Глава вторая. Коршун. Последние сомнения

Ничо се... Это берлога шеф? Не… Зря ты так свою квартиру называешь. Это не берлога – это дворец: паркет, шелкография, ваза чуть не с меня ростом.
Чего ты меня подпихиваешь? Я не смущаюсь, просто офигел чутка.
- Проходи, Серый. Нравится? А мне нет, я бы посовременнее чего тут сообразил, но батю обижать не хочу, его дизайн.
Так, посмотрел, а теперь принюхиваюсь. А как же? Запах много чего может сказать о хозяине. Хм... Чистый запах, именно чистый, а это значит, что курит под вытяжкой, завалов ветоши не имеет - молодец. Да, везде чисто, а вот на кухне….
- Тал, кухня – это лицо дома, хозяина лицо, если чо. Умываться надо, хозяин.
Чего ты на меня рукой машешь? Щас вот, каааак махну, и останешься жить в холодильнике. Вылазь сейчас же оттуда! Не холодильник, а вагон метро. Эй! Не провались уже туда.
- Чего суетишься, шеф? Иди вон посуду лучше вымой: недельный завал – не меньше.
Ох, ты ж... А скривился-то, и смотрит в раковину, а там не недельный завал, конечно, но много посуды, в основном кофейные чашки. Кофеман, блин.
- Маэстро, сервиз чистый есть. Давай достану?
- Последний из ста? Мой посуду, а я пока порежу-нарежу-подогрею.
Вздохнул, рукава рубашки засучил, к раковине встал. Хм...
- Фартука кухонного нет?
- Нет.
- Зря.
А девчонки в «Ковчеге» всё почти нарезали, лимон вот только надо почикать и колбасу, какую Птиц из холодильника выудил. Ага, куда ж без колбасы-то? Тут вон одних закусок на роту. Хм... Нож самодельный: ручка из кости, обработана хорошей древесиной, сталь отменная, всё как и где надо - упор, гарда, навершие, кровоток, насечка, спуск. Качественная работа. Больше охотничий, но тяжеленный! Да, зоновский это нож.
- Откуда перо?
Глянул остро, как тем ножом пырнул, но ответил.
- Знакомый подарил.
- Нож в масле храни, дольше послужит, а для колбасы чего попроще заимей, незачем афишировать такие знакомства.
Ох, ты ж... Брови у нас аж под чёлку взлетели. Эй! Не капай на паркет, повернись к раковине, вылупился он. Я во Внутренних войсках служил, если чо.
- Слушай... А я и не подумал за это... Да, прав - уберу нож. Серёга! Вот ты продуман! - и обниматься полез.
Чего ты удивляешься, Коршун? Видел я сегодня, какие к тебе бонзы подходили, на встречу и разговор сами напрашивались. Солидные люди, да. Вот на них и ориентируйся, шеф, а не на романтических жаб.
Так. Чего он там, домывает посуду? Да, быстро моет и чисто - молодец. Ага, молодец, блин. Аж до меня брызги долетают.
- Рукава засучи выше, и не страдай!
- Дай хоть колбаски кусочек жевнуть, садист. Слышь? Заранее сочувствую твоей будущей жене: помрёт на чистой кухне.
Ну, ясен пень: не укушу, так цапну. Только не поведусь я на твои примочки, шеф, незачем. Это просто вредный ты, а душа у тебя другая, но ты, как и я, мало кому её демонстрируешь. Всё правильно, Тал, всё верно... На тебе колбаски – жуй.
- Пальцы не откуси! Я тебе кусочек дал, а не целый батон.
А довольный-то, глаза аж светятся. Хм... А почему зелень поволокой пошла? Что такое, друже? Воспоминания накатили? Ну, да - они...
- Люблю колбаску с детства. Когда в больницах один жил, колбасой питался. От больничной еды выворачивало наизнанку, худой был, как скелет.
Хм… Да ты и сейчас не особо толстый, а что значит – жил в больницах? Что такое?
- Почки у меня отказывали, и с кровью проблемы были. Безнадёжным считали. Родаки всё продали, что могли, потом нажили ещё больше, а я выжил. Сейчас, как и не было никогда ничего, а до школы каждые полгода умирал, и что такое голова разрывается – знаю, хорошо помню «прелестные очучения». Как у тебя голова, Серёг?
Нормально у меня голова, Птиц. Говори-говори...
- Друзей не было. Какие друзья? Так… Сопалатники с кем вместе болели. Ну, а чо? Шесть операций. Или пять? Не помню чот… Не... Шесть - точно.
Ничего себе... Понятно теперь, почему нервам твоим давно кранты. Эх, ты ж... Мне бы раньше это знать, много раньше...
- Серёг! Горит!
Чо? А... Мой тарелку, Виталька, мой спокойно, я уже вспомнил про мясо. Не… Не подгорело оно - подрумянилось. Говори-говори…
- Знаешь, Серый, настоящие друзья - это те, что из детства, когда без разницы, на какой ты тачке рассекаешь, и сколько зелени у тебя в бумажнике шуршит.
Хм... Ты чего на меня уставился? Зрачки расширились так, что радужки почти не видно.
- Серый...
- Чего? Ещё колбасы? Картошка доваривается, потерпи, а то аппетит перебьёшь.
Какая же у него улыбка сейчас... Так мне бабушка улыбалась, когда я ей доказывал, что Дед Мороз есть. Давно это было. В детстве...
- Я потерплю, Серёг, я чего сказать-то хотел..., - улыбка словно в глаза перетекла: потеплел взгляд, зелёная радужка из-под черноты выбралась, и заискрили на ней золотые крапинки-звёзды, - Я привык уже, что дружить сейчас - это "дашь на дашь", а тут ты..., - и опять обнимашки, и чутка не выкупал меня, потому что вода с рук течёт. Ничо, высохну. Говори, Птиц, говори, друже...
- Последний раз, когда в больнице долго один лежал, с пареньком одним подружился крепко, Павликом звали, - домыл посуду, руки вытер, к столу сел и задумался, а когда снова заговорил, удивил вопросом, - Ты когда-нибудь был в теплице зимой?
- Нет, не было у бабушки теплицы, огород был.
Кивнул и ушёл в воспоминания, и опять радужки не видно, а в голосе столько всего недоболевшего, что дрожит голос, словно треснул металл.
- Напротив больницы теплицы стояли, огромные такие. Мы на пятом этаже лежали с Павликом. Из окон те теплицы хорошо видно было. Зима, темно, а в них свет яркий горит, и всё зелёное, как летом. Пашка говорит: «Если они зимой растут и не болеют, то и мы выздоровеем, и болеть ничего у нас не будет."
Слушаю его, а сам в окно смотрю. Темь за окном, как экран, и вижу я всё, что он мне рассказывает, как кино смотрю: два пацанёнка на подоконнике сидят в темноте, на теплицы смотрят и мечтают. Не о конфетах-шоколадках они мечтают, а чтоб не болело у них ничего. Виталька... Друже, ты мой...
Ах, ты ж... Кончилось кино, нож со стола упал. Не раскроил паркет? Не... Нормально всё.
- Выпьем, Серёг?
Да, наливай, Птиц, я догадываюсь, чего ты мне сейчас скажешь.
- Умер Пашка в ту ночь. Проснулся я, а он умер. И не унесли ещё… Я и следующую ночь один оставался, и потом... Матери надо было хоть иногда работать: стаж и всё такое. Ночами на теплицы смотрел…
Ветер, друже, дунь на него, пожалуйста, у него лицо дёргается. Да, я понял, почему только холодной свежестью сейчас пахнет.
Дэн, братишка мой, спасибо тебе. За взгляд тот, который в душу и насквозь, за мою боль в том взгляде, за пули, что над головой, а не в голову, за жизнь...
- Серый, ты в порядке?
Да, со мной всё в порядке, Виталька, не нервничай,  говори-говори.
- Пашка на тебя был сильно похож, такой же сероглазый… Читать любил, а мне рассказывал то, про что читал. Старше он меня был, как я тебя, я же в школу  много позже пошёл. Глаза у Пашки постоянно мутные были. Медсестра на него ругалась, говорила, что потому и мутные, что читает много. Может, я поэтому читать не люблю? Запомнилось чот…
Ну да, я тоже запомнил разговоры о том, что в болоте мертвецы живут. Только специально ходил на то болото, чтобы в этом убедиться. Хм… Сколько мне было? Шесть лет? Да, шесть мне было, когда первую ночь на том болоте просидел. Я на болоте ночами мертвецов искал, а ты... Говори, Птиц, говори....
- Мамка моя сказала, что Пашка от давления умер: сосуд разорвался. Слышь? А у тебя давление как, нормальное?
Нормальное у меня давление, а и ненормальное - переживу, я живучий, как отец сказал, только радости я в его голосе не услышал тогда, а ждал. Первый раз сам до телефона из палаты дополз, первый раз...
- Я тебя, когда увидел, аж голова вскипела - Пашка... А у тебя Дэн… Вы с ним всегда, как братья были… Эх, я и злился на вас обоих! Зря, конечно, злился, ну чего уж теперь...
Хм… Понятно, почему злился, а вот почему «были» - непонятно. Нет, Виталька, мы с ним и сейчас братья, и пофиг мне, какому он там богу молится. Разберёмся, был бы жив. Но он жив. Жив! Я это чувствую. Спасибо за холодную свежесть, дружище. Дэн, я много чего уже сам понял, поясни остальное. Найди меня, брат, найди...
- Тал, мы с Дэном и сейчас братьями остаёмся, и останемся, несмотря ни на что.
Эх, ты ж… Тарелку  с колбасой на пол кувыркнул, разбилась тарелка. Не… Уйди, Птиц, я сам уберу осколки. Уйди, сказал! Обрежешься ещё, у тебя вон руки подрагивают. Наливай по второй. Ага, давай выпьем и колбасой закусим. Давай помянем Пашку твоего.
Ветер, друже, не суетись, я сообразил зачем ты запах болота припёр. Ты прав: если рассказывать, то всё с самого начала, абсолютно всё. Ничо, у нас ночь впереди.
- Серёг, голова как?
Вот же ж… Заклинило его на моей тыквушке, но почему заклинило, только дурак не догадается.
- Тал, у меня тоже друг был, с каким нас врагами  считали, да и сами мы так думали, а потом... Потом он мне жизнь спас не один раз, а сам... Погиб он.
- Что? Я так и знал, чувствовал: что-то не то с тобой. Я-то думал, потерялся ты, а ты потерял... Расскажешь?
Эх, Виталька... Трудно мне говорить, больно вспоминать, особенно про Дэна, да и про Лёшку тоже, но про Лёшку, не смотря ни на что, всяко легче мне начать. Ладно, с начала и начну.
Время летит, летит... Луна за окном поёт или Стелла?
«Дай два часа, Командор, мне руки целыми нужны».
Запаха болота нет совсем, только "Командор".
«Я тебя никуда одного не отпущу».
А теперь горячим песком пахнет и кровью. Граната в руке, последняя... И ближе, ближе, ближе, чтобы не одному, чтобы за всех, но...
 «Маэстро… Маэстро… Маэстро…»
- Серёг, погоди чутка… Погоди, брат… Это же... Я даже представить себе такого не мог, даже предположить! Давай завтра на могилу к другу твоему доедем? - и стиснул мне плечи - не продохнуть, и запах древесный, как нашатырь, - Серёжка…
Виталька, ну чего ты? Живой я, живой… Наливай давай, не берёт меня твой коньяк. Самопальный что ли? Ох, ты ж… Аж распсиховался.
- Не пью я фигню! Почки жалко. Французский это коньяк. Не идёт? Давай дагестанский откроем.
Ага, давай дагестанский… Дагестанский прям в тему сейчас.
- Дэна я последний раз не на вокзале видел. Там мы встретились....
- Ничего себе... Дэна? Там?!
Так... Погоди, Виталька. Сейчас я, сейчас....
Тревожно мне: последнее сомнение моё, самое сомнительное, самое больное...
Птиц, если ты сейчас скажешь, что он тварь, дрянь, гад, я встану и уйду. Навсегда! Потому что это не так! Не так! Но это понять надо, и даже не головой понять.
Виталька, я тебя прошу, не торопись с выводами. Я прошу тебя…