de omnibus dubitandum 96. 193

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)

Глава 96.193. ПОХАБНЫЕ СЛОВА, УТРАТИЛИ ЗЛУЮ ВЛАСТЬ НАД ТОБОЙ…

    Я не решалась показывать больше, выпустила его хобот и робко пролепетала:

    – В рот… я брала его…

    – Как?.. – Он порывисто задышал. – …Как ты это делала?

    Я глядела на него, раздираемая сомнениями. Однако он с абсолютной серьёзностью и достоинством посмотрел на меня и промолвил:

    – Ты готова? Или ты хочешь проявить неблагодарность за ту милость, которую я тебе оказал? Знай же, что ты уже наполовину очистилась от всех грехов, когда прикоснулась ко мне так же, как касалась своих полюбовников…

    Это многое мне объяснило, убедив меня в правильности происходящего, и я посчитала за счастье, что могу таким образом избавиться от грехов.

    И когда он, стало быть, ещё раз спросил:

    – Что ты ещё с ним делала? – я спешно опустилась перед ним на колени и осторожно взяла его кочерыжку в рот.

    – Только кончик? – поинтересовался он.

    И мгновенно вогнал мне свою кочерыжку глубоко в глотку.

    – А больше ничего?.. – раздался сверху его голос.

    Я прошлась губами вверх и вниз, облизала и пососала это орудие, пощёлкала по нему языком, и меня охватило сильное возбуждение. Однако я не знала, чего в нём было больше: страха, готовности покаяться или сладострастия.

    Я услышала, как помощник священника застонал:

    – Ах… ах… какая же… сладкая, какая же грешница… ах… ах…

    И мне стало его так жалко, что я не в силах была терзать его этой мукой дальше, и остановилась. Я выпустила изо рта его кочерыжку, которая конвульсивно теперь подрагивала у меня в руке, заботливо вытерла её насухо носовым платком и поднялась с колен.

    Лицо священнослужителя было иссиня-красным, его рука ловила меня.

    – А ещё что, что ты с членами… ты так вот делала… ты совершала ещё?..

    – Предавалась развратным действиям, ваше преподобие, – прошептала я.

    – Это я знаю… – прошептал он, с трудом переводя дыхание, – сейчас ты показала мне три способа из них… от трёх способов ты уже очистилась… однако ты много чего ещё с ним выделывала… надеюсь, ты не намерена теперь лгать?

    – Нет, ваше преподобие…

    – Стало быть, что это было, что ты делала?..

    – Сношалась я, ваше преподобие…

    – Как сношалась?..

    – Ну… сношалась… – повторила я.

    – Мне это совершенно ни о чём не говорит, – вспылил он, – тебе следует показать мне, как ты это делала…

    Я опять была в полной растерянности. Задирать юбки и тем более вступать с ним в половое сношение я всё же не осмеливалась.

    – Может, я должен сам тебе показывать, как ты это делала? – спросил он.

    – Показать, я тебя спрашиваю?

    – Да…

    Я и сама сейчас страстно надеялась, что всё произойдёт именно так, я даже была бы этому рада, потому что соитие с ним казалось мне вовсе не грехом, а средством искупить грех. И поскольку я уже довольно давно не держала член во рту либо в другом месте, то желание, получить эту кочерыжку в собственную мишень, у меня от лизания только возросло.

    Помощник священника поднялся с кресла и повёл меня к кровати.

    – Как ты это делала?

    Я сказала:

    – Ваше преподобие и без меня знает…

    – Ничего я не знаю, – резко оборвал он меня. – Ты должна мне сказать всё. Лежала ли ты снизу или сверху?

    – Было и так, и этак… ваше преподобие…

    – Ладно, как ты лежала снизу?

    Я в чём стояла, улеглась на спину поперёк кровати. Мои ноги свешивались через край.

    – Так ты лежала?

    – Да.

    – Но в таком виде с тобой, пожалуй, вряд ли удалось бы что-нибудь совершить… – резонно заметил он, – в таком виде коварный искуситель не смог бы добраться до твоего тела… что ты потом ещё делала… или он задрал тебе юбки?

    – Да, - пролепетала я.

    – Может быть, так?

    Он рывком закинул мне платье вверх, так что взору открылись мои голые бёдра и недавно поросшая мягкими светло-каштановыми волосами пещера.

    – Это так было?

    – Да… ваше преподобие, – промолвила я в ответ.

    Он раздвинул мне колени в стороны:

    – И так?

    – Да…

    Он поместился между моими ногами, и его толстый живот лёг на мой, хотя господин помощник священника продолжал при этом стоять.

    – Ага, и таким образом член попал к тебе, чтобы доставить тебе плотское удовольствие?

    Он стоя поднёс к моему влагалищу свою освящённую свечку, которая оказалась очень тёплой. Почувствовав это, я не могла не податься ему навстречу. Он медленно, очень медленно проникал внутрь.

    Помощник священника, лица которого я не видела, громко пыхтел. Я судорожно вцепилась перламутровой раковиной в его кочерыжку, уже довольно глубоко проникшую в меня. Отныне я тоже хотела совокупляться. Поскольку грехом это не было, теперь и подавно.

    Я лежала с чувством, в котором сплавились изумление, сладострастие, радость и смешливость и в котором, наконец-то, растворилась вся моя скованность. Я начала понимать, что господин помощник священника разыгрывал передо мною комедию, и дело изначально сводилось только к тому, чтобы меня огулять.

    Однако я решила подыграть этой комедии и вести себя, как ни в чём не бывало, впрочем, я всё же верила в то, что у господина помощника священника достаточно власти, чтобы отпустить мне мои грехи. Поскольку он застрял своим колом у меня в плоти, не двигаясь ни вперёд, ни назад, а только сопел, я принялась подмахивать попкой вверх и вниз, вследствие чего пыхтение его еще больше усилилось.

    – Ваше преподобие… – прошептала я.

    – Что такое? – фыркая, спросил он.

    – Всё не так было, – проговорила я едва слышно.

    – А как же?

    – Он качал меня туда сюда, внутрь и наружу.

    Тогда он принялся наносить осторожные, но сильные и скорые удары.

    – Может быть, так? - прохрипел он.

    – Ах… – воскликнула я, пронизанная внезапной волной наслаждения, – ах… да… именно так… только быстрее… ваше преподобие… быстрее…

    – Прекрасно, чадо моё… отлично… – пыхтел он, – так… Поведай мне всё, как было… только рассказывай…

    Дальше говорить он не мог, таким учащённым сделалось его дыхание и так ожесточённо он молотил.

    Я со своей стороны не скупилась на дальнейшие поощрения:

    – Ах… ах… именно так это и было… вот так хорошо… лучше… ваше преподобие… брызгайте, пожалуйста… у меня подкатывает… у меня подкатывает… это от меня не зависит… однако… ваше преподобие… кочерыжка ваша такая хорошая… так славно то, что ваше преподобие делает…

    Он вскинул к потолку руки и согнулся надо мной, насколько то позволило ему жирное брюхо. Его тёмное, широкое лицо посинело. Он смотрел на меня такими глазами, как у зарезанного телёнка, бодал как козёл и шептал:

    – Прими же молот милости… так… так… это тебе не повредит… прими же, девица… брызнуть я должен… ты и этого хочешь?.. Да будет так, хорошо… я брызну… я совершу над тобой обряд помазания…

    – Ваше преподобие, – перебила я его речи, – ваше преподобие, я ведь при этом и грудью грешила.

    – Каким образом?.. – опешив, вопросительно уставился он на меня.

    – Тем, что… а-а… а-а… у меня снова подкатывает… тем, что во время сношения мне всегда гладили титьки, целовали их и сосали.

    Я сказала это с целью заставить его тоже делать это, поскольку очень хотела, чтобы мне сейчас сжимали и гладили мои бугорки.

    Однако непомерная тучность не позволяла ему одновременно заниматься ещё и моими грудями. Руками он был вынужден опираться на кровать, а головой он до меня вообще не дотягивался.

    – Всему свой черёд… позднее… позднее… собираюсь взять твои перси, – прохрипел он, нанося толчки. – Дай мне сначала брызнуть… я… ты только двигайся, голубушка, мне это приятно, три только ****ушечкой, своей сладенькой, туда да сюда… ах, как хорошо у тебя это получается… очень хорошо ты это умеешь… дай мне только выбрызнуть, а уж потом я непременно возьмусь за твои маленькие красивые титечки… так… у меня подкатывает… Господь милосердный… как это сладко, – запинаясь, бормотал он.

    И в эту секунду плотину его прорвало, и могучий поток спермы перелился из него в меня.

    Кончив, он с достоинством произнёс:

    – Ты слышала, дочь моя, что я говорил… Видишь ли, я подражал речам заклятого врага и совратителя, в твоих интересах… с тем, чтобы похабные слова, которые тебе приходилось слушать в объятиях блуда, утратили злую власть над тобой.