Как на Пасху!

Если спросить у меня о том, что соединяет всю жизнь моего отца, Николая Александровича Собещанского, в одно целое, в характерную только для него фразу с наивысшей оценкой, отражающей отрадное событие, я сразу вспомню его любимое выражение: «Как на Пасху!»

Весной, если сияет солнце, ласково обволакивает дыхание тёплый воздух и вокруг всё цветёт, он говорил: «Хорошо сегодня, как на Пасху!» Или когда моя старшая сестра, любившая красивые наряды, надевала очередное новое платье, он с восхищением говорил: «Выглядишь как на Пасху!»

Однажды летом, в самом начале 1970-х годов, мы прогуливались с ним вместе в парке «Городок», оказавшемся к середине XX века на окраине многократно разросшегося Донецка. «Городком» традиционно называлась часть усадьбы, принадлежавшей Карповым-Пестеревым до 1917 года. Мы шли через живописную поляну, окружённую дубами и кустами акации. Отец припомнил и рассказал мне такую историю:

«На этой поляне впервые 9 мая 1947 года мы с друзьями-фронтовиками отмечали окончание войны. Нас было девять друзей детства. Самые близкие друзья – Виктор Москалевский и мой двоюродный брат Николай, который участвовал в штурме Берлина. Чудом было то, что все мы, воевавшие в разных дивизиях, на разных фронтах, вернулись живыми домой, в Марьинку. Мы радовались и не могли нарадоваться, не переставая удивляться, как смогли выжить в этой войне и встретиться вновь. Хорошо было, как на Пасху!»

В Марьинке с давних времён существовала традиция – через неделю после Пасхи все жители посещали сельское кладбище, расположенное за верхней улицей от реки Осыковой, ближе к полям. Прямо на земле за оградой расстилались длинные белые полотняные рушники, на них ставились различные угощения: куличи, пироги, крашеные яйца, колбаса, сало, в глиняные кринки наливали компот. Односельчане принимали участие в совместной трапезе, поминали своих усопших сродников. После 1945 года участники Первой мировой войны могли в этот день открыто, не таясь, надевать свои боевые награды. Два родных дяди моего отца – Антоний и Иосиф Собешанские, проживавшие в Марьинке до 1960-х годов, были участниками Первой мировой войны. Примечателен факт, что моя тётя София, дочь Антония Собещанского, считавшаяся в 1940-х гг. одной из первых марьинских красавиц, вышла замуж за фронтовика по фамилии Сорокотяга. В 1990-х годах центральную площадь им Ленина в Марьинке переименовали в площадь Сорокотяги, в честь мужа Софии Антоновны, орденоносца и ветерана Великой Отечественной войны.

После Второй мировой войны впервые за долгие годы люди вновь увидели, как выглядят медали царской армии, солдатский крест святого Георгия. Многие солдаты Первой мировой имели по несколько крестов святого Георгия. Знаменитый «Военный орден Святого Георгия Победоносца» был учреждён для офицеров и нижних чинов в 1769 году и стал самой почётной боевой наградой. Статус определял исключительность этой награды: «Ни высокий род, ни прежние заслуги, ни полученные в сражении раны не приемлются в уважение при удостоении к ордену Святого Георгия за воинские подвиги; удостаивается оного единственно тот, кто не только обязанность свою исполнял во всём по присяге, чести и долгу, но сверх того ознаменовал себя на пользу и славу российского оружия особенным отличием». Кавалерами ордена могли стать только исключительно храбрые воины, кто «лично предводительствуя войском, одержит над неприятелем, в значительных силах состоящим, полную победу, последствием которой будет полное его уничтожение, первым взойдёт на стены вражеской крепости, одержит убедительную победу в морском бою с более сильным противником, захватит вражеское знамя или военачальника и проявит свою храбрость другими подвигами». Только этот единственный орден было положено носить, не снимая: «Сей орден никогда не снимать, ибо заслугами оный приобретается». В 1943 году, на основе солдатских «Георгиев» был учреждён боевой орден Славы, носимый на Георгиевской ленте и имеющий сходный статус.

В 1960-е годы всё реже можно было встретить старика-ветерана Первой мировой войны с Георгиевским крестом. Постепенно стала исчезать и старинная традиция совместной трапезы всех односельчан через неделю после Пасхи, вытесняясь «культом индивидуализма».