Ноябрь Д... Lerysol

   Если бы я сделал себе татуировку,
    это была бы надпись «Мама».
        Woody Allen

   Веет холодом. Льет, мешаясь с льдинками. Бьет нещадный по щекам обветренным.  Леденит, в попытках погасить. Свойственно повторения бессмысленных историй. Кружит, кружит позаброшенный последний выцветший, еще с той осени. Жадно под внешний ворот, обращая тепло в гусиную. Чаще, чаще не хочется просыпаться в холоде. Скользко на замерзшем глади, веет холодом. Мнение стороннее редко интересует, в своем графике. Мурашки шершавыми конечностями, шумят, пробираются. Настроение необузданное, галопом  неуравновешенным, со сточенными подковами, с резиновой улыбкой вежливости натянута. По прежнему заброшена, собственными пальцами обрушив крыши начала уюта, также по хамски холодна, безразлична к чужому. Вызывая в ответ лишь хищное. Другие персонажи его чуланчика для тех других, чуть больше воспитанных, чуть более сдержанных, содержащих дольки ласки. Внешность в абсолюте второстепенна, до первой простыни, далее интерес исключительно к расставленным, наличию внутреннего содержания. Стерегу словосочетания с разумом, охотница в долгую. Ожидаю, когда спустя тысячи дней без вздоха способного спугнуть, отслеживая косвенно, чтобы не почувствовала запах присутствия.
     Мелькают в приветствиях обители каменных, со своей выдуманной эксклюзивной энергетикой. В попытках вычурно сменить несовпадающее, применяя теорию вероятности к остальным, зашпаклевывая острые углы агрессии молчанием и напускной вежливостью. Привычка с прилавка сметать исключительно то, что напитывает в моменте, так может и должно быть? Высасывая остатки теплой энергии, чужих восторгов, возвращаясь в тишину берлоги. Теша себя одиночеством среди множества по случаю позитивных, и разбитых до кристалликов глубже. Пока хватает воздуха карабкаться за капельницей с постоянным вбросом счастья, веселья, восхищений. Больше не жду. Но.... Жду, жду, как отъявленная, последняя придурошная романтикой. Чередуя свое пошлое, замешивая на основах вживленной нежности. Письмо прошлое, пропущенное на ящике. Кто сейчас пишет так личное? "Изначально ей не верил, представьте,  не верил не одному слову. Улыбаясь ветреным  истерикам,  понимая,  пытается напором завоевать свою территорию, исключительно  всеми методами.  Надевая из пластика лицо фальшивое. Улыбался объяснениям, за полночь,  еле на ногах со сломанным каблуком,   язык с трудом связывала.  Твердея,   жестче стягивая внутренние  ремни безопасности, сдерживающее  боль у легких. Обрывки фраз, истории одна за другой повторяющиеся друг друга, не совпадающие с прежними, сложно ложь впитывать, требует терпения. Наступая на гортань, в агонии без кислорода, возвращая в памяти, лелея период, когда кусочек поселил внутри, предоставив безлимит в допуске, впустил комочек ее маленькой. Теплые мохнатые объятия и начался ад. Теперь не мог просто наблюдать, надоедает чужая партия. Не церемонясь в методах, текстах, к сожалению, отвратительно воспитана. Кто то же должен... Попытки подправить, и показать, незамедлительно, для причинно следственной, дать возможность прочувствовать, прожив, окунув на примере демонстрируя. Когда один на один с собой все четче и жестче, без жалости, на механике. Как только в среде близких, допускаем жалость,  в первую очередь к себе, и они потоками, градом, неконтролируемо. Обращаясь по аналогии, как больно всем без исключения, когда грязь сочится поступками, не так , и не справедливо -плачь, слезы, крики, накатывает закат."
   Захлопнула. "Дружочек, бутылочку виноградного терпкого и бокальчик, буду пить красное.  Как ты? Один внутри? Варьете кружит пестрыми? Как жестко внутри. Без слов. Бывает. Тихо сейчас в аэропорту. Редкие торопятся».