Москва - Гребешки -Явление-40

Явление сороковое

В салоне ни с того ни с сего вдруг запахло табачным дымом. Дым стал быстро распространяться. Алкогольный перегар, до этого витавший в воздухе от пьющих спиртные напитки бандюганов из бизнес-класса, смешался с ядовитым никотином.

Бррр-ррр… Дышать невозможно.

Кто-то, по всей вероятности, закурил…

«Это как так?.. Что за безобразие такое творится? Кому закон не писан? Кому начхать на окружающих людей? Кто культуре поведения в общественных местах не обучен? Курить, шельмецы, вздумали? Вот скоты безрогие! Этого ещё не хватало… Что за гоблины там?.. Что за хамы? Что за нахалы? Что за наглецы? Эх, волки позорные… Вот черти полосатые…» – мысли разные забродили в бушующей голове обеспокоенного Геннадия Витальевича, спокойного и прилежного пассажира. Он принялся вычислять, кто из присутствующих в самолёте способен на такое явное хулиганство.

И в тот же момент за задёрнутой шторкой, в салоне бизнес-класса, шум поднялся, там начали громко разговаривать. Очень громко. На повышенных тонах.

Уже орать стали. Кричать! Очень и очень громко. Кто кого перекричит.

И ругаться принялись на чём свет белый стоит… Кто кого изысканней обругает.

Непристойности летели от мужиков. Неприличности! Дерзости и грубости!!

Бесстыдство и пошлость!! Похабность!! Наглость и хамство!! Тоже от них…

Добрые женские голоса в ответ грубым мужским вежливо уверяли и доказывали со слезами на глазах, что нельзя этого делать, никак нельзя, просили прекратить бесчинства и успокоиться. Плач набирал обороты. Девчата плакали, плакали и плакали… Рыдали.

Мужские теноры, баритоны и басы что-то вещали в своё оправдание, но грубо, по-хамски и нагло, словно перед ними не девушки были плачущие… а не знай кто.

Время шло, но ничего не менялось за шторой. Тише не стало. Никто там не успокоился. Да и не собирались успокаиваться. Похоже на это.
Как орали там, так и орут. Как кричали, так и кричат. Только ещё пуще.

Вот вновь стали доноситься задорные требовательные девичьи голоса, и грубые мужские в ответ. Целая полемика там буйная разгорелась. Дебаты оголтело бушевали.

– А ну-ка, хулиганы, прекратите курить!

– Да ладно… Чего раскудахталась… курица мокрая… Мы же не в затяжку…

– Вы что это себе, хамы, позволяете!? Почему порядок нарушаете?!

– Ну чё ты, красавица… Вот привязалась! Почему да почему… По кочану!!

– Ну-ка, парень! Эй, ты! В бейсболке! Затуши сигарету!! Немедленно!!

– Не ори, коза!! Не надо на меня орать! Я же не в затяжку! Сказали же тебе…

– Ну ты посмотри на них… Вы чего тут раскурились? Живо прекратите!!

– И песни хватит горлопанить. Вы не у себя дома. И не в лесу. И не в степи.

– Да ладно вам, клуши… Налейте лучше нам ещё по стопарику… Для души…

– Прекратите нарушать общественный порядок! Ну-ка! Быстро! Сейчас же доложу командиру корабля.

– И на землю сообщим о вашем непотребном поведении на борту воздушного судна. О вашем скотском образе жизни. Я правильно говорю, Мальвина? Сообщим?

– Да! Так и сделаем! Обязательно! Сильвия! Забери у этого фрукта стриженого сигареты и зажигалку! Вон у того, который с пумой на спортивке. Забери немедленно!

– Ещё чего! Не имеете права! Это моё! Личное! А зажигалку мне невеста подарила. И она денег стоит… Так что вот вам! Шиш с маслом, а не Шарапов! Не получите его!

– Ага! Брынзу вам! Не на тех напали, стервозы! Мы вам не шушера какая-то…

– Это точно! Мы знаем свои права! Не лыком мы шиты! Нате вот, выкусите!

– Вот-вот! Вы чего тут, девки борзые, на нас напираете? Вы чего… шалавы…

– Оборзели в клочья… мымры… грымзы… пройдохи…

– Мы же в бизнес-классе летим. Девушки! Милые! Вы чего! Забыли кто мы такие? Нам положено, драгоценные мои. Да! Нам куражиться законом разрешено.

– Да-да! Положено! И билеты у нас есть! И талоны посадочные! Всё проверено. Поэтому давайте… обслуживайте нас по первому разряду! Эй! Девахи! Кому говорю.

– Ага! Точно! По першему, так сказать, разряду. И мы не с улицы тут. Законы знаем. Мы всё знаем. Большую школу прошли. Так что… отстаньте от нас.

– Вот-вот. А то жалобу на вас, стюры прыщавые, накатаем во все инстанции.

– В профсоюз ваш сообщим, как вы тут издеваетесь над трудовым людом.

– Или… Или… Или… Или на панель вас отправим! На Тверскую! На Ярославку! На Ленинградку! К трём вокзалам! На Манежную! Работать! Пахать! Обоих…

– Не обоих, а обеих. Так надо правильно это произносить. Мы же женщины…

– Ты, деваха, не строй тут из себя шибко грамотную. Ишь, нашлась какая…

– Ты, стюра, лучше ещё по стаканчику чего-нибудь нам такого… интересного… принеси! Такого… такого… Алкогольного, короче… Выпить нам хоцццца!!!

– Ликёр есть у вас? Нету? Что за контора… ликёру у них нет. А ром есть? И рома нету? Ну, вы ваще… А то я такой коктейль забабахал бы… Вы ваще-то коктейли путные пили када-нить? Игорёк меня научил. Он барменом в кабаке одном работал… Но выгнали его – спился. Напрочь спился. И всё из-за лахудры своей. Типа такой же, как ты. Я про тебя говорю! Эй! Чёрненькая! Видали, как вон тот прыщ с проводами в ушах шарился у тебя под юбкой. А ты невинную козочку из себя тут строишь… Как Игорька шмара. Тоже строила, дура прыщавая, из себя недотрогу. Тоже кочевряжилась. И где она теперь? Нету её. В деревне живёт. У бабушки. Лёха вон знает её. Скажи, Лёха… Ты же её знаешь, Лёха. Как это не знаешь? Должон знать. Она же вроде в твоём доме жила раньше. В соседнем подъезде. Этажом выше Гарика. С Гариком тем она шуры-муры крутила после Игорька… любовь изображала… Это она потом от Гарика придурочного в какие-то Лопухи сбежала со своим новым хахалем, с грузинским цеховиком Георгием Победоносцем.

– Не знаю я, Веник, никакой лахудры. И грузина-цеховика не знаю, – послышался чей-то голос, по-видимому этого самого Лёхи.

– Ага… не знает он. И хахаль ейный второй, Гарик, тоже в твоём доме жил.

– И Гарика не помню. Грузина тоже. Ни грузина. Ни Георгия. Ни Победоносца. Никого из них не знаю. Зуб даю… Век воли не видать.

– Ты чего это, Лёха? Ну ты даёшь… С головой у тебя вава?.. Или в несознанку пошёл?.. Что-то не то с тобой, Губошлёп, творится.

– Ей богу, братан, не знаю. Век воли не видать.

– Да ладно, чёрт с тобой. Не знаешь – и не знай.

– Честно говорю, что не знаю. Ты сам что-то путаешь.

– Ладно. Ну их всех к чертям собачьим. Завязали. Забыли. С глаз долой, из сердца вон. Так люди говорят. Давай-ка лучше дерябнем по маленькой.

– Это можно… Даже нужно! Это мы завсегда…

– И я с вами, – послышался ещё один голос, довольно приятный и интеллигентный.

– Не для прегрешения… а здоровья для… – присоединился к ним и четвёртый, гнусаво и нараспев проговорив такие интересные и увлекательные слова. И продолжил, к кому-то конкретно обращаясь: – Веник… наливай!

– Слушаюсь и повинуюсь… батюшка… – ответил тот, кого Веником назвали. Затем воскликнул радостно: – Боб! А тебе здорово этот крест поповский идёт. И одежда чёрная. Цепь вот только надо было другую, побольше и покруче. Да зубным порошком надраить до блеска. Чтоб сверкала!

За шторой звонко стукнулись стеклянными стаканами, дружно булькнули горлом от вливающейся в него жидкости, затем от души крякнули… протяжно выдохнули, ещё раз крякнули, глубоко вдохнули и продолжили пьяное нестройное пение:

          Бежал из тюрьмы тёмной ночью,
          В тюрьме он за правду страдал.
          Идти дальше нет уже мочи –
          Пред ним расстилался Байкал.

– Ладно, кореша мои верные, харэ про Байкал, – раздался чей-то хриплый голос и продолжил, всех перекрикивая и обращая к себе внимание: – Давайте, братаны, я вам лучше про бухло расскажу. Много чего я интересного знаю.

Парни тут же сникли, замолкли, притихли. Вероятно, слушать лепшего дружка своего приготовились. Они называли его ласково Веником.



Продолжение: http://proza.ru/2023/02/06/436

Предыдущее: http://proza.ru/2023/01/28/319

Начало: http://proza.ru/2022/10/19/366