Босоногое детство мое... гл. 13 Возвращение

Гл.13 Возвращение...

Где бы ни были мы, но по-прежнему
Неизменно уверены в том,
Что нас встретит с любовью и нежностью
Наша пристань - родительский дом.
Родительский дом, начало начал,
Ты в жизни моей надежный причал
              М.  Рябинин

Сейчас прошло более полувека после описываемых мною событий и они является уже историей уходящего   поколения.

Приметы того самобытного времени нашли отражение в дневниках ушедших в небытие видных и не совсем, современников, их переписке, изданных мемуарах.   Для детей и внуков, для следующих пытливых поколений.

Как насыщенные воспоминания киноактрисы Наталии Варлей «Канатоходка», откровенные размышления писателя-фантаста Сергея Синякина «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времен».  Самобытные воспоминания  артистки Регины Дубовицкой, фронтовика и артиста Юрия Никулина, увлекательные «Записки букиниста» книголюба-москвича Льва Глезера. Воспоминания жены исторического писателя Валентина Пикуля о его непростой личной и литературной судьбе, документальная проза о творческом пути писателя Ивана Ефремова и   другие.

К сожалению, ныне среди так называемой самопровозглашенной «элиты» с научными степенями, творческой интеллигенции имеется люди, на словах «За», а на деле равнодушных к истории своего края, малой родины, к семейной родословной. То есть явные «Иваны, не помнящие родства». И это   при массированном зарубежном идеологическом вторжении и крепком воздействии на умы нашей молодежи  последних поколений.

Хуже того, в годину нынешних испытаний, проведения специальной военной операции по денацификации Украины, гибели сыновей-защитников России, очищавших землю от скверны неофашизма, таковая «элита», ничтожнее сумятившись, рванула за пределы Отечества к нажитым «непосильным трудом» своим виллам, яхтам и вкладам, обильно поливая грязью  вскормившую их мать-Россию  и весь народ.

Поэт Ю. Левитанский проницательно заметил:
Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
Каждый выбирает для себя.

И этот слой «служителей дьявола», равнодушных чванливых «деятелей» так далек от недавно сказанного В. Путиным: «Нет выше силы, чем любовь к своим родным и близким, верность друзьям и боевым товарищам, преданность своем Отечеству".

Для меня примером и импульсом к своим воспоминаниям послужили не только   проштудированные мемуары вышеназванных деятелей искусства и литературы, но и документально-художественные книги о столпах прокуратуры.

Как мощное  повествование «Портрет на фоне эпохи. Александр Михайлович Рекунков. Генеральный прокурор Советского Союза», предназначенное прежде всего молодому поколению.

Во время   работы в областной прокуратуре  мы,молодежь,   встречались с этим удивительным   человеком, выросшим до государственных высот из хуторского паренька казачьего Придонья.

В Волгограде А.М. Рекунков с коллегами участвовал во Всесоюзной юридической научно-практической конференции.
В моем архиве хранятся фотографии о этом событии с ним и прокурором области, фронтовиком В.П. Шарахиным, начальником отдела Ф.А. Орловым,(с котором я трудился), с   заведующим отделом административных органов обкома КПСС Н.Я. Аликовом и другими.

Подвигла меня к написанию   книга о   родословной экс-прокурора Волгоградской области, государственного советника юстиции 2 класса В.Ф. Шестопалова, глубоко уважаемого мною, казака из простой семьи г. Михайловки, начавшего путь с рядового следователя.

Родственникам его прошлось пройти через репрессии расказачивания-раскулачивания. Как впрочем, и  семье моей жены, высланной из казачьего хуторка Кагальницкого Алексеевского района нашего края на лесоразработки в  глухомань Пермского края, где некоторые и сгинули.

Примером послужили     заметки о послевоенном   следственно-прокурорском пути бывших районных прокуроров А. Триголоса, Н. Чекина, старшего следователя облпрокуратуры Н. Трифоновой, с которыми работал бок о бок.

Голос последней звучит со страничек ее военного дневника. «Училась я в Сталинграде. А теперь ходим по улицам, охваченным огнем. Вот мост, вот улица Академическая. Она горит. Горит корпус нашего института. От домика, что на улице Циолковского, где размещалось наше общежитие, ничего нет. Трупы, трупы, трупы…»

Знаменательно, что при открытии в мае 2020 года Мемориального знака ветеранам войны - работникам прокуратуры Волгоградской области, прокурор области Максим Ершов отметил:
«Последующее поколение прокурорских работников будут учиться на примере наших отцов, дедов, также любить родину, как они».

      А вот что недавно сказал всем нам Владимир Путин.
«Мы должны сделать все, чтобы сегодняшние дети и вообще все наши граждане гордились тем, что они наследники, внуки, правнуки победителей. Знали героев своей страны и своей семьи, чтобы все понимали, что это часть нашей жизни»

         ИТАК, мы же продолжаем свой рассказ, как очевидцев уже ушедшего в глубь столетий времени :

Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже — как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.

Юное поколение мое росло в жесткий период Карибского кризиса, когда мир стоял на грани ядерной войны, а ныне не подобное на фоне военных сражений на Украине, когда Запад  и США вооружив, обучив и науськивая ее,  крепко пытается согнуть нас в три погибели. Да не тут-то было!

  Тогда одной из причин стало размещение СССР на Кубе грозного военного оружия, как ответ на размещение США в Турции своего, не менее сильного.
     То было незабываемое  время, когда Хрущев,  будучи на  ассамблее ООН, снял  туфлю и начал  стучал  ею по  столу,  демонстрирую   недоброжелателям, что покажет им кузькину мать. Стук от удара  обуви по дереву  разнесся по всему залу и миру.
 
 Тогда в Саратове по улицам проходили демонстрации в поддержку Кубы.
Мы, молодежь, завидев марширующих солдат, с восторгом выкрикивали: «Вива, Куба!» «Вива, Фидель». Водружали на своих головах береты, как его на мужественных бойцах–барбудос. Кто постарше, те в подражание отпускали бороды. Звучала, звенела во дворах городских и сельских клубах  в танцевальных ритмах  зажигательная песня в исполнении И. Кобзона:

Куба — любовь моя!
Остров зари багровой…
Песня летит, над планетой звеня:
«Куба — любовь моя!»

Помню и поганое время, когда в центре Саратова, змеились огромные людские очереди за хлебом. Достались нам и годы, когда жены наши среди ночи оставляли малых детей и поспешали   очередь,   по скудным талонам отоварить раскисшую пачку пельменей, получить стиральный порошок… Когда в поисках 1-2-х коробочек гвоздей колесил по Волгограду, растянувшемуся на 90 километров, ибо почти все было по «бартеру».

Эти и многие другие вывихи экономики, торговли, политики - по воле бестолковых и хапучих властей - мы   читатель, пережили с вами,  но как  мы  тогда  искренне любили, крепко дружили, напряженно работали и детей растили – и выжили, прокаленные!

В те далекие годы, именно в 1964-й год, в Саратове велось большое строительство многоэтажных домов.
Наша работа, линейщиков связи по обустройству зданий радио и теле проводкой, была востребована. Бригада получала задание, материалы, инструменты – и вперед!  По строительным лесам, этажам, подъездам, будущим квартирам… Свистели сквозняки, летели клубы известки, дождевые струи лились за шиворот...

Запомнилось мне пожелание в годах бригадира: «Ты молодой, и сразу учись работать хорошо. Как привыкнешь – так и будет на всю жизнь». С этим верным напутствием прожил я в согласии всю гражданскую и служебную деятельность.

Один объект врезался в память. Строился многоэтажный жилой дом, ограждённый высоким забором с колючей проволокой, по углам  маячили вышки с вооруженными часовыми, пропускная система была через пост караула с оружием в руках.

Нам сказали, что сюда днем привозят заключенных-строителей, а мы, гражданские, будем прокладывать свои телефонные и телевизионные линии.  Тогда входило в практику привлечение осужденных заключённых на стройки народного хозяйства каменщиками, сварщиками, плотниками. Никаких эксцессов у нас, гражданских, с ними не возникало. Отобедав и зачефирив из алюминиевых кружек крепким чаем, они растягивались в робах кто где, кто дремал, кто мурлыкал песни Аркадия Северного, как:

Из тюрьмы я, мальчишка, сорвался
И опять не имею угла...
Ах, зачем я на свет появился,
Ах, зачем меня мать родила!

Присматриваясь и поглядывая на этих коротко остриженных парней, разговаривая о том о сем с ними, предполагал ли я тогда свой неимоверный скачок. Спустя двадцать лет, вверенная мне прокуратура Дзержинского района Волгограда будет вести надзор за исполнением законодательства в нескольких исправительно-трудовых колониях с подобными людьми, так же защищая их законные права и интересы.
В этом криминогенном районе, с высоким уровнем преступности, на переднем крае борьбы с нею, при повышенной личной ответственности, закончилось мое становление из романтика в хладнокровного профессионала.

А сейчас мне всего лишь семнадцать годков. Наступила желтая, моросящая саратовская осень. Мне пришлось перекинуться на житуху в частном секторе. В домишке, с едва отапливаемой верхней надстройкой, в которой я обитал и дрожал от холода по ночам.

Но пока ее не подыскал, ночевал  нередко на железнодорожном вокзале – и, холодный и полуголодный, трясся в трамвае на работу на продуваемую всеми ветрами стройку. Сколько лично сделаешь - столько и получишь, но зимой-то заработок от работы в стылых новостройках был небольшим.

Понимал, что без учебы - я никуда. В райкоме комсомола, при коем находился наш оперативный отряд, попросил дать направление в 9-й класс школы вечерней молодежи. Окончив работу,  топал, уставший, как и все, на занятия, клюя носом за партой, разомлевший в  классе от тепла... Так прошло несколько натуженных месяцев. Я чувствовал, что начинаю сдавать.

Скитаться в чужом городе два года по разным квартирным углам и хозяйкам, одновременно «вкалывать» зимой на стройке да по вечерам учиться в школе рабочей молодежи, - это было мне,юному, не под силу. Признался о том сам себе, стиснув зубы.

Позвонил по междугородному телефону отцу:
- Можно, я приеду домой?
- Приезжай.

 Возвращался я на дальний огонек в степных просторах, огонек, который всегда светил  мне из окошек родного дома, где до последних милых дней живет наше сердце  с мамой и отцом.
 
  Воротился, не солоно хлебавши я, под крышу нашей хаты, на хутор Новокиевский. Так состоялось возвращение «блудного сына» в родные степи.

Учеба и здесь была для меня первым вопросом.
Определился, при помощи родителей, вольнослушателем в 9-й класс дневной средней школы, чтобы продолжать ее, начатую в Саратове. Но посещение школы закончилось из-за юношеской строптивости тем, что двери ее захлопнулись перед моим носом.

Сейчас-то думаю, что груз перенесенных испытаний оказался, наверное, чрезмерным и сказался в тот момент на моей неокрепшей и не сформированной до конца личности. Однако ранняя самостоятельная жизнь многому научила и прокалила душу и тело.

Так или иначе, родители были пока в смятении. Метался в душе и я, хотя вида не показывал, бодрился. В хуторе, подумывал я, стало складываться мнение, что с меня вряд ли получится толковый человек.
А может, это мне только казалось, ведь  все жили своей жизнью, заботами и до меня никому не было дела.
Оказалось потом, что было до меня дело местным сплетницам,  разведенкам-молодайкам, наградившими меня якобы неудачной женитьбой в Саратове и посему вернувшегося к родителям. Прилепившим от своего скудоумия свой негожий ярлык семнадцатилетнему пареньку.

- Се ля ви, такова жизнь, плюнь на это, – со смехом посоветовал  мне лучший друг Юра Попов. – Нельзя же вечно страдать.
Друг наш Николай Галеннов работал связистом и мы как-то встретились в Саратове при его командировке и вспоминали детство босоногое, читанные книги, вылазки за арбузами на бахчи и в чужие сады, каверзные походы весной на овраги.

...О, как мечтал я тогда в своем хуторе, прозябая опустошенной душой, достичь вершин ВУЗа. По тем советским временам, для выходца из степной глубинки, это было круто!Конечно, не поддалась душа моя юная унынию и безнадеге!

  Начал работать  в связи  - монтёром на линии, дежурным на Новокиевском радиоузле, под толковым руководством Василия Максимова. Одновременно занимался в вечерней школе в том же здании, где днем учились мои сверстники, бывшие одноклассники.

Благо, что  при   дежурстве на радиоузле оставалось время подготовиться к занятиям в вечорке и читать-читать, наверстывать книги, упущенное при саратовском житие-бытие, но сейчас обильно представленные на  деревянных полках колхозной библиотеки.

Особенно в современных выпусках «Роман-газета»: «Щит и меч» Вадима Кожевникова, «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына, впоследствии изъятый из библиотек… А в ежемесячных журналах «Юность» впитывал популярные стихи Э. Асадова, Л. Щипахиной, Е.Евтушенко, Р. Рождествнского, Ю. Друниной.

Дома по немалому  хозяйству, с энергией косил и копнил сено, скирдовал солому, не расставался с молотком и ножовкой, латая всякие дыры в сараях, выкрасил заново крышу, забор, с лопатой, топором и вилами помогал во всем маме и отцу.

Так постепенно налаживалось работа, учеба, книги. После своего испытания-падения, я снова поднимался и настойчиво шаг за шагом, двигался вперед. Ребят постарше призывали на службу в армию. Стал задумываться и я, что скоро подойдет и мое время. Так как нас возили в районный военкомат для постановки на воинский учет, как будущих призывников. Юру и Николая уже призвали в армейские ряды, шли от Юры письма.

И загодя начал я к службе той готовиться, тренироваться. По своей системе.
Летом, закончив дежурство в 11 часов 30 минут ночи, закрывал радиоузел и шел рядом на берег пруда. Устанавливал в каждый выход норму – проплыть столько-то раз да средины темного пруда, при этом постепенно повышал нагрузку на время и скорость. Плыву, угребаюсь, вода теплая, вверху звезды блещут, внизу лягушки квакают.
Конечно не было свободного дня, чтобы днем не рассекал широкий пруд бурлящим «кролем» или «брасом», обученным в Саратове, то нырял и плыл долго под водой с задержкой дыхания. После в изнеможении, но довольный валился на берег к загоравшим пацанам и хихикающим девчонкам.

Утром бегал по грунтовой дороге в степь. Финиш - к малому прудку Зарайскому, этак километра три туда и обратно столько же. В шею никто не гнал, темп выбирал по себе. Только проезжающие на телеге или мотоцикле люди с усмешкой смотрели на меня, этакого чудака, бегущего без толку куда-то в поля.

Во дворе смастерил небольшую штангу и занимался с нею. Выписал «Посылторгом» оборудование для тенниса и устроил стол для игры с друзьями. В колхозе были винтовки-«мелкашки», ходили за хутор на глухие овраги тренироваться в стрельбе.

Не слазил с велосипеда, накручивал километры за хутором по гладкой дороге грейдера, блестящего, отполированного грузовыми машинами. Порою наезжали с друзьями за 12 км в соседний совхоз «Тростянский». На танцы поглазеть, на других девчонок, хотя нас там не жаловали и показывали кулаки. Мы платили тем же, когда «тростянские» приезжали кодлой вечером к нашему ДК, где призывно кружились наши девчата.

А зимой утро начинал тем, что обнаженный до пояса выбегал в снежный двор и обтирался колючим снегом. Так, что от розового тела   вовсю шел пар и совершал пробежку. Ходил немного на лыжах, но к ним как-то не «прикипел». Вот так, наверное, накапливалась  физическая выносливость, быстрая реакция,  психическая уравновешенность.

В целом было чудесно ощущать себя крепким и здоровым. Восходящая юность брала свое. К тому же  продолжил переписку со школьницей Валей из  далекого заволжского села и было интересно нам делиться своими делами, стихами, прочитанным и прочее. Мы, юные романтики, условились в определенные дни выходить вечером и смотреть в 9 часов на яркую звезду Венеру, думая друг о друге.

В свободные вечера посещал Дом культуры или проще клуб - культовое место нескольких поколений. Худруком был Анатолий Гаврилов, старший друг, под марш «Прощание славянки», рвавшийся с его баяна, меня молодежь будет провожать в вагон призывников на службу в армию.
С ним мы ставили концерты для односельчан, и я с удовольствием читал землякам со сцены стихи названных поэтов, особенно о прошедшей войне для наших фронтовиков, а ныне колхозных трудяг.

Эти выступления перед аудиторией, раскованность, а то и импровизация сыграли через годы мне хорошую службу  в органах прокуратуры - при выступлениях по сложным делам в качестве государственного обвинителя в районном и областном суде, проведении пресс-конференций как пресс-секретаря прокурора области с волгоградскими бойкими журналистами, на больших презентациях своих книг в областной и городской библиотеках, музеях и встречах  и т.д.

Возле нашего новокиевского  сельского клуба с шутками-прибаутками строили мы с   плотниками желанную танцплощадку. Организовывал эти и другие молодежные дела, футбольное поле и соревнования, «рождение» духового оркестра неутомимый, общительный и способный спорторг Валентин Ивершин, ставший затем нашим   семейным другом.

На этой танцплощадке, еще пахнувшей опилками, краской и стружками, под  звуки трубача Аби Зейдера, льющиеся с радиолы, мы выводили «Кубинский танец»-«медляк» с повзрослевшими девчонками Светой Агафошкиной, Светой Кривозубовой, Галей Губановой и другими, уже такими симпатичными.

Или завихрялись в быстром твисте или  шейке под «Королеву красоты», «Лучший город Земли» М.Магомаева, на которые с явным неодобрением косились  местные молодящиеся вдовушки. Танцевать  это было легко, у каждого своя манера.

 Любопытно, что  впервые при исполнении  твиста на  площадках крупных городов ретивые дружинники с красными повязками запрещали молодежи  «вихляться», а не подчинившихся, с участием милиционеров выпровожали с танцплощадки. В стенгазетах порицались не подобающие советской молодёжи, комсомольцам  таковые телодвижения:

    Ты танцуешь твисты с риском поскользнуться и упасть,
    Твисты любят империалисты.
    Как посмела ты так низко пасть?..

 Повторялась та же  песня -  «это вражеская идеология из-за бугра», когда запрещали носить   появившиеся узкие брюки, вплоть до прилюдного распарывания внизу штанин, что вызывало негодование  у юношей и девушек,   у  толпящихся крикливо одетых «стиляг». Может для нашей  многострадальной страны было характерным бросаться из крайности в крайность то в культуре, то в идеологии, то в экономике, то в политике...

     А мы на хуторской площадке после твиста самозабвенно юными парами    кружились в вальсе «Дунайские волны» или «На сопках Маньчжурии». Это, кстати, одобряли местные «кумушки», противники зажигательного твиста.

  Нам же  было весело, жарко и смешно, мы доверчиво улыбались всему и всем – ведь впереди ожидала такая большая, нескончаемая и интересная штука под заманчивым названием - Жизнь.
 
А лично меня – ждала армия.
 Но перед этим была "девчонка юности моей"...

ФОТО. ЛИЧНЫЙ АРХИВ АВТОРА.

Волгоград. Генеральный прокурор Советского Союза А. М. Рекунков - в средине.
Прокурор Волгоградской области В.П. Шарахин - слева.
Начальник отдела Обкома КПСС Н.Я. АЛИКОВ - справа.

Продолжение следует…
.............
 

   Прошло совсем не мало лет.
   Но помню я твои веснушки
   В руках ромашковый букет
   Волос смешные завитушки

           Припев:
   Девчонка юности моей         
   И платье синие в горошек,   
   Моя мечта прошедших дней 
   Что замела зимой пороша.       
   Девчонка юности моей,
   А мне бы губ твоих коснуться,
   Чтоб о любви сказать своей
   И на рассвете вновь вернуться

   Когда тоска раскрасит день
   Своим холодным серым цветом
   Я вспомню белую сирень
   И наше ласковое лето

   Я как и прежде улыбнусь,
   Скажу: "Давай начнем сначала"
   Прочь прогоню печаль и грусть
   Ведь ты любовью первой стала

          Припев.
   Девчонка юности моей         
   И платье синие в горошек.   
   Моя мечта прошедших дней 
   Что замела зимой пороша.       
   Девчонка юности моей,
   А мне бы губ твоих коснуться
   Чтоб о любви сказать своей
   И на рассвете вновь вернуться

 .........................

С. Синякин (из сборника)

Моим друзьям

На снимках нам по двадцать лет
и никаких морщинок нет;
не то, чтоб старость не пришла -
она нас просто не нашла.
Там, где вчера смеялись мы,
она увидела холмы -
на них проросшая трава
была жестокостью права.
Она, как тонкой штопки нить,
пыталась землю защитить
от злых уколов звездной тьмы.

Мы - были. Были. Были мы.

1997 год.
=================
Жизнь не стоит на месте, старое уходит, и мы провожаем его часто с великой грустью. Да, но не тем ли хороша жизнь, что она пребывает в неустанном обновлении?                И. Бунин