de omnibus dubitandum 29. 162

ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ (1656-1658)

Глава 29.162.  СКОРЕЕ ЦЕЛЬ, ЧЕМ ДОСТИЖЕНИЕ…

    Якоб Рейтенфельс заметил, что «власть царя Московии настолько не ограничена законами и настолько произвольна, что справедливо можно полагать, что она равняется власти правителей древней Ассирии или Греции и современных турков, персов и татар» {Рейтенфельс Я. Сказание святейшему герцогу тосканскому... С. 100}.

    Начиная с 1645 года Московским государством правил царь Алексей Михайлович, отец царевны Софьи, который именовал себя «государь царь и великий князь, всея Великия, и Малыя, и Белыя Росии самодержец» {Пример царского титула см.: Дворцовые разряды. Т. III. СПб., 1852. С. 107. В объявлении о рождении Софьи говорилось: «родися Государю Царю и Великому Князю Алексею Михайловичу, всея Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержцу дщерь Государыня Царевна и Великая Княжна Софья Алексеевна». См. также: Szechtel M. The Title of the Muscovite Monarch up to the End of the Seventeenth Century // Canadian-American Slavic Studies. Vol. 13. 1979. P. 59-81}.

    Вопрос о точном значении титула «самодержец» в свое время вызвал у историков немало споров {Дискуссию на эту тему см.: Madariaga I. de. Autocracy and Sovereignty // Canadian-American Slavic Studies. Vol. 16. 1982. P. 369-397}, но, очевидно, справедливо будет признать, что он не имел точного конституционного значения и, в разные периоды истории в него вкладывали разное содержание.

    Сам термин восходит ко времени обретения Московией (Залесской Украины) независимости от монгольского (Ордынского – Л.С.) ига при князе Иване III в 1480 г. Он имеет византийские корни, которые нашли отражение в попытках Ивана Грозного (1533-1563) подчинить своей воле даже самых знатных своих подданных. Однако род Ивана IV пресекся со смертью его сына Федора (на самом деле внука Дмитрия Ивановича=Сигизмунда III Ваза, сына Ивана Ивановича, имевшего (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных дипломированных горе-историков кличку "Лжедмитрий" – Л.С.) в 1598 г. (1605 г. – Л.С.).

    После Смутного времени (1598—1612), когда борьбу за Московский трон вели бояре, самозванцы и иностранные правители, самодержавие было восстановлено. В 1613 г. царем стал Михаил Федорович Романов. Несмотря на свою молодость и относительно скромный статус своей семьи, он был избран на трон с самыми широкими полномочиями.

    В июле 1645 г. на престол взошел его сын Алексей Михайлович. Даже члены древнейших аристократических фамилий, включая тех, кто вел свое происхождение от киевских и литовских князей, обычно называли себя царскими «холопами» и за пределами царского двора не имели ни титулов, ни власти. Сын царя Михаила - Алексей Михайлович унаследовал престол в шестнадцатилетнем возрасте. На практике ему, как и всем правителям, приходилось искать поддержки у своих советников, особенно в начале своего царствования. Для него самодержавие было «скорее целью, чем достижением» {Dukes P. The Making of Russian Absolutism... P. 4}.

    До 1653 года Алексей Михайлович, как и его отец, часто созывал Земский собор с тем, чтобы услышать мнения разных слоев населения. Во время своего правления он советовался с членами Боярской Думы, которая насчитывала в разные периоды его царствования от 60 до 70 человек. Ее члены занимали самые высокие посты в армии и на гражданской службе и принадлежали по большей части к числу двадцати знатнейших аристократических семей.

    Как показала в своем исследовании Нэнси Кольман, в XIV и XV веках Московское правительство функционировало на основе «согласия и сотрудничества между государем и боярством», при котором на основе родственных отношений гарантировалось регулярное обновление Думы представителями боярства {Kollmann N. Shields. Kinship and Politics: The Making of the Muscovite Political System 1345-1547. Stanford, 1987}.

    Честь рода охранялась системой местничества, над которым государство не могло осуществлять прямого контроля. В разрядных записях за апрель 1657 года описан яркий пример того, как работала эта система.

    На пиру у государя князь С.П. Львов стал оспаривать место у И.Д. Милославского. «И Государь на князь Семена Львова кручинился: какие де тут места, и сказал ему, чтоб он был у стола, а бил челом бы опосле. И окольничей князь Семен Львов бил челом Государю на боярина Илью Даниловича о счете; и Государь велел князь Семена Львова думному дьяку Семену Заборовскому посадить силою за стол. И князь Семен у стола был» {Дополнения к III тому Дворцовых разрядов. СПб., 1854. С. 99}.

    Другими словами, князя Львова пришлось насильно усадить не на его место, несмотря на отчаянное сопротивление и крики в знак протеста против унижения его достоинства.

    Подобного рода проявления своеволия и непослушания едва ли могут служить доказательством того, что тирания, в которой «рабы» всегда знали свое место, функционировала достаточно гладко. Однако дни местничества и неистребимой боярской элиты были сочтены.

    Как отмечал Роберт Крами, к середине семнадцатого столетия в боярскую аристократию все чаще стали проникать представители выслужившейся бюрократии, и государь стал использовать свое право выдвигать на государственную службу наиболее достойных людей, не входивших в его ближайшее окружение.

    В некоторых отношениях политика назначений на государственные должности при Алексее Михайловиче предвосхищала введенный клоном лжеПетра [Исаакием (Фридрихом Петером Гогенцоллерном)] Табель о рангах {Crummey R.О. Aristocrats and Servitors: The Boyar Elite in Russia 1613-1689. Princeton, 1983. P. 29, 164}. Кроме того, с 1656 года действовал Приказ Тайных дел, который выполнял функции личной канцелярии царя и позволял ему при желании обходить официальные каналы приказных учреждений, число которых было больше пятидесяти.

    За пределами столицы власть государя опиралась, часто весьма условно, на воевод, которые осуществляли свои полномочия от имени царя, а в отдаленных местах — на военные гарнизоны. Всемогущее самодержавие, создававшее в стенах Кремля атмосферу благоговейного страха, на отдаленных рубежах огромной державы оказывалось бессильным.

    Казаки, инородцы, беглые крепостные и посадские люди устремлялись в Орду, на юг и юго-восток страны, в надежде укрыться от московского произвола. И все же в сознании этих людей представление о законности «государя всея Руси» имело глубокие корни.

    Царь Алексей Михайлович, так же как его предшественники и последователи, во время своего правления столкнулся с самозванцами, которые оспаривали его право на престол [одним из них был лжецаревич Алексей, выдававший себя за сына Алексея Михайловича, (фантазиями немецких фальсификаторов и их современных, дипломированных, верных последователей, продажных горе-историков – Л.С.) умершего в 1670 году], но существование самого самодержавия как института власти ни у кого не вызывало сомнения.

    Когда родилась Софья Алексеевна, ее отцу было всего двадцать пять лет. К этому времени он уже пережил одно крупное восстание в столице, выпустил новый свод законов и осуществил во главе своей армии успешные походы в пределы Литвы и Ливонии.

    Царь Алексей Михайлович вошел в историю как «тишайший» и «благочестивейший» государь. Однако такая оценка не вполне характеризует его личность. Канадский историк Филипп Лонгуорт изобразил Алексея Михайловича «управляющим» своего народа {Longworth P. Alexis, Tsar of All the Russias. London, 1984. P. 244. Это последняя и наиболее полная биография Алексея Михайловича. См. также популярную книгу: Fuhrmann J.T. Tsar Alexis, His Reign and His Russia. Gulf Breeze, 1981. О царском титуле см.: Cherniavsky M. Tsar and People: Studies in Russian Myths. New Haven and London, 1961}. Государь был «столь же практичным человеком, сколь и набожным» {Longworth P. Alexis, Tsar of All the Russias. P. 134}.

    Он был способен вникать в мелкие административные проблемы и обладал широким государственным мышлением правителя Московии, выступавшей защитницей истинного христианства. Алексей Михайлович воплощал в себе как традиционные, так и новые черты эпохи, смесь которых была столь характерна для Московии семнадцатого века. Он разрывался между двумя мирами, «между изоляционизмом и соблазнами Запада; между византийской исключительностью и страстным желанием быть на равных с европейскими монархами; между московским обскурантизмом и рациональным миром науки и техники» {Longworth P. Alexis, Tsar of All the Russias. P. 117}.

Рис. Присяга. Рисунок из путешествия в Московию

    Все эти противоречия были налицо в том окружении, в котором росла трехлетняя царевна Софья, и стали еще более очевидны (фантазиями немецких фальсификаторов и их современных, дипломированных, верных последователей, продажных горе-историков – Л.С.) во время ее правления. Во внутренней политике 1657 год выдался спокойным. В течение лета Алексей Михайлович мог несколько дней в неделю посвящать своему любимому занятию — соколиной охоте. Уже прошло девять лет с тех пор, как он пережил потрясение, вызванное восстаниями в Москве и других городах, когда народ протестовал против продажности чиновников и несправедливого налогообложения. Мелкие дворяне были недовольны условиями владения поместьями и крепостными, а купечество — возросшей иностранной конкуренцией.

    Волнения 1648-1650 гг. были настолько сильными, что многие историки склонны включать Московию в орбиту общего европейского «кризиса» того времени. Одним из ответов Алексея Михайловича на недовольство и неповиновение своих подданных стала публикация нового кодекса законов — Соборного Уложения 1649 года {Соборное Уложение 1649 года. Текст. Комментарии. Сост. А.Г. Маньков и др. Л., 1987}.

    Больше всего Уложение известно тем, что оно законодательно оформило в Московии крепостное право, установив неограниченный срок сыска беглых крестьян и возвращения их своим владельцам. Вместе с тем Уложение касалось не только крепостничества. Восемьсот статей этого свода законов затрагивают такие вопросы, как статус государя, обязанности посадских людей, принесение присяги на верность, поддержание законности и порядка, взимание таможенных пошлин. И это всего лишь несколько примеров. Может вызвать недоумение предисловие к Уложению, в котором сказано, что оно принято, «чтобы Московского государьства (Залесской Украины) всяких чинов людем от болшаго и до меншаго чину суд и росправа была во всяких делех всем ровна».

    Очевидно, в стране, где до 60-х гг. XIX в. профессии юриста не было как таковой, эти слова были всего лишь благим пожеланием. Такая формулировка отражала стремление царя Алексея Михайловича установить «добрый порядок», что выражалось также, в его борьбе за «духовное обновление» в первые годы царствования и, в покровительстве реформам патриарха Никона, который хотел (фантазиями немецких фальсификаторов и их современных, дипломированных, верных последователей, продажных горе-историков – Л.С.) привести практику церковных обрядов в соответствие с теми, которые были приняты в греческой церкви.

    Одной из главных задач Соборного Уложения было «превращение различных слоев Московского общества в замкнутые касты, которые выполняли взаимоисключающие функции» {Kochan L. and Abraham R. The Making of Modern Russia. London, 1983. P. 84}. Осуществление этой задачи было бы идеалом, но, как показывают неоднократные попытки Московского государства XVII века привнести единообразие и порядок в различные сферы общественной жизни, желаемое и действительное часто были далеки друг от друга. Как мы увидим в дальнейшем, переходы из одной социальной группы, или из одного поместья в другое, с тем чтобы, уклониться от своих обязанностей или получить привилегии, были обычным явлением в Московии до 80-х гг. XVII в.