Железный Феликс

Я не собираюсь капаться в баке с г… навозом, в котором и без меня всё давно перекопано и процежено. И плевать мне у какого «вождя» после смерти или ареста обнаружили сколько бриллиантов отечественных и паспортом импортных. Моё исследование пойдёт другим путём. Хм! Путь-то другой, но начинается тоже от параши.
Сижу я на Батарейной тюрьме в камере №113. А это камера смертников. Условия там страшные, но цирики уделяют больше внимания и даже проявляют заботу. Слева от меня сидит Рейн, справа – курсант из училища, убивший часового, таксиста и ещё много чего натворивший.
О Рейне
Рейн – это последний З.К., кого «исполнили» на Батарее. До этого расстрельная тюрьма, куда возили на «исполнение» из Эстонии была в Питере. После развала союза «исполнять» пришлось прямо в Таллиннской тюрьме. Смертников водил раз в неделю в баню офицерский конвой. Обычно это было 4-5 офицеров. Помывка одного смертника занимала примерно час времени. Столько же времени банилась стандартная «хата» на 16 человек. Никто не бурчал и все относились к такой затяжке помывки с пониманием. Это была единственная радость для смертника. Баней управляли два сотрудника. Оба они были азербайджанцы. Служили они исправно, но без садизма и фанатизма. Они там не самоутверждались, они там просто служили. С разрешения конвоя, с Рейном там играли одну партию в шахматы и угощали его вкусным чаем и сигаретами. В последний раз обошлось без шахмат. Один из конвоиров выстрелил ему в голову прямо в душевой. После этого конвой и банщики занялись утилизацией остатков от Рейна. В бане был прожарочный блок, где из нашего скарба прожаривали блох и вшей. Рейн был гораздо крупнее, чем обычные клиенты прожарки. Поэтому прожаривали его очень долго и до конца он не прожарился. На доработку куда0то пришлось выносить и прятать. А в бане ещё месяц пахло горелым мясом и костями. Но нет предела возможностям человеческим. Маразм крепчал. Всякие шныри и уборщики из числа осужденных лазали по всей тюрьме. Вот они и увидели, что три конвоира сдали свои «макарки» сразу, а четвёртый получил свою карточку-заменитель где-то через час. Тут и гадать не надо. Ствол чистил! Так самая большая тайна тюремного режима просуществовала ровно час. Тайна это называлась «Фамилия исполнителя».
Вообще расскажу, что такое камера смертников. Размера она стандартного – 9 метров квадратных.  И всё в ней из железа. И стены, и пол, и потолок, и шканарь со столом. Вместо окна три листа железа с высверленными в них небольшими отверстиями. Листы установлены параллельно, но отверстия не совпадают. Свет в камеру через это окошко не попадает. Воздух тоже не проходит дальше второго листа. Так что воздух мы получаем через щели в кормушке. Ещё в камере горит неугасимая лампа в сто ватт. Библиотека туда не ездит, газеты попадают по случаю. Это зависит не от требования режима, а от настроения охранников. Просидел я в этой камере 16 месяцев. И как не превратился в животное до сих пор не могу понять. Есть Бог на свете! Вот мы добрались до сути, туалетной бумаги конечно не было, но был замполит Воропаев. Это не значит, что вытирали им свои задницы. Это же целый замполит, а не лопух у забора. Этот замполит со свойственной людям его специальности добротой и простотой заботился о зековских задницах, не обделяя своим вниманием ни одну их них. А вот опять вы не угадали! Ни каких гей-историй. Просто господин Воропаев отбирал для наших задниц книги в библиотеке. В основном это были книги 30-50 годов. Эти книги охватывали период коллективизации, индустриализации и борьбы с троцкийстами, уклонистами и врачами-убийцами. Шпионская организация «Джоинт» тоже не была отделена вниманием. Ещё там была куча биографий, воспоминаний и восхвалений. А ещё на батарейной тюрьме в рабочей зоне клеили конверты. Это вечная работа во всех Европейских тюрьмах 20 века. Была там и гильотина для рубки бумаги. Вот на этой гильотине по прямому распоряжению замполита Воропаева, книги «особого назначения» рубили пополам, отделяя верхнюю половину от нижней. Не знаю зачем это делалось, но результат как от всех Воропаевских задумок был получен с точностью «да наоборот» до ста процентов. Замполит Воропаев внёс огромный вклад в формирование преступных навыков. Читать-то больше было нечего, а вторая часть книги попадала в неизвестную камеру к неизвестному «читателю». Вот дело и обстояло следующим образом: половину странички читаю, а половину угадываю или придумываю. 50 на 50. Вот это развивало у зеков воображение, умение анализировать и логическое мышления. И вот наконец добрался я до самого главного. Попался мне в руки «обрезанный» Феликс Эдмундович Дзержинский. Обрезан Эдмундович был не потому, что иудей или мусульманин. Да и обрезана у него была не крайняя плоть, а вся нижняя часть туловища. Примерно по пояс. Вот сейчас вы правильно угадали. Это «макси» обрезание проделал не резник, а замполит Воропаев. Мне в руки попалось издание мемуаров Феликса Эдмундовича Дзержинского. У мемуаров была отрублена нижняя половина. Но мне хватило и верхней, чтобы от чтения волосы встали дыбом. За достоверность не ручаюсь, так как прошло 26 лет, поэтому не цитирую, а вспоминаю. Кстати, когда я вернулся на зону, то сумел заказать и получить через волю не обрезанный вариант книги. Получил я его из Ленинки, используя МБА. МБА это не мировая баскетбольная ассоциация. Это межбиблиотечный абонемент. Когда я получил оригинал, я сказал себе много уважительных слов и угостил себя всякими вкусняшками. Всё это я честно заслужил. Я убедился в том, что моё воображение почти не исказило недостающий авторский текст. А вот теперь о самом тексте.
Не готов спорить, так как точно не помню, то ли восемь сроков он отсидел в царской тюрьме за одиннадцать лет, то ли одиннадцать сроков за восемь лет. Тюрьма была страшным порождением царизма. Там всё было плохо и ужасно, это те самые казематы, где Ленин писал молоком, сделав чернильницу из хлеба. Видимо, поэтому, когда Эдмундович стал заполнять тюрьмы советской России, зекам категорически не давали ничего молочного, а хлеб давали столько, что на чернильницу явно не хватало. За одно было отменено всё мясное, сладкое, овощное и фруктовое. Конечно, запретили всё острое. Подумайте сами, но какие острые предметы и блюда могут быть в остроге, да никакие. Ладно, вернёмся к дневнику Феликса Эдмундовича. Сидел он в двухместной камере и, как правило, один. Периодически у него появлялись сокамерники. Как правило, это были революционеры юного возраста. Долго они в этой камере не задерживались. От двух недель до трёх месяцев. Все эти пертурбации проходили в абсолютно стандартных этапах, которые подробно написаны в воспоминаниях. Вот теперь почти цитирую:
Этап первый:
«Мой сокамерник оказался совсем не тем, за кого мы все его принимали. Никакой он не марксист и человек очень скрытный и мутный. Думаю, что в мою камеру его перевели не случайно, об этом я предупредил всю тюрьму, а от начальства потребовал, чтобы провокатора из моей камеры убрали».
Этап второй:
«Провокатора» убрали. Именно то, что его убрали и доказало всей тюрьме, что он разоблачённый провокатор. Сижу один, много думаю и пишу».
Этап третий:
«Услышал, что в тюрьму привели молодого парня, твёрдого марксиста и приятного человека. Потребовал, чтобы его перевели в мою камеру. Перевели. Сидим, общаемся, беседуем. Иногда немного спорим о марксизме и теории классовой борьбы».
Этап четвёртый:
Вот тут уже не цитата, а обобщение. Круг замкнулся. Шум, скандал, разоблачение. В общем, снова наступил первый этап.
Я много слышал и читал про кузницы кадров, а тут я прочитал про мельницу кадров. Я просто восторгаюсь и поражаюсь Фелексом Эдмундовичем. Это какой надо иметь интеллект и силу характера, чтобы полностью подчинить тюремную администрацию и заставить выполнять все свои указания. Это я про «Приведите, увидите, замените». И ведь слушались сатрапы. Приводили, уводили, заменяли. И не один раз, а много раз подряд, и не один год. Прямо не острог, я бал у Воланда. Это потому, что «все послушались, ни один не отказался». Весь мой многолетний тюремный опыт говорит мне, что история явно непростая, ну что я в этом могу понимать? В царском остроге я не сидел, молоком письма не писал, и охранники ко мне в камеру молодых зеков не приводили – уводили.


Рецензии