Про Рыб. 3

ДРУГАЯ РЫБА И ПЕРЕМЕНА МЕСТ СЛАГАЕМЫХ
С ВИДАМИ НА ПЕРЕМЕНУ МЕСТА ЖИТЕЛЬСТВА
(ИЛИ ДРУГИЕ ГОРИЗОНТЫ ДЛЯ ДРУГОЙ РЫБЫ)

  Другая Рыба, что в общем-то для нее свойственно, не принимала участия в фундаментальном рыбоустройстве, захватившем весь город. Она, как обычно дрейфовала в своих любимых мыслях и в своей любимой луже. Наконец-то в ее уединенной странно-загадочной действительности появился некто соответствующий сюжету ее жизни.
 Ни барыга, ни альфонс, ни профессор, ни бездарь, а такой загадочный и видный Черный Карась… К тому же она покорила его с первого взгляда.
Но вот только он появился и пропал.
Потом до Другой Рыбы начали доходить слухи, будто Черный Карась слег от любовной горячки.
Эта новость сорвала кокон с ее нераспустившегося сердца, и поселила в нем семена первого чувства. Как написали бы в любовном романе прошлого века.  Но оставим века: они, как оказалось, переменчивы и не выдерживают неоправданной избыточности чувств, опосредованных в куртуазно-поэтическом преломлении витиеватого стиля письма. Поэтому мы скажем проще, и далее будем изъясняться соответственно. «Другая рыба мечтала!». Это была мечта-тельная рыба.
Другая Рыба думала о Черном Карасе, который примчится на белом коне и умчит ее на край света.
 Глупо! Сами понимаете. Но Другая Рыба была как раз в том возрасте, когда такие умонастроения не кажутся глупыми. Это было ее первое паломничество в страну романтических иллюзий. И ее мечтания были весьма стандартны для любой молодой рыбы. То есть почерпнуты из проверенных кем-то ранее источников. Поэтому Черный карась на белом коне как образ ничем таким оригинальным не отличался. Но вот только само  видение не выдерживало никакой критики.
 Черный Карась на белом коне выглядел неприлично мешковато: то он сползал с седла в какую-нибудь сторону, то конь под ним начинал непреднамеренно спотыкаться.
В конечном итоге Другая Рыба забросила этот хлопотный мираж и его сменила другая иллюзия чувств: в которой небеса распахивались, подобно форточке, и в ней появлялось задумчивое и такое загадочное лицо Черного Карася!
Следующую неделю Другая Рыба томила себя лицезрением объекта своих симпатий в легком мареве кружевных облачков.
Это продолжалось до тех пор, пока какой-то нерасторопный докер не уронил в ее лужу увесистый обломок генеалогической древесины (особо ценное бревно).
Полено больно ударило Другую Рыбу в бок и вернуло в реальность. В луже плавали объедки газет, по краям громоздились кучи щебеня, тут же плавал ценный обломок генеалогической древесины…
 Другая Рыба потерла ушибленный бок, подняла глаза небу, где все так же безмятежно маячила фигура Черного Карася, посмотрела вокруг и почувствовала первый приступ гнева:
- И это обещанный мне памятник?!– воззвала она, за неимением других собеседников, скорее всего небесам.
- Смотри сама, - лаконично ответили сверху.
- И это все чего я заслуживаю? Это моя жизнь? -  продолжала уже совершенно сердитая Другая Рыба.
- Се ля ви… Лайф из лайф…
Жизнь – это не фунт изюма и не кило печенья! – громоздили небеса свои многотонные прописные истины восклицательными знаками молний.
Внезапно налетела сизая туча, и первая очередь дождевых капель прошила безмятежную лужную гладь.
Возможно, это был обычный весенний ливень, но Другая Рыба к тому времени уже научилась различать знаки небес.
 Она поняла, что все на свете происходит не случайно. Можно даже так сказать она поняла, что случайностей на свете не бывает никогда. Но, увы, это ее не утешило.
- Ухожу! – сердито сказала Другая рыба, - В никуда! И пусть вам всем будет хуже, - сказала она совершенно непонятно кому, но лишь бы они отстали… Эти непонятно кто…

РЕВНОСТЬ РАКУШКИ, РОЖДАЮЩЕЙ МИРЫ

 Другой Рыбе захотелось спрятаться с головой под одеяло и вдоволь там поплакать. Но им не дано прятаться под одеяло. Они слишком голые в своем водном пространстве пятого океана. Поэтому Другая Рыба отправилась куда глаза глядят, не замечая Ракушку Рождающую Миры, которую привалило куском мрамора, тут же, на берегу некогда такой уютной и любимой лужи.
Ракушке было больно и обидно. Возможно она просто ревновала Другую Рыбу. Потому, что сказки про белого коня были уже о ком-то другом, и не нравились Ракушке своим явным упадничеством. Но сейчас, глядя вслед удаляющейся Другой рыбе Ракушка бесконечно грустила о прошлом и хотела его вернуть.
Поэтому ливень так же внезапно прекратился. Небесная форточка захлопнулась и вокруг и везде воцарились мир и порядок, но Другая Рыба этого не замечала. Она брела в неизвестном направлении.
Точнее она решила навестить своих родственников, которых очень давно не видела. И хотя общее направление жизни ей было неизвестно, адрес был весьма точен: село Воздвиженка, далее пешком, Гайворонская улица, дом номер пять.


КУБАТУРА ШАРА

 Пока Другая рыба выясняла отношения с небесами, ГдетоМудрый Чёрный карась подбирал другие обороты для Другой Рыбы,  Скульптор Всех Времен и Народов корпел над очередной концептуальной моделью.
 На этот раз он решил довести до своего завершения некую логическую идиому. Упершись извилиной в золотое сечение, имеющее хождение в народе под символическим названием «Квадратура круга», Великий Скульптор довольно логично предположил, что в трехмерном варианте «Квадратура круга» легко превращается в «Кубатуру шара».
И, к тому моменту, когда мы заглянули в его мастерскую, он уже наполовину обосновал эту свою идею. Итак, что же будет представлять собой это чудо света?! – задавался вопросом Макиавелли.
 С точки зрения идеи все выглядело более или менее логично. Чего не додумал Леонардо, додумал он. Но как донести до слабеющих умов всю монументальность замысла?!
Полы мастерской равномерно загромождались набросками, глубокие морщины бороздили лоб Великого Скульптора, собирая в своих пересечениях капли горячего пота, пока его не осенило - объемную вещь нельзя решать в объеме.
- Пусть музы взовьются над нами, ликуя! – вдохновенно зашелся Великий Скульптор, когда понял, что – «Кубатура шара» это не скульптура. Это – кантата, или фуга… На худой конец – оратория.
Благо слова к ней уже начали сочиняться.
- Взовьемся же мыслью подобно Икару! На подвиг, на дивные мысли свершенья! - раззадоривал себя Великий Скульптор. И листы оратории ложились, на бог весть, откуда взявшийся по случаю, рояль в кустах.

ОРАТОРИЯ

Как это ни странно, принцип руинизма на сей раз не погреб под собой очередной творческий опус Великого Скульптора . Дело в том, что текст оратории был подслушан Бруно Спайдермэном - бритоголовым кокер-спаниелем, бывшим газетчиком - ныне лидером экстремистской группировки «Круши все», которая взяла Руинизм в основу своей не очень оригинальной теории.  И его газета уже на следующий день опубликовала полный текст «Кубатуры шара», в котором бритоголовые оценили не столько посыл мыслящему человечеству, сколько ее очищающую разрушительную энергию.
- Не славы мы алчем, а мига прозренья!
Презрев мягкотелость, отринув сомненья!
С самого утра на улицах города бодро распевали радикально настроенные руинисты.

РУИНИЗМ И ЕГО ПОКЛОННИКИ

Но такое положение дел вовсе не входило в планы Великого Скульптора.
- Попытки увековечить Руинизм – это абсурд! – пытался урезонить своих не в меру расходившихся поклонников Макиавелли, но так, как сделать это было уже невозможно, он просто заявил, что отказывается публиковать текст оратории.
- Произведение, от которого отказался автор – вершина Ринизма! – откликнулись на это заявление бритоголовые газеты.
А Макиавелли в первый раз задумался о том, что ситуация развивается без его на то согласия, то есть – ситуация уже не требует автора.
 В городе начался необратимый процесс инакомыслия, и вскоре это почувствовали все, включая Другую рыбу, Гдетомудрого Черно-го Карася, Сильди и Сазона Сазоновича.
 
ЧЕРНЫЙ КАРАСЬ И ПУШКИН

Ожидая посыльного, Гдетомудрый Карась лежал на диване и перечитывал Пушкина. Ему не давал покоя их совместный (с Другой рыбой) памятный поэтический экскурс, выходящий далеко за рамки школьной программы.
И, похоже, он не ошибся.
В тексте:
 «Мороз и солнце, день чудесный», - только эту строку можно было считать авторской, в силу описанных там климатических условий, потому, что:
«Пора красавица, проснись! Открой, сомкнуты негой взоры…», -  это уже был слегка упрощенный вариант «Воскрешения из мертвых», все тех же сенегальских колдунов.
- Ай! Да - Пушкин!
Ай! Да – сукин сын! – то  и дело восклицал он, не подозревая прямого цитирования.
- А ведь он – шаман, - думал Черный Карась о Пушкине, забывая замечать гения. «Видимо негритянские колдовские ритмы намертво впаялись в гены великого поэта, и уже в адаптированном виде пришли в Россию к ничего не подозревающим потомкам».
Еще некоторое время Гдетомудрый Черный Карась нараспев читал его стихи, находя все новые и новые доказательства.

 КСТАТИ, О СИЛЬДИ…

Собравшись в путешествие, Друга Рыба для начала решила остановиться у своих родственников – Сирина и Сигризмунда Плотвиных.
Поселившись у дядюшек, первым делом она отправилась к Сильди –  своей подруге детства, и застала ее, когда та куда-то собиралась.
Другая рыба, как и любая замкнутая натура, имела в своем активе обязательную подругу детства, которой при случае выбалтывались все новости. И для Другой рыбы такой подругой была Сильди.

Сильди была селедкой и отличалась присущей всем селедкам необузданностью нрава, быстротой и неточностью суждений и общей жизненной неуемностью… Круг ее интересов очертить было сложно.  Сегодня это мог быть концептуальный театр. Завтра Сильди уже подвязывалась брать интервью у какого-нибудь модного художника,  послезавтра собиралась выходить за него замуж, а еще через неделю, охладев к своему избраннику, делала ставки на ипподроме, где проигрывалась в пух и прах, и ее тотчас начинал утешать «такой видный мужчина: «банкир, бывший разведчик, три острова излазил самостоятельно в шортах и с удочкой. А еще у него собственная галерея современной живописи!».    -   
- Представляешь?! – откровенничала Сильди, одновременно раскрашивая плавники в самые радикальные цвета.

ФИЛОСОФИЯ СИЛЬДИ

 То есть про эту жизнь Сильди знала все! Вот и сегодня, едва выслушав Другую рыбу, она принялась сыпать советами и предложениями, недостатка в которых никогда не испытывала.
- Значит так! – говорила Сильди,
- Твоего Черного Карася нужно: «Озадачить, Очаровать и Отбросить!».
Видимо в ней проснулся вологодский вариант Александра Македонского. Впрочем, решительности Сильди было не занимать, что, собственно, и есть первый признак стратега.
- «На чернокнижника нужно воздействовать магией»! - выставила Сильди в качестве первой стратагемы.
- Надо раздобыть чудодейственное снадобье у одной моей знакомой ворожеи, - продолжала она.
Затем по замыслу Сильди, стоило усыпить бдительность Сазона Сазоновича, и подменить лекарство, которым тот потчует Черного карася, и дело в шляпе!.
И дело в шляпе!  Зелье действует только четыре часа, но за это время обычно происходит столько всего… судьбоносного, - щурясь от восторга продолжала Сильди, - что иногда бывает поздно отказываться от содеянного… Некоторые приходят в себя только перед алтарем! А некоторым хватает и на всю жизнь, - возбужденно говорила Сильди, а в Другой Рыбе рождались какие-то совершенно необоснованные надежды.
-  Ты мне поможешь? – с замиранием сердца спросила Другая Рыба..
- Конечно  - ответила та, - Только идти тебе придется самой. Таков закон, -  продолжила Сильди.

 Вот только Сильди не знала, что ее знакомая ворожея - Воблин Вобла, к которой Сильди, собственно, и решила направить Другую Рыбу, приходилась Гдетомудрому Карасю ни кем иным, как родной бабушкой.
А это было немаловажным для дальнейших событий.

СИРИН И СИГИЗМУНД ПЛОТВИНЫ

А дядюшки Другой Рыбы были представителями редкой профессии.
Они были потомственными ихтиологами и всю свою сознательную жизнь изучали жизнь древнюю - глубоководную. Что в нашей местности можно приравнять к динозавроведению.
Всегда, когда дядюшки садились за стол, например, попить чаю или раскинуть картишки, они начинали перемывать кости, но только кости доисторические, так сказать - проветренные (проверенные) временем. И общаясь с дядями Другая Рыба чувствовала себя почти инопланетянином.
 Потому что разговоров в этой компании всегда были яхонотоперсы,  архипитерии-мангусы, себероморские гугрены и другие, вымершие почти сказочные монстры, от которых современным рыбам в наследство остались только убедительного вида скелеты, выставленные на всеобщее удивление в Центральном Склептозарии.
Но для Сирина и Сигизмунда Плотвиных именно они и являлись реальностью.
Вот и сегодня за вечерним чаем Другая Рыба услышала диковинную и трогательную историю о доисторическом романе Черного дракона и фее рыб Роксатолине, доводящейся Другой Рыбе чуть ли не пра-прабабушкой, по утверждению дядюшек.

ЛЕГЕНДА О ЧЕРНОМ ДРАКОНЕ ФАБРИЦИУСЕ
 И ФЕЕ РЫБ - РОКСАТОЛИНЕ ГЛУБОКОВОДНОЙ

В незапамятные времена, когда рыбы еще не потеряли своей способности ходить пешком, произошла странная встреча глубоководной феи рыб – прекрасной Роксатолины и Черного дракона Фабрициуса ужасного.
Плодом же этой встречи явились на свет пятьсот потомков. Долго и счастливо жили Роксатолина и Фабрициус, пока в один прекрасный момент не решили расстаться.
А решив, детей поделили поровну. И те, кто остался с Фабрициусом, наследовали землю, кто же ушел с Роксатолиной погрузились в пучины морские и дали жизнь всем морским обитателям.

- И что? – возмутилась Другая рыба. – Я-то здесь при чем? – спросила Другая Рыба.
На что дядюшки заговорщически перемигнулись:
- Видишь ли, - наконец, сказал один из них, - узор твоего хвоста свидетельствует о том, что старинная легенда не есть чистой воды вымысел, - начал первый.
- Такой узор передавался через сотни лет потомкам этого странного союза, потому что другие дети, которые рождались у Роксатолины позже уже не несли на себе такой отметины, - подхватил второй.
- Ты седьмое засвидетельствованное нами подтверждение достоверности легенды.  – продолжил первый, - А то, предыдущее, которое было перед тобой, датировано трехсотлетием до Нашествия английских докеров.
-  Этого даже мы не видели, - закончил рассказ второй из дядюшек.
-  И чем это мне грозит? – поинтересовалась Другая Рыба.
- Ничем! – в один голос заявили Сирин и Сигизмунд Плотвины. 
- Никто не знает, как расшифровываются эти знаки и для чего они нужны. Ключ, видишь ли, давно утерян.
- Но все твои предшественники прожили, в общем-то, совершенно спокойную жизнь. Ничем особо выдающимся себя не обременяя, но с научной точки зрения…  И дядюшки опять с головой погрузились в рассуждения, смысл которых Другой Рыбе был совершенно неясен, или не интересен.
- По моему – все это – ересь. И узор хвоста, это издержки наследственности, которые ничем, кроме как принадлежностью к роду Других Рыб не является. А если не сохранилось портретов Роксатолины, то и утверждать принадлежность нашей породы и легендарным (из легенды) родственникам, не имеет никакого смысла… - продолжала упираться Другая Рыба.
- В том, то и дело, что сохранился… Не портрет, конечно, но изображение, датированное таким временем, когда яхонтопетры еще были младенцами.
Этот довод (про яхонтопетров) окончательно убедил Другую Рыбу в том, что с узором своего хвоста надо как минимум разобраться.