Дневник. Сентябрь 1969

1.09.1969 Понедельник.

Закончила читать повесть А. Куприна "Гранатовый браслет". Конец я
читала вслух рыдающим голосом, обливаясь слезами.

Великие писатели очень  вдохновенно, с глубоким чувством рассказывают
о любви, о настоящей любви, которой не бывает в нашей жизни, только в
книгах и кино. Это вымысел, мечта.

Сегодня на работе Надя рассказывала нам о своей первой любви.
"...Нравился, хотелось посмотреть на него. Увидела - и сразу становится
так хорошо на душе, легко так... Так бы сделала для него что-нибудь,
отдала бы все, что имела, пошла бы на любые жертвы, только б ему
хорошо было..."

И вот она вышла замуж. "...Сначала вроде ничего. Но вот наступил такой
период, когда я готовилась стать матерью. Я возненавидела его, он стал
мне противен, я готова была развестись с ним, девчонки, милые, расстаться
навсегда, уйти, никогда о нем не вспоминая.

Меня коробило от его поцелуев, ласки и нежных слов.  Как это ужасно,
девчонки! Потом прошло. Сейчас снова живу с ним хорошо, люблю его,
не так, конечно, как в юности, страстно и смешно, а обычно, по-семейному.

Я читала, что так бывает. Это гадкие последствия интимной связи,
сближения мужчины и женщины. Переломный момент."
"Господи, какие пошлые придатки любви", - подумала я, а вслух изрекла:
"Ой, девоньки, никогда не выйду замуж."

И вот я читаю повесть. Тема: любовь и женитьба.
Как раньше женились?
"Вижу, сидит около меня свежая девчонка. Дышит - грудь так и ходит
под кофточкой. Опустит ресницы, длинные - длинные такие, и вся вдруг
вспыхнет. И кожа на щеках нежная, шейка белая такая, невинная, и руки
мягонькие, тепленькие, ах ты, чорт!

А тут папа - мама ходит вокруг, за дверями подслушивают, глядят на тебя
грустными такими, собачьими, преданными глазами. За чаем ножка тебя
под столом как будто нечаянно тронет...
Ну и готово...
И вот через три месяца святое сокровище ходит в затрепанном капоте,
туфли на босу ногу, волосенки жиденькие, нечесаные, в папильотках,
с денщиками собачится, как кухарка, с молодыми офицерами ломается,
сюсюкает, взвизгивает, закатывает глаза... Мотовка, актриса, неряха, жадная.
И глаза всегда лживые — лживые."

Да и теперь так женятся. Дальше: почему люди женятся?
Возьмем женщину. Стыдно оставаться в девушках, особенно когда подруги
уже повыходили замуж. Тяжело быть лишним ртом в семье. Желание быть
хозяйкой, главною в доме, дамой, самостоятельной. К тому же, физическая
потребность материнства, и чтобы начать вить свое гнездо.

А у мужчин другие мотивы.
Во-первых, усталость от холостяцкой жизни, от беспорядка в комнатах,
от трактирных обедов, от грязи, окурков, разорванного и разрозненного
белья, от домов, от бесцеремонных товарищей и прочее.

Во-вторых, чувствуешь, что семьей жить выгоднее, здоровее и экономнее.

В третьих, думаешь: вот пойдут детишки, - я-то умру, а часть меня все-таки
останется на свете... нечто вроде иллюзии бессмертия.

В-четвертых, соблазн невинности.

А где же любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая
награды? Та, про которую сказано - "сильна, как смерть"?

Понимаешь, такая любовь, для которой совершить любой подвиг, отдать жизнь,
пойти на мучение - вовсе не труд, а одна радость. Любовь должна быть трагедией.
Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы
не должны ее касаться!!

И вот я читаю об этой любви и плачу над ее трагедией.

"...Желтков писал так: Я не виноват, Вера Николаевна, что богу было угодно
послать мне, как громадное счастье, любовь к Вам. Случилось так, что
меня не интересует в жизни ничто: ни политика, ни наука, ни философия,
ни забота о будущем счастье людей - для меня вся жизнь заключается в Вас.

Я теперь чувствую, что каким-то неудобным клином врезался в Вашу жизнь.
Если можете, простите меня за это. Сегодня я уезжаю и никогда не вернусь,
и ничто Вам обо мне не напомнит.

Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете. Я проверял
себя - это не болезнь, не маниакальная идея - это любовь, которою богу было
угодно за что-то меня вознаградить.

Восемь лет тому назад я увидел вас в цирке в ложе, и тогда же в первую секунду
я сказал себе: я ее люблю потому, что на свете нет ничего похожего на нее, нет
ничего лучше, нет ни зверя, ни растения, ни звезды, ни человека прекраснее
Вас и нежнее.

В Вас как будто бы воплотилась вся красота земли... Подумайте, что мне нужно
было делать? Убежать в другой город? Все равно сердце было всегда около Вас,
у Ваших ног, каждое мгновение дня заполнено Вами, мыслью о Вас, мечтами
о Вас... сладким бредом...
(Далее пропускаю)

...Я не знаю, как мне кончить письмо. От глубины души благодарю Вас за то,
что вы были моей единственной радостью в жизни, единственным утешением,
единой мыслью. Дай бог Вам счастья, и пусть ничто временное и житейское
не тревожат Вашу прекрасную душу.

Целую Ваши руки.
Г.С.Ж."

Ему запретили любить ее. И он - ушел, ушел навсегда, оставив ей любовь
свою и музыку. Играла музыка и Вера читала в ее звуках слова его.

"...Да, я предвижу страдание, кровь и смерть. И думаю, что трудно
расстаться телу с душой, но, прекрасная, хвала тебе, страстная хвала
и тихая любовь."

"...Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки.
Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью овеяны мои последние
воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча,
так угодно было богу и судьбе."

"...В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы
быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. Ты и люди,
которые окружали тебя, все вы не знаете, как ты была прекрасна.

Бьют часы. Время. Вот она идет, все усмиряющая смерть. И, умирая, я
в скорбный час расставания с жизнью все-таки пою - слава тебе. Да святится
имя твое!"

Княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и плакала. Дерево
мягко сотрясалось.  Налетел легкий ветер и, точно сочувствуя ей, зашелестел
листьями. Острее запахли звезды табака.  И в это время удивительная музыка,
будто бы подчиняясь ее  горю, продолжала:

"Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь?
Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь.  Успокойся, я с тобой.
Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любим друг друга
только одно мгновение, но навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь?

Вот я чувствую твои слезы. Успокойся. Мне спать так сладко, сладко, сладко."
Женни Рейтер вышла из комнаты, уже кончив играть, и увидала княгиню Веру,
сидящую на скамейке всю в слезах.

- Что с тобой? - спросила пианистка.

Вера, с глазами, блестящими от слез, беспокойно, взволнованно стала целовать
ей лицо, губы, глаза и говорила:

- Нет, нет, - он меня простил теперь. Все хорошо."

5.09.1969 Пятница.

Новости одна ужаснее другой, но я нахожусь сейчас в совершенно спокойном
состоянии и напишу обо всем покороче.

В понедельник вечером произошла ссора в нашей семье. Вернее, до этого я
поссорилась с матерью из-за ерунды, конечно, виновата я была. Но в этот
вечер не моя вина в ссоре.

Я попросила у отца ручку. Он дал сначала, а потом велел положить.

- Ну что тебе жалко, - унижаясь, спросила я.

Уж очень нравилась мне ручка, давно так хорошо не  писалось.

- Да. Я пользуюсь ей на работе, а ты мне ее испишешь.
- Ну и возьми, - с досадой промолвила я и положила к нему на диван.
- Положи на стол. Хамье! - выкрикнул он, когда я встала и пошла в другую
комнату. К горлу подкатился комок. Сразу вспомнилось еще не улегшееся
мамкино: "Сволочь ты, хуже сволочи!"

- Замолчи, - крикнула я тогда и запулила в нее стулом.

Тогда было зло, а сейчас бессилие. Так слабенько стало в груди, мокро в глазах.
Вышла на крыльцо, душно все равно, душат слезы, а разрыдаться в полный
голос не могу. Я уткнулась лицом в ладони, потом резко вскинула лицо к небу
и прошептала:

"Господи, миленький, ты есть, ты же есть. Помоги мне, прошу...
Ведь ты же видишь, что я им не нужна, совсем, ни капельки. Боженька,
славненький мой. Видишь, я ничего не могу над собою сделать."

Сейчас вот и курить не могу, так муторно мне, душа разрывается...
Не знаю, что чувствовал господь в эту минуту, но я вдруг почувствовала
остро так, что я лишняя в этом доме.

Уйди я сейчас, они ничего не заметят, посмотрят телевизор, будут
ложиться спать, раскладушка не стоит на дороге, утром никто не
нарушит их сон.

И я машинально вошла в комнату, переоделась, взяла сумку и плащ
и вышла из дому.

Заявилась к Катьке и жалобно, со слезами на глазах, попросила:

"Катюш, я у тебя на балконе переночую, можно?"

Жалость есть у каждого человека, тем более у Катьки. Домой я вернулась
на следующий день после работы. Думала дорогой, если спросят, зачем
мол, блудная ты, такая сякая пришла, то скажу: "За вещами" Но встретили
меня, я бы сказала, даже ласково.

Оказывается за эту встречу дорого заплатил наш сосед. В эту ночь повесился
Иван Алексеевич. Так тихо, незаметно, крадучись и неожиданно в наш
дом пришла беда.

Я долго не могла переварить этого и боялась подходить к дубу, на суку
которого все еще болтаются остатки веревки. И я вдруг представила,
что ночью после ссоры я залезаю на дуб, накидываю на шею петлю и,
поймав в себе момент, прыгаю с криком страха и боли. Крик обрывается,
я дико корчусь в судорогах, потом тело мягко расслабляется, обвисает и синеет.

7.09.1969 Воскресенье.

Вчера и сегодня должна быть на свадьбе у Тюряковой. Но с этим делом
решительно ничего не вышло. Вроде бы собирались с девчонками скинуться
по пятерке на подарок, договориться, где встретимся и все такое. Подарок
выбрать никак не могли, разлад вышел, Андреев уже купил подарок.
Кондратова она пригласила.

В общем, вместо свадьбы я поехала в деревню к бабусе. Своим, конечно,
ничего не сказала, не разговариваем с того самого дня. Отец завтра на
Балхаш улетает, хотел загладить свою вину, ручку мне подарил.  Но я не
взяла ее. Мне не надо жалости, нет ничего хуже жалости. Они стараются
помириться со мной, софу купили, на которой я сплю сейчас.

Но я не могу забыть, не могу поверить в унижения и  оскорбления, которые
я вынесла. Зла нельзя помнить, обид всяких тоже, но я сама не знаю, что
со мной.

Я представила, как трудно жить одной, без родителей. Тогда один путь
остается: хорошее замужество.

А я хочу учиться. Катька что-то говорила про общежитие, я и не думала
об этом. Меня мучит что-то, тяжесть какая-то, мне хорошо одной как
никогда. Нет, это неправда, конечно, я успокаиваю себя. Я не хочу мириться
с родителями, потому что боюсь новых оскорблений. Сегодня помирюсь,
а завтра ждет меня новое унижение и неуважение. Не верю уже ни во что,
безразличие к жизни.

Иван Алексеевич ушел, отмучился. А я не задумала ничего над собою
сделать, мне грустно очень и немножко жутко...

9.09.1969 Вторник.

Господи, все в порядке. Правда, со мной в воскресенье вечером припадок
был. Расплакалась до жути. Стали меня успокаивать, я к дубу побежала,
прислонилась к калитке сада и дрожу. Страшно стало невыносимо.

Мать испугалась, выбежала и заплакала: "Наташенька, миленькая,
прости меня, ну прости меня, доченька, голубушка, что с тобой, ну что ты,
пойдем домой, спать ляжем."

Я не помню сейчас, что такое было со мной, но если бы она не выбежала
за мной, боже мой, я и представить не могу, что-бы сделалось. Мне было
очень страшно и безумно хотелось прыгнуть куда- нибудь вниз. Так никогда
еще не было со мной, утром болела голова и я думала, что схожу с ума.

Все так непривычно... Сейчас все устроилось. Думала, что все кончено,
теперь человеческие чувства вновь пробудились во мне.

Я поняла, что все это ужасное оттого происходит, что я очень часто сижу
задумавшись, витают в мыслях разные странности, думаю об ужасных вещах
и часто вижу себя в гробу, увенчанную венками, в белом платье, с руками,
скрещенными на груди.

Ой, Наталочка, не надо о смерти...

Отец уехал с тяжелым чувством. Подарил мне свою ручку злосчастную.
Я ее не взяла, конечно. А сегодня решила черкануть ей, что зря добру
пропадать, тем более отца долго не будет, успею заправить до его приезда.

Мать ко мне сейчас относится со вниманием, уважением и нежностью.

Катька мне сегодня отмочила: "Наташка, ты очень странная какая-то.
И, знаешь, тебя все любят, и нет у тебя врагов." Хоть это и неправда,
но чертовски приятно быть или казаться таким человеком.

Машковой я не звоню, мы с ней тогда разошлись, как в море корабли,
не поняв друг друга. Еще хотела написать, что Катька поссорилась с
"Манькой", так она называет жену отца, лизнула яд.

Мутило, бросало в обморок ее, она почувствовала жуткий страх. "А вдруг это
смерть?"

Но снова все обошлось. Господи, что за жизнь такая непутевая?
Кто женится, а кто помирать задумал, вроде нас с Катюшей.

10.09.1969 Среда.

Коротко о разном.
Разделили на бригады. Попала в такую отличную бригаду, шустрые бабенки.
Сбежала сегодня с комсомольского собрания, завтра влетит. Собрание
отчетно-перевыборное, явка всем обязательна. Но что за проблема,
не в первый раз, реабилитироваться на уборку картошки поеду.

Вчера бежали с Катюшей в кино, встретила Оськина

- Наташ, опоздаешь! - крикнул он, увидев меня.
- Да, опоздаю, - я остановилась, подождав его, -
как жизнь-то?
- Во, - он показал мне большой палец кверху.
- В армию скоро заберут?
- А ты что, хочешь меня проводить? - в свою очередь поинтересовался он.
- Нет, не хочу. Просто спросила.
- Родина знает, где держать своих героев, - изрек он.
Я рассмеялась от души.
- Ты, как всегда, в своем репертуаре, - смеясь, сказала я.
- А Медков служит.
- Да?
- Ага. В Одессе. Жара - 35 градусов.
- Ой, несчастненький, - посочувствовала я.
- Ну он шофером там.
- О, начальство возит?
- Нет, воду.
Ну я не могла. Смеялась. Что за парень, откуда у него столько юмора?

11.09.1969 Четверг.

Тюрякова сегодня пришла, нарядная, цветущая, как никогда. Водолазка на
ней голубоватого цвета, туфли черные, лакировки, ручки беленькие, нежные,
приятного цвета маникюр, а на пальчике сияет и переливается богатое, широкое
обручальное колечко. Женщина, Татьяна Николаевна Абрамова!

Рассказывала мне, что Колька ее не трогал еще, что она еще девочка.
"Он меня жалеет", - с гордостью сказала она.
Но я не верю ей, нисколечко не верю, как бы ни была искренна ее ложь.
Говорила, что расскажет мне о свадебной  ночи, но, видно, постеснялась.

Не может того быть, чтоб не тыкались они в первую свадебную ночь.

Наталка, откуда у тебя такое выражение?
От бабуси, не скрою, просвещает помаленьку.
Все же не верю я, что она не обабилась.
А почему не верю. Не такая она, Тюрякова, чтоб отступить от обычаев.

13.09.1969 Суббота.

Отвоевали меня сегодня, вернее вчера, чтобы ехать сегодня на субботник
в качестве фотокорреспондента.

Ой, измучились мы сегодня. Ездили на завод им. Лихачева. Таскали на
носилках кирпичики. Пыль, грязь, дым. Приехала пыльная, уставшая.
Нагрела водички и помылась у Нади в сарайчике. Почувствовала себя
вновь рожденным человеком.

Ездили девчонки с другого участка, я не знала никого, кроме Гали. Под
конец перезнакомились.  Девочки ничего, и пьют и курят феноменально,
особенно Галка, в затяжечку. Жаль, что я их не сфотографировала, когда
они курили. Защелкала всю пленку, ох, теперь проявлять, печатать,
стенд делать.

Но завтра я уже отосплюсь. Хорошо бы завтра мне снился сон, похожий
на сегодняшний. Как обычно, сумбурный сон, обрывки в памяти. Милый
Валерик (наш "конструктор") увозил меня куда-то. Немцы что ли нас ловили,
не помню. Помню, как он на руки меня взял. Проснулась, положила
будильник рядом и стала досматривать сон.

Но надо вставать, и я простилась с Валериком.
Одна приятность осталась. Со сном смешивается действительность.
Все, что было в Грузии, сон, очаровательный, жуткий сон. Интересно,
о чем он думал, когда верил в мою невинность и сомневался ли он в
невинности моей, когда целовал меня?   

Как тепло и хорошо на душе от этих воспоминаний.  Забываешь все
грустное, маленьким, тщеславным и ничтожным, просто безразличным
человеком становится для меня Тюрякова.

Валька Чебунина сказала мне: "Наташка, как хорошо, что ты не пошла к
Таньке на свадьбу. После того, как ты подошла к ней и извинилась, она сказала:
"Уж лучше бы совсем не приезжала, чем то приеду, то нет."
Хорошо, что не поехала."

И еще я никогда не забуду, как Сашка Андреев сказал однажды:
"Вот Татьяна Николаевна каждый день в новом, а эта (он указал
на меня) все в одном и том же ходит.

Тогда я сразу вспыхнула, настроения как не бывало.  Еще бы: парень оценивает
внешний вид девчонки. На следующий день я пришла в новом платье и стала по
возможности их менять, меняю и до сих пор, но Сашкины слова до сих пор не
вылезают из моей души.

Натали, ты почему начала с хорошего и кончила черти чем? Нет, не могу с
Тюряковой, она раздражает меня.

15.09.1969 Понедельник.

Первый день работали побригадно. Я сидела с Галей Акиновой, сводили
сплетни о Тюряковой. Все спрашивают, была ли я у Таньки на свадьбе и
очень удивляются, услышав отрицательный ответ.

Проторчала сегодня в больнице, справку взяла для занятий в бассейне.
Господи, начну с октября заниматься, разжирела совсем.

18.09.1969 Четверг.

Сегодня поняла, что совершенно не умею разделывать кабели.
Не получилось - и бросила, не стала дерзать.  Обычно я стараюсь сделать
то, что у меня не получается, но в данном случае отступила, не решилась
продолжить начатое. Я очень недовольна собой.

Еще я не знаю, глупость ли то, что я упрямо, как бык, молчу и не отвечаю
на вопрос, почему я не хочу сдавать Ленинский зачет. Наверное, сама не
знаю, почему, поэтому не отвечаю. Они пока не знают, что со мной делать,
ограничиться выговором или потаскать по комитетам.

В общем-то, что-то будет. Но мне как будто все равно, хотя бы из комсомола
меня исключили, не трогает.

В последнее время я много думаю о смерти и мирские дела мне кажутся
ненужными и нелепыми. Я очень боюсь быть одна, мне нельзя оставаться
одной, мне кажется, что я могу поймать в себе тот проклятый момент
решимости.

Я разговариваю  с кошкой, чтоб не разговаривать с призраком, который
приходит ко мне, когда я одна.

В тот вечер, когда со мной произошла истерика, я поняла, ощутила, вернее,
как жутко и ужасно терять разум. И теперь я боюсь, что повторный случай
уже не спасет меня.
Я стараюсь меньше быть одной, не разговаривать с собой  и больше бывать
на людях. Я ведь могу сойти с ума. Меня еще немного поднимают горести
девчонок.

Надюшка сегодня рассказывала, что ревела вчера весь вечер на сеновале,
потом они с с Риткой накурились. Причину не знаю, но на душе легче.

Снова я отвлекаюсь от событий.

На ехидство Тюряковой и Андреева, ее верного помощника,  отвечаю
полнейшим безразличием и не хочу о них больше писать.

19.09.1969 Пятница.

Сегодня Галя Акинова нам гадала по руке. Мне предсказала, что замуж я
выйду очень поздно, возможно, совсем не выйду. Я очень обидчивая по
натуре и норовистая по характеру. Буду я богатой. Поразительно все верно.

Интересно все же, время покажет, как сложится моя судьба. Я не разбираюсь
в линиях на руке, куда какая дорога ведет, я не знаю. А это лучше, не
отгадывать свою судьбу.

21.09.1969 Воскресенье.

Работать в субботу я отказалась, много дел ждало меня в выходные.
Вчера утром ездила с мамой в геодезический институт, потом техникум.
Узнали только, где находится, о подготовительных пока ничего неизвестно.

Промотавшись по Москве, очень устали. Приехали в 5-ом часу. Я еще успела
гладиолусы в ящики посадить, цветок комнатный посадить. Печатала
фотографии, хороших мало, бумаги не хватило немецкой, а на венгерской
получается темно.

Сегодня весь день возилась с цветами в саду, скоро в баньку идти, а пока
хотела бы немножко отметить в дневнике некоторые вещи.

Получила от Женьки Ухановой письмо. И сердце сразу заныло при
воспоминании о походе, о путешествии.

Женя пишет..., "Мне очень хочется увидеть всех наших. Были разные
люди и хорошие и похуже, но теперь кажется все было так здорово,
так соскучилась по всем...

Наташа, про загар и не говори. У меня его не особенно заметно. Эх, где
наше лето! Пока новостей у меня нет. Конечно, я никого из наших не видела.
Интересно, писал кто-нибудь Валерке - "Конструктору" или нет..."

28.09.1969 Воскресенье.

Подумать только - целую неделю не бралась за дневник. Все некогда.
Доставала всякие справки на подготовительные курсы и для спортивных
мероприятий, особенно с мед справками я промучилась, вспомнила свой
фельетон, который я однажды в порыве чувств написала. Наконец, взяла
абонемент в бассейн, со справкой и фотографией, абонемент в Лужники с Надей.

Уже было одно занятие, после которого болят все мышцы,  в основном, в паху,
голеностопе и животе. Но в тот день первого занятия я была так счастлива.
Ехала туда, коленки дрожали, ведь в волейбол я не умею играть. Но мы с Надей
в баскетбол к ребятам удрали. Вторую разминку с ними сделали и в баскетбольчик
поиграли отменно.

На мою долю приходится пять или семь голов, очков, вернее. Потные,
уставшие, мы помылись в душе и почувствовали себя сверхчеловеками.
В общем, так здорово, как больше никогда не будет за время пребывания там.
Ладно, чего гадать, посмотрим.

Коротенько о работе. Выжимают из нас последние соки. Заставляли меня
поработать в ночную смену - я отказалась. В это воскресенье тоже не согласилась
работать. Они обещали мне ничего не подписать, никаких поблажек не делать.

И я думаю, что мне делать, ведь в понедельник мне надо везти документы
на подготовительный, мне нужен хотя бы час. Разрешат ли они мне поработать
без обеда.

29.09.1969 Понедельник.

Отвезла документы в геодезический на подготовительные курсы. Вручили
целую кипу заданий, теперь в срок все это надо выполнить. На работе еле
отпустили, сказали, чтобы этого больше не повторялось.

Завтра или в среду подам заявление об уходе, пока ничего неизвестно о
моей будущей работе.

Тюрякова была сегодня со мной такая вежливая, доверчивая, благородная.
И даже рассказала мне кое о чем.

Еще когда она выходила замуж, обещала рассказать о свадебной
ночи, но я была уверена, что не расскажет, об этом нельзя говорить,
это испытается в жизни само собой.

Если бы я была в очень хороших отношениях с ней, я не сомневаюсь,
я узнала бы некоторые тайные вещи. В некоторых ее фразах раскрывается
смысл непонятной мне семейной жизни.

"...Вчера я посмотрела на него, он уже спал. Я дотронулась до его руки и
он почувствовал это прикосновение. "Коль, поцелуй меня", - попросила я.
Он поцеловал. "Еще поцелуй, я не могу уснуть." И я уже не прошу, а он
все целует и целует...

...Знаешь, Наташ, одеваюсь утром, накрываю ему голову одеялом.
Однажды переодевалась и распахнула халат. Он вошел в мою комнату.
Я запахнулась и сказала раздраженно: "Коль, выйди!"

А он не уходит. Подошел, обнял и начал целовать, а потом тихо говорит:
"Тань, не надо меня стесняться, ведь я муж тебе."
А я все никак не могу привыкнуть...
И сегодня такое бросила, что мне стало стыдно, и я поняла, почему выходят
замуж.

...Наташ, вчера он очень устал, сказал мне: "Тань, у меня нет силы совсем",
знаешь, он не прорвал мне пленку. Он сказал, что боится, мало ли что. Если
вдруг он не сможет сдержать себя... У меня что-то дела нет, должно прийти, по идее.

- Ты боишься? - шутя спросила я.
- Да, - полусерьезно ответила она и сказала то, о чем я написала.

Боже мой! Интимная близость, половые сношения. Как это естественно
и стыдно. Только и слышишь: "Девушке в твоем возрасте..."

Людка меня спросила как-то на досуге: "С кем ты сейчас кадришься?"
Я вскинула брови и, растерянно улыбнувшись, ответила: "Ни с кем".

Меня тянет к ребятам, но как только я наталкиваюсь на эти вещи,
называемые инстинктами, меня, словно по законам физики с той же
силой отталкивает от них. Может Тюрякова счастлива, но по ее пути
я не пойду.