Глава 9. Древний язык, Ч и ШЖ

черновик

Книга 2

"Древний язык"

Глава 9

"Контекст “Звук” Древнего языка Руского контекста, “Ч” и “(ШЖ)”


Животный звук “Ч” был последним из тех естественных звуков человеков, которые в процессе детализации определили в итоге весь фонетический состав вообще всех языков, что вышли в то время из Руского контекста. Знание же звучания “Ч” сопровождало процесс поглощения пищи у человеков, - человеки элементарно во время него чавкали. А потому значением его было [пища и всё то, что с ней связано]. При формировании многоконтекстного руского языка происходит как детализация самого звука “Ч”, так и его значения.

Напоминаю, руский язык начинает формироваться как профессиональный язык добытчиков (зыряне, выходцы из кам(ь)ы, собиратели) и продавцов (вары, выходцы из ханты, охотники) соли. Поэтому по способу его формирования, - но только никак не по времени происхождения, нет, - он становится по сути так самым древним из всех языков (контекстов) Древнего языка Руского контекста.

(Кстати, с математической точки зрения тогдашнее множество слов руского языка можно рассматривать как пересечение множеств слов языков кам(ь)ы и ханты. Другими словами, это были слова, знания звучаний и соответствующие им значения у которых в обоих языках были так уже одинаковыми. А такое, если и могло быть, то только у слов образованных в едином, когда-то общим, их древнем ещё языке.)

Ещё раз, - Животный язык (в смысле язык животных формы Жизни “человек”) становится уже Древним языком (в смысле языком человеков формы Жизни “человек”), когда в нём появляется знание “огонь”. Т.е. знание звучания соответствовавшее значению (знанию признака) “огонь”, которое могли произносить уже сами человеки.

Но, и мы знаем это точно, все кам(ь)ы (выходцами, напоминаю, из которых были в том числе и зыряне) уже тогда (всё это происходило 15 - 12 тысяч лет до н.э.) имели для значения [огонь] соответствующее знание звучания, - “б(ь)ы” (”би”). Значением “б” в нём  была, - как мы это только что установили в предыдущей Главе, - [потребность]. В смысле сами кам(ь)ы воспринимали тогда огонь как необходимую им в Руском контексте возможность для удовлетворения в том числе их потребности в соли. (После “б” в “б(ь)ы” присутствует признак множественности “ы”, что говорит о том, что не для одной только потребности в соли служил кам(ь)ы огонь.) Которую они получали в виде золы за счёт использования огня.

Но руский язык в том числе ещё и потому возникает, что самой такой необходимости в получении соли посредством огня у тех, кто профессионально ею уже занимался, попросту не было и быть не могло. А это значит, что огонь, как возможность удовлетворения их потребности в соли, рус(ь)ю уже не воспринимался никак. Проще говоря, огонь не мог уже быть так для них “б”, чтобы ещё и самому у них так же называться, - “б(ь)ы”.
 
Ещё раз, - в связи с изменением в руском языке знаний в структуре значения [огонь], одновременно происходит и изменение в знание его звучания “б(ь)ы”, - не стало в структуре значений знания “потребность”, а значит и у соответствующего этой структуре значения ([огонь]) знания звучания (”б(ь)ы”) не могло уже быть знании звучания “б” с его значением [потребность]. Теперь им становится так уже “Ч” со значением [пища и всё то, что с ней связано]. Причём в структуре этого значения обязательно уже присутствовали и знание “огонь”, и знание “процесс приготовления (пищи)”. Из чего мы делаем вывод, что рус(ь)ы использовали огонь уже именно для приготовления пищи, но только никак не для получения соли (золы), которую они получали совсем другим уже способом и гораздо лучшего так уже качества.

О том, что всё так и было, мы знаем по огромному количеству объединений (слов), образованных позже в контексте “Слово” (Руском языке), с использованием именно знания “огонь” из структуры значения “Ч”. Например, - “что”, “чем”, “чур”, “луч”, “чудь”, “куча”, “очень”, “ночь”, “дочь”, “точь”, “чар”, и т.д.

Другое дело, и об этом мы тоже знаем точно, в многоконтекстном руском языке тогда объединяются знания звучаний “т” и “д” с их значениями. Но знания звучания “т” до этого не было в языке у зырян (выходцев из кам(ы)), а потому принятие ими его уже в контексте руского языка потребовало от них переосмысления в том числе и тех знаний звучаний, что у них в языке тогда уже были. И одним из таких знаний звучаний, значение которого у них в языке в свете новых их знаний следовало переосмыслить, было знание звучания “Ч”. Потому как теперь они уже различали, а значит и сами могли  говорить, звук “т”, то они явственно его уже так находили и в знании звучания “Ч”, - “т(ШЖ)(ь)”. Здесь “(ШЖ)” это древний шипящий звук, знание звучания которого тогда ещё не детализировалось на звуки “ш” и “ж”.

Т.е. в руском языке так тогда со звуком “Ч” происходила история очень похожая на ту, что задолго до этого была с древним звуком “(СВ)” в Животном ещё языке. Это когда в процессе детализации из его знания звучания выделилось уже одно из знаний звучаний (в зависимости от контекста Действительности это было или “В”, или “С”) со своим значением. И таким образом возникла необходимость тому знанию звучания, что от него так осталось, тоже задать какое-то значение, - ну не пропадать же просто так новому звуку, который, получается, возник сам по себе!

В случае детализации знания звучания древнего звука “Ч” необходимость задать соответствующее значение возникла для звука “(ШЖ)”. Потому как у звука “т” оно тогда, получается, уже было, а именно [делать]. С учётом этой “поправки” значение “Ч” “читалось” теперь в Руском языке уже как [делать “(ШЖ)”]. Осталось теперь только понять, что этот звук мог вообще так уже значить, чтобы сформировать таким образом значение его знания звучания в руском языке. Это чтоб потом тоже можно было его в нём использовать.

Ещё раз, - с обретением знания звучания “т” с его значением в руский язык, знание звучания “Ч” в нём стало восприниматься уже как знание звучания объединения “т(ШЖ)(ь)” с соответствующим у него значением.

(Кстати, о том, что процесс замены восприятия знания звучания “Ч” с отдельного звука “Ч” на объединение “т(ШЖ)(ь)” в руском языке был процессом мучительным и достаточно так трудным, нам говорит тот факт, что в объединениях с ним тогда сформированных, в речи могли опускаться знания звучания “т”, - и то, что было в самом объединение “(т(ШЖ)”, и то что в общем объединении было с ним рядом. Например, - “что” (”т(ШЖ)(ь)то”) произносилось как “што” (”(ШЖ)то”), или вообще уже как “шо” (”(ШЖ)о”). А те же “шти” (”(ШЖ)т(ь)ы”) становятся со временем уже просто так “щи” (”(ШЖ)(ь)ы”).)

В результате детализации древнего звука “Ч” как объединения “(т(ШЖ)(ь)” на “т” со значением [делать] и “(ШЖ)”, последнему из структуры значений “Ч” для его уже структуры значений остаются так знания “процесс приготовления (пищи)” и “пища”. Именно с этими знаниями в своей структуре значений древний звук “(ШЖ)” и входит тогда в руский язык.

Другое дело, что с ним происходит потом всё то же, что в своё время произошло с древним звуком “(ТД)” в руском языке. Это когда у него в разных контекстах Действительности сформировались разные знания звучаний, - “т” и “д”, - с разными уже знаниями в их структурах значений. Чтобы потом им снова уже встретиться в руском языке, но уже как разные звуки со своими значениями. Так в контексте руского языка, но в разных уже контекстах Действительности сформировались потом звуки “ш” и “ж” с разными у них там значениями.

Безусловно значения “ш” и “ж” были так уже разными. Общим (знанием) у них было одно, а именно “измельчение”. Причём значение “ш” в большей степени относилось так к самому этому процессу, в то время как значение “ж” в большей степени относилось к той пище, что в этом процессе участвовала. Потому значение того же “ш(ь)ы” (”щи”) “читаталось” как [что-то измельчённое из пищи (для приготовления на огне)]. А “щепить” значило тогда [измельчать что-то (возможно даже для приготовления пищи) ]. Потому как та же “щепка” не обязательно была так уже частичкой пищи, потому как была она всего лишь “ка”. Т.е. вовсе даже не кусочком пищи, а кусочком всё равно чего, но по своим размерам очень похожим так на размер кусочка пищи (который можно было уже запросто проглотить).

(Кстати, в разных контекстах Действительности руского языка в структурах значений когда-то одних и тех же слов накапливались настолько уже разные знания, что со временем они приводили и к смене знаний звучаний у этих слов. И чаще всего (потому уже “чаще”, что я других сегодня просто не знаю) “виновником” этих изменений в Языке было знание “соль” с возможными у него в нём значениями [соль] и [быть “с”].

Так в Руском контексте всегда было слово “чеп” со значением [соответствующее сельскохозяйственное орудие]. Но никогда не было “цеп” с тем же самым значением, но которое, наоборот, было в другом контексте Действительности, где никогда в свою очередь не было “чеп”. Чтобы понять, в чём так была разница, их следует “прочитать”. “Чеп” - “ч(ь)эп” (”(т(ШЖ)(ь)эп”) - [потребность (необходимая) для подготовки (любой) пищи для приготовления её потом на огне]. Проще говоря, так назывались 2-3 палки, связанные за концы, которыми выбивали зёрна из колосьев (молотили их так).

А вот из “прочтения” “цеп” сам этот инструмент выглядит уже несколько по другому, - “тсэп” - [делать быть “с” (с) (любой) потребностью]. Как видите, про пищу здесь даже ни звука. Потому как это знание звучания отмечало вовсе даже не предназначение самого этого инструмента, а его конструкцию. Обращаю внимание, здесь вместе со знаниями звучаний и их значениями поменялись уже в том числе и знания связей. И теперь та же “э” относится уже вовсе не к “ч”, - как это вообще и свойственно рускому языку, - а уже к “п”, - как это ему вообще уже так не свойственно. Почему так, и что из этого следует, разговор у нас ещё впереди.)

А здесь мы только лишь подведём промежуточный так итог, -

- древние звуки “(СВ/з)” = 1657, “(ТД)” = 1288, “(НМ)” = 1195,   “(ЛР)” = 1130, “(КГ/х)” = 885, “(ПБ)” = 552, “(Ч/шж)” = 328 возникают в Животном ещё языке как естественные знания звучаний у животных (представителей) формы Жизни “человек”, которые они сами могли уже говорить. Окончательная детализация их знаний звучаний и их интегрированных значений в Руском контексте Действительности знаменует собой и окончание формирования всего фонетического состава звуков с собственными у них значениями из знаний признаков (мы называем сегодня такие звуки “согласные”), и появление таким образом руского языка, как одного из вообще языков Древнего языка. Т.е. Древний язык, это был язык уже именно человеков, но только никак не животных.

Звука "ц" в Руском языке никогда, получается, не было. А вместо него было объединение "тс", которое с появлением письменности стало записываться уже как "ц". То же самое и со звуком "ф", - рус(ь)ы не признавал его до последнего, всё считали причудой разных там немчиков, которые по их мнению вообще плохо умели выговаривать разные звуки. А потому окончательно этот звук закрепился в Руском уже языке только с появлением в нём письменности.