Букет

     Было время, я был маленьким, всего несколько лет, должно быть семь или шесть, а может девять, не помню, кажется, семь. Знаю, что был маленьким и была у меня собака. Приставки у меня еще не было. Даже не было мяча. Велосипед был, но непригодный: не ездил. От эмигрировавшего двоюродного брата на память осталась – двухколесная память зеленого цвета. Не знаю, что еще было. Но собака у меня точно была, которую никогда не видел я и не обнимал. Честно говоря, я бы тоже посмеялся услышав такое: иметь собаку и никогда не видать, даже не обнять ни разу. Но говорю вам, был я маленьким и была у меня собака.
 
    Возможно вас заинтересовала моя история. Я могу рассказать ее.

    Как каждая эпоха, мое детство тоже имело своего историографа, романиста, сказочника. И это дело в нашем доме на себя взяла мама и разные истории рассказывала нам: печальные, веселые, порой таинственные. Годы спустя прочту я Гомера, Данте, Чехова и Чаренца и не могу сказать из них кто более гениальный: мама или эти четверо вместе взятые, но то, что миссия сеять и взращивать во мне любовь к этим четверим и ко всем остальным творцам человеческих истории дана была моей маме, в этом я уверен. Эту памятную историю из уст моей мамы и приправленную ее энтузиазмом, я сейчас расскажу вам, как и обещал выше.

     Не могу сказать, была осень или весна, пасмурным был день или солнечным, когда собака моего детства оказалась в одном деревенском доме, где жили моя мама, ее младшая сестра, три моих дяди и их мать – бабушка моя, заботливая и безмерно преданная своим детям женщина. Как и все мамы на свете. Наверняка все… У бабушки были две старшие сестры, Духик и Офик, которые также были замужем. Духик родила пятерых детей, Офик – шестерых. Какие времена были, эх, пять-шесть детей в семье. Как же интересно проходили их будни без компьютера, да еще и в деревне. И каким большим богатством они были для родителей, и чуточку - заботой. У бабушки была еще одна сестра - Алвард, намного моложе ее. Они от одного отца были и не были от одной матери. Но какое это имеет значение? Ведь сестра всегда сестрой остаться – милой и в один день покидающей отцовский очаг. И был еще старший брат, дядя моей матери, дядя Хажак. Человек голубоглазый и с любвеобильной душой. Это ему в голову пришла такая гениальная идея: «Возьму собаку сестре… место деревенское… сад и бахча… куры да гуси, надобно будет». Оказывается, обязанности единственного брата он с честью и безропотно исполнял. Вы думаете, шутка иметь шестнадцать племянниц и племянников и быть хорошим дядей?

    Неулыбчивым был дядя Хажак, но юмор был его вторым “Я” и юмор ему очень подходил: без лишней жестикуляции и лишь чуточку приятной артикуляцией. Ничего большего. Никакого обмана.

    Деревню он покинул еще молодым. Пошел искать счастье на городских бульварах, и, неизвестно, по воле Божьей или собственной обосновался в городе Эчмиадзин. Обзаводился… обвенчался… гнездился… и четверых детей подарил Советской Армении. Говорят, безумно любил своих детей, безумно. А можно ли иначе, когда дело доходит до этих озорных и чудных существ?! Он уехал из деревни, но деревня осталась в его душе. Сильно любил отчий край, интересовался сельчанами, скучал по детству и маминому блюду с маринованной капустой. Нередко посещал в деревню. Приезжал на своей бирюзовой славе - на ГАЗ 21 Волге, и в ней время от времени тысячу и одну пригодных вещей для своих сестер. Сказать, что для них он был как скала, еще ничего не сказать. Чересчур заботливый был он с сестрами и не только с сестрами. Вы бы видели, с каким умилением и восторгом годы спустя о нем вспоминали и рассказывали его племянники. Я был ребенком и был поражен, как сильно мама, тетя, мои дяди и их родичи любили своего дядю. Ни в какой стране мира ничего подобного я не видел, хотя ни разу не был ни в одной другой.

    Бывало, к нам в гости приходили мамина братья, и, когда зашелся разговор о таком явлении, как ДЯДЯ, они полушутя, полусерьезно хвастались, что их единственный, незаменимый дядя намного лучше моих троих. Не понимал я, они правы или нет, но сейчас знаю, чувствую, что они, как хорошие дяди, достойные наследники своего дяди Хажака. Я скучаю по ним четверым…

    Тяжелым и сладким было детство моей матери. Тяжелым, так как рано потеряла отца – деда моего, и сладким, ибо имела безопасную крышу, братьев и сестру, мать и такого дядю, как дядя Хажак. Сколько-сколько раз, в тесные, трудные минуты он не оставлял сестру и детей. И если на одну чашу весов поставить его материальную помощь, на другую - любовь и заботу, от весов ничего не останется, испаряться, исчезнут весы. Вы сейчас хотите, чтобы я объяснил - почему? А, откуда я знаю - почему... Порой прелесть жизни в том, что нельзя объяснить хоть что. И, может, не случайно что по какому-то высшему провидению наш дядя Хажак пошел и заложил очаг в том самом городе(1) , где еще много веков назад по видению Григория Просветителя, сошел Единородный, сам Назаретянин. Разве что любовь дяди моей матери и забота о родных могли быть уникальным образцом христианского послания. И пусть простят меня все святые Эчмиадзина, но дядя Хажак святой моих детских дней, помазан устами мамы, тети и трех дядей.

    Я уже говорил, что дарование улыбок занимала особое место в его жизни. Интересно то, что у него был такой заразительный юмор, о котором можно было только с юмором говорить. Еще кое-что: он имел юмор собственного произведения. Как-то раз, не зная, как выразить недовольство давно уже взрослому сыну по поводу курения, спрашивает. «Что ты куришь, сын?»… «Мальборо, отец»,- присуще себе спокойным тоном отвечает сын, и не полагая, что отец вот-вот сотворит шедевр каламбура. «Мааальборо, мальборо… ГАВНОБОРО кури, ГАВНОБОРО». Был еще случай – в этот раз у племянника интересуется.
   - Что ты без дел сидишь, дорогой?
   - Нечем заняться, кери(2)  джан…
   - Нечем заняться, встань и полы подмети,- без злого умысла юморит этот добродушный человек. Таков был наш дядя Хажак: прямолинейный, заботливый, может быть с изъянами, грехами, и всегда любимы нами.

    Принято считать, что люди радостные и полные жизни не испытывают недостатка в друзьях. Неизвестно, сколько было у дяди Хажака, но по рассказу мамы был один, который подарил ему собаку, да еще какую: настоящую - образованную, воспитанную, правда, уже не молодую, но какое это имеет значение? Главное, собака была собакой. Да, вы правильно услышали – образованную, воспитанную. Не-е-е-е, собака эта образование получила вовсе не в маленькой приходской школе какой-нибудь сельской общины, а в целом заведении, дарующем смех. Цирковой собакой была Букет. Да, да, вам не послышалось. В цирке собаке дали странную кличку “Букет” по непостижимым и иррациональным причинам для ума и дума простых смертных, подобно Книге Откровения Иоанна. Хоть и Букет еще не утратил гибкость тело и ясность ума, но все же партийное руководство цирка приняло решение отправить уважаемую собаку на почетную пенсию: за заботливое отношение, высокое преуспевание и смехотворного таланта, которые она проявляла перед коллективом, зрителем и человечеством в целом. Что поделаешь, так это коммунистический общественный строй: решения руководства не подлежали обсуждению, особенно пролетариатом. Искали заботливого человека и с адресатом не промахнулись: отдали дяде Хажаку. А он, в свою очередь, решил детство племянников, росших без отца, небольшим праздником приправить. Ведь и собака также, если не по мере рождения ребенка, то хоть чуточку радости может принести в семью, если, конечно, мы в силе принять это.
 
    Так было, что в один неописуемый (если хотите, дивный) день по доброй воле дяди моей матери, на бирюзовой Волге и по трассе Ереван-Севан Букет очутился, говоря языком детей дяди Хажака, в доме тети Беллы, имевшей репутацию благоразумной и добродетельной женщины во всей деревне. Не потому говорю, что моя бабушка. Можете сами попробовать: съездить к берегам озеро Севан, в село Дзорагюх и спросить кого пожелаете или кого угодно.

    Уже говорил, что в погодные условия того дня я не был посвящен, но что день был чудесным, это точно, если не для деревни, то хотя бы для детей той улицы, где детство мамы проходило. Словарный запас мой хромает, воображение мое заикается для описание их пытливости и порыва знакомится с этим ниже среднего роста, снежно-белым, мохнатым, из городов в деревню переехавшим интеллигентным чудом. Если Букет жил бы в Старом Свете, спокойно мог бы восьмым чудом считаться – настолько красив был, такой прелестный! Не краснощекие деревенские ребятишки разинули рты, а сам Букет. Бедное животное, он к тому времени видел аплодисменты и приветствия пестро одетых детей и взрослых, и не ощущал на себе необыкновенных, теплых взглядов деревенских детей, имевших привычное отношение к курам, коровам, овцам, уткам и ослам. В цирке он был принят как служитель, здесь был прием достойный короля. Неизвестно, из-за восторженных детских голосов или чистого деревенского воздуха Букет забыл про традиционную цирковую дисциплину и, от радости дрожа, пирамидальной мордой помахивал туда-сюда и обнюхивал ребятишек, не подозревая, что на свете есть смерть. Сейчас вы скажете, я не уделил достаточного и достойного внимания на описание этой чудотворной персоны – на Букета. Так, давайте представим: четыре симметричные, пухлые собачьи лапы, а на этих лапах как будто посадили пучок волос, на одном конце хвост пенистый, на другом ¬– голова с пропорционально торчащими треугольными ушами. И на этом сплошь белом, сотворенном Богом создании всего лишь обвод закрытого рта, вечно влажный нос и два круглых глаза были другого цвета – черного. А если не желаете тужиться с воображением, откройте, пожалуйста, ваши интернеты и посмотрите какую завидную осанку и беззаботный взгляд имеет ДРУГ ЧЕЛОВЕКА породы – Американский эскимосский шпиц.
 
    За торжественным приемом последовали недели тоски и ожидание для Букета. Хоть и короткое время прожил в доме дяди Хажака, но успел достойно оценить его заботу и даже привязаться к нему умом, душой и чуточку желудком: хорошо кормил его дядя мамы. Сложно было привыкнуть к новой среде, к нелегкой деревенской жизни. Ну сколько можно избегать дискомфорта? Ведь куда не шагни лапой, или навоз, или птичий помет, еще и аромат, аромат. В цирке он прогрессировал в правилах этикета и регрессировал в счастливой свободе деревенской жизни, столь блаженной для своих предков. Первые посещения дяди Хажака собака встречала непорочными, слюнявыми поцелуями и провожал скорбным лаем, совершив километровую эстафету за машиной. Затем постепенно взялся за ум и смирился с новой судьбой не потому, что у него не было выбора, а потому, что в новой семье его любили не меньше предыдущих, а может, и больше. Смирился и более того: стал полноправным членом семьи. Кроме красоты, тепла пухленького тело и великой верности маленького сердца, Букет имел еще высокий КПД(3): по утрам младших школьников – маму и ее младшего брата сопровождал в школу. А после уроков возле школы на задних лапах и гордой осанкой поджидал их. Иногда, во время повседневных работ становился безмолвным и смышленым собеседником матери семьи, подобно отзывчивому психологу, умеющему хранить тайны. Очень шальным оказался этот проказник. Один раз у одного соседа губку для мытья посуды своровал, другой раз овечью шкуру у другого соседа. Мало того, что стырил чужое имущество, так еще и бережно спрятал подальше от всех глаз. А однажды нашел на улице и принес домой советскую Пятерку(4), которой никакая инфляция мира не была страшна. Принес и положил на крыльцо, рядом с дверью. Не напрасно же столько лет учился у профессоров-эквилибристов цирка, должен был что-то учудить или нет? Часами бродил по широте и долготе деревни, но стоило маме или дядям выйти на крыльцо и окликнуть “Бук, Бук, Бук, Бук…”, как пуля маузера являлся Букет. Сначала подходил осторожными шагами, время от времени отводя застенчивый взгляд шаловливого ребенка. Но как только слышал слова “Букет, ХАРОШС(5)”, навострил уши и, виляя хвостом, бросался в объятия хозяина, обливая его поцелуями. И со стороны могло показаться, что кто-то из них из ссылки вернулся. Не забыть мне сказать, что Букет знал три языка: русский (из цирка), литературный армянский и диалект деревни - последний родной язык его жизни. Годы спустя, в мои детские дни много-много раз от дядей услышу одно это слово… от Букета на память оставшееся слово… тонны любви весящее слово – “ХАРРРОШС”…

     И после стольких хулиганств не было никого, кто посмел бы не любить его, кроме гигантских гампров(6), бродящих по земле под названием Калер и за одно охраняющих склады Советского Союза расположенные в том же Калере. Я с особым уважением отношусь к этой древнеармянской породе собак, но, неизвестно почему и неизвестно с каких пор, именно эти представители не только не имели элементарного уважения к этой крохотной собачке, но и зуб держали на Букета. Может, он выглядел элегантнее их, или, может, обладал более творческим умом, нежели требовалось бы для охраны каких-то складов? Сказал элегантнее и вспомнил: вы бы видели, как изящно шагал Букет. Такая походка в наши дни слегка может признание и много денег принести моделям, дефилирующим по миланским подиумам у всемирно известных кутюрье, только при условии, если они место четырех используют две конечности.
 
     Теперь вы скажете, среди столь положительных качеств и достоинств неужели у этой собаки не было хотя бы одной плохой черты характера или привычки? Было, почему не было. Но стоит ли детство и историю о нем поганить какими-нибудь мимолетными, мелкими пятнами?! И все же, не могу не говорить, что самая и единственная заслуга Букета в том, что он преданными узами привязался к хозяевам и на их любовь ответил такой же особой любовью. Это порой выражалась даже во сне мамы, тети или моих дядей: “Бук джан, Бук джан” сердечными словами, и, возможно, столь же душевными объятиями. Этот фрагмент сна не из маминого рассказа. Это я выдумал. Не знаю почему… не знаю как… но выдумал.

     Да, получается, Букет был красивой собакой. Красивой и порой со странным поведением. Ни на кого не был похож. Отличался от всех остальных: и от коров, и от овец, и от кур и даже от вчерашнего самого себя. Несмотря на непредсказуемые поступки и оригинальность, на хозяев был похож очень важной чертой: ненасытной любовью к семье. Без которой ни о чем счастье, без которой бессмысленна жизнь. Даже в народе есть такие слухи: собака уподобляется хозяину. И наивны, непроницательны те, кто принимает это только как физическое подобие. Собака доброту души хозяина берет, его заботу и верность, больше ничего.
   
     В тот злосчастный день была морозная зима в Дзорагюхе. Не как в наши дни.   В те времена индустриализация еще не достигла нынешнего размаха, и промышленные гиганты не заводили глобальное потепление такими темпами. Суровые и снежные зимы были в этих краях. Хотя атмосферные осадки хорошенько снегом насыпали с верху, покрыв деревню полуметровым белым пластом, все равно это не остановило Букета выйти на очередную прогулку. Кто тогда прислушивался к бедным синоптикам, чтобы Букет прислушался? Представляете, около сорокасантиметровую белую лохматую собаку на фоне полуметрового снежного слоя? Смешно, правда? Однако Букет был находчивым созданием и двигался по тропам, уже проложенным РАЗУМНЫМИ существами. Много ли он в тот день бродил или мало, известно лишь его доброму и белоснежному ангелу белее его. Знаю только, что из-за его отсутствия дома начали беспокоиться, и то ли озабоченное сердце хозяина, любящего свою собаку, подсказало, то ли тот самый добрый ангел Букета, что мой средний дядя вышел из дома кликнуть столь знакомый соседям клич “Бук, Бук, Бук, Бук…”.

    Не знаю, волей-неволей, до этого момента я избегал описаний деревни и ее панорамы, но сейчас обязан, не потому, что невозможно представить живых существ без матушки-природы, а потому, что мизансцена так требует, и собираюсь это сделать не в изысканном тургеневском стиле, а как получится.

    Так вот, Дзорагюх, что дословно означает «деревня в долине», расположена между двумя холмами и скорее напоминает истощенную гавань, чем долину. Посреди нее с гор протекает небольшая речка – Шор Арун, что на диалекте местных звучит так грубо, так неотесанно, и на мой слух - так приятно, так благозвучно. Ведь это же диалект детства моей матери.

    Первые жители, по всей видимости, строили дома вдоль реки. Затем постепенно более поздние переселенцы воздвигались выше по склону с обеих сторон долины, образовав так старый квартал деревни, который по-другому Верхний называют из-за возвышенной местности. Улочки в этом старом квартале неровные, кривые-косые, а дома и участки расположены безобразно и очень близко друг к другу. Но с балконов некоторых этих домов раскрывается прекрасный вид: горизонт пропитан такими мягкими и прелестными цветами и формами, словно стоишь в Лувре или музее Прадо перед картиной какого-то гениального импрессиониста. На первом плане деревня со своими каменными домами, на втором – поля, на третьем – прибрежный лес: густой, пышный, и, наконец, композицию замыкает крупнейшее озеро Кавказа – Севан: голубоглазое, пресноводное.

    С ростом населения и числа молодых семей деревня стала простираться, тянутся к озеру. Новые улицы уже были более ровными, пространными, а дома стояли подальше друг от друга. Именно там мой дед получил от колхоза жирный кусок земли и построил на нем одноэтажный дом: с счастливой крышей и ничем не похожий на виллу. Надел этот с фронтальной стороны отгорожен был от улицы бетонным забором высотой в полтора метра и длиной в шестьдесят, а по середине забора стояли большие железные ворота. За воротами, слева располагался домик с тониром(7), или ХЛЕБОДОМ, как называют в этих краях. Чуть левее от него – хлев, а справа, в некоторой глубине – сам дом. Всего двадцати-двадцати пяти шагов от ворот и перед вами расстилается приусадебный участок с плодородной землей и площадью 5000 м2. От соседских участков слева и справа его разделяла сетчатая металлическая ограда, а сзади – отгораживалась толстыми металлическими решетками. Как раз по ту сторону этих решеток и находились печально известные склады Калера, с не менее печально известными сторожевыми псами. Дом был спроектирован так, чтоб входная дверь выходила на участок. Именно в эту дверь мой средний дядя и вышел, позвать Букета, когда заметил огромных волкодавов, с заливистым лаем преследующих нашего белого мохнатого пушка. Пока он, быстро сообразив, бросился бы в сарай за вилами, на его крики выбежали мама и двое братьев. Каждый, хватаясь за что-то, ринулись на помощь собаке. Букет, который, пробивая снег, бежал к спасению, к дому своему, уже успел улизнуть от пастей волкодавов и вырвался из опасной зоны. Но, увидев спешащих на помощь хозяев, вдруг оборачивается и уже он сам мятежным лаям бежит навстречу бешеных псов. Что взбрело в голову бедной собачки, я затрудняюсь сказать. Ведь Букет был образованной личностью, думающей головой. Но в этот раз… наверняка…

    Переценивание собственных сил и внезапные решение кому доныне приносили пользу, чтобы Букету приносить?

    Прежде, чем он осознал бы степень опасности, три-четыре громадных волкодавов, запыхаясь, настигают и, бросаясь на него, начинают кромсать бедную собачку, своими кровожадными клыками каждый на себя оттягивая белоснежное и нежное тело Букета. Тяжело представить те горькие переживания мамы и ее братьев в эти секунды, когда рискуешь жизнью, дабы спасти какое-то беззащитное существо, и все твои усилия либо запоздали, либо напрасны. Пока они добежали, Букет уже лежал на белом снегу – окровавленный, с распоротым брюхом. И уже никакой душераздирающий крик, никакой скорбный плач не могли спасти умирающую собачку, на протяжении долгих лет в цирке и за его стенами дарившую смех, радости и улыбок сотням детишек. Букет тихо скулил… непонятно, от боли или от осознания скорого прощания.

    Суровая, холодная зима была в тот день в Дзорагюхе, которая не имела ничего общего с миром, людьми, волкодавами и вообще с яростью и злом.

    Вот и история моей собаки, которую несколько раз слышал от мамы. И она никогда не забывала с горем и слезами вспоминать, что если бы они не выбежали, не поспешили на помощь, возможно, Букет бы не повернулся, не рванул бы к собакам, а смог бы спастись. И каждый раз эта искренняя, простодушная исповедь распиливала мои детские нервы не потому, что на свете существует ведомая любовью наивность и неосторожность мамы и моих дядей, а потому, что в мире существует безжалостная ярость и злоба, готовая растерзать слабого, падшего, бедного и маленького.
 
    Не помню, сколько раз эту историю слышал от мамы: семь, может пять, а может девять. И даже не помню, когда слышал последний раз. Но знаю, уверен наверное, что в тот раз я твердо и бесспорно решил, пообещал себе, что писателям стану хотя бы ради одной этой истории. И когда вырос, мне было 29 с хвостиком, что-то странное произошло: мысленно с мамой я так разговорил “Если ты еще хоть раз расскажешь мне историю Букета, ма, я твое детство обессмерчу… отдам векам, ма…”.
 
    Собаку Букет я никогда не видел… и не обнимал, но она моя собака… собака моего детства… собака моего сердца, чья печальная и дивная история принесла в мою душу уникальную тоску… и тепло…

               
                ПРИМЕЧАНИЯ

 (1) Вагаршапат (с 1945 по 1995 год - Эчмиадзин) – центр Армянской Апостольской церкви. Здесь находиться резиденция армянского католикосата.
 (2) Кери – дядя, мамин брат.
 (3) Коэффициент полезного действия
 (4) Советская пятирублевая купюра
 (5) От слово ХОРОШИЙ. Буква С (притяжательный артикль в армянском языке) – показывает принадлежность говорящему. Армянская интерпретация ХАРОШС соответствует русскому МОЙ ХОРОШИЙ.
 (6) Гампр – армянская порода сторожевой собаки.
 (7) Тонратун – специальное помещение в армянском традиционном жилище для выпечки хлеба.