Батя. начало

               
                Предисловие.
               
               
               
Как-то в 2022 году в составе съёмочной группы с кинорежиссёром   Александром Кипкало, в командировке в селе Большая Глушица, что под Самарой мы зашли в местный краеведческий музей. Там на стене висела таблица размером полтора на метр.  Это была родословная одного известного уроженца здешних мест - древо.  Около тысячи квадратиков и прямоугольников с именами родственников. Двадцать пять лет он «украшал» «древо» новыми открытыми именами, и вот, законченный труд украшал стену музея.
У кавказских народов и у тувинцев, и некоторых других народов дети помнят своих предков. Порой до сорокового колена. В Европе с этим делом так же всё обстоит более-менее благополучно.  Революционные перемены не сильно отбили им память. А вот у нас, у славян - беда. Особенно в нашей стране, где революции и «перемены», богоборчество, практически уничтожили память предков.
Помню, как бабушка моя, Нина (Акилина) Афанасьевна Глушкова, Уроженка Сосуновой Дербы, Вологодской губернии, боялась рассказывать нам, внукам, рождённым в 50-х, о прошлом. Только вздыхала и долго смотрела на меня грустными своим глазами, в которых уже не было слёз. Она даже имя своё, данное по Святцам – Акилина, скрывала: не в тренде было имя, детей называли революционно- Виленами и Октябринами, а она по Святцам всё ещё жила. Капиталина, Екатерина, Анатолий, Анна-это не революция! Не добралась ещё революционная мода до дебрей российских. Но Советская власть доберётся, ещё приедут ночью… Ведь приехали же в Сосунову дербу: в дебри, в медвежий угол. И там достали, выгнали на Север.
 А то, что дед Иван–первый её муж бился за Советскую власть, освобождая от захватчиков Пилсудского Киев и Минск (1919—1921) в походах Тухачевского и был замучен в польском плену под Варшавой- это в одночасье было забыто.
 «Земля крестьянам!»-провозгласил Ленин. И пошли мужики биться за новую власть. 

- Принеси, Анютка мазь* мою да подорожник с огорода, - были последние слова Ивана, обращённые к старшей дочке. Он сидел на лавке у коновязи и перематывал онуч на раненной ноге.
- Иван,-ты скоро?- раздался с улицы голос конного крестьянина.
- Сейча-ас, еду… ,- за околицей собирался отряд под руководством красного командира.
- Тятя! А ты скоро приедешь?
- Скоро дочка, скоро,- взял на руки Иван Анютку, поцеловал крепко, обнял жену и младшую, двухлетнюю дочь-Катю, обронил скупую слезу и  вскочил на коня.  Долго стояла Акилина на дороге с детьми вытирая слёзы и смотрела вслед уходящему за перелесок конному отряду. Она чувствовала сердцем, что больше не увидит суженного. Только через год немногие вернувшиеся односельчане рассказали, как всё было. 
 Его, подвешенного за ноги к потолку в деревенском сарае, поляки,всегда отличавшиеся, как и бандеровцы,особым цинизмом по отношению к русским, жестоко пытали и забили насмерть. Какую военную тайну выбивали из Ивана польские живодёры-неизвестно. Где закопали тело Ивана так же не известно. Бабаня моя любимая долго ждала Ивана. Всё надеялась... Пять лет ждала. Тяжело было одной. В 1925 году посватался к Акилине, вдове с двумя детьми, Александр Касьянович Парфёнов (он был на десять лет младше бабушки: 1900г.р.)
 В деревне количество детей только укрепляло хозяйство, женская красота была не на первом месте в выборе пары. Но бабушка-то была довольно привлекательна, чего лукавить. А в семье Парфёновых было четыре брата. Александр взял вдову с приданым. С Иваном Акелина была венчана. Всю жизнь она за него молилась...
 Мы не больно расспрашивали бабушку, как там «всё было». Детям, рождённым при советской власти, как-то это было не нужно. Важно было помнить Новую и Новейшую историю: Революцию, Великую Отечественную войну, а откуда мы родом, и когда появилась наша фамилия, со времён Михайло Ломоносова никто особенно не озадачивался. Биографии монархов часто переписывались, чего уж там говорить о простых смертных. Совесть и память наша просыпаются гораздо позже: не в детстве и не в юности.
Но, сдаётся мне, что я не отважусь на такой подвиг, чтобы двадцать пять лет составлять древо своих родичей. Может быть, если это будет интересно, и, если это будет возможно, этим займутся потомки, когда проснётся потребность. Когда опубликуют в Интернете все оставшиеся ревизские сказки, метрические книги, когда заработают в полную силу электронные нейросети. А мне интересны воспоминания родственников, которых я знал и помню.
Никогда себе не прощу, что в молодости я не спрашивал и не записывал рассказы реальных ветеранов ВОВ. Мы ведь, глупые, думали - времени ещё навалом, вся жизнь впереди! - У нас! Но не у них. И вот, они, родные, ушли и унесли всю окопную правду с собой на небо, так и не омрачив грязью войны наш «светлый и чистый мозг». И зря. Мы об армии так ведь думали: как о героях не пиши, всё равно получается «боевой листок», «агитка», передовица для газеты «Правда».
Но вот, Булат Окуджава и кинорежиссёр Владимир Мотыль написали киноповесть. «Женя, Женечка и «катюша» или Необыкновенные и достопоучительные фронтовые похождения гвардии рядового Евгения Колышкина, вчерашнего школяра».  Посмотрев фильм, многие подумали, что на войне такого не могло быть. Но Окуджава воевал и я ему верю. Такое быть могло! И не только такое.
 Я никогда не интересовался и не просил рассказать своего дядю Анатолия Александровича Парфёнова о войне. Он ушёл на фронт в семнадцать добровольцем, воевал связистом, освобождал Чехословакию. Воевал отважно. Вернулся живой с наградами. А в мирное время он возглавлял один из отделов КБ на «Севмаше» и укреплял оборону страны, создавая лучшие в мире подводные лодки. Его однополчане, боевые товарищи, освобождавшие Прагу от нацистов, лежат на Ольшанском кладбище.
 У моего отца в те годы судьба сложилась иначе. И если бы, как мне кажется, он прибыл в Германию на год.., или полгода  раньше, то появился бы ещё один Колышкин, потому как жизнь его, выражаясь современным языком, сплошной трэш.
    
               
                БАТЯ
               
                1
 
  Мой батя, потомственный плотник-золотые руки, ангелом не был. Через десять лет после Великой Октябрьской Социалистической революции трудно быть ангелом. Он родился 20 августа в 1927 году. 
 Батя был третьим ребёнком в семье помора и потомственного плотника, Александра Ивановича Перевощикова.
 В воспитании детей дед практически участия не принимал. Он пропадал на работе. Приходил поздно, заваривал чай, садился молча за стол, отрезал кусок солёной трески, клал её в рот и запивал сладким чаем. Дочки, лёжа на русской печке, отворачивались глядя на эту трапезу. Батя смотрел. Треска в Архангельске, на Белом море всегда была основным продуктом питания. Дед был настоящим трескоедом.
 Дед был начальником пожарной охраны Второго лесозавода г.Архангельска. Много курил. Курил трубку. После трески и чая он выкуривал ещё одну трубку и ложился спать. Табак любил. Доходило до того, что он табак на ночь за щеку закладывал. От него, от табака и помер в 1957 году 19 декабря в возрасте 64 лет. Диагноз: рак желудка и пищевода. Мне был год от роду, брату Павлу- два.
 
  Дед по должности носил военную зелёную форму, как и сотрудники НКВД. Милиция по статусу была, как бы, в подчинении носителей зелёной формы.(В 1934 в составе НКВД СССР организовано Главное управление пожарной охраны. В этом же ведомстве была и милиция.)
 Роли начальника милиции и Начальника ПО завода время от времени пересекались по службе. Но до конфликтов дело не доходило. Субординацию старались не нарушать.
 Павла Павловна Перевощикова (в девичестве-Трофимова), занималась детьми и на работу пошла только в 1936 году, когда младшему-Шурке исполнилось 9 лет.
 Мамка Шурку баловала. Долгожданный сын рос хулиганом.
Александр Иванович уезжал в командировки. Часто это был район КТК (Карельская Трудовая Колония). Ближе к 1938 году, с осложнением международной обстановки, командировки участились. 
 Руководство страны предполагало, где будет проходить оборонительная линия будущего Северного фронта. Её нужно было укреплять. Уязвимым место в обороне оставалась Карелия. Отношения РСФСР с Финляндией были не урегулированы.
 Шурка рос, отца рядом не было. Мать пошла на работу. А это означало, что у Шурки с этого момента воспитатель – улица. С воспитательными учреждениями и образованием дела в стране обстояли, мягко скажем, неважно, но Партия и Правительство старались направить энергию подростков в нужное русло.
Количество беспризорной преступности  в первые годы Советской власти обуславливалось не только гибелью мужского населения в Гражданскую и Финскую, но ещё и социальными причинами, богоборчеством, резким падением уровня образования(отменой ЦПШ) в провинции и городах и, проще говоря, отсутствием царя в головах: Бога забрали, взамен ничего не дали. В 90-х, уже в наши дни, всё повторилось, но уже, как говорится, в виде фарса.

 Поколение, видевшее Перестройку в девяностых прекрасно представляет себе на примере Украины, как можно переформатировать мозги людей за 30 лет. Но у Сталина не было другого выхода, как ускорить переформатирование страны, война была неизбежна. Колёса индустрии, благодаря ГУЛАГам со страшным скрипом начали набирать обороты. Триумфом этого ускорения был полёт Гагарина в Космос. Всё население было включено в индустриальную перестройку. Хуже дела обстояли с подростками. Этих мог обуздать только Уголовный кодекс.

 Шурка был шустрый и рукастый в плотницкую породу. Старшие ребята в посёлке без дела не сидели, сразу смекнули, - сгодится малец на дела «хорошие». Умелый, сметливый, рукастый. Такого, в случае чего, и «подставить» можно, а самим свалить. 
 Целые дни пацаны пропадали на реке.  Дед построил дом на берегу Северной Двины. Дом Перевощиковых в первой линии. Река за окном. Пески, дюны, плоты, брёвна, сплавляемые с верховий Двины для лесозаводов Архангельска.
 Не только рыбалкой пацаны занимались на берегу Двины целыми днями. Взрывали карбидом бутылки, свинец плавили на костре и заливали формы в сыром песке, в формы заправляли конец стального тросика. Другой конец троса расплетали и делали петлю для руки. Получалось смертельное оружие типа нагайки. 
 Дети не только Второго лесозавода были отданы улице,(и не только Архангельск: вся страна так жила.)Группировались банды малолеток. Одну из них, по рассказам отца, возглавлял сын Начальника Милиции. В другой-находился он-сын Начальника Пожарной охраны.
 Дед был в очередной раз в служебной командировке по военным делам, когда первая массовая стычка подростков случилась на разделяющей районы улице. Бате было уже около 11 лет. Драться он не умел. Но когда за спиной шпана постарше года на три-четыре, тогда и воробей чувствует себя орлом.
И сошлись на центральной улице Посёлка две банды и сыновья двух Начальников. И пробил Батя свинчаткой голову сына Начальника Милиции, пролилась кровь на свежие доски мостовой Второго лесозавода. Слава Богу, не убил:
- А пусть не дразнится! А то- Паром, Паром! Хером тебе, сука!
 Под уголовную статью по Закону Батя не попал. Мал ещё. Видно и старшие "соратники революционной по борьбе" за превосходство на районе знали Советские законы лучше чем он.
«Привлечение несовершеннолетних  возрасте от 12 до 16 лет может иметь место лишь в делах о нарушениях, предусмотренных постановлением ЦИК и СНК от 7 апреля 1935 года; все остальные случаи нарушений со стороны детей в возрасте от 12 до 16 лет в уголовном порядке не наказуются и за них ответственность несут родители, опекуны, а также подстрекатели и организаторы преступлений несовершеннолетних." Документ был официально опубликован в «Известиях ЦИК Союза ССР и ВЦИК» в № 81 от 8 апреля 1935 года)
 «Соратников» и это понятно, Батя не выдал. Не выдаст он друзей и в Германии под трибуналом, куда попадёт через несколько лет. А пока…
 Следующая ходка у него была в 1939 г. Отроку было 12 и попал он за угон грузовика из заводского гаража. Ну, очень захотелось покататься пацанам. Это преступление уже точно попадало в «дела о нарушениях, предусмотренных постановлением ЦИК и СНК от 7 апреля 1935 года».
 Когда Александр Иванович вернулся из Финской кампании, Батя уже сидел.
Его определили на «Конвейер» - в колонию для малолетних преступников. 
 
 В 20 километрах от архангельского Города, на острове Бревенник у устья Северной Двины, в поселке со странным названием Конвейер находится Новодвинская крепость, построенная по указу Петра Первого в 1701 году.  При Советской власти Новодвинская крепость была изъята из культурного процесса: в ней помещалась зона. Колония для малолетних преступников. А в 30-40х годах здесь работали производственные цеха. Подростки и тут без дела не сидели. Был организован конвейер, где, как говорят, было налажено производство частей для боеприпасов.
 
 Дед переживал и понимал своё упущение в воспитании сына. Это была трагедия. Позор семьи. Но что-либо предпринять, похлопотать перед органами Дед не мог. Это было и не принято и не возможно, когда у самого Всесоюзного старосты-Калинина М.И. жена сидела в тюрьме, и любимец Сталина не хлопотал о её помиловании. А ведь мог.
Батя с Конвейера убегал тринадцать раз, не могли удержать его даже стены построенные при Петре Великом.
 
 Куда бегал?  К мамке конечно, которая любила его беззаветно. В колонии на конвейере дети не доедали постоянно. Дома можно было поесть вдоволь варёной картошки с солёной треской и отоспаться на тёплой русской печке. 
Оперативники никогда и не утруждались поисками беглеца. Они не спеша подъезжали на «воронке» к дому коммуниста Перевощикова, но не за ним, а за его сыном.
-Павла Павловна, Шурик-то дома? - спрашивал оперативник по-отечески.
-Где ж ему быть,- отвечала бабушка,- вон, на печке спит.- И увозили любимого сынка обратно в застенок.  До следующего побега.

 На Конвейере как-то с корешами с голодухи они решили съесть казеиновый клей. Сварили «холодец». Наелись. Пятеро отравившись, померли, он - выжил. Его положили в лазарет. Когда впервые в его жизни врачи колонии попытались ему сделать укол от столбняка, он перевернул в медкабинете бочку с водой, побил оборудование и выскочил из санчасти как ошпаренный. Всю жизнь он боялся уколов.
 
 Я, как-то,  будучи пятилетним ребёнком, упал с крыльца, на Красных Маршалов, где мы жили, и рассёк висок об угол крыльца. Кровь полилась ручьём. Батя испугался, схватил меня в охапку и побежал в больницу. Ближайшая была у нас на Сульфате на улице Кировской. Врачи наложили на висок скобки, остановили кровь. А когда врач пошла за шприцом, чтобы сделать ребёнку укол от столбняка, Батя проник в операционную, схватил меня со стола и был таков. Этот страх перед уколами на какое-то время передался и мне.
   
 Следующий побег был неудачным – вертухаи поймали сорванца уже с наружной стороны стены Конвейера, буквально на старте. Собаки порвали его сильно. Полежал в лазарете и больше не бегал.
Батя не унывал, подросток познавал ту жизнь, какую уготовила ему злая судьба и время. Он как-то с лёгкостью вспоминал эти голодные и холодные годы.
 
 Шла война. На Север шли английские конвои. Каждый день от немецких торпед погибали корабли.
(Сестра мамы, Катерина Дурягина, (муж которой, мичман, командир торпедного катера, погиб в Баренцевом море), работала на Карельской перешейке по укреплению линии обороны.
В 1941 году финны «нарвавшись» на оборону Карельского УРа у Ленинграда остановили свое наступление на территорию СССР практически на старой границе 1939 года, немного прихватив советской земли. Это было обусловлено не «благородностью» финнов, как подается многими исследователями, а огромными потерями при попытке прорвать укрепленные рубежи. Видя «замирание» немецкой армии у стен Ленинграда, финны предполагали и скорый новый поход Красной Армии на Финляндию. Поэтому уже с начала 1942 года все свои ресурсы направляли, как на восстановление старых рубежей обороны на Карельском перешейке, так и возведению новых. Так появилось три оборонительных полосы (Main line, VT-linja, VKT-linja) на отбитой в СССР территории, а также четвертая (Salpa line), самая мощная, но уже на «своей» территории в границах 1940 года. Финны имели надежду, что СССР не пойдет дальше, чем в 1940 году, но готовились к худшему варианту.)
   
  Дед, Александр Иванович в 1942 был призван в РККА на Северный фронт. Это была уже не командировка. Откуда был демобилизован только в 1946 году с тяжелым ранением, потерял глаз.
Батя под государственным надзором «помогал фронту» на Конвейере. Ему ударило шестнадцать и уже оформили паспорт, но паспортистка не заглянула в анкету. Или проглядела. Она вписала в паспорт фамилию – Перевозчиков вместо исконной-Перевощиков. А когда паспорт вручали, заметил ошибку Батя:
- Больно грамотный, - огрызнулась паспортистка, но ошибку не исправила.
Настаивать на исправлении ошибки подобного рода было ему не к чему. И напрасно, фамилия славная, её носили выдающиеся люди: Мария Петровна Лилина, актриса,(дев.Перевощикова)-жена великого К.С.Станиславского, Дмитрий Матвеевич Перевощиков, русский астроном, математик и механик, ректор Московского университета. Академик Петербургской академии наук (1855). И многие другие, замечательные люди, вероятно,судя по ареалу историко-географического перемещения фамилии, имеющие, где-то в ХII-ХIV веке в Великом Новгороде общий фамильный корень.
               
  Видимо, начальники в колонии заметили тягу «угонщика грузовиков» к технике, и, в связи с приближающимся призывным возрастом, определили его на курсы механиков- водителей тяжёлой военной техники. Очень любил батя танки.(Схема и разрез танка Т-34 на развёрнутом листе из журнала «Огонёк» 1949 года долго висела на стене в его мастерской на улице Красных Маршалов, д.11 где мы жили до 80х годов.) Но на фронт в 1945 году, он поехал управлять самоходкой ИСУ-152 (КВ-14). 
Пока ехал, война закончилась! Оставалась неосвобождённой от нацистов только Чехословакия, но новобранцев на такие дела не брали.
 
  Прагу освобождал брат мамы - Анатолий Александрович Парфёнов, девятнадцатилетним солдатом. Он трудился механиком на пароходе "Унжа" в архангельском порту, получал паёк и помогал матери и сёстрам на Сульфате. С его уходом на фронт жить Акелине стало совсем туго, козу украли, есть было нечего. Капа поехала в Вологду к Северовым, к тётке Татьяне, где была уже Анна, муж Татьяны - Анатолий Северов в 1942 году героически погиб на фронте.)
 
  Батя попал в отдельный, Краснознамённый, Ордена Богдана Хмельницкого, Суворова и других боевых орденов, отдельный механизированный разведбат, дислоцировавшийся в городке Дальгов-Дёбериц, что в тридцати километрах от Берлина.
  Служил он вместе с ветеранами, призванными уже в последние годы (1943-1945) войны и дослуживающими срок. Солдаты ветераны не любят вспоминать об окопной грязи и трупах. В ратном деле или службе всегда вспоминается только хорошее и позитивное. Судя по его рассказам, служба в Германии была весёлой. Группой СВГ командовал Г.К. Жуков. Его очень уважали в армии. Батя рассказывал, что на трофейном Мерседесе пару раз он возил Жукова в Штаб армии. При нём военнослужащие, солдаты победившей армии имели ряд дисциплинарных послаблений. В части было много мелких трофеев, приобретённых личным составом и в ходе боевых действий. С местным населением происходил натуральный обмен. Немцы меняли продукты, ценные вещи, предметы искусства на бензин и соляру. С местными немцами-фермерами, лояльными к русским, командование воинской части относилось благожелательно. Помогали чем могли. Восстанавливали немецкое «народное хозяйство».
Но были, с позволения сказать, и «злые» немцы: не давали из своего сада и яблочка солдатикам. Конечно, эти немцы, якобы, понятия не имели, что творили их дети-эсэсовцы на территории СССР.  Это позже напишут книги и снимут фильмы о зверствах нацизма. Фильм Рома «Обыкновенный фашизм» ещё не вышел. Это произойдёт только в 1965 году, ужаснутся от увиденного далеко не все в мире. 
Эти бюргеры и гроссбауэры в 1445-46 году не понимали как это можно их тревожить в привычной зоне комфорта, лезть «грязным рылом» в их местные национальные обычаи. 
При Адольфе Гитлере, судя по всему жилось им неплохо:
-Да были у нас в хозяйстве остарбайтеры, пригнанные с Украины и Белоруссии, но мы же их не убивали, даже подкармливали иногда, а за ненадобностью, честно отправили обратно в лагерь. И тут, пришли какие-то солдаты - варвары с востока! Чего им надо?
  Одному такому гроссбауэру  солдаты отдельного разведбата тихо по-пацански отомстили: залили сад мочой: устроили в его саду ночной туалет. Часть плодовых деревьев погибла. Инициатором хулиганства был.., понятно кто.
 У Бати был в Германии роман. Первый в его юной жизни. Фрейлин звали – Роза. Он помнил это имя всю жизнь.
-Да-а, Сашка,- говаривал он мне спустя двадцать лет, когда мы ходили по грибы в Сийском лесу под Архангельском - ..и был бы ты немцем…
Вообще «романов» в их части было не мало. Солдаты победившей армии пользовались спросом у немецких девушек. На этот случай на КПП части был медпункт. Окошко пункта открывалось на уровне пояса. Сомневающиеся загулявшие солдаты могли здесь пройти профилактические «серебряные» процедуры элементарно «расстегнув ремень».
 Несмотря на все эти, казалось бы, невероятные вещи, личный состав части был «отутюжен» и чисто выбрит. Европа! Положение обязывает. Русские регулировщицы, те что стояли на перекрёстках Берлина шили и подгоняли по талиям гимнастёрки ещё в Польше, у хороших мастеров. О соблюдении этого порядка были отпущены соответствующие директивы и циркуляры, о чём, собственно и свидетельствуют фотографии последних военных месяцев после 9 мая 1945 года.

 В марте 1946 года Сталин неожиданно снял Жукова с поста командующего группой советских войск в Германии и назначил на почётную, но зависимую должность главкома сухопутных сил в ранге простого заместителя министра вооружённых сил СССР. Говорили, что в немилость Сталину Жуков попал за трофейное дело. Что вывез какую-то хрустальную дачу, а Сталин, де, позавидовал. Но это досужие сплетни. На самом деле в Кремле шла подковёрная борьба за власть,а Жуков в народе имел наивысший авторитет. 
 На должность командующего ГСВГ был назначен генерал-полковник Чуйков В.И.
 В дислоцируемом в городке Дальгов-Дёбериц батальоне отдельного разведбата военнослужащие почувствовали смену руководства на другой же день. В медпункте на КП медики высовывались из окошка и в буквальном смысле брали за гениталии вернувшихся из увольнения бойцов и спрашивали номер части. А через некоторое время в части появились венерические заболевания.
 
 В 1947 году в часть поступило новое вооружение на танки и самоходки. На "ИСы" поставили новые пулемёты. На пятницу, конец недели, были назначены стрельбы на танковом полигоне за городом. Поразив все мишени, и в преддверие заслуженного субботнего увольнения экипаж самоходки, где механиком водителем служил Перевощиков А.А., решил «коллегиально» отметить удачные стрельбы и обмыть новое оружие.
 Танк до части не доехал. Механик свернул с дороги и танк уже привычным маршем покатился к усадьбе знакомого немца-фермера.
Отстегнув с кормы бочку соляры в качестве подарка и интернациональной помощи другу, немцу-антифашисту, экипаж спустился в винный погреб, где их ждал накрытый стол и бочонок рейнского вина. Радиостанцию выключили. Танк замаскировали.
 
 Субботним утром в воинской части Отдельного Краснознамённого и Орденоносного имени Суворова и Богдана Хмельницкого разведбата была сыграна боевая тревога по случаю прибытия из Берлина Генерала Чуйкова.
 На плацу, где орудия выстроились вряд, стояла гробовая тишина, когда под звуки мотора и губной гармошки вкатывалась пьяная самоходка с весёлым бойцом на броне.
 - Арестовать..,- произнёс хмуро генерал Чуйков.
 Военный Трибунал был показательным и состоялся он в Берлине в 1947 году. Преторы Трибунала так и не узнали, кто в экипаже был зачинщиком, кому первому пришла в голову дурная мысль "обмыть новые пулемёты". Но мы-то знаем кому.
 Экипаж на суде трибунала держался мужественно. Никто никого не сдал. Всем дали поровну: по семь лет дисциплинарного батальона. Когда огласили приговор и ближайшую перспективу поменять Европу на Сибирь, кто-то из осужденных тихо запел: «Не нужен нам берег турецкий, Германия нам не нужна...»  Экипаж был отправлен в разные точки России «дослуживать» и отбывать дисциплинарное наказание.
 Батя с двумя трофейными патефонами, с коробкой немецких пластинок, с "Розой-Мундой" и "Рио-Ритой", и немногими пожитками, простившись навсегда с любимой фройлен Розой, поехал на Родину, в Россию.
 На родной земле дело его было пересмотрено и срок был сокращён с семи лет до четырёх. Его отправили служить в Магадан. Там, на пятидесятиградусном морозе, его ждала должность «вертухая» на вышке лагеря для военнопленных японцев и всего, что осталось от квантунской группировки на востоке России. Были в лагере и китайцы и корейцы,и сотрудники отряда 731, служившие в Маньчжоу-Го.
 Летом, когда в Магаданской тундре оживали деревца и травы, стоя на вышке батя наблюдал как китайцы ловят на поляне лягушек. С питанием в лагере не всегда было хорошо. Правда батя не голодал. Начальник лагеря крутил его патефон и слушал «Розу Мунду», «Лили Марлен» в исполнении Марлен Дитрих.

-Сонца юла и не юла, юла-юла-сифаньго, - до сих пор не знаю о чём это он и на каком диалекте смеялся и повторял скороговорку, вспоминая подопечных пленных китайцев. Лягушек они даже не варили.
-Что ешь?-интересовались русские охранники лагеря.
-Рыбка...
-Где взял?
-Сам припрыгал,- улыбался китаец.
-Почему зелёный?
-Молодой!- смеялся китаец глотая лягушку.
Однажды, когда батя стоял на вышке, внизу случилось то, ради чего была поставлена эта самая вышка с часовым: попытка побега. Заключённый слишком близко подошёл к «запретке» и попытался приподнять колючую проволоку. Батя окликнул его, потребовал (по Уставу) отойти от ограждения, но нарушитель не подчинился. Тогда он сделал предупредительный выстрел в воздух из американского карабина. Подняли тревогу. Нарушителя пресекли. А Батя почувствовал, что за ухом ручьём течёт кровь. Ствол карабина был разорван. Если бы это была русская «трёхлинейка» или ППШ, этого бы, понятно, не случилось. Но американское оружие требовало нежного обращения, за что солдаты его не любили. Ствол американского карабина изучала специальная комиссия. Нашли песок. Откуда он там взялся, одному богу известно. Оружие хранилось в арсенале. В общем «за халатное отношение к оружию», бате грозило уже заключение под стражу по совокупности с дисциплинарным наказанием.
 Сидел он уже в другом лагпункте с боевым майором – ветераном, попавшим в лагерь так же, по какому-то недоразумению. Майор был юридически подкован, умел правильно писать просьбы о пересмотре их дел. Писали военному прокурору, Калинину и Сталину. Второй патефон с пластинками "ушёл" к новому начальнику зоны.
 Так дожили они до 1953 года. Умер Сталин. Многие военнослужащие попали под амнистию. Видимо и письма майора дошли до адресата.
Весной 1954 года батя вернулся в Архангельск.
 Жизнь на свободе вихрем закружила голову. Мирное небо. Война уже нет! Страна продолжала отряхивать с себя копоть войны. Экономика переходила на мирные рельсы. Отменили ещё при Сталине, в 1947-м году, карточки. Наступала Хрущёвская оттепель.
 Весной в Архангельске длинные белые ночи, Северная Двина, набережная, девушки в летних платьях. Бате было 27 лет.
               
               
                3
               
                Пожар
 
  Он устроился механиком на кондитерскую фабрику. Освоившись на новом месте, механик завёл новых верных корешей. Кореша – все ветераны,герои. Батю они уважали. Понимали, что на Дальний восток, в Магадан просто так не посылают. 
  Пили они обычно по-фронтовому, по привычке: двумя наркомовскими дозами-стаканами. В несколько гладков. Зрелище не для иностранцев.
  А кондитерское производство без спирта это не производство.
  И опять была суббота или пятница... И хотелось очень выпить.  Где на складе стоит бочка со спиртом, механик знал. Но пошёл за спиртом с ведёрком верный кореш. Из разведки. Свет на складе погас в конце рабочего дня очень не вовремя, как раз, когда бочка со спиртом была открыта и пары горючих фракций ударили разведчику в нос. А когда нет фонарика и неожиданно гаснет свет, мы и по собственному опыту знаем, что коробок спичек у курящего человека должен быть всегда рядом: в кармане.… 
 
 В общем, пожар на Кондитерской Фабрике был сильный. Дело было резонансное, как сейчас говорят. В газетах писали: «Пожар случился на складе от замыкания старой, ещё царской электропроводки, в результате чего воспламенились горюче-смазочные материалы, хранящиеся на складе».  В газете, по-моему, «Голос рабочего»(?) уже в понедельник появилась статья о том, как ..."механик Архангельской кондитерской фабрики Перевозчиков А.А. вынес двоих работников из огня рискуя жизнью. В настоящее время герой находится в больнице с сильными ожогами грудной клетки, но его жизни уже ничего не угрожает". Эта вырезка из газеты долго хранилась у нас в семейном фотоальбоме. (В том же альбоме через несколько лет появилась ещё одна заметка из газеты о том, как батя весной в половодье, нырнув в реку, снял мальчишку с отколовшейся от берега льдины.)
 Весь замотанный бинтами от пояса до подбородка и воняя мазью Вишневского, с оттопыренной рукой на растяжке, как раненый пингвин с перебитым крылом, батя гулял по корпусу больницы. Не лежалось ему и не сиделось. Жизнь только начиналась, а тут такое…  Неспокойная душа искала приключений.
 В соседнем хирургии, рядом находилось женское отделение, куда он не преминул заглянуть. Батя увидел девушку на больничной койке до боли похожую на его немецкую Розу из Дальгов-Деберица . Карие глаза и каштановые волосы девушки сразили «обугленного» танкиста наповал.
               
                4
               
                Капиталина
 
 Танкист вонял и одновременно вызывал чувство жалости у Капиталины. Так звали девушку, будущую нашу маму. Ей было уже двадцать шесть лет. Она попала в хирургию с ужасной травмой ноги: упала с велосипеда, и нога при падении попала на звёздочку. Батя зачастил в палату женского отделения. Капиталина уже начинала ходить, а вонючие бинты с тела танкиста постепенно спадали. Растяжку из-под руки сняли. «Сложил крылья-то»,- шутила Капа. Батя влюбился. Он сделал предложение Капиталине Парфёново,но резкий запах линимента бальзамического всё ещё разрушал образ рыцаря, о котором мечтают все девушки и сердце её не ответило взаимностью.
               
               



(Продолжение следует)