Женский батальон

               
     Совещание офицеров полка подходило к концу.   Командир полка, полковник  Груздев, как бы между прочим, добавил:
      – Да, к нам через 2-3 дня молодое пополнение поступит.
        Все насторожились. Какое пополнение, когда призыв уже полтора месяца назад  закончился?
      – С Украины, – продолжил  командир, –  48 молодых  девчат привезут. Приказано сформировать внештатное  учебное подразделение, так называемый женский батальон – ЖБ – и подготовить из них радисток, телеграфисток и телефонисток. Срок – 5 месяцев. Добровольцы командовать этим подразделением есть?
      Офицеры стали молча переглядываться между собой.
     – Добровольцев нет… – нарушил тишину командир. – Тогда я приму решение: лейтенант Любимов!
       Атлетический вид командира, с греческим профилем лица, манера категоричной интонации и немигающий взгляд глаза в глаза при общении, лишали подчинённых всякого сомнения в правильности принятых им решений.
     – Я! – отозвался вставший по стойке «Смирно» молодой офицер.
     – Считаю необходимым назначить на эту должность Вас! Молодой, энергичный, специалист 1 класса, перспективный офицер, спортсмен, да к тому же еще и холостой. Предоставляется возможность себя в самостоятельном деле показать, а заодно и хохлушку-молодушку в невесты подобрать. Что думаете по этому поводу, лейтенант?
    А что тут думать молодому лейтенанту, который в полку всего-то без году неделя. На то в полку и командир-голова, чтобы думать за всех.
     – Есть принять под командование женский батальон.
     – Вот и хорошо. Надеюсь, я не ошибся. Подробную инструкцию получите у начальника штаба. Два дня Вам на подготовку казармы и учебных классов. В помощь себе подберите лучшего сержанта из роты.
     – Товарищ  полковник, а старшину?
     – А зачем Вам старшина? Это же девчата, а не солдаты. Вот и будете для них и старшиной, и командиром, и отцом родным. Справитесь.
После совещания кто с ухмылкой, кто с сочувствием, поздравляли «озадаченного» лейтенанта с  «почётной»  должностью. Только один капитан-«переросток», которых в армии называют «неудавшимися карьеристами», дал совет:
    – Лейтенант, если хочешь дослужиться до старшего лейтенанта – ближе вытянутой руки этих  девок к себе не подпускай, не расслабляйся и спуску им не давай, иначе буйну голову  тебе оттяпают.
    –  Кто?
    –  А вот когда будут «секир башка» делать, тогда и узнаешь, – и,  увидев проходившего мимо замполита полка, отошел в сторону.
После окончания военного училища «С ОТЛИЧИЕМ», Павел Любимов был направлен для прохождения дальнейшей службы из Сибири в Закавказье. Такие качества, как: целеустремлённость, ответственность за порученное дело, требовательность к подчинённым – выделяли его среди молодых офицеров. Отличная физическая подготовка, справедливость в разрешении конфликтных ситуаций, лидерские качества – в мужской среде ценятся. Это помогло ему в короткий срок сплотить свой взвод и вывести в передовые. Сейчас предстояло применить эти качества в коллективе с иной психологией.
    Два дня подготовки казармы и учебной базы не прошли, а пролетели на одном дыхании, т.е. в 1-й день вдохнул, а на 2-й – выдохнул.
    На следующее утро с вокзала на трех крытых тентом грузовиках привезли писклявое пополнение. В этом их молодой командир убедился, когда оказавшиеся поблизости солдаты с огромным удовольствием помогали девчатам выгружаться из кузова. Истосковавшимися по женщинам за время службы руками, они подхватывали хрупкие, еще пахнувшие полузабытой гражданкой создания и осторожно ставили  на землю, стараясь под любыми предлогами растянуть этот процесс. Девчонки, в силу своих природных особенностей и кокетства, визжали от мужского внимания.
 "Если они и дальше так будут визжать, то какая же это служба?» - подумал их будущий командир.
     В конце концов, всех благополучно выставили на землю солдатскую. Лейтенант  построил  прибывших для проверки. Фланги двухшереножного строя развернул к середине. Получился компактный П-образный строй. Павел стоял в окружении полусотни налитых бурлящим соком жизни молодух. Они смотрели на него не как на командира, а привлекательного ровесника, на которого  у каждой из них только сегодня, вот только сейчас, равные шансы привлечь к себе внимание. Женское чутьё подсказывало, что уже завтра это равенство возможностей безвозвратно исчезнет. Каждая из них пришла в армию добровольно, но толчком к этой доброй воле, безусловно, был свой интерес. Какой именно? В этом Любимову ещё предстояло разобраться. Без знания подчинённых, их настроения, мотиваций поступков, невозможно строить позитивные отношения, управлять коллективом, добиваться выполнения поставленных задач. 
     Павел представился:
     – Я лейтенант Любимов, назначен к вам командиром.
     – А звать-то Вас как? – полюбопытствовала самая смазливая из них и кокетливо потупила ярко подведённые  глазёнки.
«Ну вот, началось, – шокированный её дерзостью, опешил лейтенант. Солдаты себе такого не позволяют. А тут, ишь, сразу, как звать. Скажи им, так завтра  Пашкой  звать начнут. Панибратство и все такое. Ну, нет, дудки!» – и в памяти всплыла рекомендация капитана про «дистанцию вытянутой руки».
    – Отставить разговоры в строю, – отрубил он. – Вы прибыли в армию, а в армии меня зовут по Уставу: «Товарищ лейтенант».
    Стоявший поодаль начальник вещевой службы полка, поперхнулся от смеха.
После переклички разместил прибывших в казарме и передал их начвещу для переодевания, но предварительно довел, что полученную военную форму нужно привести в порядок, подогнать по фигуре, и что утром будет строевой смотр.
   
    Занимаясь формой, девчата по-женски обсуждали  первые впечатления своего пребывания в армии.
    – Ну и командир нам достался, – будто сама себе посочувствовала  примостившаяся на  табурете Нина Невеличко. Фамилия словно подтверждала  ее малый рост и миниатюрные формы. – Молоденький, а такой сердитый. Неужели в армии все командиры такие?
    – Почему все? А помнишь, в военкомате, там добрые были… – высказалась  мечтательная Наташа.
    – Наташка, ну ты сравнила. Военкомат, это же тебе не армия.   
    – Это почему же? Там тоже были в форме, при погонах…
    – В форме, да не той. Помнишь, бледненькие какие-то, пузатенькие, рыхлые, слащавые. А здесь другое дело – подтянутые, загорелые, напористые. Вот и наш лейтенант орлом смотрится, а не бройлерным петухом, – встала на защиту командира категоричная Ольга.
    – Та нэ кажи, заполошеный какой-то, а може скажэный, – колоритно, на русско-украинском языке высказала свое мнение пышнотелая,  с румянцем на щеках Галя Пиддубняк.
    – Ой, девчата, а вы заметили как он покраснел, когда Валька спросила как его звать?
    – Да никакой он не бешеный, а просто растерялся перед нами, – авторитетно вставила Валентина. – Раз покраснел, значит не избалован еще женским вниманием. А вообще-то  он ничего…
    – Валь, ты уж не  забалуй, а то испортишь нашего лейтенанта.
    – А ты за меня не бойся. Это не только ваш, но и мой лейтенант. Я в армию по второму кругу пошла, так что знаю, что к чему.
    Среди прибывших она была самой старшей и в свои 26 лет претендовала на лидерство. Природа щедро одарила её женской красотой: точёный стан, большие карие глаза, ресницы опахалами, правильной формы полные губы, нахально выпирающая грудь и вдобавок, разрисованное, словно пасхальное яичко, лицо. Всё это прямой наводкой поражало сердца уважающих себя мужчин. А вот характером Создатель обошёл – вспыльчивая, неуживчивая, самовлюблённая. На первом заходе в армию, недолго в рядовых ходила –  вскоре стала «капитаншей». Однако семейный союз оказался непрочным. Головокружение от слепой влюблённости, вместе с медовым месяцем, у капитана прошло. Он понял, что лучше жить с мартышкой, чем с такой королевой красоты. Королева отпустила капитана без должного монаршего великодушия, а  вместе с партийным выговором за моральную неустойчивость.
Вернувшись на родину, через некоторое время она поняла, что на гражданке ей ловить нечего и  повторно завербовалась в армию. Там спрос на женщин другой; там она хозяйка положения; там она выбирает, а не её.
Лейтенант Любимов прибыл на подъём строго по распорядку дня: к 6 часам утра. Его женское войско ещё дружно посапывало во сне, кроме дневальной, которая при появлении командира шепотом представилась:
    – Дневальная Остапчук.
    – А почему шепотом?
    – Так, девчата спят.
    – Объявляйте, Остапчук, «Подъём».
    – Как?
    – А вот так, – и он во всю мощь своей командирской глотки прокричал, – Лежебокам из ЖэБэ, «Подъём!!!»
    Более чуткие, ошалело моргали  испуганными глазами, а те, что  нервами покрепче, нырнули с головой под одеяло.
    –  Подъём! Кому не понятно?
    – Товарищ лейтенант, так Вы выйдите из казармы. Мы же не можем перед Вами не по форме, так сказать, в неглиже…
    –  А-аа, ну да, – смутился лейтенант, опомнившись, что перед ним женщины, а не солдаты.
    –  Тогда я на 5 минут выйду, а вы вставайте.
    –  А если не встанем? Что будет? – полюбопытствовала Валентина Сорока.
    –  Тогда не обижайтесь на меня, – и вышел.
Когда вернулся, все уже были на ногах, кроме Валентины. Любимов подошёл к её кровати и в нерешительности остановился. Ситуация для него была нестандартной. С солдатами, там всё понятно, а тут как поступить?
     Валентина, улыбаясь, ждала его решения. И не только она. В казарме затихли и ждали развязки. Чтобы подстегнуть лейтенанта на дальнейшие действия или смутить его, она, захохотав, неожиданно откинула одеяло до пояса, обнажив налитую грудь.
    – Ты… на честь мундира… сиськами замахнулась… да я … да я… – заикался и не находил решения Любимов. – Да я тебя голяком на улицу вынесу!   
    – А я, может, всю ночь мечтала, чтобы мой лейтенант меня с утра на руках носил, – и колыхнула перед его глазами соблазнительной грудью.
Отступать Любимов не привык, а уж тем более, когда публично дал командирское слово. Его держать надо. Он сгрёб её вместе с одеялом и под  хохот зрителей понёс к выходу.
     В коридоре она обхватила руками его шею и взасос поцеловала в губы. Чтобы вырваться из этого запрещённого удушающего приёма, ему ничего не оставалось, как опустить её на пол и самому бежать на улицу. Уже на пороге его догнал вопрос Валентины:
    – Товарищ лейтенант, а как же я, то есть мы?
    – Через час построение на плацу, – выпалил он и исчез.
Любимов понял, что эту ситуацию Валентине проиграл вчистую и сделал для себя вывод: против женского коварства солдатская прямота бессильна.
Строевой смотр провёл скомкано, впопыхах. После своего фиаско не мог выдержать прямого взгляда подчинённых.  Где-то внутри его глодало ощущение публичного унижения.

    Сразу же после смотра, в учебном классе стал проводить отбор для формирования учебных групп по специальностям. Радистов отбирал по слуху и музыкальной памяти; телеграфистов – по умению работать на печатной машинке, знанию клавиатуры; телефонистов – по чистоте русской речи,  дикции, тембру голоса.
    Когда распределение по группам закончилось, приступили к самому сложному: процессу обучения. Сложнее всего подготовить радиста. Первое, что приходит в голову начинающего, когда он слушает азбуку Морзе на большой скорости – изучить это физически невозможно. Сплошной поток точек и тире парализует желание к обучению. И чтобы этого паралича не наступило, обучение начинают буквально на ощупь, на сверхмалой скорости, постепенно увеличивая её и усложняя процесс. По 8-10 часов в сутки в сознание обучаемых вдалбливалась Морзянка, пока рука автоматически, минуя «соображалку», уже сама записывала то, что слышали уши. И если человек не дрогнет, а в армии дрожать не дадут, ибо действует принцип: «Не умеешь – научим, не хочешь – заставим», то радистом он будет. Отсева почти не бывает.
    На втором этапе наращивания скорости Галя Пиддубняк дрогнула. Окончательно запутавшись в точках и тире, она сорвала с ушей головные телефоны:
    – Товарищ лейтенант, всэ! Бильше я нэ можу радисткою. Шось такэ пыскае у телефонах. Ни, нэ можу! Переведить мэнэ в телефонистки, – скороговоркой выпалила она.
    – Галю, ну какая из тебя телефонистка? Ведь генералов украинскому языку не учат. Кто же тебя по телефону поймёт?
    – Ни-и, нэ можу радисткою! – зашлась на своём простоватая, но с доброй душой Галя.
    – Галя, ты родом из села?
    – Да, из Валуёв я. Там моя бабушка Ганка живе. Бильш родичей в мэнэ нэма.
    – Галя, скажи, а корову сложно научиться доить?
    –Та шо Вы, товарищ лейтенант, цэ запросто. Вымя коровы водою помыв, соски поласкав, мац-мац-мац, шобы вона разохотылась тоби даты молоко, а потом тягай соби за ти соски. От и всэ. Цэ, товарищ лейтенант, запросто.
     – Ну вот, видишь, ты меня научила корову доить, а я только тебе одной большой секрет открою, как стать лучшей радисткой в полку, а может даже и во всей армии. Песни петь любишь?
     – Очень, товарищ лейтенант, но бильше украински писни.
     – Вот и хорошо. Ты не считай количество точек и тире в знаке, а пой про эти знаки. Например: ку-даа-тыы-поо-шлаа –  это цифра 1; я-на-гоо-ркуу-шлаа – это двойка; пе-тя-пе-ту-шок – это цифра 5.
     – Товарищ лейтенант, та я цэ запросто, – и облизнув уголки влажных губ, надела наушники, опустила голову и в муках познания потихоньку стала подпевать звучащей Морзянке.

     Во время занятий Любимов по одной приглашал девчат к себе за стол на собеседование– глаза в глаза, душа в душу. О подчинённых нужно знать всё. Девчата с удовольствием подсаживались к нему. Глядя со стороны на приватную беседу, казалось, что наконец-то не устояла его зачерствевшая от службы душа. На первых счастливиц весь класс поглядывал с завистью. Каждая с нетерпением ждала своей очереди.
      В разговоре Павел старался вызвать собеседниц на откровенность. Оказалось, что большинство из них привела в армию не романтика, а желание разрешить личные проблемы: нелюбимая работа; уехать, куда глаза глядят, в поисках интересной жизни; в семье отец горький пьяница и вечные скандалы… Но объединяло их, пожалуй, главное: выйти удачно замуж. Откровенно об этом не говорили, но мысли просачивались. Только одна из них выложила напрямую:«Дура проводит парня в армию и два года мучается – вернётся или нет? А умная сама идёт в армию. Здесь на женском безрыбье любой рак рыбой кажется. А у нас в селе молодых ребят нет, все разъехались. А на мужском безрыбье сама раком станешь. Вот и подалась в армию».
     Побеседовал со всеми, кроме Сороки. О таких людях, которые на виду, в первых рядах, всегда кажется, что известно почти всё. Но это только кажется.
 «Личность яркая, фигура колоритная, лидер по натуре, часть девчат за собой повела. Надо бы присмотреться к ней повнимательнее, да использовать её задатки в своей работе, а то утащит «зелёных» не в ту степь. А поговорю с ней чуть позже. Пусть осознает, кто здесь хозяин, – думал Любимов, –  а я ей поспособствую».
Но лидер командирской отсрочки не принял.
     В один из дней, когда Павел закончил занятия и все вышли из класса, на своём месте осталась Валентина Сорока. Она сидела уткнув голову с роскошными волосами в вытянутые руки.
     – Валя, что случилось?
В ответ услышал тихий жалобный женский плач.
     – Валя, тебя кто-то обидел?
     – Товарищ лейтенант, вот Вы со всеми поговорили, а со мной почему-то не стали?
Она подняла голову. Влажные от слёз глаза, как никогда лучились искренностью. Они словно спрашивали: «Как же так, во всём и всегда первая, а тут обойдена вниманием. Меня забыли, не замечают. Я никто». Самолюбие, с обидой пополам, перехватило горло.
     – Товарищ лейтенант, я действительно такая плохая? – всхлипывала Валентина.
     – Валюша, успокойся, ты самая-самая… да мужики мимо тебя равнодушно пройти не могут, под ноги не глядят, спотыкаются…
     – Да я не о них. Вы-то не спотыкаетесь…
Долго длился откровенный разговор, в котором Валентина приоткрыла свою душу. Павлу показалось, будто  нащупал в ней семя доброты, которое ещё не проросло. Очевидно, не было условий.
«Не родись красивой, а родись счастливой» – что верно, то верно.

     Уже прошло три месяца учёбы, когда полк подняли по тревоге и вывели на учения. По боевому расчёту девчата убыли каждая со своим подразделением.
Специалисты из них были ещё никудышные, но практика в реальных условиях боевого применения,  предполагалась хорошая.
     В составе экипажей девчата, в основном, использовались в роли «подносчиков патронов»,    т. е. «поднеси-подай», но когда нагрузка в боевой работе снижалась, их обучали работе на средствах связи.
     Условия работы и жизнеобеспечения на учениях были спартанские. В аппаратных и связь обеспечивали, и отдыхали в часы затишья прямо на полу. Кто оставался на дежурстве, старались не затоптать спящих. Девчонкам исключений не делали. Экипаж – одна семья. Вместо сказочного балдахина, парфюма и пеньюара
           Была шинелька над и под,
           Были «Шанель» немытых ног
           И "дух" от керзовых сапог.
Всё по Суворову: «Тяжело в учении – легко в бою». О людях особенно не заботились. Главное было выполнить поставленную задачу. А какой ценой? Это уже дело десятое. Очевидно, по этой причине и внесли в Устав: «Солдат обязан стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы».
Поэтому русский солдат такой смекалистый: то кашу из топора сварит; то из обрезка железной трубы реактивную печку для обогрева смастерит; горячий обед из сухпайка себе во время движения автомобиля приготовит на двигателе… Ещё большую смекалку проявляли чтобы посмеяться над новичками.
Когда Любимов вышел из аппаратной, на его глаза попалась Наташа Филипенко, которая ходила с ведром и веником вдоль проложенной над землёй 100-метровой антенной бегущей волны и делала непонятные манипуляции.
    – Филипенко, ты что делаешь?
    – Ефрейтор Свистунов приказал промести антенну от пыли и побрызгать её водой, тогда она будет лучше принимать радиоволны.
    – Хватит, Филиппенко. Передай Свистунову, что я твою работу проверил и принял, и что до конца учений ему будет слышно радиоволны очень даже хорошо. Я помогу!
Не прошло и получаса, как Любимова вызвал к себе комбат.
     – Лейтенант, ты чему своих девок учил?
     –  Работать на средствах связи.
     –  А я думаю, что дезинфекторов готовил.
     –  Не понимаю…
     –  А что тут понимать? Проверяющий, из штаба армии, даже с мылом руки отмыть не может. Выходил из штабной машины, держась за поручни, а они оказались соляркой измазаны. Твоя девица в это время уже у соседней машины поручни натирала. По-горячему поймали. Прямо диверсантка какая-то. Стали разбираться, оказалось, что один из раздолбаев-солдат, передал ей, якобы, распоряжение начальства, дезинфицировать испытанным армейским средством – соляркой – поручни у штабной машины, чтобы у командования в полевых условиях вспышки дизентерии не произошло. Так, ты продезинфицируй мозги инициатору-дезинфектору.
    –  Есть, прочистить мозги.

     К вечеру дверь аппаратной, в которой находился Любимов, отворила Валентина Сорока.
     – Товарищ лейтенант, меня прислал сержант Соловьёв, сказал, что ему нужно 100 граммов спирта для контакта.
     – Так я ему вчера на обслуживание техники связи спирт выдал.
     – Он сказал, что сегодня опять смочить контакт нужно.
     – Передай Соловьёву, что сегодня контакт у него будет всухую.

     За бортом стояла жара за 30 градусов, а в аппаратных было и того больше. Там складывалась температура от раскалённой металлической обшивки КУНГа и работающей аппаратуры. Вентиляторы гоняли горячий воздух по кругу и вместо ожидаемой прохлады получался знойный ветер пустыни, «Сирокко».
Любимов был дежурным по радиоцентру. Он сидел у открытого люка окна и заполнял оперативную документацию. Подняв голову, увидел, как из отдельной приёмной машины вышла с котелком Дарья Гапонова и направилась в сторону телеграфного центра.
«Интересно, за чем это она? Полевая кухня в другой стороне», – размышлял Любимов. Подождал, пока пойдёт обратно, и вышел ей наперерез.
     – Дарья, что несёшь в котелке?
     – «Коррекцию», товарищ лейтенант. Ребята готовятся передавать важную шифровку в Генеральный штаб. Сказали, что без «коррекции» шифровка не пройдёт. У нас «коррекция» закончилась, а на телеграфе ещё немного осталось. Телеграфисты проявили настоящее войсковое товарищество и поделились с нами. Причём, товарищ лейтенант, последнюю, из своего НЗ отдали, – подробно и радостно доложила Дарья. Она гордилась тем, что участвует в выполнении важного задания, а без «коррекции», которую она несёт, его не выполнить.   
    –  Эх, Дуня, Дуня, – тяжело вздохнул Любимов.
    – Я не Дуня.  Я Дарья.
    – По паспорту может быть и Дарья, а по технической подготовке – Дуня. Сколько раз я вам рассказывал, что коррекция, это электрические сигналы для регулировки канала связи. А ты что несёшь?
    – Не знаю. Сказали нести осторожно и по дороге не испортить. Больше такого нет, – растерянно ответила она.
     – Открывай.
Дарья сняла крышку и вынула из котелка тщательно завёрнутый в газету… стоптанный каблук от солдатского сапога.
    – Ах, обманщики! Ну, я им…
    –  Иди-иди, двоечница. Когда голова отдыхает – за неё ноги работают…– и в раздумье добавил, – А может быть они и правы, пока не истопчешь каблуки, важная шифровка в Генеральный штаб вряд ли дойдёт…
    Порой самые твёрдые знания приходят в голову через ноги.

     Павел повернулся и пошёл в сторону ущелья, туда, где выше по склону, над выступающим карнизом, вырывался из каменных недр небольшой ручеёк минеральной воды. Скользнув по вылизанному водой жёлобу, поток срывался по карнизу вниз и в свободном падении разлетался мелкими брызгами по склону.
Первым делом Павел припал губами к кристально-чистой прохладной струе. Слегка солоноватую    воду пил неспеша, мелкими глотками, утолял жажду – наслаждался. Затем снял китель и с удовольствием ополоснулся до пояса. Холодная водица хорошо освежила и взбодрила. Китель одел на мокрое тело – так дольше сохранялось ощущение прохлады.
Присел на каменную глыбу. Огляделся.Суровая красота Кавказских гор завораживала.

(КУНГ -  универсальная кабина для спецоборудования на подвижных объектах.)

     Взору с плато во всей красе выставилась в триколоре несравненная гора Алагёз. В переводе с тюркского – Серые глаза. У подножия – зелёная юбка виноградников, чуть выше – кустарник; посередине – пояс из серого камня, а на вершине – белая снежная шапка набекрень.
     Кристально чистый воздух был густо насыщен пряным ароматом трав, с какой-то своей, южной изюминкой, к которой человек со среднерусской равнины привыкает не сразу. На глубоком вдохе хотелось задержать дыхание, чтобы пропитаться, насытиться этим ароматом. Лишь только в сторонке от технических чудовищ, оставшись один на один, природа позволяла отошедшему от суеты человеку сполна ощутить и насладиться собой.
    Взревевший пускач двигателя подвижной электростанции оторвал его от свидания с природой. Пора было возвращаться на узел связи.
 
    После практики в полевых условиях, воспитанницы ЖБ стали больше уделять внимания своему испытанному оружию – внешности.
Подведённые глазки, подчёркнутые губки, маникюр, отутюженная форма, груди…, всё это стало выводить из равновесия даже самого неприступного – лейтенанта Любимова.
    Находиться в малиннике и не испробовать ягодки – это же наказание Господне. Но ещё больше ему хотелось стать старшим лейтенантом. Нарушить дистанцию «вытянутой руки» он не мог.
А тут ещё прибыл замполит полка, отвечать на вопросы об особенностях службы женщин в армии.
В самом конце беседы Валентина Сорока задала вопрос:
    – Товарищ майор, а пить спиртное нам разрешается?
Опешив от откровенного вопроса, сразу  даже не нашёлся что ответить.
    – Ну, вы … это… вроде, как по договору служите… это…
    – Так можно или нет?
    – М-можно, но только чуть-чуть, – заикался от принятого решения замполит.
    – Тогда вопросов больше нет.

     На вечерней поверке Валентина отсутствовала.
Любимов после переклички продолжал держать подчинённых в строю.
     – Товарищ лейтенант, мы ещё долго стоять будем? Спать хочется, – не выдержала одна из них.
     – Пока Сорока не придёт. Ведь мы не можем бросить на произвол судьбы своего товарища.
   А может, с ней что-нибудь случилось? Может,  ей помощь нужна?
     – В этом деле она и без нашей помощи обойдётся, – пробурчал кто-то из второй шеренги.
     – В каком? – не понял Любимов.
     – Товарищ лейтенант, а можно мы её поищем?
     – Троим разрешаю. Остальным стоять, – воспользовался приёмом воспитания через коллектив.
Минут через 15 из поиска шумно вернулась троица, вместе с неуверенно стоявшей на ногах Валентиной.
     – В чём дело? Ты что, пьяная? – еле сдерживал себя Любимов.
     – Н-никак нет. Мне замполит р-разрешил… н-немножко…
     – Ну, так ведь немножко!
     – А я н-немножко и выпила, но меня ук-качало. Товарищ лейтенант, а м-можно вопрос?      М-можно я Вас провожу домой?
     – Ещё чего! Таких провожатых мне только и не хватает.
     – Товарищ лейтенант, а я Вам нравлюсь?
     – Ага, сейчас особенно. Завтра на трезвую голову я про свою «любовь» к тебе всё выскажу, а сейчас всем «Отбой», – и вышел из казармы.

       Так и шли дни за днями. В конце концов пришёл тот долгожданный, когда квалификационная комиссия проверила специальную подготовку девчат за прошедшие пять месяцев. Испытание выдержали все. Приказом им была присвоена квалификация «Специалист 3 класса». Командир полка поздравил с успешным окончанием курса обучения.
    – Лейтенант Любимов, а теперь Вам предстоит пройти второй этап со своими воспитанницами: обкатать через дежурство на узле связи армии. Вы будете дежурным по узлу, а они пойдут стажёрами в составе боевых постов. Ваша задача: за 3 месяца подготовить из них настоящих связисток-профи.
    – Товарищ полковник, Вы про второй этап раньше ничего не говорили.
    – А теперь говорю. Справитесь с этой задачей, будем рассматривать Вас кандидатом для поступления в  военную академию связи на следующий год.
    – Есть приступить ко второму этапу, – без энтузиазма в голосе ответил Любимов.
Известием о втором этапе во главе со строгим лейтенантом были огорчены и девчонки. Он требовал от них дисциплины и порядка, а им хотелось другого.

     К дежурству девчата относились более добросовестно, чем солдаты. Днём, в часы наибольшей информационной нагрузки, они оказывали основной смене хорошую помощь. Ночью, когда нагрузка падала, знакомились с работой других боевых постов. Заходили на пост и к Любимову. Ночь длинная и разговоры были не только о службе.
     – Товарищ лейтенант, а почему Вы не женитесь? – поинтересовалась Люба Перетятько, добрейшей души человек. В своём кругу девчонки звали её «Мама Люба» за то, что она вставала ночью, проходила по казарме, поправляла у спящих подруг сбившиеся подушки, одеяла и только после этого ложилась спать.
Этот вопрос Любимову задавали уже не впервой. Ему надоело каждый раз придумывать дурацкие ответы  и он решил покончить с этим раз и навсегда.
     – Понимаешь, Люб, никому я такой не нужен.
     – Ну что Вы, товарищ лейтенант, да в Вас все наши девчата влюблены. Вы только намекните.
     – Люба, только тебе одной скажу, но ты – никому…
     –  Можете довериться.
     – Дело в том, что как мужчина я безобидный т.е. для женщин бесполезный. Говорят, что в детстве из коляски выпал и сильно ушибся, а может, от испуга что заклинило и до сих пор не расклинивается.
     – Бедолага, – со знанием дела покачала головой. –  А к врачам обращались?
     – Обращался. Говорят, случай уникальный. В медицинской практике такой не встречался.
     – А народными средствами? – и, понизив голос, заговорщицки продолжила. – У нас в селе был случай, когда мужик по пьянке в силосную яму свалился и у него тоже что-то заклинило. Так, жена целый месяц травами разными его отпаивала. Отпоила. Рассказывала, что после круче прежнего стал.
     – Так, у меня таких трав нет.
     – А я ей напишу, пусть вышлет.
     – Ну, разве что…,– и успокоился, в надежде, что отвязался от всех одним махом.
     Как и предполагал, «секрет» стал достоянием всего ЖБ. Теперь спрашивать перестали. Стали за спиной сочувствовать.
Не прошло и 3-х недель, как во время дежурства опять зашла Люба.
     – Вот, товарищ лейтенант, это Вам, – и выложила на стол свёрток.
     – Что?
     – Траву прислали для расклинивания.
     – И что делать? – обалдел  Любимов от её заботы и настойчивости, за которыми тянулось продолжение.
     – Там на бумаге всё расписано. Через месяц будете как молоденький огурчик.
     –  Так, я и так не старый.
     – А то! Не старый, но подвявший, а хрустящие огурцы больше нравятся, –  и многозначительно  подняла брови.
    Когда «Мама Люба» ушла,  Павел бросил пакет в урну.
Через месяц пришла узнать результат.
     – Ну, как, товарищ лейтенант, помогло?
     – Нет. Стимулятор другой нужен. Врачи правы. Безнадёжный случай.
  На этом интерес к кандидату пропал.

     Женская команда всё чаще «выкидывала коленца». Вначале откинулась в самоволку одна – сошло. За ней другая – тоже ничего. Замполит же сказал, что служат не «срочную», а по договору. Так и пошли вразнос. Дело-то молодое. А где любовь, там и ненависть. Они рядышком, рука об руку ходят.
 Полетели жалобы на имя командира. Тот «спустил собак» на Любимова. А как он мог удержать буйство девичьей молодости?  Любовный сок не подлежит долгому хранению…
      Всё чаще Любимова посещала мысль: «И за что судьба скорчила мне рожу и наградила этим ЖБ. Что я ей такого плохого сделал?». Но судьба молчала.
     Как-то он был в суточном наряде помощником дежурного по полку. Встретив    командира полка, не вытерпел:
    – Товарищ полковник, когда Вы меня от ЖБ освободите? Специалистов из них я подготовил. Квалификационная комиссия результаты моей работы оценила на «Хорошо». К самостоятельному дежурству на узле связи их допустили. Готов командовать подразделением отъявленных разгильдяев-солдат, только ЖБ заберите.
     – Лейтенант, неужели не понравилось с такими красавицами работать? Невесту себе подыскал?
     –  После них я теперь век холостым буду.                Командир будто не слышал его ответа.
     –  Вот, Валентина Сорока, например, хороша-а, чертовка…..
     – Хороша-то хороша, да чтобы ей на том свету провалиться на мосту…
     – Ладно, хватит бурчать, пойдём со мной, уборку территории посмотрим.
Обошли весь полк. Любимов  записывал в блокнот  замечания командира. На обратном  пути остановились перед входом в казарму ЖБ.
     Из-за угла к ступенькам крыльца нанесло ветром разного мусора. На ступеньках в одиночестве и грусти сидела Валя Сорока. Похоже, очередное разочарование  сломило её.
Хозяйственный командир не выдержал и, как полагается по статусу, дал совет:
    – Что же ты, Валя, впустую сидишь? Гляди, сколько мусора вокруг. Взяла бы лучше веник в руки да подмела.
    Та, не вставая, подняла на него безразличный взгляд, руки, ладошками вверх, и ровным тоном выдала:
    – Товарищ полковник, я за всю свою сознательную жизнь в эти белы руки ничего кроме хлеба и х…  не брала, а Вы хотите чтобы я веник взяла.
    Командира от неприкрытого хамства  аж передёрнуло. Будь солдат на её месте, уже на полную катушку на гауптвахту бы  загремел, а с ней что делать?
    – Тьфу,  зараза!
    Для него, как для воспитанного человека, такая реплика в адрес женщины была высшей мерой наказания.
     – Лейтенант, ты, наверное, прав: пора снимать с тебя этот «женский хомут» и раздать их в батальоны. Пусть ротные занимаются ими согласно штатному расписанию.

     Лейтенант Любимов выполнил поставленную перед ним задачу, с трудом устоял-таки от женских соблазнов и вскоре вернулся к своему взводу.
После «пытки» женским коллективом, с солдатами продолжил работу с особым желанием и усердием, будто соскучился по ним после долгой разлуки. Подчинённые, в свою очередь, уважая своего командира, ответили ему взаимностью. А старание, оно всегда вознаграждается – взвод стал лучшим не только в батальоне, но и в полку. Досрочно был представлен к очередному воинскому званию «Старший лейтенант».

    Однажды командир полка вызвал его к себе в кабинет.
    – Любимов, присматриваемся мы к твоей службе и, посоветовавшись с комбатом, решили, что созрел ты ротой командовать, правда, ещё нужно кое-чему подучиться. Добрый каравай из хорошей закваски получается.   Прежде чем доверить роту, хочу испытать тебя ещё в одном деле: проверить твои хозяйственные способности. Ведь рота, хозяйство немалое.
     – Для ведения ротного хозяйства есть старшина роты.
     – Ээ-э-э, сынок, старшина, это руки и ноги, а ротный – голова. Руками и ногами управлять нужно, вот тут-то голова толковая и потребуется. А чтобы её потренировать, я тебе одно несложное заданьице дам: в запасном районе сосредоточения нужно построить здание армейского передающего радиоцентра, небольшое, площадью  метров на 300 и антенное поле к нему. Правда, временем тебя не балую, в три месяца нужно уложиться, т.е. до Новогодних праздников…
      Не дождавшись окончания постановки задачи, Любимов непроизвольно нарушил воинский этикет:
    – Товарищ полковник, да я в жизни ничего не строил! – довольно резко вырвалось у него. – В военном училище меня учили связь обеспечивать, взрывать, разрушать, противника…
    – Не кипятись, лейтенант, в жизни мужчина должен уметь многое делать. Он не только самец и воин, но ещё и созидатель. Наверно слышал поговорку, что мужчина должен в жизни три основные задачи выполнить: посадить дерево, сотворить сына и дом построить.
     – Так, я уже не одно дерево посадил.
     – А сына?
     – Ещё нет.
     – Вот видишь, тогда будем считать, что для этого специальной тренировки не требуется, тут сама природа о тебе позаботилась, а  дом построить – здесь нужно поработать. Тут у тебя пробел. Итак, завтра в 9 ноль-ноль едем на рекогносцировку  местности.
      
        На следующий день, после развода личного состава на занятия, командир полка вместе с Любимовым  выехали в предполагаемый район строительства. После выезда за пределы населённого пункта, командирский УАЗик долго петлял по бездорожью и бараньим тропам, пока не остановился в распадке между двух безлесных, каменистых холмов. Вышли из машины, огляделись. Однообразная местность уютом не радовала. Местами торчали одинокие, обглоданные баранами кустики. Среди камней проглядывали пожухлые на солнцепёке, редкие  остатки того, что раньше называлось травой. Никаких признаков открытой воды. По заросшему бурьяном дну пролегавшего неподалёку оврага можно было предположить, что вода в нём бывает только ранней весной во время таяния снега в горах.
      – Этот лунный ландшафт ты должен превратить в оазис, – подвёл итог осмотру командир. – Вот тебе план здания и схема антенного поля, а это список на два десятка полковых штрафников-дембелей. Лучших аккордных строителей не найти. Им домой хочется без задержек уехать, а нам – здание в срок построить. Как видишь, интересы совпадают. Твоя главная задача – этих раздолбаев из колеи не выпустить. Справишься с ними – значит и роту в узде держать сможешь. Это тебе, своего рода, закалка на прочность.
     – А где стройматериалы брать?
     – Похоже, ты уже языком строителя заговорил, раз про материалы спрашиваешь, – и, порывшись в кармане кителя, протянул какие-то бумажки. – Вот тебе талоны на три машины кирпича и две машины цемента.
     – А остальное? – засомневался Любимов, что этого хватит на большое строительство.
     – Лейтенант, с материалами и дурак построит, а ты без них попробуй. Чем славен русский солдат? Правильно, смекалкой и выносливостью. Даю тебе в помощники прапорщика с бортовой машиной. Смекайте и выносите.
     – Тяготы и лишения, что ли? – с присущей ему прямотой предположил Любимов.
     – И это тоже, а что конкретно – жизнь подскажет, – закончил командир.
   Уже на следующий день Любимов и команда «ударников» прибыли на место строительства. Прежде чем ставить задачу, обратился к стоявшим в строю с «проникновенной» речью: «Итак, товарищи разгильдяи и нарушители воинской дисциплины, вам поставлена архиважная задача: построить здание передающего радиоцентра. Есть два варианта: первый – выполнить поставленную задачу и Новый год встретить дома, в жарких объятиях любимой девушки; второй – изображать усердный труд, как вы до сих пор изображали выполнение священного долга перед Родиной, за что снова окажетесь на гауптвахте и будете встречать Новый год на нарах. Кто за первый вариант – стоять на месте, кому по душе второй – два шага вперёд. – Строй зароптал, но с места не сдвинулся. – Делаю вывод, – подытожил Любимов, – разногласий у нас нет, цель определена, задача поставлена и будет выполнена в срок. Тогда для начала обустроим место для жилья».
В «полевых» условиях солдату привычно зарываться в землю. Решили вырыть землянку, тем более что рядом приглянулась подходящая яма. Углубили её, расширили, а сверху, за неимением наката из брёвен, натянули брезент. Установили  кровати в два яруса, а у входа пристроили печку-буржуйку. Получился вполне сносный полевой солдатский «отель» в один брезентовый накат.

     Рано утром бараны подняли их по «Тревоге». Проходившая мимо отара, отчего-то вдруг решила пройти по натянутому почти вровень с землёй брезенту. Естественно, он не выдержал бараньего веса умноженного на количество бараньих «мозгов» забравшихся на брезент и придавил спавших на верхнем ярусе.
Любимов первым выскочил из землянки, чтобы разобраться в происходящем. Пастух уже отгонял отару в сторону. Подоспевшие солдаты помогли ему стащить с провалившегося брезента баранов. На том и расстались.
Дальше всё пошло своим чередом: восстановление крыши, завтрак, постановка задачи на работу. Освобождённым от строительных работ был только Ибрагимов, назначенный поваром.
     Ближе к обеду, ветерок, дувший в сторону стройки, донёс запах жареного мяса.
     – Не понял? – закрутил головой Любимов. – Рядом шашлычная появилась?
     – Ибрагимов обед готовит, – подсказал кто-то.
     – А с каких это пор перловая каша шашлыком стал пахнуть? – не унимался он.
     – Товарищ старший лейтенант, так он же кавказец, а они большие мастера разные блюда готовить, порой даже из ничего.
На обеде все были приятно удивлены ожидавшим их ароматным  шашлыком. Любимов стал трясти повара: – Откуда?
     – Товарищ старши литинант, я сидесь ни причом. Ви ушли на работа, я стал убираца в казарма. Вижу, под кроват Николы Гопенко барашка тихо-тихо лежит. Эй, – говорю ему, – что здесь спишь, глюпый? Вставай, давай. А он не встаёт. Витащил его. Вай, какой странный барашка: сзади ноги есть, спереди ноги есть, а галава нет. Заместа морда сапог торчит. Сапог забрал, а он савсем дохли. Ээ-э, сам себе думаю, задохнулся наверна. Никола один раз в неделя, тока в бане ноги моет. От такой запах каждый умирает. Туда-сюда барашка шевелил – нет, савсем мортвий. Шашлик сделал. Хароший шашлик, сапогом не ваняет.
    Любимов оказался в состоянии некоей растерянности: как поступить, по сути дела с ворами, наказать виновных? Найти пастуха, вернуть ему барана шашлыком и извиниться? Но он тоже хорош – загнал стадо на землянку и обвалил крышу.
    – Товарищ старший лейтенант, что Вы расстраиваетесь? – пришёл на выручку сержант Крутов, бывший студент-недоучка, прошедший школу стройотрядов. – Нам  огромное здание нужно построить на голом энтузиазме, а это покруче какого-то барана будет.
    «Да, – про себя согласился Любимов, – пожалуй, для меня это очередной урок солдатской смекалки»,  – а вслух добавил: – Гопенко, отныне ноги будешь мыть три раза в день, перед каждым приёмом пищи, как руки, иначе твои сапоги превратятся в оружие массового поражения, а землянка станет нам братской могилой.
Под дружный хохот сослуживцев и солёные шутки в адрес лопуха-Николы, его сапога и оставшегося в тени истинного «героя» произошедшего, напряжённая ситуация была погашена.
    – А всё-таки, кто барану на голову сапог натянул?
    –Да он, товарищ старший лейтенант, наверно токсикоманом был...
    – Передозировка… ха-ха-ха!!!
 Дни шли за днями, строительство потихоньку продвигалось. Материалы собирали с миру по нитке: туф подвозили из соседнего карьера, где договорились с бригадиром помогать рабсилой, а он камешками делился. Песок сами копали. На металл разрезали две брошенные опоры высоковольтной ЛЭП. Деревом колхоз поделился в обмен на оказанную им помощь. Кое-что командир подбрасывал.

     Наступил декабрь. Лёг снег, похолодало. Из землянки перешли жить в дом.
 Долбить ямы под опоры антенн стало трудно. Пытались отогревать кострами, а в каменистом грунте били шурфы и малыми зарядами взрывали. В конце концов, опоры поставили.
Как-то не подвезли топливо из полка. Подошёл недоученный студент-сержант:
     – Товарищ старший лейтенант, Вы как-то говорили, что если тол без взрывателя поджечь, то он не взрывается, а горит, как уголь.
     – Горит, ну и что?
     – Взрывные работы у нас уже закончились, а взрывчатки ещё целый вещмешок остался, так, может, попробуем?
     – Что попробуем? – не врубался в подноготную вопроса Любимов.
     – Ужин на взрывчатке приготовить, – гнул своё сержант, – не везти же её обратно в полк. Кому охота мёрзлые консервы грызть? Всё равно командир обещал завтра нашу работу принять и отправить всех в полк.
     – Товарищ старший лейтенант, может, попробуем, – стали канючить стоявшие рядом.
     – Ладно, попробуем, – согласился он.
Вытащил брусок тола, отбил кусочек.
     – А ну, отошли на всякий случай подальше.
Зрители послушно отодвинулись. Подожжённый тол горел хорошо, хоть и коптил.
     – Так, эксперимент удался. Быстренько открывайте консервы и – на печку.
Вначале разжёг один брикет. Нормально. Добавил ещё один, потом ещё и ещё. Так всё содержимое вещмешка оказалось в печке. Ужин на взрывчатке удался.

Утром, как и обещал, приехал командир полка.
    – Любимов, – улыбаясь, обратился он к Павлу, – смену встречай, – и кивнул головой в сторону ухабистой дороги, по которой неспеша,  переваливаясь с боку на бок, катили две машины. – Монтажники везут аппаратуру. Её выгрузишь, бойцов на машины и в полк. Поработали славно, можно и домой отпускать. Кстати, и тебя тоже ждут, не дождутся…               
    – Это кто же так скучает, комендант из общежития?               
    – Девчата из ЖБ. В который раз уже спрашивают, когда вернёшься. Так что, не тяни.
    – Они мне родня, что ли? – с напускным безразличием буркнул Любимов, хотя в душе порадовался девчачьей заботе.
     – Ну, родня не родня, а ждут. Со строительством ты справился, поэтому я принял решение, что будешь радиороту принимать у Карапетяна. Довёл он её до ручки. Приказ на передачу дел и должности я отдам, а комбат представит тебя личному составу.
     После приёма «Буйной роты» (так звали её меж собой солдаты за буйный нрав и неуправляемость), происходившие в ней события стали гасить у Любимова всю радость жизни. Чтобы как-то поправить дела, приходилось, порой, круглосуточно торчать в расположении роты. Нужно было заниматься ремонтом техники, восстанавливать учебно-материальную базу, но самый больной вопрос – дисциплина. Привести сознание распущенного личного состава к тому, что нужно служить честно и добросовестно – несоизмеримо тяжелее, чем отремонтировать радиостанцию. С воспитанием дали маху и в детском садике, и в школе, и в семье. Поэтому приходилось уже не только перевоспитывать здоровых оболтусов, но и вправлять мозги через наряды «Вне очереди», гауптвахту.
Долго не мог понять, отчего после обслуживания техники в автопарке, некоторые солдаты стояли в строю с алкогольным душком. Никакие наказания не приводили к признанию. Помог случай.
     В тот день все свободные от дежурства и нарядов, участвовали в техническом обслуживании аппаратуры и автотранспорта. Были привлечены и девчата из ЖБ, как члены экипажей. Когда дело уже подходило к концу, Любимов заметил, как под неисправным Зил-157, согнувшись в три погибели Нинка-пустышка (кличка за несерьёзное поведение) сливала из радиатора антифриз. «Это что ещё за хренотень?» – подумал он про себя и, подойдя вплотную, нарочито вежливо спросил:
     – Сударыня, и как же это объяснить Ваши действия?
Нисколько не смутившись, она чётко ответила:
     – Ребята сказали, что машину будут отправлять в ремонт и нужно в лабораторию сдать на анализ охлаждающую жидкость, чтобы мотор не испортился.
     – Сударыня, да эта машина уже не помнит, когда ездила своим ходом, это во-первых, а во-вторых, зачем анализы канистрами сдавать? Ты,  когда свои анализы врачу несёшь, тоже канистру нацеживаешь?
     – Товарищ старший лейтенант, ну Вы прямо скажете такое. Я же не машина. Она большая, поэтому у неё и анализ большой.
     – Ну-ну, ты меня своей простотой и глубокими знаниями  автодела сразила наповал. Давай сюда канистру, я сам у тебя анализы приму.
     – Не утруждайте себя такими пустяками, я отнесу.
     – Давай-давай, – и взял у неё из рук канистру, намереваясь вылить содержимое обратно в радиатор. Когда же поднял канистру повыше, в ноздри ударил до боли знакомый запах. Он не поверил своему обонянию. Поставил канистру на бампер и хорошенько принюхался.
     – Не понял! Это, каким же образом в радиаторе оказалась бормотуха вместо охлаждающей жидкости? Даа-а, такую ноздреватую брагу могли делать только наши поселковые мужики, – удивлялся и негодовал одновременно Любимов. – А теперь, сударыня, выкладывай всё по порядку: кто послал, куда и кому должна отнести «анализы»?
     – Товарищ старший лейтенант, это действительно брага? – театрально спросила она. – А у нас в селе в трактора и машины воду заливают. И дядя Митяй в свой комбайн тоже воду наливал, сама видела. А у вас в армии, значит, бражку? Это, чтобы мотор веселей работал?
     – Значит так, перестань паясничать и строить из себя патриотку-подпольщицу, – рассердившись не на шутку, прервал её Любимов. – Похоже, что ты уже пробу «анализа» провела. Итак… – и он использовал весь комплекс разрешенного психологического воздействия, после чего Нинка выложила всё что знала.
Прокрутив всех, кто был засвечен в «бормотушной цепочке», он выяснил, что рационализатору из народа, прохвосту-москвичу Баранову, который был водителем, пришла гениальная мысль использовать систему охлаждения двигателя, как готовый самогонный аппарат. Для  этого приглядел давно стоявший на приколе, без редуктора «мармон» и промыл систему охлаждения водой. После этого, каждый раз засыпал в радиатор все необходимые для процесса брожения компоненты, запускал на короткое время двигатель, чтобы слегка подогреть воду и на неделю оставлял в покое. Через неделю, к следующему парковому дню, когда проводилось обслуживание техники, канистра бормотухи созревала. Оказалось, что и Валю Сороку, в день её первого прокола с выпивкой, угощал он.
«Кулибина» в очередной раз пришлось отправить под арест, а двигатель в капитальный ремонт.
     Баранов был личностью неординарной. Будучи водителем подвижной радиостанции, между прочим, освоил специальность радиомеханика. Мог отремонтировать радиостанцию. Среди сослуживцев слыл заводилой. Вместе с тем был первейшим нарушителем воинской дисциплины. Самоволки, пьянки – это его специализация, за что из нарядов не вылезал и на гарнизонной гауптвахте был завсегдатаем. Он и там «напрягал» всех своим поведением, за что начальник «губы» закрепил за ним персональную одиночку.
     Чем он Сороку взял – неизвестно. Внешности Ален Делона не имел, но на язык был востёр и за словом в карман не лез. Может, Валентину привлекло его столичное происхождение с пропиской? В этом смысле она была девицей практичной. Только завязалась между ними дружба – не разлей вода. Ради неё Баранов шёл на любой риск.
     Однажды ночью, дежурный по полку возвращался с проверки караула, охраняющего узел связи на котором, кстати, дежурили и девчата из ЖБ. Видит, по обочине дороги идёт солдат. «Да это же «полковая знаменитость» – Баранов, – узнал он его. – А ну, притормози, – распорядился водителю». Как только машина остановилась, тот резко оглянулся и шмыгнул в придорожные кусты. Дежурный выскочил из кабины и крикнул в темноту: – Баранов, возвращайся! Подвезу! – ночь безмолвствовала. – Ну, тогда встретимся в роте!
Осознав бесполезность погони в ночных зарослях, – закурил и, сделав несколько затяжек, кинул водителю: – Поехали.
Двигатель грузовика после нескольких неудачных пусков стартёра, наконец, завёлся и натужно урча потащил машину.

    В расположении полка дежурный отпустил машину в автопарк, а сам направился вначале в штаб, а затем в роту.
    – Дежурный по роте, где сейчас находится рядовой Баранов?
    – Спит, – коротко доложил тот.
     – Ну, конечно же, спит, – как бы согласился с ним капитан, а потом продолжил. – Да этот сукин сын сейчас в пяти километрах отсюда в кустах бродит.
    – Никак нет, спит, – настаивал на своём дежурный по роте.
    – Показывай его кровать.
Сержант провёл в расположение второго взвода: – Вот.
Укрытый одеялом до подбородка, со счастливым выражением на лице «дремал» Баранов.
«Не может быть, чтобы я обознался, –  засомневался дежурный по полку. – На дороге был он, – и сдёрнул с него одеяло».
    – Вставай!
Тот вскочил и, старательно щурясь от тусклой лампы дежурного освещения, выпалил:
     – Что случилось? Тревога?
     – Я тебе покажу, ёшкин кот, тревогу. Ты где был?
     – Спал, а что случилось?
     – Утром разберёмся, что случилось, а сейчас ложись, уже два часа ночи, – и пошёл на выход из казармы.
     «Неужели я его в кузове привёз? – удивлялся про себя капитан. – Вот же прохиндей».
Утром разбираться не пришлось – полк в полном составе по тревоге вывели  на учения.

    В район сосредоточения колонна полка втянулась до рассвета. Проверили прибытие техники и личного состава, доложили по команде и, получив распоряжение ждать приказа, стали готовиться к дальнейшим действиям.
Закавказская зима из нависших косматых туч проливалась жижей пополам из снега и дождя. Армейские вездеходы так взлохматили грунт, что он стал непроходимым. И только  легендарным солдатским «керзачам» всё было нипочём. Но и к ним, уже через несколько шагов налипало столько грязи, что они казались пудовыми гирями.
Любимов обошёл колонну своего подразделения, которая вытянулась вдоль карьера, где добывали щебёнку.
    – Командиры взводов и начальники экипажей, Ко мне! – скомандовал он.
Когда прибывшие построились, поставил задачу на подготовку к маршу. В конце добавил: –… и ещё, поскольку марш в район учений предстоит совершать из Армении в Грузию через перевал, где наверняка нас ждёт настоящая зима, обращаю особое внимание: с перевала по серпантину машины должны спускаться только на пониженной передаче; буксировочные концы на крюках бампера в полной готовности к применению; горные тормозные колодки под рукой. Скорее всего, на марш уйдём в ночь, поэтому за водителями в движении глаз да глаз. Не дай бог, кто заснёт – всему экипажу в пропасти хана. А чтобы ко сну не тянуло – каждому водителю выдать по полной шапке сухарей из НЗ. Пока у солдата челюсти будут в работе – он не заснёт.
     – Товарищ старший лейтенант, а у моего водителя такой аппетит, что он все сухари на первом же километре сожрёт. А дальше что с ним делать?
     – А дальше анекдоты ему рассказывай, все, что за всю свою жизнь слышал. Развлекай разговорами, как хочешь, если жить не надоело. И ещё, видите мелкий щебень? – и указал на огромные кучи на дне карьера. – Чтобы на каждой машине было по два ведра щебня – одно в кабине, под рукой, а другое в заднем отсеке КУНГа. На случай гололёда пригодится. И последнее, после подготовки машин к маршу – всем водителям «Отбой». Пусть выспятся, как следует, им предстоит тяжёлая работа. Вопросы?
Строй молчал. Всё было ясно и так.
     – Тогда по местам!

     Как и предполагали, за час до полуночи прошла команда «Сбор». Личному составу был доведён приказ на марш и указано место сбора в районе учений. И, наконец-то, как удар бича хлёстко прозвучала долгожданная команда: «По машинам! Заводи!». Ожидание утомило, хотелось действий. Без суеты заняли свои места. Уже через несколько минут головная машина покачнулась на первых колдобинах, словно кивнула головой остальным следовать за ней, и «потянула»  за собой рычащую «гидру». Марш начался!
     До предгорья дошли без задержек. Но на перекрёстке с единственной дорогой, что вела на перевал, ждало то, что на гражданке зовётся «пробкой». Артиллерийские тягачи в сцепке с орудиями, бронетранспортёры вперемежку со штабными машинами забирались по серпантину. Фары машин и БТР, чтобы не демаскировать колонну, были оборудованы светомаскирующими устройствами. Через узкие щели на дорогу падали синие лучи, которые слабо освещали путь не дальше десяти метров. Со стороны в темноте могло показаться, что по склону горы пробирается рычащий инопланетный монстр.
     Дождавшись разрыва в сплошном потоке техники, полковые регулировщики умудрились таки воткнуть туда свою колонну. Но то, что вначале показалось малой победой, впоследствии вылилось в большие неприятности.
     С каждым очередным витком серпантина вверх – температура воздуха опускалась вниз. Ветер усиливался. Гололёд на полотне дороги уже не крошился под колёсами многотонных машин, а лежал плотным зеркальным слоем. С приближением к седловине перевала продвижение замедлялось и давалось всё труднее. В конце концов, коварный гололёд лишил колёс всякого сцепления с дорогой. Ни полуспущенные шины, ни пониженная передача на редуктор, ни подсыпаемый гравий, который как из пращи вылетал из-под буксующих колёс – ничто не спасало от этого коварного катка. Задубевший на морозе мощный протектор вездеходов впустую елозил по стеклянной поверхности. Даже люди, выскакивавшие на дорогу, не могли устоять на ногах, падали. Стоило впереди идущей машине остановиться, как за ней останавливалась следующая, следующая и… Получалась цепная реакция. Без посторонней помощи уже ни одна машина тронуться с места не могла. Колонна стала  и потихоньку попятилась.
    – Берегись!
Любимов обернулся на выкрик. На новенькую радиостанцию большой мощности, которая поступила в роту буквально незадолго до учений, надвигался плавно скользящий многотонный артиллерийский тягач в сцепке с пушкой.
    – Разумовский! – крикнул оказавшемуся неподалёку старшине роты. – Отталкивай колесо пушки, а я с другой стороны!
    – Не осилим! Раздавит!
    – Толкай! Богадушумать… На счёт ТРИ отскакивай за бампер машины. Взяли! Ии-и…Ра-аз… Два-а… Трии-и!!! Прыгай!
    Огромное дуло пушки угрожающе проплыло мимо, унося беду дальше.
Стоявшей позади аппаратной связи повезло меньше. Дульный срез пушки упёрся в дюралевый борт КУНГа и вскрыл его как консервную банку, на треть. В это время тягач стал обгонять зацепившуюся пушку и сложился с ней пополам поперёк дороги.
Выглянувшая из-за туч луна кратковременно осветила печальную картину.

    Колонна стояла уже больше часа. Справа – скала, слева – обрыв, лишали всякой возможности манёвра. В условиях ведения боевых действий шансов уцелеть ни у людей, ни у техники не было бы никаких. Но, слава богу, это были учения, где заставляли думать, принимать решения и действовать по обстановке. Здесь за ошибки большой кровью расплачиваться не приходилось.
    – Товарищ старший лейтенант, – обратился к Любимову стоявший рядом старшина роты, – как Вы думаете, это какой же зуд нужно в одном месте иметь, чтобы гнать людей и технику по гололёду ночью на перевал? Так и до беды недолго.  Неужто нельзя днём или хотя бы перенести учения?
    – Старшина, на войне погоду не заказывают. А потом, если тебе легко и комфортно ехать, то и противнику легко тебя обнаружить и уничтожить. Кумекаешь? – и, прислушиваясь, повернул ухо в сторону головы колонны. – Какой-то шум поднялся. Может, пробку растаскивают?
    За поворотом движение не просматривалось, но рёв и лязг техники, отрывистые команды и частое обращение к общеизвестной в России «матери» – стали слышны всё отчётливее. Было похоже – колонна сдвинулась.
    – По гололёду главное не останавливаться, – давал последние наставления водителям Любимов. – На малой передаче, тихо-тихо, но двигаться непрерывно, дистанцию увеличить. Один из экипажа со щебёнкой идёт рядом с машиной, при пробуксовке подсыпает под колёса. Берегите жизнь. По машинам! С Богом, – уже не по-военному закончил он.
     Под натужный рёв двигателей и дружную мускульную помощь всех кто мог толкать : «Иии-эххх! Давай-давай, родимая-я, поехала-а!» – машины одна за другой тронулись. Колонна потихоньку покарабкалась вверх.

     До вершины перевала оказалось не так уж и далеко. В темноте и плотном снегопаде сориентироваться на местности было невозможно. О том, что добрались – не увидели, а почувствовали.
    Любимов внимательно вглядывался в полотно дороги и вдруг в одно мгновение потерял его из вида. Фары высветили лишь косую пелену снега, летящего из чёрной бездны. Передние колёса словно зависли в воздухе. Исчезли синие габариты впереди идущей машины. Вокруг пугающее пространство черной бездны. Под «ложечкой» что-то ёкнуло, а по затылку неведомый ему до сих пор энергетический посыл вздыбил волосы. «Всё!» – единственное, что успело проскочить в его голове за это мгновение.
    – Тормоз! – дико заорал он и со всей силы рванул на себя двумя руками «ручник», как последнюю надежду.
Машина ткнулась на передние колёса и остановилась. Одновременно с водителем открыли двери и вывалились из кабины в неизвестность…
Лёжа на земле  Любимов понял, что не всё потеряно.
    –  Позов, – окликнул водителя, – кажется доехали…
    – Так точно, товарищ старший лейтенант, похоже это шапка перевала. А вон, слева, габариты машин поехали вниз – спуск, значит.
    – Быстро в машину, не будем задерживать движение, – Любимов зачерпнул полные ладони снега и уткнулся в него лицом.
Усевшись за руль, водитель на пониженной, потихоньку пустил машину вниз.
    – Товарищ старший лейтенант, а Вы быстро сообразили…
    – Ты о чём?
    – Ну, это…, я про «ручник»…
    – Аа-а… Возможно…– после нервного всплеска Любимову хотелось помолчать.
Когда спустились пониже, снег прекратился, видимость немного улучшилась, но наледь держалась. Начало светать.
    – Впереди нас машина старшины идёт, я номер разглядел, – обрадовано сообщил водитель. – А перед ним, кажется, Баранов. Хорошо, что свои рядом.
    – Вот и езжай, только дистанцию держи.
Вдруг на повороте машину старшины юзом закосило и понесло к обрыву. Идущая впереди машина, ещё не вышедшая из виража, резко затормозила и приняла таран на себя. Выскочивший из неё водитель двумя горными колодками заблокировал скользящие по гололёду колёса. Обе машины остановились буквально у среза обрыва. Подбежавший Любимов первым делом высадил полусонных и ничего не понявших людей из будок аварийного транспорта.
    Осмотр машины показал, что на кардане срезало слабо затянутые болты и она стала неуправляемой.
Старшина подошёл к водителю подставившему свою машину под удар:
    – Баранов, ты нас, можно сказать, от верной гибели спас. Хоть и разгильдяй ты первейший, но теперь я твой должник. Полцарства не обещаю, но пять нарядов «Вне очереди» с тебя сниму.
    – Товарищ старшина, спасибо, конечно, за царский подарок, но по такому случаю могли бы и пощедрее быть, – ухмыльнулся тот.
    – Так и быть, до конца службы от всех нарядов освобождаю.
    – Эх, пораньше бы такое счастье, а то мне до дембеля 65 дней осталось. Но всё равно, на гражданке я за Вас стакан водки выпью.
     – Так, хватит признаний в любви, – вмешался ротный. – Машину ремонтировать надо.
     На буксирных растяжках подстраховали машины от сползания в пропасть. Кардан закрепили быстро и двинулись дальше.
    «Да-а, – рассуждал про себя Любимов, анализируя случившееся, – почему вот такое в жизни бывает? Попадёт в коллектив разгильдяй, сколько кровушки и нервов попортит, сколько проблем себе и другим сотворит, ну прямо таки гад последний, а окажется в критической ситуации – часто и на геройский поступок идёт. Отчего у человека так заложено? А если разобраться, что представляет собой этот самый разгильдяй?
     В первую очередь это человек самостоятельный, не боящийся взять на себя ответственность, инициативный, творческий, ибо все выходки – это плод его мыслей. Как правило, у него развиты лидерские качества, а у лидера обострённое чувство собственного достоинства. И если все эти качества остаются незамеченными, невостребованными, то своими действиями он доказывает начальству, что они не правы.
Вот и с Барановым получилось, что остался он не выделенным из общей массы, а такие люди оставаться «серыми» не могут. Получается, что это не он разгильдяй, а мы бестолковые…»

     Погружённый в собственные мысли, не заметил, как спустились с перевала. Километров через пять сделали малый привал, чтобы собрать колонну, оценить обстановку да «раны зализать».
Рота Любимова отделалась малыми потерями: три изогнутых в бараний рог бампера, выбитая при столкновении дверь КУНГа, да вспоротый пушкой борт. Была сохранена самая главная ценность – жизнь людей.
На привале девчата пристали к старшине с вопросом:
    – Товарищ прапорщик, мы ехали в той машине, от которой вы с командиром роты отталкивали пушку и через окно видели, как он Вам что-то сказал, а Вы замахали руками, потом он Вам ещё что-то сказал, после чего Вы бросились на пушку и чуть не перевернули её. Интересно, товарищ прапорщик, что он Вам такое сказал?
    – Ничего особенного… Всего лишь доходчиво уточнил задачу…
    – А как доходчиво?
    – На командирском языке.
    – А как это звучало? – улыбаясь, ждали откровения девчонки.
    – Ёёё-ё…кылымыныпырысыты!!! – протарабанил старшина. – Эх, милые! да после такой команды, вдохновения, обычно, столько прибавляется, что так и хочется какой-нибудь геройский поступок совершить.
    – И часто он к Вам на командирском языке обращается?
    – Редко, иначе я давно бы стал героем Советского Союза.

    Прибыв в район учений, приступили к развёртыванию узла связи.
 В поле первые сутки, как правило, проходят на нервах и криках, потом каждый начинает заниматься своим делом по наработанной схеме,  выполняя  поставленные задачи. Все неувязки решаются оперативно, по-деловому.
На третий день у Любимова появилась необходимость поехать на передающий радиоцентр – со сбоями работала радиорелейная линия дистанционного управления передатчиками. Центр действовал в автономном режиме, на удалении до пяти километров от основного узла связи. Возглавлял его лейтенант Задонский, призванный в армию на 2 года после окончания института. Имея диплом философа, в проблемы связи особенно не вникал и ждал своего «дембеля».
 Он встретил командира роты и отрапортовал:
    – На передающем центре без происшествий. Старший по центру – лейтенант Задонский.
По его помятому внешнему виду можно было предположить, что он только что сладко дремал.
    – Почему линия дистанционного управления передатчиками работает неустойчиво?
    – Не знаю, я в технике связи не очень разбираюсь.
    – Но ты уже целый год, как командиром радиовзвода служишь! За такое время медведя в цирке на мотоцикле учат ездить, – не смог сдержаться от раздражения Любимов.
    – Я уже учёный, кандидат философских наук, – спокойно отреагировал Задонский.
     – Понимаю, изучить радиостанцию непосильно учёному, пусть со связью разбираются ребята-недоучки из рабоче-крестьянской среды. Ну-ну… Вот что, философ, идём покажешь антенну радиорелейной привязки.
Они отошли  метров на 100 в сторону.
    – Вот, – показал лейтенант на криво стоявшую мачту опоры.
    – Задонский, а кто будет юстировать антенну по азимуту, она же направлена в другую сторону? Её нужно ориентировать туда, – и указал рукой направление. Но его рука так и повисла в воздухе: из-за ближайшей скалы вышли два дружка – Баранов и Нигмадзянов. Любимов был ошарашен.
Впереди  шёл Нигмадзянов,  без сапог и в блестящих восточных  тапочка с задранными вверх носами. Опираясь на магак,  (посох чабана) он нёс на плече катушку полевого телефонного кабеля. Согнувшись под тяжестью 20-литровой канистры, за ним тащился Баранов.
    – Эй, странники! Давай, ходи сюда! – скомандовал Любимов и в знак подтверждения махнул рукой.
Удручённые такой неожиданной встречей, они нехотя подошли к командиру роты.
    – Рассказывайте всё по порядку: где были, что делали, что в канистре несёте? – едва сдерживал своё негодование Любимов.
    – А что рассказывать? – пробубнил смышлёный, в отличие от своего дружка, Баранов. – К курдам за свежей водой ходили.
    – Так у нас же целая цистерна с водой стоит. А кабель зачем носили? Командующему армии с пастухами связь обеспечивали? А сапоги где потеряли? Может, их курды уже как трофейные носят?
Пойманные на нарушении  по-горячему, дружки молчали.
    – Ладно, Баранов, угощай свежей водой, – сделал обходный манёвр Любимов.
    – Да-а…, товарищ старший лейтенант, она не очень-то и свежей оказалась, но раз уж донесли, то хоть машину помою, не выливать же зазря.
    – Что, для командира роты воды жалко?
    – Да нет, не жалко, только кружки нет.
    – Тогда открывай, я из канистры попью.
    Тот нехотя открыл и сделал шаг в сторону. Любимов наклонился к горловине. В нос шибанул резкий запах чачи.
    – Действительно, не очень свежая  «вода». Ну, так что, Баранов, будешь рассказывать?
    – А нечего рассказывать, товарищ старший лейтенант, мы всё это вон за теми камнями нашли, – и указал на скалу, из-за которой вышли.
    – Понятно, везунчики. Ладно, иди Баранов в палатку. А ты, новоявленный  «курд» в сандалетах-вездеходах, останься.
Когда Баранов ушёл, Любимов навалился на менее изворотливого Нигмадзянова:
     – А тебе, сокол ясный, дурака валять возможности нет. На тебя у военного прокурора за прежние проделки целое дело лежит. Или честно во всём признаёшься, или в то дело добавляем материал за промотание военного имущества, тогда оно точно потянет на срок в дисбате. Если ты не законченный дурак, то тебе нет никакого смысла Баранова покрывать. Тем более, что это он тебя подбил на дело, – дал понять Нигмадзянову, что якобы становится на его сторону. – Тебя спасёт только чистосердечное признание. Итак, я слушаю.
    – Да что там покрывать, – быстро сообразил Нигмадзянов, – Баранов сказал, что у его девушки из ЖБ скоро день рождения и предложил сходить к курдам кабель на чачу поменять. Когда мы пришли, то курд сказал, что кабель ему не нужен, а сапоги возьмёт. Баранов снял сапоги, но они дырявыми оказались. Курд сказал – целые давай. Баранов уговорил меня свои сапоги отдать, чтобы не возвращаться впустую.
    – Это что же, курд за стоптанные кирзовые сапоги 20 литров чачи дал?
    – Нет, Баранов его обманул. Курд только на полканистры согласился и наливал из железного бидона, а Баранов прутиком в канистре мерил.  Когда прутик в канистру опускал, то второй конец в рукав прятал и показывал курду, что мало налил и добавить бы надо. Так он и налил нам почти полную канистру.
    – А тапочки откуда? Украли?
    – Нет, курд сам дал. Сказал, что босиком по камням домой не дойдём. Мы к себе пошли, а они овец в горы погнали.
    – Ладно, будем считать, что предо мной ты исповедался. А домой на дембель, если дослужишься до  него, в этих тапочках поедешь. Иди.
Он повернулся, чтобы уйти…
    – Стой! Выливай чачу на землю. Я что ли за тебя канистру на место относить буду?
Нигмадзянов вылил чачу, а Любимов бросил в лужу спичку. Та покрылась голубым свечением.
    – Погляди, – кивнул он молчавшему до сих пор Задонскому, – огненная вода. Добрую чачу курд сварил. Для себя старался, теперь в сапогах вместо тапочек ходит. А ты, Задонский, можешь проспать самые интересные события в своём взводе. Делай вывод, философ, – и пошёл в сторону ожидавшей его машины.

    По возвращении с учений в пункт постоянной дислокации,  командир полка провёл  разбор, после чего сделал объявление:
    – Итоговую проверку боевой и политической подготовки полка за период обучения будет проводить штаб армии. План проверки доведут за неделю до её начала. Проверке подлежит 100% личного состава. По итогам будет издан приказ и каждому воздастся по заслугам – от рядового до командира полка. Особенно обращаю внимание недавно назначенных на должность. Для вас это будет серьёзный экзамен, с выдачей «аттестата зрелости». Кстати, Любимов, ты у нас авансом зачислен кандидатом для поступления в академию, так вот, самое время подтвердить своё право, а то ведь можно его и потерять.
    – Разрешите, товарищ полковник? – встал со своего места Любимов. – Это право Вы мне предоставили по результатам работы с «женским батальоном».
    – Да сколько можно прикрываться этим батальоном и старыми заслугами? Мы живём в настоящем времени. Вот сдаст рота успешно проверку, тогда и будет достойный разговор, а для этого нужно показать специальную подготовку – как основную дисциплину – на оценку не ниже, чем на «Хорошо».
    – Товарищ полковник, в предыдущий период специальную подготовку роты оценили как неудовлетворительную.
    – Да, но сейчас роту представляет Любимов, а не Карапетян, и все результаты будут твоими. Как говаривали служивые в прежние времена – «Или грудь в крестах, или голова в кустах»…

    Проверка началась по плану. Роту Любимова проверяли по полной программе. Очевидно, командир полка захотел выжать из него всё, на что тот был способен, или, в случае неудачи, оставить в полку перспективного, работящего офицера.
По таким дисциплинам, как: огневая подготовка, техническая, защита от оружия массового поражения – личный состав роты продемонстрировал уверенные навыки, а вот по специальной – тут на «Ура!» не возьмёшь, тут до одури на средствах связи работать нужно. У радистов роты это было слабым местом. И тоскливо стало на душе у Любимова.
    От наметанного женского глаза воспитанниц из ЖБ не ускользнуло настроение их командира.
    – Товарищ старший лейтенант, что случилось? – полюбопытствовала «Мама Люба»
    – Да, ничего.
    – Как это ничего, а почему вид такой печальный? Рассказывайте, может помочь чем?
    – В принципе, помочь могли бы, да только вы на дежурство уезжаете. Рота сдаёт специальную подготовку и результаты не очень, а ваши хорошие оценки очень даже бы выручили.
    – Товарищ старший лейтенант, так что же Вы молчали? – всплеснула руками она. – Да это мы мигом. Сейчас девчат приведу. Когда сдаём?
    – Через час. А как с дежурством?
    – Попросим ребят  первого батальона чтобы на вторую смену остались. Пусть только попробуют отказаться! А Вы, товарищ старший лейтенант, для нас не чужой, поэтому не переживайте, выручим, – и побежала в расположение ЖБ.
Залетела в казарму и, набрав воздуха, с порога выпалила: – «Четвёртой роте – «Тревога!» Дежурству на узле связи – «Отбой!». Всем срочно ко мне!»
Собравшимся девчатам роты и любопытным поставила задачу:
    – Девчонки, нужно срочно спасать Любимова. Идём сдавать спецподготовку. Ты, Юлька, как фотомодель неотразимая, с Наташкой берёте на себя проверяющего майора. Что хотите с ним делайте, но чтобы в течение двух часов он никого не контролировал, и работать не мешал. А мы тремя парами отработаем задачу на радиостанциях. Через 15 минут нам нужно быть на радиополигоне.

    За полчаса  до начала работы девчата были на месте. Проверяющий сидел за столом с документацией очередной отработавшей пары и за что-то громко «модулировал» испытуемых. Два раскрасневшихся солдата, что стояли перед ним с масками противогазов в руках, молча переминались с ноги на ногу и периодически рукавами утирали пот с лица.
Юля коснулась локтём своей напарницы по заданию:
    – Натуля, ты погляди какой он возбуждённый…, – произнесла полушепотом, –  Да-а, непростая у нас с тобой задача… Юлька, фас! – ущипнула себя и от бедра сделала уверенный шаг в сторону майора.
    –  Товарищ майор, за что Вы их так? – белозубо улыбнулась Юля.
Тот осёкся на полуслове и уставился на стройную чернобровую дивчину, будто такую красавицу видел впервые в жизни. Он не мог оторваться от её глаз с лукавым прищуром. Две раскосые карие «сливы» под прекрасным изгибом бровей, парализовали его способность говорить и действовать. Эта сцена затянулась, поскольку стоявшие перед проверяющим солдаты проследили направление его взгляда и, конечно же, узнали сорвиголову Юльку-телефонистку, но по своей неопытности не могли понять сути происходящего.
    – Преступление совершили? Родину предали? – прервала паузу Юля.
    – Да, нет, – отходя, словно от нокдауна, уже совсем другим голосом ответил майор. – Отключили линию искусственных помех от радиоприёмника, что облегчило им выполнение задачи. А это есть нарушение. За это двойку надо ставить.
    – Вы правы, товарищ майор, так и надо растяпам. Такого пустякового дела не смогли красиво сделать. Это очень даже хорошо, что вас товарищ майор попутал, – уже обратилась к растерявшимся «преступникам», – а если бы вы  под радиопомехи врага попали и не передали боевой приказ в войска и всю армию, может даже, подвели, тогда бы что? А с другой стороны, товарищ майор, – и повернулась к внимательно слушавшему её проверяющему, – в сложной помеховой обстановке они проявили смекалку, а за неё нужно поощрять. Один думающий солдат стоит десятка дураков. Надо бы их простить, а уж мы с ними по-своему, по-женски, строго разберёмся.
Майор не совсем понимал этой женской строгости, но красавице отказать не посмел.
    – Ладно, уж так и быть.
    – Ну, вот и хорошо, – довольная собой согласилась Юля. – Если Вы не возражаете, товарищ майор, то мы с Вами посидим рядышком, а то мало ли что, а при нас они не посмеют схулиганить. У нас с этим делом строго, чуть что – сразу…
    – Товарищ майор, – вмешался в разговор подошедший Любимов, – разрешите представить следующую смену? – и взглянул в сторону последней надежды: на девчат. – Лучшие радисты роты, отличники боевого дежурства…
    – Ну-ну, посмотрим, на что способны «отличники», – ухмыльнулся майор.
    – Так, отличники, они и есть отличники и способны выполнять любые задачи только на «отлично», – заступилась за своих подруг Юля. – А потом, товарищ майор, они же прекрасные дамы, и не просто, а прекрасные дамы Вооружённых Сил! Так, неужели среди нас найдётся хоть один мужчина, который посмеет их обидеть? Я таких не вижу! А Вы, товарищ майор?
    Обезоруженному её прямым заявлением проверяющему ничего не оставалось делать, как взять пакеты с нагрузкой для отработки учебной задачи и вручить испытуемым:
    – Проверьте комплектность. Через 5 минут начало работы.
Со стороны показалось, что напряжённость с его лица спала и глаза повеселели. Юля подсела к нему рядышком и, как бы ненароком, опустила свою пухлую ладошку рядом с майорской, сжатой в кулак. С улыбкой заправской кокетки предложила отпустить в распоряжение командира роты «штрафников», всё еще ожидавших своей участи. На что майор, поколебавшись, согласился.
Женской интуицией Юля уловила своё влияние на майора и стала «натягивать вожжи на себя».
    – Натуля, слетай в офицерское кафе. Принеси проверяющему  вкусных бутербродов к чаю, а то про него все забыли, как будто он не человек, а я товарищу майору пока здесь помогу. – Хорошо, товарищ майор?
    Тот уже не сопротивлялся, а только молча сопел. Наташа ушла. Лукаво приподняв бровь, Юля заглянула ему в глаза и, как бы между прочим, представилась:
    – Меня зовут Юлей, а Вас, товарищ майор?
    – Николай, т.е. Николай Евстафьевич, – поправился он, будто вспомнил о своём статусе.
    – Красивое, но очень сложное для произношения отчество. Можно, пока мы одни, я Вас просто по имени буду звать?
    – Да, конечно, – смиренно согласился майор.
    Было похоже, что вечный инстинкт расслабил и снял с него недоступность. На милую собеседницу, которая хлопотливой пташкой продолжала чирикать рядом с ним, смотрел с нескрываемым любопытством. Она, как ясно солнышко, заняла собой всё пространство, и её присутственного тепла хотелось всё больше и больше. Она заслонила от майора то, для чего он здесь находился: проверяемых, нагрузку, радиопомехи, контроль за работой…  Ему хотелось только одного: просто быть рядом с ней.
    «Ежедневная служба от темна до темна, без выходных и праздников; противоборство характеров в общении с подчинёнными; пресс со стороны начальников – от всего этого о каких чувствах можно говорить, когда становишься цепным псом? Придёшь домой – там жена продолжает пилить бесконечными претензиями, слушать и слышать мужа не желающая. Когда парадная перспектива для неё на деле оказывается унылой кочевой жизнью; когда после длительных учений муж возвращается осунувшийся, с воспалёнными от недосыпания глазами и засыпает раньше, чем доберётся до подушки, не оказав должного внимания супруге; когда рано утром ему опять в строй… Не каждая способна принести себя в жертву Отечеству, как её муж. Часто уже это побуждает царевну-невесту, став женой профессионального военного, облекать себя в шкуру лягушки. Вот и летят уже стрелы  не в даль загоризонтную, а точно в цель, на поражение…»
   – А вот и Натуля наша возвращается с пирогами, – окликнула задумавшегося майора Юля.
   Одновременно с Наташей подошёл Любимов.
      – Товарищ майор, до конца работы радистов ещё целых полчаса, – бархатным голоском промурлыкала Юля, – если Вы не против, пусть командир роты пока проконтролирует их действия, а Вы в автосалоне пообедаете, – и, повернувшись к Любимову, многозначительно скосила глаза на пакеты с радиограммами. Тот без слов понял её намёк.
    Конец обеда и работы радистов почти совпал. Когда довольный проверяющий в сопровождении Юли вышел из салона, Любимов представил ему радистов отработавшей смены и проверенную документацию. Майор бегло просмотрел результаты и сделал вывод:
    – Ну, что я могу сказать, отличники, они и есть отличники. Поздравляю с успешной сдачей проверки по специальной подготовке.
Это оказалось как раз тем девчачьим довеском, чтобы общая подготовка роты была оценена на «Хорошо».
    Командир полка своё слово сдержал. На следующий год старший лейтенант Любимов был командирован в военную академию для сдачи вступительных экзаменов.

    Удобно расположившись в кресле самолёта, Павел расслабился и прикрыл глаза.
 Мысли вернули его к событиям трёх последних лет: «Прибытие после училища в полк; первые шаги командирской службы со взводом, который огромными усилиями он вначале довёл до отличного, а затем до взвода отличников, когда все солдаты взвода стали отличниками  боевой и политической подготовки; работа с ЖБ; командование ротой...»
    Мысли опять перескочили на ЖБ: «Непростое было дело. В военном училище готовили к работе с солдатами, а тут… Конечно же, смущался поначалу. Бывало, нужно поругать кого за очередные проделки, а она такими глазками на тебя посмотрит, что язык худого слова произнести не может. Сжалишься, девчонка всё-таки. Так они, шельмы, быстро раскусили и стали играть на командирском благородстве. Всё это было понятно. Внешне одна и другая стороны пыхтели друг на друга, но в душе зла не держали. Особенно дружба стала проявляться, когда меня перевели на роту солдат. Разными были девчата: и внешностью, и характером, и судьбой, и поступками. А вот ведь отсеялось всё худое, и из пластов памяти всплывают как добрые друзья...      
    Валентина Сорока в состоянии депрессии проявила очередной каприз, чем пополнила свой отрицательный баланс и была уволена из армии.
    Постепенно за ней потянулись другие неустойчивые по части дисциплины. Понемногу увольнялись выходившие замуж и уезжавшие с мужьями. Устойчивые наоборот, впряглись в нелёгкую армейскую службу. Невозможно было себе представить телефонный коммутатор без располагающего девичьего голоса. Порой, грозный военачальник приказывал соединить с тем или иным абонентом, чтобы сделать разнос. Поднаторевшие девчата знали, как ослабить такой гнев, чтобы и себя не подставить, и опального абонента выручить.
     А виртуозы-телеграфисты? Их ловкие, нежные женские пальчики так проворно бегали по клавиатуре, что даже автоматика телеграфного аппарата за ними не поспевала. Поэтому все телеграммы передавались корреспондентам без задержек.
     А радистка Нина Невеличко? Хоть внешне и была крохой птичкой, а как специалист – стала важной птахой. На первенстве военного округа, среди радистов заняла первое место и была включена в состав сборной команды округа. Успешно  выступала в соревнованиях на уровне  Вооружённых Сил.
     Пышка, Галя Пиддубняк, благодаря своей деревенской закваске и упорству, всё-таки стала
одной из лучших радисток в полку. А может любовь к пению и «пе-тя-пе-ту-шок» помог?
    Из прибывшей по набору полусотни,  осталось совсем немного,  зато самые надёжные. Этим можно было ставить задачи любой сложности и быть спокойным за их выполнение.  Качественная базовая подготовка на первом этапе дала свой результат…»

    – Товарищ старший лейтенант, прохладной водички из родника «Алагёз» желаете?
Любимов открыл глаза. Перед ним, с двумя фужерами газированного напитка на подносе, стояла  эталонная стюардесса… Валя Сорока!
    – Валентина?!  Не может быть… Ты словно богиня на седьмом небе! Свидание  за облаками...   Я  о таком не мечтал.
    – Павел, когда я поднималась по трапу на борт самолёта, то почувствовала, что у меня сегодня будет прекрасный рейс… – она вся  лучилась искренностью, как в тот раз:  глаза в глаза, душа в душу...
    За иллюминаторами в унисон гудели труженики-турбины, нёсшие лайнер по спланированному маршруту.