Новые приключения Мурзика

ГЛАВА I

Мурзик вышел из операционной, в хирургическом халате и белых медицинских перчатках. Перчатки - в крови, на халате тоже были свежие красно-бурые пятна. Он шёл, держа согнутые руки перед собой, направляясь в душевую комнату по длинному коридору, бледному от искусственного освещения.

Войдя в душевую и остановившись у самой чистой из четырёх раковин, он стянул с рук окровавленные перчатки и бросил их в мусорную корзину. Потом вымыл руки, ни разу не взглянув в мутное зеркало над раковиной. Поднёс руки к единственной действующей сушилке, но в этот раз не работала и она.

В душевую, разговаривая, вошли двое его коллег, ассистировавшие ему во время сегодняшней операции, - крупный мохнатый кот и молодой худощавый мыш.

- ...как будто его кто просил, на самом-то деле, - смеясь, басом говорил кот.

Мыш вежливо улыбался и старался выказывать интерес к разговору.

- Сушилка не работает, - сообщил Мурзик.

- Ёп твою мать! - выругался кот, но бодрости духа не утратил.

- Ну вот, опять... - промямлил мыш, стягивая перчатки.

- Вот, работай в таких собачьих условиях, - басил кот, занимая одну из двух душевых кабинок.

Мыш что-то, видимо, собирался сказать Мурзику, но тот уже вышел, оставив халат с беретом на вешалке.

Мурзик направлялся в буфет на первый этаж за чашечкой кофе. Когда он проходил мимо дежурной - жирной пожилой кошки, - она его окликнула:

- Мурзик Мурзикович, вам тут звонили...

Он оглянулся и посмотрел на неё.

- Минут сорок пять назад... Не представились... Я сказала, чтобы попробовали перезвонить через час.

- Спасибо, - сказал Мурзик и продолжил свой путь в буфет.

Там почти никого не было. Молодая свинка-буфетчица налила ему кофе без сахара, и, забрав стаканчик, он вышел из буфета. Проходя снова мимо дежурной, он сказал:

- Если сейчас позвонят, дайте мой номер. Я полчаса буду в своём кабинете, так что, может быть, он меня застанет.

- Ага... хорошо, - угодливо закивала дежурная.

Кабинет профессора Мурзика Котова был комнатой средних размеров с большим окном, у которого стоял письменный стол с рядом выдвижных ящиков, а рядом с ним - два одинаковых кресла. На столе не было ничего, кроме лампы, телефона и пустой хрустальной пепельницы. Одну стену занимали полки, занятые, преимущественно, однотипными толстыми папками, которые различались только надписями на белых вкладышах. Кабинет был почти идеально чистым, но совсем не уютным и не пользовался любовью хозяина, о чём свидетельствовало, например, отсутствие занавесок или хотя бы жалюзи на окне.

Войдя, Мурзик уселся за стол в удобное вращающееся кресло, поставил стаканчик с кофе рядом с телефоном, достал из верхнего ящика стола пачку дорогих сигарет и, откинувшись на спинку кресла, закурил. Глядя на едва заметные завитки пара, клубящиеся над стаканчиком, Мурзик думал о коте, которому только что удалил громадную злокачественную опухоль, - по всей вероятности, жить ему оставалось никак не больше года; и ещё - о неизвестном, звонившем ему во время операции. Этот неизвестный не знал номера его личного телефона и даже не представился дежурной... Мысли текли медленно, потому что ни судьба больного кота, ни личность звонившего не интересовали Мурзика.

Телефон зазвонил через семнадцать минут. когда профессор уже почти допил кофе и выкурил две сигареты.

- Котов, - сняв трубку, сказал Мурзик.

- Здравствуй, это я - Хрюк, - ответили на другом конце провода. - Как прошла операция?

Услышав голос свина, Мурзик внезапно ужасно обрадовался.

- Привет! - сказал он, улыбаясь. - Всё в порядке.

- Ну, хорошо... Я хотел спросить, где будешь встречать Новый год?

Мурзик рассмеялся:

- Не знаю... То есть я ещё даже не думал. А что?

- Я хотел, чтобы мы все собрались. Кто сможет, конечно. Можно собраться у меня... У меня же новая квартира, я тебе говорил? Такая же большая, как наша - в которой мы жили.

- Первый раз слышу... - сказал Мурзик и постарался собраться с мыслями. - Слушай, сейчас ведь ещё ноябрь... ещё больше месяца до Нового года.

- Я знаю. Просто хотел предупредить заранее, чтобы ты имел в виду. Если других планов вдруг не будет...

У Мурзика защемило сердце от жалости к Хрюку. Он вспомнил, каким он стал в последние годы - каким обрюзгшим и больным, обо всех преследующих его неприятностях, о никому не нужной его работе над переводом древнеослиной поэмы.

- Ладно, я тогда позвоню, - сказал Мурзик.

- Ага, запиши мой новый телефон...

Мурзик записал, введя его в электронную записную книжку, которая была одной из бесчисленных функций его несколько громоздких наручных часов.

- Мурзик, как у тебя дела? - спросил Хрюк.

- Всё в порядке. А у тебя?

- У меня - в беспорядке. Но жаловаться не на что. Почти закончил перевод.

- "Почти" значит, что осталось не больше пяти лет работы?

- Вот и нет. Самое большее - ещё год.

- Поздравляю... Послушай, а кому ты ещё звонил насчёт Нового года?

- Никому. Тебе - первому.

Так Мурзик убедился, что остаётся любимцем Хрюка.

- Вообще-то, - сказал он, - планов у меня нет. Да и не будет, наверно. Честно говоря, мне довольно безразлично, где встречать Новый год. Так что, если хочешь, я приеду.

- Замечательно! - обрадовался Хрюк. - Я тебе ещё позвоню попозже, чтобы уже точно договориться.

Он помолчал и спросил:

- Мурзик, ты их всех хочешь увидеть?

Мурзик хотел увидеть только Хрюка. Он слегка передёрнул плечами, но ответил вполне убедительно:

- Ну, конечно.

- Так я перезвоню ближе к Новому году, хорошо?

- Хорошо.

- До свиданья, котёнок.

- До свиданья, - сказал Мурзик и быстро положил трубку.

Он встал из-за стола и подошёл к окну. За стеклом было темно и холодно, шёл мелкий снег. Большая площадка перед зданием, покрытая серыми каменными плитами, была совершенно пуста, если не считать двух машин "скорой помощи" старой модели, стоявших у обочины. Чуть дальше проносились навстречу друг другу горящие фары автомобилей на шоссе, шум их был слышен в кабинете. Ещё дальше - высотные дома, большинство окон - до сих пор почему-то тёмные, может быть, в целях экономии электроэнергии.

Привычный вид из окна кабинета показался Мурзику наполненным тихой красотой. Но профессор вполне отдавал себе отчёт в том, что тихой красотой полон он сам, и наполнил его этой красотой разговор с Хрюковым, с которым он до этого последний раз разговаривал по телефону около полугода, а виделся - около двух лет назад.

Глядя в темноту, Мурзик улыбался. Хрюк не звонил полгода. А теперь он решает вдруг собрать их всех на своей огромной новой квартире встречать Новый год. И хотя ещё только двадцать третье ноября, он не медлит ни секунды, - звонит прямо в больницу, даже не зная личного Мурзикова номера.

Мурзик вспомнил, что уже согласился приехать, и почувствовал лёгкое раздражение. Не стоило так спешить. Теперь Хрюк может очень огорчиться, если он откажется от приглашения. А отказаться, видимо, придётся: не слыша больше Хрюкова голоса, мешавшего ему сосредоточиться, Мурзик отчётливо понимал, что ему совсем не улыбается ни с того - ни с сего тащиться на вечеринку с котами, мышами и прочей живностью из его детства. На что они сдались друг другу именно в этот Новый год?.. Кстати, почему, в самом деле, именно в Новый год? Неужели потому. что наступает новое тысячелетие? Мурзик прекрасно помнил, как все от мала до велика помешались на идее "миллениума" год назад, - всё, что можно и что нельзя, пытались приурочить к рубежу девяносто девятого - двухтысячного. Теперь-то все они знают, что третье тысячелетие начнётся только через месяц с небольшим, тем более, что в двухтысячном году они не наблюдали никаких перемен космического масштаба. И готовятся встречать это несчастное тысячелетие по второму заходу. Не может быть, чтобы Хрюк участвовал в этой массовке. С остальных, конечно, станется... Например, Серая Пика наверняка уже считает секунды.

Вспомнив Серую Пику, Мурзик подумал, что он совсем не прочь как-нибудь повидаться и с ней. И потом подумал, что ему, может быть, будет приятно увидеть и всех остальных. И почему бы не в Новый год? В конце концов, ему-то совершенно наплевать, где и с кем встречать новое тысячелетие. Да и никаких других планов у него действительно нет.

Кроме того, ему очень не хотелось огорчать Хрюка, с которым он и так почти не виделся в последние годы. Кто знает, увидится ли он с ним когда-нибудь ещё, если откажется от этого приглашения? Во время последних встреч и даже телефонных разговоров с Хрюком его преследовало ощущение, что на этом свине лежит печать смерти, как если бы он медленно умирал от неизлечимой болезни. При этом Мурзик понимал, что ощущение это вызвано, главным образом, ужасной переменой Хрюковой внешности, действительно следствием болезни, практически неизлечимой, но всё-таки не смертельной, и ещё его образом жизни в последние годы, тоже вполне достойным умирающего. Однако, от осознания причины неприятное чувство не исчезало.

…Мурзик отошёл от окна. Накинул дорогое чёрное пальто, висевшее на вешалке у двери, он вышел из кабинета и запер его на ключ. Стаканчик с остывшим кофе так и остался стоять рядом с телефоном на его рабочем столе.

По пути к выходу из больницы профессор три раза кивнул в ответ на приветствия младших сотрудников и пожал две протянутые ему руки, но, против обыкновения, не смотрел встречным в лицо и не улыбался. Заметив это, он отметил про себя, до какой степени его взволновал звонок Хрюка.

Недалеко от главного входа Мурзика дожидалась его серебристая иномарка, купленная за границей три года назад. Она коротко прогудела и подмигнула ему. Сев в машину, Мурзик включил магнитолу, в которую была вставлена кассета с музыкой Пошена, но сразу её выключил и повернул ключ зажигания. Выехав на шоссе, он влился в светящийся транспортный поток и не спеша двинулся вместе с ним.

Вскоре он попал в «пробку», которая задержала его минут на сорок. Всё это время Мурзик сквозь лобовое стекло наблюдал синюю отечественную «Кошати», за задним стеклом которого болтался большой плюшевый чебукотик. Мурзик в это время пытался вспоминать ребят, с которыми он рос в квартире Пика Пиковича, но его отвлекал чебукотик, и он так и не смог сосредоточиться на воспоминаниях.

Он жил далеко от центра, в престижном спальном районе, на восьмом этаже высотного дома. Во дворе двумя длинными унылыми рядами стояли гаражи, один из которых принадлежал ему. Заперев в нём машину, Мурзик пересёк тёмный двор и, набрав номер кода, вошёл в подъезд. В почтовом ящике он обнаружил три письма, два из которых, судя по обилию штампов и марок, пришли из-за границы, и толстую рекламную газету (её он выбросил в мусоропровод, пока ждал лифт). В лифте он осмотрел конверты и пришёл к мнению, что они не содержат ничего важного.

Отпирая входную дверь, он думал о новой огромной квартире Хрюкова, где предстояло встречать Новый год. Мурзик был уверен, что на самом деле квартира Хрюку не принадлежит, - откуда ей у него взяться? Скорее всего, его просто оставили сторожить эту квартиру какие-нибудь знакомые – поливать цветы, рыбок кормить или что-нибудь в этом роде. Да, наверно, ещё и платить за проживание заставили. Что у Хрюка могли быть знакомые, владеющие огромными квартирами, - это было вполне вероятно. Хрюк бы и сам мог быть в их числе…

Прихожая Мурзиковой квартиры была небольшой, зато там имелся просторный стенной шкаф. На стене висели две громадные тёмно-коричневые маски из дерева, привезённые из Африки. Ещё там стояла тумбочка на изогнутых ножках с большим зеркалом в золотистой оправе; на ней – расчёска, которой Мурзик иногда пользовался перед уходом, и недавно начатый флакон с туалетной водой. Туда же он кинул полученную сегодня почту.

Сняв пальто и сменив полуботинки на мягкие тапки, Мурзик прошёл в комнату. Комната была очень большой. Занавески были задёрнуты, в углах горели красные и зелёные огоньки – телевизор, стереосистема, телефон и монитор компьютера, - и от этого комната казалась ещё больше. Мурзик дёрнул шнурок выключателя, и хрустальная люстра ярко осветила всю обстановку и вернула комнате её реальный размер. Одну из стен занимали шкафы – современная гарнитура с нишами для широкоэкранного телевизора с видеомагнитофоном и плоского кнопочного телефона. Полку над телевизором занимал диковинный посудный набор – штук тридцать приборов, угадать назначение многих из которых способен был только посвящённый наблюдатель. Остальные полки были отведены под библиотеку. У противоположной стены стояли стереосистема и диван-кровать. На большом письменном столе у окна – компьютер с колонками, принтер и синяя настольная лампа, у стола – чёрное кожаное кресло, и ещё одно такое же – в стороне, напротив телевизора. Пол комнаты был покрыт пушистым ковром голубоватого оттенка с тёмными разводами. Всю свободную поверхность стен занимали различные сувениры из других стран, - несмотря на то, что большую их часть Мурзик оставил на старой квартире после развода с женой.

Подойдя к окну, он отдёрнул одну занавеску и стал смотреть на освещённые окна соседнего высотного дома. Там электроэнергию не экономили.

Мурзик размышлял, чем бы заняться, так как ужинать не хотелось. Оставалось только заняться работой, - он решил найти в интернете статью заокеанского онколога, о которой недавно слышал довольно противоречивые отзывы своих коллег.

Но сначала он вставил в компьютер диск «Все произведения Пошена» и включил его на малую громкость. Уселся за компьютер и вошёл в сеть. Фортепьянная музыка вернула его мысли к сегодняшнему телефонному разговору, и он случайно попал совсем не на ту страничку. Взору его предстала картинка в движении: человекоподобная кошка с толстыми губами занималась оральным сексом одновременно с двумя человекоподобными мышами, причём на экране большую часть времени была видна только голова кошки и мышиные члены. Голова поворачивалась и брала в рот то один, то другой член с чёткостью и размеренностью машины. Мурзик подумал, что вряд ли это видео пользуется большой популярностью, и что, интересно, сказал бы на это Хрюк. Хотя ничего особенного он бы, наверно, и не сказал… Вот Рыжик – другое дело, этот, наверно, не удержался бы от какого-нибудь едкого замечания. Мурзик ясно представил себе, как губы Рыжика непринуждённо складываются в ироническую усмешку.

Выбравшись из полулегальных закоулков интернета, Мурзик, после минутного раздумья, решил зайти на сайт профессора Мурзика Котова. Дело в том, что, представив себе реакцию Хрюка на только что увиденную похабщину, он заинтересовался, какое бы впечатление произвела на него собственная интернет-страничка: в конце концов, больше ни у кого из всей их компании, насколько он знал, интернет-страницы не было. И хотя этот его сайт появился около трёх лет назад, но он так и не рассказал о нём никому из ребят. Сначала он хотел похвастаться, но потом это стало ему как-то безразлично. Тем более, что страничка давно перестала увеличиваться в объёме и давно уже не обновлялась.

Сайт профессора Котова состоял, в основном, из описания его трудов, посвящённых разработке препарата против лейкемии, за который он два с половиной года назад чуть было не получил самую престижную в мире Международную медицинскую премию, и критических статей ведущих онкологов по этой теме. Мурзик не заглядывал сюда уже несколько месяцев. Когда сайт только создавался, многим казалось, что Котов в свои неполные двадцать пять вот-вот станет самым знаменитым медиком современности. Однако, этого не произошло до сих пор.

…Ему очень быстро надоело смотреть работы, которые он знал наизусть. Зачем он только залез туда? Ему уже было абсолютно безразлично, как ко всему этому отнёсся бы Хрюк или кто-либо другой. Да Хрюк ничего и не смыслит в его работе – уткнулся в свою доисторическую летопись и знать не знает ни о каких лейкемиях и вообще о современном естествознании.

Мурзик закрыл наскучивший сайт, выключил музыку и, полностью сосредоточившись на работе, за десять минут отыскал нужную ему статью. Содержавшаяся в ней информация действительно оказалась весьма интересной, так что вскоре он полностью ушёл в чтение, и в этот вечер его мысли ни разу больше не вернулись к Хрюку и другим ребятам из старой квартиры.

ГЛАВА II

Спустя два дня Мурзик заболел гриппом и всю последнюю неделю осени не выходил из дома. Это была его первая болезнь за два года. И Мурзик воспользовался ей для отдыха. Он решил, что всю эту неделю будет только слушать музыку и смотреть телевизор. Но уже через день, когда температура опустилась до тридцати семи и пяти, оба этих занятия надоели. Так что к концу недели он чувствовал себя более уставшим, чем до болезни. Мурзик с нетерпением ждал второе декабря – день выхода на работу, и накануне вечером впервые за всю неделю лёг спать в хорошем настроении. Будильник он не заводил, потому что выезжать из дома нужно было в двенадцать – в час…

Открыв глаза, Мурзик увидел, что вся комната залита солнечным светом. Небо за окном было белым и сияло, как нимб над головой святого. Поэтому сначала Мурзику казалось, что сон продолжается, и не хотелось поскорее закрыть глаза, чтобы вернуться на залитую солнцем набережную, где он только что прогуливался вместе с Хрюком.

Весь сон и был прогулкой с Хрюком по набережной Котины. Они уже давно гуляли там, когда сон начался, а когда он закончился, прогулка всё ещё продолжалась. Место для неё они выбрали на редкость удачное, - такого красивого пейзажа Мурзик давным-давно не видел не только во сне, но и в реальности. Серая вода мягко поблёскивала на солнце и вкусно пахла водорослями. Противоположный берег реки был пологим, поросшим густой травой и почему-то имел вполне сельский вид – с маленькими церковками, одноэтажными деревянными домиками… По Котине, как положено, плыли баржи и прогулочные теплоходы. Чудно, но и с другой стороны набережной, по которой они шли с Хрюком, вместо шоссе, стоял довольно густой еловый лес.

Впрочем, дело тут, скорее всего, было не в красотах необычного для города пейзажа, а в разговоре Мурзика и Хрюка.  Это их беседа и была такой солнечной, что освещала всё вокруг. Солнечной и спокойной. Уже одно то, что Хрюк выглядел таким же здоровым, как десять лет назад (только не таким сильным, как тогда), было для Мурзика огромной радостью. На протяжении всего сна Мурзик ни разу не спросил порося, как это ему удалось выздороветь, потому что это его совсем не интересовало. Главное, что Хрюк снова шёл рядом с ним таким же бодрым и лёгким шагом, как во времена его детства. И, как в детстве, когда Хрюк что-нибудь объяснял ему, особенно что-нибудь такое мучительное и казавшееся неразрешимым, - Мурзику постепенно становилось легче от его слов. Всё вставало на свои места, и проблемы оказывались миражами, которые растворялись, не оставляя по себе памяти.

- Я срезал ей тот самый кусок крыла, который нужно было, - жаловался Мурзик. – Там явно было узелковое уплотнение. Но от этого не легче. Пыльца до сих пор летает в моих глазах…

Тут он начал немного волноваться: видя, как спокоен Хрюк, он боялся, что тот его не понимает.

- Да, это был долг, - объяснял он. – Но долг – это, на самом деле, совсем не то… Он, как говорится, красен платежом. Значит, она, вроде бы, сама же должна быть благодарна – за то, что я раскромсал её крыло. Самое ужасное, что она, может быть, и правда, благодарна… Нет! – самое ужасное, что я-то в глубине души тоже считаю, что она должна мне быть благодарна… А это мерзко, как ни посмотри!..

Хрюк улыбнулся, и это смутило Мурзика.

- Что?

Тогда Хрюк взял его за руку и подвёл к самому краю.

- Смотри, - сказал он, - смотри в воду.

Мурзик посмотрел в воду, покрытую едва заметной рябью.

- Вон она, - сказал Хрюк. – Опять летает.

И Мурзик увидел и понял, и тёплый свет разлился внутри и осветил даже те укромные закоулки, о существовании которых он раньше разве что догадывался. И там не оказалось ничего плохого.

Держа его за руку, Хрюк пошёл дальше. Они шли и обсуждали, как и с кем им лучше встретить новое тысячелетие.

Лёжа в постели и глядя в сияющее небо, Мурзик не расстраивался, что сон кончился. Его пробуждение в своей комнате было естественным и непрерывным продолжением прогулки по набережной. Он знал, что та набережная не менее реальна, чем эта комната.

Встав с кровати, Мурзик почувствовал себя абсолютно здоровым и вполне счастливым. Он хотел было сразу же позвонить Хрюку, но вспомнил, что отдал в ремонт часы с записанным в них новым Хрюковым номером, и, улыбнувшись, стал собираться на работу.

Выезжая, Мурзик всё ещё находился в приподнятом настроении. Прозрение наступило в «пробке», в которой ему пришлось простоять около получаса. Началось со злости на себя за то, что он не объехал этот участок дороги, хотя прекрасно знал, что «пробка» здесь в это время неизбежна. Чтобы вернуть прежнее настроение, он попробовал вспомнить сон, но было слишком поздно. Вспоминая, как выглядел Хрюк во сне, он чувствовал только тоскливую жалость к нему. Разбирая сон во всех подробностях, Мурзик находил его теперь совершенно бессмысленным, а эпизод с бабочкой и вовсе вызывал в нём чувство брезгливости, - как-то пошловато это всё было, с отражением этим… А почему именно этой ночью ему приснился такой сон? Очень просто: этой ночью его организм окончательно восстановился после гриппа, только и всего. Когда Мурзик поставил этот окончательный диагноз, он почувствовал себя опустошённым, но при этом ему стало спокойнее. В таком настроении он и приехал на работу.

Попадавшиеся ему навстречу сотрудники здоровались с подчёркнутой приветливостью, показывая, как рады они его возвращению, но это его совсем не раздражало.

Оставшись один в кабинете и усевшись за стол, Мурзик немедленно почувствовал острое нежелание работать. Он всё время мысленно возвращался к сегодняшнему сну и к Новому году. Он легко мог бы побороть нахлынувшую на него лень, если бы только на работе у него были какие-нибудь неотложные дела. Но таковых не оказалось. Просидев в кабинете минут сорок пять и сделав несколько деловых звонков, Мурзик одел пальто и вышел на улицу. Здесь было намного лучше. Выпавший за ночь снег ещё не успел почернеть от городской грязи и искрился под солнцем. Мороз был слабым, ветра не было совсем.

Мурзик гулял по аллее позади рядов серых корпусов онкоцентра, где часто можно было встретить прогуливающихся больных. Но сейчас здесь было пустынно. Странно, подумал Мурзик, что он так давно не выходил сюда, - даже когда сидел без дела в своём кабинете, курил и пил кофе. В парке было ещё тише, чем в кабинете, а если и не тише, то уж точно намного спокойней.

По краям аллеи стояли аккуратные деревянные скамеечки. С одной из гих Мурзик перчаткой стряхнул снег и сел. Ему было совсем не холодно и не хотелось возвращаться назад. Он наблюдал за стайкой воробьёв, расположившихся недалеко от его скамейки. Воробьи, как обычно, беспокойно перескакивали с места на место и выжидательно поглядывали на человекоподобного кота, - видимо, их прикормили больные.

Ничего я вам не дам, думал Мурзик, с интересом следя за их перемещениями. Он сунул руку в левый карман пальто, потом вынул и сделал ей бросательное движение. Воробьи сразу засуетились и кинулись в сторону обманного броска. Так и есть. Как он и предполагал, больные прикормили этих воробьёв. Мурзик ощутил удовольствие от того, что его догадка подтвердилась. «Чем вы намерены перекусить теперь?» - мысленно спросил он разочарованных птиц.

Мурзику вспомнилось, как Пик Пикович ребёнком водил его гулять в лесопарк, где на деревьях были развешаны птичьи кормушки, изготовленные, как правило, из бумажных пакетов из-под молока или кефира. Мурзик любил кормить птиц, и Пик Пикович брал с собой хлеб. Синицы там были такими смелыми, что хватали хлеб прямо из рук. Сначала такой способ кормления пугал котёнка, но убедившись, что Пику Пиковичу птицы не причиняют никакого вреда, попробовал и сам. Следующие две недели после этого его любимым занятием было приручение диких птиц… Воспоминания возбудили в Мурзике жалость к воробьям, но он сразу понял, что жалость, на самом деле, направлена не на них, а на покойного Пика Пиковича. На сей раз собственная проницательность нисколько не обрадовала. Он подумал, что было бы гораздо приятнее просто пожалеть воробьёв, не докапываясь до глубинных причин. Тогда бы можно было принести с собой хлеба и, накормив их, доставить какое-никакое удовольствие себе и им… Впрочем, нет, не стал бы он кормить их хлебом. Мурзик задумался, почему бы он не стал этого делать, и решил, что – постеснялся бы больных или коллег. Но он не стал бы кормить птиц и в глухом лесу, потому что это бессмысленное занятие: всё равно этим птицам мало проку от него и его хлеба…

Мурзик достал сигареты, закурил и решительно перестал думать о воробьях, - они успели ему здорово надоесть.

Пока он курил, мимо него прошёл толстый человекоподобный мыш в коричневом пальто. Он шёл, тяжело ступая, опираясь на палку. Даже по лицу было видно, как трудно ему идти: он пыхтел, раздувая толстые щёки, а его в красных прожилках выпученные глаза смотрели только вперёд, в направлении движения, не замечая ничего вокруг. Вид его не понравился Мурзику. «Сидел бы уж ты в палате…» - подумал Мурзик, вставая со скамейки. Прогулка была окончена.

Но рабочее настроенье так и не пришло. Через два часа Мурзик уехал из центра. Перед этим он сделал три звонка. Сначала он позвонил своему фамильному тёзке профессору Котову, у которого учился студентом и вместе с которым ездил в свои первые научные экспедиции. Трубку взяла жена профессора и сказала, что тот сейчас на конференции в Осляндии. Мурзик совсем об этом забыл… Потом он позвонил Пушистикову, надеясь узнать у него, как связаться с Хрюком, но там вообще никто не подошёл к телефону. Подумав, Мурзик почему-то решил позвонить Синему Коту, о котором почти ничего не слышал уже года три – четыре. На седьмом гудке Синий Кот взял трубку.

- Да, алло, - сказал он охрипшим голосом.

- Это ты, Синий Кот? – спросил Мурзик.

- Я… А это кто?

Мурзик понял, что собеседник не совсем трезв, и это как минимум.

- Это Мурзик, - сказал он и стал с интересом ждать, вспомнит ли его Синий Кот.

- Это ты, Мурзик?!! – заорал тот после короткого молчания.

- Да. Как поживаешь?

- Ё..ный свет!!. Нет, это ты, что ль, Мурзик?! – не поверил Синий Кот.

- Конечно, я, чёрт возьми! – заверил его профессор, радуясь, что узнан так быстро. – Я ж тебе сказал уже.

- Ё..еый свет!!! – гремела трубка. – Ты чего звонишь-то?!. Ты это… Тут говорят, ты академиком стал… Слушай, ты как живёшь-то?.. Ё..ный свет – Мурзик!.. ты чё не звонил-то, мать твою?!

- Не знаю, - Мурзик улыбался. – Так как ты живёшь-то?

- Я-то?! Да х.. с ним, как я живу! Ты-то как?.. Я тут про тебя чего-то… мне чё=то про тебя говорили… Вот.

- Что говорили-то?

- Да х.. их поймёшь, мудаков, б..! – весело орал Синий Кот.

После некоторого молчания Мурзик спросил:

- Ты что празднуешь?

- А?.. – не понял Синий Кот.

- Я говорю, по какому случаю праздник? – несколько смутившись, уточнил Мурзик.

- А!! Да это я так!.. Да-а х.. с ним!.. Я тебя спрашиваю, ты как живёшь-то?..

- У меня всё в порядке. Тебе Хрюк не звонил?

- Хрюк?! Не-ет… А чё?.. А он тебе звонил?

- Ага.

- Не-е, я не знаю… - протянул Синий Кот, а потом вдруг добавил. – А чего ты? Приезжай ко мне, у меня водка есть.

- Идёт! – не задумываясь, ответил Мурзик, одновременно сам удивляясь, что так быстро согласился.

- Ну, и зашибись!.. Ты знаешь, как ко мне ехать-то?

- Нет, конечно. Я ж у тебя не был ни разу.

- Точно! Значит, так… - и Синий Кот довольно толково, против ожиданий Мурзика, объяснил, как к нему добраться на машине, а в заключение спросил. – Слушай, Мурзик, а ты правда стал академиком?

- Приеду – расскажу.

По дороге Мурзик купил две бутылки дорогой водки и три банки чёрной икры. Потом, уже после того, как вышел из магазина, вернулся и купил, на всякий случай, ещё два батона белого хлеба.

Дом Синего Кота он нашёл довольно быстро. Это была шестнадцатиэтажка, возвышавшаяся посреди двенадцати- - девятиэтажного спального района. Синий Кот жил на девятом этаже.

Он встречал Мурзика на лестничной клетке – в шлёпанцах, тренировочных штанах и тельняшке. Впрочем, он выглядел намного опрятнее, чем ожидал Мурзик. Синий Кот, видимо, собирался заключить профессора в дружеские объятия, но, заметив новое пальто, а под ним – дорогой костюм, принялся горячо трясти Мурзикову руку.

- Ё..ный свет!!! – ревел он на всю лестничную клетку, а может, и на весь подъезд. – Точно Мурзик!!. Ну, просто не верится. Я думал, ты меня уж забыл давно!..

Едва войдя в квартиру Синего Кота, Мурзик понял, что мрачное предчувствие не обмануло его. По всей вероятности, одежда, в которой Синий Кот его встретил, была его парадным костюмом. Обстановка, в которой он жил, свидетельствовала о полном упадке и подчёркнутом безразличии к себе, характерном для алкоголиков. Коридор представлял из себя помойку, вдоль стены аккуратно были выстроены полтора или два десятка пустых водочных бутылок.

Из коридора они прошли в единственную комнату – довольно просторную и очень светлую, - несмотря на стелившийся в воздухе слоями сигаретный дым, света было много, благодаря отсутствию занавесок. Мурзик сразу распахнул настежь форточку.

- Делаю это как врач, - пояснил он и осмотрелся по сторонам.

Вообще-то, смотреть здесь было не на что. Кроме голого стола, трёх стульев с сильно потрёпанными матерчатыми сиденьями и новой раскладушки с неубранной постелью на ней, здесь не было ничего. На столе стояли две бутылки водки – по сорок пять каждая, грязный стакан и тщательно вымытая старая эмалированная кружка зелёного цвета. Закуска была представлена двумя только что открытыми банками килек в масле, возле одной из которых лежала вилка, и примерно половиной буханки чёрного хлеба.

Ни телевизора, ни хотя бы радиоприёмника.

- Садись, - приветливо пригласил его Синий Кот и добавил, указав на портфель, который Мурзик держал в руке. – А это – на тот стул.

Мурзик поставил портфель на стол и вытащил из него свою дорогую водку, хлеб и чёрную икру. Он побаивался, что Синий Кот обидится, но тот, напротив, пришёл в восторг от подарков:

- Ё..ный свет!!. извини… Да ты чё?.. правда разбогател, что ль?! А я думал, прикалываются, суки… Ну, ты смотри, твою мать!.. Икра чёрная, на х.., икра, на х…, заморская – баклажанная, на!..

- Только чёрная.

- «Только чёрная»!.. ну, Мурзик, на…

- Да ладно тебе восхищаться, - перебил его Мурзик. – Забирай отсюда свою отраву и давай выпьем.

- Ща, на балкон отнесу – пусть остынет, - охотно согласился Синий Кот и, взяв «отраву», вышел из комнаты.

Пока его не было, Мурзик закрыл форточку. Дым успел рассеяться, и в комнате стало довольно прохладно. Почувствовав, что замёрз, Мурзик вспомнил, что только что выздоровел, и решил не пить слишком много. Кроме того, он был за рулём.

Синий Кот вернулся, и они сели за стол. Налив хозяину и себе, Мурзик сказал «Твоё здоровье» и сразу выпил. Синий Кот, повторив тост и выпив тоже, сбегал на кухню и принёс оттуда консервный нож. Он открыл одну из банок с чёрной икрой и выжидательно посмотрел на гостя. Мурзик расхохотался, Синий Кот загоготал вслед за ним.

- Как бы ты ни матерился, - заметил Мурзик, - а по-прежнему остался таким же застенчивым.

- Да тут… такие яства, - смеясь, ответил Синий Кот. – Я, вообще-то, это никогда не ел.

Улыбка сразу исчезла с лица Мурзика, и заметив это, Синий Кот немного расстроился.

- Помню, дед мне как-то предлагал, а я чё-то отказался от дурости…

- А меня заставляли, - сказал Мурзик.

Синий Кот махнул рукой:

- Да я помню! Ты плакал ещё… - и он улыбнулся своим воспоминаниям. – Тебя Пика особенно заставляла… А как там она, ты знаешь? Вроде, говорят, замуж вышла.

Сердце Мурзика болезненно сжалось. Он молча разлил водку и стал делать себе бутерброд с икрой.

- Ты же был на её свадьбе, - сказал он потом.

Синий Кот, ничего не ответив, тоже принялся делать себе бутерброд. Они не смотрели друг на друга.

- Я тут немного спился, - сказал Синий Кот и, взяв стакан, быстро добавил. – Ну, давай, твоё здоровье, Мурзик.

Они выпили и съели по бутерброду. После этого последовало продолжительное молчанье, которое нарушил Синий Кот:

- Да нет, я помню, - сказал он, - это я так… Ты про себя лучше расскажи. Мне тут Пушистиков, вроде, говорил, что ты чуть ли не академиком заделался.

Мурзик заметил, что Синий Кот сделался намного серьёзнее.

- Когда он тебе это говорил? – тоже серьёзно спросил он.

- Да года два, что ли, назад… Не помню сейчас.

- Ты когда его последний раз видел?

- Кого? Пушистикова?.. Да года два назад… или три. А ты его видел?

- Я с ним по телефону недавно разговаривал – поздравлял с Днём рожденья… Месяца три назад.

- А-а…

Мурзик не утерпел и спросил:

- Почему ты спился?

- Собака у меня упала, - с готовностью объяснил Синий Кот. – Выпрыгнула из окна…

Поражённый ответом, Мурзик молча уставился на собеседника. Синего Кота смутило удивление Мурзика, он опустил глаза и заговорил так серьёзно, что казался почти трезвым. Мурзик, стараясь не перебивать, внимательно слушал печальное повествование.

- Вообще-то, я уже и до этого пил, - начал Синий Кот. – Ну, не пил – выпивал… Да нет, пил, конечно, но так… умеренно. Ну, ты понимаешь… А у меня ж собака была… Ты её ещё видел тогда…

- Мышовая овчарка?

- Ну да! Ну, вот… Я ж выпивал, а то – работал. Гулять с ней некогда. Ну, а я ж на первом этаже жил. Ну, вот, я её вот так и выпускал: открою окно – она туда… Потом в дверь поскребётся – назад впущу. Вот так оно было…

И Синий Кот задумался, что, впрочем, не помешало ему налить ещё немного водки в эмалированную кружку гостя и в свой стакан.

- И что случилось с собакой? – спросил Мурзик, хотя у него в голове уже зародилась страшная и чудовищно смешная догадка.

Вместо ответа Синий Кот начал многословно и с повторами описывать достоинства его Макса, его ум и любовь к хозяину. Этот Макс чуть ли не собирал для него пустые бутылки. Из всего этого Мурзик заключил, что Макс в последние годы был лучшим другом Синего Кота. Когда Синий Кот закончил восхищаться покойной домашней собакой, Мурзик спросил:

- И что с ней случилось?

Синий Кот нахмурился и поведал следующее:

- Ну, и переселился я сюда, когда бабка-то моя троюродная померла…

Помолчав, продолжил:

- Ну, жили с ним тут, пока друзья не зашли один раз… Ну, и нажрались же тогда!.. А Макс-то мечется: мы тут и накурили ещё! А я тут… возьми и напейся. И говорю Максу: «Прыгай!»

Синий Кот схватил Мурзика за руку и подёргал. Мурзик ловко высвободился, а Синий Кот продолжал:

- Ну, и раскрыл окно… - он ещё помолчал. – Макс – вдребезги… Так вот. С тех пор пью чуть-чуть больше…

- Вижу… - сочувственно откликнулся Мурзик.

…Через полтора часа он вышел от Синего Кота, пошатываясь и сильно сомневаясь, стоит ли садиться за руль в таком состоянии. Но бросать машину не хотелось, поэтому он всё-таки решился. И благополучно добрался до дома. Всю дорогу его неотступно преследовала одна мысль: почему он не предложил Синему Коту встречать Новый год у Хрюка?

ГЛАВА III

Хрюк позвонил ему домой тринадцатого.

- Привет, Мурзик, это опять я.

Мурзик улыбнулся:

- Да, что-то ты зачастил, - и месяца не прошло.

- Так ты сможешь на Новый год приехать?

- Да, Хрюк, смогу. Ты кому ещё звонил?

- Всем. Правда, не всем смог дозвониться.

- И кто ещё будет?

- Да пока что непонятно. Может быть, все приедут… А может, и нет. Пика с Жёлтиком точно приедут.

- А Пушистиков?

- Он не знает. Как жена решит… Базилио, вроде бы, обещал. А вот Жёлтый Кот – вряд ли. Ты знаешь, он в аварию попал?

- Нет.

- Ну вот. Машина, говорит, - всмятку, но сам сотрясением мозга отделался.

- Давно? – спросил Мурзик, жалея Жёлтого Кота.

- Около месяца назад. Сейчас он, говорит, почти совсем поправился… Ну, не знаю. Он сказал, что вряд ли приедет. Очень расстраивается из-за машины.

- Я ему позвоню…

- А как у тебя с работой? – вдруг перескочил Хрюк.

- С работой?.. Да как обычно.

- Тыне применяешь этот свой препарат?

- Нет, - холодно ответил Мурзик. – Я ведь тебе уже рассказывал.

Наступило молчанье.

- А Синему Коту не звонил? – спросил Мурзик.

- Нет. Понимаешь, он, оказывается, переехал… А куда, я не знаю, - огорчённо объяснил Хрюк.

- А-а, - протянул Мурзик.

- Может, даже Рыжик приедет. Только он очень занят…

- Ну хорошо. Звони мне ближе к Новому году и объясняй, как до тебя добраться.

- Да это легко. Я тут на Мышатерской.

- Вот как? – заинтересовался Мурзик. – Кстати, хотел спросить, что это там у тебя за огромная квартира? Откуда она?

- А это… Мне её на время оставили, знакомые из моего спортивного прошлого. Они сейчас за границей живут.

- Ага, понятно. Ну, звони.

- Хорошо. Про работу я так спросил… Ну, пока.

Мурзик молча и довольно грубо опустил трубку на рычаг.

- Чёрт подери, - сказал он вслух. – Ну и такт у него.

Был уже вечер. Подойдя к окну, Мурзик взглянул на термометр, висевший снаружи. Он показывал минус семнадцать. Мурзик всё-таки открыл форточку, достал сигарету из лежавшей на столе пачки и закурил. Сел перед компьютером, но не включил его, а вместо этого встал из-за стола и пересел в кресло напротив телевизора. Переключая каналы, он искал выпуск новостей или какую-нибудь передачу о животных. Новости попались первыми, и он смотрел их минут пять. Потом стало противно. «Чувствительный какой,» - подумал он и выключил телевизор.

Он снова закурил и стал размышлять: почему звонок Хрюка в этот раз оставил такое неприятное впечатление? Неужели виной тому – вопрос порося о Мурзиковом так называемом препарате? Выкурив в раздумье полторы сигареты, профессор пришёл к неожиданному для себя выводу: Хрюк успел надоесть ему своими звонками. Это открытие его поразило. Он вспомнил, как Хрюк сказал: «Это опять я.» Почему «опять»? Может быть, Хрюк и сам боялся надоесть? А счего он-то это взял?

Мурзик рывком поднялся с кресла, раздавил в пепельнице недокуренную сигарету и закрыл форточку. Выйдя в полутёмный коридор, он принялся рассматривать сво отражение в зеркале. Снаружи он выглядел как обычно кот роста выше среднего, с правильными, немного сибирскими чертами лица, с густой ухоженной серой шерстью с серебристым отливом. Одет в дорогой домашний халат. Молодой, подтянутый. Большие зелёные глаза пытливо всматриваются в отражение, - взгляд учёного-естествоиспытателя. Однако, внутри, несомненно, что-то уже не в порядке.

- Доигрался, - глядя отражению в глаза, спокойно сказал Мурзик.

«И уже разговариваю сам с собой,» - мысленно добавил он. И это при том, что, на самом-то деле, ничего особенного не произошло. Международную медицинскую за свой препарат он, положим, не получил… Собственно говоря, ничего он за него не получил. Скоро, наверно, этот метод лечения откроют где-нибудь за границей. И что, спрашивается, из этого следует?.. Ему не дают спать мысли о миллионах несчастных, которых уже сегодня мог бы спасать его препарат? Нет, сказать так было бы большим преувеличением… Тогда ему, вероятно, как учёному, обидно за судьбу своего открытия? Просто за себя, наконец, - лишённого главной медицинской премии и до сих пор и на неопределённое будущее остающегося обыкновенным профессором? Нет, тоже не это, - по одной простой причине: он сам, как выражается Базилио, «отказался от дальнейшей борьбы», забросил свою главную работу, поддался давлению, которое он мог бы преодолеть – при желании. Куда же подевалось желание?..

- Ну да, - сказал он вслух, имея в виду, что «вот и ответ».

А в самом деле, почему он всё-таки так легко сдался? Разве это нормально для него?! Почему он спокойно спит, зная, что миллионы человекоподобных продолжают умирать от излечимой болезни? С каких пор его удовлетворяет серая – с учётом его способностей – работа в онкоцентре?.. Он больше не ездит в экспедиции, исследовательскую работу почти целиком переложил на своих сотрудников и лишь изредка, для очистки совести и для отчётности, интересуется их успехами.

Ещё можно понять, почему он потерял всякий интерес к своей бывшей жене, - эка невидаль, все теряют… Но почему же, чёрт побери, он почти не вспоминает и о своей маленькой дочери?!. Вот где стоит искать корень проблемы, думал Мурзик, возвращаясь в комнату. Вот где, а не в Международной премии.

Когда Мурзику было лет пять, он решил вести дневник. Он знал, что Хрюк ведёт дневник, и это занятие почему-то показалось ему тогда ужасно увлекательным. Это для дневника он так стремительно научился писать слова и предложения. И уже через две недели был готов! Пушистиков подарил ему шикарную общую тетрадь с синей обложкой. Мурзик подписал её очень аккуратно и сразу же сделал первую запись – примерно следующего содержания: «Сегодня я встал. Сегодня я позавтракал. Сегодня я гулял. Сегодня я обедал. Сегодня я спал. Сегодня я полдничал. Сегодня я играл. Сегодня я ужинал. Сегодня я буду спать. Ура!» Он регулярно делал записи в таком духе несколько дне. Потом эта рутина ему надоела, и Мурзик решил, что больше не будет вести дневник.

С тех пор он ни разу даже не думал о том, чтобы завести дневник снова. А теперь вдруг решил, что пора: «Всё же лучше писать, чем разговаривать с собой вслух.»

Он хотел было сделать первую запись на компьютере, но тотчас отказался от этой идеи. О н подумал, что дневник, текст которого высвечивается на экране, выглядит слишком цинично, что ли… Поэтому Мурзик стал искать какую-нибудь общую тетрадь (в идеале, она должна была быть ярко-синей). но таковой в квартире профессора  не оказалось. Можно было бы завтра купить её в магазине, но Мурзик не желал терять времени. После довольно продолжительных поисков он нашёл толстую пачку прекрасной бумаги для ксерокса.  Авторучки у него не было, зато были замечательные хиконоровские карандаши. Заточив три штуки, положил их рядом со стопкой бумаги и уселся за стол.

«Сегодня я встал,» - записал Мурзик и надолго задумался.