Саркофаг

   

            
    Удивительно, я всегда нечётко помню детали. Значительные, казалось бы, события, да и целые куски жизни, напрочь вылетают из моей головы.
   Зачастую, на традиционный вопрос: « А помнишь?»
   Я смиренно и честно отвечаю: «Нет», - вызывая искреннее удивление вопрошающего.
 
  - Как так?

  - Да вот так.

    Да, интересно, должен помнить. Но, нет. Не зацепилось. На эту тему у  моего отца было  выражение :   « Может, чего и было, сынок, сейчас и не припомню. Времечко далёко ушло".
               
    С другой стороны, какая-нибудь мелочь, эпизод, ничего не объясняющая картинка, выхваченная из контекста, заседают занозой и остаются в сознании навсегда. Наглухо. Пожизненно. Необъяснимо.

    26 апреля 1986 г я помню. Весна была ранняя и тёплая. Денёк выдался исключительно солнечный, ясный. После уроков мы с младшим братом Иваном пошли домой пешком. С Приокского посёлка г. Рязани на Московское шоссе того же города. Вообще-то, полагалось проехать 4 остановки на троллейбусе. Тогда оставалось ещё 10-12 мин. пешком. Но иногда мы делали исключения. Как и в этот раз. Хотелось прогуляться. К тому же, скоро каникулы. Хорошо.

       Насколько «хорошо», никто тогда не догадывался. Про аварию на АЭС ещё не сообщили. (Думали, наверное, как преподнести.) Страна радовалась весне, пребывая в счастливом неведении. А всё уже изменилось.

                Есть моменты в истории, о которых говорят: «Мир уже никогда не будет прежним». Я думаю, что это был тот самый момент. Супергигант - СССР дал первую трещину. «Титаник», 70 лет бороздивший человеческие жизни, судьбы целых поколений и народов получил пробоину. ОН ещё будет на плаву какое-то время. Но крушение уже неизбежно. Есть первые погибшие. Мы об этом пока не знаем. Чем всё это обернётся, тоже.  Скольких ещё утянет за собой чёрная воронка перемен.

             После объявления в новостях, настроение всей страны погасло. Стало тревожно, неуютно. «Принимаются меры… Взято под контроль… Проявленный героизм, долг..» Голосу с экрана традиционно верили и не верили. Это была такая игра советская. Сейчас мы начинаем её вспоминать. Ситуацию контролили , подслушивая вражеские голоса на «Спидоле». Делили всё дерьмо пополам. Получалось всё равно не очень. Становилось ясно: «Беда, большая беда случилось.Уже есть погибшие.»
 
       Но о истинном размере трагедии, страна, в полный рост, узнает много лет спустя. И о том, сколько всего за всем этим последует, тоже. Развал Союза,  путч, дефолт, чеченские войны, бандитские разборки по всей стране, взрывы в метро, заложники и т.д., как говориться,  и т.п. 

            Уже понеслась кривая по кочкам, с короткими остановками до станции пандемия, далее возможно без остановок...
     Пейзаж за окном, за 30 лет, поменялся радикально, будто бы мы переместились из джунглей экваториальной Африки к удивительным просторам Северного Ледовитого океана. Как в песне « Наш паровоз вперёд летит.» Стучат колеса, горят в топке герои, типа Лазо и простые лозята. « Сколько их Ванечка, помнишь ли ты?» Нет. Не помнит. Его не стало в 1990г. Он умер от саркомы в 15ти-летнем возрасте. Может прогулочка боком вышла…

    В 1988г на сцене рязанского облдрамтеатра, шла постановка «Саркофаг». (Проспектик чудом сохранился у мамы в старом альбоме для фотографий.)  Вещь сильная, жуткая. О Чернобыле. О том, как погибали, ничего не подозревающие люди, случайно попавшие в зону смертельной радиации. Как их выхватывали на улицах и дорогах, волокли в больницу, пытались помочь. Как они возмущались. Просили отпустить их. Говорили , что с ними всё в порядке. А потом погибали..

            Их тела хоронили в свинцовых гробах – саркофагах. Они и сейчас продолжают излучать радиацию. Тихо-тихо, там, глубоко под землёй.

          С тех пор страна, её обитатели, да и весь мир много чего повидали. Х…й опишешь. Да, именно, Хемингуэй задолбался бы описывать. Но события пандемии, почему-то заставили меня вновь вспомнить о том спектакле. Может потому, что враг в обоих случаях невидимый. Может ещё по каким причинам.

           Попробую рассказать о времени и о себе, как сумею. Хоть и понятия не имею, что из этого получится. Поскольку все книги о реальных событиях, например о войне, полуправда. И не потому, что автор намеренно соврал или писал о том, чего сам не видел, просто реальность всегда жёстче и банальней одновременно.  Но я всё же попробую.

    С начала марта 2020 мы готовились. Перепрофилировались койки, помещения. Мы перетаскивали оборудование. В срочном порядке устанавливались дополнительные розетки, кислородные сиськи, освещение, видеокамеры. Закупались СИЗы (костюмы, респираторы, очки), медикаменты. Все понимали, скоро. Как скоро? Посмотрим. Торопились, нервничали, ждали. Мы должны победить этот вирус. Мы ж… Кто, мы ж? Посмотрим…

   Европа, Азия полыхает. Много погибших. Лечение малопонятное. Проще сказать, весьма приблизительное. Вакцин нет. Холодок неуверенности и страха периодически давал о себе знать, заставляя поёживаться в неуютном ожидании.

    

            ***

    Своего нулевого пациента неизбежно запоминаешь. Детали замыливаются с годами, но суть, ощущения остаются навсегда. Воспоминания холодными, стальными червячками ползают под кожей. Это уже неизлечимо. Это твоё пожизненно.


   19 марта 11-20. Мигалки скорой. Топот и суета в коридоре инфекционного отделения. Неумелое напяливание защитного костюма. Потеют защитные очки.

         -Здравствуйте, меня зовут Григорий Константинович, а Вас?

  -Андрей Юрьевич.
 
  - Будем знакомы. Как самочувствие?

   - Ничего, терпимо. Я прилетел из Турции. Повысилась температура, закшлял.  Понял, что заболел. Телек тоже смотрю иногда.  Самоизолировался на даче. Вызвал скорую. Привезли к вам.

   – Хорошо. Не волнуйтесь. Всё под «контролем». Сатурация низковата. Давайте наденем кислородную масочку. Вот так. Лучше?

  – Да.

  – Кем работаете? Жена? Дети? Чем раньше болели…

     РАНЬШЕ. Надежда. Вдруг получится. Должно... Мы же...
    
         Спустя какое-то время, экстренный вызов в палату.
    - Больной задыхается. Бегу, стараясь влезть в непривычный, пока, костюм максимально быстро и сохранить хладнокровие одновременно. Потряхивает. Респиратор, очки, аппарат ИВЛ . Запустился. Застучал вдохами.

  - Проверьте кислород ещё раз!

  - Есть подача.

  - Готовим интубацию.
Ларингоскоп, релаксанты, пропофол. Готовы?

  - Спокойно Андрей Юрьевич. Мы Вам поможем!

  ПОМОЖЕМ!?. Очки идиотские, потеют, хоть и плюнул в них заранее. Сраный дайвер. Прыгаю за борт неизвестности. Больной толстый, неудобный, продыхивается полохо, тяжело. Кровать низкая. Стою на коленях.  Кровать, не разу не функциональная.

   - Интубируем!

   Очки запотели. В респираторе сопли. Не вижу гортани.

   - Держите его. Дави на гортань.

  Срываю очки. Респиратор слетает уже сам. Уже не важно. Вижу. Трубка 8 мм.
- Зашла. Раздуваем манженту. Подключаем ИВЛ.

          Показатели сатурации медленно, но верно повышаются. Цианоз уменьшается.  Пациент слегка розовеет. Стою сырой, опустошённый. Думаю. Наверное, хапнул вируса. Карантин в условиях инфекционного отделения 2 недели. Что ж, буду работать и ждать. Чего уж теперь. Главное успел. УСПЕЛ??? Казалось, что да…

      Инфицирован???

      Карантин две недели или до появления первых симптомов. Время пошло.

   Работаю в новых условиях. Принимаю новых пациентов. Назначаю лечение, согласно постоянно обновляющимся рекомендациям. Результаты оставляют желать лучшего. Ключи к болезни подбираются крайне сложно, методом проб и ошибок.
И ошибки эти совсем не похожи на помарки на бумаге...
 
 
  Аккуратно веду документацию. Иногда валяюсь, тупо глядя в потолок. По звонку или внутреннему императиву спускаюсь в палаты, ежедневно уменьшая секунды облачения в СИЗ и доводя этот "элемент" программы до полного автоматизма.

           Время не бежит и не тянется. Оно вообще приобрело какой-то иной масштаб. Оно плывет по весне за окном. И по его течению плыву я, глядя на дни за окном, на уличные фонари вечером, слушая капли дождя, спело падающие на поликарбонатный козырек. Я растворяюсь в этом течении уже не считая дни…


           Андрей Юрьевич умер через несколько дней. Остановился турист из Турции.  Нет слов…  Ничего нет. Говорят, истинная боль безмолвна. Кто знает. Я точно безмолвен. СЛР по протоколу. Без всякой надежды на успех. Надежды. Я вроде писал о ней уже. Вроде..? Володи.

          - Тухловатый замес. Что если я следующий? Гадкий, злой и непонятный вирус. Страшная смерть. Мучительная. Лучше не думать. Что у нас там от грустных думок? Ага...ОН. ОН самый. Расслабон и дезинфекция в одном флаконе.

    Две недели истекают и нечего. То ли не попало, то ли царапнуло. Жив и ладно.
 

   Лечебный процесс продолжается. У меня появляются сменщики. Больных становится больше и больше, но зато я теперь не один. Есть выходные, которые я провожу с коллегами в загородном пионерлагере. Мы контактные, поэтому домой нам нельзя. Вакцин ещё нет.

         Живём общиной. С родственниками общаемся по телефону.

- Да, мам, я скоро тебя проведаю... Нельзя пока. Потерпи родная. Такое время сейчас. Всё наладится... Конечно!
      
              ***

   Многие, поступающие по СМП, поначалу возмущались и не желали оставаться в больнице.

 - Да, нормально я себя чувствую. Дома могу лечиться.

 - Вы заражены опасным вирусом и о представляете угрозу для Ваших близких, особенно пожилых. К тому же, у Вас насыщение крови кислородом снижено!

  - Говорю Вам, нормально у меня всё! Вирус выдумали, чтобы вакцину продавать! Интернет посмотрите! Это мировой заговор!!

  Другие скандалили с персоналом, требуя более комфортных условий, отдельных палат с телевизором. Потом успокаивались, осознавая пугающую реальность.

  Большинству, через некоторое время становилось лучше. Лекарства ослабляли железную хватку вируса и через какое-то время, этих, уже присмиревших счастливчиков отпускали домой.

   Некоторым лечение не помогало. Трясина мучительной смерти продолжала засасывать их, несмотря на все усилия персонала и их собственные.

  Через какое-то время такой человек терял способность к сопротивлению. Он был обречён. Время для него переключалось в режим обратного отсчёта, по окончании которого его запечатывали в чёрный полиэтилен и уволили, чтобы похоронить в металлическом гробе-саркофаге.

   Тех, кто увозил, тоже часто запечатывали.

     Запечатывали тех кто до смерти (тут буквально) боялся и тех, кто верил, что ему и "море по колено". Тут уж кому как везло или нет.

   Оставшиеся шли дальше. И казалось,  что конца и края этому пути не будет.

   Говорят, что человек привыкает ко всему. И действительно, не ходит же он всё время с траурным выражением лица! Иногда, он даже шутит с коллегами на перекурах,  смотрит забавные ролики в сети, пытается терпеливо объяснять родственникам, черпающим знания из сериалов и интернета, что делается всё возможное и невозможное.  Это так.

   Стремление и возможность приспосабливаться к новым условия неотъемлемый признак всего живого. И как всё в этой жизни, приспособления-привыкания имеют свою цену.

      Привыкал и я. Терял счёт всему на свете. Имена пациентов попадали теперь только в оперативную память. Десять, пятнадцать, сто пятнадцать...

          Вот уже мой товарищ улыбается и приветственно машет  мне рукой из-за звуконепроницаемого стекла.
Он заразился. Ему тяжело дышать. В носу у него кислородные канюли.
.

  - Тебе лучше? - вопрошаю я знаком, пробегая мимо.

   Он понимает меня. Кивает. Оттопыривает большой палец.

  - Всё отлично!

    Его последняя улыбка останется татуировкой в моих воспоминаниях, до конца моих дней. Чёткой и несмываемой, как надпись на белоснежном мраморе его памятника.

    Эпизод с нулевым пациентом был прологом к достаточно долгой истории пандемии.

         Смерть многих – это уже статистика.  Что отчасти верно, но только отчасти. И дело даже не в цинизме, не в этом антидоте от страха. Дело в истощении всего человека.

  Душа медленно умирает от ран. Её место заполняет грубый, обширный рубец, ткань лишённая нервных окончаний. Но как он тянет и ноет порой к перемене погоды, излучая своё бесконечное одиночество в саркофаге тела.

     Пески 01.12.2021 г