Деньги, поезд, рыба, ствол

На заседании кафедры решили отправить в Богучаны «младшенького» - Петра Сазонова. Из милосердия. Обычно блатные командировки доставались более маститым сотрудникам, но сейчас парня надо поддержать. На его зарплату даже килограмма масла не купить, а тут северный коэффициент, да и в самом районе доплаты обещали. Как раз на второй килограмм наскребется. А если правильно себя поведет, то и на третий.

Девяносто второй год, февраль.  Страна в нокдауне. Крутиться, вертеться, торговать, воровать, откупаться люди научатся позже. А пока никто ничего не понял, просто цены подскочили раз в десять. И растут буквально каждый день.

Итак, по направлению кафедры Петр Иванович Сазонов, Петя, вчерашний студент, тщедушный аспирант-математик едет в далекий поселок Богучаны проводить для абитуриентов Олимпиаду. Хитрая схема, которая работала в северных районах и позволяла талантливым ребятам поступать в вузы досрочно. Или не совсем талантливым, зато из хороших семей.

Малая авиация в те годы еще держалась. Это позже, в конце девяностых, северные районы окажутся отрезанными от края. Но денег на самолет в Университете нет, на купе тоже. Петр едет до Карабулы в плацкарте, там его встретят, двадцать километров до Богучан.

Как назло, место в крайнем отсеке, рядом с туалетом. Белье не выдают. Нет белья. В вагоне холодно лютый дубак. Поезд отъезжает в полдень от Красноярска, ровно через сутки прибывает в Карабулу. Обратный движется точно в том же ритме.

Ресторана в поезде тоже нет. То есть, он есть, но там не кормят. Зато продают водку и пиво. Казалось бы, зачем? Ведь все везут своё. Никаких запретов, никаких нормативов, пьет весь поезд от старта до финиша. Но потом, когда в полночь заканчивается горючее, сакральный смысл вагона-ресторана раскрывается во всей красе.

***
Сначала Петр ехал один. Нижняя полка, тощий портфель под сиденьем. В термосе – чай с лимоном. Не то чтобы Петр был трезвенником, но русской душевной тяги непременно выпить в поезде не испытывал. Худосочный, бесцветный, незаметный очкарик. На фоне колоритных пассажиров – бывших и будущих зэков, их жен и подруг, ментов, лесозаготовителей, сезонных работяг-шабашников, торговцев с баулами – Петр выглядел белой вороной. Впрочем, никому до этого и дела не было.

В Уяре подсел первый попутчик. Невысокий мужичок с дубленым морщинистым лицом. Экипирован как надо – унты, дубленка, мохнатая волчья ушанка. Петр уже начал замерзать – в вагоне едва выше нуля, по ногам дует как в тундре. Мужик без слов достал поллитру, охотничьим ножом нарезал сало и хлеб.

- Будешь?

- Спасибо.

Настоящие сибиряки много слов не тратят. По одной, еще раз по одной, на этом Петр остановился. Ближе к Канску сосед достал вторую бутылку, вот же здоровье у мужика.

Но недолго ему пришлось пить в одну каску. Канск. Врата в ад. Вторая попутчица - женщина-вамп местного разлива. Лет, наверное, и сорока нет, но выглядит ближе к полтиннику. Морщины, мешки – алкогольный опыт не скроешь. Яркая, неуместная помада, нарисованные брови, пугающее, мертвенное выражение. Достала из вещмешка эмалированную белую кружку, бросила поклажу на верхнюю полку, без слов подсела к мужичку. Тот без слов налил. Начался длинный бессвязный монолог:

- …Я ему с вертухи вкрутила, он аж присел. А не надо таким кобелем быть, сто раз говорила…

- …У нас в хате Верка была за старшую, здоровенная, шпалы на железке укладывала. На сущей ерунде погорела с подельничком, он ее сдал, сам на свободе. Ничего, выйдет, убьет…

- …Любовь штука такая, как говно. Пока теплое, греет. Как остыло, воняет…

Петр начал дремать. Несмотря на запрет проводника, подстелил матрас под себя, с верхней, свободной пока полки стащил другой, укрылся. Сосед достал третью бутылку. Женщина-вамп из последних сил забралась на верхнюю полку и закуталась в свой матрас. В девяностые к гигиене, как и к дисциплине, подходили проще.

***
Гудок, тормоз, свет в глаза. Сосед спит, за окном фонари, шум, гам, движение. Решоты. Стоянка двадцать минут. Встречный поезд, обратный, на Красноярск, стоит ровно в эти же минут на платформе напротив.

А между поездами – ярмарка. Единственный шанс для местных подзаработать. Торговать высыпает вся деревня, за полчаса надо успевать. Петр накинул пуховик, натянул шапку, вылез ноги размять.

- Пирожки, пирожки, с мясом, ливером, яйцом. Пирожки съедобные, в животе удобные, съел, попердел и доволен!

- Самогоночка на кедровых орешках! Хошь – тут нальем, хошь – в бутылку отольем. Подходи, пробуй, рюмка бесплатно, поллитра за деньги.

Полчаса поселок жил и зарабатывал. Остальное время зэков охраняли.  Решоты – столица Гулага, на зоне работали и стар, и млад. Зэков откинувшихся тоже много проживало – сначала на вольном поселении, а затем куда уже ехать? Никто не ждет, а тут все привычное.

- …Огурчики, картошечка, всё домашнее, цена не страшная…

Петр еле проморгался на перроне. Такой шок – из темноты вагона в самую гущу станционного торжища. Пошарил в карманах, купил кедровых орехов пакетик. Непонятно зачем, вроде не хотел.

Резкий гудок. Бабки на перроне начинают сворачивать импровизированные прилавки. Который поезд куда идет? На мгновение Петр потерялся, но таблички на вагонах помогли.

В его плацкарте кое-что успело измениться. Новый пассажир, видимо, сел тут, в Решотах. Забрался на верхнюю полку – свое законное место. И прихватил оба матраса. Один подстелил, вторым накрылся – классика.

Поезд тронулся. Петр с ногами влез на сидение. Все равно прохладно. Попытался забрать хотя бы один – свой – матрас у соседа сверху. Тот, не просыпаясь, вцепился в свою «постель» мертвой хваткой и угрожающе замычал. Петр обреченно сел обратно. Водки бы выпить, но сосед напротив давно спит, как моллюск в раковине.

Вот и пригодились орешки. Второй час ночи, весь поезд погрузился в нехороший, пьяный, надрывный сон. Петр тоже прикорнул, но тут же проснулся от громкого стука. Раздавался он из-за стенки, где туалет. Пошел посмотреть – оказывается, проводник ломом разбивает замерзающий слив. Стоит и долбит ломиком в самое очко. Романтика.

Через какое-то время Петр снова задремал – сидя, с ногами на сидении. Непонятно, сколько было времени, когда за плечо кто-то ощутимо потряс.

- Слышь, братан. У тебя там под низом место есть?

Петр толком не успел проснуться.

- Ну да, вроде есть.

- Давай я к тебе сумку положу, там ствол, надо спрятать. Да не ссы, я скоро вернусь.

Петр привстал. Почти рефлекторно, спросоня. Незнакомец в мохнатой ондатровой шапке и рыжей дубленке протягивал спортивную сумку. Нелепого красного цвета, с тремя белыми полосками.

- Ты ее даже не трогай, чтобы пальцев не оставить. Просто открой ящик, если что, скажешь, не знаю, не моё. Проблем не будет, отвечаю.

Петр, спросоня, словно под гипнозом, поднял сидение. Незнакомец кинул туда сумку, хлопнул Петра по голове – видимо, это был жест приятельства. Быстрым шагом двинулся вперед по ходу поезда.

Долго ли коротко, очередная станция. В поезде не спит, наверное, только Петр. И проводник, который каждые полчаса с ломиком ходит в сортир. И машинист, хотя не факт, но очень хочется в это верить.

Протяжный гудок, поезд останавливается, свет в окно. Хорошо видно перрон, как днем. Двое милицейских выводят под белы рученьки того самого мужика в забавной рыжей дубленке. Вежливо, но плотно пакуют в невесть откуда взявшийся бобик. Петр снова засыпает. Ниакаой реакции на происходящее. Это может показаться странным, но силы у человека имеют свойство заканчиваться неожиданно. Особенно в поезде «Красноярск-Карабула» в самом начале девяностых.

***
Морозное утро. Состав постепенно оживает. Проводник методично долбит ломиком слив, редкие чистюли пытаются чем-то умыться. Основной народ похмеляется.
Последние часы тянутся особенно медленно. Проснулась алко-вамп на верхней полке, коренной сибиряк на нижней достал откуда-то очередную бутылку и налил себе граммов сто.

- Будешь?

- Не, друган, мне работать сегодня.

- А мне, б**ть, отдыхать?

- Убедил.

Площадь перед станцией в дымке от автомобилей. Богучаны в двадцати километрах, приезжающих встречают родственники, друзья, коллеги.

А вот интересная компания. Петр их сразу заметил. Две одинаковых «шестерки», дымят, что твой паровоз, шестеро встречающих. Бандюганы старой закалки не носили кожаных курток, не брились налысо, как в современных сериалах. Они выглядели просто и практично. Практично – значит, тепло, просторно и убить кого-нибудь можно без проблем. В сериалах нашего времени бандиты – крепкие молодые парни с обликом боксера или борца. В реальности девяностых – неказистые, но решительные взрослые мужики с одубевшими на лесоповале лицами. Они явно были тут не чужие. Поздоровались с проводниками, пошептались. Вдруг, как по команде, куда-то испарились.

Петр принялся одеваться. Брякнулась с верхней полки задремавшая после опохмела попутчица, спрыгнул захватчик матрасов – непроницаемый бурят с квадратным лицом. Петр дождался, пока все выйдут, достал портфель с бланками олимпиадных работ.  Что делать с сумкой? Там ствол, хозяин арестован. Соблазн адовым огнем задымил в черепной коробке.

Ствол – это могущество. Защита. Тайная власть. С другой стороны, это опасность, это незаконно. Вдруг кровь на нем? А если поймают?

Двери вагона кто-то осторожно приоткрыл, затем рывком нараспашку. Те самые бандиты с перрона. Петр вздрогнул, из портфеля посыпались бланки. Они номерные, потерять нельзя! Петр засуетился, а когда поднял глаза, мужики прошли дальше. Внезапный импульс, была-не была, и вот Петр быстро вытаскивает тяжелую, непомерно длинную сумку, портфель под мышку, быстрым шагом на выход.

***
- Петр Иванович, добро пожаловать! Виктор Иннокентьевич очень извиняется, сам не приехал, дела, я вас встречу, довезу, там для вас уже стол накрыт. Как доехали?
Всего лишь водитель. Ладно, едем. Без ковровых дорожек обойдемся. Хотя, коллеги учили насчет северного гостеприимства. Надо принимать с достоинством и брать по максимуму.

- Владимир Иннокентьевич предлагает вам у него дома пожить. Теплее, чем в гостинице. А командировочные вам оплатят в любом случае, не волнуйтесь. Там у него баня отличная, согласны?

Петр прикинул сумму экономии и кивнул.

- Ну вот, приехали! Вы просто бросьте вещи, и поедем обедать. Потом выспитесь, дорога непростая была. Какие времена, такие дороги.

Петр вышел возле крепкого деревенского дома. Ворота открыла женщина неопределенного возраста в платке, как в старину.

- Петр Иванович, заходите, гость дорогой. Мы вам комнату истопили, постель чистая, но сначала езжайте поесть, вас ждут в районо.

Петр прошел в свою комнату. Дощатый крашеный пол, железная кровать с панцирной сеткой, тканые половики. Петр достал рубашку из портфеля, повесил в шкаф. Может, даже гладить не придется, сама отвисится. Открыл красный нелепый абибас. И остолбенел.

Ружье. Красивое, дорогое – сразу видно. Несколько коробок патронов. Одна успела развалиться, патроны живописно рассыпались. Но не от этого остолбенел Петр. Ох, не от этого.

Деньги. Много. Очень. Очень много денег.

- Петр Иванович, поехали пообедать, а потом уже отдохнете. В баньку сходите, как раз протопят хорошенько. И выспитесь. У нас хорошо спится. Тихо у нас. Когда не стреляют.

***
- Петр Иванович, дорогой, мы вам очень рады!
Владимир Иннокентьевич командовал местным районо. Отделом образования. Это был его звездный час.

Объясняем на пальцах. Олимпиада, которую Петр приехал проводить, обеспечивала нескольких богучанских выпускников гарантированными местами в вузах Красноярска. Значит, при должном уровне личного контакта, именно Владимир Иннокентьевич мог на процесс повлиять. В Богучанах в этот момент не было персоны важнее.

Впрочем, за столом, накрытом в кабинете заведующего, были и другие вип-персоны. В то время коррупция предпочитала маскироваться под гостеприимство и личное уважение.

Глава района – Илона Григорьевна, умная, жгучая, цепкая брюнетка в закате красоты и расцвете влияния. Начальник милиции – Степан Петрович, классический мент с декоративным пузом и лысеющим черепом. Уголь, зоны, лес, шабашка. Выгодная должность по тем временам.

Остальных участников пиршества описывать не станем за экономией вашего времени.

А пир был знатный. Соленые грузди, сугудай из хариуса, осетр, картошечка вареная, сметана, красная икра, пирог из оленины, дикая утка из духовки… Без водки, само собой, никак. У Петра принцип был простой: дают – бери, наливают – пей. Научная карьера в девяностые потеряла смысл, к бизнесу (в тогдашнем его понимании) у Петра склонности не было, трусоват. Так что жадность у молодого преподавателя была, так сказать, вынужденной, но при этом ухватистой и всеядной.

Наливают на сибирских Северах грамм по семьдесят, ровно на хороший глоток. Беседа длинная, каждый сельский начальник должен высказаться, как он лично рад приезду Петра Ивановича, намекнуть, мол, что готов эту радость воплотить материально. Когда очередной тостующий в третий раз заботливо поинтересовался, как дорогой человек доехал, все ли нормально в пути было, Петра прорвало. Уже слегка запинаясь, он рассказал про пару собутыльников, непреклонного бурята, проводника с ломом. И про случай, когда на станции милиция сняла кого-то с поезда. Про сумку хватило ума промолчать.

- Это бандюган авторитетный, - подключился к беседе флегматичный Степан Петрович, - в прошлом году в Бирилюссах пятерых из ружья завалил.

Петр поперхнулся. Начальник милиции продолжил:

- Где лес, там и кровь, а где кровь, там Дементий. Погоняло у него такое. Его к нам в райцентр привезли, сейчас обрабатывают.

Илона Григорьевна, глянув на Петра, интуитивно решила сменить тему:

- Петр Иванович, а вам больше осетр или нельма нравится? Мы тут вам в дорогу рыбки соберем, у вас в городе точно такой нет.

Петр такую рыбу себе не позволял даже на Новый год. Мысли пьяными пчелами роились: что делать? Рассказать про сумку? Сдать ружье? А деньги? Придется же и их сдавать.

- Осетр, - ответил наугад Петр, - Извините, мне бы поспать с дороги. Вкусно, спасибо, очень вкусно, но работать завтра.

***
Остатки сна слетели по дороге. Петр неожиданно согласился перед сном попариться, потом еще по рюмашке. Проснулся в три часа от звенящей тишины. Свежий воздух, похмелья ни в одном глазу. Раз десять доставал сумку, открывал, смотрел на ружье, на деньги. Дико хотелось ощутить в ладонях холодную тяжесть оружия, пересчитать купюры, пересчитывать их бесконечно. А вдруг отпечатки? Петр закрывал сумку, пытался заснуть, затем доставал снова. Забылся он только под утро.

Блинчики, сметанка, икра от души. Непременный, еще с вечера ожидаемый разговор о всех тех хороших людях, которые были так рады познакомиться вчера с уважаемым Петром Ивановичем. Надо же, по счастливой случайности дочка Степана Петровича и сын Илоны Григорьевны как раз олимпиаду сегодня пишут. И еще пара-тройка ребятишек, умных, талантливых, днем и ночью мечтают в Университет поступить.
Дураком Петр не был, намеки понимал, да и жадности своей давно не стеснялся. Владимир Иннокентьевич крякнул от неожиданности, но торговаться не стал. Выбора особо не было.

Конверты с заданиями должны быть открыты непосредственно перед олимпиадой, прилюдно, но деревенская сметка всегда найдет способ. Во время контрольной Петр Иванович отлучается попить чай. Сборная профильных школьных учителей, ничего не стесняясь, переписывет задания будущих студентов и коллегиально их решает прямо в соседнем классе. Затем экзаменатор внезапно чувствует голод, снова удаляется. Тем временем, талантливые ребятишки списывают решения. Родителей допускают обратно понаблюдать, как опечатывается пакет с работами.

Утолять голод Петра повели в районо – соседнее здание. Тот же кабинет, тот же богатый стол. За столом – внезапно – Степан Петрович уплетает холодец. Сердце Петра сжимается в точку, ладони мгновенно потеют. Из-за шкафа материализуется Илона Григорьевна с запотевшим графином.

- Петр Иванович, один глоточек, для здоровья.

- Да как же… Олимпиада же.

- Ой, у нас на Северах без ста граммов никак. Каждый за обедом употребляет, вот и не болеем на таком морозе. Степа, будешь с нами? Подай пример!

- Илонка, ну ты лиса! Давай три капли, мне через полчаса с краем разговаривать, объясняться. Уголовник этот чертов, оказывается, вез сюда общак воровской. Блатные договорились лес купить, в Китай отогнать. А этот хрен сумку в поезде потерял. Врет, конечно. Спрятал где-то или сообщнику передал. В край доложили, те переполошились, сейчас розыскные объявят. Ладно, я пошел. Похоже, мне к начальству на ковер вечерним рейсом лететь, я попрощаться с Петром Ивановичем заглянул.

Петр выпил, пожал руку начальнику милиции, выслушал, поблагодарил, еще раз пожал, снова выпил.

- Может, мы вас тоже самолетом в край отправим? Чего в поезде трястись? Не беспокойтесь, за счет района.

Больше всего Петру хотелось немедленно улететь, исчезнуть, телепортироваться. Но ружье в самолет пронести не дадут. И оставить под кроватью – не вариант. Может, удастся ночью вынести незаметно, выкинуть где-нибудь? Петр скорчил обиженную мину:

- Я вам уже надоел, да? А мне так банька понравилась. Думал, попаримся, выпьем, а завтра в полдень на поезд.

- Дорогой вы мой! Да как же… Да мы же… Я же просто позаботиться хотела, простите дуру. Обязательно попаримся, чего на ужин хотите?

***
Утро. Стук в дверь. Деликатный, женский такой стук. Где я? Что со мной было? Голова квадратная, руки мелкой дрожью. Обрывки кадров: баня, водка, огурчики, затем снова по кругу, каруселью, аж в глазах зарябило.

- Петр Иванович, доброе утречко! Вам сырников или оладушек на завтрак? Вставайте помаленьку, скоро на поезд.

Петра нащупал на тумбочке стакан с водой, выпил залпом, промычал: «Сырники, пожалуйста». И вспомнил. Сразу в пот. Сумка! Плавно опустился на колени, голову больно наклонять. Сумка на месте. Вытащил, открыл. Всё на месте. План рухнул, избавиться не получилось. Впрочем, изначально глупый план, где тут посреди деревни что спрячешь?

- Кушайте, кушайте как следует. Может, глоточек, чтобы полегчало?
Поплохело от одной только мысли. Стук в дверь, мужичонка в ушанке, унтах, тулупе – местная зимняя униформа.

- Здрасте! Иннокентьич дома?

- С утра на работе, скоро приедет, гостя дорогого на станцию повезет.

- А я как раз для гостя дорогого подарочек привез. Иннокентьич велел подсуетиться. Осетр, царь-рыба, сам выловил, цельного в леднике заморозил. Кушайте на здоровье.

- Тащи пока сюда, Михалыч.

Мужичок вернулся с длинным брезентовым пакетом, перемотанным бечевой. Спасибо, до свидания. Петр отрешенно жевал сырник, словно через полчаса на эшафот. Сумка приметная. На станции повяжут. Или в поезде. Или бандюганы перехватят, и тогда… Вывернуть сумку наизнанку? Петр поежился и вдруг уставился на пакет.

- Анна Макаровна, спасибо большое, очень вкусно. Пойду соберусь, заодно осетра поплотнее упакую, покрепче перевяжу.

***
Станция, прощание. Ритуальные «обязательно летом в гости» и «непременно приеду», «будете в городе, заезжайте» и «конечно, гостинцев привезу». Оба отлично все понимали. Дважды в один район командировать с олимпиадой не принято.

Загадочно пополневший Петр, потяжелевший сверток с рыбой и распухший портфель. Купе (за счет района), в котором по блату не ожидается попутчиков. Поезд тронулся, чай, бельё, можно выдохнуть. Вот оно, счастье.

Странно, до этой минуты Петр не представлял эти огромные деньжищи своими. Скорее, он их боялся. Зато сейчас, под стук колес, головокружительные мечты добрались до его сердца. Петр купит квартиру, мощный джип, а остальное вложит в надежные акции типа МММ и еще больше разбогатеет!

Скрип тормозов, перрон, яркий свет, гнусавый голос: «Станция Решоты, стоянка поезда тридцать минут». Встречный поезд уже на соседнем перроне, торг в разгаре. Пирожки с грибами, орешки каленые, самогоночка домашняя. Сало, конечно, как без сала?

Эх, орешков бы купить! Но как купе без присмотра оставить? Петр принялся выглядывать бабку, у которой давеча покупал орешки. Была бы она тут, возле дверей, выглянул бы на секунду, рискнул бы. Вдруг из дверей вагона напротив вышел человек в милицейской форме. Закурил. Из соседнего вагона подошел еще один, о чем-то спросил, кивнул в сторону Петра. Дальше на перроне виднелось еще несколько. Логично – они сели в городе, проехали полпути, обшмонали весь состав, может, допросили кого, сейчас пересядут на обратный поезд и домой. По ходу, повяжут неминуемо.

Петр нырнул под сидение и принялся лихорадочно разматывать осетра…

***
В плацкартный вагон поезда «Карабула – Красноярск» влетел мужчина в свитере и ушанке, глубоко натянутой на глаза. Пуховик он держал в руках, развернул – длинная красная сумка, три дурацкие полоски. Половина пассажиров на перроне, но в каждом плацкарте кто-то есть. Вот пара каких-то хмырей, вот мать со спящим ребенком. А вот парнишка, худой, невзрачный, чем-то похожий на него самого, каким Петр был несколько лет назад. Сидит как раз на нижней полке. И никого рядом. Петр натянул ушанку поглубже и заговорил неестественно низким тоном:

- Слышь, братан, у тебя там свободно? Чисто по-жигански, сумку постереги, я в ресторан схожу, в горле пересохло. Лады?