Эмигранты первой волны

За судьбу Карповых-Пестеровых мой отец, чисто по-человечески, очень переживал. Они уехали в Англию в 1918 году. Не только своих земляков Карповых-Пестровых – всех русских эмигрантов, покинувших Родину, жалел отец. Жить вдали от родной земли, на чужбине, казалось ему самым настоящим горем. Сам он и месяца не мог прожить, чтобы не посетить в выходной день свою родную Марьинку. Его мучили вопросы, на которые негде было получить ответ: «Как они там, бедные, живут? Как они устроились на чужой стороне? Вот бы знать». Непонятными казались нам такие речи. Мама, обычно несогласная с его сетованиями, да и самими этими странными вопросами, резко возражала отцу: «Какое тебе дело до этих эмигрантов? Уехали только те, у которых были деньги, золото. Они там живут припеваючи, а ты здесь работаешь с утра до ночи и ещё о них волнуешься!». Уже спустя десятилетия мы узнали, что не зря он так за них волновался.

По воспоминаниям протоиерея Петра Перекрестова, ключаря православного храма в Сан-Франциско, сооружённого при епископе Шанхайском и Сан-Францисском Иоанне (Максимовиче), гражданская война подтолкнула к выезду из России около двух миллионов человек. Рассеянные по 25-ти странам мира, русские эмигранты были везде, начиная с уругвайских и аргентинских плантаций и заканчивая шахтами Германии и японскими заводами...

Король Югославии Александр Карагеоргиевич (1)   по-братски распахнул двери перед русскими эмигрантами – многие из них направились именно в Белград.

Только начавшая выходить газета «Русский эмигрант», издание кооператива «Русская колония» в Берлине, на первой странице которой был напечатан девиз «В единении – сила», в сентябрьском №1 от 1920 года так писала о судьбах русских людей, потерявших Родину:

«…Европейская война и последовавшая за ней революция со всеми ужасами гражданской войны выбросила сотни тысяч русских граждан за пределы их родины. Западная Европа переполнена нашими соотечественниками, принадлежащими к разным классам, сословиям и состояниям. Германия, Сербия, Болгария, Чехословакия, Италия, Франция приютили у себя свыше полумиллиона людей, лишённых отечества, бесправных выходцев из России и русских воинов… Нет, кажется, такого уголка на земном шаре, где сейчас не раздавалась бы русская речь, где не томились бы многие тысячи русских граждан, оторванных от России.

В лагерях для военнопленных, в государствах бывших врагов бывшей России, в концентрационных лагерях её бывших союзников, в пустынях Египта, «в гостях у английского короля», наконец, просто в больших городах и маленьких местечках Европы и Америки – везде одинаково тяжело живётся русскому человеку; военнопленные, попавшие за границу во время войны, и просто русские граждане, вольно или невольно покинувшие родину – все они одинаково страдают, одинаково мучительно переживают настоящее, теряя постепенно остатки веры в будущее… Сотни тысяч русских на чужбине, материально не обеспеченных, несут на себе тяжёлое ярмо, страдая от холода и голода,…готовы работать всякую чёрную работу – лишь бы быть живу. И здесь, в Германии, русским при нынешнем состоянии торговли и промышленности, весьма трудно подыскать себе постоянный заработок. Причиной этого является наличность большого числа безработных среди германских трудовых слоёв. По последним официальным сведениям, количество безработных в Германии определяется в 375 тысяч человек, не считая членов их семей. К этому надо добавить, что вследствие разобщённости, наблюдающейся среди русских и вследствие того, что заграницей нет полномочных представителей России, каждый в борьбе за существование предоставлен только собственным силам…

Если год-полтора тому назад правительства, общественные и частные организации в различных государствах ещё шли на помощь русским эмигрантам; если на Балканах русским гражданам разменивали деньги по льготному курсу, во Франции выдавали какие-то субсидии и т. д., то сейчас эти благотворительные начала уже почти исчезли из русского эмигрантского быта. «Русская история» грозит затянуться на долгое время.» (2)

Спустя более 10-ти лет, в 1931 году, газета русских эмигрантов «Русский еженедельник в Бельгии» № 199-70 поместила обзорную статью о положении людей, лишённых Родины:

«…От начала русской революции прошло уже 13 лет. За это время большинство русских беженцев успело твёрдо осесть в тех странах, куда их забросила судьба. При невероятно трудных обстоятельствах они должны были усвоить себе иностранный язык, новые условия труда, новые профессии… Это все те люди, которыми старая Россия могла бы гордиться и которыми она была сильна. Все эти люди оставались верны союзникам (Англии и Франции) до конца и вынуждены были уйти, потеряв в России всё. В настоящее время эти верные русские союзники находятся на положении беженцев и в отношении свободы передвижения поставлены в несравненно худшие условия, чем немцы… Русские беженцы настолько зарекомендовали себя своей корректностью и лояльностью, что их нансеновские паспорта в настоящее время визуются беспрепятственно.» (3)
 
Моя сестра рассказывала, как удивил её отец в середине 1960-х годов. Она только что поступила на первый курс Горловского педагогического института. Конкурс был громадный – 20 человек на место, и она «не помнила себя от счастья», что стала студенткой факультета французского языка и литературы. В первый же месяц учёбы им задали написать реферат на примерно такую тему: каким плохим был царь Николай II, как до революции всем плохо жилось, как народ страдал и т. д. и т. п.

Собрав необходимую литературу, Виктория с энтузиазмом принялась за реферат, стремясь доказать, что не зря её приняли в высшее учебное заведение. Вдруг, во время её усиленной работы за письменным столом, к ней подошёл отец. Ни раньше, ни позже он никогда не вникал в её учёбу, тем более в учебный процесс вуза. Отец тихо поинтересовался: «Что это ты, детка, пишешь?» Внимательно выслушав ответ «о важности и актуальности темы», которую предстояло осветить, он кротко, но твёрдо попросил: «Не пиши этого.» Сестра так растерялась и расстроилась, что даже начала плакать. Как не писать? Ведь ей могут поставить двойку и даже отчислить из студенческих рядов! И тогда, непременно, рухнут все её мечты и надежды на будущее! Но отец ещё раз тем же ровным и спокойным голосом сказал: «А ты всё равно не пиши ничего. Когда вырастешь, детка, то все поймёшь...» Сестра поплакала-погоревала, но послушалась отца – и не стала ничего писать о «царизме и тяжёлом для трудового народа дореволюционном прошлом», и не сдала вовремя реферат. И что удивительно – ничего страшного не произошло. Никто из педагогов её рефератом не интересовался и не вспомнил. Через несколько лет сестра окончила Горловский педагогический институт с одними пятёрками по всем дисциплинам, с красным дипломом.

Но ещё более удивительное событие произошло с моей сестрой через несколько лет в командировке в городе Тегеран, столице Ирана. Здесь ей довелось встретиться с потомками русских эмигрантов в первом поколении. Прошло ещё два десятилетия, и она стала прихожанкой храма в честь святого Иова Многострадального, построенного на средства русских эмигрантов в Брюсселе, и накрепко подружилась с потомками первых русских эмигрантов. Брюссельский храм на улице под названием Рю де Фре был посвящён императору Николаю II и его семье.
 
Ёе первая встреча с русскими эмигрантами в столице Ирана была неожиданной и, конечно, не запланированной. Этот памятный день – 14 января 1976 года – совпал по календарю с выходным днём. Группа молодых сотрудников советского посольства, чуть больше года находившихся на ответственной государственной службе в качестве переводчиков после окончания институтов, пользуясь приятным солнечным и прохладным днём, отправилась на прогулку по старинным улицам Тегерана.

Вдруг их внимание привлекли знакомые с детства переливы известной мелодии, исполняемой на инструменте, который ни с чем невозможно перепутать тем, кто вырос в России. В сопровождении знаменитой гармошки «двухрядки» звучала русская народная песня «Калинка». Не сговариваясь, они дружно двинулись в том направлении, откуда доносились звуки гармошки и вскоре оказались на небольшой площади, где за оградой высился белый храм с золотыми крестами на зелёных куполах, по-праздничному блестевших на зимнем солнце южных широт. «Калинка» не смолкала и всё громче вырывалась из распахнутых дверей довольно просторного одноэтажного здания, сооружённого в виде прямоугольника, без архитектурных излишеств.

Пока молодые путешественники размышляли о том, куда же они попали, тяжёлая дверь храма приоткрылась и вышел старенький священник в светлом облачении. Услышав русскую речь, священник на чисто русском языке любезно пригласил их на детский праздник – отметить вместе Старый Новый год. Широким гостеприимным жестом он указал на открытую дверь, откуда, ритмично повторяясь, не переставала литься всё та же волнующая мелодия. Невольно сгруппировавшись в незнакомой ситуации, робко прижавшись друг к другу, молодые дипломаты решились переступить порог дома.

Перед ними открылся интерьер довольно большого помещения, посередине которого стояла высокая рождественская ёлка, украшенная традиционными новогодними украшениями. Вокруг ёлки, взявшись за руки, водили хоровод нарядные дети в карнавальных костюмах. Вдоль стен помещения сидели празднично одетые взрослые, среди которых находился и гармонист в простонародной косоворотке, не перестававший нажимать на клавиши, играя «Калинку» и притоптывая в такт мелодии. С дружелюбными лицами, с приветливой улыбкой встретили эти люди неожиданных гостей.

Вошедшие поздоровались на английском языке, им ответили по-русски. Моя сестра Виктория признавалась позже, что в тот момент она внезапно поняла, что эти кажущиеся такими приятными люди, собравшиеся у Рождественской ёлки - русские эмигранты. Общаться с ними в неформальной обстановке им, молодым дипломатам, не рекомендовалось. Представив вдруг, как их завтра же вышлют из посольства в течение 24-х часов за такое недопустимое самовольное поведение, она похолодела от ужаса.

Объятая страхом, совсем недипломатично поступая, она развернулась и выбежала из храма и церковной ограды. Долгие годы ей было неловко за своё поведение. Она понимала, как неодобрительно бы отозвался отец о её поступке. Но прошли годы, в Бельгии, уже после смерти отца, сестра подружилась со своей ровесницей Ниной Ноулде, которая работала переводчицей русского языка в одной из международных организаций в Брюсселе.

Однажды Нина пригласила сестру к себе домой и познакомила со своими родителями, которых ещё маленькими детьми вывезли из России их родители сразу после революции 1917 года. Эти люди искренне были рады увидеть человека, приехавшего из России. Их радушие проще выразить старинным оборотом русской речи – не знали, где посадить и не знали, чем накормить. Бароны Ноулде, родители которых приехали ещё из той, старой России, приготовили традиционную, любимую еду своей Родины – напекли пирогов, отварили картошечки и даже сами посолили свежую голландскую рыбку «на свой манер», вместо селёдки. Вспоминали только Россию, все разговоры были только о покинутой родине. Чувствовалось, что в этих трогательных рассказах они как бы черпали силы для дальнейшей жизни.

Однажды в доме баронов Ноулде сестра Виктория познакомилась с необычайно любезной и энергичной светской дамой, настоящей бельгийкой, на первый взгляд. Тогда, в начале 1990-х, возраст этой примечательной представительницы русской эмиграции, возможно, уже превышал восемь десятков лет. Оказалось, что до революции Наталья Николаевна Пороховская – так звали эту даму – училась в Харьковской гимназии для благородных девиц и с тех пор прекрасно владеет несколькими языками.

Сестра Виктория, неплохо знавшая французский язык после окончания Горловского педагогического института, даже стала брать у неё уроки английского языка. Наталья Николаевна однажды рассказала, что она венчалась со своим мужем перед Второй мировой войной в Тегеране. Её отец, бывший военный, эмигрант из России, был первым строителем русского православного храма в Тегеране и стал первым священником в этом храме, посвящённом Святителю Николаю Чудотворцу. Ещё она рассказывала, как тогда, в далёкие 1920-30-е годы, на службах пел прекрасный хор, и многие прихожане с детства учились петь на клиросе.

В храме совершались таинства крещения и венчания, служились панихиды, прощались и провожали в последний путь близких, дорогих сердцу людей, однополчан и друзей. Храм был единственным местом, где по выходным дням и праздникам бывшие соотечественники могли встретиться и пообщаться, морально поддержать друг друга на чужбине Многие из них не имели никаких материальных накоплений, а те крохи, которые они пытались вывезти, у них давно отобрали за бесценок, пользуясь их беззащитным, безвыходным положением. У некоторых женщин при пересечении границы отобрали даже обручальные кольца, последнее золото, которое ещё у них оставалось, чтобы расплатиться за еду или чашку воды. Чтобы выжить, им приходилось выполнять тяжёлую, непосильную работу в условиях жаркого климата Тегерана.

Храм имел спасительное и первостепенное значение в жизни тегеранской русской диаспоры, сохраняя в них чувство сплочённости и поддержки друг друга. На содержании храма находился «старческий дом», где жили одинокие старики, была библиотека. Обычно в каждой эмигрантской семье, на видном месте в доме стоял портрет императора Николая II. Особо грустным праздником для русских эмигрантов был Новый год, который отмечали по старому стилю, после Рождества. После традиционных поздравлений с наступившим Новым годом и пожеланий всего наилучшего, каждый раз произносили, со слезами: «И в этом году нам не удалось вернуться на Родину…» Всем хотелось хотя бы раз в жизни вновь увидеть родную землю.
 
История общения моей сестры с дочерью строителя храма в Тегеране также примечательна. В Брюсселе, недалеко от русского посольства на улице Рю де Фре, находится совсем небольшой по размеру православный храм, построенный в 1936 году. В этом храме размещены иконы из походных храмов, что были на кораблях, на которых эмигранты покидали родину. Настоятель храма, священник Николай Смирнов, сумел создать дружный приход не только из потомков русских эмигрантов, но и из сотрудников российского посольства, которые также постепенно стали подтягиваться ближе к этому храму.

Его отец по благословению епископа Брюссельского и Западно-Европейского Иоанна Максимовича (4)   стал первым священником в храме, посвящённом ветхозаветному праведнику Иову Многострадальному, в день памяти которого, 19 мая, родился будущий император Николай II. Доброжелательность, великодушие, гостеприимность были характерны для прихожан этого храма, среди которых была и Наталья Николаевна Пороховская, переехавшая из Тегерана в Бельгию после Второй мировой войны.

Своих соотечественников из современной России русские эмигранты «первой волны» и их потомки принимали с большой любовью и радостью, как давних дорогих друзей, с которыми пришлось надолго расстаться. По воскресеньям, после службы, неизменно устраивался общий стол для совместной трапезы. Угощенье на столе было не на «европейский манер», а таким, как принято в России: пироги, селёдка, покрытая кольцами репчатого лука, отварной картофель, холодец, водка в маленьких рюмках.

Среди прихожан храма в Брюсселе, семьи которых стояли у истоков его строительства, были известные в истории России фамилии: Апраксины, Кочубеи, Трубецкие, бароны Ноулде и многие другие. Собираясь на воскресную службу в храме, бывшие офицеры царской армии обычно надевали военные награды. Затрагивая в разговоре то время, когда пришлось покинуть родину и приспосабливаться к жизни на чужбине, Наталья Николаевна Пороховская говорила: «Страшно и вспоминать, как мы вообще остались живы...»

Сохранились многие свидетельства того, что русские эмигранты, находясь на оккупированной территории, где установился фашистский режим, отказывались воевать на стороне немцев. Однажды, решив побывать на историческом месте служения первого епископа Кипра Лазаря Четверодневного, мы узнали о книге монаха Иоакима (Касимидиса), жившего в скиту святой Анны на Афоне. В книге повествуется о судьбах русских эмигрантов в Греции в период Второй мировой войны.

Правительство Греции, несмотря на собственные большие финансовые трудности и значительный поток своих беженцев-греков из Турции, смогло выделить для русских эмигрантов домики с участками земли, чтобы те могли скромно жить, выращивать овощи на огороде и держать мелкую живность – коз и кур для пропитания своих семей. Королева эллинов, Великая Княжна Ольга Константиновна, урождённая Романова, покровительствовала русским.

Греки привлекали бывших офицеров русской армии к составлению топографических карт, поскольку по Лозаннскому договору 1923 года у государства были обязательства произвести замер и обозначить на картах все земельные владения турок в Греции, чтобы впоследствии распределить их грекам-беженцам из Малой Азии и Понта. Русские офицеры, в силу традиций отечественного военного образования, прекрасно владели навыками топографии. Поэтому в городах Греции находилась большая русская диаспора, которая могла самостоятельно как-то зарабатывать на жизнь своих семей.
 
Немцы, захватив Грецию, стали расплачиваться в продуктовых магазинах бумажными денежными знаками – марками, которые ничего не стоили. По этой причине продовольствие быстро исчезло с прилавков и люди, не имеющие своего подсобного хозяйства, особенно в городах, страшно голодали. Однажды немцы пригнали в Салоники отряд русских пленных с Восточного фронта, заставляя их выполнять самую тяжёлую работу. Но самое поразительное известие пришло из города Фессалоники. Там русские эмигранты, сорок казачьих офицеров, отклонили предложение немцев идти воевать против России, несмотря на обещание дать им «золотые горы» в обмен на предательство своего народа.

Вот как описывает этот невероятный случай современник событий: «Немцы пригласили каждого из них поимённо явиться на приём. Казаки послали от себя нескольких представителей, через которых фашисты передали им предложение вступить в немецкую регулярную армию (Вермахт) с сохранением звания, которое было у каждого в царской армии. Каждому назначался оклад в золоте, соответствующий окладу немецких офицеров того же звания. Семье каждого гарантировалось обеспечение продовольствием вплоть до окончания военных действий. От офицеров требовалось одно – согласиться воевать в России на стороне немцев. Делегация вернулась в русскую церковь, где их ждали остальные. Все молча выслушали предложение. Затем поднялся один почтенного возраста казак, бывший полковник, и густым басом произнёс такие слова: “Братья! Одно дело воевать против большевиков, а другое дело воевать против Родины!” Никто из всех сорока человек не принял предложения немецких властей. Все они умерли от голода и похоронены на кладбище Каламарьи в Фессалониках.» (5)
 
Среди тех, кто эвакуировался в 1920 году из разрушенной Российской империи в порт Салоники на севере Греции через порт Новороссийск, были казаки Макеевской волости Миусского округа Земли Области Войска Донского, располагавшейся вдоль восточного берега реки Кальмиус. Старейшим из них и наиболее заслуженным считался ставший в 1872 году флигель-адъютантом императора Александра II генерал от кавалерии Алексей Герасимович Жеребков, которому пришлось стать русским эмигрантом в возрасте 83-х лет. Несколько лет он служил окружным начальником Таганрогского округа. В 1914 году, находясь в отставке, он занимал почётную должность генерал-адъютанта императора Николая II. (6)

Казачьи полки за последние четыре столетия нередко решали исход важнейших сражений. Казаки не нуждались в громоздких обозах с вещами и провиантом, всё необходимое у них было при себе, на седле лошади, или ехало на специальных вьючных лошадях, в одном походном темпе со всем полком. Поэтому лёгкая казачья кавалерия была чрезвычайно мобильной, за дневной переход она могла преодолевать расстояния порядка ста и более вёрст, даже в условиях бездорожья.

Приёмы и тактика боя в казачьих формированиях не регламентировались, но во всём действовали твёрдые, определённые традиции, передающиеся из поколения в поколение и берущие свои истоки и нерушимые начала у воинственных степных народов древнего мира. Виртуозному владению верховой ездой казаки обучали своих сыновей с детства. С возрастом они становились смелыми, выносливыми, неутомимыми в бою – настоящими воинами, способными побеждать даже при самой неблагоприятной для них расстановке сил. Противник обычно не мог предположить, какой «манёвр» казак осмелится предпринять в следующий раз… В случае надвигающейся смертельной опасности казаки специально обучались стремительно уклоняться от удара, с тем, чтобы так же неожиданно вновь вступить в бой и продолжить атаку.

Генералу от кавалерии Алексею Герасимовичу Жеребкову не было ещё и тридцати лет, когда он получил первые боевые награды – орден святого Владимира 4-й степени, золотую саблю за храбрость. В 32 года в чине подполковника он командует 3-м Донским казачьим полком. По итогам русско-турецкой войны 1877-78 годов его награждают орденом святого Владимира 3-й степени, Золотым Румынским крестом и зачисляют в свиту императора Александра II. Выйдя в отставку, вернувшись к себе на родину в станицу Чумаково в Миусском округе Области Войска Донского, генерал Жеребков становится крупным конезаводчиком. Сейчас земля его поместья площадью более двух тысяч десятин на левом берегу Кальмиуса вошла в современную городскую застройку Донецка.

Рядом, по соседству, в собственном поместье проживал генерал от кавалерии Алексей Львович Вершинин, который вышел в отставку в должности начальника Первой Донской казачьей дивизии. Алексей Львович был зачислен в лейб-гвардии Атаманский полк в возрасте 17-ти лет, а в 50 лет назначен командиром этого полка. После выхода в отставку был сохранён в списках лейб-гвардии Атаманского полка с оставлением в свите императора Николая II. В 1920 году в возрасте 63-х лет эмигрировал из России. Из Ялты через Константинополь генерал Вершинин прибыл в столицу Болгарии Софию.

Как ветерану русско-турецкой войны 1877-78 годов, награждённому орденом святой Анны 4-й степени, ему была предоставлена должность контролёра в Державной печатнице. Владельцами обширных земель на противоположном, правом берегу Кальмиуса до революции 1917 года были дворяне Рутченко.

Эта фамилия сохранилась в топонимике края – посёлок Рутченко, железнодорожная станция Рутченко. Среди сербских переселенцев, приехавших на службу в Россию в 1740-е годы по приглашению императрицы Елизаветы Петровны, был и основатель этого рода серб по фамилии Рутыч. Вооружённым отрядам из Сербии и Черногории предстояла непростая задача – охрана юго-западных русских земель от набегов подданных Османской империи. В конце 18 века по специальному распоряжению вельможи екатерининской эпохи, канцлера графа Александра Андреевича Безбородко, Рутычи изменили свою фамилию на Рутченко. Тогда же им была пожалована грамота о дворянстве. Эта фамилия значится на документах 1796 года о межевании границ между Областью Войска Донского и Екатеринославской губернией.

В годы Великой Отечественной войны множество трудных этапов смог преодолеть на своём жизненном пути потомок храброго сербского гусара Рутыча – Николай Николаевич Рутченко, родившийся в 1916 году. Его отец служил добровольцем в Первую мировую войну, сражался на Румынском фронте, получил крест святого Георгия за храбрость. Весной 1918 года, после развала русской армии, в составе отряда полковника М. Г. Дроздовского Николай Алексеевич Рутченко прибыл в казачью столицу Новочеркасск, совершив легендарный переход от города Яссы в Бессарабии.

В рядах добровольной армии генерала Деникина прибыл в Крым, но не эвакуировался, решил остаться искать жену с сыном. В ноябре 1920 года его расстреляли вместе с другими белыми офицерами в Симферополе. Родственники перевезли его сына в Ленинград. Николай Николаевич Рутченко воспитывался в семье архитектора Б. К. Рериха, брата известного художника, а после окончания рабфака поступил на исторический факультет Ленинградского Государственного университета, скрыв своё дворянское происхождение. В это время там учился известный писатель и историк Лев Николаевич Гумилёв.

«Мы учились на одном потоке и были неплохо знакомы, – рассказывал в одном интервью Н. Н. Рутченко. – В конце 1930-х годов я даже напросился к нему в гости, чтобы познакомиться с его матерью – Анной Ахматовой. Но знакомство не состоялось.» (5)

После окончания университета 1939 года, в связи с началом Финской войны, Николая Рутченко мобилизовали в Армию. До начала Великой Отечественной войны он выступал с лекциями по истории в воинских частях, с 1941 года командовал ротой на фронте, попал в окружение. Участвовал в партизанских боях под Псковом, затем в Белоруссии, попал в немецкий плен. По подозрению в связи с эмигрантской организацией «Национально-Трудовой Союз» Николай Рутченко был помещён в гестаповскую тюрьму в 1944 году. Знаменитая тюрьма располагалась в Берлине, по адресу Принц-Альбрехтштрассе, 8.

Полгода Николай провёл в камере в ожидании смерти. В соседней камере находился племянник премьер-министра Великобритании У. Черчилля – Питер Черчилль. Питер был офицером спецназа, его захватили в плен немцы на юге Франции. Здесь они и познакомились во время прогулок по тюремному двору. Летом 1944 года Питера и Николая отправили по этапам в концлагеря – Заксенхаузен, Флоссенбург, Дахау. Питер давал Николаю уроки английского, лагерная жизнь их сблизила, взаимовыручка помогала выжить.

«В дороге и уже в самих лагерях мы продолжали общаться с Питером. Потом, спустя много лет после этих событий, мы долго переписывались. В 1950-х я даже гостил у него в Лондоне.» – рассказывал Николай Рутченко в 2005 году корреспонденту газеты. (6)

В конце войны, в составе группы политических заключённых, Николай Рутченко был вывезен под охраной СС в южный Тироль, где группа находилась под угрозой расстрела. После окончания войны его как политзаключённого распределили к англо-американским оккупационным войскам в лагерь Ричионе в Италии, откуда он совершил побег.
 
«Мне, как и многим другим русским военнопленным, помог князь Ромодановский (7). Я смог получить вид на жительство в Риме… Во Францию меня вызвал Аркадий Столыпин, сын Петра Столыпина. На тот момент он уже поселился в Париже», – рассказывал через полвека Н. Рутченко.

Так в 1948 году он оказался в Париже. Здесь он сотрудничал со многими изданиями. был членом редколлегий журналов «Мысль», «Наши дни», «Посев», «Русская мысль», а с 1981 года являлся заместителем главного редактора журнала «Грани». Приехав в Россию, Н. Н. Рутченко в 2005 году передал в архив «Русского зарубежья» в Москве большое количество рукописей лидеров Белого движения, в том числе 400 писем Деникина, 500 фотографий руководителей Белого движения, архив депутата Третьей и Четвертой Государственной думы Савича и архивные документы племянника Столыпина. Долгое время Николай Николаевич Рутченко работал над своими мемуарами о том, как прошли его послевоенные годы, о жизни русского зарубежья. На вопрос о том, был ли он в тех краях, где некогда на правом берегу Кальмиуса располагались земли, дарованные сербскому офицеру Рутычу за верную службу на благо России, Николай Николаевич отвечал:
 
«Нет, но места, где жили мои предки, для меня необычайно дороги.» (8)


Источники

(1) - Александр I Карагеоргиевич (1888-1934) - регент-престолонаследник Королевства Сербии (1914-1918), правитель Королевства сербов, хорватов и словенцев (1918-1921), король сербов, хорватов и словенцев (1921-1929), король Югославии (1929-1934). Получил образование в Женеве и Пажеском корпусе Санкт-Петербурга. Во время Первой мировой войны был верховным главнокомандующим сербской армии. В 1914 г. российский император Николай II наградил его орденом Святого Георгия 4-й степени, а в 1915 г. - орденом Святого Георгия III степени. После революции 1917 г. стал покровителем русской эмиграции. Для поддержания русской культуры выделил пенсии и пособия для Ивана Бунина, Константина Бальмонта, Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус, материально поддерживал русских учёных, оторванных от родины. Вместе с министром иностранных дел Франции в 1934 г. был застрелен в Марселе боевиком македонской националистической организации, связанной с усташами. В 2004 г. по указу Патриарха Сербского Павла во всех приходах Сербской Православной Церкви и РПЦЗ совершались заупокойные литургии и панихиды по убиенном Сербском Короле «по случаю 70-летия со дня его мученической кончины». https://ru.wikipedia.org/wiki/Александр_I_Карагеоргиевич

(2) - Русский эмигрант. Изд. кооператива «Русская колония». № 1.Берлин, 1920. С. 1-2.

(3) - От Российского торгово-промышленного союза в Бельгии. Русский понедельник в Бельгии. 1931. №199-70.С.2

(4) - Архиепископ Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский (1896-1966) - епископ РПЦЗ, архиепископ Западно-Американский и Сан-Францисский. Прославлен РПЦЗ в лике святых в 1994 г., прославлен Общецерковным Архиерейским Собором РПЦ в 2008 г. Родился в селе Адамовка Изюмского уезда Харьковской губернии, в дворянской православной семье Максимовичей, прихожан Святогорского Успенского монастыря на Северском Донце. К этому роду принадлежал митрополит Иоанн Тобольский (Максимович), подвизавшийся в Сибири в XVIII веке, прославленный в лике святых в 1916 г. В 1920 г. эвакуировался из Крыма в Константинополь. Окончил богословский факультет Белградского университета, получая пособие для российских беженцев. Опубликовал ряд богословских работ: «Почитание Богородицы и Иоанна Крестителя и новое направление русской богословской мысли», «Учение о Софии - Премудрости Божией» и др. Почитал короля Александра Карагеоргиевича, покровительствовавшего русским беженцам, отслужил панихиду на месте его убийства на одной из улиц Марселя. Многие эмигранты называли его духовным вождём русской эмиграции. В 1951 г. он говорил: «Я каждый день на проскомидии поминаю Патриарха Алексия. Он Патриарх. В силу обстоятельств мы оказались отрезаны, но литургически мы едины. Русская Церковь, как и вся православная Церковь соединена евхаристически, и мы с ней и в ней. А административно нам приходится ради нашей паствы и ради известных принципов идти этим путём, но это нисколько не нарушает нашего таинственного единства всей Церкви.» Принимал участие в строительстве кафедрального собора в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость» в Сан-Франциско, в крипте которого в 1966 г. и был похоронен.
(5) - Коник А. Рутченко Н. Нашу фамилию придумал канцлер. КП Украина. 2005. 22 ноября. С.14-15.

(6) - Там же.

(7) - Ромодановский С. Г. - князь, внук императора Александра II, герцог Лейхтенбергский, двоюродный брат короля Италии Умберто II.

(8) - Коник А. Рутченко Н. Нашу фамилию придумал канцлер. КП Украина. 2005. 22 ноября. С.15.