Филимон

 

       Горячая пыль поднималась над белой, как мел, дорогой. Начала выгорать и степь. Но еще нетронуто-голубой сиял цикорий. В полдень и он поблекнет, готовя себя к утру, к новому чистому цветению. Заслоняя листву, уже дымом стоял в лесополосах серовато-розовый пух скумпий. И поспевающие хлеба дышали солнцем, самим цветом своим напоминая испеченный каравай. И жарко-рыжим казался воздух над ними.
 
  Время от времени Новожилов посматривал на своего верного помощника, с которым намеревался заняться неотложной охотой. Неподвижный пристальный взгляд Филимона, казалось, уже сейчас сверкал желанием схватки. Он тихо сидел в затемнении и, как положено ручному филину-пугачу, ждал, когда его вынесут на поляну. Там Новожилов обычно расправлялся с серыми воронами, из-за которых Филимон терпел столько унижений. Гордая осанка помощника невольно вызывала у Новожилова улыбку. Он считал, что птица все отлично понимает, только сказать не может, и Новожилов представлял себе, что думает сейчас Филимон.

  «Чтобы филин позволил себе такой подлый образ жизни, какой ведет ворона?! Вечная разорительница чужих гнезд, хитрая воровка, тянущая без разбора всё, что подвернется под лапы, завсегдатайка свалок! Чтобы филин был так неразборчив и так вероломен при добывании еды, хватая беззащитных птенцов и детенышей?! Да он даже вооруженному ежу дает возможность защититься! Нет в птичьем мире более заклятых врагов, чем ворона и филин.

    Правильно делает Новожилов, уничтожая это отродье.  Дай волю, и оно пожрет всё живое. Или дичь в хозяйстве, или ее истребители. Раз естественные угодья порушены, а сообщество зверей и птиц управляется человеком, то человек и решает, сколько в нем должно быть хищников. Человек и разберется, кто участвует в естественном отборе, как филин, а кто дерет глотку гнусным карканьем, постоянно скандалит и носится, как оглашенный. На что филин мощная птица, не зря же ее называют королем ночи, а летает бесшумно, шороха не услышишь. Хотя тетеревятник ему не пара: сила не та, но Филимон готов пожать честную лапу ястреба и почтить его всяческим уважением как своего единомышленника — вороньего истребителя.

    Нынешней весной деревенская ласточка, пролетавшая над Малайзией, поведала Филимону о последней бессовестной выходке ворон. Их гостеприимно пригласили в страну как крылатых санитаров, а они расплодились до того, что стали выхватывать еду у людей изо рта. Ну не живучая ли тварь? Конечно, нахалкам объявили войну. Не то что редкому филину, которого везде лелеют. Эх, Филимона бы в Малайзию! Он насладился бы зрелищем уничтоженных врагов. Ух, и нахохотался бы вдоволь. Но мечта эта несбыточна: филин и зимой не покидает родные края, и потому расправляться с противником нужно здесь».

  Этими словами или похожими Филимон отозвался бы о воронах, умей он говорить. И Новожилов подтвердил бы, не колеблясь, что правильное управление биологическим сообществом вовсе не означает безоговорочной охраны всех его видов и что воронья проблема давно перестала считаться лишь охотоведческой. От разбойниц нет спасу и в городских лесопарках, и в заповедниках, и в промхозах.

    Сколько раз самым коварным образом они хватали молодых фазанов! А сколько раз нападали на зайчат! Сначала били клювом по глазам, чтобы ослепить жертву, а потом терзали тушку. Яиц же полезных птиц перетаскали — не счесть!

    Правда, Новожилов мог раскрыть и кое-какие не очень достойные повадки филина. К лицу ли королю ночи, которого, говорят, побаиваются сами волки, унижаться в заклятой вражде до расправы даже над мертвым противником? Не однажды обнаруживал Новожилов исчезновение вороньих тел, подвешенных возле фазаньих кормушек.

  Да и с зоркостью у филина бывают промашки. Как-то в сумерках один из огромных диких собратьев Филимона, обитающих в сухоерикском лесу, приземлился на плечи Новожилова. Принял его за пенек!

    Новожилов, который не уловил ни единого звука, обомлел. Сзади кто-то давил на плечи. Тем сильнее, чем неподвижнее сидел Новожилов. Тогда он развернулся во всю ширь, чтобы дать отпор браконьеру, и увидел ошалевшего филина — лишь сейчас птица установила ошибку. И поспешила взлететь.

    Филимон, нахохлясь, сидел в корзине, чувствуя скорое освобождение. Около одинокого дерева Новожилов наконец распутает ему ноги. Петрухин тем временем укроется в шалаше и начнет дергать привязанный к Филимону шнурок, чтобы птица двигалась, била крыльями. Окрестные же вороны не заставят себя просить. Заметив привязанного тирана, они тотчас с криком слетятся, приглашая остальных товарок напасть всем миром. Но сначала они опустятся на одинокое дерево по соседству. Оттуда их и снимет дробью Новожилов. И Петрухин ему поможет. Потом освобожденный Филимон снова займет место в затемнении, в корзине.

    Всё это Новожилов с Петрухиным и проделали сейчас, уложив к ногам Филимона десяток поверженных врагов.

    Теперь Филимон с удовольствием вернулся бы в свою вольеру и искупался бы в большом тазу, однако Новожилов попросил ехать не к дому, а в противоположную сторону. К главному агроному. Но что это?
   
    Впереди показалась машина...

Продолжение следует