Ахиллесова пята - 15

    О, женщины! Исчадие вам имя! 

    Самый скверный вид  кокетства – это когда все в тебе работает на охмурение какого-нибудь Артура Пендрагона или его заместителя,  а сам предмет охмурения  совершенно не нужен.  Мне всегда казалось странным, что дамы каждый раз доказывают  самим себе, что они еще огогошеньки-огого!  Илона считала, что  внешняя форма женщине необходима, как кожа, для поддержания самооценки. Глупости. Ей  лично форма была необходима, чтобы противоположный пол падал ниц перед  королевой красоты, тем самым поддерживая в ней  смысл существования. Я искала другие смыслы в жизни. Дух   противоречия, который бунтовал во мне с детства, превращался в торнадо, если я пыталась следовать  Илониной  стороне женской природы. Мне слушать  ее  и подражать ей было так же опасно, как лезть в жерло вулкана.  Я с подросткового возраста терпеть не могла  романтические свидания по принуждению, поцелуи  из вежливости или любопытства,  последние ряды в кинотеатрах, словом,  все амурные игры,  в которые  играли с юности мои подружки.  Я не любила пошлость,  она   оставляла  в душе скверное послевкусие.  Но окружение, как это бывает у подростков,  вынуждало через десять раз на одиннадцатый уступать: идти на короткое свидание или в турпоход. Просто потому, чтобы не остаться совсем вне стаи.   Позже, когда  я вошла в спелую женскую пору и  обучилась светским  играм  в  кокетливую вежливость, в дружбу с оттенком влюбленности и  окончательно  отказалась  от должности  вселенской матери, мужчины потеряли ко мне интерес, потому что свидания никогда не заканчивались адюльтером. Со временем  я  превратилась в обычную, скучную, стареющую бабенку, любимым общественным местом которой стала библиотека.   А тут  вдруг - ресторан!
 
    Миша из прошлого погулял бы со мной в парке, мы бы поели мороженного, обменялись веселыми  историями, а я – в джинсах и ковбойке, не думала бы  о том,  как мне нужно выглядеть, чтобы соответствовать "протоколу".
 
    Разочарованная в себе  сегодняшней,  я  суетливо пересматривала и выбраковывала платья и туфли, юбки и блузки, брючные костюмы . Как обычно, одеть было нечего. О… Это особая  тема забывших о светской жизни синечулочных особей!  Как там собирались на бал Ростовы у Льва Толстого?  Ну, где-то точно так же собиралась и я,  если говорить об эмоциях...
 
    Куда  дела  «калоши»? Так Илона называла мои лакированные балетки.  Маленькое черное платье, волосы, забранные в пучок. Вот и все. Пусть наслаждается! Ругаясь с  Михаилом, на самом деле я ссорилась сама с  собой.





    Арсеньев выглядел круто!  Возраст ему шел.  Артур Пендрагон,  на пике карьеры и удачи, сиял от счастья при виде дамы своего сердца! И такое было не сыграть.   Это льстило.  Но  забытый  и похороненный внутри головы редактор вдруг очнулся после  летаргического  сна и, впав в кататоническое возбуждение, тут же начал строить  вокруг меня заборы до небес. Здравствуй, юность!
 
    - Ирочка, как же замечательно ты выглядишь!
   
Он нежно обнял меня за плечи. «Вы» кануло в небытие. Тем лучше.

    - Привет, Миша. Как ты вырос и возмужал!

Он засмеялся открыто и естественно, как раньше. Похоже, Арсеньеву было глубоко наплевать на все протоколы, которыми предписывалось, как следует себя вести в светском обществе. И я это оценила.

    - Ирка, просто не могу опомниться от радости! Анатолич дал мне твой телефон, я чуть ума не лишился. Вот мы и встретились!
 
    - Пойдем, а то стоим у всех на виду, неудобно.

Он спохватился, практически сгреб меня в охапку и потащил  по Пятницкой улице в сторону Villa Rosa. Его память и интуиция никуда не делись: я всегда предпочитала итальянскую кухню.   Весьма неожиданно, у нас намечалось нечто общее – мы оба не меняли своих пристрастий. Он дорожил мной, а я, как и раньше,  выбирала спагетти Карбонара.

    Уютно и комфортно устроившись, мы долго говорили обо всем подряд. Он рассказывал о своей жизни, о детях, о маме и Егоре Ивановиче, о работе, которую  так и не бросил. Но почему-то ни слова не говорил о жене. Я не спрашивала. Пятеро детей – не шутка. Наверное, сидит дома и нянчит. Какая она? Интересно. Я  поведала историю его тезки. Мой рассказ  Арсеньева огорошил. Я видела, как он огорчился по-настоящему, не для вида.   Потом мы гуляли  по набережной,  потом я пригласила его к себе, попить кофе, исключительно  потому что до отлета оставалось время. И еще потому, что у меня очень устали и отекли ноги. Сорок  лет – не двадцать, как ни хорохорься.  Но он сказал, что уже не успеет:  нужно заехать за Стебловым.
 
   Мы расставались.

   - Ирка, милая…

 В ответ я лишь дернула плечом. Но его руки держали меня крепко и уверенно.
 
   - Маленький аника-воин. Не устала сражаться сама с собой?

   - Каждый из нас сражается за свое: я за независимость, ты – за обладание. Так что – квиты.

Его взгляд  излучал  все то же теплое участие.
 
   - Миша, ты застрял в девяностых.  Веришь, что прежняя Аришка сохранилась? Думаешь, можно время обмануть? Или ты на всю жизнь прилепил к себе образ  моего рыцаря?
 
Он молчал. Мои ехидные реплики не меняли его отношения. Синие глаза,  добрые и чистые, смотрели точно так же, как тогда в больнице.
   
   - Что ты хочешь? Зачем ты меня разыскал?
 
   -  А ты не понимаешь? Или делаешь вид?
 
Вечер встреч закончился. И он опять  допускал все ту же ошибку: отпустил руки, давая мне полную свободу действий. И зря, потому что женщина не всегда может сама остановиться в личном идиотизме, иногда ей нужно в этом помочь.



Продолжение следует...