мха и мелких веточек, и где вдоль стен лежали и стояли пуфы и бин-бэги разных форм и размеров, набитые свежесобранной травой, речным песком, пухом, перьями, стружками и древесными опилками, которые бесплатно раздавали бобры на своем новоселье, когда переехали и обосновались в своем новом жилище совсем недалеко от Норкиджа. Жена Борса любила развешивать по стенам нежные букетики сушеных цветов и трав, подходящих для приготовления пищи, и просто для красоты и аромата.
 
Но все любовались развешанными там же жанровыми картинами из жизни барсуков в стиле малых голландцев. Нарисовал их один из старых барсуков - соседей, в молодости живший любимым домашним питомцем в богатой семье людей. Люди по-доброму относились к нему и долгое время он сопровождал семью по музеям и выставкам, знакомясь с творчеством известных мастеров, пока все-таки не сбежал от них к корням и истокам. И с тех пор, сидя у своей норы, тоскуя по беззаботной юности, он талантливо малевал, подражая малым голландцам, все, что видел вокруг, а потом раздавал готовые картины и наброски своим соседям просто так, за еду.

Помимо жанровых картин в залах Борса была целая галерея портретов предков, проживавших когда-то в Норкидже. Кто их рисовал? На некоторых портретах в уголках были видны какие-то буковки и некоторые эксперты упоминали о талантливых братьях-близнецах, живших здесь когда-то давно и ушедших потом искать свое счастье в теплых краях за высокими горами. Но большинство картин были не подписаны и значились в картотеках Борса, как работы неизвестного художника.  Борс очень дорожил этой коллекцией и в свое свободное время мог подолгу бродить вдоль стен, вглядываясь в образы дедушек и прадедушек, тетушек и пратётушек, бабушек, дядьев и прочих древних дальних и не очень родственников и размышляя о чем-то. Он разглядывал морды барсуков-самцов, их знатные бакенбарды и выразительные лбы, их крепкие тела с яркой расцветкой, массивные, короткие и крепкие лапы с длинными тупыми когтями, которыми они и построили весь этот барсучий мир.  Любовался аккуратными светлыми головами самок. Они чаще своих спутников улыбались с портретов, показывая маленькие аккуратные клычки, щуря свои очаровательные глазки-угольки и игриво топорща круглые ушки. Какие все они были разные, его родные, и в то же время похожие. И он был похож на них. Особенно на папу с мамой, которых он рано потерял из-за несчастного случая. Но и их нарисовал художник, и они тоже всегда были рядом с Борсом – навсегда молодые и счастливые. В окружении предков Борс чувствовал себя увереннее и сильнее, как будто заряжался от них вечностью. Он видел в них опору и бесспорное единение. И думал, что может быть и его портрет, нарисованный каким-нибудь бродячим неизвестным художником будет висеть здесь среди этих благородных барсуков и другой новый Борс – его предок, будет разглядывать его, будет искать в нем поддержки и спрашивать его совета.

Старая бабушка Борса, часто гостившая в Норкидже, тоже любила прогуливаться среди портретов. О чем думала она в такие минуты никто не знал, но ей очень нравилось смахивать с портретов пыль метелочкой, сделанной из летней полинялой шерсти своего мужа. Не то, чтобы дедушка так сильно линял – просто мех у него был очень красивый, метелочка получилась на загляденье, и бабушка очень гордилась – то ли дедушкой, то ли редкой красоты метелочкой.

Еще одной особой гордостью Борса была двухъярусная кладовая с большим запасом съестного на зиму и не только. Уже с ранней осени кладовая была до отказа забита разнообразным кушаньем. Бочки с маринованными особым способом хруст-лягушками, сушеные мышки – известные, как закуска «не грусти-похрусти», свежезамороженные червячки «дождевички» – традиционный барсучий полуфабрикат, фрукты, приготовленные разными способами – вяленные, сушеные, фаршированные, медовые (фруктовый мед), а еще нежнейшая яблочная пастила и фруктовая вода – основа для фруктового супа и вкусная сама по себе. На втором ярусе кладовой, подальше от детей и некоторых непоседливых взрослых хранилось самое хрупкое - корзинки с птичьими яйцами разных размеров и цветов. Их было очень много, и Борс придумал специальные моховые прокладочки в корзиночках, чтобы яйца не разбивались. В холодных стенных нишах хранились бочки с вином и бутыли с разными настойками – гордость дяди Борса. Он знал массу особых рецептов, которые прятал в своей голове и не с кем никогда не делился, отказываясь записывать их в домашнюю книгу рецептов. Помимо вина и настоек там хранились винные легкие напитки, яблочный сидр, фруктовый пунш, ореховый квас, настойки ягодные и злаковые - из разнотравья и семян каких-то растений, и даже из грибов он умудрялся делать чудесные согревающие наливки. Для детей он делал морсы, компоты, кисели и шипучий лимонад из корней лимонника и плодов шиповника. Конечно, были в кладовке, как и у всех окружных барсуков, вязанки сушеных грибочков для супа и соуса, мешочки с грибными и картофельными тонко наструганными чипсами для детей и прочих лакомок, мешки побольше с семечками и зернами, берестяные туески с кедровыми орешками и большие чайные веники, из которых заваривали разнообразные виды чая – листового, веточкового, корневого и смешанного. Борс очень любил попивать чаек с фруктовым медом, когда не мог заснуть и работал над своими дневниками.

И только одна слабость была у милого Борса. Он был собирателем одежды и любил стильно и красиво одеваться. Почему слабость? Некоторые бы сказали, что такой замечательный барсук, как Борс, и должен быть хорошо одетым – ведь его все знают, все на него смотрят и он для многих пример. Но есть и те, кто возразил бы первым – разве это для настоящих мужчин? Мужчина не может думать об одежде и «о красоте ногтей», как сказал классик. Но Борс думал обо всем и всегда, и мысли о внешнем виде не мешали ему по-прежнему оставаться самым заботливым, умным, замечательным барсуком. А на всех все равно не угодишь, «так какого пса!» - когда-то именно так покончил с этими размышлениями Борс и вырыл себе в норе настоящую гардеробную, сразу за своим рабочим кабинетом. Ни у кого из барсуков - почивших и ныне живущих не было такого большого собрания вещей. Одежду себе он всегда выбирал сам. Каждая вещь была для него не просто безликой пустой красивой тряпкой, она была частью его самого. Как рыбы не могут без воды, хотя многие нерыбы же могут обходиться без воды и ничего? Так и Борс не мог обходиться без своей гардеробной. Конечно, он не сидел там целыми днями – на это у него просто не было времени. Но в особые дни – перед праздниками и торжественными случаями или просто когда он чувствовал себя неважно – когда грустные мысли или усталость после тяжелого дня одолевали его – он скрывался за дверью своей гардеробной комнаты и проходящие мимо могли слышать его довольное мурлыканье и даже тихий смех.
- Таааак, ну как вы здесь? А где моя рубашечка пестрая? О, я и забыл про нее… Рубашечка-рубашишечка… рубашоночка синяя - сюда, красная с пуговками деревянными - здесь… а эта с рукавчиками… любименькая – здееееесь… А это? О-о-о, что такое? Это же моя старенькая курточка?! Таааак, как раз - отложиииить… Ну-ка, ну-ка… свитерочек … да, давно не надевал… мягенький мой…пушистый. К брючкам тебя – раз! А это брючки же мои тепленькие! – какие брючки – какие… Сюда их… брюченьки, брючечки… и кофточка теплая с буквами… надо потом надеть. А тут что в ящичке? Маечка-футболочка моя коричневая …сюда ее… Черненькая – сюда… Беленька – постираааать пора, на пол ее… Трусишки-трусишечки… здесь, и здесь… А носочки…неееет… вы сюдааа… Ай-ай-яй… носочечки…
Помурлычет с полчасика, попоет себе под нос самосочиненные песенки, все по вешалочкам развесит, в стопочки-коробочки сложит, сам наденет что-то уютное к случаю и рад – отдохнул и как в детстве в игрушки поиграл – отвлекся и успокоился.
***
Так и жили они – не тужили. Трудились, предавались веселью, любили, дружили, мечтали о будущем, строили планы.
И вот в один день, когда солнце еще не спряталось за горизонт, но уже собиралось садиться, вышли они всей семьей, да еще с соседями своими на склон оврага поближе к старому болоту, пониже от дома. Последние вечерние лучи как раз до самой темноты пригревали склон, земля была теплой, трава сочной и от болота поднимался пар. Расселись в траве и готовились слушать новую главу дневников Борса, которую он по субботам зачитывал вслух и все опять удивлялись еще, как это у него все получается и как это он все успевает – и запасы делать, и гостей принимать, и по дому, и детей воспитывать, и спортом, и дневники литературные…
Борс раскрыл дневник и тут вспомнил, что оставил дома очки-очочки свои.

Он встал, чмокнул в макушку жену и пошел обратно в гору. И заодно свитерок решил для жены любимой прихватить – все-таки свежо. Шел бодро, не оглядываясь – негоже спортсмену запыхиваться или посылать за очками детей. И никто даже не посмотрел ему в след. Детишки по-прежнему пищали, стрекотали, как цыплята и скатывались по склону вниз головой. Взрослые, ворча-бормоча обсуждали предстоящие скоро холода, щупали друг у друга заметно округлившиеся к зиме бока и довольно почесывались.
Как вдруг где-то над их головами тишину разрезал странный громкий незнакомый гул, потом раздался дикий грохот и резко наступила ночь. Кто-то еще успел подумать о конце света. Борс же ничего не успел...

Когда спустя время барсуки, кашляя и протирая лапами глаза, стали выползать из-под ошметков травы и комьев земли, и собирать своих напуганных плачущих детей, когда солнце стало тревожно тянуть к ним свои лучи сквозь оседающую пыль, они увидели, что наверху, там, куда только недавно за очочками ушел их Борс, там, где всегда стоял их древний Норкидж, зияла черная страшная вмятина.
И тогда все соседи вслед за милой женой Борса бросились наверх по склону откапывать и искать что-то, что важно было откопать и успеть спасти. Но сколько не рыли они, а не нашли никого. Нашли только обломок таблички «…я персонала» и тапочек дяди Борса, запоздавшего к вечерней читке.
Оказалось, просто у людей была война-войнушка. А когда война, живое гибнет.
Уж извините.
Прости, Борс.
Не специально.
Так вышло.
Бывает.