Выбор

Люди пишут воспоминания разной тематики. Бывают воспоминания о крупных общественных событиях. Чтобы такие воспоминания написать, надо сотни часов просидеть в архивах, собрать необходимый материал, каждый факт перепроверить. Бывают воспоминания, фактически о своей жизни, о тех событиях в ней, которые тебе по тем или иным причинам запомнились. В этом случае не надо сидеть в архивах, надо просто извлечь из своей памяти максимум того, что в ней сохранилось. Когда ты пишешь о своей жизни, нужно быть правдивым и откровенным, иначе зачем это затевать. Я первый раз пробую писать о своей личной жизни, и я буду стараться делать это именно так — правдиво и откровенно.

                Часть I

Есть такая категория журналистов — интервьюеры. У них в работе есть свои штампы, это любимые вопросы, которые кочевали из одного интервью в другое. Особенно в советские времена журналисты во время беседы с человеком, который прошел трудную, временами трагическую судьбу, любили с особым выражением, с придыханием спросить: «Если бы вам сейчас довелось снова выбирать жизненный путь, что бы вы выбрали?» И согласно правилам игры собеседник тоже с волнением в голосе отвечал: «Я снова выбрал бы тот же самый путь!»

Я не являюсь каким-то широко известным человеком, у меня журналисты не берут интервью. Но поскольку мне 72 года, логично оглянуться на прожитую жизнь, проанализировать ее. И без журналистов я сам себе задаю тот же вопрос: «Если бы сейчас начинать жизнь сначала, что бы я выбрал, тот же самый путь кадрового офицера или какую-то другую стезю?» То есть, насколько выбранная специальность (профессия) соответствовала особенностям человека. Мы все индивидуальности, обладаем теми или иными чертами характера, темперамента, силы и выносливости организма. С учетом всех этих индивидуальных особенностей одному человеку больше подойдет одна профессия, другому — другая. Эти вопросы достаточно сложные, ими должны заниматься специалисты ряда смежных специальностей, например детские психологи, а сама их работа направлена на профориентацию подростков, заканчивающих среднюю школу.

Я окончил 6 среднюю школу в г. Вильнюсе в 1967 году. Школа в те годы считалась одной из лучших в городе, но даже в ней о профориентации еще не было ни слуху, ни духу. Только когда я, будучи в отпуске, зашел в родную школу лет через 20 после выпуска, то увидел в одном фойе большой красочный стенд, посвященный основам той самой профориентации. То есть, когда я заканчивал школу, она мне в выборе профессии помочь ничем не могла. Но, есть еще семья. Дорогие папа и мама видят свое чадо как говорится, от рассвета до заката причем в разных ситуациях — и с хорошей стороны и с плохой. Они должны каким-то образом поучаствовать в выборе профессии своим ребенком, заканчивающим школу. Очень редко бывает так, что мальчик или девочка с малых лет определился и имеет фанатическую мечту стать, например, летчиком-испытателем. Да и таких профессий, которые будоражат детское воображение, наберется едва ли десяток. Вряд ли кто-то еще в первом классе мечтал стать технологом рыбной промышленности. Есть профессии, которые вряд ли обошел своим вниманием хоть один мальчишка в определенном возрасте. Лет в 8 я хотел стать шофером. Нет, не так — Шофером! Примерно в этом возрасте я начал читать научно-популярную литературу по устройству автомобиля. Память у меня была хорошая, и я многое запоминал. Мой отец иногда пользовался этим в «корыстных» целях. Я не помню точно, в каких обстоятельствах это происходило. Давайте, для конкретности, предположим, что это происходило в очереди за пивом. Отец обращался к своим знакомым с предложением, а давайте Игорь вам расскажет, как работает двигатель внутреннего сгорания. Те соглашались, и я начинал рассказывать дословно, как написано в книге. Там идет перечисление тактов, и что происходит во время каждого такта. Примерно так: «Такт всасывания. Поршень находится в верхней мертвой точке. Открывается впускной клапан...» И в таком духе идет чтение наизусть двух страниц сугубо технического текста. Прием срабатывал безотказно, на второй минуте челюсть отваливалась у всех слушателей! Я чувствовал себя королем манежа.

Естественно, при таком интересе к автомобилям мама однажды купила мне книгу, даже не книгу, а целый альбом, потому что он был формата больше, чем А4. Назывался он «Наш гараж». Это было пособие для ребенка лет 10-12 по изготовлению моделей наших советских автомобилей. Модели получались весьма схематичными, так как для их изготовления использовались самые примитивные материалы: картон, плотная бумага, обыкновенный канцелярский клей, пустые деревянные катушки от ниток, небольшие кусочки любой проволоки, акварельные краски. В завершение творческого процесса предлагалось из самого плотного картона создать макет гаража — бокс на 3 места для грузовых автомобилей. Технология достаточно простая. В альбоме были приведены развертки для определенной модели автомобиля. Они были разделены на блоки. Для грузовика это были развертки рамы, кабины и кузова. Эти развертки нужно было как можно точнее перевести из альбома на лист бумаги, вырезать по контуру, согнуть в нужных местах и склеить. Так мы получали крупные блоки, которые затем так же склеивали в цельную автомашину. Когда все высохло, надо было раскрасить модель по образцу, который был приведен в альбоме. На последней стадии к модели с помощью проволочек крепились катушки от ниток, которые изображали колеса. Для работы нужны были самые простые инструменты: карандаш, линейка, ножницы, кисточка, а пинцет — это был предел мечтаний. Напоминаю, что наша семья, как и подавляющее большинство советских семей, жила бедно, на какие-то более сложные инструменты для ребенка денег не было.

Я написал выше, что надо было чертеж развертки перенести из альбома на лист бумаги. А как его точно перенести? Допустим, на лист картона я кладу лист копировальной бумаги, сверху кладу лист из альбома с чертежом и начинаю обводить чертеж. Когда весь чертеж обведен, разделяю листы и смотрю, что получилось на листе картона. Сразу выяснилось, что это плохой способ — линии на листе картона были не слишком ровные и не равномерные по толщине. Вторая проблема была в том, что в стране тотального дефицита достать копировальную бумагу было… В общем вы все понимаете. Но как точно переводить чертеж на бумагу, надо было придумать. В конце концов я придумал, это было мое детское изобретение. Складывался «бутерброд» из двух листов (копирка уже не нужна), по периметру скреплялся канцелярскими скрепками, чтобы лист не мог сдвинуться. После этого иголкой или острым шилом надо было проколоть точки, где линии чертежа пересекаются или оканчиваются. Далее «бутерброд» разбирается. На листе картона остро заточенным карандашом надо соединить точки так, как они соединялись на чертеже в альбоме. Сейчас я хочу представить вам аналогию, чтобы вы лучше поняли, трудно было это или легко. Есть атлас звездного неба, на нем звезды, входящие в одно созвездие, соединены прямыми линиями. Каждое созвездие подписано. Смотрим в этот атлас, и нам все понятно. Теперь отложим в сторону атлас и выйдем ясной ночью на улицу. Покажите мне на небе, например, созвездие Близнецов. На небе звезды не подписаны. Как, трудно? Я из всего звездного неба знаю только Большую и Малую Медведицу, больше ничего.

Всего в альбоме были приведены выкройки для более 20 моделей советских автомобилей тех лет. Усидчивости у меня хватало, и я методично, одну за другой создавал модели автомобилей из этого альбома. Прошел наверное, целый год, я покорил все модели. Мне было жаль останавливаться, я что называется, вошел во вкус. Решил создать что-нибудь из головы, придумать самостоятельно. Через некоторое время я собрал модель городского сочлененного автобуса, как говорится в официальных документах, «особо большой вместимости». Ничего подобного на улицах наших городов тогда нельзя было увидеть. Прошло еще несколько десятилетий до того момента, как в некоторых городах страны появились «гармошки» Икарус. Где я мог подсмотреть саму идею такого автобуса? Очень трудно сказать, разве что увидел в каком-нибудь заграничном художественном фильме. Так или иначе, модель получилась красивая, говоря современным языком, в чем-то футуристичная.

Далее произошло одно событие, связанное с этими моделями. В школе проводилась выставка детского технического и не только, творчества. Моя мама, ничего мне не сказав, не предупредив, в тайне от меня собрала все эти модели и отнесла в школу на выставку. Так я оказался в центре событий и даже получил диплом. Единственное, я до сих пор не понимаю, зачем это надо было делать в тайне от меня. Хочу отметить, что больше я свои модели не видел, домой они так и не вернулись. Могу только предположить, что на школьной выставке был отбор на выставку следующего уровня, например городскую. Как настоящие автомобили сходят с конвейера, выезжают из заводских ворот и уже никогда не возвращаются назад, так и мои модели однажды выпорхнули из дверей квартиры в маминой сумке и растворились в неизвестности.

Эрудированный читатель может мне возразить: «Ладно здесь плакаться, видите ли у него кроме бумаги и ножниц не было ничего для технического творчества. В те годы в стране были сотни, если не тысячи Домов пионеров, Станций юных техников, кружков для детей при Домах культуры. Твори — не хочу!» Хорошо, я расскажу про эти кружки. Как-то я записался в автомодельный кружок Станции юных техников. По странному стечению обстоятельств он находился (как я много позже узнал) примерно в 50 метрах от здания Республиканского управления КГБ. Сейчас на этом месте находится музей. Там были разные кружки: автомодельный, судомодельный, авиамодельный. Я представлял себе кружок так, что в каждом из них есть свой преподаватель, который будет нас учить и на практике показывать, как устроены различные механизмы. Ведь у ребенка должен быть интерес к тому, чем он занимается. Однако на практике все выглядело совсем не так. Видимо преподавателей не хватало — один на 2-3 кружка. Ему физически не хватало времени на то, чтобы вложить нам в голову какую-то информацию. Хорошо помню один момент, когда меня использовали просто как дармовую рабочую силу. В соседнем кружке делали большую, метра 2 длиной, модель военного корабля. Готовый корпус был перевернут вверх дном и густо покрашен той советской ярко желтой шпаклевкой. Надо было по шаблонам обрабатывать этот корпус наждачной бумагой, придавая ему гладкость и правильные обводы. Преподаватель быстро, в пределах 5 минут, показал, как это делается, вручил большой рулон наждачки и со словами: «Дерзай» растворился в тумане. Все стены в комнатах кружков были оборудованы полками. Много-много полок, на них стояли готовые или еще не готовые модели. Первое время я внимательно их разглядывал, даже осторожно брал в руки, чтобы лучше понять как они устроены. А между тем, работа наждачной бумагой все продолжалась. Никакой другой работы мне не предлагали. Когда мой энтузиазм полностью закончился, я перестал посещать этот кружок.

Второй случай. Я был уже на пару лет старше, за это время мои интересы изменились. Кружок был с электротехническим и радиотехническим уклоном. Для того, чтобы такой кружок мог нормально работать, ему необходимы первым делом различные радиодетали. Специально объясняю, что тогда было такое время — не было интернетов, не было алиэкспрессов, откуда сейчас можно заказать любой чип. В мелких и средних городах даже не было такого магазина, в котором был отдел радиодеталей. Поэтому кружкам такого направления приходилось выкручиваться с материальным обеспечением — кто где мог, там и доставал. Наш руководитель кружка достал где-то устаревший электропроигрыватель грампластинок. Сейчас молодежь даже слова такого не знает. Специально для них перевожу — это проигрыватель виниловых дисков. Поскольку проигрыватель был устаревший, у руководителя возникла идея его модернизировать, или выражаясь современным языком, провести апгрейд. Первое, что он решил сделать, это заменить головку звукоснимателя на более современную. Для этого проигрыватель был разобран. Нам, двоим пацанам, был выдан тонарм от него и новая головка звукоснимателя. У меня сейчас даже слеза навернулась — какие тогда были термины: тонарм, компенсация скатывающей силы и много других. Безвозвратно ушла эпоха и унесла с собой термины тех лет.

Вся проблема заключалась в том, что новая головка по форме и размерам не подходила к нашему тонарму. Надо было при помощи надфилей выбрать лишний материал и подогнать виновницу торжества, как говорят слесари, по месту. Я понимаю, что барышням это неинтересно читать, но потерпите немного. Тонарм был изготовлен из бакелита, это твердый материал, гораздо тверже среднестатистической пластмассы. Во-вторых, он мгновенно забивает насечку надфиля, и тот перестает работать. Напоследок, там были труднодоступные для надфиля места. Вот ты видишь глазами, где еще надо чуть-чуть снять, а подлезть туда надфилем не можешь. Хорошо, что у нас был такой возраст, что мы еще не ругались. Были бы мы года на три старше, в помещении кружка стоял трехэтажный мат. Это же был радиотехнический кружок, а не «Юный слесарь», где учат правильно держать напильник. Здесь я тоже, как ни старался, больше месяца не продержался. После чего сделал вывод, что можно быть хорошим инженером, но плохим педагогом. Ты сам знаешь и умеешь что-то сделать, но ты не можешь научить этому другого человека, в особенности ребенка.

Третья попытка найти свое профессиональное призвание, о которой я хочу рассказать, была наиболее серьезной. Несколько вступительных слов. Середина шестидесятых годов прошлого века. Никаких технических средств для записи телевизионного сигнала на магнитный диск, оптический диск или любой другой носитель еще не существовало — не изобрели. Единственным средством для показа изображений было кино. Таким образом, если школьный учитель хотел донести до своих учеников больше информации и в наглядной форме, он должен был использовать учебные фильмы. В 1963 году школа, в которой я учился, переехала в новое здание, построенное по самому современному проекту. В нем были созданы все условия для демонстрации учебных фильмов, и наши учителя с большим желанием принялись использовать кино в образовательном процессе. В штатном расписании появилась единица, я не знаю как она называлась официально, но по факту этот человек кроме решения чисто организационных вопросов еще и сам крутил фильмы. Его звали Николай Степанович, кроме профессиональных знаний у него несомненно был и педагогический талант. Поскольку наши учителя рьяно взялись за дело, скоро Николай Степанович стал буквально зашиваться, так много фильмов надо было показать. Ему самому надо было поехать на Базу кинопроката, получить нужные коробки с пленкой, привезти их в школу, показать и в завершение отвезти назад на базу. Выход был найден в организации кружка «Юный киномеханик». Я тоже туда записался. В этом кружке я узнал много интересного не только в профессиональном, но и в житейском отношении. Естественно, по ходу дела много ребят отсеялось, остался костяк, человека 4 — самые преданные люди. Эти ребята, я в том числе, прошли весь теоретический курс, все практические занятия. И вот, наступил волнительный момент, мы поехали в Республиканское управление кинофикации сдавать экзамены. Все прошло успешно, и я получил Удостоверение «Демонстратора узкопленочного кино». Такие стандартные корочки, обтянутые коленкором. Внутри фотография, соответствующий текст, подпись и гербовая печать. Вы не обращайте внимания на слово «демонстратор». Этот документ давал право работать настоящим киномехаником на узкопленочной (16 мм) аппаратуре. А этой техники в те годы было еще достаточно.

Для одного из нашей славной четверки кружок в итоге привел к выбору жизненного пути. Валерий Казюк окончил еще одни курсы для обслуживания аппаратуры на пленке 35 мм и впоследствии работал киномехаником в одном из крупных кинотеатров Вильнюса. Когда я уже учился в Училище имени Якова Алксниса и приехал домой в первый отпуск, мне сказали об этом. Естественно, на следующий день я поехал в тот кинотеатр. Встреча с Валерием была радостной, ведь мы больше года не видели друг друга. Я провел у него в кинобудке часа три, как говорится, вспомнил молодость. А крутили на той неделе «Кавказскую пленницу», так что я еще и получил большое удовольствие от того, что урывками посмотрел фильм. В моей «деятельности» на ниве кинофикации еще было много интересного, но это тема другого рассказа.

Чуть не забыл. Было у меня в школьные годы еще одно увлечение, это танцы. Если более конкретно, то народные танцы. Занимался я в танцевальном кружке долго, более 7 лет. Преподавателем у нас была учительница немецкого языка, а по совместительству, как вы видите, детский хореограф. Фамилию ее я не помню, хотя не забыл, что фамилия была классическая литовская, а звали ее Сара Петровна. Наибольшим моим достижением на ниве народных танцев было участие в Республиканском празднике песни (мне было тогда лет 12). В парке Вингис была крытая трибуна, а перед ней располагалось певческое поле. Мы были в красивых национальных костюмах. В нашем танце главное было в массовости. В отдельно взятой школе готовили один и тот же танец, вроде бы польку, на коллектив из 8 пар. Таких коллективов набиралось примерно 50-60. Затем отрабатывался выход. Половина участников выбегала на поле из правой «кулисы», другая половина — из левой «кулисы». Здесь, как на военном параде, надо было добиться абсолютной синхронности. Далее шел собственно танец. Трудность была в том, что танцевать на поле с травяным покрытием, это совсем не то, что танцевать на паркете. В заключение надо было также синхронно убежать с поля. Чем-то этот массовый танец напоминал фрагмент церемонии открытия Олимпийских Игр.

Также в моей жизни был такой период, правда кратковременный, когда я хотел стать летчиком гражданской авиации. Оглядываясь сейчас на то время, должен признать, что это желание было недостаточно серьезным, скорее всего это была просто блажь. Тем не менее, я даже написал куда-то письмо с вопросом, как стать гражданским летчиком. Мне ответили из училища, которое сейчас называется ВО «Ульяновский институт гражданской авиации», прислали буклет, в котором были подробно расписаны правила поступления и требования к поступающим. Этот буклет я внимательно изучил, процедура поступления показалась мне достаточно сложной, и через некоторое время мой энтузиазм пропал.

                * * *
Выше я описал ряд моментов из моих школьных лет, которые формировали мои профессиональные навыки. Кроме этого есть много профессий, которые требуют определенного уровня физической подготовки. Если ты в детстве мечтаешь об этой профессии, то должен как-то повышать уровень физподготовки, например, посещать спортивную секцию. Не сказать, что я ничего не делал для своего физического развития, но можно было сделать и больше. Все-таки я ленился, надо это признать. Тем не менее, расскажу несколько эпизодов из этой области моей детской жизни.

Эпизод первый. Какой же мальчишка не хочет научиться плавать? Хотел и я. Благо недалеко от дома, на расстоянии двух автобусных остановок находился единственный в городе закрытый плавательный бассейн. Когда мне было лет 8, я записался в секцию плавания. На втором месяце моих занятий и произошел этот неприятный эпизод. Но сначала несколько пояснительных фраз. На входе в здание располагался, как бы мы сейчас сказали, ресепшн. У меня, как и у других занимающихся, имелся пропуск. На нем была фотография, чтобы нельзя было передать пропуск другому лицу, и расписание занятий твоей группы, чтобы ты не мог прийти не в свое время. Сдаешь пропуск дежурной, взамен получаешь бирку с номером шкафчика для одежды. Далее идешь в раздевалку. Это было очень длинное и узкое помещение. Посередине него был ряд кабинок для одевания-раздевания. С одной стороны кабинок шел так называемый «грязный» проход, то есть место, по которому ты шел в уличной обуви. С другой стороны кабинок шел «чистый» проход, по которому ты уже голый шел босиком в душ. Параллельно кабинкам шел нескончаемый ряд шкафчиков. У помещения раздевалки была дурацкая особенность — эхо. Я не знаю, как так получилось, но человеческий голос в нем многократно усиливался. Даже если ты разговаривал в пол голоса, то были такие раскаты, словно ты кричишь.

Нас было трое — все примерно одного возраста, лет 8-9. Нам выдали номерки в соседние шкафчики, и мы раздевались в одном отсеке. В нескольких метрах от нас уборщица делала свое дело — махала тряпкой. Честно признаюсь, мы оживленно разговаривали. Что можно взять с детей 8-9 лет? Проклятое эхо многократно усиливало наши голоса. Когда уборщице надоел наш гвалт, она подошла и без предупреждения тряпкой, которой она секунду назад терла пол, стала хлестать нас по голым ногам. Я был ребенок мало сказать стеснительный, правильнее сказать забитый. Часто я чужому человеку вообще ничего не мог сказать, только как рыба беззвучно открывал рот. Здесь я не знаю, что со мной произошло, откуда только появилась смелость. Я спокойно, глядя прямо в глаза, сказал уборщице: «Зачем вы бьете нас грязной тряпкой? Вы не имеете права так поступать». То, что произошло далее, не мог придумать самый талантливый сценарист, но в жизни так случилось. Именно в тот момент, когда я произносил эти слова, мимо нашей кабинки проходил тренер Штарас. Его жена, Штарене, тренировала мою группу. Услышав мою речь, Штарас возмутился. Я не помню дословно, что он сказал, но смысл сказанного им был такой: «Кто это здесь вякает?» После этого он забрал у меня жетон и сказал: «Можешь больше сюда не приходить». Он просто забрал у дежурной мой пропуск и посчитал инцидент исчерпанным.

Естественно, после такого фиаско я вернулся домой в слезах. Вечером, когда мать вернулась с работы, я все рассказал ей. Мать прекрасно знала, что я тихий, не хулиганистый ребенок и никак не заслуживал такого грубого наезда. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что главной причиной происшествия был национальный фактор. Тренер Штарас был литовец. Как человек, родившийся и выросший в Литве, могу сказать, что в Вильнюсе среди литовцев ярых националистов было очень мало, от силы 5 процентов. Но Штарас видимо был из их числа. Если бы такую же фразу произнес ребенок на литовском языке, то его реакция была гораздо более мягкой. Видимо моя мать догадывалась о подоплеке произошедшего. Как только у нее выдалась свободная минута, она сходила в бассейн. Я не знаю, с кем она беседовала, с самим Штарасом или с директором спортивного центра, но после этого разговора пропуск в бассейн был мне возвращен.

Но если выражаться философски, возвращение пропуска не принесло мне спортивных успехов. Мой тренер Штарене была грамотным специалистом, у меня к ней нет никаких претензий. Была стандартная методика обучения новичков. Процесс плавания определенным стилем разбивался на отдельные простые движения. Каждый такой элемент разучивался отдельно и доводился до автоматизма. Постепенно методом от простого к сложному новичка доводили до того, что он сначала коряво, а потом все лучше и лучше начинал плыть вольным стилем. Среди этих элементов был такой — дыхание в плавании вольным стилем. Упрощенно говоря, когда правая рука идет вверх, голова поворачивается вправо, оказывается над водой, и делается вдох через рот. На следующем такте левая рука идет вверх, голова поворачивается лицом вниз, то есть оказывается под водой, и производится выдох через нос. Так вот, как только мое лицо оказывалось ниже поверхности воды, я не успевал ничего сделать, как оная вода начинала через нос беспрепятственно заливаться внутрь моего детского организма. Я бросал все и пулей вылетал из бассейна. Казалось бы, с точки зрения физики, если нос направлен вниз, то в носоглотке присутствует воздушная пробка, которая не должна пускать воду внутрь. Но, тем не менее, все мои усилия, направленные на то, чтобы научиться дышать в воду, ни к чему не привели. Промучившись так месяца три и ничего не добившись, я вынужден был бросить бассейн.

Эпизод второй. Прошло несколько лет, мне было уже 15. В газете «Вечерние новости» я увидел объявление, что производится набор в секцию гребли на байдарках и каноэ. По возрасту я со скрипом, но проходил. Местонахождение гребной базы было мне известно — на берегу реки Нерис недалеко от Жирмунского моста. Я прикинул, как мне туда добираться, выходило достаточно удобно. Выходишь из дома, 4 остановки на троллейбусе, проходишь немного вперед и ты на месте. Вся дорога занимает не более 20 минут. Решение было принято, и я записался в эту секцию. Меня определили на каноэ одиночку, видимо там у них был недобор. На базе имелся закрытый гребной канал или гребной тренажер, не знаю как правильнее его назвать. Главное, что он позволял в комфортных условиях заниматься в любое время года и при любой погоде. Тренажер представлял из себя узкий длинный выступ, справа и слева от которого была вода. На этом выступе надо было находиться в той позе, в которой ты находишься в реальном каноэ, у тебя в руках такое же весло, и надо совершать гребки. Разница в том, что на водоеме вода неподвижна, а каноэ движется. На гребном тренажере тренажер неподвижен, а ты веслом гоняешь воду по кругу. Мне показали как встать, как грести и сказали: «дерзай!» И я стал дерзать.

     Занятия проводились 3 раза в неделю — 2 раза по будням и в воскресенье. Два занятия в будние дни прошли тяжело, но более-менее терпимо. Наступило воскресенье (дело было зимой). Меня специально не предупреждали, оказалось, что в этот день занятие направлено на выработку выносливости. Нужно было группой бежать по берегу Нерис вверх по течению 10-12 км, там развернуться и бежать назад до гребной базы. Итого выходило не менее 20 км. Я ранее в своей жизни никогда такие дистанции не бегал. Вот я и побежал, как мог. Пробежал пару километров и понял, что я задыхаюсь. А я уже потный, останавливаться нельзя — сразу простудишься. Я из последних сил, стиснув зубы, побежал назад. Когда я добежал до гребной базы и заскочил в теплое помещение, я был самым счастливым человеком! Я сейчас могу понятно объяснить мою проблему. Гребля относится к интервальным видам спорта. Здесь от организма спортсмена требуется доставлять к мышцам как можно больше кислорода в единицу времени. У меня в течение всей жизни жизненная емкость легких не превышала 4000 кубиков. Это мало, следовательно, я был абсолютно бесперспективен для интервальных видов спорта. Тренеры с этой базы могли перед тем, как принять меня в секцию, направить в поликлинику для прохождения спирометрии. Увидев мой показатель, они просто пожелали бы мне успехов в другом виде спорта и попрощались. А так я сам интуитивно понял, что греблю я не потяну.

Эпизод третий. Ранней весной 1967 года в нашей школе появилось объявление Вильнюсского авиационно-спортивного клуба о приеме в парашютную секцию. Парашют — это романтика! Естественно, несколько человек, и я в том числе, записались. Такое время года для привлечения новых кандидатов было выбрано не случайно. Пока шла весна, с курсантами проводились теоретические занятия, их учили самостоятельно укладывать парашют. В начале лета, как только грунтовый аэродром мог выдерживать Ан-2, начинались практические полеты с прыжками. Вильнюсский АСК находился на улице Басанавичуса, недалеко от центра города. В клубе было длинное помещение, чтобы помещались специальные столы для укладки парашютов. Занятия были очень интересными, в голове было понимание того, что занимаешься серьезным делом. Мы полностью прошли теоретический курс, выезжали на аэродром, где на наземных тренажерах отрабатывали технику приземления. И этот этап обучения был успешно пройден. Можно было приступать к прыжкам. На этом этапе нам пару раз не повезло с погодой. Мы уже приезжали на аэродром с уложенными парашютами, но метеоусловия не позволяли выполнять прыжки. Позже у меня началась непосредственная подготовка к выпускным экзаменам в школе, времени на прыжки не оставалось. Но через пару лет, уже в Риге, в военном училище моя мечта все же осуществилась — я испытал снижение под куполом парашюта. Это были незабываемые ощущения! До сих пор у меня хранится удостоверение, что я совершил 6 прыжков с парашютом.

Еще хочу добавить, что кроме различных спортивных секций существует возможность заниматься самостоятельно тем, что на официальном языке называется общефизическая подготовка. В свое время родители приобрели мне 2 комплекта гантелей: 3 кг и 6 кг. Но не могу сказать, что я занимался с ними достаточно серьезно и регулярно. Когда было желание — занимался, когда не было желания — не занимался. К сожалению, мой отец, видя мое прохладное отношение, никак не понуждал меня к регулярным занятиям физкультурой. Сейчас мне это кажется странным. Если отец хотел видеть своего сына офицером (я расскажу об этом ниже), то он должен был в школьные годы довести его до определенных физических кондиций. Неужели он не знал, что в училище будет такой предмет, как физическая подготовка со своими нормативами, от которых никуда не денешься. Ели написано в программе, к примеру, что надо подтянуться на перекладине 10 раз, то умри, но подтянись. Особенно обидно, что для самостоятельной физподготовки были все условия. Когда мы жили на Жирмуну, рядом с нашим домом была общеобразовательная школа. Она располагала маленьким, но очень уютным стадионом, где было все необходимое для занятий физкультурой. Казалось бы, в воскресенье бери сына, одевай часы и иди с ним на стадион. Пусть сын сдает тебе зачет, бежит гладкий бег 3 км на время. Впоследствии я заплатил за свою леность, но об этом нужен отдельный обстоятельный рассказ.

Что бы мог сказать специалист по профориентации, ознакомившись с информацией о моих детских увлечениях? Во-первых, что у этого человека развита мелкая моторика, то есть способность совершать точные движения на малом пространстве. Во-вторых, у него развито пространственное воображение. В каких специальностях могут пригодиться такие способности? Специальностей, где нужна мелкая моторика, много. Как близкую мне, могу назвать специалиста по ремонту различной электронной техники, типа смартфонов, планшетов, ноутбуков. Ведь ему приходится даже паять под микроскопом, настолько бывают миниатюрные детали. Также можно отметить специальность инженера-конструктора. Перед тем, как нарисовать деталь на листе ватмана, ему надо «нарисовать» эту деталь в своем воображении.

                Часть II

Человек, который внимательно читает мою исповедь, может спросить: «Написано уже много, но до сих пор непонятно, как же ты попал в военное училище?» Это было написано, чтобы кратко показать, чем я интересовался в детском и юношеском возрасте. Когда я перешел в 10 класс (он тогда был выпускной), отец понял, что я еще не определился с выбором профессии и не тороплюсь это делать, а времени до окончания школы осталось мало. Тогда он взял инициативу в свои руки и перешел к обстоятельным беседам со своим старшим сыном. Действовал он осторожно и деликатно, видимо  понимал, что в этом деле главное не перегнуть палку. Содержание бесед сводилось к двум или трем тезисам. Тезис первый: «Ты видишь, сынок, как мы живем в финансовом отношении, сколько получают твои родители - денег хватает только от зарплаты до зарплаты. У нас нет никаких накоплений (как сейчас говорят, финансовой подушки)». Тезис второй: «Видишь, в каких жилищных условиях ты вырос (мне было 15 лет, когда я впервые стал жить в квартире со всеми удобствами)». Тезис третий: «А вот если ты будешь офицером, ты будешь получать в два раза больше, чем на гражданке инженером, и тебе не придется стоять 15-20 лет в очереди на отдельную квартиру». Здесь он говорил чистую правду, в те годы молодой инженер после института получал 120 рублей, а я после военного училища с первого дня стал получать 240 рублей. Говорят, что вода камень точит. Так и эти ненавязчивые разговоры в конечном итоге привели к тому, что я решил поступать в военное училище.

Сейчас, оглядываясь в то время, я задаю себе не риторический вопрос, почему отец агитировал меня и в итоге успешно сагитировал поступать в училище. Ведь отец не был, что называется, потомственным офицером, в семье которого если есть мальчик, то он с пеленок знает, что когда вырастет, обязательно будет офицером. Да, мой отец был офицером. Но надо рассказать, как сложились его взаимоотношения с Советской Армией. Он закончил школу в 1939 году и поступил в гражданский институт. Его отец был обычным колхозником и кроме пребывания рядовым в окопах Первой мировой не имел никакого отношения к армии. Во время обучения в институте мой отец был призван в армию и фактически принудительно направлен в Рязанское артиллерийское училище. Ускоренный курс обучения (8-9 месяцев) и ты уже командир РККА. Прошел войну и в 1946 году был демобилизован, стал гражданским человеком. Женился, стал обустраивать жизнь, а тут и я появился. В 1952 году бац — начинается холодная война, не изволите встать снова под ружье! Бросаем нажитое и едем на географическую точку, где не было ничего, и на поле ставим палатки. Снова начинаем налаживать жизнь с нуля рядом с зенитной батареей. В 1956 году наш вождь Никита Сергеевич говорит, а давайте-ка мы сократим 1200000 офицеров, а вместо расходов на них наделаем стратегических ракет. Моего отца, которому оставалось полгода до пенсии, отправили в народное хозяйство зарабатывать пенсию на общих основаниях. Он проработал еще 32 года и уволился за полгода до смерти, когда совсем отказали ноги. У меня не укладывается в голове, как человек, прошедший в армии такие испытания, мог уговаривать своего сына стать кадровым офицером. Я знаю, бывают в жизни такие случаи, когда сын встал на кривую дорожку, и родители ничего не могут с ним сделать. Как утопающий хватается за соломинку, так родители отправляют сына в военное училище с надеждой, что военная дисциплина сделает из их отпрыска человека. Такой случай был у моих родственников. Но я-то был абсолютно послушный ребенок, со мной не было никаких проблем.

Другой вариант. Ребенок учится на одни тройки, понятно, что в приличный институт он не поступит, а родителям хочется, чтобы он получил среднее специальное или высшее образование. Тогда вчерашнего школьника отправляют в военное училище, где небольшой конкурс, чтобы гарантированно поступил. Этот вариант тоже ко мне не подходит, так как в то время, когда надо было выбирать жизненный путь, я шел на золотую медаль, и в итоге до нее дошел.

Третий вариант. Если бы мы жили вдали от цивилизации, как сам отец в мои годы жил в глухой украинской деревне в 20 км от ближайшей станции железной дороги. Он мог бы заранее все просчитать, дескать если сын поедет учиться в гражданский ВУЗ, ему придется 5 лет жить в общежитии, а это совсем не сахар. А вот если он поедет в военное училище, то все бытовые проблемы решаются сразу — одет, обут, сытый и есть крыша над головой. Тоже не подходит, родители жили в столице союзной республики — прекрасном городе Вильнюсе. Там было много учебных заведений, так что ехать никуда не надо.

Отца давно нет в живых, задать ему вопрос: «Папа, зачем ты отправил меня в армию?», я не могу. А вопрос этот меня до сих пор мучает. У меня есть предположение, каким может быть ответ на этот вопрос. Я не претендую на его достоверность, просто других вариантов я не нахожу. Мне кажется, что здесь свою роль сыграла меркантильность. Может быть отец с помощью отправки меня в армию хотел решить определенные семейные проблемы. В семье было двое детей, я и сестра, которая была на 8 лет младше меня. Как говорили в кругах, близких к распределению жилья при социализме — разнополые дети. Квартира у родителей была двухкомнатная, комнаты изолированные. Если бы я поступил в институт в Вильнюсе и остался жить с родителями, то через пару лет неизбежно вставал квартирный вопрос или квартирный кризис. Я сейчас точно не помню, но в Министерстве обороны существовали такие правила распределения жилья: если дети разнополые, и младшему ребенку исполнилось 12 лет, то офицеру надо давать трехкомнатную квартиру.

Если же я ухожу в военное училище, то вопрос решается сам собой. Я не просто ухожу, а меня выписывают из квартиры, словно меня здесь никогда не было. Родители остаются втроем, одна комната — им, другая комната — моей сестре. Все и санитарные и нравственные нормы соблюдены. Прав я или не прав по поводу отцовских мыслей, я не знаю, и наверняка мы уже никогда этого не узнаем, но предположения такие у меня есть.

Из написанного мной вы видите, что отец сыграл решающую роль в выборе мной профессии, а по факту жизненного пути. Тогда, когда я учился в 10 классе, оставалось мало времени до вступления в самостоятельную, взрослую жизнь. Видимо на том этапе отец и не мог мне предложить ничего другого, как военное училище. Но сейчас, когда мне 72 года, и я 21 год проработал научным сотрудником, был приучен к тому, чтобы думать и анализировать, мне хочется понять, можно ли было построить жизнь по другому.

Я много размышлял на эту тему и в конце концов пришел к интересным выводам, но для ознакомления с ними надо погрузиться еще в дошкольное детство. Хочу оговориться, что мне придется затронуть тему межнациональных отношений. Это всегда вопрос болезненный, и моя точка зрения не всем может понравиться. Но я пришел к таким выводам, когда из сегодняшнего 2023 года оглядываюсь на события, начавшиеся в далеком 1956 году. Как я писал выше, первый раз отца демобилизовали из армии в 1946 году. Он выбрал для проживания город Вильнюс. По тем законам он мог выбрать для проживания любой город, кроме тех, в которых строго ограничена прописка. Вопрос первый, почему человек, этнический украинец, родившийся и выросший в Николаевской области (это южная Украина), захотел осесть именно в Вильнюсе? Во-первых, еще 6 лет назад Литва была независимым буржуазным государством, в котором жизненный уровень был выше, чем в первом государстве рабочих и крестьян. Во-вторых, Вильнюс пострадал от войны неизмеримо меньше других городов СССР, бывших в оккупации. Вот такие, чисто житейские соображения. Я не вижу ничего зазорного в том, что кадровый офицер, всю сознательную жизнь кочевавший по дальним гарнизонам, выбирает для пенсионерской жизни более благоустроенный город.

Есть однако, одна проблема. Ты, отставной офицер, воспринимаешь весь СССР как единое государство. Но этот Союз построен из республик по национальному принципу. В Литовской ССР есть своя титульная нация — литовцы. Для литовцев все другие нации воспринимаются как русскоговорящие, то есть русские. Межнациональный баланс даже в СССР - это была штука изменчивая. Приведу только один пример того, что я видел своими глазами. Я каждый день в школу и из школы проезжал на автобусе мимо кинотеатра, на фронтоне которого неоном горели буквы «Родина». В один прекрасный день утром еду мимо кинотеатра, а там другие буквы -  «Tevine», то же слово, только по литовски. За ночь поменяли!

Вопрос второй. Должен ли человек, у которого родной язык украинский или русский, приехав на ПМЖ в союзную (национальную) республику, изучать язык титульной нации, в данном случае литовский? Я считаю, что должен. Хотя, казалось бы были созданы если не все, то многие условия, чтобы нормально жить и без знания литовского языка. В те времена основным источником информации были газеты. Все главные газеты, выходившие на литовском языке, имели своего двойника на русском языке. Например, «Vakarines naujenos» - «Вечерние новости». Различные бытовые бланки, например по оплате коммунальных услуг печатались на двух языках. Мои родители хоть и прожили в Литве по несколько десятков лет, но не разговаривали по литовски. Не «практически не разговаривали», а просто «не разговаривали». Я был у матери на работе, она использовала в своем разговоре только два литовских слова — здравствуйте и до свидания. Все! Я понимаю, что будучи взрослым, тяжело изучать иностранный язык. Лингвисты утверждают, для того, чтобы общаться в простейших жизненных ситуациях, достаточно знать 500 слов и 50 простых фраз. Это же так удобно тебе и приятно твоему собеседнику, когда ты можешь сказать на его языке: «Налейте мне чашечку кофе». Находясь среди носителей языка, выучить за 10 лет 500 слов — наверное это под силу каждому.

Анализируя свою жизнь, я прихожу к выводу, что при определенных условиях вполне можно было и не поступать в военное училище. В Вильнюсе было достаточно вузов, а Вильнюсский университет — это вообще национальная достопримечательность. Это старейший университет во всех государствах, существующих на постсоветском пространстве. Он основан в 1579 году. Казалось бы, вузов много — выбирай любой и поступай. Но есть одно но. В большинстве групп и факультетов обучение велось на литовском языке. Как я писал выше, семья родителей вернулась в Вильнюс в 1956 году, мне было тогда всего 6 лет. До окончания школы и гипотетического поступления в институт оставалось целых 11 лет. Неужели за это время нельзя было выучить литовский язык до такого уровня, чтобы учиться в группе с преподаванием на этом языке? Выучить, конечно, можно было, но для этого отец как хороший шахматист, должен был смотреть на много шагов вперед и заранее планировать в жизни определенные действия. Чтобы повлиять на мою подготовку к взрослой жизни в Литовской ССР, он должен был с малых лет проводить со мной разъяснительную работу о необходимости изучения литовского языка. Здесь нужно было донести до ребенка два важных момента. Первое, что это надо ему самому, это понадобится в его взрослой жизни. Это не какая-то прихоть родителей. Второе — объяснить ребенку, что сначала у него будет плохо получаться, может быть над его произношением будут смеяться, но надо не стесняться, а повторять и повторять одни и те же фразы — с каждым разом будет получаться все лучше и лучше.

Вспоминается такой случай. Мне было лет 10. Отец тогда работал завскладом в «Литспортторге». Иногда, правда очень редко, отец брал меня с собой на работу на целый день. Естественно, это было во время каникул. Для меня это было настоящей экскурсией, ведь размеры склада были гораздо больше любого магазина спорттоваров в нашем городе. От отца был маленький инструктаж всего из двух пунктов. Первое: где взял, там и положи. Второе: если коробка не запечатана, можешь раскрыть и посмотреть, что внутри, если запечатана, то ни-ни. Вот я ходил между стеллажами и рассматривал разные снаряды и другие предметы для спорта, которые я не только раньше не держал в руках, но в ряде случаев и не догадывался о их существовании. Было очень познавательно. Ближе к обеду на склад пришли две женщины — скорее всего бухгалтера и принесли накладные. Отец стал их изучать и подписывать. Когда я показался из глубин склада, женщины поинтересовались, кто это и, так сказать, попросили отца представить меня. Как оказалось, обе женщины были литовки. Через пару минут они поняли, что я абсолютный ноль в литовском языке, и начали тренировать меня в произношении каких-то простейших фраз на литовском языке. Естественно, я очень стеснялся и дичился, и из их затеи ничего не вышло. Вот яркий пример возможностей обучения — это тебе не урок в школе, где на одного учителя 30 учеников, это разговор с носителем языка один на один.

Подведу краткий итог. Были все потенциальные возможности для того, чтобы моя судьба сложилась совсем по другому. Но для этого моему отцу в воспитании сына надо было, как хорошему шахматисту, смотреть на несколько шагов вперед. Но получилось так, как получилось, и в результате за считанные месяцы до окончания школы была выбрана карьера кадрового военного. Что из этого решения в итоге получилось, я и расскажу ниже.

                * * *
Принять решение стать кадровым военным — это самый первый, очень маленький шаг на пути осуществления своего выбора. Легче тому, у кого в этот временной отрезок отец еще служит в армии. Если отец — военный летчик, то резонно, что сын выберет тоже профессию летчика. Бывает даже так, что сын поступает в то же летное училище, которое давно закончил отец. У меня, как я писал выше, получилось совсем не так. Когда я заканчивал школу, мой отец уже давно был гражданским человеком. Да и тот род войск, в котором служил отец, зенитная артиллерия — уже прекратил свое существование. Так что в смысле выбора рода войск у меня особых предпочтений не было. Отец тоже как-то самоустранился, если он настоятельно советовал мне стать офицером, то мог бы с высоты своего жизненного опыта порекомендовать мне определенный род войск. В условиях пассивной позиции отца на практике получилось вот так.

Я не знаю, о чем договаривались родители за моей спиной, но в итоге мать узнала приемные дни и часы военкома нашего Ленинского района города Вильнюса, и мы вдвоем поехали к нему на прием. Ждали мы не долго, принял он нас достаточно быстро. Зашли в кабинет, нам предложили сесть. Мать изложила причину нашего прихода. Военком оживился, и вообще, как показала последующая беседа, оказался человеком вежливым и общительным. Он кому-то позвонил, и буквально через минуту в кабинет принесли большой альбом, формата не менее А3. Оказалось, что это такой интересный документ - план по набору кандидатов для поступления в военные учебные заведения для конкретного военного комиссариата. Содержание этого документа было таково. Указывается наименование конкретного училища и факультета, и количество кандидатов на поступление от данного военкомата. Стоит в данной графе число 2, значит обеспечь двух человек на вступительные экзамены, если стоит прочерк, то найдешь человека — хорошо, не найдешь — ругать никто не будет. Военком стал методично листать этот альбом и называть нам названия училищ и их факультетов. Географию СССР я знал хорошо, если военком называл «Сызранское...», то я закрывал глаза и представлял себе, где эта Сызрань на карте. А вот что касается училищ и факультетов, то на 99 процентов - это для меня был темный лес. Например факультет готовит военных математиков — что это за специалисты, чем конкретно они занимаются, не понятно. Училищ в перечне было много, военком нам все спокойно объяснял, на его лице не читалось раздражения.

Сейчас я пытаюсь понять себя семнадцатилетнего, а были у меня какие-то конкретные критерии выбора училища? Тогда я на этот вопрос не ответил бы, может было что-то расплывчатое на уровне подсознания, не более того. По крайней мере, то что я могу сейчас вытащить из своей памяти. Училища, которые готовили командиров для Сухопутных Войск, были для меня где-то в конце списка, просто я интуитивно понимал, что это не мое. Флот, учитывая, что я плавал как топор, отпадал независимо от моего желания. Танковые войска? Дядя Миша, это муж сестры моего отца, фронтовик, когда я как-то заикнулся о танковых войсках, сказал: «Я лучше тебя своими руками удавлю, чем пущу в танковое училище. Танки горят как спички». По большому счету, оставалась только авиация. Когда ближе к концу этого альбома военком назвал Рижское училище имени Якова Алксниса, я заметно оживился и попросил военкома рассказать подробнее об этом училище. Он ответил, что у него мало информации об этом училище, так как оно создано на базе среднего, и в этом году будет первый прием в высшее училище. Он зачитал, что будет прием на радиотехнический и на электротехнический факультеты, а больше ему сказать нечего. Я долго не думал, сразу сказал, что хочу в это училище на радиотехнический факультет. Мать своего мнения не высказала, но моему выбору не противилась. На том и порешили. Военком еще раз позвонил, вызвал нужного специалиста, объяснил ему, что надо сделать. Мы с мамой пошли в другой кабинет. Там я написал соответствующий рапорт, меня внесли в какие-то списки, то есть выполнили все формальные процедуры. Я с мамой поехал домой еще не понимая, что это был день, который определил всю мою последующую жизнь.

Давайте, я сегодняшний отвечу на вопрос, почему я выбрал именно это училище. Вся романтика типа «мы рождены, что б сказку сделать былью...» занимала процентов 10. Остальное, это чисто житейские вопросы. Первый фактор — училище недалеко от дома, всего 300 км. На поезде 6 часов езды. На междугородном автобусе — столько же. Второй фактор — это же Рига! Город, воспетый писателями и поэтами. Город, в котором каждая улочка, каждый дом в старом городе растащили на кадры и мизансцены в советских художественных фильмах. Третий фактор — в этом городе жили родственники по отцовской линии. Родственники не очень близкие, но тем не менее, к ним можно было обратиться за помощью в сложной жизненной ситуации.

После подачи рапорта необходимо было пройти несколько важных этапов. На первое место я поставлю, как она официально называется, военно-врачебная комиссия или ВВК. Я не мог даже представить, что прохождение ВВК выльется в такую эпопею. Ведь меня отбирали не в космонавты, какие там могут быть требования к здоровью претендента на инженерную офицерскую должность. Было одно маленькое сомнение, почему-то мой отец в детстве при каждом удобном случае напоминал мне, что у меня плоскостопие. Ведь он не был врачом, да и я не помню такого, чтобы меня в детстве водили на прием к хирургу, и он вынес официальный вердикт — плоскостопие. Но беда пришла совсем не из того места, где ее можно было ожидать. ВВК я проходил в Республиканском военкомате. Очень красивое здание в старом городе, сейчас в нем находится резиденция Президента Литовской республики. Сама комиссия проходила примерно так, как это показано во многих художественных фильмах. На первом этапе претенденты в трусах (а может и без трусов, точно не помню) и с бланком в руках обходили кабинеты узких специалистов. Затем, после перерыва, все специалисты собирались в большом кабинете, и нас вызывали по одному для оглашения окончательного вердикта.

Подошла моя очередь, я зашел в кабинет и представился. Председатель комиссии берет мой документ из стопки и коротко пробегается глазами по результатам. Тут он видит, что нет подписи терапевта. Он поднимает на нее глаза и спрашивает: «МарьИванна (условно), в чем дело?» Терапевт, женщина лет 35, с суровым лицом тоном, не допускающим возражений, говорит: «Я не могу его пропустить, у него РОЭ (сейчас это СОЭ) — двадцать!» Далее следуют медицинские разборки, на терапевта пытаются давить, но она прочно стоит на своем. В конце концов, приходят к компромиссу: мое заключение откладывают в сторону, а мне дают задание через 8-10 дней в обычной поликлинике по месту жительства сделать повторный анализ крови и результат представить терапевту. На этом порешили и меня отпустили.

В плохом настроении я еду домой. Не зря говорят, ждать и догонять — хуже нет. В томительном ожидании проходит неделя, я делаю новый анализ крови, на следующий день получаю результаты и везу их человеку, образно говоря, не пускающему меня в армию. Она изучает загадочные (для меня) цифры и таким же суровым тоном говорит: «Этот анализ лучше, чем прошлый, но еще недостаточно. Будешь делать еще один». Все повторяется, снова томительное ожидание, и я в третий раз предстал перед доблестной представительницей врачебного корпуса. Она посмотрела мой анализ и подобревшим тоном сказала : «Вот теперь я с чистой совестью могу поставить подпись». Это была победа! На этом месте хочу сделать отступление. В то время существовал, да и сейчас существует документ, в котором описаны требования к состоянию здоровья претендентов на те или иные военные специальности. Это многостраничный талмуд, в котором описано все, буквально состояние каждой клеточки человеческого тела. Врач, участвующий в работе ВВК, обязан неукоснительно выполнять требования этого талмуда. Применительно к моему случаю, в каком-то пункте написано, что РОЭ у мужчины не должно превышать 10 (условная величина). Она видит, что у меня 20. И что ей делать, она должна выполнить требование руководящего документа.

Это с точки зрения формальностей. Хочу сказать пару слов с чисто медицинской точки зрения. Этот параметр, РОЭ, свидетельствует о наличии или отсутствии в организме человека воспалительного процесса. Предположим, живет человек здоровый, в это время у него РОЭ 7-8. Далее, в автобусе на него кто-то чихнул, и он подхватил вирус. Как говорят врачи — ОРВИ. В это время сделали ему анализ крови, РОЭ - 25. Все понятно — воспалительный процесс. Проходит 2-3 недели, у человека снова РОЭ 7-8. Он выздоровел. Так происходит у обычного человека. Сейчас, когда мне 72, я знаю, что там, где нормальному организму надо 2-3 недели, чтобы РОЭ пришло в норму, моему странному организму надо 2 месяца. Но та терапевт не могла этого знать. А то, чего так боялся мой отец, не произошло. У хирурга не было никаких претензий к анатомии моих нижних конечностей.

Другой важный этап на пути к военному училищу, это мандатная комиссия. Ее задача — прощупать тебя на предмет идеологической благонадежности. Мандатная комиссия тоже проходила в Республиканском военкомате. Большой зал, длинный, можно сказать, министерский стол зеленого сукна. За столом человек 15 офицеров, и почти все в звании полковника, еще парочка подполковников. Определенная сложность мандатной комиссии в том, что нет конкретной тематики обсуждения. Тебе может быть задан вопрос из любой области общественно-политической жизни как нашей страны, так и зарубежья. Причем надо дать «правильный» ответ, который понравится задавшему. Здесь я не волновался, так как в 10 классе был заместителем секретаря комсомольской организации школы, сам проводил политинформации и вообще активно участвовал в общественной жизни школы. Опасность пришла с той стороны, откуда ее не ждали. Среди членов комиссии оказались «ловцы душ человеческих». Я этого не знал и не мог знать, что из тех военных училищ, которые, мягко говоря, не пользовались популярностью у абитуриентов, рассылали по стране для участия в таких мандатных комиссиях представителей, которые должны были уговорить кандидата поступать не в то училище, которое он самостоятельно выбрал, а к ним в училище. Это были два каперанга из Одесского (могу ошибаться) училища, которое готовило в том числе замполитов для атомных подводных лодок. Они были настроены весьма решительно, было видно, что мои анкетные данные произвели на них впечатление. Они взяли меня, как говорят летчики-истребители, в клещи и начали планомерную осаду. Мне совсем не улыбалась перспектива служить замполитом на подводной лодке, и я отбивался, как мог. Мне только сейчас пришла в голову такая мысль. Если бы я поддался на их уговоры, то мне пришлось бы заново проходить ВВК, так как служба на подводной лодке предъявляет более высокие требования к здоровью кандидата. Все кончилось хорошо, я от них отбился, меня даже похвалили в конце за мою неуступчивость.

Все эти мероприятия, связанные с преодолением бюрократических барьеров, необходимые всего лишь для допуска к вступительным экзаменам, проходили на фоне выпускных экзаменов за среднюю школу. Поэтому бывало и так, что я днем ездил в военкомат, а потом ночью читал учебник. В итоге все закончилось хорошо — я окончил школу с Золотой медалью. Правда и здесь не обошлось без шероховатостей. Моя учительница русского языка и литературы Екатерина Осиповна как-то встретила меня в коридоре, взяв под руку, отвела в сторону и тихонько на ухо рассказала вот что. Оказывается, я написал экзаменационное сочинение на оценку между четверкой и пятеркой. Правописание вопросов не вызывало, а вот литературная сторона — предложенная тема была раскрыта недостаточно глубоко. В результате дискуссии мне все-таки «натянули» пятерку. Обидно вот что, эта Золотая медаль никак не помогла мне в поступлении в Рижское училище. Даже если бы мне поставили четверку за сочинение, и была бы у меня не Золотая, а Серебряная медаль, то ровным счетом ничего бы не изменилось в процессе дальнейшего поступления в ВУЗ. Ниже я подробно опишу взаимосвязь моей Золотой медали и моих шансов на поступление в училище.

Хочу еще отметить момент из серии «их нравы». Поскольку я занимал не маленькую должность, мне приходилось бывать в райкоме ВЛКСМ. Естественно, я знал лично многих, работавших там, да и меня знали. Через пару дней после выпускного вечера в школе иду я по улице Ленина (это самый-самый центр города), и навстречу мне идет второй секретарь райкома. Остановились, поздоровались. Он меня спрашивает, куда я собираюсь после школы. Я отвечаю, что в военное училище. На его лице высветилась бурная радость, он говорит, мол, давай приезжай завтра в первой половине дня ко мне в райком, будет для тебя сюрприз. Завтра, как и договаривались, приезжаю я в райком, и второй секретарь вручает мне комсомольскую путевку в военное училище! Это было здорово. Единственное, что портило впечатление от путевки, это ее вид. Она была выполнена на осьмушке бумаги, и никакой солидной полиграфии. Если бы ее выполнили на стандартном листе формата А4 мелованной бумаги со всей советской атрибутикой: красные флаги, серп и молот, взлетающая ракета, то ее не стыдно было бы кому-то показать. Вот так получилось, что я не просто по собственному желанию поехал в Ригу поступать в училище, это меня комсомол направил!

Выпускные экзамены в школе продолжались весь июнь. Как потом выяснилось, я должен был прибыть в училище для сдачи экзаменов где-то 15 июля. Получается, что у меня было всего две недели, чтобы как-то отдохнуть от напряженного учебного года и экзаменов в школе, а затем вступить в новый бой. Я получил от военкомата пакет документов, который я должен был предъявить в училище, в том числе воинское требование для приобретения железнодорожного билета до Риги. Сейчас такого документа не существует, а многим даже не знакомо само название. Первый раз в жизни я приехал один как самостоятельный взрослый человек на вокзал покупать для себя билет. Поднялся по величественным ступеням, зашел в центральный зал. Сначала надо было найти расписание поездов дальнего следования и подобрать поезд.

Таким поездом оказался фирменный - «Чайка», следующий по маршруту: Таллин — Рига — Вильнюс — Минск. Эх, знал бы я, как сильно будет связана моя жизнь с этим поездом в последующие 5 лет! Столько времени прошло, а я прекрасно помню, что из Вильнюса в Ригу поезд отправлялся в 10:24, а из Риги в Вильнюс в 14:00. Время в пути составляло 6 часов. Может кому-то мое высказывание покажется высокопарным, но сейчас, вспоминая те времена, я понимаю, что в 14:00 в поезде отъезжал от перрона самый счастливый человек, а в 10:24 — самый несчастный человек. Надеюсь, не надо объяснять, почему. Но был еще один немаловажный момент — прибыть из отпуска я должен был, к примеру, 6 февраля к 9:00. Если ехать «Чайкой», то надо было выезжать накануне в 10:24. Таким образом, один день отпуска использовался нерационально, фактически большую часть дня я проводил в дороге. Зимний каникулярный отпуск и так был короткий — 14 суток, а тут еще один день терять. Через пару лет выход был найден. Оказывается существовал поезд Рига-Вильнюс, который шел не по кратчайшей трассе, а большим крюком с заездом в Каунас. Он выходил из Вильнюса в 23:30 и прибывал в Ригу в 07:30. Полутора часов хватало для того, чтобы, как говорят шахматисты, «на флажке» заскочить в кабинет начальника курса и доложить о «прибытии из отпуска без замечаний». При использовании этого поезда я мог весь последний день отпуска провести дома с родными, а на 22:30 заказать по телефону такси и спокойно уехать на вокзал. Правда, тогда я не думал о том, что было бы в случае опоздания поезда. Справку об опоздании поезда мне бы дали на Рижском вокзале, но как на нее посмотрел начальник курса или начальник факультета, не знаю — могли бы и наказать.

Следующий этап — поиск воинской кассы. Здесь Вильнюсский вокзал несколько отличился. Обычно на вокзалах много касс, выстроенных в одну линию, и одна их них — воинская. Здесь же я обошел весь ряд касс, но воинской не нашел. Пришлось спрашивать у сотрудника вокзала. Когда мне показали кассу, я весьма удивился. Она была расположена на противоположном конце зала вдали от обычных касс, в самом уголке, словно ее специально замаскировали от людских глаз. Окошко для доступа к кассе было прорублено в силовой стене здания толщиной около метра, так что длины моей руки едва хватило, чтобы протянуть воинское требование. В такой амбразуре не билетами торговать, а установить крупнокалиберный пулемет — было бы подходяще.

В назначенный день, накануне даты «Ч» я приехал в Ригу. О последнем дне, проведенном дома, я абсолютно ничего не помню, словно мне память отшибло. Так или иначе переносимся в тот момент, когда я с маленьким чемоданчиком вышел на привокзальную площадь Риги. В командировочном предписании достаточно подробно было описано, где находится училище, и как до него добраться от вокзала. Без пересадок доехать непосредственно до училища можно было только одним способом — на 9-м автобусе. И в 1967 году и все пять лет моей учебы на 9 маршруте ходили венгерские автобусы «Икарус-620». Двигатель у них был слабенький, соответственно, ехали они медленно, мне так показалось, что я ехал до училища целый час. Интервал между автобусами доходил до часа, то есть маршрут существовал для проформы. Пока я ехал на автобусе, мной начало овладевать беспокойство — может быть мы вообще, едем на границу Латвии с Эстонией?

На этом месте хочу сделать большое отступление, чтобы вопрос с географией закрыть раз и навсегда. Когда из окна автобуса я первый раз в жизни увидел улицу Эзермалас и здания училища, мне стало как-то не по себе. Во время написания этого текста я сначала не мог подобрать слово, которым можно было бы кратко, но емко описать этот район города. Потом в голове что-то сверкнуло, и нужное слово прилетело, и не одно, а целых два. Если говорить современным бюрократическим языком, то это называется «промзона», а если простонародным, то «задворки» города. Попробую описать. При подъезде к училищу слева вы видели здание крупной ТЭЦ с высокими трубами. Когда до остановки оставалось 200-300 метров, нужно было преодолеть переезд через подъездные пути. Если на путях стоял поезд, то шлагбаум мог быть закрыт и 20 и 30 минут. По пузатым вагонам ядовито зеленого цвета было понятно, что это специальные саморазгружающиеся вагоны для перевозки угля. Значит ТЭЦ работала на угле. Позднее, через 20-30 лет, когда стали уделять повышенное внимание вопросам охраны окружающей среды, были проведены исследования, которые показали, что ТЭЦ на угле причиняют здоровью человека гораздо больше вреда, чем атомные станции. В угле содержатся примеси серы, которые с дымом выбрасываются в атмосферу. При взаимодействии окиси серы с водяным паром образуется серная кислота, которая благополучно проливается на человеческие головы в виде кислотных дождей.

С запада территория училища граничила с еще одним военным училищем — имени маршала Бирюзова. С севера у нас был берег Кишозера. Изначально берег был очень низменный, местами и заболоченный. Видно было, что давно, может еще до строительства джутовой фабрики на этот берег намывали песок, благодаря чему местности придали относительно приличный вид. С востока был холмистый пустырь с редкими деревьями и кустарниками. По тем холмам мы бегали 10 км на лыжах. Я видел торчащие из земли остатки каких-то бетонных сооружений. Может там был когда-то военный укрепрайон. Примерно через километр после этого пустыря располагалось Производственное объединение «Альфа», выпускавшее транзисторы и интегральные микросхемы. А как у нас предприятия микроэлектроники загрязняли окружающую среду, знаем, почище, чем та ТЭЦ. Последнее по очереди, но не последнее по значению: в этом районе Риги была плохая питьевая вода. Я не раз слышал от однокурсников, что дома были прекрасные зубы, а вот в Риге зубы стали резко разрушаться. Пожалуй это все, что я вспомнил. Географическо-экологический портрет училища закончен.

Вернемся к основному повествованию. Доехал я без приключений, спасибо предписанию. Прошел процедуру оформления в приемной комиссии. На этом этапе меня неприятно поразило, что у меня отобрали паспорт. Следующий раз я держал в руках свой паспорт через 28 лет, в октябре 1995 года. Естественно, физически это уже был совсем иной паспорт — паспорт другого государства. Правда, в начале девяностых годов сложилась парадоксальная ситуация, когда у меня не было внутреннего паспорта, но был заграничный паспорт, однако это тема совсем для другого рассказа. Далее я узнал, что на протяжении всей сдачи вступительных экзаменов мы будем жить в палатках. Ассоциация — когда мне было 3-4 года, каждое лето отец куда-то пропадал. Я приставал к матери с вопросом: «Мама, а где папа и когда он придет?» Мать отвечала, что отец в лагерях. Надо же, в Советской Армии за два десятилетия ничего не изменилось, отец проводил лето в палатке, а теперь я буду проводить лето в палаточном лагере. Немного опишу это место.

Я уже упоминал, что часть территории училища располагалась на таком чистом, красивом песке, намытом земснарядом. Место, занимаемое палаточным городком, имело форму треугольника. С одной стороны оно было ограничена каналом (так в училище называли широкую канаву, по которой из озера поступала вода для охлаждения на ТЭЦ). С другой стороны ограничено дорогой от транспортных ворот училища до складов, и с третьей стороны — дорогой от площадки развода караулов в направлении лодочной станции. На этом участке было установлено немногим более 100 палаток. Говорю так, потому что на каждой палатке была табличка с порядковым номером, и я помню номера 103, 104. Исходя из того, что палатка 10-местная, нетрудно догадаться, что на радиотехнический и электротехнический факультеты поступало суммарно более 1000 человек, или 4 человека на место. Естественно, такой массой людей надо было управлять. Сделано это было следующим образом. Среди поступавших были не только мы — гражданская молодежь, но и военнослужащие срочной службы, приехавшие поступать из частей. Было их совсем немного, человек 50-60. Мы, поступающие, размещенные в 3 соседних палатках, объединялись в группу. В группе было 29 гражданских парней и один сержант или рядовой из действующей армии, который и назначался командиром. Уже на этом этапе нам прививали военные навыки. Например, от палаточного лагеря до учебного корпуса нельзя было передвигаться неорганизованной гурьбой. Командир должен был построить группу в колонну по 4 и вести нас строем. Конечно, мы еще не умели ходить в ногу, для офицера наш строй выглядел ужасно, но постепенно учились.

Теперь я хочу вернуться к нашим жилищам, т. е. к палаткам. Поводом для углубленного изучения этого вопроса послужила моя переписка с однокурсником Валерием Забуранным. Он, в частности написал, что в первую ночь спал в палатке на матрасе, набитом соломой, даже не раздеваясь. Здесь моя память меня подвела — я совершенно не помнил, как был устроен «быт» в палатке. Спасибо интернету, найти можно любую информацию. Я нашел отрывок из наставления по устройству палаточных лагерей. Например, детально описан процесс установки палатки и ее внутреннее оборудование. Имелся рисунок планировки палатки. Напротив входа располагались нары на 6 мест, слева от входа — нары на 4 человека. Я внимательно прочитал этот документ. Больше всего меня поразили две вещи. Первое. Официально утверждается, что палатка летняя, выполнена из однослойного материала, в просторечии брезента. Тот, кто живет или бывал в Прибалтике советского периода, знает, какой там климат. Мы жили в палатках не только во время сдачи вступительных экзаменов, но и позднее, при прохождении курса молодого бойца. Это были заключительные две недели августа. Я не отличаюсь богатырским здоровьем, а ночи в августе были холодные. Я считаю, что мне очень повезло, что я не заболел в таких условиях. Второе. Там же написано, что в палатках военнослужащие могут размещаться как на кроватях, так и на нарах. Мы спали на нарах. Представьте, человечество уже совершило великие открытия: покорило как мирный, так и военный атом, а советский солдат продолжал в палатке спать на нарах!

В этом палаточном лагере стояли не только палатки, были полевая кухня и полевая столовая. Мы, еще гражданские ребята, ходили в наряд на кухню. Здесь я получил первый урок соблюдения дисциплины. Вечером командир группы объявил, что завтра я заступаю в наряд на кухню. Я возмутился и спросил: «А почему я?», после чего мне популярно объяснили, что в армии приказы не обсуждаются, а беспрекословно выполняются. В наряде мы в основном мыли посуду. Как вам, за вечер перемыть 500-600 алюминиевых тарелок и более мелких предметов?

С самими вступительными экзаменами произошла неприятная для меня неожиданность. Когда я учился в 10 классе, я просматривал типовой Справочник для поступающих в ВУЗы. Обычно в технических вузах из 4-х вступительных экзаменов только один был профилирующий, например математика письменно. Это значит что медалист, сдав первый (профилирующий) экзамен на отлично, следующие экзамены не сдавал. Фактически он уже был зачислен. В Рижском училище по непонятной для меня причине из 4-х экзаменов три были профилирующие: математика письменно и устно и физика. То есть надо было сдать три экзамена на отлично, чтобы тебя освободили от написания сочинения. Но этот экзамен не профилирующий, нет разницы, как ты его напишешь — на 5 или на 3. Таким образом, значение школьной медали полностью нивелировалось. Зачем нужно было в школе 10 лет горбатиться?

Наступил день первого экзамена — письменная математика. Перед экзаменом был один неприятный эпизод. Один поступающий из солдат потребовал от меня, чтобы я помогал ему на экзамене. Я к этому требованию отнесся совершенно спокойно. Рассудил, хорошо, не буду ему помогать, что он мне потом сделает? Побьет меня? Так я это переживу. Внимательно прочитав задания, я понял, что уровень сложности соответствует моим знаниям, нужно только не торопиться и быть внимательным. Когда я все решил, еще раз внимательно прочитал написанное, ошибок не нашел. Можно было сдавать экзаменационный бланк. И надо было сдавать, но тут… Черт меня дернул. В последнем задании нужно было вычислить объем сложной геометрической фигуры. Я получил некое число, допустим 752. А чего 752 — метров кубических или других единиц? Я ощущал некоторую незавершенность, хотелось вишенку на торте. Я посидел, подумал и решил после числа написать «единиц кубических», а сокращенно «ед. куб.». Если вы напишете последнее сокращение от руки, то оно будет очень похоже на написание «lg», то есть десятичный логарифм. Дописал я это и сдал бланк.

На следующий день я узнал, что за первый экзамен получил четверку. Изумлению моему не было предела, я был уверен, что все задания решил правильно. Следующим экзаменом была математика устная. Тут я получил свои законные 5 баллов. Существовало правило, что на этом экзамене поступающий мог ознакомиться со своим бланком с письменного экзамена. Я внимательно изучил бланк, а собственно, изучать было нечего. На всем бланке ни одного замечания, только в самом конце «ед. куб.» подчеркнуто красным и на полях напротив — знак вопроса. Преподаватель решил, что это логарифм, и знак вопроса означал, что он не понимает, причем здесь логарифм. Итог — 4 балла. Я объяснил преподавателю, что я имел в виду, и он со мной согласился. Далее он посмотрел на титуле фамилию преподавателя, который проверял мою работу. «Твою работу проверял сам начальник факультета, я не пойду к нему просить за тебя, это бесполезно», - сказал он.

Отшумели летние [дожди] экзамены, пора подвести итоги. Я сдал все 4 экзамена, получил 14 (4+5+5) баллов за профилирующие экзамены и зачет по сочинению. Далее проходило формирование проходного балла. Теперь о том, что я помню. 15 баллов не получил никто, по 14 баллов получили 3 человека (я один из них). Дальнейшее распределение баллов я тогда не знал. Очень смутно помню, обладатели 14 баллов, 13 баллов, 12 баллов прошли все, дальше были варианты. Не могу не сказать о такой вещи, которая не имеет практического значения для поступления в училище, но задела тогда мое самолюбие. Получается, если бы я не поставил тогда две роковые буквы, которые были приняты за «lg», то мог бы получить отлично по письменной математике, и соответственно, единственным из всех поступавших набрать максимально возможный результат, 15 баллов.

Следующее испытание — это прохождение мандатной комиссии в форме индивидуального собеседования. Меня должен был изучить полковник Куперман, начальник автомобильного комплекса. Так называлось подразделение, которое на 4 курсе должно было подготовить нас как теоретически, так и практически к сдаче экзаменов на право управления автомобилем. И он, и я прекрасно понимали всю формальность происходящего действа, оба отыграли свою роль на отлично, и я получил заветную подпись, которая удостоверяла мою благонадежность. Но нельзя сказать, что на этом наши жизненные пути разошлись. Куперман чувствовал себя как бы моим крестным отцом и все годы обучения в училище считал своим долгом интересоваться моей учебой. Был даже такой забавный эпизод. В конце третьего курса я завел усы. Куперману мои усы не нравились, когда он встречал меня на училищной аллее, обязательно спрашивал, когда я их сбрею. Однажды он меня встретил за пару дней до сдачи мной практического вождения, и опять стал приставать. Мне эта история уже порядком надоела, и чтобы отвязаться от него, я сказал: «Вот если послезавтра сдам вождение, то сбрею». Я думал, что ничем не рискую, ибо сдать с первого раза вождение на Газ-51, рассекая самый центр Риги, практически никому не удавалось. Но бог посмеялся над моими планами, инструктор погнал меня по сравнительно простому маршруту, и я со второго раза сдал вождение. Мораль — мне пришлось сбрить усы!

Далее хочу поведать о весьма странном событии, которое произошло сразу после окончания вступительных экзаменов, и подоплека которого мне до сих пор неизвестна. Обычно результатом работы приемной комиссии является список поступивших, но юридически принятыми в училище они становятся после подписания соответствующего приказа Министра Обороны. В отделе кадров училища готовится проект приказа, и с этим приказом сотрудник ОК в роли нарочного выезжал в Москву. В училище имелся руководящий документ о том, что на радиотехнический факультет необходимо принять 112 человек (4 учебные группы по 28 человек). Под эту численность и был определен проходной балл. Теперь смотрите, что происходит. Нарочный увозит в Москву документы на 112 человек, а 16 августа Министр Обороны подписывает приказ о зачислении на факультет РЭО 168 человек (6 учебных групп по 28 человек).

Мы узнали об этом на первом построении после того, как нас переодели в курсантскую форму. Пока мы сдавали экзамены, мы общались между собой и в палаточном лагере и в тех классах, где мы готовились к очередному экзамену. Я хочу сказать, что многих из нас мы знали в лицо, с кем-то уже познакомились и знали по имени. На построении мы увидели, что в строю стоят 6 учебных групп, в первых четырех практически все знакомые лица, а 5 и 6 группы — какие-то незнакомые ребята. Как такое может быть, откуда взялись еще 56 человек? Естественно, когда мы уже находились в лагере, где проходили курс молодого бойца, начали знакомиться и расспрашивать, откуда они приехали. Оказалось, что 56 абитуриентов, которые сдавали экзамены на факультет РЭО в Киевском училище и не прошли по конкурсу (не набрали проходной балл) были направлены для обучения в Рижское училище. Так сказать, лучшие из остальных. Мы, кто сдавали экзамены в Риге, первое время относились к приехавшим из Киева несколько настороженно. В кулуарных разговорах мы называли себя «рижане», а их - «киевляне». Этому способствовало то, что среди приехавших были ребята, любившие несколько приукрасить действительность, рассказывая о своих «похождениях» в Киеве. Я до сих пор помню один такой рассказ, как они толпой человек 100 поехали на метро с обрезками арматуры, завернутыми в газетку, на танцплощадку, чтобы «проучить» местных. Прошло не меньше года, пока эти различия нивелировались, и мы поняли, что все мы в сущности одинаковые ребята, независимо от того, кто где сдавал экзамены — нам делить нечего.

Я до сих пор не могу понять, почему нужно было в самый последний момент принимать такое странное решение. Ведь за год до этого, в 1966 уже не было приема в Рижское среднее училище, на базе которого в 1967 году было развернуто высшее. Значит в верхах уже было принято решение о его создании, казалось бы есть целый год на то, чтобы определиться с количеством принимаемых на 1-й курс. Да, как говорится, все течет, все меняется. Мало ли какие обстоятельства изменились. Но ведь обучение в училище занимает 5 лет. Значит потребность войск в специалистах того или иного профиля планируется на 5 лет вперед. В августе 1967 года кто-то смотрел на план, что в 1972 году потребуется 112 инженеров по РЭО, и вдруг решил, что это неправильно, что на самом деле потребуется 168 таких специалистов, и надо срочно план переиграть, так? Допустим, что это так. Почему нельзя было дополнительных 56 курсантов набрать из числа поступающих здесь, в Риге, почему надо было привезти их именно из Киева? А самый простой вариант с точки зрения здравого смысла — этих 56 поступающих в Киеве, там в Киеве и оставить, увеличив набор на первый курс факультета РЭО. Нет у меня ответа на эти вопросы…

В заключение хочу осветить самый личный эпизод из всей эпопеи поступления и, пожалуй, самый негативный. Я писал выше, что в 1967 году фактически в одних стенах функционировали параллельно два училища — среднее и высшее. В среднем училище третий курс заканчивал обучение и буквально на днях должен был выпуститься, второй курс должен был перейти на третий и весь учебный год соседствовать с нами — первым курсом высшего училища.

Здесь надо сделать отступление, чтобы более понятными были как происшедшие события, так и мои переживания. Прошу простить меня за излишнюю детализацию, потому что придется копаться в грязном белье (в буквальном смысле). Вы никогда не задумывались, как происходит переодевание из обычной гражданской одежды в военную форму на типичном призывном пункте Министерства Обороны? У нас в училище тоже должен был произойти такой «обряд». На первом этапе нас по учебным группам со сдвигом по времени пропустили через склад вещевого довольствия. После того, как мы получили все предметы военной одежды и обуви, которые нам полагались, нас повели в училищную баню. Я выше писал, что палаточный лагерь имел форму треугольника. Так вот, этот треугольник одним из своих углов и упирался в эту баню. Она была маленькая, только-только на одну учебную группу (28 человек). С улицы попадаешь в раздевалку, мы зашли, распределили свои тюки по лавкам. Далее разделись, каждый получил по куску мыла и мочалку и пошли в общее отделение. Помылись, вышли, получили по полотенцу и оделись в военное. На этом процедура закончилась, и прозвучала зычная команда: «Выходи строиться». Я вам рассказал теорию этого процесса. Внимательный читатель на этом месте может сказать: «Стоп, а как же с вашей гражданской одеждой?». А никак, курсанту на казарменном положении не положено иметь гражданской одежды. Предполагается, что кто-то собрал все, что осталось после нас на лавках, и отнес на помойку. Времени и возможности, чтобы сходить на почту и отправить домой посылку с личными вещами, не было предоставлено. Где-то через час после бани мы уже выступили пешим маршем в сторону загородного лагеря, где нам предстояло проходить курс молодого бойца.

Теперь сама детективная история. Я приехал сдавать экзамены в новом (ему было менее года) импортном костюме темно-зеленого цвета, купленном, что греха таить, с «заднего крыльца». Костюм был куплен в начале 10-го класса, с прицелом на все торжественные события, завершающиеся выпускным вечером в школе. В один из дней, когда мы ожидали подписания приказа о зачислении, ко мне подошел курсант среднего училища и после ряда вводных, ничего не значащих фраз предложил мне продать этот костюм за 10 рублей. Это была смешная цена. В те времена отечественный костюм стоил в магазине 90-120 рублей, а заграничный мог доходить до 160-180. Естественно, я отказался. Тот курсант не настаивал, не торговался, он просто буркнул себе под нос фразу: «Ну ладно...» и ушел. В тот день, когда нас переодевали, я вышел в бане из помывочного помещения, подошел к своей лавке и обнаружил, что костюмчика нет! Я сразу все понял, этот курсант выслеживал меня и терпеливо дожидался того момента, когда наша учебная группа пойдет в баню. Понял и то, что сделать уже ничего невозможно. Здесь вотчина Министерства Обороны, здесь ты не можешь пойти в отделение милиции и написать заявление, что тебя обокрали. Жалко мне было этот костюм, и очень обидно, что все так произошло.

А ведь все это можно было очень просто предотвратить. Первое. На время, пока мы мылись в бане, выделить дежурного офицера, чтобы никто посторонний не мог войти в раздевалку. Второе. Выделить 2-3 часа времени. От бани до почты (она прямо на территории училища) 300 метров. После помывки все собрали свои гражданские вещи и строем пошли на почту. В те времена мягкие вещи можно было отправлять в стандартных мешках. Пришел на почту, выдали тебе мешок, погрузил туда свои вещи, обычной ниткой с иголкой зашил торец мешка, написал на нем адрес и отдал работнику почты. 5-6 минут и твоя посылка оформлена, тебе выдали квитанцию. Что нужно было, чтобы так организовать? Элементарное внимание к людям.

Это не единственный случай «банного» воровства в училищные годы. Летом, как и в любом городе, наша котельная останавливалась на профилактику, и  училищная баня 2-3 недели не работала. В таких случаях нас по очереди, по одной учебной группе водили в обычную городскую баню. Баня была расположена на улице Ленина примерно в 2,5 километрах от училища. Когда мы находились в помывочном отделении, никакой охраны личных вещей не выставили. Мы вышли и начали одеваться, обнаружилось, что у трех курсантов, в том числе у меня, исчезли наручные часы. Армейские нравы неизменны, какие они были 100 лет назад, такие они и сейчас. «Живи по уставу — завоюешь честь и славу». А в уставе ничего не сказано о том, что в общественной бане надо выставлять охрану личных вещей! Мои наручные часы имели для меня не только номинальную ценность, как предмет, показывающий точное время. Они имели для меня и духовную ценность, т. к. незадолго до поступления в училище отец отдал мне свои часы, а себе купил новые с более крупными цифрами на циферблате — у него стало ухудшаться зрение. Эти часы хранили для меня тепло его руки. 

Мне 72 года. Моих родителей давно нет в живых. Но я хочу мысленно обратиться к их душам:
       - Дорогие мама и папа. Мне тогда было 17 лет, и я совершенно не знал жизни. Откуда мне было знать, как происходит в армии процедура переодевания. Но вы то? Отец сам поступал в военное училище в те же 17 лет. Мать тоже воевала, и не где-нибудь в штабе писарем, а на позиции части ПВО. Вы прекрасно знали нравы нашей армии. Зачем вы отправили меня в Ригу в новом выходном костюме? Чтобы я спал в нем на матрасе, набитом соломой?

                * * *
На этом я свое повествование заканчиваю. Позвольте небольшое резюме. Все люди очень разные. Одни в молодости ставят перед собой великие цели и отдают все свои силы для их достижения, другие ставят перед собой гораздо более приземленные цели. За примерами далеко ходить не надо. Во время моей службы в 30-м институте был у меня сослуживец, Михаил Васильевич. Кстати, выпускник того самого Киевского училища 1971 года. Он никогда не унывал, не принимал близко к сердцу превратности военной службы. Его любимая фраза была: «Лучше быть с синим дипломом и красной рожей, чем наоборот». А вот один выпускник нашего курса (не могу назвать его фамилию, нет у меня на это разрешения) лет 15 добивался зачисления в Отряд космонавтов, но так и не добился — не прошел по здоровью. Но он мог сказать самому себе — я сделал все, что было в моих силах.

Сейчас у меня такое ощущение, что я после окончания средней школы недостаточно высоко установил тогда для себя планку, поэтому и нет особой радости от того, что я ее легко взял. Мне неудобно писать следующую фразу от собственной наглости, но тем не менее… А почему бы в 1967 году, окончив школу с Золотой медалью, не попробовать поступить, например, в МГИМО?

P.S. Был у нас начальник факультета. Высокий, стройный мужчина. Красивое лицо, вьющиеся седые волосы, мог позировать для древнеримской скульптуры. Когда он с трибуны выступал перед нашим курсом, то любил такое обращение — вы мои мушкетеры. Под этим он имел в виду, что мы делаем одно общее дело, и вы — курсанты — должны всячески помогать профессорско-преподавательскому составу. А еще был у нас на курсе один человек, который умел давать людям короткие, афористичные характеристики. Он назвал начальника факультета «седовласый комедиант».

P.P.S. 22 января 2023 года, сижу в компьютерном кресле, слушаю новости по радио. Рассказывают о том, что в Великобритании проходят парламентские слушания. В королевских Вооруженных Силах некомплект личного состава - 4000 военнослужащих. За прошлый год из армии уволилось 16 000 человек. Основными причинами увольнения называют низкую заработную плату и плохие условия проживания. А-а-а, значит их тоже заставляли спать на нарах…

31 января 2023 года