Глава 23. Счастливый город

Ночь прошла беспокойно: Доран, привыкшая к военным действиям по ночам, когда каждую минуту могли поднять и вытащить из-под одеяла срочным сигналом о помощи, не могла свыкнуться с тишиной и, лежа во мраке палатки, напряженно вслушивалась в робкий шорох ветра за тряпичными стенами. Но свет не вспыхивал и рев не разрывал ночного молчания – Война кончилась, и только под утро дух смогла забыться неглубоким, прерывистым сном.
Ее разбудили живые крики за стеной – кто-то что-то обсуждал, и поначалу дух испугалась, вскочила было, но через мгновение уже вспомнила, что мир настал. Да и разговор был радостным, а не встревоженным. Доран скинула одеяло, вдохнула тяжело, осознавая, что в лагере больше не осталось никого родного, и вышла в потоки праздничного, солнечного света, против воли поморщившись: ничего не радовало, сердце грызла беспощадная тоска. Ей навстречу выполз столь же «обрадованный» Яксон: его лысина поблескивала на солнце, а немолодое лицо выражало крайнее раздражение и неприязнь ко всему вокруг.
- Что, утречко «доброе»? – ухмыльнулась ведьма, глядя на брата.
Тот скривил физиономию, сморщился весь и фыркнул:
- Чего они разорались с самого утра? Ни поспать не дали, ничего.
- Идем посмотрим? – предложила Доран, и Яксон кивнул – делать-то больше было нечего.
Духи чувствовали примерно схожую палитру чувств, и только близкое общение между собой могло хоть как-то подавить печаль. Дело, которому они отдали всю жизнь, было завершено, и теперь надо было как-то жить дальше, а они… не умели, потеряв эту способность во время непрекращающихся сражений. Тогда даже думать особо не надо было, защищаешь – и все, больше сил ни на что не оставалось, теперь же битвы и не было, и в жизни настала пустота, заполняющаяся лишь сожалением о погибших. О тех, кто не дожил до этого дня. Гэльфорды двинулись вглубь лагеря, проходя мимо брошенных палаток и никому больше не нужных предметов обихода, которые оставили солдаты, разойдясь по домам.
Уже вскоре причина шума стала ясна: примерно в середине линии обороны, за чертой бывшей стены, стоял Энвелир, а вокруг него вились крылатые воительницы, живо обсуждавшие что-то на своем языке. Остальные гэльфорды тоже уже были здесь: Ирвин полулежал на переносной кровати, с оживлением, давно не проявлявшемся на его лице, глядя на приготовления фей, Синвирин сидел у его изголовья, но было видно, что Он в любую минуту был готов вскочить и принять участие в том, что должно было случиться. Ифрэ под руку с Дольви в платье из тусклых звонких монет наблюдала за всем происходящим, чуть в стороне, в тени шатра главнокомандующего, где поселились Юльванды, тихо сидел Аукори, молчаливый, едва живой и такой печальный, будто его не радовали ни свет, ни окончание Войны. Рядом с ним на земле пристроилась Виллайто, вернувшая из Счастливого. Ольвэрин расхаживал вокруг Ирвина, пиная ногами камни и явно не зная, чем себя занять, и Вэнэльям резала воздух на своей метле где-то в высоком поднебесье, спасаясь от общения с товарищами.
- Вот вы где, сони! – Урия в своей обычной серенькой футболке и узких джинсах радостно раскинул длинные, неуклюжие руки и, бегом переместившись к Искрам, подхватил Доран на руки, подкинул ее, но, поймав недовольный взгляд, опустил на землю и даже отступил на шаг.
- Все стало таким другим, - обратился он к Яксону, блестя черепашьими глазами. – Мы словно чужими друг для друга стали. Энергия поменяла сущность, мы изменились…
- Мир стал другим после Войны, это нормально, - отозвался тот. – Народы узнали боевую магию, теперь конфликты будут решаться с ее помощью.
- Если только они успеют передать ее своим потомкам, - пробормотал Урия себе под нос и снова улыбнулся.
- Что они делают? – спросила Доран со скрытым неудовольствием, и даже некоторым раздражением глядя на приготовления фей.
Те внезапно перестали роиться и четкими, концентрическими кругами зависли вокруг Энвелира, застыли, и только полупрозрачные крылышки продолжали работать, с едва слышным шорохом колебля воздух.
- Они остались, чтобы возродить выжженную землю, - пояснил Урия, во все глаза уставившись на разворачивающееся действие. – Сейчас они будут молиться, чтобы объединить религию и колдовство и пробудить глубинные силы спящей земли.
Наступила внезапная, мгновенная тишина, в которой было слышно, как в волнении поднялся Синвирин, вытянувшись в струнку, а потом в ней раздался тонкий, высокий голос, затянувший монотонную, печальную мелодию. Одна из фей пела, обращаясь к замершему Богу, простая, незамысловатая песня-мольба лилась, с каждым мгновением разрастаясь все больше, небо потемнело и наморщилось, гром загремел в ответ на тоненькое пение феи, а потом хлынул теплый, крупный дождь. Остальные феи подхватили свою первую дружным, слаженным хором, и от Энвелира стал разливаться бледно-салатовый свет, охватывавший круги крылатых воительниц. Все участники и пришедшие в момент оказались мокрыми с ног до головы, но никто, даже Синвирин, не покинул своих мест.
Пение разрасталось: из тихой, одинокой мелодии оно превратилось в какофонию звуков, плещущихся по всему пространству, куда они только могли долететь, смешивающихся со стуком капель о землю. И чем дальше двигалось колдовство, тем сильнее чувствовалось напряжение, пульсирующее между Богом и его верующими. Зазвенели хрустальные колокольчики, взрывом ворвавшиеся в общее звучание, и почва мерно затряслась под ногами. Фигура Энвелира, простершего руки к небу, практически исчезла из виду в потоках мягкого света, и внезапно гэльфорд заговорил на чужом языке, и его голос нельзя было отличить от звона.
- Ты чего боишься? – тяжелые ладони легли на плечи Доран, и она вздрогнула, только сейчас поняв, что напряжена до предела.
Она, как завороженная, смотрела на молитву фей, не смея оторваться ни на мгновение. Мокрый Урия, с прилипшими к лицу волосами, улыбаясь по-доброму, заботливо и ласково, смотрел на нее, огромный лапищей сжимая детские плечики.
- Сама не знаю, - дух вытерла ручеек дождя с лица. – Очень большая энергия собралась.
- Вера дает силу, равной которой нет на свете, - задумчиво согласился Урия, - но это не боевая энергия, они используют ее во благо. Смотри.
Земля забурлила под ногами, словно тысячи мелких существ выбирались наружу из недр, а затем травы и растения, живые, зеленые, стремительно потянулись вверх, навстречу дождю. Вьюнки поползли, оплетая палатки и камни, бледно-розовые цветки раскрылись, жадно глотая капли воды. Сиреневые колокольчики подняли свои головки, и в воздухе разлился аромат фиалок. Пение фей достигло своей кульминации, серебряные колокольчики задрожали, и Бог Весны двинулся на запад, а вокруг него во все стороны разбегался живой ковер, поглощавший места побоищ.
Девушки-колдуньи в промокших, потерявших форму платьях, с развалившимися прическам, но счастливые, как никогда, устремились вслед за ним, продолжая петь звенящими, ангельскими голосами, и даже зрители, невольно поддавшись общему ликованию, последовали за процессией. Синвирин подхватил Ирвина, еще не передвигавшегося самостоятельно после прогулки по лагерю, и первым побежал вслед за Божеством, которое сам же и создал. Владыка улыбался счастливо, как ребенок, радуясь свежести дождя и возрождению прожженной земли, таким младшие Его никогда не видели – простым и неимоверно легким, будто не было ни Войны, ни Смерти.
- Идем, - Урия протянул Доран ладонь, видя, что сестра в нерешительности мнется на месте, словно боясь вступить в общий восторг.
Она ухватилась за его руку, как за спасательный круг, и они побежали, утаскивая за собой и Яксона.
Так они и дошли до самого Счастливого с песнями и плясками, а вместе с ними нога в ногу шла сама Жизнь, кровавая рана Зетта затягивалась на глазах. Энвелир, величественный и тихий, могучий, как сама природа, двигался в окружении своего народа, и его глаза против обыкновения горели интересом к тому, чему он сам был виновником. Кто бы мог подумать, что этот безразличный Лава, уничтожитель земли и небрежный воин, мог стать тем, кто лечил мир, покрывая его зеленым полотном?
Под высокими стенами Счастливого процессия остановилась, пение, достигнув апогея, стало стихать, пока не превратилось в тоненькую мелодию и не исчезло, но уставшие, довольные феи выполнили все, что требовалось. Они окружили своего Бога, севшего в тени разросшихся громадных цветов. Синвирин опустил Ирвина на землю и замер, задрав голову к небу, рубашка прилипла к Его телу и по лицу скатывались струйки окончившегося дождя. Где-то в отдалении робко свистнула птица, и взвился рой цветных бабочек, похожих на снежные хлопья.
- Смотри, это мир, который мы отстояли, - проговорил Урия и дернул Доран за руку.
Ведьма ничего не ответила, недоверчиво, боясь поверить в наступившее счастье, оглядываясь вокруг: душный аромат трав и цветов, влажной почвы и ушедшего дождя маревом повис над миром, от зелени рядило в глазах, и было видно далеко-далеко, как будто до самой границы мира раскинулось поле. Широкое и свободное, как чувство победы. Кочки, покрытые травой, пройти по которым было едва возможно, репейник с цеплючими головками – все такое маленькое и хрупкое стало вдруг дороже всего на свете, потому что цена за все была заплачена страшная. Доран осела на землю, продолжая буквально пялиться на яблони, расцветшие так невовремя прямо под стенами Счастливого. Их белые от цветов ветви были похожи на осевшие облака, и все смешивалось перед глазами от сияния и подступивших слез, все плыло, как будто исчезало и, казалось, еще мгновение – и иллюзия спадет, но мир не рушился, потому что был спасен. Урия присел рядом и обнял сестру:
- Все кончилось, малышка, все хорошо теперь.
Она прижалась к нему и тихо заплакала – здесь должен был быть не Урия, а тот, кого прозвали Ветром, но Джулиан был мертв, и горечь утраты с новой силой влилась в сердце, уставшее бояться.
- Все наладится, вот увидишь, - обещал Урия и замолчал надолго, задумавшись о своем.
Синвирин решительно вытер глаза мокрым рукавом и оглядел своих детишек: только Мульвари не хватало – с уходом Джулиана Он уже давно смирился. Остальные остались живы – и на том спасибо. Уставшие, выжатые, они даже радоваться-то толком не могли, и даже Ирвин безвольно развалился на земле, сбросив с себя неподъемную ношу военачальника. Им нужен был лидер, и Владыка как никто другой подходил на эту роль.
- Друзья, - зазвенел Его голос, разрушая оцепенение и тяжелую дрему, охватившую всех, - мы славно потрудились, и мир выстоял. Выстоял, благодаря вам. Покой установился на многие, многие годы, теперь будет долгий отдых. Но для полной безопасности мы выстроим две Крепости, имя которым будет Дом. В них каждый найдет защиту и прибежище, там мы будем воспитывать одаренных существ, обучая их магии, из них же мы составим армию, которая не даст этому аду повториться. Мы поставим одну Крепость здесь, у границы мира, - Он махнул рукой, указывая направление. Духи внимательно слушали Его слова, но энтузиазма Синвирин не видел ни на одном лице. – Но это будет завтра, - смягчился Он, - сегодня же мы отправимся отдыхать, как только переправим фей домой, идите к Счастливому, я догоню вас…
Он еще не знал, что ворота были заперты. Не знал, что жители, услышав Его звонкий призыв, испугались и твердо решили не пускать опасных существ в город, ведь кто знает, что на уме у существ, имеющих власть щелчком пальцев стереть пол мира в порошок? Не знал Он и того, что одно слово Крепость вселило в сердца ненависть и страх… Он еще ничего не знал, поэтому и светился радостью…
***
Ирвин потряс перо, на бумагу скатилась крупная капля чернил, и уродливая клякса расползлась, смазав часть написанного. Гэльфорд с досадой отбросил письменные принадлежности в сторону, с горечью глядя на свою неудачу: сегодня был до крайности странный день – все из рук сыпалось, перо то не писало, то оставляло кляксы, запас шариковых ручек, принесенных с Земли, кончился, а под доступные инструменты гэльфорд все никак не мог приноровиться. Ирвин отложил книгу и вышел из палатки проведать младших.
Они стояли лагерем под стенами Счастливого, куда так и не были впущены, шел пятый месяц осады, и уже приближалась середина осени. А к соглашению так и не пришли: жители были решительно против опасного, сильного соседа под боком, Синвирин тоже уперся, вполне логично указывая слабейшую точку в земном куполе, где Он предполагал строить одну из двух Крепостей. И все растянулось на многие, многие дни.
Золото листьев сменилось наготой и сыростью, небо завесили тучи и слякоть стала неотъемлемой частью походной жизни. Но хуже всего было с усталостью гэльфордов: никто не показывал измотанности, не жаловался, но напряжение буквально висело в воздухе. Ссоры и размолвки едва ли не каждый день раздирали лагерь, хорошо еще, когда не доходило до Синвирина – Тот тоже был на взводе. Все сидели притихшие, шатались бесцельно по округе, спали двадцать четыре часа в сутки или резались в игры на задания – одно уродливей другого: то по лесу нагишом бегать, пугая живность дикими криками, то в город пробираться и громить лавки. Еще играли на сосуды с энергией: они научились скапливать ее, как бы консервируя, чтобы потом легко восполнять запасы. Естественно, ни к чему хорошему, кроме перебранок и разногласий, это не приводило. Обычно Ирвин жестко блокировал любые азартные игры, но гэльфорды все равно втихушку играли: больше делать было нечего.
Старший вышел из палатки, потянулся, пытаясь взять себя в руки: надо было найти Урию и узнать, что он делает, тот в последнее время был совсем плох. Как оказалось, он, прознав, что всем младшим выдали по народу на обучение, выбрал город, оставшийся без наставника, подделал записи, как бы отдав его Дольви, но тому ничего не сказал, самолично взявшись за воспитание людей. Отсюда его и знали в Счастливом. Ирвин был вовсе не рад такому развитию событий: после гибели Джулиана Урия, взяв вину на себя, медленно-медленно сходил с ума, пока не стал тем, кем был сейчас – непредсказуемым психом с ошибочными ценностями. Для него людская жизнь не значила ничего, а слово Хозяина стало непреложным, неоспоримым законом, и приказы Синвирина дух выполнял буквально, поэтому за каждым его шагом приходилось следить – еще вытворит что…
Холодный осенний ветер нагонял тучи, и небо было готово заплакать: оно скуксилось и посерело, природа затихла в ожидание грозы. У палатки Аукори, Яксон и Энвелир играли в карты: Яксон, судя по кучке энергетических сосудов, сегодня бы в выигрыше. Лысый Тенор дулся, Энвелир, впав в привычное состояние апатии, никак не реагировал на проигрыш, мол, гори оно все… Ирвин не стал их дергать – сегодня был гадкий день, и сил делать замечания и строжить упрямцев не было, совсем как тогда, в день рождения Синвирина когда пришел Миллирэд и все завертелось…
Казалось, с того дня прошло так много времени, в реальности же меньше двух десятков лет – ничто по сравнению с вечностью. Он прошел дальше: Дольви с Ифрэ читали книгу, красавица-гэльфорд сидела рядом со своим избранником, сплетя с ним пальцы и положив голову ему на плечо, но, судя по отсутствующим взглядам обоих, они не вникали в смысл написанного, а просто были рядом, и ничего уже больше не требовалось. Ирвин не знал, когда они успели сойтись, но не имел ничего против, все равно… ничего было не сделать уже. Он переживал, конечно, что выйдет, как с Доран, но не вмешивался: все уже выросли и в советах не нуждались, Старший был уверен, что, если понадобится, они сами придут, а если нет… на нет и суда нет, как говорится.
Кубик пошел дальше по лагерю, заглядывая в палатки: никто не спал, но все находились в каком-то отупелом унынии, не зная ни чем себя занять, ни куда приткнуться. После Войны, когда каждый день был насыщен решениями, сражениями, опасностями и переживанием, бездействие буквально сводило с ума, только вот почему-то Синвирин не желал этого понять. Каждый попросту разучился нормально жить, вот Тоска и пришла, каждый стал чужим для каждого, семья распалась, но они не расходились, хоть сойтись было уже невозможно. Война поменяла все, Война поменяла всех, и Юльванд был не исключением. Отрицательные качества проявились у всех, в том числе и у самого Ирвина, и злоба притаилась среди младших.
Виллайто играла с малютками-тенями, но так лениво, что смотреть было жалко, Дайзур строил башенки из песка и листьев, а потом рушил их и строил заново – бесполезнейшее занятие… и так было повсеместно. Пожалуй, люди были правы, опасаясь таких соседей – безумие, вот чем это попахивало… может, поэтому Синвирин держал всех при себе, не разрешая разойтись?
«Почему, почему так происходит? – думал Ирвин, испытывая сильнейшее желание забить на все и пойти полежать, бездумно глядя в потолок. – Времени куча, читай, развивайся, тренируйся в конце концов… но нет, нападает апатия, и все становится скучно, график рассыпается и все, крах, уныние, серость… И самое забавное, что я такой же и в том же положении, так как же выбираться?»
- Кого-то ищешь?
Кубик едва не подпрыгнул от неожиданности, в душе мгновенно вспыхнула злость, часто посещавшая его в последнее время, но он погасил в себе это пламя, не желая конфликта. Тем более, что Синвирин мог и неадекватно понять: общее настроение на Него тоже влияло.
- Да, я хотел с Урией пообщаться, не видел его?
- Видел, - кивнул Владыка и лукаво прищурился, - он пошел говорить со Счастливым.
- Только не это, - закатил глаза Ирвин.
- Почему? Со мной они в последнее время вообще не желают дела иметь, так пусть хоть с ним поговорят, - Синвирин неторопливо двинулся к месту, откуда город был как на ладони. – Клянусь, если они не согласятся, я поставлю Крепость без их согласия, что за глупость?
Кубик только вздохнул и пристроился к Его широким шагам.
- Их тоже можно понять – такая сила под боком. Тем более, что мы хотим создать школу и просим детей на обучение… все это их тревожит.
- Но мы не собираемся стирать им память или навсегда разлучать с семьей. Они обучатся и вернутся по домам или останутся служить у нас, но будут защищать мир. Что в этом такого? – искренне не понимал Юльванд.
- А ты бы своих детей отдал? – спросил Ирвин.
- Без вопросов, если это помогло бы развить заложенный в них талант. Крепость – это гарантия безопасности всего мира и способ раскрытия потенциала, а не пыточная мастерская. Пусть существа пока что не понимают этого, но потом поймут и отблагодарят меня.
- Я смотрю, ты оптимист, - пробормотал Ирвин, на что Синвирин только усмехнулся и спросил:
- Скажи мне, Ирвин, за что младшие ненавидят меня?
- Ненавидят? Ты в свое уме? -  дух скривился от удивления.
- Да ты на их рожи посмотри, - хохотнул Владыка, - один Яксон чего стоит. Они не верят мне, боятся. Война поменяла ваше сознание, вы словно с ума посходили. Я… я не могу предугадать, как вы поведете себя в следующий момент, и мне страшно от этого. Я долго слежу за вами, и все больше убеждаюсь, что к народам я вас больше не выпущу. Вы сила, неконтролируемая теперь, вы все опасны.
- Ты себя послушай, - резко оборвал Ирвин. – Что ты такое несешь? Совсем ум за разум зашел?
Но Владыка ничего не ответил. Они остановились на краю лагеря, глядя на посеревшие от дождя стены города, где собрались люди и в воздухе завис Урия.
- Вон он, - кивнул Синвирин, но дух уже и так видел.
И его сердце тревожно забилось: Беда внезапно пришла, только вот в чем она заключалась и откуда следовало ждать удара? Или же он и вправду сошел с ума? Чувство было столь же размытым, как и в день гибели близнецов, и гэльфорд плохо понимал, то ли это гроза приближалась, толи Смерть вышел из Одинокой Башни…
***
- Так что, значит, ваш ответ в очередной раз нет? – улыбаясь, совсем как Синвирин, холодно, непонятно и едко, спросил дух, черепашьими глазами всматриваясь в понурые, расстроенные, но решительные лица людского совета.
- Мастер Урия, мы не знаем ничего о вашем Хозяине кроме того, что Он обладает даром Лжи. Мы никак не можем поверить Ему и отдать своих детей, они ведь наше будущее… - немолодой мужчина, самый уважаемый член совета, что-то еще говорил, тряся бородой, но гэльфорд уже не разбирал слов: они звучали для него невнятным гулом.
С ним часто такое случалось в последнее время: он словно погружался в сон, плохо понимая, что происходит вокруг, но четко мысля в своем сознании. Эти глупые, жалкие людишки не хотели подчиниться воле Владыки, по своему неразумению не понимая величия и необходимости всего, задуманного Им.
Пять месяцев они игнорировали Его волю, что уже ни в какие ворота не лезло. Глупые, отвратительные людишки, на них смотреть было унизительно и неприятно, как на тараканов, не то, что разговаривать с ними, и Хозяин, создавший небо и землю, моря и воздух, даже этих мелких существ, был не обязан смиренно просить о разрешении. Ему здесь принадлежало все, Он был Властелином и Повелителем, а они вынуждали Его жить в палатке под стенами города. Да как они только додумались? Обвинить Его во Лжи? Они, недостойные, не имели права даже смотреть на Него без должного почтения, они должны были падать ниц и преклоняться, а они перечили Его воле.
Так думал Урия, помешавшийся на роли Синвирина в Зетта. Дух не лукавил ничуть, он был честен с собой, и искренне верил в то, о чем думал. Для него Хозяин стал Божеством, каждое желание которого должно было быть исполнено незамедлительно и беспрекословно, но этой же безграничной веры не было у жителей Счастливого. Владыка для них был просто Лгуном.
«А чего я жду? – внезапно подумал сумасшедший. – Чего попросту трачу Его время? Ведь все можно решить и без их согласия. А казнь послужит хорошим примером для других, что не стоит вставать у Него на пути. И я ведь могу это сделать…»
Решение показалось ему настолько логичным и правильным, что на душе потеплело.
«Синвирин будет доволен мной,» - подумал дух и резко вывалился в реальность.
Мужчина еще что-то говорил, объясняя, но Урия резко взмахнул рукой, останавливая поток лживых и глупых слов:
- Я понял, понял, я вас услышал, - он улыбнулся мягко, но в глазах его была сталь.
Люди смотрели на него с изумлением и надеждой: неужели они пришли к соглашению, наконец?
- Только вот, - продолжал Урия, - Крепость будет стоять там, где задумал Хозяин, вне зависимости от вашего желания.
И щелкнул пальцами на поднятой руке. Раздался глухой, низкий звук, как будто что-то тяжелое упало на землю, а потом города не стало. Ни садов, ни улиц, ни жителей – ничего. Только облако черного пепла взвилось в воздух, мгновение храня предыдущую форму, но в следующее уже распавшись. Урия повернулся, улыбаясь, и его маленькие, черепашьи глазки выкатились из орбит, побелев и став огромными, как чайные блюдца, мрак потек из глазниц черными слезами, и за его спиной оседало черное пепельное марево. Гэльфорды отрывались от своих дел, и даже игра на сосуды с энергией была забыта, Яксон вскочил на ноги, но двигался он медленно, как сквозь плотное желе, склянки посыпались вниз и зазвенели в воздухе: Время ужаснулось содеянному. В воздухе появился неуловимый, но отчетливый запах – Смерть уже был здесь.
И тут раздался второй щелчок, и новый взрыв, такой крошечный, по сравнению с первым, разорвал Урию на части, и след гэльфорда пропал с энергетического поля. Пространство ощутимо дрогнуло, и Время понеслось с обычной скоростью, Яксон вскочил, страшными глазами озираясь вокруг и не понимая, кто убил Урию. То, что он был убит, было очевидно – его след отсутствовал, его не было больше. Склянки со звоном бились о землю, и энергия вытекала, но это уже никого не волновало. Синвирин медленно опустил руку – Его трясло с головы до ног, но Он твердо знал, что не ошибся: с тем, во что превратился Урия, было бесполезно говорить.
Юльванд повернулся, в ступоре глядя на лагерь, Ирвин молчал, пытаясь осознать все произошедшее, но даже ему, Старшему, это было не под силу, что уж говорить о младших. Они знали одно: Хозяин убил одного из них, отправил на тот свет, зная, что у него нет ничего за чертой смерти. Этого было достаточно, чтобы в сердцах поселилась твердая уверенность: Он не остановится и убьет всех.
- Ты убил его! – крикнул обвинение Яксон. Крикнул, больше не боясь ничего, ярость захлестнула сознание, забив чувство самосохранения в самом его зародыше.
- Послушайте! – Синвирин вскинул руки, защищаясь: Ему было страшно, как и духам, и ужас слышался в Его голосе. – Урия сошел с ума, он уничтожил Счастливый…
- У них есть что-то после смерти, у нас – нет, и ты знал это! – крикнул, вскакивая, Аукори. За его спиной сразу, как тень, выросла Виллайто: она вся горела от гнева.
- Наша жизнь игрушка для тебя? – Дольви отодвинул Ифрэ себе за спину, она сжала его ладонь, с ненавистью, уже не скрываемой больше, глядя на Юльванда, а Тот даже не успевал открыть рот, чтобы сказать хоть слово в свое оправдание: обвинения сыпались одно за другим.
- Прекратите. Успокойтесь, дайте Ему объяснить вам все, - умоляюще начал Ирвин, надеясь остановить разгоравшийся конфликт. Вот где она, Беда, притаилась: теперь речь шла об одном – не дать лишней крови пролиться. Никто не должен был погибнуть, но ненависть страшными волнами вилась между духами, ненависть, подпитываемая недоверием и страхом смерти. Старшему даже не дали договорить:
- Ты всегда с Ним заодно, - резко и необыкновенно живо перебил Энвелир. -  Скажи, Ирвин, ты знал об этом убийстве? И кто следующий в списке? Я?
Кубик отшатнулся, словно его ударили, задохнулся от ужасного обвинения: история с Джулианом повторялась один в один, и он не мог ее остановить.
- Хватит! – не своим голосом взвизгнула Вэнэльям, резкий крик разлетелся по пустому полю. – Ты себя послушай, придурок! Ты чушь несешь, Синвирин за нас готов жизнь отдать! – она отшвырнула метлу и шляпу в сторону и заняла позицию рядом с Юльвандом, зло скалясь на других духов. – Уж я-то знаю, я видела, как Он защищал Зетта в Звездном суде. Он ни на минуту не забывал, что вы ждете Его помощи, Он…
- Предательница! – крикнул Дайзур.
- Легко же тебя купили, Вэни, - с нескрываемым презрением вставил Ольвэрин.
- Мы не ожидали от тебя такого, - прошипела Доран, и никто не понял, обращалась она к Вэнэльям или к самому Синвирину.
- Ирвин, - обратился к Старшему Яксон, - иди к нам, тогда останешься жить. Мы не тронем тебя, потому что ты нас растил, но остальную нечисть, стоящую рядом с тобой, мы уничтожим. Мы не игрушки, в которые можно поиграть и бросить, мы живые. Раз Темный Владыка убил одного, убьет и остальных, мы не хотим умирать. Мы хотим жить.
- Он мой брат, я не оставлю Его! – тихо, но отчетливо проговорил Ирвин, рукой отгораживая Синвирина.
Дольви выдохнул и туман пополз по земле, поднимаясь все выше, младшие исчезали в сером облаке один за другим, Синвирин перестал дышать, и Его глаза сузились в гневе: Он понял, что говорить бесполезно, и порадовался, что Ему, как Звезде, дыхание для жизни было не обязательно. Катана блеснула, раскрываясь в Его руке, и по лезвию побежали руны: она была зачарована на убийство духов. Он надеялся, что этот миг никогда не настанет, что Ему не придется убивать гэльфордов, но вариант, когда Война сведет их с ума, превратив в неуправляемую, страшную сиу, просчитал. И не ошибся. Им больше нельзя было существовать: раз они подняли руку на своего творца, значит, вскоре разрушат и то, что стремились защитить, этого нельзя было допустить.
- Остановите это безумие! – в отчаянии вскрикнул Ирвин и бросился к младшим, становясь между враждующими сторонами.
Он не мог ничего приказать, ничьи авторитеты не имели больше веса, но надо было отвести Беду, остановить эту схватку между младшими и Синвирином.
- Давайте успокоимся и все обсудим? Только без этой истерики, сядем, поговорим, уберите оружие, нам не нужно больше смертей!
Туман все поднимался и закрыл уже всех, кроме Яксона.
- Мы ведь одно дело делаем, мы на одной стороне, - продолжал убеждать Кубик, но его слова попросту пропадали в пустоте.
- Нам больше не о чем говорить, - глухо оборвал Яксон. – если ты не с нами, мы тебя убьем.
И, шагнув назад, растворился в дыму. Ирвин замер, не зная, что делать, как с этим жить: слова духа даже не ранили его, а убили наповал. Его словно предали, и мозг отказывался понимать все это. Тяжелая рука Синвирина легла на плечо. Дым дополз и до них, стал подниматься, обещая вскоре ограничить видимость. Вэнэльям жалась к Юльванду – она была единственной, кто принял Его сторону.
- Ты ведь не убьешь их? – дрожащим голосом спросил Ирвин, но Синвирин только покачал головой:
- В противном случае они убьют нас.
- Я не буду… - прошептал дух, - не буду убивать своих детей!
И в то же мгновение дым поднялся и скрыл всех троих, ослепив их. Ирвин скорее почувствовал, чем увидел, как Синвирин сорвался в бой, руки гэльфорда, пытавшегося остановить Его, поймали пустоту, и внезапно в тело впились тысячи игл, сковавшие Старшего по рукам и ногам: младшие пили из него энергию, чтобы уничтожить. И он почувствовал себя маленьким и беспомощным, как на первых заданиях, он не знал, что делать, не понимал, как выбраться, и рядом не было Джулиана, готового помочь. Рядом не было никого, только грохот взрывов стал раздаваться, сотрясая землю.
- Остановитесь, пожалуйста, перестаньте, мы ведь одна семья, - как заведенный, повторял Ирвин, с ужасом осознавая, что не остановит ни тех, ни других ни словами, ни силой, и в то же время зная, что отказ принять одну из сторон, убьет большинство младших и, вероятнее всего Синвирина.
Но Владыку нельзя было убивать, ни в коем случае, Он ведь был Создателем, мир мог погибнуть без Него, и гэльфорд завис не там, и не здесь, совершенно не зная, что делать.
Синвирин летел сквозь непроницаемый для Его взгляда дым, уворачиваясь от града атак, которыми Его осыпали младшие. Боль, страх, растерянность – все было подавлено и заперто в сердце, сейчас этому не было места. Для него младших уже не было, и Он ожесточился против тех тварей, что атаковали Его. Он знал простую правду: либо они Его, либо Он их, других вариантов не было, и Синвирин знал, что если погибнет, обезумевшие на Войне духи разнесут мир и тогда… тогда все будет зря. И Южени, и близнецы, и Джулиан – все напрасно. Юльванд не успел привязаться к младшим – поэтому-то Он и отдал их на воспитание Ирвину – а вот Первых Пятерых любил, как свою семью. В их гибели должен был быть смысл, смысл жизни для Юльвандов-младших, а эти твари ставили на кон все, что было создано руками Синвирина.
Он выдохнул остатки воздуха из легких и перекатился по земле, рандомно меняя траекторию: духи видели Его, в то время как Он мог только вычислить их местонахождение по энергетическим волнам, и то оно было размыто – они тоже перемещались. Первым делом надо было нейтрализовать Дольви: его завеса мешала не только видеть и ориентироваться, но и перекрывала дыхание, что порядком нервировало Синвирина. Вдохнешь буквально раз – и поминай, как звали.
Он отпрыгнул в сторону, и земля на месте, где Он был только что, потрескалась от удара: Дольви еще и бить мог. С неба падал пепел, то и дело взрываясь, вся земля покрылась льдом – иглы вырывались на поверхность, грозя наколоть Синвирина, как стрекозу.
«Моя техника,» - зло подумал Он и бросился дальше, на ходу продумывая заклятья.
Десять иллюзий прыснули в разные стороны, Синвирин же не остановился, готовясь в любой момент поменять себя с любой из них: новая техника, позволявшая отсрочить гибель и совершить десять непростительных ошибок, попав в смертельные ловушки. Где-то слева в неразличимой серости пошел всплеск энергии: иллюзия попалась в сети Аукори и повисла, пронзенная в десяти местах.
- Я убил Его! – крикнул дух, как показалось Юльванду, с неприкрытой радостью.
«Погоди, еще сыграем,» - мрачно подумал Он и ускорился.
Владыка уже чувствовал Дольви: настроившись с гэльфордом на одну частоту, Он вычислил его местоположение и скрылся по «нулевой» иллюзией, пуская младших разбираться со своими копиями. Еще одна была наколота на ледяные иглы Дайзура, две попали под взрывы Яксона и Ольвэрина…
«Играйте, я вам куколок дал,» - подумал Синвирин и, сжав зубы, бежал вперед.
Он размахнулся и нанес решительный удар, намереваясь пронзить Дольви, но катана вошла во что-то вязкое и остановилась, завибрировав и зазвенев, Он отпрянул назад, выдергивая оружие и уходя с линии атаки.
- За Дольви пришел? Не так быстро, - зло прошипел Энвелир, и лава, жидкая и быстрая, как вода обрушилась на Юльванда.
Тот отпрыгнул, перевернулся в воздухе и побежал, уворачиваясь от столпов кипящей жидкости, вырывающихся из-под земли, места для маневра было все меньше с каждым шагом, а Энвелир, отставший в начале схватки, сейчас активно нагонял, от жара на лбу выступили капли пота, заливавшего глаза. Синвирин остановился, повернулся к духу, сворачивая катану – она мало чем могла помочь теперь, здесь нужно было другое оружие. Он закрыл глаза и одними губами позвал:
«Помоги мне.»
Волна алой лавы обступила Его со всех сторон, нависла сверху, но зеленые глаза распахнулись и коротко приказали: в бой. Ледяная труба встала вокруг Синвирина, и Он вылетел вверх, как пробка из бутылки, лава билась о лед, но не могла его сломить – сила бойцов не была равна. Энвелир вскинул руки, посылая жидкость навстречу падающему Юльванду, но Тот выхватил катану и один за другим разрубил снаряды, дух глухо вскрикнул, когда катана прошла его сердце, глаза, полузакрытые, распахнулись на мгновение и помутнели. Энвелир бездушными кусками застывшей лавы осыпался вниз, перестав быть. Синвирин отшатнулся, с ужасом глядя на то, что натворил, и прошептал тихо:
- Прости… прости, если сможешь… - и ринулся в бой: Ему предстояло еще многих убить сегодня.
Справа раздался взрыв, и еще одна иллюзия разорвалась: их осталось всего половина – духи многому научились за свою нелегкую военную практику. Синвирин на мгновение остановился, Ему надо было сориентироваться: Дольви, не будь дурак, сразу переместился, как только Энвелир был убит. И стоило Ему на секунду замереть, как Его поймали: ледяные шипы Дайзура насквозь прошли тело, и Юльванд захрипел от боли, сознание дрогнуло и помутилось, Он из последних сил щелкнул пальцами… и поменялся местами с одной из оставшихся иллюзий. Боль тут же ушла, но мерзкое ощущение осталось: Смерть положил руку на плечо.
- Уйти решил? – раздался голос Дайзура над самым ухом, и Юльванд побежал, что было сил, спасаясь от шипов, выраставших из-под земли.
Он понимал, что долго так не протянет, но тут Его с ног сбило ветром из искр, и смерч закружился, выхватывая комья земли и поднимая ледяные иглы в воздух: Доран сработалась с Дайзуром. Синвирин был вздернут вверх ногами и поднял в воздух, после чего безжалостные духи устроили обстрел искрами и ледяными пиками. Никогда, никогда еще Юльванд не видел такой бешенной ярости в действиях этих двоих, они всегда были тихими и миролюбивыми, в бой особо не лезли, а тут… они словно озверели, что еще раз доказывало Его теорию о глобальном помешательстве всего младшего поколения. Они были человечны, и это была ошибка в их сущности: их разум не выдержал того, для чего они были созданы, их разум не выдержал Войны и помутился.
Синвирин закутался в ледяную броню с ног до головы, ища местоположение духов, а потом атаковал: на Дайзура пустил колья, а с Доран связался энергетической ниткой, вытягивая из нее энергию. Девчонка пискнула жалобно и задергалась, забилась, пытаясь оборвав контакт, и Ему отчаянно захотелось отпустить.
- Скажи, Синвирин, - прохрипела Доран, угасая, но не разжимая своей хватки, - как ты думаешь, что бы сказал Джулиан, увидев все это?
И перестала быть. Звезда кулем свалился на землю, чудом не напоровшись на свои же иглы, который теперь были повсюду, закашлялся, вдохнув опавший пепел и поспешно зажал рот рукой: дышать по-прежнему было нельзя. Слова Доран впились в разум, как раскаленные иглы, больно стал так, что руки опустились. Где-то в мороке Дайзур сражался с пиками, больше убегая, чем отбиваясь, еще одна иллюзия попала в сети и исчезла, а поверх этого накладывался равномерный, повторяющийся крик Ирвина:
- Остановитесь, пожалуйста, хватит, мы на одной стороне!
- Придурок! – сквозь сжатые зубы пробормотал Синвирин, и по Его щекам покатились слезы: Ему было больно убивать их, больно физически, но выхода не было. Мир должен был выстоять, хоть и без этих родных психов.
Легкие обожгло болью – в воздухе все-таки оказалась какая-то отрава, и один единственный вдох сослужил плохую службу, теперь надо было торопиться, пока яд не распространился по всему телу и не оборвал жизнь. Тем более, что Дайзур попался: зашел в ловушку изо льда – выход был только наверх, но тут рухнула ледяная плита, замуровавшая гэльфорда в прозрачном кубе. Синвирин переместился к кубу и, скрепив сердце, ударил, пронзая насквозь. Как в трюке с коробкой, только по-настоящему. Руны вспыхнули на лезвии и пробежали до самой рукояти: дух отчаянно цеплялся за жизнь, но символы погасли, и от гэльфорда осталась только ледяная статуя да горькие воспоминания.
«Это ужас какой-то…» - подумал Он и побежал сквозь дым, на ходу вычисляя расположение остальных противников – шестеро, не считая Вэнэльям и Ирвина.
Льдинка, судя по крикам и всполохам энергии, схватилась с Виллайто.
Взрывы участились – видимо, Его нагоняли двое подрывников. Из иллюзий не осталось никого, все были уничтожены, права на ошибку не оставалось, Синвирин мчался сквозь взрывы, сверху сыпался пепел, поднятый с земли, пепел Ольвэрина, то и дело разрывавшийся огненным маревом и кусками лавы. Двигаться становилось все труднее, легкие пульсировали болью, и голова кружилась от постоянного гула, идущего со всех сторон.
Взрыв прогремел под самыми ногами, каким-то чудом не оторвав их, и Юльванд покатился кубарем, как кегля. Катана выпала из рук и закрылась, потерявшись где-то в пепле, голова гудела от удара, и несколько мгновений Он не понимал, где находится и что происходит, и за это время Его отшвырнуло еще два или три раза, Он точно не понял, сколько.
- Чертовы наплечники! Из них выходит воздушная броня! – взревел голос сверху.
Или снизу? В дыму было не понять ни кто говорит, ни откуда идет звук. Синвирин с трудом оторвался от земли, чувствуя, что доспехи не помогли Ему от ударов о почву: все тело тряслось и болело, как будто кости были переломаны, мрак в голове проясняться тоже не желал.
- Какая разница, - заговорил другой голос, - пробьем рано или поздно. Сил-то дофига, использовать Ирвина как подпитку было хорошей идеей.
Использовать Ирвина? Как подпитку?
- Да как вы на него посмели руку поднять?! – прохрипел Синвирин и тут же Его впечатали в землю.
Взрывы оглушили и ослепили Его, Он сжался, закрыв голову руками, но ничего не произошло, хоть грохотало знатно и все вокруг покрылось черным слоем пепла. Юльванд, отлежавшись слегка, перекатился в сторону, позвал катану и бросился прочь: нужно было во чтобы то ни стало убрать проклятую завесу и продышаться, пока от легких не остались одни угольки, а еще надо было вытянуть Ирвина: если и Старший погибнет в этой бойне, жизнь вообще потеряет всякий смысл. Он вычислил Дольви, распустил новые иллюзии, чтобы отвлечь внимание Аукори, подозрительно притаившегося где-то, и подрывников, висевших на хвосте, а сам прямиком направился к гэльфорду.
«Рядом с ним наверняка Ифрэ ошивается, - мрачно думал Он, хромая по искореженному взрывами месте, что раньше называлось равниной. – Надо будет избежать ее ловушки.»
Владыка пустил иллюзию впереди себя и не прогадал: дождь ледяных брызг вонзился в нее, и Синвирин поежился – Ему бы не хотелось попасться. То, что осталось от тела, походило на кусок мяса, больше ни на что. Незамеченным Он подобрался вплотную, и тут началось: удары посыпались, как град, они шли со всех сторон, метясь в наиболее уязвимые точки, и предугадать, откуда придет следующий, было совершенно невозможно. Парочку Юльванд пропустил, и по разбитому лицу потекла кровь. Спасало только одно – реакция, выработанная при игре в догонялки с гэльфордами Света, без этого бой был бы проигран.
Он увернулся от очередного удара, отбил другой и на удачу сделал выпад в дым - естественно, промахнулся. Тут нужен был план хитрее и тоньше, тем более что вокруг заплясали ледяные осколки Ифрэ, а подрывники с Аукори разделались с тремя иллюзиями из семи посланных. Нужно было ударить сильнее, быстрее или… неожиданнее. Синвирин швырнул катану в Дольви, одновременно обращаясь ко Льду, и копья вырвались из-под земли, пронзая тело, дух моментально покинул оболочку и тут же попал под катану, которую Хозяин позвал обратно в ладонь. Лезвие прошло сгусток энергии, разрубая его пополам, и руны в который раз вспыхнули, забирая душу в небытие.
- Дольви! – завизжала Ифрэ.
Завеса пала, и Синвирин стал с жадностью глотать ледяной, влажный воздух, пахнувший гарью и копотью. Картина, представшая Его глазам, была совершенно жуткой: все поле до самой перламутровой оболочки в западной части мира, где раньше лежал Счастливый, стояли леса и рощи, журчали реки и жили разные существа, перестало быть. На этом месте теперь расстилалась черная пустошь, засыпанная мелким пеплом, барханы выросли из неоткуда, и повсюду торчали страшные, ледяные шипы. Небо было завешено слоем гари и пепла, не падающего на землю, и мрак наступил посередине дня.
- Ненавижу тебя! – крикнула Ифрэ, льдинки завизжали в воздухе и обрушились на Юльванда, но эта атака была Ему не страшна, в отличие от Его иллюзии: наплечники, подаренные чудаком-Миллирэдом, работали на славу, и сомневаться в этом не приходилось.
И Он просто пошел, а льдистые иглы отлетали от Него, как безобидные мячики, не беспокоя и не причиняя вреда.
- Невозможно…! – лицо Ифрэ перекосилось от страха и горя, но она продолжила атаковать.
А что ей еще оставалось делать? Других вариантов не было.
- Тебе не повезло, - процедил Синвирин, - досталась дурацкая техника.
Дух всхлипнула и попятилась, страх в ее глазах сменился паническим ужасом, а Он все хромал на поврежденную ногу, медленно ее настигая.
- Против монстров неплохо, - Он резким движением стер кровь с лица, - но против меня – бесполезно, Ифрэ.
Льдинки бились, каждая грозила гибелью, но ему было все равно. Дух упала и поползла, не в силах ни подняться, ни сбежать в форме духа, на атаку ушла вся ее сила.
- Ты помнишь, как меня зовут… - прошептала гэльфорд – она была искренне удивлена этим фактом. - Кто ты, белоглазый монстр?
Со спины вылетел ветер, и короткие волосы взвились, ударяя по лицу.
- Я не Ниверсин! – дико вскрикнул Юльванд, гнев поднялся из глубины души и заполнил все сознание, чувство было настолько велико, что стало трудно дышать.
Синвирин сделал короткий выпад, и Ифрэ, глухо выдохнув, перестала быть, пронзенная ледяная статуя потеряла краски и застыла, подтаивая от жара. Он отдернулся, коснувшись головы – волосы с их обычной длинной были на месте, да и глаза видели, как и прежде... Мотнув головой, Владыка стал оглядывать поле боя, атаки на время остановились, но почему, почему остальные духи не нападали? Темнота могла блокировать только Теней, но Яксон и Ольвэрин должны были быть в состоянии сражаться… И тут в мрачной тишине раздался пронзительный вопль Вэнэльям:
- Они убьют его, Синвирин, помоги!
Его как током ударило: Ирвин, они пили из него энергию, они решили добить его и пополнить свои запасы. Мелкие сволочи! Только не Ирвин! Синвирин сорвался с места, теряя человеческое обличье: в конце концов Он был Звездой, хоть и изгнанной с родины. Емы было наплевать, что светом он давал Теням возможность атаковать, Ему было плевать на все, только бы Ирвин остался жить. Старший, бледный и полупрозрачный, уже не звал, он продолжал умолять, чтобы бойня остановилась, но его слова вылетали едва слышным шепотом. Со всех сторон в его существо впились нити, и золотая энергия вытекала без остатка. Ольвэрин, завидев приближение противника, бросился было навстречу, но Синвирин лишь отмахнулся от него, швырнув катану, и даже не посмотрел, попал или нет. Он ворвался в центр обороны, раскидав духов, одним движением оборвал нити, и Ирвин беспомощно осел на землю, слова замерли, так и не слетев с его губ, и бирюзовые глаза закатились. Он умирал и таял в руках Синвирина, Вэнэльям лежала без сил, сама едва живая, а Кубику нужна была энергия, только вот Юльванд не мог ею поделиться. То, что духи делали с легкостью, Ему не давалось, и потому Ирвин умирал. Он уже не понимал ничего, он никого не видел, теряя свою сущность, и Синвирин принял единственное решение, показавшееся Ему верным: из последних сил выстроил порта и прыгнул на Землю.
Пронзительный, холодный свет операционной ослепил глаза, привыкшие ко мраку, тело ударилось и по кафелю потекла кровь, но никто не завизжал: помещение было пусто. Плохо соображая от удара, что происходит, Он вскочил, свалил уже практически изчезшего духа на операционный стол, оборвал провода и сунул их в тело духа, ток заискрился, включилось аварийное освещение, и снаружи послышался топот ног.
Смазанные черты лица Ирвина медленно-медленно стали проявляться, по мере того, как энергия наполняла его существо, Синвирин заблокировав льдом двери, снес камеру и собрал все провода, которые только смог найти, оборвал их, опустил в тело Ирвина, а сам сел на пол рядом, готовясь ждать многие, многие часы, прежде чем с братом все станет в порядке. Люди ломились снаружи, слышалась пальба и глухие удары, но лед, расползшись по дверям и стенам, надежно замуровал все.
Только сейчас, сидя на холодном, кафельном полу, до Него стало доходить, что произошло в Его мире, сколько существ ушли безвозвратно по Его вине, по Его желанию сделать их человечными, и глухая боль поднялась и заполнила всю Его бушу. Он ошибся, они должны были стать такими, как Южени, но… Перед глазами, опухшими и слезящимися, медленно и вязко, как во сне, проплывала жизнь, и Синвирину хотелось проснуться, остановить это все и пережить заново, изменив страшную концовку, но Ему больше ничего не подчинялось. Он не был Создателем больше, и мерно тикали приборы, а на полу натекала лужа крови, но сил подняться не было, и Юльванд сидел, уткнувшись лбом в колени, мысли пожирали Его заживо. И время утекало прочь, но для Него оно словно перестало быть.