Драмы и господа. Фрагмент 2 После тумана

Приходить в себя после минутного озарения особенно сложно, смотреть на окружающий мир глазами, полными спокойствия – невыносимая мука… Так Она думала следующие несколько минут. Время на старых часах, купленных в антикварной лавке пару лет назад взамен утратившему связь с миром телефону будто бы остановилось вовсе, да и не имело значения в целом.

Она всё ещё была напротив себя самой у того самого зеркала. Дверь ванной комнаты к этому моменту была чуть приоткрыта, а влажность постепенно снижалась. Ей был безразличен климат помещения, гораздо важнее сейчас стало желание продолжать и продолжать как можно скорее. Она наспех вытерла остатки воды в старой чугунной ванной сложенным в комок свитером и, достигнув желаемого, подняла с пола свернутый в рулон лоскутный плед с плотной тяжелой подушкой, отправив сверток прямиков на дно ванной. У неё есть час времени, который можно было бы потратить на сон, да и организм сегодня проявлял исключительно глубокое спокойствие.
Открыв шкаф, висевший над раковиной она достала большой тяжелый стеклянный бокал в который тут же влила треть обжигающей жидкости. Следом за концентрированным спиртом последовала сначала подсохшая апельсиновая корка, оставшаяся на краю раковины со вчерашнего дня, а затем щедрая порция березового сока из пластиковой канистры. Вымешать получившийся напиток удалось при помощи заколки для волос, случайно попавшейся под руку.

Она выпила стакан за несколько секунд и ощутила вокруг себя легкую дымку, напоминавшую утренний туман. Шагнув в остывшую ванную она медленно скатилась по стенке вниз и, укутавшись пледом крепко закрыла глаза.

По обыкновению сон не пришел в её жизнь с той легкостью, какой его принято встречать в судьбах большинства известных нам людей. Нахождение под пледом более всего походило на отчаянную попытку растворить бодрствование в бокале со спиртом, но надеяться на легкую дремоту не приходилось.

Она встала, надела большие круглые очки в черной пластиковой оправе без диоптрий, твидовый свитер изумрудного цвета, мягкие брюки, хорошее пальто и вышла из ванной.

На пороге у выхода стоял седовласый мужчина невысокого роста с иглой от проигрывателя пластинок в одной руке и масляным блином в другой.
Прозвучал низкий и мягкий полушепот: «Ирочка, дорогая моя, блинчик возьмешь в дорогу?».

Ирина Милорадович опустилась на одно калено и достала из сумки маленькую жестяную баночку, которую тотчас протянула человеку, стоявшему напротив».
«У меня осталось немного белуги, разложи на два блина и съедим вместе», – с усталой улыбкой сказала она.

Мужчина, который, очевидно, мог бы приходиться ей дедом, если бы у неё вообще были родные, ласково похлопал её по плечу и тяжело дыша проследовал на кухню. Вернулся уже без музыкальной иглы, а лишь только с двумя большими и сочными блинами.

Она наспех съела вкусный сладкий масляный блин с нежной начинкой и принялась завязывать длинные непослушные шнурки на тяжелых кожаных ботинках.
«И вот ещё держи», – сказал он и протянул ей сумку, из которой виднелся пыльный объектив.

«Аппарат твой я закладывать не стал, сам понимаю, что время сейчас тяжелое, живи пока так, а с деньгами всегда успеется».

Ирина взяла камеру и поймала себя на мысли, что ей невыносимо стыдно перед этим человеком, который сейчас смотрит на неё самым понимающим на свете взглядом. Она не нашлась что ответить, просто подошла и буквально врезалась к нему в объятия.

В самый подходящий момент ее взгляд на улице встретился с фиолетовым самокатом, который, по обыденной случайности, стоял в трёх шагах от неё. Сделав для себя привычный набор действий, она набрала скорость и скрылась вдалеке, рассекая колесами остатки тумана, на смену которому пришла переменчивая ясность бытия.