Ночная исповедь

  Павлу Мешкову - знатоку российской глубинки.

   Нет, нет! Родилась я в посёлке Шмели, точно таком же как наш Лесной. Таких много в нашей Пермской области. Мы очень гордились, что не село, не просто посёлок, а именно  «посёлок городского типа». Обижались, когда заезжие горожане говорили: «…у вас в деревне».

   Большинство мужчин, да и многие женщины работали в леспромхозе. Не только в лесу, но и в мехцехе, на узкоколейке, в Управлении. Больница, почта, стадион, кино во Дворце Культуры, газ привозной – всё было. Школа была замечательная. На областных конкурсах и олимпиадах всегда призовые места брали. И я тоже два раза. По литературе. Вот такие прекрасные школы, я думаю, большая беда подобных посёлков. Для девчонок особенно.

   А я объясню, я объясню! В школе что? Просторно, чисто, светло, тёплые городские туалеты, вежливые добрые учителя. Не все, разумеется, но большинство. Самодеятельность, танцы, праздничные вечера. Не только драмкружок и историко-краеведческий, но даже кружок любителей кино был. «Девять дней одного года», «Обыкновенный фашизм» Ромма обсуждали. На уроках литературы Наташа Ростова, Татьяна Ларина - романтическая любовь. Павка Корчагин и Олег Кошевой – подвиг во имя «светлого будущего». Да и в кино – сплошная романтика: чистая любовь, красивые отважные и верные герои. А за дверью школы? Больше половины учеников жили в тесных практически деревенских домах с русской печкой в пол избы и «удобствами» во дворе. Зимой попу запросто можно отморозить. Да большинство домов и перевезли из окружающих деревень, когда леспромхоз начал развиваться.

   Осенью и весной на улицах грязища. Утонуть можно. Лес вокруг превращён в свалку. Каждый вывозит отходы на тележке и вываливает, где поближе. Но главная беда в семьях. Большинство мужиков пьёт, многие «по чёрному» с битьём жён, криками и травмами. Да и мамаши многих моих одноклассников не прочь были «приложиться». Мат постоянно. В любом разговоре. И о работе, и о рыбалке, и о спорте. И женщины некоторые не отставали, а за ними и дети. Из нормальных увлечений только мотоциклы и рыбалка. Книги читали очень немногие, хотя в ДК была прекрасная библиотека.

   Мужья делились на два сорта. «Самостоятельные» помогают сажать и убирать картошку, делают мужские дела по дому, на огороде, вечером выпивают, смотрят телевизор и ложатся спать. «Забулдыги» ничего этого не делают, ищут, где напиться и покуролесить, и засыпают, где придётся, хоть в кустах. Все домашние дела, особенно очень трудоёмкие огороды, волокут на себе женщины. Ну конечно, конечно. Были и интеллигентные семьи. Учителя, врачи, ИТР, да и среди рабочих. Но я говорю о большинстве.

   Вот Ирина Александровна ваша говорит: «Сами виноваты. Зачем жить с мужиком-пьяницей? У нас не домострой. Послать его…». Но это взгляд городской, интеллигентский. Взгляд человека, у которого есть тылы – родня близкая, специальность и работа хорошие, крыша, куда можно жить уйти. А многим же просто деваться некуда. А самое главное – традиции поселковые. Если девчонка выросла в семье, где и дед пил, и отец пил, на матери зло срывал. И соседи такие же. То для неё это нормально, она и не представляет, что может быть по-другому.

   Ну, вот видите! Вы мою мысль уже поняли. Такой контраст между школой, идеальным литературно-киношным миром и реальной жизнью у многих, особенно девчонок, вызывал желание как можно скорее покинуть и посёлок, и свою семью. К сожалению, часто «очертя голову». Лучше всего в институт, но туда поступали лишь избранные. И конкурсы, и родители не всем могли помогать, а на стипендию в 240 рублей в городе не проживёшь, и прочее. Отличники, конечно, поступали. А остальные – в близлежащие техникумы и училища. Полпосёлка было товароведов, медсестёр и швей-мотористок, только работы по специальности не было. Многие, в конце-концов, привыкали к «взрослой» поселковой жизни. Выходили замуж за выпивающих парней, которые быстро превращались в пьяниц. Работали где придётся, в том же леспромхозе. Другие уезжали. Вот вы рассказывали про БАМовских парней и девчонок. Вот это они и есть – из посёлков «городского типа».

  По мне этот контраст ударил довольно сильно. Наверное потому, что девочка я была более других начитанная. Начиталась про мушкетёров, графа Монте-Кристо, и русской классики, и советской. Очень хотелось скорее покинуть деревенскую избу, пьяницу отца, мать нормировщицу, придавленную огородом и необходимостью «вывести в люди» меня и сестрёнку. И посёлок тоже. Но чего именно я хочу, не знала. Под влиянием подружки закончила медучилище по специальности «лаборант». Но дело это не люблю. Работа диспетчера на узкоколейке, где я работаю все годы нашего знакомства, мне нравится. Точнее, она меня устраивает, и менять её мне бы не хотелось.

   Во, как я разговорилась. Прямо Ираклий Андронников. Помните, такой выступал по телевизору. Я любила его рассказы про Лермонтова. В жизни столько не болтала. Я же вижу, что вам про меня интересно. Потому и разговорилась.

   Так вот – на ваш вопрос. Андрей у меня был не первый мужчина. Ну и что, семнадцать лет, показательная школа! К её окончанию я не единственная из девчонок стала женщиной. Глупая была ужасно! Мы же в советской школе до перестройки «об этом» абсолютно ничего не знали. Книжки для взрослых – Мопассана, Золя или там «Декамерон» от школьников прятали. Разговор учителя с учеником на тему физической близости мужчины и женщины мог только присниться в страшном сне. Конечно, при тесной жизни в деревенских домах дети невольно становились свидетелями интимной жизни родителей. А некоторые пьяные мамы и папы не особенно то и старались её скрывать. Можно было ненароком услышать «подробности» и от подружек моей старшей сестры, делившихся своим наполовину выдуманным опытом. Но всё это было так грубо, примитивно, так не соответствовало книжной любви, что казалось ко мне отношения не имеющим.

   Так вот, «принц» мой был на пять лет старше, уже работал механиком после окончания техникума и у нас считался красавцем. Он довольно настойчиво ухаживал за моей подругой. На этой почве мы и познакомились. Я тогда выглядела совсем девочкой. Вы и сейчас меня называете то «школьницей», то «пионеркой». Наверное представляете, как я выглядела в семнадцать лет. Парни за мной не ухаживали. Предпочитали более развитых девочек, с бюстами и попками. И вдруг Алексей, так его звали, оставляет подружку и переключается на меня. Провожает домой каждый день. Говорит, что так сильно влюблён никогда раньше не был. И много всего, что для вас, я думаю, тайны не составляет. С подругой сразу же полный разрыв, как будто я в чём-то виновата. Мне он конечно  нравился и, наверное, это почувствовал. Но ни о какой «любви» с моей стороны не могло быть и речи. А была куча всяких мыслей типа: «Значит, и в меня можно страстно (это из книжек) влюбиться. Может быть, настал мой час? Он красивый, способный, старше и опытнее. Вместе уедем из матерного посёлка с пьяным отцом. Будем работать и учиться, как герои кинофильмов…» и так далее. И ещё была одна постыдная мысль, но вам я признаюсь. Про брошенную подругу мою думала со злорадством: «Вот ты красивее и фигуристее, и парни всегда заглядывались на тебя, а Алексей предпочёл меня». Невдомёк было глупой дурочке, что «принц» переключился на «золушку» потому, что подружка моя попросту ему отказала. Кстати, позднее я поняла, что не такая уж я была необыкновенная дурочка. Просто так устроена голова у большинства женщин, и даже у очень умных. Всё знают про мужика – бабника, или пьяницу, но упорно надеются, что именно с ними он станет совсем другим, таким, как обещает.

   По окончании экзаменов у нас была недельная «трудовая вахта» – прополка моркови в подшефном колхозе с ночёвками в сельской школе на набитых соломой матрасах. Алексей заявился туда в воскресенье. Всё и случилось под летним звёздным небом. Откровенно говоря, кроме сильного стыда, громкого сердцебиения и короткой боли, я ничего не почувствовала. Но сильно не расстроилась, так как помнила, что в «Хождении по мукам» Даша после первой ночи с Телегиным тоже была сильно разочарована, но потом всё наладилось. Затем было ещё несколько встреч, всегда торопливых, со страхом, что сейчас кто-то войдёт (он тоже жил с родителями), или комары закусают насмерть, или ещё что-нибудь. Каждый раз я ждала неземного блаженства, как в романах, но оно не случалось. Оказалось, что мне нужна, как пишут в книжках, «прелюдия», и встречи впопыхах не для меня. А потом он вдруг меня бросил без объяснения причин. А я, маленькая девочка, даже представить себе не могла, что у мужчины можно потребовать каких-то объяснений. Теперь-то я понимаю, что большинство парней просто коллекционируют таких дурочек. Да ещё хвалятся перед приятелями. А красивые слова, которые сводят дурочек с ума, просто примитивные, к тому же довольно безвкусные штампы.

   Сейчас молодые девчонки относятся к таким вещам спокойно, тем более что знают, как надо предохраняться. А для меня тогда это была трагедия. Во-первых, всё время казалось, что я забеременела. Во-вторых, что во всём виновата я сама: «Не такая, как все. Худая, сорок килограммов. С маленькой грудью и попой. Мужчины со мной не могут получить удовольствия. Им со мной противно». И так далее. Что такое оргазм, я понятия не имела. Слова такого не знала. И бывал ли он у Алексея определить не могла. А словам, что ему со мной хорошо, я уже не верила.

  Конечно, покраснела. Я слова такие в жизни не произносила, даже подругам. А уж мужчине пожилому… А кулачками себя по щекам – это у меня привычка такая с детства, когда очень смущаюсь. И ничего смешного в этом нет.  Кстати, я об этом уже думала. Почему я вам рассказываю такие вещи, которые никому другому никогда не расскажу? Ни сестре любимой, ни близкой подруге. А потому, что чувствую – в вопросах ваших нет обычного любопытства, желания узнать что-нибудь интимное, чтобы потом посплетничать. Лишь интерес к людям, в первую очередь, чтобы помочь им, если необходимо. И не только мне.

   А вот не перестану! Что, не вы ходили просить мэра, чтобы подыскал Андрею работу без физических нагрузок, когда ему врачи запретили? Не вы уговорили его дать Рае комнату в общежитии? Что вам Рая? Только, что мать алкоголичка и жалко девочку. Так всем жалко. А комнату просите только вы, и выпросили. А когда воду на Привокзальной на месяц отключили. Не вы шланг свой через дорогу таскали, всем бабкам вёдра и бочки заливали, сколько шланга хватало? Ещё и бочки им худые чинили. Ладно, всё, всё, уже перестала.

   А «про это», ну про интимные вещи вы спрашиваете так просто, так спокойно. Как будто это совершенно естественно. Как врач. Так это же, на самом деле, вещи естественные. А мы стесняемся об этом говорить, даже в постели, потому что «не принято». Я на себе это ощущаю всё время. Вроде, спокойно вам рассказываю, а всё равно стыдно. И краснею.

   Так вот. В глубокой депрессии была я долго. В медучилище поступила машинально. Мне было всё равно. Училась я хорошо и поступила легко, без подготовки. Парней избегала. Только через год на каникулах летом появился Андрей. Приехал в отпуск из Московской области, где служил срочную. Его то вы прекрасно знаете. Ходил за мной неотступно весь отпуск. Видно было, что очень нравлюсь. Провожал до дому. Красивых слов не говорил, но я была этому даже рада. Накануне отъезда говорит: «После армии предлагают остаться в Звенигороде. Места там красивые. Москва рядом. Ты ко мне приедешь?». Вот и всё объяснение в любви. Но мне и этого было достаточно. Значит, меня всё-таки можно полюбить? Провожать каждый день, не лапая? Позвать не в стог, а замуж? Увезти в «даль светлую»?… Я и ответила: «Да!». Тогда и поцеловались в первый раз. На следующий день он уехал.

   В Звенигород к нему я не поехала по многим причинам. И он там не остался, вернулся домой, сюда в Лесной. Вы же и маму его хорошо знаете. Стал работать в леспромхозе – он до армии окончил механический техникум. Сюда я к нему и приехала. Получили две комнаты в трёхкомнатной квартире как молодожёны, да ещё ждущие ребёнка.

   А вот теперь попытаюсь ответить на главный ваш вопрос. Почему же я ушла от него, такого красивого и положительного? Да. Мужественный и симпатичный, честный и неглупый, работящий, непьющий и даже не курящий. Это у нас то! Любит детей. И меня, наверное, любил по-своему. Но упрямый, часто грубый, а главное, эмоционально совсем бесчувственный. Ни заботы, ни нежности, ни ласки, ни одного тёплого слова. Как в любви объяснился: «Ты ко мне приедешь?». Так и дальше любил.

   Говорите, забота, нежность и вообще «погода в доме» зависят от женщины? А думаете, я не пыталась, не старалась? Сотни раз. Утром он уходит на работу. Я бегу его проводить, поцеловать на дорогу. В халатике красном, умытая, белозубая, вполне симпатичная. Никакого ответа, отстраняет рукой: «Ладно, ладно, я опаздываю». Обидно. Вот он вечером садится на диван перед телевизором. Я ребёнка уложила, к нему на диван, поджав ноги. Прижаться, обнять, голову на плечо положить. Никакого ответа: «Погоди, дай футбол посмотреть». К моему внутреннему миру, желаниям, увлечениям – никакого интереса. «Давай на участке, кроме огорода, цветы разведём…». «Ну, разведи». «Я хочу научиться из лозы плести. В музее такие красивые вещи видала. В ДК кружок будет». «Ну, запишись». Вот вы опять его защищаете. Да представляю я, что такое «мужская сдержанность». А когда я на девятом месяце с животом и тазом мокрого белья по крутой лестнице на чердак лазила? Это мужская сдержанность мешала ему хоть раз помочь мне, или хотя бы предложить? Вот именно…

   В постели кстати нежности тоже минимум. Ровно столько, чтобы возбудиться. А своё получил и заснул. А было ли мне хорошо или нет, его не очень интересует. Иногда, правда, буркнет: «Тебе хорошо?». Ответа не слушает. А я стесняюсь ответить «нет». Да и зачем? Знания его «об этом», как и у всех наших мальчишек до перестройки, получены были, что называется, «в подворотне». От старших парней, в основном отсидевших «срок». Опыт у тех был специфический, к тому же врали они, я думаю, безбожно. Основная мысль какая? Чем «мужское достоинство» здоровее, тем женщина получает больше удовольствия. И анекдоты все об этом. Никаких книжек, статей в журналах не было. Самым «эротическим» был журнал «Здоровье», но там об этом если и писали, то в связи с патологиями. Да и какой подросток станет его читать? «Вокруг света» и то редко кто читал.

   Первый раз у меня «всё получилось» не скоро. Андрей в тот день был уставшим очень. Ещё в бане помылся, пива выпил, расслабился, и быстро «получить своё» у него не вышло. Долго ласкал меня. И у меня вдруг получилось. В первый раз. И всю жизнь это бывает у меня редко. Когда всё спокойно, в голову не лезут всякие заботы, без запаха мужского пота, тем более, запаха изо рта и конечно когда мужчина не торопится. И каждый раз, когда это случается, я испытываю одно и то же чувство. Жалость к себе. Иногда даже плачу. Почему жалость? Да потому, что каждый раз думаю: «И вот эта минутная физиология, это всё, чем я интересна мужчинам? Из-за этого за мной ухаживали, говорили красивые слова, делали подарки? Из-за этого со мной живут? А как же я сама? Как человек, как личность? Мой внутренний мир? Никому не интересен? Вот и плачу.

   Пыталась я, пыталась изменить «погоду в доме» и поняла однажды, что изменить ничего нельзя. А такая «жизнь светлая» меня не устраивала. Лучше жить одной. Нет, нет! Виктор Устюгов тут ни причём. Я ещё раньше от Андрея уходила, когда Игорь не родился, а Коле было четыре года. Уходила в никуда. Точнее, когда мы объяснились окончательно и бесповоротно, Андрей сам ушёл к матери, а я с Колей осталась в наших комнатах. Потом Андрей приходил, просил вернуться, начать всё сначала. В детстве их с матерью отец бросил, и он это очень тяжело пережил. Теперь говорил: «Я не хочу, чтобы Колька жил без отца, знаю, что это такое». В конце концов, уговорил. Опять стали жить вместе. Он действительно стал более заботливым, но не от души, а от головы. Начали строить свой большой дом. Как раз была компания поощрения индивидуальных застройщиков. Льготы всякие. Лесные делянки выделяли бесплатно. Тогда же Игорь родился. Тогда же и с вами подружились. Помните, как на первое знакомство я пришла с детской коляской. Игорю сейчас тринадцать. Значит и нашему знакомству – тоже. Так что дальнейшая моя «одиссея» развивалась на ваших глазах.

   Второй «медовый месяц» закончился довольно быстро. Натуру взрослого человека не переделаешь. Однако Игорь маленький и новый дом с кучей недоделок (это плюс к работе) поглощали всё моё внимание. О себе думать было некогда. Но время шло, и я всё больше сознавала, что приспособиться к такой жизни, как удалось это большинству окружающих женщин, не смогу…. Больше всего? Ну, я же говорила! Больше всего обидно было отсутствие всякого интереса ко мне как к человеку, к моей внутренней жизни, увлечениям, желаниям, к моему мнению. Так что вопрос моего ухода от Андрея был предрешён. А Виктор был только поводом… Да нет пожалуй, я кривлю душой. Моё чувство к нему, из всех моих мужчин, было ближе всего к «романтической любви», если она на свете бывает. А вы считаете, в него нельзя было влюбиться? В такого, каким он был вначале? Стройный худощавый сдержанный. Светлые волосы, голубые глаза, негромкий голос. Да, пожалуй, вы правы. Действительно, похож на князя Мышкина. А ещё на Сотникова, ну на этого из фильма по Василю Быкову.

   Его мать и отчим долго работали на Севере с нефтяниками. А потом они все сюда приехали, тоже дом построили, стали ближайшими соседями. Виктор там окончил речное училище. А здесь теплоходов нет, стал работать на перегружателе, где брёвна с узкоколейки в большие вагоны перегружают. Ну да, вместе с подругой моей, с Соней. С Андреем они одногодки соседи. Стал захаживать. Вроде даже подружились. У меня свои дела, я в их разговорах и посиделках не участвовала. На меня он сразу глаз положил. Но глаз совсем другой, чем у наших мужиков. Наши как посмотрят снизу вверх, а потом сверху вниз, дальше снимать уже нечего. А это было совсем другое. Несколько раз он звонил мне с перегружателя в диспетчерскую – Андрея разыскивал. При Соне звонил. Так она говорила, когда трубку брал, краснел весь и заикаться начинал. Но дело не в этом. Главное, он был совершенно не похож на наших мужиков. Очень начитанный. Хотя интересовался больше не художественной литературой, а всякими философскими проблемами: «Человек и Космос», «Нравственная эволюция человека». Книжки в библиотеке нашей брал, был там любимым читателем.

   А потом вдруг - раз. И объяснился в любви. Так мне никто не объяснялся. Действительно покраснел. И заикаться стал. И вроде даже заплакал. Вроде – потому что отвернулся, видимо хотел скрыть слёзы. И сразу с деловым планом – заранее всё продумал. Из посёлка уедем в одну из ближних деревень, там полно домов продаётся по дешёвке. Парней моих он усыновит. Будем жить простой трудовой жизнью: работать в колхозе, огород, сад, корова, куры. В слиянии с Землёй, Природой и Космосом. Это из его книжек, конечно. Выражался он часто высокопарно. Вот такая полная горсть семян в душу, давно вспаханную и пробороненную бороной с длинными зубьями. Вот и я высокопарно высказалась.

   А душа была подготовлена не только невниманием Андрея, а ещё и моим нежеланием жить в Свободном. Вернее, жить рядом с нашими поселковыми. Вы вот часто восхищаетесь посёлком нашим и многими его жителями. А мне обидно. Ну почему вам попадается так много хороших людей, а мне так мало? Я понимаю умом, что это у вас взгляд такой светлый. Плохого в людях не видите. Или прощаете. Да ещё сами с Ириной Александровной щедры сверх меры. И вам платят тем же. А я больше вижу черты отрицательные. Но то, что я наблюдаю – это же правда! Я же не придумываю!

   Женщины мужей своих – бездельников и пьяниц костерят почём зря. Но живут с ними по много лет. На родительский день сами бутылку им покупают. На кладбище шествуют, приодевшись. А на могилке бутылку разопьют, и он ей по роже – давай деньги на вторую! А многих ведь и дети не держат, и уйти есть куда. Завидуют друг другу безбожно. Могут и подлость какую сотворить из зависти. Например, в саду-огороде цветы красивые или саженец выдрать. И подозревают друг друга. В том числе в "порче" и "сглазе". Галя Потехина ведь жаловалась вам, что соседка на её огород порчу навела. А матерятся как мужики?! Да и женщины многие! Слов нет.

   С предприятий тащат, кто что может. И стройматериалы, и бензин для мотоциклов, и запчасти, и инструмент. А уж машину или трактор использовать для себя – это святое! Андрей мой честный, непьющий и работящий дом наш огромный с освещением, отоплением и водопроводом как, думаете, построил? Да, конечно, конечно. И делянки брали, и лес валили сами, потом на кирпич его меняли, на доски пилили. Этим же лесом расплачивались. И покупали многое на его и мою зарплату. Жить старались с огорода. Но этого разве бы хватило. А цемент, а стекло, а сантехника, трубы, электрика. Всё со строительных объектов. Как списать, как увезти – это система отработанная. За поллитра, что хочешь, стащат и привезут. Но ведь если об этом сказать, тому же Андрею, тебя же просто не поймут. «О чём это ты?». У них же сотня обкатанных объяснений: «Да этого цемента на стройке пропадает в сто раз больше». «Рамы при кладке стен вставляют со стёклами. Пока отделка идёт 90% стекла перебьют. Будут снова вставлять». И так далее. Ну и заткнёшься. Да я понимаю. Вся страна так жила! Но я же не вся страна. Что делать. Меня ещё в школе белой вороной считали. У доски стою. Подсказывают. Учительница не видит. Я подсказку поняла. Но хоть застрели меня, не отвечу, если сама ответ не знаю. За всю школу и училище я ни одной шпаргалкой не попользовалась. Врать совсем не могу. Лучше промолчу. И чужое враньё не переношу.

   Сплетничают друг о дружке безбожно, да иногда злобно так, а встретятся: «Сю, сю, сю. Какое у тебя шикарное пальто! Почему не заходишь?». А уж когда мы с Андреем первый раз расстались, вот уж меня потоптали. Им конечно непонятно. От непьющего, некурящего, работящего! Я и зажралась, и подлая, Андрея на улицу выгнала, а сама жирую в его квартире, и надо было Андрею давно по роже мне надавать, сразу пришла бы в чувство. Всего не пересказать. В глаза, конечно, не решались. Только губы поджимали, и взгляды презрительные бросали. Но подружка моя Соня мне пересказывала. Не всё, я думаю, жалела меня.

   Одним словом, мысль уехать из посёлка возникала у меня не один раз. И вот всё сошлось. Желание покинуть Андрея. Желание покинуть посёлок. «Чужеземец», не похожий ни на кого из окружающих мужиков. И любовь с заиканием и слезами, прямо как в «Гранатовом браслете». Не решалась я долго. Хотя было ясно – сейчас или никогда. Такого совпадения желаний и возможностей больше не будет.

   Дом мы купили в Ягуле. По дороге на велосипед сорок минут, а по тропинке через лес минут двадцать пять, но это только когда сухо. Изба обычная уральская. Тёплая зимняя часть небольшая, метров двадцать пять. Печь в полкомнаты. Кухонька маленькая за печкой. Зато хозяйственных помещений, всяких «дворов», хлевов, курятников, сеновалов, кладовок, сколько угодно. Электричество, вода из скважины и баня с негодной печкой. На участке в сорок соток только картошка и огород, да одичавшая малина вдоль забора. Всё заброшено и требует мужских рук. В деревне домов двадцать, но жилых только шесть, а зимой и вовсе четыре. Старики доживают. Прямо за нашим забором телятник, раньше здесь была бригада от колхоза.

   Я все концы отрубила. С работы уволилась, сад-огород свой ухоженный с цветами, ягодами и деревьями молодыми продала. Две комнаты в коммуналке как бы за мной остались. Я их сдала женщине с ребёнком, чтобы за квартиру не платить. Доход от такого «бизнеса» был у нас тогда 150-200 рублей в месяц. Дом купили на мои деньги. Нам же тогда зарплату задерживали, выплачивали 20% и продукты кое-какие давали под запись в леспромхозовском магазине. А поскольку я увольнялась, обязаны были выплатить все накопления. Вот на дом и хватило. Виктор работал у нас недавно, накоплений не имел, но родители дали ему почти такую же сумму. На них купили якобы замечательный котёл для бани и хороший, хотя и самодельный, деревообрабатывающий станок.

   Я стала получать пособие по безработице и заниматься хозяйством, а Виктор пошёл работать пастухом к телятам. Игорьку было шесть лет. Виктор относился к нему по-доброму, и парнишка быстро привык к переменам. В деревне ему было хорошо. На лето нашлась даже пара приятелей; к бабушкам из города привезли. Коле же тринадцатилетнему в деревне было невмоготу, и он рвался в посёлок к друзьям, к дискотеке. День у отца заночует, ещё пару дней, а потом и совсем к отцу переехал. Андрей, по-моему, был рад.  Я конечно огорчалась очень, что теряю сына, но понимала его и переезду не препятствовала. Тем более, начинались занятия в школе, а из Ягула в посёлок каждый день не набегаешься.

   Вот такая образовалась у нас «коммуна свободных землепашцев». Смейтесь, смейтесь. Из того, что я рассказала, большую часть вы и сами знаете. Приезжали к нам, хоть и не часто. А может, чего и не знаете, всё же полгода в Перми живёте. Я всё по порядку рассказываю, чтобы ничего не упустить. Чтобы вы всю историю мою услышали так, как я её понимаю, от первого лица. Раз вам интересно.

   С Виктором первое время жить мне было хорошо. Он был и внешне привлекательный, и чистоплотный, и добрый, и чуткий. Всё имел, чего не хватало Андрею. Обо мне заботился, чтобы я тяжести не поднимала, не работала до ночи, поела вовремя, чтобы после работы вымыться могла тёплой водой. Я чувствовала, что забота не показная, а от души. Он и Игоря постоянно учил: «Малыш, видишь, мама устала, возьми у неё сумку, принеси тапочки…». Раньше со мной никто так не обращался. И в постели с ним мне было лучше, чем с Андреем. Чтобы мне было хорошо, он никогда не забывал. Но всегда было тревожное чувство, даже страх – долго так продолжаться не может. Возможно, возможно, что это сейчас так мне кажется, задним числом. Спорить с вами не буду.

   Я думаю, он не был запойным алкоголиком. До того, как мы стали жить вместе, я его выпившим никогда не видела. В нём было много хорошего и достаточно плохого, как во всех нас. Но при этом был мягкий характер, слабая воля. Судьба могла повести его и по хорошей, и по плохой дорожке. Мы выбрали судьбу, которая для него оказалась роковой.

   Вы не засыпаете? Честно? Тогда будет глава четвёртая. Или пятая?

   У вас же у самого деревянный дом и участок. Знаете, что это такое. Сегодня печь задымила, завтра забор упал, козы капусту съели, потом подвал затопило, крыша течёт, нижний венец дома подгнил, сорняки прут как лес, колорадский жук. И поехало. Сажать, поливать, полоть, окучивать, укрывать, собирать. Скважина заилилась, стекло вставить, дрова заготовить, распилить, расколоть. Без конца. Даже если всё хозяйство в идеальном порядке, как у вас. А если всё запущено, заросло, требует ремонта? А если не в посёлке, где пилорама в 800м, мехцех в 500, сварщик в 200, а трактор с прицепом через дорогу? И всё за бутылку. А в глухой деревне, где живут в шести домах и каждому самому нужна помощь. А если при этом надо ещё работать каждый день за грошовую зарплату, которую постоянно задерживают?

   Нет, нет! Трудился он вначале охотно, даже с азартом, особенно когда можно было использовать новый станок. Все мужики любят такие игрушки! Но как-то всё не рационально, иногда даже бестолково, на мой взгляд. Вот сделал строганный штакетник со стороны улицы и вокруг зарослей вишни, чтобы куры там гуляли. Красиво. А лучше бы починил забор вокруг участка, чтобы козы не объедали огород. Я замучилась их гонять. Отделил перегородкой нашу постель от остальной комнаты с диванчиком Игоря. Вроде сделал «родительскую спальню». Красиво. Аккуратно. Но до потолка нужных досок не хватило. «Найду доски – закончу». Так и стоит до сих пор. Ничего не видно, но всё слышно. Обычно делал не то, что срочно надо для жизни, а то, что отвечало его «эстетическим потребностям». Меня это часто раздражало, особенно, когда уставала очень. Клапан в насосе до сих пор работает плохо, и когда надо много поливать, так и таскаю воду вёдрами. Котёл в бане знаменитый из нержавейки дымил безбожно почти год. Он не чинил под всякими предлогами. А главное, делал всё красиво, но медленно. Хватки не было.

   Со временем количество проблем не уменьшалось, жизнь не улучшалась и не облегчалась. Я к этому относилась спокойно. Веру в то, что со временем всё наладится, не теряла. А у него, более эмоционального и неуравновешенного, в какой-то момент появилось, видимо, чувство безысходности и тупика. И со временем стало усиливаться. Перетянутая струна лопнула в тонком месте. Он запил и не приходил домой несколько дней. Протрезвев, явился как побитая собака. Слёзы, клятвы, уверения, что в первый и последний раз. Помирились. Но для меня это был шок. Казалось, что всё кончено, мечта рухнула, рухнула жизнь. Я такого с детства навидалась. Это неизлечимо. Но временами побеждала надежда, свойственная всем женщинам: «Именно со мной он сможет избавиться от этого порока. Я смогу это победить. Своим терпением, умным поведением, своим оптимизмом».

   А далее начались эти качели, на которых и до меня покачались тысячи женщин. Когда чувство безысходности накапливалось, или после какой-либо одной неудачи, а потом и просто после получки он запивал, несколько дней ночевал неизвестно где. Потом слёзы, объяснения в любви, клятвы завтра же «закодироваться». Таких эпизодов я пережила немало - возникали всё новые варианты борьбы с этой бедой. И так жалко было хоронить мечту.

   Чем меньше оставалось надежд, тем нетерпимее становилась я к его покаянным возвращениям. И у него всё больше проявлялись отрицательные задатки. Объявились женщины забулдыги, у которых он коротал свои запои. Куда девалась его чистоплотность? Одна, потом другая. Мне конечно доложили. Начались мелочные денежные расчёты. «Где деньги, которые мы получили за бычка?». «Почему ты себе белый хлеб покупаешь, можем и чёрным обойтись!». И прочее. Телёнка ему дали в колхозе в счёт зарплаты. Мы бычка вырастили, выкормили, зарезали и мясо продали. Деньги пошли на общие семейные нужды. Продукты покупали, одежду, ему в том числе. Я всегда следила, чтобы он был хорошо и аккуратно одет. А белый хлеб я, зараза такая, действительно покупала. У меня тогда от чёрного желудок начал побаливать. Но хлеб этот и он, и Игорь ели.

   А потом и драться начал. А что вы так удивились? Как можно на хрупкую женщину, на «школьницу-пионерку» руку поднять? А как же не поднять, если она, гадина, бутылку твою заветную, которую ты для опохмелки припрятал, да об чугунную раковину? Отраву в слив, стекло в помойное ведро. Но с пьяным с ним я обычно без труда справлялась. Не дралась конечно. Уклонялась. Такая вот эволюция. Вернее, яркая демонстрация, как постепенно в нормальном человеке расцветают задатки подонка. Неужели они есть в каждом человеке?

   Работал он теперь где попало, лишь бы взяли. До первого или, если пожалеют, до второго запоя. Все организации перебрал. Наконец, я отвадила его бесповоротно. Дверь не открывала. Ночевал в бане или в пустом «кулацком» доме. Ну, в том через дорогу. Где вы старинный безмен нашли.

   Что же, мечты рушатся – жизнь продолжается. Оказалось, я могу держать удар. Да и Игорь меня подпирал. Необходимость поставить его на ноги.

   Стала я готовиться к зимовке. Музгарко? Это у Мамина-Сибиряка старик зимовал с Музгаркой. А у меня был Рекс. Охранял меня. Игорёк начал ходить в подготовительный класс в посёлке. А по вечерам его забирала к себе бабушка, мама Андрея. А я его к себе увозила в пятницу, и до понедельника. Так что пять дней мы вдвоём с Рексом вкалывали. Вы же знаете, я трудолюбивая. А когда неприятности, то работаю вообще на пределе. Физическая усталость как бы вытесняет их. Вроде как забываешься. Привела в порядок дом, огород, всякие запасы на зиму в подвале разложила. Дров машину мне привезли. Цветник свой к зиме подготовила. Вы же помните, я цветов всяких много успела насажать.

   Как первый снег выпал, пошла я работать в колхоз телятницей. Рабочий день двенадцать часов через сутки. До работы три километра по снежку. Сначала пешком, а когда настоящий снег выпал – на лыжах. Работа как работа, не хуже другой. Даже зарплата мизерная меня не удручала. Все вокруг мало получали. Хуже, что задерживали её постоянно и всё пытались бартером расплатиться. Литр молока разрешали взять после смены, хлеб из пекарни, под запись. Самое тяжелое – это рулоны сена раскатывать. Сейчас ведь сено не в стогах, а в рулонах огромных. Видели же, по лугам они разбросаны, когда сенокос. Теоретически это удобно конечно. Но когда конструкторы вес рулона рассчитывали, предполагали наверное, что сено сухое будет и храниться будет под крышей. А на деле? Каждый знает, сколько весит сухая одежда и сколько мокрая. В два раза тяжелее, а то и в три. Вот такой мокрый рулон, да ещё замёрзший, мы окружим втроём как муравьи. Ни туда, ни сюда. Я и ушла из колхоза в конце концов из-за этих рулонов. Почувствовала, что от перенапряжения у меня внутри что-то сместилось и сильно болеть стало. Девчонки говорили «пупок сорвала».
   
   Работа моя в колхозе как раз совпала с окончательным его развалом. Оставшиеся ещё работяги пили по-чёрному, прогуливали неделями и тащили всё, что могли. А начальство платило гроши и зарплату задерживало. И тоже тащило. Даже женщины многие пили и воровали по мелочам: комбикорм для своих поросят и кур, молоко на ферме. Нет, я не воровала. А за счёт чего жил колхоз? Да сам себя съедал постепенно. Распродавали скот, последнюю технику, какие-то стройматериалы. Кредиты грошовые государство давало, потом списывало. При этом деньги в колхозе были, может не миллионы, но были. Могли бы платить нам побольше. Как они эти деньги крутили и воровали, я не знаю. Просто сужу по результату. А результат – вот он. С толстой мордой, довольный такой, под вашими окнами ходит. От своего «особняка» до своего нового магазина. Бывший председатель наш. Появился в посёлке восемь лет назад, домик купил средний, вроде вашего. Сразу согласился быть председателем - из нормальных мужиков никто не хотел. Вначале деньги занимал у всех, отдавал потом с боем. Валентина его жаловалась, что на детские пособия живут. За пять лет колхоз исчез вместе со всем движимым, недвижимым и хрюкающим имуществом. А у председателя особняк с фонарями, как в городе около Сбербанка, с бюстами Ленина и Льва Толстого в саду. И собственный магазин одежды. А бюсты откуда? Да из колхоза, с площади и от школы. Ну, бронзовой краской под золото – это конечно он сам красил. Так что не одни Чубайс и Ельцин страну разграбили. Вдвоём бы не справились.

   Ну да. Из лозы плести я училась в ту самую зиму. Почему сумасшедшая? Ничего особенного. Курсы открыли в райцентре для безработных, стоящих на учёте. Меня тоже взяли, хотя я уже начала в колхозе работать. Два раза в неделю. Если график не совпадал, меня девчонки подменяли. Подъём в пять. В темноте полной на лыжах к автобусу. Это к 6-30. Лыжи у бабы-Нюры оставляла. Электричка в райцентр – 7-23. Обратно домой к пяти добиралась. Тоже уже темно. Да, я понимала, что заработка это не даст. Если изделия самой продавать, то где, как? Если сдавать в городской магазин – будут платить буквально гроши. А потом, плести то я быстро выучилась, и аккуратно. А вот заготавливать много лозы в определённый сезон, да ошкуривать её, да расщеплять, да запаривать – это работа мужская. Обычно муж с женой вместе работают. А плести не трудно, на каждое изделие шпаргалка есть – «алгоритм». При выпуске всю мою продукцию комиссия на 4 и 5 оценила. Половину забрали на выставку в Центр занятости. Самые красивые. Конечно не заплатили. Забрали и всё. Нет, которые у вас висят, мне тоже нравятся, и абажур, и кашпо, и ваза, которую в Пермь отвезли. Но забрали они самые лучшие.

   Для меня эти курсы были как бы ответом на удар судьбы. Ах, ты меня так?! А я тебя вот так! Не сломаешь! Буду делать то, о чём всегда мечтала. Красоту создавать. Ну это подсознательно конечно. Сформулировала свои ощущения я уже потом. Помогало. Я думаю, помогало. Хотя тоска иногда накатывала. Временами.

   Так вот и зимовала. С Рексом и Игорьком по субботам – воскресеньям. Самым неприятным было то, что в любой момент мог заявиться Виктор. Да, он прописан был здесь и юридически имел право приходить. Хотя дом конечно был мой. Темы: «…я без тебя жить не могу…», «…я закодировался, и теперь всё будет по-другому…» он больше не поднимал. Понял, что бесполезно. Выискивал другие предлоги. То он хочет забрать свой любимый станок, то не может найти какую-то вещь, не осталась ли она здесь. Приходил всегда выпивши и быстро переходил к выяснению старых обид. Неоднократно обещал выписаться, но не выписывался. Как отделаться от него, я не знала. И ситуация, что он может заявиться в любой момент (и имеет право) очень меня напрягала.

   А почему я не вернулась в посёлок? Вот. Всё боялась этого вопроса. Почему боялась? Да врать я не умею. А уж вам и подавно. А правду говорить мне стыдно. Конечно готовилась к зиме, запасы там всякие жалко; дом не топить, так замёрзнет всё. Конечно в комнатах моих женщина с ребёнком жила – не выбросишь на мороз. Конечно работу в посёлке тогда найти было трудно; леспромхоз сокращался, безработица. Но главное, я боялась общего осуждения, вернее, теперь уже - злорадства. Всегда считала, что жить надо, не оглядываясь на пересуды. А тут испугалась. Ведь когда я от Андрея окончательно ушла, с детьми из большого нового дома, в деревню глухую, с каким-то не местным парнем, весь посёлок меня осудил. У виска пальцем крутили. Только подруга моя Соня и вы с Ириной Александровной поддержали. Ну, не поддержали, так поняли. Или пытались понять. Вы наверное забыли, а я на всю жизнь запомнила, что вы тогда мне сказали: «Девочка, мы ужасно огорчены. Мы и тебя и Андрея любим одинаково. И будем любить. Но мы знаем, что так бывает, и бывают причины, которые постороннему и даже близкому не понять никогда. Осуждение, уговоры здесь бесполезны и неуместны. Дай бог тебе не ошибиться. Подумай хорошенько ещё раз. А главное, постарайся сохранить хорошие отношения с Андреем. У вас дети»… Конечно, осуждение игнорировать легче, чем злорадство. Одним словом, спасовала я тогда…

   А Бандит появился в Ягуле не весной, а ещё зимой. То есть в начале марта, но морозы были сильные и снега очень много. Конечно имя у него есть, но я в уме всегда называла его Бандитом, с первого знакомства. А он сразу и рассказал о своих уголовных похождениях. Он ими гордился. Умолчал только, что в зоне уже сидел два раза. Это потом, во время следствия я узнала. Хотя могла догадаться раньше, если была бы чуть опытнее.

   Перед знакомством нашим он с парой друзей занимался элементарным рэкетом, только не городским, о котором все наслышаны, а деревенским. Самым трусливым и подлым. Представляете, подъезжают к правлению колхоза жигули без номеров. Кто тут будет номера и документы проверять на пермских раздолбанных просёлках в трёхстах км от города. И требуют деньги. «А то ферму подожжём, или телятник». В городе есть выбор. Можно обратиться в милицию, или охрану нанять, или самому охранять. И у бандитов риск. А здесь – разлюли малина. До милиции сто км. Колхозники – одни женщины немолодые да алкоголики. Половина домов заколочена. А ферму поджечь – задача для пятиклассника. Никакого риска. И вот перепуганный председатель, у которого колхоз на последнем издыхании, который зарплату людям уже полгода не платил, отдаёт НЗ, припасённый на семена или горючку. Вот такими подвигами он гордился. Очень смеялся, описывая перепуганных председателей. Тем не менее, где-то они прокололись. Пришлось разбежаться. Тогда и объявился он в нашем Ягуле, у одной из четырёх бабок, матери его кореша. Все мои обстоятельства сразу ему доложили. Он и пришёл знакомиться.

   Этого Бандита ваша Ирина Александровна больше всего простить мне не может. Отношение ко мне сразу изменила. Хотя виду старается не показывать. Один раз только не сдержалась, высказала всё, что думает. Ну если не всё, так вполне достаточно. Я конечно расплакалась, долго не приходила. Теперь, благодаря вам, отношения наладились. Но таких, как прежде, когда вы с ней в шутку предлагали меня удочерить, уже нет.

   А я себе Бандита этого прощаю. Чтобы простить, надо понять. А городскому человеку, даже чуткому и умному, поставить себя на моё место очень, очень трудно. Вы, по-моему, тоже меня прощаете, но понимаете ли до конца – не уверена. Может, просто от доброты. Ну, такую например ситуацию можете представить, если вам не описать её с деталями? Дрова привезли мне в виде полутораметровых брёвен, почти в мой рост. Такие часто заготавливают – в машину грузить удобно. Я пилила их на три части на нашем чудо-станке и колола. Естественно, начала с тонких, а к марту остались такие, которые я на станок поднять уже не могла. А главное, бревно надо держать и на дисковую пилу надвигать очень ровно, а то пилу зажмёт и мотор сгорит. А очень тяжёлые неровные чурки я двигать так не могла. Стала я с санками в брошенный дом ходить за дровами. В тот самый, «кулацкий». Хозяйство там под единой крышей огромное. То перегородку в хлеву разберу, то ещё что. Однажды везу несколько брусьев. Санки маленькие, брусья длинные, как следует их не привяжешь. Сваливаются без конца. Ещё снег глубокий выпал ночью, ямы и колдобины полностью закрыл. Провалилась я в одну яму, ногу зашибла. Лежу, отдышаться не могу. И думаю: «Мужик к тебе ходит. Помощь предлагает. Моложе тебя. На морду даже симпатичный. Игорю игру подарил электронную, не дешёвую. Конечно бандит. А Чубайс или там Березовский какой-нибудь не бандиты? Этот пяток колхозов ограбил. А те всю страну раздели, разорили. (Так у нас все тогда считали). Конечно известно, что ему надо. А ты кто такая? Девочка романтическая при любящей маме и старшей сестрёнке? Или женщина в беде с ребёнком семилетним? А со стороны, так вовсе баба, которая с мужиком-пъяницей жила и скандалила чуть не год. Виктора от тебя отвадит наконец, заставит выписаться…

   Одним словом, переехал он ко мне. Мужицкие дела стал делать, дрова пилить – колоть, в семейных расходах участвовать – деньги у него были. Это очень кстати оказалось, телят кормить я больше не смогла из-за болей. Нет, нет. Сейчас с этим всё в порядке. Рулоны неподъёмные катать перестала, и боли прошли. А в постели всё было просто. Мне тогда ни любви, ни ласки не было нужно, ни заботы. Так, ещё одна обязанность. Как обед варить и дом убирать.

   Ну а конец этой истории вы знаете. Всё было закономерно. Теперь я это точно знаю. После того как Шаламова прочитала. Соня мне специально эту книжку дала и закладку сделала, где он об отношении уголовников к женщинам пишет. По-человечески они к женщине могут относиться, пока её не получат и не подчинят. А потом она только средство для удовлетворения потребностей. Ничем не отличается от водки или там от сигарет. Да вы сами читали конечно. Так что себя он показал довольно скоро. Как так!? «Я ей дрова пилю – колю, дверь починил, даже деньги на питание семейное дал! А она своё мнение имеет и не бежит как собачка, виляя хвостом, по первому зову. Надо проучить! Мало ли, что я выпил. На свои имею право». Да не хочется об этом рассказывать. Дошло до того, что пришлось мне обратиться в больницу. Губа рассечена и перелом челюсти. Точнее трещина. Вот здесь, правее, ещё правее. Да, сейчас ничего не заметно. Правда, же?

   До милиции я конечно дело не хотела доводить. Сама думала разобраться. Но хирург наш, Леконцева, опытная очень. Её байки типа «споткнулась, упала» не устроили. В больнице меня оставила на неделю и участкового прислала. Так и началось следствие, а потом судебное разбирательство. Он написал встречный иск, что я сама жестоко его била и сифилисом заразила. Да не смейтесь! Это же типичная лагерная малява. Они там друг друга обучают, как себя вести в разных ситуациях. Шаламов объясняет. Дали ему полтора года. Нет. Слава богу, ни разу не появлялся. Когда срок закончился, я опасалась конечно, что объявится, мстить будет или приставать. Но он не появился.

   Пока в больнице лежала пять дней, подруги мои объявились. Диспетчеры сменщицы с узкоколейки. Уговаривать стали вернуться. Работа эта считается хорошей и престижной, и место моё тогда конечно было занято. Предложили пока работать проводником и три месяца подменять их, пока отпуска. А через два года одна из них должна была уйти на пенсию. Как раз и комнаты мои освободились. Я согласилась и вернулась в посёлок. Кончилась моя «одиссея». Весна тогда в самом разгаре была. Знаете же, какая здесь красота, когда черёмуха и ирга цветут. И запах…

   Да, время летит! Шесть лет уже с той весны. Игорьку было семь, а сейчас тринадцать. Игорь Андреевич. Да вы всю жизнь мою сегодняшнюю прекрасно знаете. А, я понимаю! Вы не просто факты хотите, а как бы моё к ним отношение? Да? Да ещё в минуту полной откровенности!

   Ну, работа диспетчера меня полностью устраивает. Физически лёгкая. И график скользящий. То день свободный, а то и два; участком своим в Ягуле могу заниматься. А в ночное дежурство иногда и поспать можно, если большой состав древесиной или пиломатериалами не загружают. Леспромхоз сейчас на подъёме, недавно зарплату прибавили. Пока работала проводником конечно было нелегко. Из мотовоза выпрыгивать на ходу, обгонять его, стрелки переводить, потом на ходу запрыгивать и расчищать стрелки зимой, это я запросто. А вот вставать зимой в пять утра, чтобы в полной темноте печку в холодном железном вагоне растопить, и он к приходу рабочих нагрелся немного, это тяжело. Особенно, когда морозы сильные, а дрова сырые и корявые. Но я приспособилась. У меня в сарае с дровами ведёрко солярки стояло. Тряпку обмакну и в печь.

   Участок в Ягуле стараюсь поддерживать. Велосипед у меня теперь новый, с лёгким ходом. Сорок минут и там. Дом конечно запущен. Только чтобы чайку согреть, да переночевать, когда необходимо. И посушиться, если дождь. В бане тоже можно помыться. Станок Виктор забрал, а котёл банный оставил, наверное покупателя не нашёл. Урожай осенью я в посёлок перевожу, здесь у меня погреб. И цветами по-прежнему занимаюсь, даже выписываю иногда всякую экзотику. Одним словом, не рай, о котором мечтала, но душу греет. Конечно всё одна. Ни Коля, ни Игорь почти не помогают. Не допросишься. Не любят туда ездить. Обижаюсь иногда, но понимаю, что молодые хотят жить совсем другой жизнью. Без огородов. Из лозы не плету конечно. Вяжу. То же самое, только из ниток. Красивые вещи можно делать. И дежурства ночные коротать помогает. Нельзя же читать всё время. Вот подарок вам связала. Ирина Александровна приедет – принесу.

   Мужчины у меня нет. Того, что мне надо от мужчин, на свете не бывает. А чего им надо, меня не привлекает. Я и в молодости была не Кармен, а сейчас мне уже сорок. Ну не знаю. Может, где и бывает. В телесериалах. Или тридцать лет назад было, когда вы с Ириной Алексанровной встретились.

  Коля в институт не поступил. Не захотел напрягаться, как мы его ни толкали, ни уговаривали. И оказался прав. Не всем быть юристами и менеджерами. Кончил курсы электриков. Работает у нас в леспромхозе. Зарплата приличная, семьёй пока не обзавёлся. Живёт он у Андрея. Питается отдельно. То есть дома чай пьёт утром и вечером. А обедать ко мне приходит. Раз в неделю узел грязного белья приносит. Деньги правда даёт теперь – немного. Подарки ко дню рождения дарит.

   А положительные эмоции? Есть конечно. С сёстрой хорошие отношения. Она же меня старше порядком, так что и с детьми её дружу, уже взрослыми. С Соней, подружкой моей любимой. Природу нашу удивительную люблю, цветы свои. Нет, нарядами не увлекаюсь. Больше люблю связать себе что-нибудь красивое. Вы же видали кофточку бежевую и платье серое, хвалили мой вкус. Я тогда не сказала, что сама вязала. Постеснялась хвалиться. А юбка вот эта с аппликацией? Понравилась? Это я на День лесника купила. В воскресенье у нас торжественный вечер будет, решила пойти. Ну и для вас конечно. Для сегодняшнего свидания…

   Но главная радость в последние годы это конечно  Игорь. Очень способным оказался. В музыкальной школе по фортепьяно пятый класс закончил и по баяну параллельно – четвёртый. Всего там семь классов. И поёт хорошо очень. Один и дуэтом с Машей Савиных. В школьной самодеятельности он теперь главный солист. Лентяй правда. За инструмент не усадишь, всё бы баловался с мобильником. Но успевает как-то. И на математических олимпиадах школьных второй год первое место получает. По младшей возрастной группе. Да, горжусь конечно. Очень.

   Всё! Всё! Через час посёлок проснётся. Я побегу. Ну что дадут ещё полчаса. Ни мне, ни, тем более, вам лишние разговоры ни к чему. Нет. Больше я не приду. Никогда. Ну как я буду смотреть в глаза Ирине Александровневне? Тогда мне придётся вообще уйти из вашей жизни. А мне так дорого общение с вами и с ней. А за прошедшую единственную ночь мне не стыдно. Греха я не чувствую, так как мне от вас ничего не было надо. Это мой вам подарок. Вы же хотели, чтобы я пришла. Женщины чувствуют это безошибочно. Вот я и пришла. Ну чем ещё могла я отплатить за вашу многолетнюю дружбу, за понимание и поддержку в трудные минуты, за подарки и мне, и Игорю, за изобретательность, с которой вам удавалось необидно помогать мне деньгами. Надеюсь, подарок мой понравился. Я очень старалась.