Контрапункт о слепой женщине

                1.


 
                В те же часы и на том же углу :
                чужда добру, а тем более злу,

                что так сближает всех зрячих людей –
                точно съестное случайных гостей – 

                пела – одна перед пестрой толпой –
                женщина, что от рожденья слепой,

                как утверждают зеваки, была.
                Рядом собачка в корзинке спала.

                Был ее голос слегка грубоват.
                Жест полных рук также чуть угловат.

                Голову к солнцу она подняла –
                нежит безглазье слепящая мгла.

                Тихо в пустых и зеркальных зрачках
                небо плывет в надувных облаках.

                Да и весь город с его суетой
                там приумолк – за нездешней чертой.

                А между тем из снующих людей
                каждый задерживал взгляд свой на ней :

                что ж, к негативу слепого лица
                склонны присматриваться без конца

                мы – любопытство нам трудно унять :
                душу без глаз невозможно понять.

                Кто-то монетку ей в блюдце бросал.
                Кто-то словцом остроумным блистал.

                Кто-то, ее пародируя, пел.               
                Кто-то еще на собачку глядел.

                В общем, людей и вещей длинный ряд,
                к ней прикоснувшись, как будто обряд –

                низкий? высокий ли? но – исполнял,
                и только вид напускной сохранял,
               
                что они нынче от мира сего,
                и в них неясного нет ничего.

                Если бы пестрая знала толпа :
                женщина, что от рожденья слепа,

                здесь не за тем, чтоб людей удивить –
                кошечек дома ей нужно кормить.

                Сам я, едва лишь об этом  узнал,
                разом нашел, что так долго искал :               

                там, где сочувствия полного нет,
                тайны игривой мерцает нам свет.

                Если ж сочувствием сердце полно,
                к тайне любой безразлично оно.

                Это к тому я упорно клоню,
                что для начала в себе на корню

                я бы ту склонность хотел упразднить,
                что заставляет нас больше ценить

                тайну, чем близких вокруг нас существ, 
                тайну как сгусток тончайших веществ...

                Разве не грех – тем давать веществам
                больше любви, чем живым существам?
               
                Как никогда на слепую смотрел
                я – и впервые, быть может, прозрел.


                2.


     Лица слепых людей по причине отсутствующего выражения глаз выглядят почти всегда для нас, зрячих, отчуждающе и безобразно, но при всем этом вызывают в нас все-таки безотчетное сочувствие и сострадание, причем столь интенсивного порядка, что слезы сами собой наворачиваются на глазах. Иной раз видишь несчастья неизмеримо большего масштаба, а глаза не плачут : в чем причина? причина, думается, в кратковременном исчезновении привычной иерархии в оценке вещей. Ведь когда мы смотрим в глаза другому человеку, мы встречаемся – или думаем, что встречаемся – с его душой, а душа эта по самой своей природе настолько сложный и многогранный феномен, что мы вынуждены поневоле на него настраиваться и под его воздействием даже перестраиваться. В самом деле, наши психичекие проявления – коим нет числа, а еще пуще производным от них оттенкам – никогда не выступают в своей целостности – да и есть ли она вообще? – но подобны скорее железным опилкам в магнитном поле : в зависимости от контакта они выстраиваются всякий раз в определенном структурированном порядке. И вот все это опускается вдруг во время наблюдения над слепым человеком : то есть вместо того, чтобы – сознательно или бессознательно – отдаться причудливому конгломерату осмысления чужого страдания и своему отношению к нему – кто этот человек? каким образом постигло его горе? заслужил ли он его в житейском или высшем смысле? как он его переносит? могу ли – и хочу ли в глубине души – я ему помочь? как он будет реагировать на мою помощь? нужна ли она ему? и так далее и тому подобное. Итак, вместо всей этой невидимой, обременительной и по большому счету не самой духовной работы, предшествующей практически любому акту альтруизма, является в нас сочувствие и сострадание в их чистом, беспримесном и монументальном виде : как если бы вместо золотого песка, который еще нужно отмывать и отмывать, возник откуда ни возьмись слиток золота.


                3.


                Она стояла на углу и – пела,
                и сколько рядом ни было людей :
                застывших на трамвайной остановке,
                сидящих праздно в уличном кафе,
                снующих взад-вперед по перекресткам
                иль высунувших голову в окне, –
                а также с ними связанные вещи :
                как небо, скажем, в легких облаках,
                как в нем же ослепительное солнце,
                и как под ним – в предвечной суете –
                этот родной и надоевший город,
                (ибо с природой он несовместим,
                а человек желал бы быть с природой
                в единстве полном, пусть лишь на словах), –
                итак, в тот час как люди, так и вещи
                не то что были заворожены
                тем, как слепая женщина им пела
                (как будто бы хотела и могла
                она в своем сомнительном искусстве
                Орфея подвиг дерзко повторить), –
                но как бы все они вдруг приумолкли,
                стараясь и не в силах осознать,
                что значило – не столько даже пенье,
                сколь непривычный облик весь ее :
                этот правдивый, неизящный голос,
                и грации неженской торжество,
                достоинство в движеньях угловатых,
                но главное – незрячие глаза :
                они что-то такое излучали,
                что трудно было выразить в словах, –
                так, говорят, есть в сердце мирозданья –
                оно иначе и не может быть,
                если к ночному небу присмотреться
                с внимательностью полной хоть бы раз, – 
                так вот, там есть невидимое солнце,
                чьи смертоносны для людей лучи,
                да и пожалуй для всего живого, –      
                за исключеньем разве тех существ,
                в ком воплощение духовной жизни,
                мы не сговариваясь признаем,
                да, солнце темное лишь им нестрашно :
                теперь оно нестрашно также ей,
                но по другой, болезненной причине...
                двусмысленность всегда томит людей
                и как-то странно, непонятно их волнует, –
                подобное волненье и сейчас
                помимо воли люди ощущали,
                внимая пенью женщины слепой,
                понять пытаясь, что же это значит...
                да, также заторможенность была
                во всех их чувствах, мыслях и поступках,
                как будто из глубокой фазы сна
                их вырвал ненароком чей-то окрик
                и, миру бдения и миру сна
                одновременно будучи причастны,
                но ни в одном себя не находя,
                они, лунатикам подобно, бродят,
                напоминая кукол заводных...
                быть может, если б люди вдруг узнали,
                зачем слепая женщина поет :
                не для того чтоб прокормить собачку,
                на одеяльце спящую у ног
                (хотя и этого вполне довольно,
                чтоб отвернувшись слезы утереть),
                а ради многих кошечек своих –
                этаких трогательных капризулей,
                что выборочны как назло в еде,
                и чье питанье стоит ощутимых денег, –
                да, если бы о том могли узнать
                все эти заколдованные люди,
                то б их оцепенение прошло,
                как в сказке об Уколотой Принцессе,
                и на слепую стали бы смотреть
                они уже прозревшими глазами :
                как на почти что равную себе, –
                она бы в главном сделалась понятной...
                (ведь только то, что непонятно нам,
                в нас вызывает страх и восхищенье, – 
                но оба эти чувства далеки
                от жизни самой важной : повседневной,
                и потому их нужно избегать,
                и разве что в каком-нибудь искусстве,
                дабы отвлечься от житейских дел,
                ища разнообразья, ненадолго
                ими с душой увлечься хорошо)...
                так вот, о чем мы говорили?
                да все о том же : о мирах иных,
                о том, что люди, если разобраться,
                по части фантастичности равны
                как минимум, гомеровским циклопам,
                о том, что только музыка одна
                спасает мирозданье от распада,
                и что любовь двусмысленна всегда
                (в ее груди все чувства приютились,
                и злобы подколодная змея
                там вековечно и открыто дремлет,
                и ревность, и предательство, и гнев,
                и месть : все человеческие страсти,
                питаясь от источника любви,
                сдвигают музыкальные орбиты
                вращения людей всех и вещей,
                толкая их к великим катаклизмам),
                и любящая разве доброта –
                сочувствие как ко всему живому –
                с присущей ей дистанцией во всем
                быть может, сохраняет этот мир
                в гармонии... да, музыка одна
                лежит в основе всякого творенья, –
                и пение той женщины слепой,
                подобно лире древнего Орфея,
                заставило прохожих в летний день
                порядок мироздания припомнить...
                как странно, что похвастаться не мог
                подобным мощным действием на душу
                один хоть симфонический оркестр –
                а они много дали здесь концертов! –
                (спешили звуки в ухо там войти,
                чтоб выйти тут же из другого уха), –
                поистине, мне крупно повезло,
                что, оказавшись в тех местах случайно,
                услышал я кондукторшу : она
                сказала пару слов о женщине поющей, –
                та где-то рядом жила от нее...
                тотчас я, повинуясь зову сердца,   
                с трамвая дребезжавшего сошел, –
                и до сих пор не только не жалею
                об этом, но готов тот день считать
                одним из самых лучших в моей жизни :
                а было их немало у меня.



                4.


     Да, когда мы смотрим на слепую женщину, которая, чтобы прокормить своих кошечек, выходит с собакой на улицу петь и даже пытается совершенствовать свое пение профессионально – у нее довольно грубоватый голос и она подыгрывает себе на гитаре – мы испытываем ощущение, будто наши сострадательные чувства – лучшее в нас? – на мгновение отделились от прочих своих братьев и сестер, налились плотью и кровью и, точно выструганные наскоро старым добрым Джузеппе (а не папой Карло), выглянули боязливо из нашей души. Несколько неуклюжие, неприспособленные для жизни, недолговечные и расплывчатые в размерах, они все-таки в данный момент не только самостоятельны, но и нравственно непобедимы, они теперь сильнее всех других наших чувств и, более того, мощная и воинственная опора нашей совести. И в этом есть что-то буддийское : в самом лучшем и в то же время самом житейском смысле этого слова. Так можно сочувствовать только существам из другого мира. Так мы сочувствуем животным. И так сочувствуем иным полюбившимся литературным персонажам. И если бы во время греческого отпуска я увидел в какой-нибудь отдаленной и заброшенной пещере истекающего кровью циклопа, которого бы заживо поедали муравьи и мухи, но который нашел бы в себе силы взглянуть на меня своим единственным глазом, то, я думаю, каким бы нечеловеческим ни был этот предсмертный взгляд, я не сдержал бы слез. Как и глядя на ту слепую женщину.