Синий конвейер

                Они втроем блистали синим цветом на стульях, выставленных на сцене конференц-зала. Были примерно одного возраста, разного роста, имели разный цвет волос, но при этом одеты были абсолютно одинаково, ну или почти. Костюмы сине-голубого цвета, обувь с виду кожаная, рубашки белые, галстуки красные. Но они вовсе не были выходцами из детского дома, как можно было подумать. Отнюдь. Они были чиновниками. Да-да, самыми обыкновенными служащими нашей гигантской, всепоглощающей бюрократической машины. Эта адова машина была настолько алчной, что поедала свои собственные части, откусывая от них любые отличия от остальных. Нельзя быть чиновником и носить костюм какого-то другого цвета. Это просто непозволительно. Это возмутительно, взять и выбрать жемчужно-серый или и вовсе стальной! Совершенно невозможно представить себе пиджак в клеточку, а брюки светло-коричневые! Это неприемлемо, немыслимо и просто постыдно для чиновника.


                И потому троица, занимавшая единственные стулья с мягкими сидениями, которые нашлись в школе, была сине-голубого цвета. И представляли они какой-то там комитет по каким-то там делам как-то связанным с моральным духом подрастающей молодёжи.


                — Коллеги! — прочистил горло тот, что сидел по центру, единственный, кстати, обладатель тонких тёмно-синих полосочек на костюме и часов, подходящих своей стоимостью к занимаемой им должности начальника какого-то там управления этого комитета, каких, поверьте, дамы и господа, прямо-таки бесчисленное количество!


                — Коллеги, прежде всего, хочется сказать, что в последнее время в вашей школе как-то позабыли о необходимости имплементировать эдьюнтейнмент в ваши воркшопы. Нельзя, коллеги, так безответственно относиться к указаниям министерства образования. Ведь у всех на руках роадмап. Мы всем разослали по вацапу. У вас должен быть один воркшоп в месяц. Это помимо классных часов, уроков мужества и прочее. Надо уже обучать компетенциям, нужным скилам, понимаете? — с долей страдания отягощённого властью человека задал он киснущей аудитории последний вопрос, не требующий ответа. И передал слово своему заместителю, сначала первому, потому второму. Третий заболел.


                Первый зам бодро пересказал содержание «роадмап» из «вацапа», не отрываясь от экрана смартфона представительского класса, взятого, конечно же, в кредит. Денег на него не хватало, а должность требовала. Второй шустро потребовал включить презентацию, которая отражала очень низкие показатели этой конкретной школы имени одного из героев прошлых лет, затаившейся среди девятиэтажек и детских площадок одного из московских районов. Если вы шли от метро, то никогда бы не подумали, что за самым обычным многоквартирным домом, стоящим впритык к другому такому же, вы вдруг увидите школу, построенную  вероятно сразу после войны. Она розовела высоким благородным фасадом и радовала взор парой колонн, утопая в зелени сада, который разросся за годы её существования. В классах были развешаны портреты великих русских писателей, которые как-то жили и творили, а главное выучились  без всякой имплементации эдьюнтейнмента. С грустью взирал на спешащих к выходу представителей власти Лев Николаевич, даже не пытался смотреть на них Фёдор Михайлович, а в задорном взгляде Серёжи Есенина наметилась скорбь. Но ни главный, ни первый, ни второй зам ничего этого не видели — их ждали великие дела. А именно нужно было поспеть в комитет, чтобы там рассказать об успехах, продемонстрировать цифры, которые отражали высокую посещаемость их просветительских, добровольно-принудительных мероприятий. Главный бежал впереди, как коренной, замы рысили по бокам, будто пристяжные, вместе они составляли удалую, но сильно замыленную тройку.


                Однако попросим обратить внимание нашего дорогого читателя на второго зама, который вынужден был всё время подпрыгивать, чтобы казаться выше ростом. Звали его в миру Константином, а на службе не иначе как Константином Ивановичем. Впрочем, здесь следует сделать поправку и отметить, что по батюшке к нему обращались лишь нижестоящие персоналии, а вышестоящие звали, как придётся. Кто Костей, кто Костяном, а  дамы так и вовсе величали его ласково и небрежно Костиком.


                Карьера нашего героя складывалась на редкость успешно. Всего два года назад он был главным специалистом в своём отделе, потом взлетел до начальника отдела, поскольку предыдущий был уволен из-за утраты доверия, а потом также внезапно стал заместителем начальника управления, поскольку предыдущий и снова его непосредственный начальник каким-то чудным образом был изгнан по той же позорной статье. Здесь просится крикливый плакат в духе времён почившего советского союза с некрасивой женщиной, наморщившей лоб и выкрикивающей: «Долой взяточников!»

               
                Так, плакат убрать со сцены. На сцену хорошее кожаное кресло, стол, на стол воздвигнуть набор для письма, дорогой лэптоп,  а Костя влетает в кабинет и опускается в кресло. Ноги в кожаных туфлях на стол, начальник приступил к тяготам занимаемой должности. Теперь ему нужно выслушивать начальников отделов, чтобы определиться, кто из них лояльней и тупей, и с помощью кого можно будет начать вожделенную стройку просветительского центра, в котором по задумке нового начальника будет собираться столичная молодёжь на «различные активности». И именно в ходе этих активностей юные и ещё неокрепшие умы будут просвещаться по всяким разным важным темам. Центр должен быть непременно очень современным и напичканным кучей цифровых штучек, интерактивных экранов и прочих новомодных гаджетов. Подходишь так к экрану, спрашиваешь его, в каком году мы победили в Великой Отечественной войне, а экран сразу начинает голосом Кобзона отвечать «9 мая 1945 года….» Конечно, потом в программе будет и более сложные вопросы. Впрочем, хорошо бы, чтобы современные жертвы системы образования  знали ответ хотя бы на первый.


                Но вернёмся к пути на бюрократический Олимп, который Костя так ловко продел всего за два года, хотя, конечно, ещё был очень далёк от его вершины. В присутствии Александрова его подчинённые обычно опускали глаза, когда кто-то несведущий по глупости упоминал фамилию министра смежного ведомства, и который так удачно приходился Костику двоюродным дядей. Собственно, с помощью оного он не только стал Константином Ивановичем, а ещё и перебрался из города с самобытным названием Кунгур в златоглавую белокаменную Москву.


                Но дядя-то всё же был двоюродный, а в Москве у Александрова была лишь съёмная квартира! А потому он очень старался соответствовать всем требованиям своего времени, чтобы прослыть его героем. И пиджачок синий прикупил, и лексикон свой разнообразил нужными словечками, основательно засорив родной великий и могучий, и говорить стал высокомерно с нижестоящими, а перед вышестоящими лебезил и подпрыгивал, как собачонка…. Он вообще почти ничем не отличался от всех выпускников синего конвейера, которые на этой самой конвейерной ленте докатились аж до Белого дома, а кто и до Старой Площади. Потому что не выделялись, не высовывались, не выпендривались, тихо сидели и ждали, когда кто-то на одну секунду ослабит бдительность и тогда можно будет ловко спихнуть его в пропасть. А там, в пропасти уже не получится так знатно синеть пиджаком.


                Но мы оставили нашего активного пристяжного на пути к метро, а он тем временем уже не только проделал путь до центра столицы, а уже и помог собственному начальству отчитаться перед вышестоящим; и теперь летел бодрой рысцой по январской грязи к собственному управлению, которое было размещено в одном из спальных районов, в жилом здании, отданным на растерзание различным никчемным организациям по типу рогов и копыт.


                Костя не щадил себя в такие непростые дни, пользовался метро, как простой человек, отказываясь от положенной ему машины с водителем, ведь надо было успеть везде. И вот теперь, тяжело дыша и ругаясь из-за каши под ногами, он был вынужден ответить на звонок сотового. Ведь звонила дама, занимающая должность аж второго  зама всего их комитета, а потому он даже замедлил шаг, чтобы она не узнала об этой его позорной пробежке.


                — Костик, там делегация приезжает из Китая. Человек сорок, из них тридцать пять до 18 лет, учащиеся. Надо разместить их где-то. Ну, ты там сам определи. Потом день первый у них свободный, но надо им придумать всё равно какие-то развлечения. Может, проведёшь для них экскурсию по Москве? — голос Ольги Алексеевны был равнодушно-капризным. Слушая его, чётко понимаешь, что ей абсолютно всё равно, как китайские школьники проведут этот свой первый день, но не дай-те-Бог отказать ей хоть в чём-нибудь. И Костя это знал хорошо, но как раз в этот злосчастный момент мимо проехал джип и облил его чёрной жижей, запачкав не только синие брюки, но и тёплую кожаную куртку.


                — ***ь, — вылетело из уст стоящего где-то в начале чиновничьей лестнице непечатное слово.


                — Я понимаю, что непросто, — ничуть не удивилась Ольга Алексеевна, — но вы же хорошо знаете тяготы нашей службы. Мы всё делаем своими силами. Потому подучите там историю города, вы же приезжий всё-таки. И будьте готовы в пятницу показать им столицу. Размещение за счёт вашего управления, но так чтобы они были довольны, так что не дальше кольцевой.


                И вот тут Остапа, как говорится, понесло.


                — Ольга Алексеевна, я не устраивался сюда экскурсоводом, я занят ответственной работой, на мне висит строительство просветительского центра и мне некогда изображать цирковую собачку! — и брякнул трубку. Дядя поможет! Эта мысль проскочила перед тем, как чиновника настигла предательская слабость. Кто-то говорил, что Ольга была любовницей первого зама всего комитета. Конечно, первый зам не начальник, но тоже имеет вес. Оля, ну что там она может сделать? Но сердце не стояло на месте, оно предательски рухнуло в живот, застучало где-то в самом низу, толчками выбрасывая липкий пот через поры и осушая рот.


                И предчувствие не обмануло Костика. Уже на следующей день приехала проверка, сначала от департамента, а через неделю уже и прокурорская.  Но надо сказать, что в тот момент, когда следователи прокуратуры демонстрировали удостоверения, Костя уже подписывал заявление об увольнении по собственному желанию. Дядя всё-таки помог. Шепнул, что пора сменить немного род деятельности, взять паузу, отдохнуть, присмотреть к городам-спутникам Москвы. А лучше не к спутникам, а к дальним самобытным городкам.


                И вот уже Костя сидит в ресторане в захолустном подмосковном городишке, который станет новым трамплином и откуда он ворвётся в Москву в какое-нибудь, уж и неважно какое, министерство. А пока возглавит местное управление образования, покажет местным провинциалам как надо работать по-московски. Обо всём этом он думал, пока его собеседник, глава местной администрации, распинал какого-то подчинённого по телефону, а потом отвечал на звонок свыше и молча и подобострастно слушал, соглашаясь с каждым словом. Костик тем временем разглядывал с некоторым недоумением дешёвенький интерьер этого общепита, встречал откровенно любопытные взгляды местных официанток, на которых халатик доярки смотрелся бы куда лучше, чем белый передничке и короткая чёрная юбка. Тем временем новый начальник аккуратно положил смартфон на стол и с тоской во взгляде оглядел свалившееся на его голову недоразумение.


                — Простите, что  не поздоровался. Не успел даже зайти сюда, как уже звонил Игорь Иванович,  — это были первые слова, которые Костя услышал от своего нового начальника. Совсем не такого молодого и красивого как сам Костик. У Андрея Валерьевича был грустный, усталый взгляд, голову ещё украшали остатки волос, лысел он как-то очень удачно, по бокам. Костюм явно был дорогой, но весь какой-то засаленный от частого ношения и отсутствия времени на то, чтобы сдать в химчистку.


                —…так вот Игорь Иванович сказал, что вы у вас большой потенциал, но немного мешает горячность. Вот поработаете немного в нашем муниципалитете, может понравится, останетесь, а может вас в министерство заберут на хорошую должность. Вот я, например. Начинал в МВД, а потом как стал в местных администрациях работать, так уже и забыл, что когда-то при погонах был. Сначала в одном городке первым замом стал, потом в другом возникла непростая ситуация и губернатор меня туда перевёл. Утром тратил на дорогу  в один конец три часа, обратно два с половиной. И так год прошёл. Но к счастью в ещё одном наукограде ближе к моему дому, снова возникла непростая ситуация, и губернатор снова меня отправил её разрешать. Наконец, освободилось место главы здесь, в часе езды от дома. Мне, конечно, предлагали служебную квартиру, но я, знаете ли, очень консервативен и не терплю чужое постельное бельё. И, в конце концов, это мой выбор жить в своём городе!


                Последняя фраза Андрея Валерьевича прозвучала, как крик петуха, который гордится тем, что может сам определить какую курицу ему топтать, но не вправе решать какой суп из него сварят и когда.


                Костя молчал и подобострастно слушал. Это был тот поворотный момент в его жизни, когда он мог молча встать и уйти. Расправить крылья, сбросить с себя синий костюм, начать творить и созидать. Но была всего одна проблема. Ничего другого в жизни Костя не умел. Он был профессиональным бюрократом. Но главное: он совершенно не хотел ничему другому учиться. Ведь когда у тебя такой дядя, то нужно просто расслабиться и получать удовольствие. И пусть на твоём лице навсегда застынет улыбка зомби, и именно с таким лицом ты будешь ехать по синей конвейерной ленте на вершину Олимпа, но ведь на вершину же! И неважно на какую.


                Краем глаза Костя наблюдал за тем, как Андрей Валерьевич придирчиво выбирает блюда в меню, и чудная мысль посетила его. Вот если такой глава города внезапно возьмёт, и умрёт прямо на рабочем месте, заметит ли кто-то произошедшее и сколько времени понадобится на то, чтобы синий конвейер выплюнул такого же Андрея Валерьевича? И можно ли будет, скажем, надеть на него костюм покойного, чтобы и вовсе не было никакой разницы?

29 января 2023 года