Светкины истории-9 театр пантомимы

9.  ЮНОСТЬ.
    ТЕАТР ПАНТОМИМЫ.  Истории любви.
      - Ульяна и Ираклий.
       Помню, в  год окончания института я была очень довольна тем, как выглядела -  стройная и похудевшая.  Тогда  впервые появилась мода  обуви на платформе. Моему мужу Леониду очень нравилось баловать жену, и он заказал мне  в сапожной мастерской красивые  желто-красные босоножки на платформе.  Я с удовольствием  носила их, наконец-то чувствуя себя особенно стройной, и, главное, ближе к нему по росту, почти  высокой!
          Это первое впечатление и сбило с толку режиссера Театра пантомимы Амирана Шаликашвили, решившего пригласить меня в театр, когда он и Ираклий встретили нас с Лёней на проспекте Плеханова.
         После долгого перерыва, пришедшегося на годы учебы в театральном институте, я вновь оказалась в гостях у Ираклия.
            Здесь  я опять с радостью окунулась в мир богемы. Особенно меня поразила худенькая, высокая девушка с волнистыми золотыми волосами и красивыми тонкими руками. Она изящно держала в руках сигарету и разговаривала мягко и тягуче, но не манерно, как Берта Шмулевич из моего детства, а искренно и приветливо.
          - Ульяна, - познакомил нас Ираклий.
           Помню, как меня охватила робость при виде этой девушки-загадки... Всё в ней было необычно и…прекрасно! Она казалась хрупкой и прозрачной. Лучше всего  первое  впечатление передают строчки из моего стихотворения, посвященные ей на следующий же день после нашей встречи: 
      К плечам струятся змеи-кудри,
      На тонкой шее мрамор жив,
      И разбиваются все будни
      О твой единственный порыв!
 ….Мне показалось тогда, что именно так  должна выглядеть Блоковская героиня…
       Вскоре я уже восхищалась её смелостью и неординарностью поступков.
      - Уля была влюблена в театр, мечтала стать актрисой. Открытая, непосредственная и очень наивная девочка понравилась одному из известных ленинградских театральных актеров, принимавших вступительные экзамены. Он испугал её своим вниманием. Пусть истинный смысл его поступка останется на совести этого знаменитого актера, глубоко проникшего в психологию лошади – одной из лучших его ролей… Видимо бывает и такое, но  Ульяна была напугана, разочарована…  И однако не изменила своей любви к театру. Тем летом в Ленинграде проходили гастроли коллектива Грузинского молодежного театра пантомимы, имевшего статус филармонического коллектива., После спектакля Ульяна прошла за кулисы к главному режиссеру Амирану Шаликашвили.

           ТбилисскийТеатр пантомимы был организован чуть ли не стихийно  - группой молодых энтузиастов, влюбленных в актерское искусство.                Артист грузинского драматического театра Амиран Шаликашвили увлекся необычным жанром  - пантомимой, и задался целью создать музыкально-драматический театр. В те годы студии пантомимы стали появляться по всей стране. К слову сказать, особенно сильной была пантомима прибалтийская. Но в каждом случае она разнилась своим сценическим воплощением. В Ленинграде, например, превалировала клоунада, в Прибалтике основной смысл придавался жесту. Москва и Сибирь тоже тяготели к сложному перевоплощению  – «вначале рождается жест  и только потом он преобразуется в идею...» . Амиран Шаликашвили был истинным сыном грузинского народа – темпераментным, открытым, и, надеюсь  не  обидеть грузинский народ – иллюстративным. Для точного понимания этого определения подходит следующий характерный анекдот. Грузин Вано рвется в драку, по бокам его еле сдерживают друзья.  Вано грозно орёт:  Убью негодяя!  -  и, (не желая кому-то причинить несчастье - уже тише – своим друзьям: – Держите меня крепче!..)
           Амиран создал   неподражаемые новеллы, которые не требовали специального перевода, тема была общечеловеческая, а колорит – грузинский. Не отягощенные сложной символикой жесты были близки и понятны и академикам (зрителям Академгородка в Новосибирске) и старым аксакалам в горах Сванетии.  У Амирана, ко всем талантам актера и режиссера, оказалось еще и чутьё замечательного компилятора. Не имея специального  образования, он чутко реагировал на появление  нового музыкального произведения, которое непременно в будущем должно было стать  шлягером. Он умело  выстраивал  замечательную сюжетную музыкальную канву из нескольких мелодий. Наш театр справедливо был назван музыкально-драматическим, ведь музыка выполняла одну из главных ролей, эмоционально помогая восприятию происходящего на сцене.
              Актеры, к слову сказать, были молоды и непосредственны, не перегружены еще учебой, образованием  и специальной подготовкой. А главное – это был тот почти стихийно сложившийся коллектив энтузиастов, которые и создают всё новое и необычное.  Каждый день, независимо от вечернего спектакля, они занимались тренингом – разучивали пантомимические движения, разрабатывали особую пластику – от 4- до 6 часов в день. Помню, мы снимали для ежедневного тренинга небольшой зал для занятий карате в институте физкультуры. Паркет был из дерева, и в буквальном смысле слова  каждый вечер «поливался» потом неуёмных актеров, в результате сошла и краска и сам паркет поднялся…    
      Не меньший энтузиазм кипел и в этой хрупкой открытой девушке. «Кинулась очертя голову»   - только так можно выразиться, узнав, что Ульяна, получив принципиальное согласие Амирана, тут же собрала свои нехитрые пожитки и поехала с театром – не представляя даже где будет жить и что будет есть…   Помог Уле мой давний друг – журналист, театровед,  а теперь еще и заведующий литературной частью театра - Ираклий Химшиашвили! Он просто предложил Ульяне жить у них с мамой – в старом доме,  отдав для этой цели свой любимый кабинет...
             Это был красивый роман. Ульяна не могла не оценить доброту и доверчивость Ираклия. И была совершенно покорена его кругозором и талантом,  знанием  истории, журналистики и театра, а также его славой ведущего  театрального критика Тбилиси. Как когда-то я, Ульяна с замиранием сердца сидела за столом, слушая и впитывая каждое слово очередных гостей Ираклия - Михаила Казакова,  Евгения Леонова, Константина Райкина, Николая Караченцева, Марины Неёловой,  и многих  других знаменитых актеров и режиссеров, обязательно во время  гастролей в Тбилиси, бывавших  у гостеприимного тбилисского театрального критика.  Он  с одинаковым успехом писал  о них  и на русском и  на грузинском языках…   
         Ираклия связывали  дружеские отношения с Сергеем Юрским и его семьёй;  с Ильёй Рутбергом  – автором первых в России книг о пантомиме, посвятившим лучшие страницы своих книг  анализу грузинских пантомимических  новелл… 
        Естественно, молоденькая девушка, беззаветно влюблённая в театр – влюбилась в его Орфея…
        Об особенной  восторженности и даже некоторой экзальтированности Ульяны свидетельствует тот факт, что по её инициативе каждый месяц молодая пара  с шампанским отмечали 19-ое число, как особую дату их любви…   
           Вскорости   Ульяна и Ираклий  поженились.  Всю себя девушка отдавала и второй (а может - и первой!) своей привязанности - театру: стоило кому-то намекнуть, что она слегка полновата, как она тут же села на жесточайшую диету, не щадила себя на репетициях и даже  прибегала к чистке организма, разрекламированной американцами. В конце концов, Амиран даже стал выказывать недовольство её истощенным видом…
              И всё же это осталось невероятной, красивой, но – сказкой. К сожалению, очередная любовная лодка разбилась о быт. Слишком сильные чувства  в очередной раз не прошли проверку временем и жилищными условиями , где на первый план вышла неспособность  мужа создать   элементарную возможность  для соблюдения  чистоты, уюта и  бытового комфорта  жене с ребенком…
               Когда Ираклий и Ульяна стали ожидать появления малыша, молодая мама не захотела мириться с антисанитарией, которую будущий папа, несмотря ни на что, упорно продолжал не замечать. Восторженные творческие личности, посещавшие  их, не обращали внимания на коричневые от времени  старинные, часто раритетные тарелки и чашки, с которых они ели и пили в этом доме. А общение на высокие темы было  дороже, чем незаметные кошачьи волоски, изредка попадавшиеся вдруг в салате или на тарелке с лобио. Ведь   никто ни разу не захотел обидеть добрейшего Ираклия своим замечанием по поводу многочисленности кошек, спускавшихся прямо с крыши – в окно кухни, где прямо под потемневшей ванной стояли для них многочисленные блюдечки с молочком…
           Признаюсь, даже я  в своё время попыталась незаметно наводить порядок в квартире, где жили абсолютно не приспособленные к быту – мать и сын. Ирина Семеновна – доцент кафедры современной русской литературы – маленькая уютная женщина, обычно сидела  на продавленном диване в своей излюбленной позе – поджав ноги и с очередной новинкой толстого журнала - «Наш современник» или «Иностранная литература» - в руках.  Два раза в неделю  она благодушно наблюдала за приходящей домработницей, которая мыла, скоблила, стирала и убирала там, где уже на следующий день не оставалось и следов проделанного труда. Все немногочисленные близкие друзья и многочисленные приятели, даже те, кто на первых порах пытался помочь приукрасить быт этим ярким представителям вымирающей интеллигенции, в конце концов, принимали их такими, какими они были. Поэтому я пыталась «образумить» Ульяну следующими соображениями: «Не пытайся его переделать, ты ведь полюбила и узнала его таким, какой он есть – неприспособленным и отрешенным от реальной жизни…». Но материнский инстинкт оказался сильнее.  Ульяна стала строить свои «городки» – вторую (новую и чистую) ванную, свой  вход в комнату, которую отгородила от  кабинета  благородного мужа, продолжавшего помогать ей во всём, даже в строительстве антресолей для новой отдельной спальни…   Всё это, безусловно, раздражало Ираклия тем, что  заставляло его напрягаться, что-то искать, с кем-то договариваться, отрываясь от своего любимого письменного стола…  Я, вспоминая, как Ираклий ушел из редакции  только потому, что не пожелал там отмечаться по утрам, чтобы  не нарушать свой привычный творческий режим – ночью писать, а всю первую половину дня – отсыпаться, -   понимала, что добром это не кончится. Вскоре по театру пантомимы прошла невероятная новость: Ираклий и Ульяна разводятся. Перед судом Ульяна забрала маленького Ираську, названного так в честь любимого мужа… и пришла жить ко мне. Я продолжала попытки их примирения и даже принципиально не пошла на суд…
          Нет ничего хуже тяжбы творческих людей. Они абсолютно не  адекватны ни в выражениях своих претензий, ни в требованиях. Пусть не обидятся на меня мои до сих пор  любимые друзья, но состоявшийся развод был достоин взгляда  остроумного автора грузинских  короткометражек, (особенно популярных в те годы)! Итак, возмущенный до глубины души предательством любимой женщины, Ираклий, защищаясь от упреков  - тут же, в суде, заявил, что его жена, переехавшая к нему  из России, так же аннексировала  его тбилисское жильё, как Россия – Грузию…
        В свою очередь, Ульяна, защищаясь, обвинила мужа в том, что он  неоднократно позволял себе рассказывать политические анекдоты про отношения между Россией и Грузией…
        Мудрый третейский грузинский судья призвал разводящихся к сдержанности, заявив, что в противном случае будет вынужден применить политическую статью, в результате  чего новорожденный надолго лишится если не обоих родителей, то одного – уж точно!
          В результате Ульяна ушла от меня, вернувшись на законно приобретенную в результате развода и последующего раздела квартиры,  половину мужниной квартиры. Развод   и раздел состоялись, но  я до сих пор  уверена, что, когда улеглись амбиции и время притушило все обиды,  главным лучшим воспоминанием  родителей маленького Ираклия осталась их красивая, неповторимая и незабываемая любовь! 
          Любовь! – Во всех своих проявлениях – она прошлась по нашему молодому театру и не ошибусь, если подчеркну, что именно она – Любовь – создала и спаяла, особенно на первых порах этот замечательный молодой коллектив, где юные сердца сами тянулись  к таким красивым, всепоглощающим и, безусловно, творческим эмоциям!
           Перелистав следующие страницы рассказа «Ульяна и Ираклий», скажу лишь, что, когда улеглись  эмоции, страсть и обида, Ульяна осталась верна своей необыкновенной любви и приложила немало сил и заботы, чтобы увековечить память  своего мало приспособленного, но истинно талантливого мужа-журналиста - Ираклия Химшиашвили. После трагических тбилисских событий  9-го апреля, когда из Грузии вынуждены были уезжать целые семьи русскоязычных, Ульяна с сыном «Ириком» переехала в Ленинград. Оставшийся в Тбилиси Ираклий  скоропостижно скончался  от болезни мозга. Ненадолго пережила его Ирина Семеновна. Для меня так и осталось тайной имя отца Ираклия… Но  Ульяна в один из приездов в столицу Грузии разыскала грузинскую родню мужа со стороны отца и вместе с ними поставила хороший памятник ему на могилу. Неисповедимы пути  господни… Ульяна часто ходит в  ленинградскую церковь вместе с выросшим сыном Ираклием, ставит свечи за упокой  и поминает  добром и любовью мужа.  Прилагает все усилия, чтобы собрав денег на очередную поездку  в Грузию, навестить там  могилу родного и любимого человека.
         Её тепло встречает родня мужа и все, кто знал их… Уверена, что, несмотря на то, во что превратили дружбу России и Грузии нечистоплотные и неумные  политики, для простых тбилисских знакомых и друзей, Ульяна так и осталась любимой русской невесткой, женой талантливого сына грузинского народа.

ТАРИЭЛ и ТАМРИКО.
В репертуаре Грузинского театра пантомимы была  удивительно поэтичная миниатюра.  Родилась она, можно сказать, благодаря появлению в театре очень тонкой, почти нереально хрупкой и   милой  Тамрико Джаджанидзе. Батоно Амиран, талантливый и чуткий к чувству прекрасного, так и назвал новую пантомиму – «Милая». Незамысловатый сюжет – девушка собирается на свидание, легко уворачивается от парочки неожиданных кавалеров и, в конце концов, встречается с любимым. Непосредственность и естественность, чистота и трогательность Тамрико, под сопровождение  замечательной грузинской песни «Милая»(«Турпа») особенно полюбились  и запомнились зрителям. Через много лет я писала в газете о них:
        «…В жизни Тамрико была скрытной и немногословной. но доверчивая улыбка завораживала. Рядом с ней могли кипеть страсти, выясняться отношения темпераментных грузин…а Тамрико оставалась все такой же спокойной, доброжелательной и….милой.» Как гром среди ясного неба прозвучало, что Тамрико выходит замуж.  И все были потрясены, узнав, что её жених – Тариэл. Наш Тариэл! -  Не отличавшийся особенной красотой, рано начавший лысеть, невысокий,  с небольшим животиком….- в силу вполне объективных причин сменивший актерскую профессию мима  и сцену  на должность администратора театра!  На ум приходили строки Шекспира: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань!». А у Тамрико смеялись счастливые глаза.  Признаюсь, я почти не удивилась.  У Тариэла было золотое отзывчивое и преданное сердце. Наша милая и мудрая Тамрико не прошла мимо. Сейчас, когда я пишу эти строки, через время и расстояние чувствую невосполнимую боль недавно овдовевшей Тамрико.  Не разлучаясь, они прожили долгую и счастливую жизнь. 
            АМИРАН и КИРА
               Не застала я начала другого потрясающего романа. Но рассказы о нем  долгие годы оставались яркими и восторженными…   
          Амиран Шаликашвили  был женат  на завтруппой грузинского театра им. Коте Марджанишвили, где играли такие знаменитости, как Верико Анджапаридзе и ее дочь Софико Чиаурели, Коте Махарадзе и многие известные  всей стране актеры грузинского национального  театра. У них с женой уже росли двое сыновей. Но и это не помешало Амирану влюбиться в удивительную девушку, появившуюся в его молодежном коллективе.
         О Кире хочется рассказать особо. Она росла в России, у своей русской бабушки, называя её своей Ариной Родионовной. Вторая бабушка – грузинка – была полной противоположностью русской сказочницы….. В ее облике присутствовал весь  набор аристократизма  наследной дворянки.   Похожими обеих бабушек делали их доброта и любовь к людям. Не могу не сказать и о том, что их разнило. Русская бабушка была веселой, непосредственной, очень открытой и приветливой со всеми. Раздавала, так сказать, доброту без всяких причин, спонтанно… просто душа попросила…  Грузинская княжна тщательно готовилась, чтобы одарить соседей,  друзей внучки, никого, не дай Бог, не обойдя вниманием.
       Окончив восьмилетку в русской подмосковной деревне,  Кира переехала в Тбилиси и за оставшиеся школьные годы,  увлеклась театром. Однако, в те годы в столице Грузии, несмотря на наличие русского театра - им.А.Грибоедова, в театральном институте  не было русского сектора. Окончив русскую школу, Кира все же рискнула поступать на грузинский факультет. Опытные педагоги обратили внимание на талантливую абитуриентку, но выразили сожаление по поводу ее незнания  грузинского языка.    Кира обратилась за помощью к одному из студентов и за месяц(!) сумела овладеть сложнейшим произношением.  Роли она записывала так: русскими буквами - грузинские  слова.  В конце первого года её учебы весь институт заговорил о талантливой студентке. Первокурсницу пригласили на главную роль в спектакль четверокурсников «Гроза», которую  Кира все еще  записывала  русскими буквами. К окончанию института девушку гарантировано приглашали два самых знаменитых  столичных грузинских театра: проблем со знанием языка у нее уже не было. Но… на последнем курсе Кира увлеклась пантомимой. Репетиции в молодежном, тогда еще студийном театре показались ей дороже академических театров. Внешне Кира никак не отвечала требованиям искусства пантомимы. Она, хоть и была высокой, но полной, с несколько тяжеловатой фигурой ...   И – вновь – преодоление. Часами Кира стояла у станка, дольше всех разучивала сложнейшие пластические упражнения. Проблема была еще и в том, что она не могла потеть. Так был устроен ее организм, поэтому худела она тяжело и долго. И все же, в конце концов – превратилась в очаровательную тонкую грациозную фею с пышной развевающейся копной чуть рыжеватых, мелко вьющихся волос. Непослушные волосы  тоже создавали ей проблему… Долгие годы ей приходилось их стягивать,  крепко заплетать, чтобы они не торчали вокруг огромной шапкой… Но зато потом – на сцене театра пантомимы появилась поистине сказочной красоты девушка, в которую влюбился сам режиссер театра Амиран Шаликашвили. Когда я пришла в этот коллектив,  еще свежи были воспоминания о том, как Амиран, чтобы завоевать любовь Киры, после очередной изнуряющей репетиции приглашал весь коллектив в ресторан на горе Мтацминда.  Оставив жену, он снял квартиру. Его два сына вскоре стали частыми гостями у гостеприимной Киры… Мы все с уважением наблюдали, как Кира завоевывала сердца мальчишек…  Самой лучшей её подругой   стала Ульяна. Сейчас даже не скажу, кто первый потянулся  к другой.  Обе были настолько интересны своей нестандартностью, плюс  - интеллект и душевность, что их не могло не свести вместе.  Порой эта дружба доходила до особой экзальтации, которой обе легко поддавались.  Другие девочки, в том числе и я, тянулись к ним. А всех нас сплачивала особая жертвенность во имя театра, который мы полюбили страстно, всей душой. Амиран оказался счастливым руководителем коллектива единомышленников. К тому же в нем работал еще  и талант организатора. Ребята, преданные театру, но не смотрящиеся на сцене – чаще всего из-за своих внешних данных – получили новые должности и замечательно раскрылись в них. Например, аккуратный и ответственный актер, а затем наш администратор –  Тариэл.  Невысокий,  с намечающимся уже брюшком и слегка отсвечивающим «нимбом» на голове,  он женился  на  самой очаровательной, тоненькой и гибкой как газель, самой неконфликтной и тихой девушке – Тамрико.  Специально для нее Амиран поставил замечательную миниатюру – «Милая», которую потом исполняли  и другие девушки.  Но повторить то очарование уже не смогла ни одна из них. На сцене появлялись новые, очень «милые» девушки.   Однако все они,  кто лучше, кто хуже,  - играли. А  Тамрико просто жила в этой небольшой сценке – особая, хрупкая,  естественная…
              А рядом  набирали силу  страстные, неуправляемые любовные чувства Амирана и Киры. Они захлестывали за края, обжигали тех, кто оказывался рядом,  и выматывали самих влюблённых. Вместе с Амираном и Кирой весь театр то впадал в уныние, то взлетал на высоченную волну счастья  и всеобъемлющей любви. Это была удивительная счастливая пора ярких чувств, питавших наше творчество. Спектакли, которые ставил Амиран – «Электра», «Мечта и реальность», «Смерть мушкетера», «Освободите песню», «Колыбельная»(«Да возродятся вновь!»), «Пиросмани-царь», «Зина Портнова» - один за другим  изобиловали  удивительными творческими находками, потрясали своей образностью и фантазией. Начались замечательные гастрольные поездки. Успех театра был ошеломляющим. Например, в Греции, зрители, устроив коридор для выходивших после спектакля актёров, кидались целовать подол платья Киры - Электры.  Пресса признавалась, что лучшей Электры на земле Эллады еще не было!
              И всё же влюблённым приходилось расплачиваться за марафон в  этом глубоком океане чувств. С высоты девятого вала их бросало вниз… Кажется,  сам Амиран первый заметил, что уже не может поставить спектакль, не сорвавшись на любимой женщине. А нам, со стороны, было ясно, что и Кира не оставалась в долгу. В поисках верного решения образа роли, она переживала, металась, страдала и –  срывалась на любимом человеке.  Амиран, не только не привыкший  сдерживать свои эмоции, но и считавший особым правом своего таланта культивировать  и отпускать их на волю  -  доходил до рукоприкладства. Зашкаливший спор по поводу решения образа прерывался пощечиной, Кира в слезах убегала со сцены в гримуборную,  Амиран выходил на воздух, а через полчаса или, в крайнем случае на второй день,  репетиция проходила как по маслу. Нужные акценты были найдены, решение оказывалось обоюдоприемлемой и, что удивительно – в очередной раз – талантливой творческой находкой!
            Кира родила Амирану еще двоих мальчиков и  долгие годы, до самой старости оставалась для театра и режиссёра самым лучшим и счастливым их талисманом.

«ТЫ ПРОСТИ ЗА ОБИДУ…» НАИРА И ГИЯ
          Когда я впервые появилась в театре, то сразу поняла, что выгляжу гораздо хуже всех! Это касалось, прежде всего, полноты и роста. Да и двигаться на сцене после окончания театрального института мне пришлось учиться заново. Единственное, что было в мою пользу, - мой  институтский диплом.  Батоно Амиран, как мы его все звали, наверное понял свою ошибку – в ансамбль я явно не вписывалась.  И вот, хорошо понимая ситуацию, я решила бороться за то, чтобы пригодиться театру, в который меня так тепло и благожелательно приняли. Я  занималась до упаду. Когда-то в детстве, да и потом меня подводили слабые ноги. В пантомиме основная нагрузка приходится именно на них. Никогда не забуду потрясающего впечатления от спектакля «Освободите песню», посвященного чилийскому певцу Виктору О,Хара. Казалось, зал переставал дышать, когда на него из глубины сцены надвигался  погибший певец с гитарой в руках. Красавец с атлетической фигурой Зура Гугушвили  плавно и незаметно переносил тяжесть тела с пятки на носок одной ноги, затем такое же движение другой ноги…  Весь корпус – от колен и до верхушки сомбреро просто наплывал на зрителя, создавая полное впечатление плывущего по воздуху  призрака. Такой уровень мастерства можно было достичь только при наличии сильных ног. А я не могла  похвастаться даже гибкостью. Однако оглядевшись, я успокоилась – главное, чему были посвящены многочасовые репетиции – это была работа над пластикой. Самозабвенно, с полной отдачей я стала работать над такими движениями, как «ходьба против ветра» и «волна». Ребята отнеслись ко мне благожелательно и с участливым вниманием. А я тянулась за темпераментной взрывной Русудан Григолия, за неутомимо пластичной Кирой  и за изломанной, как деревянный Буратино –Ульяной.  Вот тут-то ко мне и подошла Наира.  Положив мне руку на поясничный позвоночник, она слегка надавила и сказала:
        -  «Вот твоё сильное и самое гибкое место! Отсюда идёт и пластика и движение!».
       Как могла понять это девушка, не имевшая ни балетного, ни другого какого-нибудь специального образования, я не знаю, но именно она помогла  мне раскрыть мои способности и вновь поверить в себя. Теперь, глядя  на мои старания, батоно Амиран  тоже довольно заключил: недостаток роста мы компенсируем драматическими ролями. А для ансамбля будем подбирать других, более высоких  девушек.  Театр наш много ездил, не отказывался даже от скромных выступлений,  и мне не пришлось долго ждать специальных драматических ролей и простаивать в ожидании их.  А похудев, я уже и не очень выделялась  нехваткой роста  и наравне с другими участвовала и в «хоре подруг Электры», и в концертном «Ревю», и в кордебалете из «Зины Портновой». Правда, в первой линии я стояла не так уж часто, но,  никогда не страдая особым тщеславием, была благодарна уже и за то, что участвую во всех постановках театра.
             Это было невероятно счастливое время! Это был невероятно дружный  замечательный коллектив. Нас объединяло общее  любимое дело.  Мы  вместе жили, творили и радовались! Частые гастроли, поездки, выступления и  - сплоченность и дружба, взаимопонимание и общая объединяющая нас любовь к нашему театру и нашему режиссеру – вот был двигатель нашего успеха, нашего творчества!
              Конечно же, такая эйфория не может продолжаться вечно и держаться на одном застывшем уровне. Мы   взрослели, обрастали новыми личными интересами. Мы влюблялись и создавали свои семьи. Я пришла в театр, уже будучи замужем. И  постепенно узнавала, что робкая Мэри уже давно была тайно влюблена в Гогу, а пацанистая, резкая и острая на слово и движение Наира - любила красавца Гию.
        Наира… Это имя с тех пор так и ассоциируется у меня с той первой в моей жизни девушкой с грузинским именем - Наира. Гордость и темперамент в ней сочетались с мудростью  горного орла,  все понимающего и всё видящего с высоты своей скалы…
         Гия был и вправду очень красив, но его окружал целый клан родни, которые страшно кичились этим и намеревались найти для  своего красавца самую невероятную невесту. На первое место они ставили красоту и родословную. Спутал все планы неустойчивый характер Гии. Вернувшись из армии, он узнал, что Мэри, которую он оставлял своей невестой, любит другого.  Любовь в нашем замечательном, удивительном, молодом и страстном   коллективе  - имела особое значение. Когда красавец Гия пришел с армии, Мэри не стала скрывать, что не смогла устоять перед умным, тонким, импозантным Гогой.  А Гога не смог не оценить ее нежных и преданных чувств. Мэри какое-то время училась в Тбилисском хореографическом училище и совсем не была похожа на свою невероятно полную из-за слоновой болезни, маму!  Чудесные с романтичной поволокой глаза,  компенсировали несколько коротковатую шею, над которой Мэри успешно работала, отдавая все силы тренажной работе. Притягивал еще и волевой характер, который, кстати объединял почти весь коллектив актеров-энтузиастов. Гога не устоял  перед силой и искренностью чувств Мэри и вскоре они поженились.  А после рождения девочки, названной необычно и красиво – ИяМзе , что по-грузински  означало солнечная фиалка - Гога  прямо являл собой олицетворенное счастье влюбленного мужчины, окруженного своими очаровательными  женщинами. Мэри не ошиблась, когда после красавца Гии увлеклась  совсем не похожим на  того худеньким и не впечатляющим  с первого взгляда Гогой. Я могу только сказать в защиту его внешности, что это был тот случай не часто встречающегося самосотворенного мужского обаяния, пытливого ума и волевого характера, который впервые я встретила в Алике Арутюнове – моем  сокурснике с Тбилисского театрального института…. Не могу не похвастаться, что мне, конечно, импонировало и то, что и Алик и Гога очень уважительно и с особой выдержанной мужской симпатией относились и ко мне. Можете только догадаться, как мне было комфортно и приятно в таком окружении.
        Особая, первая трагическая в нашем коллективе судьба выпала на долю  Наиры и Гии, ответившего на чувства влюбленной в него некрасивой  девушки.. К слову сказать, мы, да и сам Амиран, ставивший Наиру в первый ряд девушек, исполнявших приветственное ревю не считали Наиру некрасивой. Грим и стройная фигурка со сцены придавали ей необходимый  шарм. А глаза ее, яркие и горящие, как звезды, как раз и были тем, что называется в народе олицетворением красивой души, богатого и завораживающего внутреннего мира. Кстати, у  грузинок часто встречается такой национальный недостаток, как профиль с выдающимся подбородком и стремящимся к нему опущенным носом… Зато поражает красотой их анфас!..
        Родственники Гии вели себя беспардонно и нагло. Заняв первый ряд в зале они злорадно и довольно слышно, шипели: «махинджи»(«уродка»). Конечно, мы были все возмущены и со своей стороны старались особенно поддержать Наиру и Гию, который стал отвечать на ее чувства… Эта добрая оценка их отношений, как и в истории с  Мэри и Гоги сыграла свою роль….Но главное пришлось на самоотверженность Наиры, буквально вытащившей любимого человека  из наркомании. Говорили даже, что  она сопровождала любимого во всех его опасных приключениях и даже разделяла их… И Гия не смог устоять перед силой ее чувств:  ребята поженились, сняли отдельную квартиру и у них родился очаровательный золотоволосый мальчик с необыкновенным сказочным именем Лашарелла –Лаша! Имя, кстати выбрали уже родители Гии, и Наира не стала возражать , очевидно надеясь хоть таким образом наладить с ними отношения. Но почему люди так часто бывают неблагодарны и недальновидны? Прошло совсем немного времени, и Наира снова стала недостойной красавца Гии, чьи родители стали активно искать  подходящую ему  жену, твердо решив  устроить развод.
         В тот роковой день мы все собрались в большом  недостроенном  доме на Метехской  скале у батоно Амирана  на  дне  его рождения. Не помню особого веселья, тем более, что на меня произвело ужасное впечатление признание  отчаявшейся Наиры.  Конечно же, я поняла ее и не могла осуждать  за то, чего желала в порыве горя Наира - предателю-мужу. Страстная, исстрадавшаяся  от  его издевательств и напора его родни, окончательно потерявшая  надежду на справедливость и уже готовая к еще большей подлости и потерям, Наира призналась, что увидеть мужа рядом с другой, новой, красивой женой – для нее страшнее, чем его смерть!
         Судьба не замедлила распорядиться соответствующим образом.  Гия, конечно, выпил,  и ушел раньше всех.  Возвращался он по верхней автостраде двухэтажного моста, не предусмотренной для пешеходов. Сбила его  машина, уходящая на полной скорости от преследования милиции. Добила, т.е. переехала и тащила некоторое время за собой -  та самая милицейская  машина, которая нанесла ему несовместимые с жизнью раны. В результате никто и ни за что не ответил. Но непоправимое  произошло. Убитая горем и, возможно, собственным раскаянием, молодая мать с прекрасным похожим на золотоволосого грузинского царевича, маленьким сыном, остались одни.
Прошли годы и я, живя уже в другой стране, не зная о подробностях дальнейшей жизни героев этой истории, увидела в компьютере фотографии очаровательного Лаши, его семьи, детей  и с ними рядом, ничуть не изменившейся  звездноглазой Наиры!
ЗУРА. (Потерянная любовь).
       Еще одна страшная трагедия, которая произошла в нашем театре, была связана с одним из самых сильных и лучших актеров пантомимы. Говоря – сильных – я прежде всего вспоминаю атлетически сложенного с мощными длинными ногами и высоким ростом - красавца Зуру Гугушвили.
         Приступая к повествованию о Грузинском, гордо носящем первое звание государственного,  в стране – театре пантомимы, я прежде всего вспоминаю  истории Любви. Любовь была заложена в самом Амиране.  Однажды, после потери любимого мужа, я услышала чей-то упрек с поразившим меня смыслом:  Нельзя любить кого-то из людей сильнее, чем самого Бога! Бог не прощает… Все существо мое восстало против этой сентенции… Однако… Неужели это действительно правда?
         Любовь Амирана зашкаливала.
       К нам приехала из Москвы известная всесоюзная писательница, поэтесса, первый  переводчик знаменитой греческой поэтессы-лесбиянки Сафо - жена известного советского поэта Льва Озерова Светлана Магидсон. Познакомившись с Амираном и Кирой она мгновенно попала под обаяние их любви, рождающей такие замечательные спектакли, как «Электра», «Мечта и реальность», «Смерть мушкетера», «Чилийская трагедия», «Да возродятся вновь», «Пиросмани-царь»….
       Мы с ней договорились о написании большой и подробной биографии Киры и Амирана в свете замечательной истории их Творческого любовного союза…Я собирала факты, материалы. Магидсон собиралась увезти их в Москву и там уже  поработать над ними для написания книги. Свою часть работы я выполнила. Что получилось дальше – не знаю, т.к. на страну надвинулись 90-е годы, перевернувшие многие планы и в, частности, планы и условия существования моей семьи.
        Стремительно начавшийся процесс развития шовинизма  в Грузии больно ударил по моему самолюбию. Выполняя обязанности заведующего литературной частью (после ухода Ираклия Амиран быстро сориентировался и теперь Я писала о нашем театре в каждом гастрольном городе, поддерживала творческие связи с газетами, редакциями, театрами и т.д.) – я в конце концов была вынуждена уступить место истинной грузинке с соответствующей идеальной родословной.  Манана Гоголашвили была дочерью грузинского номенклатурного работника высокого ранга. Хорошо образованная, знающая несколько языков, воспитанная, культурная и благожелательная – она очень подходила к той должности, которой я так гордилась и на которую так рассчитывала после  ухода со сцены.   Интересная, замужем, она импонировала и Амирану…  Единственное, что меня коробило – это провозглашенный ею принцип воспитания собственного сына, девятилетнего мальчика: «Добиваться в жизни поставленной цели, не считаясь ни с кем и ни с чем, буквально – ходя по головам». Я наивно пыталась образумить «благополучную» Манану – «При таком раскладе, ты сама, и -  первая - можешь пострадать от эгоизма собственного сына…».  Интересно, сбылось ли мое наивное пророчество в той стране, которая вскоре почти вся встала на подобный путь развития?...
   Но вернемся к еще одной любовной трагедии, происшедшей в нашем театре.
        Довольный успехом  наших творческих отношений со Светланой Магидсон, впечатленный ее нескрываемым обожанием, и весь в будущих планах, обещанных известной во всесоюзных кругах  творческой элиты ее яркой представительницей,   батоно Амиран  стал «терять голову». Не подозревая пока о медных трубах славы, запевших в его душе, я наслаждалась тем, что он приблизил меня к себе, все чаще делясь со мной не только творческими планами, но и более сокровенными, скажу честно, не совсем «правильными» даже на тот на мой взгляд, мыслями.
       В тот день весь наш коллектив на собственном автобусе ехал на выступление в один из неблизких грузинских городков. Я сидела впереди вместе  с нашим режиссером, участливо слушая его мечты и рассуждения.  Как всякая творческая личность,  Амиран увлекся  и, теряя чувство меры  - вступил на опасную черту, сравнивая себя с великом грузинским режиссером Коте Марджанишвили,  в театре имени которого он совершил свои первые актерские шаги… Ладно, если бы это было просто восхищение талантом признанного Мастера.  Но  наш, безусловно талантливый режиссер, явно потеряв земное притяжение, стал вспоминать не то, какие удивительные спектакли были поставлены Котэ Марджанишвили, а каким иногда деспотом он  проявлял себя на репетициях, в запале швыряя в актеров стулья…. Тут взгляд Амирана перекинулся назад, в сторону своих актеров, явно не подозревавших в этот момент, с каким гениальным режиссером они сидят в одном автобусе! Молодые ребята шутили, смеялись, перекидывались  ничего не значащими репликами, угощали друг друга взятыми в дорогу, хачапури, пирожками, семечками… Семечки! Семечки запрещались на репетициях в театре! Считалось, что это плохая примета для наполнения зала зрителями.
      Длинноногий Зура, расслабившись, и не скрывая, что грызет сейчас эти самые вредоносные семечки, ко всему своему возмутительному внешнему виду, не удосужился спрятать свои длинные ноги, и выставил их прямо в пролет между рядами.
        Амиран вскочил. Ярость его была неожиданна, запредельна и …непонятна ничего не ожидавшим, только что смеющимся юношам и девушкам. Больше всего, казалось, его возбуждали эти наглые длинные и мощные ноги, которыми он сам восхищался в свое время! В спектакле «Освободите песню»(«Чилийская трагедия») одним из самых впечатляющих было появление народного чилийского поэта и музыканта Виктора О.Хары.  В исполнении Зуры Гугушвили   погибший поэт, чья трагическая судьба не могла оставить никого равнодушным, казалось, плыла по воздуху, двигаясь вперед, на зрителя.  Секрет такого передвижения заключался в очень крепкой стопе, помогающей держать весь корпус почти на ее полупальцах . Незаметно, никак не отражаясь на приближающейся к рампе фигуре, центр тяжести переносился с одной ноги на другую,  полупальцы одной  стопы сменялись другой… Голубое трико, развевающийся за плечами легкий газовый  шарф, полусогнутые руки, на которых покоилась виртуальная гитара и немигающий взгляд, устремленный  вперед,  заставляли зрителей буквально вжиматься в спинки кресел в одном общем  вздохе …. Зура вложил в этот образ все свое умение, всю мощь своего таланта владения пластикой тела. Подобного образа и мастерства у нас в театре, несмотря на  то, что здесь  собрались  в общем-то не менее талантливые ребята, у нас больше не появилось. Дело в том, что каждый актер в нашем  актерском коллективе был заражен  общим стремлением самосовершенствоваться, не щадя ни сил ни времени, на многочасовых репетициях, доводя себя действительно «до седьмого пота»-  добивался филигранной отточенности движений, создавал только свой неповторимый характерный образ. Гога Осепашвили – этот знаменитый старик-виноградарь из «Поэмы о виноградной лозе» произвел неизгладимое впечатление на Илью Рутберга, автора известных профессиональных книг об искусстве пантомимы. Он замечательно писал о  грузинской миниатюре, ставшей по его же признанию примером мировой классики этого сценического вида искусства.  Зура Киконишвили с его мелко вьющимися взлохмаченными волосами, немного напоминающий уже в то время знаменитого Асиссяя (Петра Л.), владел несомненным комическим талантом, покорив зрителей в пантомиме «Похищение невесты в старом Тбилиси». Однако все легкие , на первый взгляд движения и кульбиты были тщательно им  отработаны на таких же многочасовых репетициях-тренажах, также как и у его партнеров по миниатюре  -  Тариела  и неповторимого в образе  друга и соратника  Эврипидовского  Ореста  из «Электры» - мощного, надежного Игоря Романова, чья не вписывавшаяся в сценический образ , курносость легко исправлялась гримом и с лихвой компенсировалась  его сильными  красивыми, как у древнегреческих скульптур, ногами.    .
                Не  было в том, моем, театре пантомимы  заменимых  артистов. ВСЕ были незаменимы!
       Преступная забывчивость этой немаловажной характеристики нашего театра  сыграла  с Амираном Шаликашвили  очень незавидную роль.
         Осыпаемый градом упреков, граничащих с оскорблениями  невыдержанного, явно зарвавшегося  Мастера,  Зура стоял перед ним,  как натянутая струна  в ожидании, казалось уже  всем нам – непоправимого. И оно произошло, непоправимое…
           Амиран приказал водителю остановить автобус и высадить  «наглого пассажира с его семечками»!..
            Зура отправился домой пешком.  Его беременная жена, узнав о таком возвращении мужа, переволновавшись, не справилась с обуревавшими ее чувствами обиды (и это после того теплого приема ее в коллектив, которым  Амиран умел поражать и обнадеживать...)    Молодая женщина погибла под колесами автомобиля на переходе… оставив мужа с маленьким ребенком на руках.
Зура не вернулся в театр, хотя Амиран и пытался наладить с ним отношения. Мне кажется, не хватило полного раскаяния…. А может быть  в таком случае не поможет никакое раскаяние! Больше  т а к о г о  Виктора О,Хары у нас не было. Очень близок был и по Физическим данным для подобных ролей,  и по чувству преданности и любви к театру – русский парень – Игорь Романов.  К сожалению, он попал в новую ловушку , которую  Амиран вскоре успешно освоил, используя  в  полной мере преданность  самых первых и верных ему ребят и не считаясь в конечном счете с их чувствами.  Меня уже не было в театре, когда наши грузинские мимы почти в полном своем составе попросили политического убежища в Германии, что граничило уже с откровенным предательством, которое буквально потрясло Амирана с Кирой.
           Подробностей этого события я не знаю. Мне гораздо легче вспоминать о той неоценимой помощи, которую оказал мне Батоно Амиран во время болезни и последующих похорон моей мамы – Татьяны Дмитриевны Тетериной. До сих пор меня греют сохранившиеся  воспоминания об особой культуре и интеллигентности моей мамы  - Мэрички  Алимбарашвили,  о чем  я даже не подозревала долгие годы.  Помню и как весь наш коллектив во главе с Амираном помог мне в похоронах… Это по их инициативе, в  нашей небольшой 14-метровой комнатке, в соответствии с лучшими традициями,  был натянут черный бархат из самого театра им.К.Марджанишвили.
       … Игорь Романов не мог по своей сущности стать предателем. Он остался преданным Амирану. В дальнейшем он взял на себя работу с новыми молодыми актерами. Его же личный актерский потенциал лишь однажды в полной мере был использован в спектакле «Электра». Поэтому я считаю, что батоно Амиран остался Должником для еще одной талантливой личности своей первой сильнейшей актерской труппы. Игорь не мог поступить, как яростный и сильный Зура.  Он был очень чутким, благожелательным, добрым и преданным другом – и для любимой девушки и для любимого Родного коллектива….
      Амиран успел открыть факультет пантомимы в Грузинском Государственном театральном институте. Я застала первых выпускников, еще близких по духу  к первому творческому коллективу нашего театра.  Но в основном, именно они, новые и молодые, не прошедшие начальный путь нашего театра – оказались теми, кто, оставив Амирана и Киру, захотели остаться на чужой завораживающей  видимым благополучием земле…. Надо отдать справедливость, что кто-то из них сумел проявить свои творческие способности и даже преподавал т а м  пантомиму! Только грузинскому чуду уже не было суждено повториться….
         В заключение хочу вспомнить о Джемале и Марине - ребятах, сумевших отстоять свою любовь даже перед националистически настроенными родственниками, пытавшимися разрушить их союз в поисках  сбежавшей влюбленной пары почти по всей Грузии!   Это был необыкновенный, разве что схожий  с силой чувств и верой в свою правоту - Тамрико и Тариэла, союз влюбленных.   Была в том театральном коллективе и еще одна счастливо сложившаяся  семейная пара. Годердзи,  возвращавшийся с гастролей, с  улыбкой брал на руки дочку, которая смущенно называла его дядей Годердзи. Мама- Натела работала в бухгалтерии театра и покорно отпускала мужа на долгие расставания…
        Театр, в котором многие годы царила Любовь, так поразившая московскую  поэтессу Светлану Магидсон, не изменил этому прекрасному возвышенному чувству…. В год, когда ушел из жизни АМИРАН ШАЛИКАШВИЛИ, на исходе сорокового дня вслед за ним улетела и его муза – Ведущая Актриса  Грузинского театра пантомимы – КИРА МЕБУКЕ.
       Последние годы Амиран и Кира вместе преподавали, вместе успели поставить несколько  новых  спектаклей, вместе воспитывали своих сыновей… Сейчас в Тбилиси театром пантомимы руководит их сын Амиран Шаликашвили-младший.
      А у меня началась новая страница моего повествования – переезд и жизнь на Кубани. Старший сын за год до нашего отъезда успел уехать и  поступить в Физкультурный институт в Одессе, начав свою самостоятельную историю жизни вдали от нас. Младший и средний – каждый «написал» свои  новые  непохожие страницы на кубанской земле.