Дым унесло наших костров... Часть третья

   Воспоминания о работе в лесоустройстве

   ПЕРВЫЙ СЕЗОН
      Часть вторая http://proza.ru/2023/01/07/1102

   Один в тайге.

   Резервные хвойные леса на востоке лесничества шли компактным массивом за Большой рекой у подошвы горной гряды. Выше леса носили островной характер, с высотой хвойные сменялись листвягами, криволесьем и стлаником на «гольцах». Резервные леса оставлялись для нужд обороны. В них не велись лесозаготовки, допускались только санитарные рубки. От этого массива до нашего поселка 20 километров тянулись обычные, местами заболоченные леса.
  Я решил начать таксацию с этих лесов, а «заход» на восток оставить на середину августа, когда техник Володя выйдет из отпуска. Жара спала, комаров и слепней стало меньше, но и день шел на убыль, зачастили дожди. Все бы ничего, но по разбитой лесовозной «лежневке» на велосипеде ездить было невозможно. Пришлось вернуть его хозяину и ходить в лес пешком. Работал весь световой день, приходил на пустой кордон уже затемно, там меня встречала только Икара.
   Для эффективной работы на таксации леса необходимо контролировать каждый свой шаг, постоянно «определяться» по снимку, ориентироваться по компасу – навигаторов тогда не было. Стоило было отвлечься, потерять привязку к местности - и попусту терялось время, сдельная работа не шла. В каждый выдел надо было зайти, заложить пункты таксации, дать среднюю характеристику насаждения  и уточнить его границы. Фиксировалась и вся остальная ситуация, которая затем ложилась на карты – реки, дороги и т.д. В журнале была приведена и старая таксационная характеристика 10-летней давности. Инженер, таксировавший это лесничество в прошлое лесоустройство, уже ушел на пенсию, проработав в экспедиции много лет. Поначалу, не имея опыта, я часто спешил и давал итоговое описание леса, не проходя весь выдел.
   - Ты не прав – состав насаждения здесь другой. – говорил я про себя, мысленно обращаясь к старому таксатору. Но, пройдя весь выдел, сделав «синтез», признавал свою ошибку:
   - Нет, я не прав, твоя таксация точнее. Конечно, приходилось делать корректировку на время, учитывать проведенные мероприятия. Многие леса, которые устраивались ранее, были вырублены, и на их месте зеленели молодняки, были посажены лесные культуры и т.д. Случались в этих местах и пожары, и ветровалы. Иногда мне казалось, что тот старый таксатор - мой учитель и наставник, он идет рядом со мной и дает советы.
   Когда подолгу бываешь один в лесу, начинает порой казаться, что ты - не один, что следом за тобой идет кто-то. Оглядываешься – никого нет. Зверь наблюдает за тобой? Возможно, но с желанием часто оглядываться приходилось бороться, иначе это могло перерасти в дурную привычку. Нельзя в лесу демонстрировать свою неуверенность, тем более – бояться его. Лес – живой организм, он глазами своих обитателей видит и чувствует твое настроение. Обычно я старался не возвращаться по своим следам, чтобы не делать холостых проходов – намечал кольцевые маршруты, и поворачивал обратно не переходя «точку невозврата», за которой пришлось бы уже ночевать в лесу. Иногда приходилось все же возвращаться по пути захода, и рядом со своими следами я иногда видел следы зверей, чаще – медведя. Медведь – любопытный, умный и осторожный хищник, он постоянно обходит свой ареал и чует чужаков. Он может напасть при неожиданной встречи с ним – «нос к носу», опасно встречаться и с медведицей с медвежатами.
Поэтому идя по тайге, надо «подшумливать»: надламывать ветки, даже что-то напевать, покашливать... Был всегда наготове и спортивный свисток. Это, конечно, не касается охоты.
   Самый опасный зверь в глухом лесу – это человек, ведь ты не знаешь, что от него ждать. Увидел вдалеке на лесной дороге или просеке силуэт человека – лучше  свернуть в лес и избежать встречи. К тому же севернее нашего лесничества были зоны, и из них случались побеги.
   Однажды я неожиданно вышел на двух охотников с собакой. Они поначалу остолбенели от неожиданности, а собака даже попятилась и заскулила. Видуха у меня была еще та: всклокоченная борода, потрепанная энцефалитка, на голове – выгоревшая армейская панама. В руках я держал за ножки мерную вилку для обмера деревьев, которая напоминала автомат… Поспешил представиться, мы поздоровались. Они со смехом признались, что поначалу приняли меня за дезертира. Охотники были из соседнего поселка, про лесоустройство слышали, и очень просили уточнить границы своих сенокосных угодий. Мы договорились встретиться на кордоне и обсудить этот вопрос.
   В другой раз, взобравшись на пригорок, я стоял на цветочной поляне и описывал лес. Все было тихо, и вдруг… кто-то кашлянул у меня за спиной. Я резко обернулся, и увидел в двух шагах от себя улыбающегося мужика с длинной седой бородой – вылитый Берендей. Он оказался пасечником, каждое лето привозил в эти места пчелиные ульи. Медосбор был хороший по причине обилия лесных трав и цветов. Он давно ни с кем не общался и буквально затащил меня к себе на пасеку, где угостил чаем с цветочным медом.
   Встречались иногда в чаще древние ритуальные "шаманские" места с пирамидами из камней, высеченными из дерева "божками" -  идолами и деревьями, обвешанными тряпочками. Выходил на избушки охотников - промысловиков и кротоловов. Здесь была популярна заготовка кротовьих шкурок. К избушкам вели едва заметные тропинки – «путики», а на деревьях были небольшие затески. Когда долго блуждаешь по лесу один - чувства обостряются, а ожидания часто сбываются. Только успеешь о чем-то подумать – и вскоре встречаешь или находишь: лесного зверя, лосиный рог, огромный гриб – боровик, камень-самоцвет на берегу горного ручья…
   В начале августа в лесах было очень много малины, особенно на южных склонах увалов. С трудом удавалось оторваться от спелых сладких ягод и переключиться на работу. Как-то даже забыл и про обед. Малина -калорийная ягода, поешь – и ходишь весь день по лесу, как «на автопилоте». Про грибы уже и не говорю – они были повсюду, что давало возможность разнообразить меню.
   В один теплый летний день я все же увидел медведя недалеко - метрах в двадцати от себя. Шел по «ледянке» - так лесники обычно называют лесные дороги, по которым ездит техника только зимой, после промерзания почвы. Обычно их прокладывают во время зимних лесозаготовок. Летом эти дороги обычно труднопроходимы: глубокие непросыхающие колеи, высокая трава. Слабый ветерок дул навстречу. Я приметил слева от дороги большой малинник, и ноги сами понесли меня туда. Вдруг в малиннике кто-то зашевелился, и над кустами показалась бурая мохнатая хребтина. Я остановился. Кто это - лось? Еще мгновение – и из густого малинника вылез… медведь! Глянул на меня – и дал деру. Ему бы бежать в лес, а он пересек широкую дорогу передо мной и ломанулся на старую делянку, треща и хрустя сучьями. Вот тебе и бесшумный, осторожный зверь! Громкий свист придал медведю ускорение - он убегал, по-собачьи поджав хвост и вскидывая толстым задом. Прихватила его от стресса и «медвежья болезнь». Скорей всего это был молодой медведь - пестун, недавно расставшийся с медведицей – мамой. Меня разобрал смех, я зашел в малинник и полакомился сладкими ягодами, не доеденными мишкой. Трава в одном месте была примята. Очевидно, зверь, наевшись ягод, уснул на солнышке. Чужой запах он издалека не учуял, так как ветерок дул в мою сторону, да и шел я по привычке бесшумно...
   Когда ходишь в лесу неделями – что-нибудь, да случается, хотя в полевой текучке и не придаешь этому значения. Воспоминания обычно приходят уже после «поля», особенно зимой.
   Однажды я не на шутку завяз в болоте. Шел по квартальной просеке таксируя лес и проверяя качество прорубки, пикетаж и наличие квартальных столбов. В небольшом овражке просеку пересекал ручей. Он с журчанием бежал по зеленой полянке. Обычный ручей, какие не по разу в день приходилось переходить. Но стоило сделать несколько шагов – и полянка «заходила» под ногами. Это был «плывун» - травяной ковер на поверхности трясины. Пытался повернуть назад, но ноги уже стало засасывать. Ухватиться было не за что. Оставалось одно – лечь на плывун и ползти к ручью. Это получилось. Болото оказалось неглубоким – провалился только по пояс, под ногами оказалось твердое каменистое дно. Пришлось остаток дня стираться и сушиться у костра рядом с болотом. Хорошо – рюкзак и абрисная папка не намокли. А ведь хорошо знал, что яркая зеленая травка – признак трясины. Уж очень маленькой и безобидной показалась полянка у ручья… Права пословица, которую любил повторять начальник партии:
   - Век живи, век учись! Он еще добавлял: - И дураком помрешь... Кстати, он предупреждал, что в районе гольцов на востоке встречаются «сухие болота» - глубокие воронки, наполненные мелкой галькой. Засасывают как настоящие «мокрые» болота. Лет пятнадцать назад в таком месте исчез бесследно техник…
   В другой раз я позабыл на месте обеденного привала папку с секретными снимками. Как обычно – пообедал, разогрев «тушняк» в крышке солдатского котелка и заварив крепкий чай с ароматной «саган-дайлей». Немного отдохнул в теньке под кедром, наскоро собрался и пошел дальше по намеченному по снимку маршруту. Кстати, и место для обеда я тоже намечал по снимку – рядом с ручьем. Рабочие снимки были в абрисной папке. Уже пройдя километров шесть, понял, что папки с остальными снимками нет. Пришлось прервать незавершенную работу и вернуться к месту обеда. Слава богу, папка лежала на месте – у потушенного костра, только была перевернута. Рядом виднелись крупные медвежьи следы. Хозяин леса проверил – кто вторгся в его обитель. Обнюхал папку и пошел по моим следам, затем свернул к большому муравейнику, и разворотил его… Я заставил себя еще раз вернуться и закончить намеченную работу. В поселок пришел уже в сумерки. Случившееся стало уроком на всю жизнь: уходя, всегда проверял – не забыл ли чего…
   «…Пусть время проходит, но сердце, как прежде, хранит
   Гряду синих гор в догорающем свете заката,
   Таежную речку, одетую в мокрый гранит,
   Холодный туман на кипящей струе переката…»
   Начальник партии как-то вспомнил, что однажды потерял в лесу целый вещмешок с деньгами:
   - Раньше все расчеты были наличными – вспоминал он. – Каждая партия открывала счет в ближайшей сберкассе. Я получил месячную зарплату и полевое довольствие на всю партию – где-то три тыщи «рэ», и положил деньги в вещмешок, привязав его к сиденью мотоцикла «Минск». До полевого лагеря, где меня ждали, ехал километров пятнадцать по лесной дороге и квартальной просеке. Там собрались все инженерно-технические работники, чтобы сдать отчеты, закрыть наряды и получить «бабки» на себя и на рабочих.
   – Так вот, приехал, а мешка с деньгами – нет! Где-то оторвался по дороге. Пришлось гнать обратно. Слава богу – мешок лежал в целости и сохранности на просеке. На те «бабки» можно было купить тогда «Запорожец»...
   На таксационных работах надо было уделять большое внимание ориентированию на местности – и для безопасности, и для организации эффективной работы.
   Спектрозональные аэрофотоснимки позволяли точно «определяться» на местности. Кроме того, всегда имелся с собой и план лесонасаждений, и выкопировки с планшетов. Проблемы чаще возникали при отсутствии квартальной сетки в натуре и при нечеткой границе лесничества. Компас давал только общее направление.
   Однажды, уже ближе к вечеру, я таксировал лес у границы своего лесничества с сельскими лесами. Там техник протесал только узкий визир на месте предполагаемой границы, которая и на снимке не просматривалась. Я задал направление по азимуту, и вышел в крайние выдела. Пора было возвращаться на базу, но тогда пришлось бы завтра возвращаться на этот небольшой отдаленный участок и доделывать работу. Заросшую границу все же нашел по старым курганчикам и уточнил ее направление по снимку. Тем временем стало уже темнеть. Работу закончил быстро, а вот с выходом возникли проблемы. Я спешил, где-то пересек границу и оказался в сельском лесхозе. Снимков и плана тех лесов, конечно, не было. По компасу задал направление и «сквозанул» по азимуту в сторону базы напрямик. Перешел ручей «Разбойничий», который уже был в моем массиве. Идти напрямую всегда непросто – приходится буквально «ломиться» через лес, преодолевать кусты, заболоченные участки, вырубки и т.д. В таких случаях выигрываешь в расстоянии, но проигрываешь во времени, поэтому все стараются ходить по дорогам и просекам, хотя это бывает и дальше. Быстро темнело, начался дождь, и я торопился поскорее вернуться на базу. На компас смотрел редко. Перешел ручей, затем еще один, потом еще… Текли они в разные стороны. Закрутился, заплутал! К тому же еще и промок, в каждом сапоге булькала болотная жижа.
   В таких случаях надо прекратить «бег по кругу», остановиться, успокоиться и хорошенько подумать… Фонарик был всегда с собой. Я сел на валежину,накрылся плащ-палаткой, достал снимки, карты и стал «определяться». Понял, что неоднократно переходил один и тот же ручей, который петлял по лесу. Сориентировался, нашел правильное направление и вышел на просеку. Вернулся в поселок уже в темноте. Меня еще на опушке леса встретила встревоженная, как мне показалось, Икара. Обычно она встречала во дворе кордона. Хоть и не хотелось, но все же заставил себя искупаться в остывающей ночной реке. Поели с собакой теплой тушенки. На следующий день сидел дома, занимался обработкой собранных материалов.

   Ночь в лесу.

   Пару раз мне все же пришлось переночевать одному в лесу.
Первая ночевка была вынужденной. На обратном пути пошел сильный дождь с грозой. Я видел приближение грозового фронта, и заранее присмотрел хорошее укрытие – большую разлапистую ель, под которой можно было переждать дождь и «выйти сухим из воды». Ночевать в лесу не собирался, но на всякий случай все же натянул над головой военную плащ-палатку, которую всегда носил с собой. Сделав «крышу», устроил под ней «лежак» из мягкого пихтового лапника. До дождя успел еще развести костерок и повесить котелок для чая. Воду набрал в сфагновой мочажинке. Хорошо - осталась еще щепотка заварки. Заштормило. Предгрозовые порывы ветра закачали деревья, загромыхало. Потемнело, трассера молний стали прошивать тяжелые тучи, пошел ливень с градом. В лесу трещали сучья, скрежетали стволы трущихся друг о друга деревьев, где-то грохнулась упавшая лесина. Старая елка качалась и скрипела, как древняя старуха. Она бы не спасла от такого дождя - приходилось не раз сливать воду с плащ-палатки. Вот в темной чаще раздался хохот филина, похожий на человеческий. Казалось – вся нечистая сила ожила в лесу. На душе было тревожно...
   Дождь лил часа три. До базы было еще далеко, и я решил заночевать под елкой. – «Где наша не пропадала»! Было холодно, пришлось доставать свитерок из рюкзака. Права заповедь туриста - «Все свое ношу с собой». Каким бы гостеприимным и привлекательным не казался лес днем, ночью он кажется враждебным. Когда ты с ружьем, даже заряженным мелкой бекасиной дробью – ты охотник, а когда ты безоружный – чувствуешь себя скорее добычей... Костерок потух. Усталость под утро сморила, и я уснул на душистом хвойном ложе, засунув ноги в пустой рюкзак и подложив папку под голову. Топор и охотничий нож и сигнальная ракета лежали рядом. Странное дело – проспал довольно долго, благо комаров почти не было. Проснулся от щебета птиц. Лес стал опять «своим» - парил и наполнялся солнечным светом…
   «…Мне шептали дожди: возвращайся, не жди,
   Когда в жизни твоей все опять прояснится
   Наступает цейтнот, годы мчатся, как дни,
   А романтика – блажь и дурман экспедиций…»
   …В другой раз ночевка в лесу была уже плановой. Мне сообщил по рации главный лесничий лесхоза, что техник Володя скоро приедет – отпуск у него заканчивался. С ним должны еще приехать два специалиста: межрайонный инженер-лесопатолог из управления и инженер охраны и защиты леса лесхоза. Летчик-наблюдатель во время патрульного облета лесов обнаружил на востоке лесничества за Большой рекой участок погибшего леса и направил донесение в лесхоз. Предстояло обследовать лес на предмет повреждения его вредителями и болезнями. Лесничий Николай уже оформил листок сигнализации о повреждении леса. Вышел со мной на связь и начальник партии, он попросил меня узнать – есть ли на Большой реке брод…
   На кордоне работали только пожарные сторожа, лесники еще заготавливали сено на «Дьяконовском рукаве». Сенокос там задержался в связи с жаркой сухой погодой. По старой «лежневке» на восток ездили редкие машины повышенной проходимости, да местные жители на легких мотоциклах – за грибами и ягодами. Мост через реку давно смыло в весеннее половодье. Заречные квартала никто не посещал, и они пользовались дурной славой. Да и что там было делать? В резервных лесах заготовка древесины была запрещена. Был в тех местах в начале сезона только наш техник Алексей с рабочими, для них была организована вертолетная «заброска» и «выброска». Он рассказывал, что объем съемочных работ там был небольшой: границы выделов пролегали по ущельям, а вместо столбов на гольцах часто устраивали пирамиды из камней…
   Мне пришлось отложить свои дела и выйти в свой одиночный маршрут на восток.
   Сборы были недолгими: «Нищему собраться – только подпоясаться». Рано утром двинулся в путь. Впрочем, я был не один – за мной увязалась Икарка. Она целыми днями скучала одна у кордона, валяясь под лесным плугом. Увидев ружье на моем плече, она уже не давала мне прохода, путалась под ногами и умоляюще смотрела в глаза. Я это ожидал и взял продуктов с запасом. Мы уже сдружились, она всегда с радостью встречала меня из леса и неохотно провожала туда одного. Знакомые охотники, которым я помог с определением границ сенокосных угодий, принесли мне костей с мясом, из которых я варил наваристый суп вместо надоевшей Валериной «за@булихи», и делился с собакой. Еще я у нее каждый день вытаскивал клещей, которых здесь было очень много. Насосавшись крови, клещи раздувались как горошины. Отвалившихся клещей собака съедала. Поначалу ей очень не нравилось выдергивание клещей – она ворчала, даже слегка прихватывала за руку. Но потом привыкла, стала сама приходить на кордон, ложилась и доверчиво подставляла мне живот, куда клещи присасывались особенно часто…
   Мы шли по разбитой знакомой лежневке, на которую я уже не раз выходил из леса. До Большой реки было 17 км. Только раз нас обогнал «Минск» на котором сидели два мужика с «пестерями» и корзинами.
   - Привет, инженер! На охоту пошел с дворнягой? - пошутили они. – Там на озере жирует северная утка, не зевай вечером. Ну, ни пуха, ни пера!
   - К черту – ответил я традиционно, и мы продолжили свой путь…
   Большая река дала о себе знать еще километра за два. Дорога пошла под уклон, вдалеке послышался неясный гул. К полудню мы вышли на долгожданный берег – широкий каменистый плес, где я поставил свою казенную палатку. Сухого «плавника» было много, и вскоре вспыхнул костер. «Заморив червячка», я сразу пошел искать брод. Основную трапезу отложил на вечер, надеясь побаловать себя и четвероного друга дичью, а если повезет – и рыбешкой.
   Большая река несла свои тяжелые воды на север. Наша речка у кордона была ее левым притоком. Ширина реки была в среднем метров 60, течение довольно быстрое. Уровень воды в реке поднялся после дождей. У опор бывшего моста было не перейти – там река сужалась, и течение было бурным. Попытался перейти реку немного выше, но был сбит течением и ушиб колено. Поковылял по берегу дальше. Подходящее место для брода нашел в паре километров выше по течению – там река заметно расширялась, распадаясь на несколько рукавов, и было три небольших каменистых островка.
   Брод оказался несложным - вода была чуть выше колена, течение не сбивало – только на последней протоке пришлось идти с самостраховкой. На обоих берегах и на островках я вбил толстые колья и привязал к ним сложенный вчетверо старый капроновый шпагат, найденный на кордоне. Закрепил и натянул как мог «веревочные перила». Теперь ими можно было пользоваться при переходе реки даже при более сильном течении в случае дождей. Правый берег в этом месте выполаживался, и на него легко было подняться. Основная задача, слава богу, была выполнена.
   Вернувшись к палатке, я достал свой складной проверенный спиннинг и отправился на рыбалку. Икара везде следовала за мной. Блеснение результатов не дало – было мелковато. А вот рыбалка «в проводку» на перекате сразу дала результат, небольшие хариусы активно хватали наживку – личинок, которых я набрал в трухлявом пне неподалеку. Не брезговали они и слепнями, которых я прихлопывал на себе и насаживал на крючок. Получалась пищевая цепочка: слепни пили мою кровушку, их съедали рыбы, которые позже сами пошли мне на «закусь»... Серьезная рыбалка не входила в мои планы – трех десятков хариусов мне вполне хватало. Крупную рыбу – кумжу и «хариусов–петухов» - надо было искать в глубоких заводях у скал и ниже перекатов. Кстати, Икара отнеслась к свежей рыбе равнодушно.
   День клонился к вечеру, но на охоту идти было еще рановато. Заварил душистый лесной чай, почистил рыбу и разделил на три части. Одну часть оставил на уху, другую засолил в полиэтиленовом пакете – через час она была уже готова. Немного рыбешек решил напоследок закоптить в листьях лопуха в углях костра.  Хариус – чистая рыба, ее можно кушать и сырую. Побродил по берегу реки. С этой стороны он был низкий, а с другой стороны обрывался в воду скальными прижимами. Лесной массив начинался от берега и поднимался на пологие склоны сопок, скалистые вершины которых - «гольцы» - отсюда не были видны.
   Я дошел до небольшого пойменного озерца в форме полумесяца. Икарка залаяла и подняла несколько нырковых уток, которые, едва взлетев, тут же нырнули в воду. Это были "северные утки", о которых говорили мужики на мотоцикле.
   На озерцо вернулся уже на вечерней зорьке, с ружьем. Надо сказать, что охота никогда не была моим увлечением, хотя и состоял в охотобществе. После службы в армии стрелять уже не хотелось. Что не говори, охота - это убийство, насилие над природой. Думаю, что многих известных поэтов и писателей-деревенщиков воодушевляла не столько сама охота, сколько общение с природой. А что воодушевляет нынешних до зубов вооруженных охотников – чиновников, начальников, далеких от творчества? Другое дело – фотоохота. Заядлым рыбаком я тоже не был. Ездил иногда с отцом на зимнюю рыбалку, да в походах иногда забрасывал…
   Собака подняла трех уток, я выстрелил дуплетом. Одна утка упала в камыши у берега, другие быстро нырнули в воду. Патроны были, но стрелять больше не хотелось. Собака несказанно радовалась добыче – в ней все же были охотничьи гены. А мне хотелось поскорее вернуться в лагерь и спокойно посидеть у костра. Еще надо было наложить давящую повязку на ноющее колено.
   Рыба уже засолилась. Я раздул костер, ощипал жалкую мокрую утку. Сваренная тушка и бульон с тушенкой стали праздничным ужином для моего питомца. Икара весь вечер урчала и чавкала, осталось и на утро. К ухе у меня была луковица, пара картофелин и четверочка «Морошковой»…
   «...Где-то север мигает Полярной звездой
   За речным поворотом шумят перекаты
   Летний вечер уснул за туманной грядой,
   Положив на волну красный галстук заката
   Оборвалась тропа средь некошеных трав
   Теплый дым костерка потянулся украдкой
   Я привык вечера коротать у костра,
   Обходиться уютом казенной палатки…»

01. 2023 г.