Босоногое детство мое г12 Испытания и треволнения

 
Гл.12 Испытания и треволнения

 Вот, в осень жизни моей,наступившей - золотой, думаю я.
Врываемся  мы в этот мир яркими метеорами из бездны Вселенной. Вооруженные наследственной памятью и глубоким подсознанием. Родители дают нам первоначальный толчок, помогают получить основы образования и культуры.
Впереди у каждого длинная дистанция, которая называется жизнь, с препятствиями и препонами.

На белом свете всегда  были трудные времена и затмения, то катаклизмы и войны, то голод и разруха, эпидемии и разные болезни. В этой коловерти некоторые с рождения оказывается при деньгах, большинство же – нет. И кем ты станешь в конце концов, зависит в основном от тебя. Главное, имеешь ли ты большую, четкую цель и силу духа для ее достижения.

Итак, познание мира продолжалось.

Уехали мы летом из Саратова с опытным топографом в знойные степи для выполнения командировочного задания. В походах меня, 17-и летнего, не отягощала ни жара, ни пыльные ветра и чащи перелесков, ни заболоченные балки при передвижениях с теодолитом и прочими инструментами, ни примитивные сельские углы проживания и т.п. Ведь вырос и трудился с малых лет в такой среде.

Топограф, (к сожалению, не помню фамилии), в перекурах объяснял мне вопросы, я всматривался в его записи съемок местности, рабочие журналы и старался элементарно постичь разные функции и инструменты.
Так шел день за днем, однако несмотря на присущую мне любознательность, сомнения о избрании будущей специальности не исчезали.
Интересно, что повидавший жизнь топограф, вроде почувствовал это, но прямо не говорил, кроме одного: «Николай, тебе надо учиться дальше». И я «наматывал на ус».

Однажды вечером, когда мы усталые, едва передвигая ноги в кирзовых, грязных сапогах, занесли в съёмную хатенку теодолит, ящик с инструментами, рейку, – я остолбенел.

В ней на табуретке сидел мой приуставший отец! Не ведаю до сих пор, каким образом узнал он о моем нахождении в этой местности, далекую от Саратова.

Ему за чаем рассказал честно, почему оставил учебу в техническом заведении, что не заладилась у меня математика, и решил попробовать, пощупать своими руками, что это за работа такая топографическая.

Отец предлагал либо воротиться домой в Новокиевку… Или, как он узнал, можно вернуться в СГРТ и продолжить обучение с начала 2-го курса. Ответил неуверенно ему, что вроде топографическая специальность мне не подходит, но может лучше поработаю до конца командировки и тогда определюсь.

Батя задумчиво покачал головой, видно, такой неопределенный подход его не устраивал.
«Сын, неволить не стану. И за руку тебя уже не утащу. Решай твердо сам. И чем быстрее, тем лучше. Тебе надо получить среднее образование. Мать дома вся испереживались».

Мне было горько, и чувствовал, что до конца в выборе судьбы еще не созрел. Как же быть? Колебался. А тогда была начальная юность безоглядная, самоуверенная в светлом будущем, но для этого неподготовленная и мало опытная. Потом уже часто вспомнил поговорку: «За одного битого двух небитых дают!». "Битым" пришлось быть мне.

Отец потолковал с топографом и уехал на другой день. Ему надо было проехать с пересадками сотни километров, чтобы добраться до дома. И мне жалко было и его и себя, непутевого. Думалось еще, что вот вернусь домой, и там, не имея на руках никакой  рабочей специальности, буду обузой в семье, а там еще братик и сестра. 

Глядя вслед  отцу, грустно мелькнуло из детской памяти,.. лет этак в семь.

Отец, работал тогда в колхозе учетчиком. Поднимая один тяжелую бочку,   подорвал желудок, потрёпанный на Сталинградском фронте и в немецких лагерях.
С внезапным кровотечением отвезли его, километров за пятьдесят, еле живого, в больницу г. Михайловка.
Там  сделали резекцию желудка, удалили две третьих. Хирург оперировал опытный , фронтовик Горелов.Отец, ослабленный, находился одной ногой в могиле и был помещен в палату для таких же доходяг, без особой надежды на выздоровление. Так мне уже в годах, рассказывала горько мама.

Кто-то передал ей о почти безнадежном состоянии мужа.
Мудрый председатель колхоза Николай Петрович Логвин, (в будущем депутат Верховного Совета и Герой Соцтруда), сказал ей, плачущей: «Бери машину, своих детей и поезжай к Федору. Покажи их ему. Гляди, поможет».

Помню в палате бледного, пожелтевшегл лицом, лежащего под капельницей, очень худого отца, с тоской глядящего   ввалившимися глазами на нас, малых, с сестрой…

Обратно ехали мы оживленные, что повидали "папаню", так мы ласково называли его между собой. Водителем грузовой машины, мы сидели в кузове, был его родной брат Александр. На полях зеленели посевы и ярко светило солнышко. Мама всю дорогу вытирала ладонью слезы и прижимала меня с сестрой к себе.

Отец очень любил нас, и думаю внезапное появление семьей в больнице дало сильный  психологический заряд для выживания. Он, фронтовик,  обладал большой волей к жизни.

Вообще поддержка в семье считалась  нормой, и  многое исходило от мамы.

Когда брату Александру, молодому аспиранту, находящемуся в научной командировке в Ростове-на-Дону, сделали внезапную операцию, мама призвала сестру Валю и меня, работавшего в облпрокуратуре, поехать к нему и морально поддержать. Конечно, мы это сделали.

Более того, у отца в пожилом возрасте открылась на ногах синеющая гангрена. Это через десятки лет аукнулись годы на фронтах и ужасное положение его, военнопленного в фашистских лагерях. Бог не бросил отца в тяжкую минуту, так как в волгоградской квартире  на одной лестничной площадке с  моей молодой семьей проживал опытный хирург Хлопов. Случайность то или воля Господня?!

С ним мы и спасали отца. От ампутации ног. В областной больнице скорой медицинской помощи, после обследований и консультаций, сделали ему весьма сложную операцию, чтобы не ампутировать больную ногу. Зачастую такая культя, провоцировала ампутацию и второй ноги.
Сестра Валя приехала из отчей  Новокиевки, брат Александр - из Саратова и мы, трое детей, не отходили от лежащего отца.

Трагедия оказалась в том, что после операции проходили сутки, а улучшение никак не наступало. Хирурги настаивали на немедленной ампутации ноги до колена, иначе будет поздно – гангрена распространится по всему телу и тогда… конец.

Отец ответил им просто: «Оттяпать ногу можно всегда, давайте подождем-ка ночь».
Хирурги переглянулись, и взяв ответственность на себя, согласились рискнуть - подождать до утра. Отцу, да и нам, был дан последний шанс. Всю ночь мы не смыкали глаз в коридоре перед палатой. Поверьте, если есть на свете чудо, то оно произошло!

Утром отцу стало легче, синюшность и отек уменьшились – заработал тот круг кровообращения, который при операции ему сделали. Замечательным хирургам Хлопову и Ганечкину мы обязаны жизнью отца.

После этого он прожил, скажем так, «дополнительно», одиннадцать лет. Каждый год я, невзирая на сложности в работе, тяжелое заболевание своего сына, продолжавшееся строительство дома, заморочки перестроечного времени, обеспечивал отцу обязательную реабилитацию.

Привозил из Новокиевки и помещал, ухаживал в нашем Госпитале для участников Великой Отечественной войны. Обеспечивал труднодоступными в ту позорную перестройку медицинскими препаратами, лекарствами и отвозил, посвежевшего, домой к маме моей и сестре.

Но все это будет потом, когда я пройду свои круги испытаний и треволнений, уготовленных мне Его Величество Судьбой.

А тогда-то, в году 1964-м, несостоявшийся горе-«топограф» вернулся из степей в Саратов, окончательно убедившись, что топография с ее математическими и тригонометрическими функциями – это не его призвание.

Любопытно. После этой «пробы» пройдет лет двадцать. И вот однажды мы, работники органов прокуратуры РФ, следователи, поправляли здоровье в ведомственном  санатории «Электроника» на Черном море.
Здесь же, по путевкам, подлечивались и другие граждане с просторов страны.

За столиком с нами постоянно обедала преподаватель математики техникума, с большим стажем работы с учащимися. Весьма эрудированная женщина.
Вот и спросил ее, смог бы я, упорно упираясь, освоить в юности эти предметы в СГРТ. Она  так искренне заулыбалась.

- Вы рождены совсем не для этих дисциплин.
И пошутила.
- Поэтому за столом я, математик, сижу по одну сторону от вас, а вы, гуманитарий, - по другую сторону от меня.

Задумавшись, добавила, смеясь:
- Это как мне не стать юристом и служить прокурором, как вы и ваши коллеги. Каждый из нас хорош на своем месте.
Я тоже засмеялся, услышав толковое мнение профессионала. У нас нашлось много общих тем и увлекательных обсуждений с этой начитанной и корректной женщиной.

Однако тогда в Саратове, мне, юноше 17-и  лет, надо было работать и как-то дальше учиться - ох, и свербела задача в голове.

Несколько квартир пришлось сменить, пока не угнездился с приютившим меня молодым радиотехником Вовой Латышевым, жившим одиноко в полуподвальном квартирк на ул.Первомайской, опять же вблизи, ну прямо-таки мистического, юридического института.

А 25 августа 1964 года оформился я в Строительно-Монтажном Управлении Радиофикации, расположенном на проспекте Кирова, учеником линейщика связи. Там завели мне трудовую книжку. Ура!

Будет постоянная работа, на что жить и питаться и, наверно, и учиться дальше. В той же вечерней школе рабочей молодежи, так ведь?

В свободное, редкое время продолжал "насыщать" себя литературой, отечественной и зарубежной. Вышедший историко-философский, эстетический роман приключений ученого Ивана Ефремова "Лезвие бритвы", буквально потряс меня! Как вколыхнул пытливого читателя по всей стране и, в переводах, за рубежом. Затем год за годом, десятилетия за десятилетиями перечитывал я его...

Самостоятельная жизнь  моя вроде налаживалась, босоногое детство ушло вдаль, осталось позади.
Но у судьбы приготовлены для нас свои капризы и сюрпризы…

На фото: В Саратове - молодость моя.

Продолжение следует...  гл.13 Возвращение  http://proza.ru/2023/01/27/787
.................
ОТЧИЙ ДОМ
Радость или грусть нас ждут потом.
Но всему начало — отчий дом.
Там у колыбели
Матери нам пели
Песню любви.
Вновь сейчас во мне звучит она.
Ждёт меня наш домик в три окна.
Близко ли, далёко —
Свет родимых окон
Вечно не померкнет для меня.

Как живёшь ты, отчий дом,
В светлой грусти о былом?
Я у дома, у крыльца родного
Встречи жду и вновь пою.
Здравствуй, милый отчий дом!
Будь за нас спокоен.
Где б я ни был —
Ты всегда, всегда со мною.
Я согрет твоим теплом.

Сколько бы на свете мне не жить, —
Век его доверьем дорожить.
Но уж так ведётся,
Юность расстаётся
С домом родным.
Годы, словно сны, над ним летят,
Я ловлю душой отцовский взгляд.
Мама дни и ночи
Ждёт желанной почты.
Помните об этом, сыновья!

Как живёшь ты, отчий дом,
В светлой грусти о былом?
Я у дома, у крыльца родного
Встречи жду и вновь пою.
Здравствуй, милый отчий дом!
Будь за нас спокоен.
Где б я ни был —
Ты всегда, всегда со мною.
Я согрет твоим теплом.

 А.ДЕМЕНТЬЕВ