Потерянные. Глава шестая

начало: http://proza.ru/2023/01/08/1925


- Нина Ивановна! – услышала она сквозь сон. Она с трудом разлепила веки и увидела перед собой Илью.

– Извините, я стучал. - произнёс он виновато, - Дежурство моё закончилось, Нина Ивановна. Идти надо.

- Да-да, конечно, надо… Простите, уснула, - спросонья она туго соображала и ей стоило неимоверных усилий подняться с удобного ложа. Тело плохо слушалось, голова была тяжёлой, будто налитой свинцом. Краска стыда залила её лицо. Надо собраться. Немедленно встать… Ведь не дома, так разоспаться… Господи! Дома… Какого дома? Его и нет давно…

* * *
На улице стемнело и похолодало. Пригревшись в тепле, Нина Ивановна сразу же ощутила озноб и поёжилась, как только они вышли наружу. К зиме дело…
Она покорно шла за Ильёй, вверяя свою судьбу в его руки, как слепец, идущий за поводырём по известной ему тропе, в только ему известное будущее. Холодный пронизывающий ветер хлестал по щекам, по-хозяйски забирался под воротник и в рукава её худенького пальто, пробирая до костей леденящей дрожью. Редкие фонари, качаясь на ветру чертили на дороге тусклые отсветы, и Нина Ивановна, каждый раз промахиваясь, то и дело наступала в лужи, едва поспевая за своим спутником, который шёл широко и размашисто, как ходят люди, уверенные в завтрашнем дне. На ходу он спохватывался, притормаживал и извинялся за свою невольную бестактность, но после забывался и Нине Ивановне снова приходилось торопливо семенить, дабы не отстать от него. Она не знала куда идёт. Наверное, он ведёт её в приют для бездомных, где ей предоставят кров и еду. А может, получив нагоняй от руководства за то, что на вокзалах ночуют бездомные, доведёт до какого-нибудь угла и попрощается с ней. И она там замёрзнет. С покойниками проще. Особенно с невостребованными. От таких мыслей ей стало тошно, но изменить ситуацию она была не в силах. Нет у неё защиты. Сейчас на её стороне тревога, чувство необъяснимой тоски по чему-то или по кому-то и страх перед неизвестностью. Они правят ею. А сама она ничего не может, нет у неё ни сил, ни воли, и надежды, похоже, не осталось.

Будто разгадав её мысли, Илья бросил на ходу: «Разберёмся. Не переживайте». Ощущение нервной зябкости и тревоги не покидало её всю дорогу, она строила догадки по поводу своего будущего, думая над его словами. Что означает это «разберёмся»? На мгновение ей стало страшно, и она представила, что Ирочка попадёт в милицию и Игорь Васильевич, тоже. Их будут допрашивать. И Васеньку, может. А Ирочка такая ранимая… Господи, да они возненавидят её! Впрочем, они её давно возненавидели. Нет, только не это! Не надо «разбираться»! Лучше уж в приют…чем туда… И зачем она пошла на этот вокзал?!
Возле какого-то дома остановились. Вроде недалеко, а казалось, что шли целую вечность.

Илья повернулся к ней и сказал: «Сегодня переночуете у нас, Нина Ивановна. Жена в курсе. Ждёт».

- Что вы, я не могу… Это неудобно... Я лучше на вокзал, – слабо запротестовала она и умоляюще подняв на него глаза, добавила, - Если можно, конечно…

- Нельзя! – категорично ответил Илья, дав понять, что этот вопрос не обсуждается, - Нельзя, чтобы люди по вокзалам скитались. У каждого человека должны быть дом и семья. Своя постель. Не должно быть сирот. Ни в каком возрасте.

- Но вы же меня совсем не знаете, - она сказала это жалобно, словно ища какую-то зацепку, которая ему поможет отказаться от своей затеи, отпустив её на все четыре стороны.

- Как не знаю? Знаю. – засмеялся Илья, - Вы – Нина Ивановна. Или это не ваше имя?

Нина Ивановна вздохнула и робко шагнула за Ильёй в распахнутую дверь подъезда.

* * * * *
Дверь открыла девочка-подросток с короткой стрижкой чёрных, как смоль, волос. Ну, может быть не совсем подросток, а очень юная девушка, поскольку она была вся такая маленькая, какая-то кукольная и миниатюрная, как восточная статуэтка, с миндалевидными карими глазами на смуглом лице. Она была настолько хорошенькая, что Нина Ивановна на какое-то время залюбовалась, забыв, что она в этом доме гость.

Пахло чем-то подгорелым…
- Что на этот раз? – усмехнулся Илья.

- Картошка, - смутилась «девочка» и щёки её вспыхнули, пробившимся сквозь смуглую кожу ярким румянцем.

Илья развёл руками: «Вот, познакомьтесь, Нина Ивановна, это моя жена - Лялька, а это – Нина Ивановна».

Увидев, как Нина Ивановна удивлённо вскинула брови, Илья рассмеялся: «Совершеннолетняя, совершеннолетняя… Двадцать один через полгода стукнет. Вот такая у меня жена – кроха. Все думают - сестра младшая».

Нине Ивановне стало неловко за то, что эти добрые люди могли подумать, будто она осуждает или подозревает такого замечательного парня Илью в чём-то нехорошем, предосудительном, и она не нашлась что ответить, а лишь вымученно улыбнулась, пытаясь сгладить свою досадную оплошность.
Девочка протянула Нине Ивановне свою крошечную ручку и смущённо произнесла: «Лола».

Илья, улыбнувшись, пояснил: «Это мы в детдоме её так прозвали - «Лялькой. Так и зову. А кто она ещё? Лялька и есть»! - и с нежностью посмотрел на жену.
И правда, Лялечка, - тепло подумала Нина Ивановна, - Такая махонькая, домашняя… лучшего имени для неё и не подобрать.


* * * * *
Нина Ивановна лежала в ванной, до краёв наполненной тёплой водой с пеной, от которой пахло чем-то праздничным, новогодним, апельсинами, кажется. Она наслаждалась этим незатейливым благом, которое ей давно уже было недоступно. Нет, конечно, она принимала ванну в доме Игоря Васильевича, но делала это с оглядкой, нервно, второпях, не получая от этой простой процедуры никакого удовольствия. Несмотря, на то, что в их доме было две ванные комнаты и два санузла, именно в то время, когда она принимала душ, кто-то из домашних начинал дёргать дверную ручку, выражая тем самым нетерпение, потому что этот «кто-то» - забыл на полочке телефон, книгу, неважно что, главное, что этот «кто-то» должен попасть туда сейчас же, сиюминутно, и она, без конца извиняясь, старалась, как можно быстрее освободиться, чтобы после исчезнуть, пропасть в своём убежище. Вот и сейчас она забылась и лежала в полудрёме, но спохватившись, что она не одна, и в доме есть ещё кто-то, в чужом ей доме, чужие ей люди, с которыми так хорошо и спокойно. И вдруг робкий стук в дверь. Почти, как там... И голос Лялечки: «Нина Ивановна, с вами всё в порядке?» Да, нет…переживают они просто, и она улыбнулась: «Да-да, всё хорошо, пригрелась маленько». Ей действительно было хорошо. Но ведь так не бывает надолго? Всё хорошее должно когда-то закончиться, это – закономерность. Всегда «хорошо» не бывает. Или не бывает у неё, Нины Ивановны. И тогда наступает «не очень», «плохо» и «конец».

Она потеряла чувство времени. Сколько она так пролежала в этой тёплой ванне… «Счастливые часов не наблюдают…». И она была счастлива по-своему. Счастлива в этом маленьком и элементарном комфорте, счастлива в тепле и уюте, в заботе, которую ей подарили эти люди. Счастлива в сегодняшнем дне, вечере, неважно, она была просто счастлива.

* * * * *
Она огляделась. Комната, куда её определили для ночлега была просторной со светлыми обоями с редкими букетиками васильков. Светлая, почти белая мебель состояла из шкафа и раскладного стола со швейной машинкой на нём. У стены - синий диванчик с пухлыми подлокотниками и огромное зеркало почти до пола, напротив. Мохнатый голубой коврик и такого же цвета прозрачные занавески. В углу чернел портновский манекен на подставке, с перекинутой через плечо сантиметровой лентой с блестящими кончиками. Белый мохнатый пуфик рядом…корзина с тканями… Здесь всё было обустроено по-женски, чистенько и уютно, но в то же время чувствовалось, что здесь работают. Наверное, здесь Лялечка шьёт. Нина Ивановна легла в приготовленную Лялечкой постель и потушила ночник. Лежала и думала об этих людях. О том, как эти двое подходят и дополняют друг друга. Пережив горе разлуки с близкими, они не озлобились, не потерялись в мире людей, а нашли в себе силы выжить, крепко встать на ноги и делиться своей добротой, которой было так мало в их детстве. Она представила, как эта девочка снимает мерки с заказчиков и ей, наверное, приходится вставать на пуфик, если заказчик высокого роста и улыбнулась в темноту. Она подумала о дочери. Смогла бы Ирочка приютить незнакомого человека? Нет, не смогла бы. Она дала бы ему замёрзнуть…

* * * * *
     Поначалу Ирочку не смущали эти четыре года разницы, но позже, с возрастом, она стала ощущать свою ущербность, воспринимать свой возраст, как груз, который давил на неё, становясь день ото дня тяжелее. Если в первые годы совместной жизни она беззаботно порхала на светских приёмах, куда приглашалась со своим мужем или сама устраивала домашние журфиксы для определённых лиц, то в последнее время её жизнь, такая яркая и беспечная, стала терять былые «краски» и больше походила на серую жизнь обычной домохозяйки. Её всё реже приглашали на вечеринки, в отличие от Игоря Васильевича, который постоянно бывал на каких-то встречах, сделках, совещаниях, куда не брал свою супругу, ссылаясь на мужской круг лиц. По мнению Ирочки, он непозволительно часто бывал на этих «встречах», отчего она без конца его ревновала. Мучилась сама и мучила Игоря Васильевича. Конечно, порой и небезосновательно, бывало, он задерживался на очередном «совещании» и приходил оттуда под хмельком, а то и с запахом женских духов. Она плакала, била их антикварную посуду и учиняла ему допрос, ставя вопрос «ребром», а он в ответ лишь смеялся, придумывая на ходу отговорку, мол, гардеробщик виноват, повесив его пальто рядом с женским или в лифте какая-то «корова» к нему прислонилась, ну, а если и выпил, то для дела, для установления, так сказать, делового контакта с фирмой-конкурентом, ибо у мужчин только так и решаются вопросы по бизнесу. Ирочка хотела верить, но не верила, впадала в истерики и депрессии, и чем дальше, тем подозрительнее становилась. Она прислушивалась к телефонным разговорам, просматривала его сообщения и звонки, взрывалась, когда видела незнакомые номера и требовала отчёта. Она остервенело обшаривала его карманы и однажды нашла в них непочатую коробочку с презервативами, но и здесь Игорь Васильевич нашёлся, сказав, что купил для Васеньки, чтоб тот был во всеоружии, когда дело дойдёт до интима с какой-нибудь «тёлкой».

Ирочка, болезненно реагируя на приближающуюся старость, пыталась оттянуть её как можно дальше, одеваясь не по возрасту и мучая ноги высокими каблуками. Заметив седой волос, она беспощадно вырывала его и снова, и снова красила волосы, не желая мириться со зрелостью. Из боязни, что супруг найдёт себе кого-то помоложе, она торчала в косметических салонах, пытаясь омолодиться за счет уколов красоты, массажа и пластических операций. Это помогало, но ненадолго. Одержимая молодостью, она с тревогой всматриваясь в зеркальное отражение, находя новую морщинку или складочку, от которых у неё надолго портилось настроение.

Игорь Васильевич стал более прижимистым, проводя отдых с семьёй с меньшим размахом, чем ранее, не снимая дорогих вилл, а довольствуясь лишь отелями, порою не имевших и статуса «пятизвёздочного». Он перестал баловать Ирочку новыми ювелирными украшениями, а когда она заикалась, что хочет бриллиантовое колечко из новой коллекции «Tiffani & Co» и платиновый браслет от «Cartier», супруг раздражался и отказывал ей в этой просьбе, ссылаясь на то, что этих украшений у неё столько, что хватит увесить Кремлевскую ёлку от макушки до пят.
Он перестал интересоваться проблемами семьи, а воспитание сына сводилось к тому, что он подкупал его, давая крупную сумму втайне от матери. Частые командировки и деловые контакты с ночевками вне дома подкрепили подозрения Ирочки в том, что у Игоря Васильевича есть внебрачные связи. А когда она явилась к нему в офис без предупреждения, обеспокоенная его двухдневным отсутствием, то увидела в приёмной новую секретаршу, которая по мнению Ирочки больше походила на эскортницу, нежели на секретаря в деловом мире. После этого случая Ирочка впала в депрессию и снимала её, прикладываясь к бокалу вина. Ненадолго расслабляясь, она вновь наливала себе вина, пила и плакала, раздражалась и снова пила.

* * * * *
Сквозь тонкую стенку Нина Ивановна слышала, как они о чём-то шепчутся. Она прислушивалась, но так не услышала о чём они говорят, чувствуя, что говорят о ней. Наверное, судьбу её решают. Ей снова стало тревожно, она всплакнула и незаметно для себя уснула. Впервые уснула спокойно за много ночей, не тех бессонных ночей, что провела она в слезах, оплакивая мужа, не той ночи, проведённой вне дома, а тех, последних месяцев, когда поняла, что в тягость своим родным.


продолжение: http://proza.ru/2023/01/30/1469