Предисловие
Мне вдруг вспомнился эпизод из аспирантскойп жизни. Картина жизни, как говорил Ситка Чарли. Он, эпизод, великолепно иллюстрирует атмосферу тех дней.
Как-то Анатолий Валентинович принес на кафедру, завернутую в две газеты копченую рыбу. Он сам поймал и приготовил ее. Положив рыбу на стол, он развернул верхнюю газету и вслух прочитал один из заголовков, набранный крупными красными буквами:
ВАШИНГТОН: СОРВАЛИ МАСКУ ЛИЦИМЕРИЯ
- [Надо же! – усмехнулся Ан. Вал. – казалось бы все маски уже сорваны, а вот исхитрились и еще одну сорвали].
Не буду комментировать пусть остается притчей, которую каждый волен толковать в меру своей политической испорченности. Добавлю лишь, что сейчас, в наше время я невольно ощущаю, что вернулся в те дни, что утраченное возвращается ко мне, правда лишь в виде официальной пропаганды первый шаг сделан, но не совсем не тот, какого хотелось бы моей душе…..
Вслед за вступлением следуют повесть о Марине, небольшой отрывок о моей работе в Коми АССР и история устройство на работу дворником сразу же после распада СССР.
Перечитав эти отрывки, слово текст всегда вызывало у меня непреодолимое отвращение… Кстати. Такое же отвращение с недавних пор стали вызывать глагол «озвучить» и оборот «о том», употребляемые ныне всевозможными журналистами просто варварским образом и в неприличных размерах. Прав был Конфуций, когда говорил, что наведение порядка в государстве следует начинать с исправления имен.
Так вот. Перечитав эти отрывки, я подумал, а не слишком ли я расхвастался? Не чересчур ли напираю на чуть ли не мистическое значение своей жизни, судьбы и личности? Во всяком случае у определенного разряда читателей может создаться именно такое впечатление. Мне так кажется.
Сначала замечу, что на мои литературные упражнения вообще могут не обратить внимания, мало ли бездарностей и графоманов. Вот и мою повесть сочтут такой.
Но возможно я слишком мнителен, и моя проза кое-кому даже понравится. Для них скажу следующее. Все мои евангельские сравнения и тому подобные рассуждения о Возвращении Утраченного являются лишь мечтами и метафорами. В них присутствует не самолюбование, а скорее самоирония. И, пожалуй, хватит об этом…
В конце предисловия для равновесия добавлю еще одну картину жизни уже из студенческих времен.
Это происходило по окончании 2 курса. На зональной практике. Эта практика заключалась в том, что мы на автобусах ехали из Москва на Кавказ, останавливаясь в разных заповедниках и других примечательных местах. Разбивали лагерь, устанавливали палатки и занимались ботаникой, геологией, геодезией и почвоведением. Длилась практика два месяца. Я взял на себя обязанность на каждой стоянке копать в одиночку выгребную яму на весь лагерь. Мы сбрасывали туда отбросы. Не такая простая работа! Нас ехало человек 50, а стоянка занимала в среднем неделю и яма требовалась огромная.
Начальником практики был Юрий Николаевич. Фамилию я забыл. Вертится на языке, но никак не могу ухватить. Вот где пригодилась бы практикантская книжка! У нас почему-то отобрали практикантские и зачетные книжки по окончании ф-та.
Ю.Н. был геологом, несколько лет работал в Африке. Среднего роста плотный, широкий не толстый, но начинающий полнеть. Он производил впечатление именно такого геолога- практика, которые с молотком и рюкзаком скитаются по диким горам вдали от цивилизации, бывалый, спокойный человек, каждое слово которого звучит весомо и значимо и опалённое солнцем Африки лицо. Лет ему было, наверное, 45-50.
И вот на одной из стоянок, когда я рыл выгребную яму и уже почти закончил он подошел к краю ямы и сказал спокойно и убедительно: «У тебя очень тонкая нервная организация. Смотри, не перегни палку. Сломаешь и ничего уже не исправишь.»
И улыбнувшись, кивнул мне и медленно удалился. Это не было приказанием или советом. Я терпеть не могу приказаний, тем более назойливых советов и прекрасно могу отличить их. Это было размышление, опасение, даже просьба. Я видел, что он переживает за меня и пытается как-то предупредить о возможной опасности. Не настаивания ни на чем. Дело в том, что мне удавалось выполнять большой обьем физической работы вовсе не благодаря своей необыкновенной силе и вообще физич. Данным, а в большей мере за счет нервной энергии. Я рыл огромные ямы проходил многие километры действуя больше не мышцами, а душой. Юрий Николаевич понимал это и пытался помочь, предупредить о возможной опасности.
А ведь в августе 1983 г. Именно это и произошло. Палка перегнулась. С той только разницей, что перегнул ее не я, а внешние обстоятельства. А сам я оказался на столько глуп, что вовремя не отошел в сторону…
Хотел бы я быть посланником или избранником Небес который одним словом или движением руки совершает чудеса, но к сожалению… К сожалению, это только психотерапия позволяющая справиться с трудной жизненной ситуацией. К тому же, если верить з-нам биологии и учитывая возраст, в будующем меня не ждет ничего особенно радостного. Как поется в народной песне: «Что ни день, то короче к могиле наш путь». Так почему бы не помечтать о Возвращении Утраченного и прочих «невозможных» вещях? Надеюсь, что хотя бы это вы мне разрешите?
В первые послевоенные годы мой отец работал топографом в Сибири. Вместе с другом они проходили по 70 км в день, проводя съемку. Шли по 16 часов в день и у них сложилась игра. Они называли друг друга граф, обращались на «Вы» и вообще вели изысканные диалоги. Отец никогда не поучал и не ругал меня. Он использовал словечки и шутки из той давней игры. «В благородной задумчивости» и т.п.
Они прошли от Амура до Туркистана, а в Майкаине отец встретил мою маму, которая приехала на практику после окончания института. Института стали и сплавов. Эта встреча изменила его жизнь. Он поступил на физфак, закончил и вскоре стал одним из ведущих специалистов – практиков в области лазеров. И продолжал ездить летом в экспедиции. И еще один штрих к портрету отца. Друзья, с которыми он прошел не одну тыс. км, называли его Время - Не – Ждет. Этот роман случайно оказался в библиотеке Бодайбо. Когда я прочел его то поразился удивительному сходству главного героя с отцом. Буквально во всем! Характер, внешность, даже шутки и словечки у них часто совпадали. Это не было подражанием. Отец сам по себе был таким задолго до того, как прочел роман. Одно только отличие. Богатство и деньги никогда не интересовали его.
Юрий Николаевич был человеком той же породы и отнесся ко мне так, как мог бы отнестись отец. И я оценил это. На этом предисловие кончается и следует повесть о Марине.
Вставка.
Вначале следует упомянуть о событиях августа 1983г. В повести о Марине подразумевается, что они известны. Ранее я уже подробно рассказано о нех в своих дневниках.
Итак. Произошла дурацкая история словно взятая из анекдота, вот только последствия оказались далеко не шуточными. Я отравился, а точнее не отравился, а употребил чрезмерное количество кофе со сгущенным молоком, к тому же натощак. Одновременно я читал книгу, которая оказалась настолько интересная, что я сам не заметил, как опустошил почти всю банку. Я ел кофе чайной ложкой, запивая водой. Первоначально я хотел купить сливки, но их не оказалось ни в одном магазине, а я обошел добрый десяток. Не было даже просто сгущённого молока. Зато кофе со сгущённым молоком везде было хоть завались. Обычная история советских времен. И зачем-то я купил банку этого дурацкого кофе. Купил и забыл о ней. На другой день она случайно попалась мне на глаза, и я решил попробовать. Я не люблю простой кофе, а кофе со сгущённым молоком вообще никогда не ел. И вот попробовал! Съел почти целую банку.
Результат последовал незамедлительно. Сердцебиение, слабость непонятное возбуждение. Все-таки кофеин. Я вообразил, что чуть ли не умираю. Моя обычная мнительность. И я имел глупость вызвать скорую помощь. После чего от меня уже ничего не зависело.
Я находился в Москве один все знакомые разъехались по отпускам и экспедициям, Мама уехала к дяде в Новокузнецк и некому было удержать меня от фального шага.
Скорая помощь отвезла меня в больницу, словно взятую из рассказа Зощенко. Там летали полчища комаров, круглые сутки горел свет. Характерный штрих. На второй день меня перевели в соседнюю палату и указав мою койку сказали: на этой койке четверо уже умерли ты будешь пятым. Ну и т.д. в том же духе. Я не шучу, именно так и было слово в слово.
Но погубило меня не душевное потрясение от инквизиторских порядков, а полная невозможность заснуть плюс невозможность выбраться оттуда. А выбраться я хотел лишь за тем, чтоб наконец заснуть. Остальное не волновало, а только забавляло меня. Но вот сон. С детства это было моей слабой точкой, ахиллесовой пятой. Я чрезвычайно тяжело переживал любой недостаток или отсутствие сна. Именно в эту точку пришелся удар.
Повторяю, что обо всем этом подробно рассказано мною. Поэтому буду краток. Я выбрался оттуда уже на третьи сутки. Во-первых, мое поведение. Внешне я сохранял полное спокойствие и вел себя соответственно. И во-вторых мне повезло с врачом. Елена Дмитриевна безусловно была редким человеком. Именно ей я обязан своим спасением. Задержись я в больнице хотя бы на день и со мной было бы покончено. Двигаюсь дальше. Последствия тех дней. Из повести О Марине можно сделать ошибочный вывод, что я превратился в беспомощное существо, чуть ли не в инвалида. Отнюдь! Чисто физически я полностью восстановился. А в дальнейшем тренированность моя только возрастала.
Произошло нечто, что можно сравнить с аэрофобией, когда люди патологически не могут летать в самолетах. Я же не мог отдалится от дома в одиночку далее, чем на 1к.м. Причем обнаружилось это неожиданно для меня самого. Выбравшись из больницы, выспавшись и немного придя в себя, я решил прогуляться в лес. Один. Погода стояла чудесная и я не ждал ничего кроме отдыха в тихих, хорошо знакомых лесных местах. И вдруг… Лишь только я удалился от дома км на 2, как мгновенно и нежданно возникло жутчайшее сердцебиение и другие неприятные ощущения. Странным образом они были очень похожи на те симптомы, которые возникли у меня после банки кофе.
Я с трудом добрался до дома и весь остаток дня чувствовал себя физически абсолютно разбитым, словно на мне воду возили. Особо подчеркиваю все это явилось для меня полной неожиданностью. Отправляясь в лес, я ждал отдыха, покоя, облегчения, стремился туда душой как к изначально безопасному месту. И неожиданно получил такой удар. Обо всем этом подробно рассказано в моих дневниках. Поэтому не буду говорить подробно, а коротко упомяну главные детали.
В результате я оказался неспособным работать по специальности. Соответственно в советское время я зарабатывал, печатая на машинке и редактируя рукописи. Моя мама работала редактором в изд. Наука и брала работу на дом. И стала брать в два раза больше. Половину редактировал я, пользуясь своей врождённой грамотностью.
Я считаю этот термин ошибочным, во всяком случае применительно ко мне. Просто я научился читать и писать, когда мне не было и 4 лет. И читая в столь юном возрасте книги я автоматически, не задумываясь усвоил правильное написание практически всех слов. Вот и все, как говорят наши пропагандисты.
И наконец последнее. После развала СССР я устроился работать дворником, о чем говорится ниже, в данной публикации, на последних страницах.
На этом кончаю объяснительные слова и перехожу к повести Марине.
Повесть о Марине
пролог
А ведь мне везло! Мне постоянно везло. Везло в том смысле, что я постоянно уходил от неминуемой смерти. Если можно вообще назвать везением сохранение столь долгое время существования личности, чрезвычайно уязвимой и неприспособленной выдерживать удары внешнего мира. А ударами и смертельными ударами для меня являлись вещи, которые другие люди просто не заметили бы.
И такое изнеженное, утончённое существо смогло сохранять свою жизнь долгие 23 года. /Теперь уже 27!/ Какое существование? Какая жизнь? Это уже другой вопрос…
А началось это везение, это везение в больших скобках, уже в самом начале ирреального периода моей жизни, словно сошедшего на меня с полотен сюрреалистов или со страниц Кафки. Началось оно утром 27 августа 1983 г., на третьи сутки моих мучений, моего распятия когда меня выпустили из больницы. Я не верил, что вообще выйду живым оттуда, а меня выпустили. Мой врач, Елена Дмитриевна, сдержала своё слово, в которое я не поверил, в которое перестал верить на исходе очередной бессонной ночи. Но она сдержала слово и меня выпустили…
Это было первым моим везением. Если бы я задержался в стенах больницы хотя бы на 2 часа, со мной было бы покончено. С трудом я добрался домой. К счастью, у меня нашлось 5 копеек на метро. Вот, кстати, ещё один факт, который вполне можно причислить к категории “везение”. Но он слишком мелок и случаен и я отметаю его.
Чудес в моей жизни и без того хватало!
Итак, я добрался домой. К этому времени 3 предыдущие ночи я абсолютно не спал, а несколько предшествующих спал не более четырёх часов каждую, неполноценным, поверхностным сном. Добавьте сюда невероятное напряжение во время пребывания в больнице, неподдающееся описанию расходование энергии, невероятный выброс энергии совершенно впустую на фоне отсутствия всякого сна и даже самой лёгкой дремоты или расслабления. Добавьте сюда полную безнадёжность, полное неверие в то, что я выберусь отсюда.
Когда я попал в мрачные стены больницы, словно что-то ударило меня изнутри. Тут ты и останешься! Вот, она какая, твоя смерть! Я физически ощутил это. И хотя всеми силами боролся, но заранее считал это безнадежным и бессмысленным.
Трое суток я пребывал в нервном напряжении и не спал. Трое суток я считал, что судьба моя решена, что я навеки останусь здесь, сгину здесь и никто об этом не узнает. По крайней мере до тех пор, пока я не умру.
Пульс постоянно 110, давление - 170/100. Температура постоянно 37,2 - 37,3. Организм сжигал сам себя! При этом я ничего не ел. Почти ничего. Иногда я заставлял себя что-нибудь съесть, но чувствовал, что организм не принимает еды, что она лежит мертвым грузом в желудке. Впрочем, количество этой пищи было ничтожным. 2-3 кусочка сахара и примерно столько же тонких кусков хлеба за 3 дня. Я даже не смог доесть их до конца. Когда я добрался до дома, то весил уже 63 кг при моём обычном весе в 70-72 кг. До 73-х!
И тут второе моё везение - звонок мамы из Новокузнецка. Она позвонила почти сразу, как я выбрался из больницы. По-моему, в половину одиннадцатого. Около этого.
Что заставило ее позвонить? Не знаю. Но этот звонок спас мне жизнь. Без него я не печатал бы сейчас эти строки и уже находился бы в раю или аду, не мне судить, где именно...
И при этом у мамы не было никаких дурных предчувствий. Она позвонила мне вовсе не потому, что почувствовала, что со мной беда или мне что-то угрожает, впоследствии я настойчиво допытывался у нее о причинах этого поистине чудесного звонка, спасшего мне жизнь. И она отвечала, что просто ощутила, вдруг смутное и неясное беспокойство и желание позвонить, но ничего плохого не предполагала. Никаких дурных предчувствий. Вплоть до самого этого разговора мама была абсолютно уверена, что со мной всё в порядке. Ей просто захотелось вдруг услышать мой голос.
- Но почему же ты позвонила? - допытывался я. - Ведь и раньше ты уезжала, и на больший срок, но никогда не звонила!
- Сама не знаю! - отвечала мама. И подтверждала, что ничего плохого не ощущала. И даже подумать не могла… А ведь позвонить в Москву из Новокузнецка далеко не просто!
Непостижимое везение! В те мрачные дни я полностью утратил способность самостоятельно сохранить себе жизнь, расслабиться, заснуть, обрести хотя бы подобие душевного равновесия. И задержись мама хотя бы на полдня или не позвони мне в те утро, я бы отправился к праотцам.
Моё третье и главное везение в том, что я сумел объяснить маме по телефону, что ей нельзя задерживаться, что ей нужно сейчас же спешить мне на помощь. Я с содроганием думаю о том, что могло бы произойти, не сумей я этого сделать.
А ведь я вполне мог промямлить что-нибудь, сказать какие-нибудь общие слова, вообще не найти нужных слов.
Звонок мамы настолько обрадовал меня, что у меня возникло искушение сказать ей, что у меня всё хорошо. Но я преодолел его...
Не помню какие, слова я оказал маме. Но она сказала, что сейчас же выезжает, первым поездом, который отправляется в Москву через час.
И здесь странная история, на которую я обратил внимание лишь недавно. Долгие годы я не понимал! Долгие годы я считал, ябыл уверен, что мама приехала в Москву именно этим поездом. Настолько уверен, что никогда, ни разу не спрашивал у неё, как и каким транспортом она добиралась. А сама она никогда не говорила со мной на эти темы...
Дело в том, что поезд из Новокузнецка в Москву идет немного более трех суток, а мама появилась в нашей квартире уже на следующий день после её звонка мне. А я не обратил на это несоответствие никакого внимания.
В общем-то это неудивительно, учитывая то состояние, в котором я пребывал в те дни. Время перестало существовать для меня. Я перестал различать дни и ночи, они слились для меня в единую, невыносимую муку, длящуюся вечность. Не какую-то метафорическую вечность, а самую настоящую и реальную. Тот, кто сам не испытал такое, не способен понять меня, бесконечные мучения, которым нет и не может быть конца и уже нет начала. Время исчезает и теряет всякий смысл, сгущается и останавливается, материализуется. Оно давит на тебя. Время превращается в материю! Это жуткая вещь и я прошёл через это.
У меня не было никаких шансов выйти живым из больницы. У меня не было никаких возможностей дать знать маме о своей беде, а лишь она одна могла спасти меня в те дни. И у меня не было никаких сил дождаться её.
И тем не менее всё это произошло. Я вышел из больницы, дал знать маме и дождался её. Тройное чудо, спасшее мне жизнь. Зачем?
Мама позвонила 27 августа около 11 часов утра, а переступила порог квартиры примерно в 16.30 следующего числа. Никаких ошибок быть не может. Эти дни приходятся на субботу и воскресенье. А в больницу меня забрали вечером четверга, 25 августа. Так что никаких выпадений и путаницы быть не может. Впоследствии я но календарю сличал числа с днями недели и всё полностью совпало.
Таким образом, мама добиралась из Новокузнецка в Москву 29 или 30 часов. Кстати, тоже любопытное совпадение. В тот год, 7 ноября, мне должно было исполниться 29 лет. 29 лет жизни и 29 часов пути, спасающего эту жизнь, неизвестно кому и зачем понадобившуюся. И при этом я был абсолютно уверен, что мама едет в Москву на поезде…
Несоответствие явное. Но странность вовсе не в этом. Здесь всё понятно и вполне объяснимо. В том состоянии, в котором я тогда находился, мне было трудно правильное ориентироваться во времени, совершенно непостижимо другое.
Почему-то я был совершенно уверен, что мама приедет в Москву на поезде, приходящем в воскресенье, в 3 часа дня. Именно на этом поезде и ни на каком другом. На поезде, прибывающем в Москву 28 августа. При этом я предполагал, что поезд может немного опоздать. На полчаса, не больше. К этому времени я добавлял час, чтобы доехать до дома на метро. Проделав эти несложные вычисления, я получал, что мама должна быть дома где-то в половине пятого дня, 28 августа 1983 года.
Здесь я почему-то совершенно упускал из виду, что от вокзала гораздо быстрей и проще добраться на такси. Почему-то я был непоколебимо уверен, что мама поедет на метро...
Мне и в голову не приходило, что все мои расчёты построены на песке. Что мама никак не может добраться в Москву на поезде так быстро. Меня тревожили совсем другие вещи. Я боялся, например, что поезд сойдет с рельсов. Ведь такое иногда случается. Я боялся, что с мамой что-то случится в пути. Что она внезапно тяжело заболеет и попадёт в больницу и тому подобные вещи. Но венцом этих страхов было просто навязчивее опасение, что маму собьёт машина, когда она будет уже совсем рядом, выйдет из нашего метро и будет переходить Ельнинскую улицу. Я отчетливо видел, как это происходит!
Всё приходило мне в голову, всего я боялся, кроме одного. Кроме того очевидного факта, что поезда так быстро не ходят. Но необъяснимая странность совсем не в этом. Поразительно и необъяснимо, что мои абсолютно ошибочные расчёты, основанные на абсолютно ошибочных предпосылках, дали абсолютно верный результат. Мама появилась дома именно в тот день и час, когда я её ожидал.
В известном смысле эта уверенность тоже спасла мне жизнь. Ведь если бы я вдруг осознал, что маме ехать долгих трое суток, то душа моя не выдержала бы такого ожидания, не вынесла его. Да что я говорю! Задержись в то воскресенье мама хотя бы на пару часов и я не знаю, что бы со мной было!
И меня погубили бы не сами эти 2 часа, а ясное представление о том, что с мамой случилась беда, что именно из-за этой беды, быть может гибели, она и не появилась дома в 16.30 28 августа.
Подчёркиваю, мама ДОЛЖНА была появиться дома точно в это время, чтобы спасти меня и она появилась там ровно в 16.30. Что ожидало бы меня, если бы я знал, что вдобавок к моим непредставимым мучениям, мне предстоит ждать маму бесконечно долгих 3 дня? Ужас! Других слов нет в человеческом языке. ...
Но каким же образом удалось маме так быстро добраться? Единственное разумное объяснение — самолёт. Других объяснений нет и быть не может, если только не привлекать сюда пришельцев из Космоса и тому подобные вещи, Я даже думаю сейчас, что мама действительно села в то утро на поезд, как и сказала, но поезд ехал так медленно, что она не вынесла и сойдя на первой же станции с аэродромом поблизости, пересела на самолёт. Кстати, именно этим можно объяснить тот факт, что приехала она немного позднее, чем если бы села на самолет сразу уже в Новокузнецке. То есть, прилетела.
Возможно и немного другое объяснение. Самолеты не летают из Новокузнецка в Москву и мама была вынуждена ехать на поезде куда-нибудь в Новосибирск или Омск /условные города/, а лететь самолетом она решила сразу...
Конечно, бывает, что нужного самолета ждешь сутками из-за нелетной погоды, но в том конце августа погода была идеальной для перелётов. Вот ее было еще одно моё везение. Задержись самолет хотя бы на полдня из-за той же нелетной погоды и маме пришлось бы хоронить меня. Я не говорю уже о возможной авиакатастрофе. Это - ужас.
Итак, всё совпало. Всё совпало один к одному, чтобы спасти мою жизнь. И я остался жив, хотя особой радости это мне не принесло. Особенно на первых порах…
Если вдуматься, то всё это поразительно. Ошибаться абсолютно во всём! Иметь искажённое представление о действительности! И тем не менее, исходя из этих искаженных, ошибочных представление, абсолютно точно определить час приезда мамы. Даже вычислить его. Непостижимо!
Ведь я не предчувствовал и даже не надеялся. Нет! Я просто вычислил. Вычислил и был абсолютно уверен, что вычисления мои верны. И тени сомнения в этом у меня не возникало. Не возникало их и долгие годы потом... Что тут добавить?
Невероятное везение… Но сейчас, похоже, везение моё закончилось. И никто и ничто не придет мне на помощь, когда дом мой снесут. Меня ждёт повторение августа 1983 года и доведение его до логического конца. С третьей попытки! С третьей попытки моё Распятие доведут до конца…
И в обоих, уже свершившихся случаях, в двух роковых точках моей жизни присутствовала Марина…
И оба раза я звонил ей. Звонил в августе 1983, когда вышел из больницы, звонил и в апреле 1999, сейчас же после того, как мама умерла.
Оба раза мне удалось дозвониться. Почему же я до сих пор молчал об этом? Почему ни разу не упомянул о Марине на страницах моих воспоминаний? Читайте дальше и всё поймёте…
И мне подумалось, а вдруг Марина возникнет в моей жизни и сейчас, в момент моего третьегораспятия? В точности в этот момент! И в отличие от двух первых раз спасет меня…
———
Мне всегда казалось, что если люди и следуют в своей практической жизни какому-нибудь моральному принципу, то принцип этот звучит так:
Кому многое дано, тому хочется захапать ещё больше!
Сам я всегда был бесконечно далек от этого принципа. Мне никогда не хотелось ничего захапать. меня вполне удовлетворяли мои многокилометровые загородные прогулки в самой прекрасной местности на Земле. Мне ничего не хотелось, ничего не было нужно, кроме того, чтобы прогулки эти длились вечно и чтобы мама вечно была со мной.
Сейчас желание мое несколько видоизменилось. Возвращение утраченного - такое имя даю я моему видоизмененному желанию. Я хочу, чтобы прогулки мои вернулись ко мне и стали вечными. Я хочу, чтобы мама вернулась ко мне и чтобы мы жили с ней вечной, юной жизнью здесь, в нашей прекрасной загородной местности, в каком-нибудь дачном домике, где-нибудь рядом с нашим огородом. И чтобы никто не мог отнять у нас эту жизнь.
Скромное желание! Я всегда был скромным…
МАРИНА
28 мая 2010 года, разбирая вещи и перенося их на новую квартиру, которая безусловно будет моей могилой, орудием, при помощи которого цивилизация добьется своей цели и уничтожит меня, ввергнув предварительно в пучину страданий, аналогичным страданиям августа 1983 года, я совершенно неожиданно наткнулся на конверт, который считал безвозвратно утерянным.
Это моя предсмертная записка маме и Марине, составленная 28 августа 1983 года, в час безнадежности, когда я считал, что со мною уже покончено и помощи ждать неоткуда.
В отличие от этих двух вступительных предложений, в той записке я говорю короткими фразами. Очень короткими фразами! Нарочите короткими. Чего вы хотите от человека, часы и минуты которого сочтены?
Привожу полный текст той записки, вернее двух или даже трёх записок, составленных карандашом на клочках бумаги и помещенных во вместительный, светло-коричневый конверт из плотной бумаги. О чём может написать человек, дошедший до порога мучений перед лицом скорой и неизбежной смерти, если человек этот я? Слушайте!
Сначала то, что написано карандашом на поверхности конверта:
Маме!: После моей смерти, Мама, почему ты не едешь! Прочитай и сделай, как я сказал.
Отдай Марине то, что я ей написал внутри этого конверта.
А теперь содержимое конверта:
ПЕРВАЯ ЗАПИСКА
Мама!
Я не доживу до твоего приезда. Найди Марину. Скажи ей, что я ее любил. Я думал только о тебе и о ней. У нее есть сын. Не плачь обо мне. Встреться с Мариной. Пусть ее сын будет твоим, он хороший мальчик.
Я же прожил жизнь по-дурацки. По-дурацки и умер. Я очень ждал тебя все эти дни. Навернее уже не дождусь.
Найди Марину. Сейчас она на даче. Приедет к 1 сентября. Она утешит тебя и поможет тебе. Не плачь. Найди ее.
Я очень хотел ее видеть. Я очень ждал тебя.
Прощай. Вот, что стало со мной без тебя за 1З дней!
Серёжа.
Не оставляйте кошку! Ксению. Передай Марине другую записку
.
ВТОРАЯ ЗАПИСКА
Марина!
Я любил тебя. Поэтому я подарил тебе цветок на двери. Мне сейчас очень плохо. Я мучаюсь уже четвертые сутки. Это ужас.
Прощай. Не оставляй маму. Пусть Юра будет и ее сыном. Ведь она останется одна! Совсем одна!
Прощай. Не плачь обо мне. Никогда мы не увидимся. Не оставляй маму!
Никогда больше не увижу я лес, зиму, солнце, небо. Почему так глупо кончается жизнь?
Далее зачеркнуто. Можно разобрать лишь 2 первых слова: Я УМРУ.
ЕЩЁ МАЛЕНЬКИЙ КЛОЧОК БУМАГИ
Елена Дмитриевна.
Мне очень жаль, что я не смогу поговорить с ней в нормальных условиях.
Мама! Отдай ей книгу "Бег ради жизни". Скажи ей, что она хороший, честный человек и не ее вина в том, что случилось со мной.
Она была моим врачом в больнице. Она выпустила меня. Выпустила сразу. Но я вышел на свободу слишком поздно для себя. Я не смог вынести неволю и одиночество. Двух суток неволи и трех ночей без сна оказалось достаточно, чтобы убить меня.
ТРЕТЬЯ ЗАПИСКА
Если это будет не смерть, если я не умру, а лишь потеряю способность осознавать происходящее со мней, то не отдавай меня в больницу! Ни в коем случае!
Мама! Я прошу тебя не отдавать меня в больницу, что бы со мной не случилось! Это моя последняя воля. Лучше умереть здесь, чем быть там.
ЧЕТВЕРТАЯ ЗАПИСКА
Марина!
Я звонил тебе, но никто не взял трубку. Ты еще не вернулась. Мы наверное никогда уже не увидимся. Но сейчас я словно вижу тебя перед собой. Мне ничего не нужно было в эти, последние часы, кроме мамы и тебя.
Сначала ты мне просто нравилась. С тобой было хорошо. Легко и свободно. Потом я понял, что люблю тебя, но не знаю, как сказать. А сейчас, перед смертью я вижу, что никого не любил в своей жизни так, как маму и тебя.
Вы должны быть вместе и помнить обо мне. Марина, прощай! Как много я мог бы сказать тебе, если бы сумел дожить же этого момента. Мне было достаточно просто видеть тебя, разговаривать с тобой, гулять с тобой. Никогда больше не будет этого.
Прощай! Я не могу больше писать. Если бы я остался жив, я стал бы жить совсем по-другому.
Марина! Мама! Чувствовали ли вы, как мне плохо? В эти дни я испытал такое, чего даже представить себе не мог. Тем более выдержать. Я и не выдержал. Просто мне было некуда деваться! Я был вынужден испытать всё это. Это ужас!
Я понимаю теперь людей, теряющих рассудок от невыносимых мучений. Но я не потерял рассудок и понял, что никогда его не потеряю.
Как было бы хорошо мне выспаться сейчас, стать прежним и рассказать вам, что видел и что чувствовал в эти дни! Но видно не придётся. Сон и любое забвение бесконечно далеки от меня. Я ощущаю себя абсолютно неспособным заснуть! А смерть рядом.
Это состояние длится бесконечно и некуда уйти от него. Это и есть ужас.
Будь, что будет. Я сказал главное, а всего не скажешь. Но знайте, что я не покорился смерти до самого конца. Если он будет. Я пытался бороться до конца. Только что толку!
Марина!
Последнее моё светлое воспоминание о нашей прогулке с тобой и Юрой на лодке. Словно в другой жизни было это. Словно в другой жизни ходил я по лесам лесам и полям здесь, совсем рядом в Раздерах, Барвихе. Наглухо отделен сейчас я от этой жизни.
Только теперь я понял, как нужно жить. Но уже поздно. Ну что ж, постараюсь достойно пережить те 2-8 часа, что мне осталось.
Это жестоко, то, что я пишу. Прости меня Марина, но я должен сказать всё это.
Марина! Такие люди, как ты, драгоценные камни среди множества пустых душ. Кроме тебя и мамы я не встречал таких. Ты в 100 000 раз лучше меня. Оставайся жить и помни, что каждый день жизни это счастье. Не оставляй мою маму.
Не оставляй мою маму одну! Вы должны быть счастливы.
Такие слова сказал я 28 августа при помощи простого карандаша и бумаги, думая, что часы мои уже сочтены. Почему я ни словом не обмолвился об этой записке, об этом конверте, в моих воспоминаниях? Почему я ни слова не сказал о Марине?
Дело в том, что уже написав записку я всё-таки дозвонился до Марины! Она приехала и подняла трубку. И фактически получилось так, что она отреклась от меня, отказалась прийти мне на помощь.
Я просил ее только об одном, побыть со мной до приезда мамы, поддержать меня морально, поскольку я дошел уже до предела возможного терпения. Мама должна приехать этим вечером, говорил я, но у меня нет сил ждать. Трое суток я не спал. По ошибке меня забрали в больницу, где я и провёл эти трое суток. И я прошу ее просто немного побыть рядом со мной до приезда мамы.
Я ответственно заявляю, что речь моя была вполне вменяема: я всегда контролирую себя и окружающее меня. И этот трагический случай показал мне, что я могу контролировать себя и осознавать происходящее со мной даже в таких условиях. Даже на пороге смерти!
А надо сказать, что доехать до меня Марине было очень просто. Она уже бывала у меня в гостях и прекрасно знала путь.
Для этого ей было нужно только сесть на 58 автобус, бывший тогда экспрессом и он за 15 минут доставил бы ее до метро Молодежная. Остановка этого автобуса находилась на Университетском проспекте, прямо напротив дома Марины, в ста метрах от него.
Не раз она говорила мне, что часто видела этот таинственный автобус, который подобно какому-то призраку, подобие летучему голландцу, появлялся в поле ее зрения и тотчас же исчезал, уносился на огромной скорости в неведомые дали! И она гадала, что это за автобус, откуда он, не пригрезился ли ей он?
А потом, говорила она, я узнала, что этот автобус идет прямиком к тебе и всё поняла...
От метро Молодежная до моего дома 4-5 минут пешего хода. Но Марина отказалась. Она отоворилась тем, что у неё внезапно прорвало трубу в ванной и квартиру ее заливают потоки воды. Она не может сейчас приехать ко мне!
Через 2 часа, когда я дошёл уже до самого последнего предела и не надеялся уже ни на что, приехала мама. И спасла меня! А потом позвонила Марина и узнав, что мама вернулась, сказала, что у неё отлегло от сердца.
Может быть у нее действительно прорвало трубу? И именно в эти мгновения. Ничего невозможного в этом нет. Но дело в том, что мы возобновили наши отношения и спустя примерно месяц, будучи у неё в гостях, я как бы между делом поинтересовался судьбой этой трубы и попросил показать следы ужасной катастрофы. Какую-нибудь заплату или новую трубу. Должны же остаться хоть какие-то следы! Мне интересно!
Растерянный и смущенный вид Марины был для меня убедительней всяких слов. Самое удивительное в этой истории то, что я нисколько не изменил своего отношения к Марине, не стал относиться к ней по-другому. Я не вычеркнул ее из своего сердца, как предательницу. Я даже не простил ее, потому что прощать мне было нечего. Нельзя прощать того, кого ты не осудил. А я не осудил Марину. Невероятно, но в душе моей она осталась для меня прежней Мариной.
После смерти мамы ситуация повторилась. Я снова позвонил Марине и она снова отказалась приехать ко мне, прийти на помощь. Зеркальное подобие. Кроме этих двух случаев мне не в чем упрекнуть Марину. Имение о ней, о наших взаимоотношениях. я и хочу сейчас рассказать.
Я молчал о них не потому, что негодовал на нее, возмущался её фактическим отречением от меня. Мое отношение к ней нисколько не изменились, Подобно апостолу Петру, дважды она отреклась от меня, а я не осудил ее. Чем не Иисус Христос!
Но ни о чём этом я не думал. Я просто не знал, КАК сказать мне о ней? Осуждать ее я не хотел и не мог, да и не осуждал, а говорить о ней одно только хорошее было как-то неудобно. Как-то странно. Отдавало какой-то фальшивой елейнестью. Вот я и промолчал.
Неожиданная находка словно сказала мне, что я ДОЛЖЕН рассказать об этом, должен рассказать о Марине, о том какое место она занимала в моей жизни, в моей душе.
Повторяю, место это не изменилось... Я не прощаю её. Я просто ни в чем её не обвиняю. И при этом ясно вижу, что фактически она отреклась от меня, устранилась от помощи мне в самые трудные, самые роковые мгновения моей жизни.
И похоже, что уже в самые ближайшие месяцы я в третий раз окажусь в том же самом беспомощном, безнадежном положении, в котором пребывал уже дважды - в августе 1983 и в апреле 1999, после смерти мамы. Кто или что спасет меня сейчас? Я не вижу ни малейшего шанса на спасение. Похоже, что цивилизация добилась своего. Как я ни старался, как ни боролся, она добралась до меня...
В отличие от первых двух раз, этот третий удар не будет для меня неожиданностью. Я вижу его заранее и издалека. Издевательским образом он принял вид переезда на новую квартиру. Все сроки заранее известны мне! Всё ясно и открыто. Я вижу приближение смерти.
Может быть это и есть свидетельство полной моей обречённости? Наглухо замурован я в глухом застенке среди домов и машин. Среди асфальта. Наглухо закрыта дорога в мой лес. А палач уже приближается ко мне. Я вику его, слышу его шаги. Щёлкает затвор автомата. Всё ясно и понятно. Открыто мне. Только спасения нет. А может быть есть?
Сейчас, 24 мая 2010г., выглянув в окно кухни, через балкон я увидел Октябрину, медленно идущую в сторону леса. В большой соломенной шляпе чуть ли не с накомарником. В огромных, витых чеботах-мокасинах, напоминающих одновременно лапти. В ярком, экзотическом плаще-накидке цвета летящего попугая.
Как всегда одеяние её и она сама производили впечатление чего-то необычного, экзотического. Даже эффектного! И лишь вблизи было заметно, что Октябрина, в сущности обрядилась в довольно ветхое старьё.
Но каков вкус! Каково умение создать композицию. Впечатляющую композицию. Слава Зайцев жалкий, беспомощный, сопливый пацан по сравнению с Октябриной.
Но я не об этом. Более года я не видел Октябрину и уже серьезно думал, что ее нет уже в числе живых. И основания у меня имелись, Октябрина вполне могла не вынести переезда на новую квартиру и умереть на новом месте. В этом она подобна мне. В этом отторжении всевозможных новых мест мы с ней духовные братья. Точнее, брат и сестра.
Её дом снесли в декабре 2008 года. Спустя 3 недели я повстречал Октябрину вблизи своей помойки и она произнесла запомнившиеся мне слова. Вдруг завела она речь о своем переезде и почему-то обращалась ко мне на Вы, что уже само по себе необычно. Ведь мы с мамой давно с ней знакомы. Можно сказать, хорошие друзья.
Она сказала следующее:
Вы думаете это так просто, переехать на новую квартиру? Раз, и переехал! Ничего особенного!
И, помолчав, добавила:
НЕ ТАК ВСЁ ПРОСТО
И медленное удалилась. Глубокая усталость и даже безнадежность ощущалась во всем ее облике.
Вскоре я еще 1 раз повстречал ее. И снова, примерное теми же словами она завела речь о свершившемся переезде. О переездах вообще. С тех пор, вплоть до нынешнего дня, я не видел ее. И уже начал подозревать, что она не вынесла переезда, не смогла приспособиться к жизни на новом месте.
И вот, оказывается, она жива. Только немного сильнее сгорбилась, только шаг ее стал медленней и тяжелей. И вдобавок, опирается на палку...
Именно опирается! Чувствуется, что палка эта, тоже довольно экзотического вида, необходима. Она и прежде ходила с каким-то альпенштоком, но шаг её был тогда упругий и сама она больше походила на альпиниста, на путешественницу, отправляющуюся в какую-нибудь Терру Инкогниту. А сейчас видно, что без опоры она просто не смогла бы передвигаться или делала бы это с большим трудом...
Вот фигура из безвозвратно ушедшего прошлого! А может не безвозвратно? На краткое мгновение возникла она в квадрате между прутьями балкона. Зазевайся я хотя бы на секунду, и Октябрина прошла бы незамеченной. .
Предсмертная записка и Октябрина. О чём говорят мне эти вестники из прошлого? А ведь я чувствую несомненную связь между ними. Не зря явились они мне примерно в одно и то же время. В эти тревожные дни, которые я имею все основания считать последними моими днями…
О чём говорят мне эти знаки? О близкой гибели или о спасении? Может быть действительно близится чудо? Окончательное, фактическое чудо! Такое чудо, на которое я не смею и надеяться. Такое чудо, какие бывают только в сказках.
Жизнь моя и так похожа на сказку. Так почему бы ей не завершиться на соответствующей ноте? То есть не завершиться, а продолжиться плюс бесконечность, стать вечной...
И вернется мама. И вернется мой лес. Вернутся Муся, Сима и Белка. Многое вернется. Вернется всё то, что легко и радостно ложилось на мою душу, было необходимо ей. И снова буду гулять я по знакомым местам, свободный и беззаботный! Как прежде.
С одной только разницей. Никто и ничто не в силах будет разрушить и испоганить эту жизнь...
Когда я совершал свои прогулки, когда я шел по моей лесной тропе, то получал способность видеть мир вокруг себя очищенным и преображённым. Видеть его таким, КАКОЙ ОН ЕСТЬ! Каким он задуман и каким является, если иметь глаза и чистую душу.
И сам я в эти мгновения становился таким же. Простым и правильным. И всё вокруг и внутри меня становилось простым и правильным. Таким, каким должно быть. Ни в чем не мог бы я упрекнуть себя в эти мгновения! Тем более мир вокруг себя. Всё было правильно.
Это не метафора, не поэтическое преувеличение, не иносказание. Так было на самом деле.
И вот, это вернется и станет вечным и неразрушимым.
Не об этом ли свидетельствует недавно найденный конверт и неожиданно возникшая перед моим взором Октябрина?
Сотни раз видел я ее точно так же проходящей мимо моих окон. Сотни раз шла она в сторону леса. А рядом со мной была живая мама! И лес был рядом! И всё остальное, нужное мне. Нужное моей душе. И в любой момент мы могли отправиться с мамой в наш лес и действительно отправлялись туда. Каждый день. Ежедневно.
И вот, конверт отыскался, а Октябрина снова прошла мимо моих окон. Как прежде. Так не вернётся ли и всё остальное...?
Или уже не вернётся никогда и мне лишь показали перед смертью туманные, зыбкие образы Утраченного Рая? И час моей пробил...
Третье, роковое распятие. Вернее, доведение до логического конца августа 1983 года. И прежде, в любые свои юные и детские годы я необыкновенно тяжело переносил жизнь в любом новом месте. С трудом привыкал к нему. Ночь без сна в любом, самом тихом и комфортном новом месте всегда была мне
обеспечена...
А после августа 1983 где-то необратимо сломалось внутри, в системах саморегуляции моего организма и я с горечью вижу, что неизбежное нервное и психологическое напряжение на новом месте просто-напросто убьет меня. Я не смогу с ним справиться.
Видно такая моя судьба. Только очевидное чудо может спасти меня. А чудес не предвидится. Новых чудес не предвидится.
И я начинаю подозревать, что уже исчерпал отведенный мне лимит чудес. И час мой пробил…
—-----------------
Однако пора вернуться к моей предсмертной записке. Вернее, к истории моих взаимоотношений с Мариной. Пора рассказать о Марине и восполнить единственный пробел моих сочинений.
А ведь я бы взял Марину в мой преображённый мир, в мою Прекрасную Страну, которую люди но неведению и глупости именуют Одинцовским р-ном. И Октябрину я взял бы туда...
А ведь и Октябрина, и Марина живы сейчас. И я еще жив. А мама уже умерла. Но все мы заслуживаем того, чтобы вступить на чудесные тропинки Прекрасней Страны.]
С Октябриной и мамой всё ясно. Кто, если не они? Сложнее с Мариной и со мною. Ведь Марина фактически предала меня, а сам я никогда не был о себе высокого мнения.
Слушайте, и я попытаюсь всё вам объяснить...
—-----------------
Наше знакомство состоялось в декабре 1981 года. Самое позднее в январе следующего. Тогда я только-только поступил в аспирантуру.
Я вдруг подумал: А ведь Марининого дома наверняка давно уже не существует на поверхности планеты. Ее прежнего, тогдашнего дома. Его давно уже снесли, как собираются снести и мой, побочным эффектом чего будет моя мучительная гибель.
Как и я, Марина проживала в 5-этажном, хрущевском доме, но на 1 этаже. Дом ее располагался в тихом, укромном месте, в некотором отдалении от Университетского пр-та. На работу, на кафедру Марина всегда ходила пешком 10-12 минут хода среди яблоневых садов и неких подобий загородных полей. Окрестности МГУ в те годы являли собей некий симбиоз научного городка и самой, что ни на есть, сельской местности! Весьма привлекательнее для меня сочетание. Ближе к реке, на уступе Ленинских Гор имелась даже настоящая, действующая церковь, внизу которой извивалась широкая река и располагалась такая же настоящая горная страна.
В этой церкви меня даже крестили по настоянию мамы, а вернее одной из ее знакомых, Зины, с ножом к горлу приставшей к нам, чтобы мы крестились, а то она и знать нас не хочет! Любопытно, что самые различные, нередко совсем непохожие друг на друга люди часто предъявляли маме всевозможные требования и претензии, будучи совершенно уверены в своем праве это делать и в том, что мама обязана им подчиниться.
Таким образом, в феврале 1986 года мы с мамой окрестились в церкви св. Татьяны. Так называется это старинное здание.
Особая прелесть тех мест, в которых проживала Марина и в которых происходило моё и её высшее образование, заключается в том, что все эти живописные красоты и идиллические картины сосредоточены на сравнительно небольшой площади. Оазис покоя внутри большого города. Как нельзя лучше всё это подходило Марине, ее душе, её внешнему облику...
Но я отвлекся. Возвращаюсь в свои аспирантские годы. Марина была и продолжает быть лет на 6-7 старше меня. Соответственно, она окончила наш факультет на столько же раньше меня, защитила диссертацию, а затем на несколько лет покинула МГУ. Несколько лет работала в каком-то почвенном институте, там женилась, родила сына, Юру, развелась и вновь вернулась на факультет, на нашу кафедру . Кафедру физики и мелиорации почв.
Возможно, я не совсем точен. Сыну Марины в бытность мою аспирантом, уже исполнилось 8 лет, а. значит вышла замуж она, скорее всего, ещё учась в аспирантуре.
Пути наши в те годы не пересекались. Когда я учился и защищал диплом, Марина уже находилась в почвенном институте. Затем меня на законных основаниях отказались зачислить в аспирантуру, в Успенское, лабораторию лесоведения /чудесный вариант распределения в самом сердце Одинцовского р-на!/ меня также отказались взять и с подачи Петра Николаевича, моего университетского шефа, меня распределили в СОЮЗГИПРОЛЕСХОЗ, а фактически на З года в КОМИ АССР!
После этого я поступил-таки в аспирантуру на наш факультет. В хитрую целевую аспирантуру от СОЮЗВОДОПРОЕКТА! Марина тем временем также вернулась на кафедру. Рука судьбы!
Моя мама, окончив институт стали и сплавов, тем не менее практически всю свою жизнь проработала редактором в изд. "НАУКА". Среди ее авторов был некто Гусенков, физик, не раз бывавший у нас дома, чтобы не затруднять маму. Его брат руководил этим самым СОЮЗВОДПРОЕКТОМ, бесфоменным, не запомнившимся мне зданием на Бауманской, прямо напротив рынка.
Он-то и устроил мне целевую аспирантуру от своего заведения. Полная неожиданность для наших факультетских бюрократов и книжников. Втайне они недолюбливали меня, хотя тщательно это скрывали, маскируясь открытостью, простотой и вежливостью.
Представляете себе их счастье, когда они совершенно на законных основаниях /недостаточная успеваемость и общественная работа!/ отказали мне в аспирантуре. Нисколько не придираясь и не третируя меня. Для них это было подлинное счастье. И лица их буквально лучились добротой и сочувствием ко мне.
Ирония судьбы, но именно они и подкинули мне идею целевой аспирантуры, желая показать, что во всем идут мне навстречу, но ничего не могут поделать. Они справедливо полагали, что целевой аспирантуры мне не видать, как своих ушей без зеркала, поскольку в родственниках Леонида Ильича я никогда не числился!
И каким бы гениальным, каким бы талантливым и многообещающим трудом не была бы моя диссертация, они ничем не могут мне помочь. Только целевая аспирантура...
Их радость еще более Усиливалась тем обстоятельством, что распределили меня не куда-нибудь, а в КОМИ АССР. Там мне самое и место, отчетливо читалось в их добрых, сочувствующих глазах! Своего рода ссылка, месте заключения или иного административного наказания...
А вот, целевая аспирантура... С особым удовольствием, долго и в подробностях они объясняли мне, что к глубокому их сожалению, СОЮЗГИПРОЛЕСХОЗ, в котором я в данный момент времени работаю, не имеет ни малейших прав на целевую аспирантуру на их, на нашем факультете. Изысканное наслаждение читалось в их глазах.
Каково же было их разочарование, когда идея целевой аспирантуры, казавшаяся им полным бредом и неосуществимыми сказками‚ вдруг, как по мановению волшебной палочки воплотилась в жизнь. И так воплотилась, что им и крыть было не чем! Нечего возразить. Хотелось бы, а нечего!
Я прекрасно помню их кислые, обиженные лица, лица капризных детей, у которых внезапно забрали их любимую игрушку. Я помню, как округлились их глаза, а сами они вдруг стали необыкновенно молчаливыми и сдержанными. И всё это после тоге, как я предъявил им неопровержимые, фактические документы, согласно которым СОЮЗВОДПРОЕКТ просит зачислить в целевую аспирантуру, на полагающееся ему по закону место, не кого-нибудь, а именно меня, за подписью директора СОЮЗВОДПРОЕКТА.
Меня подмывало сказать им, что я незаконнорожденный сын Гусенкова, но я удержался...
В таких вот условиях и состоялось мое знакомство с Мариной, одно из самых светлых в моей жизни. Насколько я помню, непосредственным поводом для него послужила как раз история моего чудесного вознесения в аспирантуру. Фактически я вернулся на факультет героем. И место работы моей тоже было в глазах сотрудников кафедры героическим. Никто не любил бюрократов и фарисеев. А тут получилось, что я утер им нос, подобно Иванушке-дурачку. Справедливость восторжествовала.
Марину начальство и руководстве тоже недолюбливало. Считало её несерьёзным, несолидным человеком. В аспирантуру ее еще взяли, а уж потом указали на дверь. Но подобно мне, каким-то чудом ей удалось вернуться на факультет за 2 года до меня, когда я работал в КОМИ АССР.
Безусловно, это сближало нас. Я помню ее юмористические рассказы о том, как она вернулась на кафедру. Дело в том, что на факультет с биофака пришел д-р биологических наук Феликс Руимович Зайдельман, весьма колоритная и солидная фигура. Наше руководство встретили его с распростертыми объятиями. На них он безусловно производил впечатление серьёзного солидного человека. К тому же выглядел крупным ученым. Он продвигал идею глубинной вспашки и для этого перешел на наш факультет.
Потом я узнал у своего однокурсника, долгие годы работавшего у Зайдельмана, что тот был обыкновенным коньюктурщиком, стремившимся к успеху и научным званиям. К тому же подделывал данные в угоду своей концепции и ничем не отличался в этом от академика Лысенко.
Но внешне он производил солидное, достойное впечатление. Настоящий ученый, как их изображают в газетных статьях. Все уважали его и даже благоговели перед ним, включая лаборанток. Слово его было законом для нашего начальства. Лабораторию ему предоставили беспрекословно. Половина кафедры физики и мелиорации почв поступила в его безраздельное владение.
Кроме прочего, Зайдельман был евреем, что весьма существенно в нашем случае, поскольку Марина тоже была еврейкой, правда только наполовину, но это не помешало ей с легкостью устроиться к Зайдельману. По какому-то тайному, еврейскому закону, он набрал в свою лабораторию одних только евреев, над чем нередко издевался мой шеф, Петр Николаевич, из лаборатории напротив.
Марина сама не ожидала, что узнав о её еврейском происхождении, Зайдельман так легко зачислит ее в лабораторию. Она не скрывала этого факта, чем весьма располагала к себе Петра Николаевича, весьма критически относившиеся к Зайдельману. Не потому что тот был евреем, а просто личность его и образ действий были чужды прямой, открытой натуре Петра Николаевича.
Напомню, как я попал к нему. Первоначально моим шефом, под руководством которого я должен был писать диплом, назначили Зайдельмана. То есть, меня назначили к нему. Старушки-лаборантки, чуть ли не молившиеся на Зайдельмана, в один голос уверяли меня, что мне повезло, что Зайдельман такой серьезный, солидный и что у него я далеко нейду.,
И тут случилась следующая история, словно взятая из рассказов Сергея Довлатова или Евгения Попова. Зайдельман дал мне задание написать реферат на тему глубинной вспашки - своей главной научной идеи. Как я понял потом, это было своеобразным испытанием. По-видимому, он полагал, что я засяду в библиотеку, изучу от корки до корки его научные труды и изложу всё это в наукообразной форме, подчеркнув его безусловное первенство в этой области.
Получилось совсем иначе, что весьма рассмешило впоследствии Марину, когда я рассказал ей эту историю. Как и Петр Николаевич, она не любила своего шефа, хотя именно он фактически вернул ее на кафедру, исполнив ее мечту.
Что же мне, молиться теперь на него!? - говорила она. И вообще называла его сушеной воблой. Особенно её возмущало, что Зайдельман ввёл ее в свою лабораторию, как еврейку, а не как человека.
Итак, мой реферат. Деле в том, что глубинная вспашка была мне совершенно незнакома. Этого вопроса абсолютно не касались в учебном процессе. Ни слова. Да и в других доступных нам книгах по почвоведению и растениеводству о ней не было ни слова. Единственным источником, как я вскоре понял, были статьи самого Зайдельмана, плюс некоторые косвенные работы каких-то немцев.
Нужно было ехать в какую-то специальную библиотеку и там заказывать всё это. Весьма нудно и неудобно. К тому же, как я считал, бессмысленно.
И тут, черт или не знаю кто, надоумил меня раскрыть Детскую Энциклопедию. Том, посвященный сельскому хозяйству и животноводству. Невероятно, но там отыскалась популярная статейка, целиком посвященная именно глубиннной вспашке. Очевидное - невероятное! - как пошутил потом Петр Николаевич.
Еще более невероятным было то, что в статейке этой имелись фамилии трех немецких учёных из ГДР, с которыми сотрудничал Зайдельман, и даже названия некоторых их трудов.
Разумеется, всё это на уровне какой-нибудь АБВГДейки или РАДИОНЯНИ, но меня это не смутило. Недрогнувшей, профессиональней рукой я быстро соорудил на основе этой статейки весьма эффектный автореферат. И даже думаю, что Зайдельман ничего бы не заметил, но я имел глупость честно сослаться на Детскую Эндиклонедию.
Итог был печален и в чем-то закономерен. Зайдельман наотрез отказался быть моим научным руководителем. При этом, верный своей натуре, меня он совершенно не поставил в известность и вообще не сказал мне ни слова. Обо всем я узнал через третьих лиц, через деканат, через профком, еще через каких-то, к делу не идущих сотрудников, подвизавшихся в основном по общественной линии.
Неожиданно я очутился в странном, подвешенном состоянии. И тут, Петр Николаевич пришел мне на помощь, История эта не просто позабавила, а где-то даже восхитила его! В известном смысле, он принял меня, как сына. Дипломников у него никогда не было и вообще-то не очень полагалось /по правилам!/, но он специально выхлопотал себе это право и заявил в своей обычной манере, что он желает быть только моим шефом.
Петра Николаевича уважали и немного побаивались в другом смысле, чем Зайдельмана, и не посмели ему отказать. Выходец из низов, из самого, что ни на есть народа, вот кем был Петр Николаевич Березин. Берёзин, как он себя называл перед наиболее несимпатичными ему людьми,
Я Петр Николаевич Берёзин, говорил он; - а вы, извините, кто?
Родом Петр Николаевич был из девевни. Одной из деревень Тамбовской области. Родился в 1937 году.
Люди тогда на тот свет шли, - говорил он, - а я на этот появился.
Затем военное детство, когда ели хлеб с лебедой и саму лебеду. Если бы не лебеда, мало кто выжил бы. После войны окончил школу и пошел в шахту. В донбасс.3 года проработал шахтером, чем очень гордился, а затем поступил на рабфак, а закончив его, в МГУ.
Такие были тогда возможности для простых людей получить не просто высшее, а даже университетское образование высшей пробы.
Петр Николаевич рассказывал мне:
Я был тогда простой работяга. Из глухой, русской деревни. Детство - война. Сельская школа, армия, шахта. И вот, сижу я на лекции, слушаю. И всё, что говорят, кажется мне каким-то странным. Какое, думаю, имеет всё это отношение к жизни? Зачем нужны все эти бездельники?
А потом врубился и понял, что не такие они бездельники. Во всяком случае, не все! И что при помощи этих непонятных слов и идей можно накормить всю страну, если иметь голову на плечах.
И в результате Петр Николаевич превратился в тот независимый, критичный, свободный, до всего доходящий своим умом и чужой всяких условностей тип ученого, который превосходно изображен в романах Даниила Гранина. Было в нём, Петре Николаевиче, что-то от Резерфорда, Ландау, Мигдала, Эдисона и даже Калицы. Другой стороной своей натуры он удивительно напоминал Глеба Жиглова в изображении Высоцкого. Вплоть до чисто внешнего сходства, голоса и манеры держаться! Даже юмор у них был очень похожий. Шуточки, словечки, реакции на слова окружающих.
Мне вспоминаются два эпизода. В первом из них, две лаборантки, наша и Зайдельмановская устроили какой-то общий обед или ужин, не помню по какому поводу. И один из аспирантов, родом с Кавказа, специально приготовил какое-то своё национальное, необычайное острое кушанье.
В угощении принял участие и Петр Николаевич.
- А вы, Петр Николаевич, зачем? - участливо осведомилась одна из зайдельмановских аспиранток. - Ведь вам нельзя. У вас же язва!
Надо сказать, что шеф мой действительно страдал этим заболеванием, вернее сосуществовал с ним, что нисколько не отражалось на его характере и образе жизни.
- А я сам - язва! - с ехидными, Жигловскими интонациями ответствовал Петр Николаевич.
И второй случай, на этот раз напрямую связанный с соседней лабораторией. Одна из сотрудниц Зайдельмана, Рая отмечала свой день рождения в кругу сотрудников. По-домашнему, но довольно торжественно. Ведь это был юбилей. 25 лет! Или 30. Но по-моему всё-таки 30.
Нас они не пригласили. Но не из вредности, конфронтации или особой приверженности своему шефу. Отношения между нами были, в общем-то, светскими, а некоторые вообще выглядели лучшими друзьями.
Просто не пригласили. Не догадались, наверное! И вот, в разгар празднества, Петр Николаевич повстречался в коридоре с виновницей торжества, несшей какое-то кушанье. Так, по-простому!
- А, Рая! - сказал он - У тебя сегодня юбилей. Поздравляю! 40 лет, это не хухры-мухры!
А надо сказать, что Рая, засидевшаяся в невестах, молодилась и всеми силами старалась выглядеть юной особой! Реплика Петра Николаевича попала точно в цель! Так он шутил...
А наверное Рае действительно исполнилось тогда 30 лет. И вот почему. В 25 не так обидно!
С Мариной, между прочим, у Петра Николаевича было полное взаимопонимание. Ее он никогда не подкалывал. К тому же у обоих них быле прекраснее чувстве юмора и неудержимая склонность к шуткам и розыгрышам. Отнюдь не солдафонским, хотя иногда они тонко пародировали солдафонские шутки.
Итак, я познакомился с Мариной в декабре или январе тех двух далеких, соседних годов. Декабре 1981-го или в январе 1982. Перед этим, работая в СОЗГИПРЛЕСХОЗЕ, я временами заезжал на факультет, на нашу кафедру, в гости к Петру Николаевичу. Сначала просто так, а затем началось оформление целевой аспирантуры.
И Марина, которая тогда уже объявилась в соседней лаборатории, могла видеть и наблюдать меня на некотором расстоянии. А возможно слышать обрывки наших разговоров.
И я предстал перед ней в образе этакого гостя, прибывшего из бескрайних, заснеженных просторов, героя Джека Лондона, примчавшего сюда, чуть ли не на собачьих упряжках.
В этом качестве я безусловно произвел на нее впечатление. Масла в огонь подлили рассказы Петра Николаевича, изображавшие меня в самом выгодном свете.
Марина сама потом говорила мне об этом в своей обычней, экспрессивней манере. Почва для нашего знакомства была подготовлена. И апофеозом явилась история, а вернее тот способ, которым я получил целевую аспирантуру и водворился на кафедре как луч света в темном царстве.
Разумеется, это явное преувеличение и хвастовство с моей стороны. Подлинным лучом света была сама Марина. Во всяком случае я всегда воспринимал ее именно так и это определение подходит ей как нельзя лучше!
Сейчас 26 мая, день рождения мамы, весь день льет дождь и сильно похолодало. Самый холодный день нынешнего мая 2010 года. Вернулась осень!
О чем говорит эта погода? О тем, что со мной покончено, что даже день рождения мамы мне постарались испортить и небо вместе со мной и мамой плачет о моей скорой гибели?
Вечный дуализм. Мой вечный дуализм. Я склонен усматривать во внешних событиях знаки. И всегда могу толковать эти знаки в противоположном смысле. А они, может быть, вовсе не знаки, не имеют к моей персоне никакого отношения, ни о чем мне не говорят, ни о чем не предупреждают, а происходят САМИ СОБОЙ, совершенно независимо от меня и от моей судьбы?
Может быть, так оно и есть? Если вам так хочется! Я ни на чем не настаиваю. Но уж больно много этих знаков и бьют они, в сущности, в одну точку...
Мне кажется, что я понял, почему я не осуждаю Марину. То есть, не понял, а могу дать правдоподобное объявление. Я и здесь ни на чем не настаиваю.
Как жил я все эти годы? Годы учебы в МГУ, затем работы в Союзгипролесхозе, а затем в мои аспирантские годы. Жизнь моя была сплошным, непрерывным походом, прогулкой. Я постоянно находился в этом походе. Провалиться мне на этом месте, но это и есть настоящая жизнь
И учеба в МГУ, как нельзя лучше вписывалась в мою жизнь. Окрестности МГУ виделись мною своеобразным филиалом, продолжением той загородной местности, в которой совершал я свои прогулки. И потом. В университет я тоже ходил пешком и тоже по весьма живописной местности. Отсутствовал разрыв! Естественность сохранялась!
И знакомство с Мариной явилось вершиной, апогеем моей прекрасной, безмятежней жизни. Подобно Диогену с его шахтерским фонарем, бессознательно я тоже искал человека, и в отличие от Диогена, нашел его.
Этим человеком стала Марина. В ней воплотились те идеалы женственности, к которым я неосознанно стремился.
Снова всё сошлось в одной точке! Мама, мой лес, я сам! Теперь к ним прибавилась Марина. Всё в ней было таким, как нужно! Начиная с характера и внешности, и кончая местом проживания. И самое главнее! Отношение ко мне.
Без преувеличений, она относилась ко мне точо так же, как г-жа Варанс к молодому Руссо. Весьма привлекательная параллель, многое делающая наглядным в наших отношениях. С одной только разницей. Г-жа Варанс рассматривала Руссо, как мальчика, как своего сына, как существо, которое она опекает и заботится о нем.
Я же в глазах Марины выглядел гораздо более самостоятельным и сильным существом. Героем Джека Лондона! И одновременно непрактичным, неприспособленным к жизни в каменных джунглях идеалистом. Человеком, не умеющим жить!
Это ее точные слова. И сказала она их не обо мне, а о самой себе. Как-то она призналась мне, что какие-то ёе друзья относятся к ней, как к неудачнице. Считают, что она не умеет жить. Что ничего она в жизни не добилась. Ни денег, ни машины, ни карьеры. И даже мужа у нее нет. Правда, это не он ее бросил, а она от него ушла.
Муж ее был биологом-генетиком, а потом стал алкоголиком. И вот, Марина сказала мне, что ей противно это умение жить! Что она ничуть не жалеет о том, что не добилась ничего такого, чего добились эти ее друзья. Интересно, кто они такие? Я никогда их не видел.
Во мне Марина нашла родственную душу. Человека, который живет по тем же принципам и ни о чем не жалеет. Этим и объясняется легкость нашего сближения и полное взаимопонимание.
Мы просто говорили на одном языке.
Всё это хорошо. Но почему же Марина дважды отреклась от меня? Не говорит ли это о фальшивости, ненадежности и эфемерности ее натуры? Не говорит ли это о том, что она ведет себя достойно лишь тогда, когда это не требует от нее больших жертв, а в минуту настоящей опасности она бросает тебя, отрекается от тебя? Показывает своё истинное лицо...
Немного позже я вернусь к этому вопросу и попытаюсь оправдать Марину. То есть не попытаюсь: Мне кажется, что ее можно полностью оправдать! К тому же, сам я никогда ни в чем не обвинял ее, что неудивительно. Ведь, в сущности, я такой же, как. она. Мне ли обвинять её хоть в чём-то!
Как я уже упоминал, Марина жила совсем рядом с нашим факультетом. В окрестностях университета вообще ВСЕ БЫЛО РЯДОМ! И удивительно быстро, сам собой, сложился ритуал. Традиция!
Ежедневно, по окончании рабочего дня, я провожал Марину до ее дома. Поистине чудесная прогулка в тихих, живописных местах! Режим на кафедре был свободный. Никто не требовал ни от кого сидеть от звонка до звонка. При этом я, как аспирант с одной стороны и любимец Петра Николаевича с другой, пользовался большей свободой, чем Марина. Чувствовалась рука Зайдельмана! Иногда он вдруг приставал к своим сотрудникам с разнообразными формальными требованиями. Но, по большей части, Марина могла уйти, когда хотела. Свою работу она выполняла хорошо. А моя работа была вообще чистым творчеством.
Не мне себя хвалить, но многие сравнивали меня с Эйнштейном. В некотором смысле мне удалось совершить с не насыщенным потоком и фильтрацией нечто подобное тому, что совершил Эйнштейн с Ньютоновской физикой.
Фактически, я придумал весьма неординарную и оригинальную теорию, а экспериментальная проверка показала, что она. теория, полностью соответствует фактам. Этим я, в сущности, и занимался. Разработкой теории и ее экспериментальной проверкой. Был свободным художником! Случалось сидеть в лаборатории с 9 утра до 11 вечера, а случалось являться на факультет в час дня и, поболтав с Петром Николаевичем час-полтора, уходить домой. А случалось и пропускать рабочие дни.
Я сам планировал и осуществлял свою работу, Петр Николаевич был полностью посвящен в мои планы и прекрасно знал, каким аспектом проблемы занимаюсь я в данное время и чего ожидаю, каких результатов. Он полностью одобрял меня.
И я стал подстраивать свой распорядок дня к распорядку Марины, с тем, чтобы проводить ее до дома. Мы уходили в разное время, в интервале от 2 часов дня до 6 вечера. Официально рабочий день Марины завершался в 18:00. Или в 17.30? Что-то в этом роде. Но позже 6-ти мы с ней никогда не уходили, если она уходила раньше, то за крайне редкими исключениями я бросал свои дела и провожал ее. Не было у меня таких дел, которые нельзя было бы перенести на завтра или отложить на полчаса. Ведь я прекрасно мог проводить Марину и тут же вернуться на кафедру!
И надо признать, что именно таких прогулок мне и не хватало. В том смысле, что я сразу ощутил всю их прелесть,
Где-то я уже говорил, как уныло и скучно мне было всегда или по большей части гулять с другими людьми.
Прежде всего, они непрерывно говорили! Чем-то они напоминали мне включенный вентилятор, механизм, который включили он непрерывно жужжит. Потом они постоянно повторялись. Постоянно бубнили одни и те же примитивные мысли и умозаключения, причем фактически дословно, одними и теми же словами. Выносить это было подлинной мукой!
А в третьих, они не слушали твоих ответов и сразу же их забывали. Да и ответить-то они тебе толком не давали. Жужжали сами! Свои слова они, впрочем, тоже забывали! Наверное поэтому они постоянно повторялись. По-видимому, им казалось, что они говорят что-то новое, важное и оригинальное, тогда как на самом деле они в тысячный раз долденили одно и то же, жевали одну и ту же самую жвачку.
В дополнение к этой безрадостной картине, люди, как правило, абсолютно неспособны ясно излагать свои мысли. Начинаешь подозревать, а есть ли они у них? Может быть, им вообщенечего излагать? А излагать хочется! Вот они и бекают, и мекают, изливая на тебя фонтан своего убогого красноречия.
Что я хочу сказать? А я хочу сказать только следующее. Это чудо! Это сказка! Это непостижимая удача! Марина всегда была совершенно свободна от этих недостатков! Беседовать с ней было искренним наслаждением!
Более того! Более того! Она сама возмущалась подобным речевым недержанием и сочувствовала мне. Сама Марина была яркой, где-то эксцентричной личностью и в её присутствии просто невозможно было такое жужание со стороны кого бы то ни было! Она просто не давала таким людям проявлять свои ораторские способности. Пресекала в корне.
А потом, наедине со мной мастерски и забавно пародировала их. И я не отставал от неё! В этом смысле она была вылитым Валерой в юбке /смотри мои Воспоминания и взаимопонимание между нами было полным.
Кстати! Мне вспомнилась наша излюбленная штука, присказка! Не знаю, как назвать точно. На 5 лет в Соловки.
Время от времени мы выискивали за что и кого именно следует отправить на 5 лет в Соловки! Срок варьировался от 3 до 15 лет, а вот сами Соловки оставались неизменными. Даже друг друга мы отправляли за что-нибудь в эти самые Соловки!
И надо сказать, что иногда выходило очень забавно. Разумеется, идея была не нашей, а позаимствованной у Булгакова. У поэта Бездомного...
Невозможно пересказать наши беседы. Мы говорили о пустяках и о серьезном. О прочитанных книгах, писателях и литературе. Вообще, оказалось, что Марина прекрасно знакома почти со всеми произведениями, прочитанными мною. Более того, обнаружилось, что пристрастия ее во многом совпадают с моими. И это не было пустым трепом или бессодержательными общими словами и фальшивыми восторрами. Марина показывала полное владение материалом. Более того, она даже разыгрывала передо мной сценки из прочитанных нами книг. Невольно я включался в эту игру и мы разыгрывали с ней настоящий спектакль! Пребывали в образе!
От литературы вообще разговор плавно и естественно переходил к экзаменам по литературе, сочинениям, учительнице литературы и всевозможным забавным случаям из школьной жизни.
С Мариной можно было говорить о чем угодно. Будучи превосходным рассказчиком, она никогда не подавляла собеседника, речь ее никогда не превращалась в монолог, никогда не утомляла, не надоедала и не приедалась. Марина не просто давала говорить другим, давала им возможность отвечать ей, она побуждала их к этому, приглашала принять участие в разговоре, сказать или проблеять что-нибудь свое.
А еще она никогда не обижалась на грубости и бестактности, хотя прекрасно видела их и понимала. Ее защищало великолепное чувство юмора. Во всем она умела находить забавные черты.
Другим нашим развлечением были всевозможные гороскопы и психологические тесты. Вот, уж, где обильная почва для взаимных подтруниваний!
Мне вспоминается тест Люшера. Как-то Марина принесла его на кафедру и подключила буквально всех. Все сотрудники кафедры с энтузиазмом раскладывали цветные квадратики, а затем с неподдельным интересом читали, что они из себя представляют.
С точки зрения Люшера! На какое-то время эти слова превратились в ходячую шутку. Смысл заключался в том, что наговорив собеседнику их весьма сомнительные комплименты и даже где-то гадости, тут же добавляли с точки зрения люшера.
Но вспомнилось мне не это. У нас на кафедре работал некто Манучаров, крупный, рыхлый субъект неопределенного возраста и в роговых очках. Весьма недалекий и ограниченный субъект. Типичный бюрократ, как их рисуют в "Крокодиле“.
И даже его удалось привлечь к тесту Люшера. И цветные квадратики выпали у него таким образом, что согласно им выходило, что он, Манучаров, весьма тонкая и деликатная, неуверенная в себе личность. Разумеется, полный бред!
Но Марина не упустила случай поиздеваться над несимпатичным Манучаровым. И поделом! По общественной линии он издевался надо всеми так, что вполне заслуживал этой безобидной мести. К тому же, в силу скудости интеллекта, он не мог в полной мере оценить тонкий Маринин юмор.
Она весьма тонко обыграла его якобынеуверенность в себе, иллюстрируя ее тут же противоположными примерами из нашей жизни. Всякими субботниками, на которые ен нас загонял, опять-таки исключительно в силу неуверенности в себе!
Все уже покатывались со смеху и только тут Манучаров начал смутно понимать, что над ним издеваются, вышучивают его.
Как я вас понимаю, Александр Сергеевич, говорила Марина, и тут же приводила цитату из Пушкина,
- А вы-то сами, Марина Марковна! - воскликнул обиженный Манучаров. —А вы-то сами! Что у вас там выходит, по Люшеру?
А надо сказать, что перед этим Марина сама разложила цветные карточки и все мы обсудили, что у нее получилось. Не помню что, но что-те несерьезное и даже обидное получилось и у нее, над чем все посмеялись.
Мне вспоминается, что у Марины выпали какие-то неудачи в личной жизни. Что-то подобное.
— А у вас-то, Марина Марковна - бубнил Манучаров, - У вас у самой неудачи в личней жизни!
Одним словом, сама такая! Видно было, что он обиделся на нее.
—- О чем это вы, Александр Сергеевич? - невозмутимо отвечала Марина, - Какой тест Люшера? Ведь я - дальтоник!
Вернусь к первым дням нашего знакомства. Я ощущаю здесь вину перед Мариной, а себя кем-то вроде дурака. С одной стороны!
Дело в том, что Марина фактически влюбилась в меня. Сначала заочно, на расстоянии, как в некую мифологическую, героическую фигуру, героя эпоса. По косвенным данным и с рассказов Петра Николаевича. А затем состоялось очное знакомство, только усилившее ее чувство ко мне. Я не обманул ее ожидания, оказался на высоте. И вообще, чисто с психологической точки зрения мы очень подходили друг к другу, дополняли друг друга.
Марина ожидала, что я отвечу ей полней взаимностью, что было бы естественно, учитывая ее необыкновенную привлекательность и столь же выдающиеся внешние и внутренние данные...
А я как-то промедлил, а потом было уже позднее. Для меня поздно! Как объяснить вам эти тонкие нюансы? Деле в том, что с самого начала я рассматривал Марину больше» как старшую сестру, как друга и каким-то краешком души, как вторую маму. Гораздо труднее найти среди женщин искреннюю, бескорыстную дружбу, чем любовь, той или иной разновидности и силы. И бессознательное, сам того не подозревая, я гораздо выше ставил дружбу, чем любовь. Дружба естественным образом виделась мне более нормальным, более естественным состоянием души, чем любая любовь, особенно страсть!
К тому же я не находил, не видел вокруг себя женщин, способных на искреннюю дружбу. Особенно красивых женщин! Всегда они стремились завладеть тобой, подчинить тебя себе, поймать в свои сети. Особенно такого привлекательного парня, как я. Они играли со мной в игры, а я хотел простых, дружеских отношений.
И мне сразу показалось, что я нашел их в Марине! Я сразу увидел, что она отличается от других в этом отношении. И она блестяще подтвердила мою интуитивную оценку.
Слушайте, что произошло. Возможно, для меня вообще было бы наилучшим вариантом в жизни жениться на ней. Повторяю, она была влюблена в меня. Но как я мог? Я смотрел на нее, как на сестру. А как можно ухаживать за сестрой, как за возлюбленной? Это отдает каким-то извращенством.
К тому же я искренне не понимал, что Марина влюблена в меня! Таким дураком я оказался! Если бы я сразу понял, то, может быть, и сам изменил отношение к ней.
А потом как-то не с руки всё это было. Не сложилось сразу, а потом выглядело уже в моих глазах запоздалой нелепостью!
Но Марина действительно удивила меня! Никогда не встречал я таких женщин, таких людей! Деле в том, что она не обиделась на меня, не разорвала отношений, не отдалилась от меня, когда поняла, что я не собираюсь вступить с ней в любовную связь или предложить руку и сердце.
Невероятное, но факт! Она совершенно не обиделась на меня! Где вы найдете таких женщин!
Обычно женщины, поняв, что ты в том или ином роде пренебрег ими и их прелестями, становятся твоими злейшими врагами.
Как гласит избитая, плоская и пошлая людская мудрость: от любви до ненависти один шаг.
К Марине эта мудрость совершенно не относится. Я видел, что она не скрывает свою обиду, неё делает вид, не играет роль благородней особы, а что ей действительно хорошо и приятно гулять и болтать со мной, и что она принимает меня таким, как я есть и не пытается исправить и подделать под себя. Тем более, подчинить!
А ведь именно об этом, именно о таких отношениях я и мечтал, сам не понимая этого!
Самое время сказать несколько слов о внешности Марины. Строго говоря, классической красавицей или эффектней фотомоделью, как называют ныне подобный тип женщины, Марина не была. И тем не менее, она была красавицей!
Внешность, весьма недурная и гармоничная, составляла лишь 10% ее обаяния, ее очарования, если можно вычислить тут хоть какие-то проценты.
90% следует отнести на счет необыкновенной живости, непосредственности и легкости характера. Наташа Ростова! Вот подходящий образ для сравнения! Повзрослевшая, не не утратившая обаяния юности, Наташа Ростова!
У Толстого, честно говоря, Наташа Ростова превратилась не пойми в кого. В самку, корову, да простят мне такие слова, такие метафоры. Я вовсе не хочу оскорбить Наташу Ростову и говорю эти слова в хорошем смысле. Для простоты, краткости и понятности.
Каким-то чудом Марина избежала участи, повзрослевшей Ростовой. Однажды Марина сказала мне:
"Ты не видел меня прежде! Сейчас я только бледная тень той, какой была тогда!"
И вот я подумал, что если сейчас она бледная тень, то… Умолкаю!
Крылья, по ее словам, подрубил ей не развод, не алкоголизм ее бывшего мужа и не другие подобные житейские обстоятельства. Смерть мамы явилась для нее настоящим ударом. Во всех смыслах этого слова. Марина рассказывала, что после этого впала в жуткую депрессию, ничто уже не радовало ее, а через некоторое время, подавленная этим несчастьем, она тяжело заболела. Тяжелейшее воспаление легких, принявшее затем упорную, хроническую форму. Всё это происходило в феврале, марте, апреле.
По словам Марины, она превратилась в настоящий скелет, еле таскала ноги и врачи сказали ей, что положение ее серьезно. А самое мерзкое, что друзья, вернее те, кого она считала своими друзьями, отвернулись от нее, то есть забыли о ней, бросили на произвол судьбы, отстранились.
Я думала, что у меня много друзей, говорила Марина, а оказалось ни одного. Все они были друзьями пока я была здоровой, веселой и душой общества. Стоило мне заболеть, все они забыли обо мне.
Так Марина осталась совсем одна, без матери, тяжеле больная и серьезное считала, что дни ее сочтены.
Еще она запомнила реплики старушек, сидящих на скамейках у подъезда и обсуждающих всех входящих, выходящих и проходящих. Они тоже не жалели ее, резали правду-матку в лицо!
Марина! Какая же ты худая и бледная! И маму похоронила!
И это еще самые мягкие слова. Старушки ясно давали понять, что надеются в скором времени наблюдать ее похороны.
Так неожиданно жизнь повернулась к Марине своей неприглядной стороной.
Но как-то обошлось. Марина говорила мне, что она сама не знает как, но постепенно пришла в себя и выздоровела. Стала понемножку ходить, убираться в квартире, посещать магазины. Никакой силы воли или борьбы за жизнь она за собой не заметила.
Между прочим, я тоже такой, о чем неоднократно говорил на страницах моих сочинений. Я понимаю Марину. И наверное поэтому ни в чем не осуждаю ее.
С тех пор, сказала Марина, у нее поубавилось идеализма и жизнерадостности. И к людям она стала относиться по-другому. Более критически. Превратилась в своюбледную тень!
Ответственно заявляю, что никакой бледности я в ней не заметил! Хотя, откуда я знаю, какой она была в самые юные свои годы? Ей лучше знать... -
Ещё один штрих, дающий косвенное представление о внешности Марины, о впечатлении, которое она производила. Мне вспоминается ее рассказ о случае, произошедшем с ней в годы работы в почвенном институте.
Обычно она ходила обедать в соседнее кафе. И как-то к ней подошел мужчина весьма респектабельней внешности, безукоризненно одетый, представился художником и предложил нарисовать ее портрет. По его словам внешность ее поразила его, как художника. Есть в ней что-то необычное, требующее запечатления на холсте. Несколько дней он подходил к ней с этой предложением.
- Ну и как, нарисовал? - спросил я. Кроме прочего, мне очень хотелось увидеть портрет Марины. В этом я был полностью согласен с таинственным художником.
- Я отказалась - ответила Марина, - Я подумала, зачем мне это всё? Сидеть часами, как пришитая, К тому же откуда я знаю, что он художник?
- Конечно! - поддержал я. - Если безукоризненно одетый, то никакой не художник, а сутенер. Вот если бы в доску пьяный, в рваном ватнике, тогда точно художник. А тут, безукоризненно одетый. Опасно и подозрительно!
Марина подхватила мою игру и тут же изобразила пьяного художника в ватнике и даже назвалась в этой роли Глазуновым...
Другой случай, о котором рассказала мне Марина, как ни странно, причудливым образом имеет отношение к моей персоне. Чего только не бывает. Зайду издалека.
Работая в КОМИ АССР, однажды я возвращался домой на поезде Москва-Воркута. Полевой сезон завершился и я вез заработанную летом тысячу советских рублей. Большие деньги для тех лет.
Поезд еще не пересек границу КОМИ-республики, когда в коридоре нашего вагона появилась весьма колоритная фигура. Типичный блатной! С золотым зубом, татуировками и одет соответственно. Что-то тюремное. Не я не разбираюсь в этих нарядах.
И вдруг, навстречу ему откуда-то возник самый настоящий милиционер. В милицейской форме. Они медленно шли навстречу друг другу.
Блатной нисколько не смутился.
- О! Мой лучший кореш! - воскликнул он, сверкая золотым зубом, расплываясь в широкой улыбке и еще шире расставляя руки, словно собираясь заключить милиционера в дружеские объятия.
Тот ускорил шаг, ловко юркнул уголовнику куда-то подмышку и быстро скрылся из вагона. Ему явно не хотелось связываться. Однако блатной не обратил на него никакого внимания. Даже не оглянулся.
Вместо этого он уселся на откидной стульчик, прямо напротив нашего купе.
Сам собой завязался разговор. По словам блатного, его только что освободили. Причем совершенно внезапно. Без предварительных предупреждений. Выкинули без денег и нормальней одежды. Выдали справку и 4 рубля.
Он ругал лагерное начальстве последними словами.
Пять лет я валил лес, а они мне 4 рубля!
К нам он почему-т о проникся самыми теплыми чувствами. Ну, ясно, мы выглядели простыми, рабочими людьми. И он начал просить у нас денег взаймы. И так убедительно, что сам не знаю как, я дал ему.
А просил он много. И я дал ему 500 рублей. Сам не знаю почему. В советское время большие деньги 5 зарплат мнс. Никакой магии, наподобие цыганский, тут не было. Сказалось, наверное, мое презрение к деньгам и врожденное стремление выполнить любую просьбу, обращенную ко мне. Если меня о чем-нибудь просят, те первое мое безотчетнее побуждение - выполнить эту просьбу. Ничего не могу с этим поделать и некоторые пользуются, выпрашивая денег на водку. Ирония судьбы! Сам я не пью, а постоянно приходится давать взаймы алкоголикам.
Вот и тут. Почему-то я отдал целых 500 рублей. И сразу же все наши стали ругать меня дураком и говорить, что я никогда уже не увижу этих денег.
А мы вроде бы договорились с Копченым /блатной назвался этим именем или кличкой/, что он вернет мне эти деньги ровно через месяц и что встретимся мы на автобусней остановке напротив "Балатона". Совсем рядом с МГУ, с нашим факультетом. Узнав, что я окончил его, Копченый обрадовался, сказал, что он местный и сам предложил передать мне деньги на автобусной остановке.
Всю оставшуюся дорогу до Москвы попутчики в один голос стыдили меня за глупость. А Копченый куда-то исчез, что только подогревало их рвение.
А теперь неожиданный финал. Спустя месяц, ровно месяц, я, ни на что не надеясь, явился всё-таки на остановку в назначенный час. И кого же я там повстречал?
С небольшим опозданием /пустяки, не больше пяти минут!/ ко мне подошел Копченый, собственной персоной, приветствовал и вручил 500 рублей. Десять новеньких пятидесятирублевок. Фальшивых среди них не оказалось!
Наряд Копченого разительно отличался от того, в котором я наблюдал его месяц назад. Шикарно, с иголочки и с каким-то воровским оттенком и размахом!
Так одеваются сейчас новые русские! Шикарная шляпа. Немыслимые, сверкающие, начищенные желтые штиблеты с загнутыми носами. Длинный плащ, сквозь который проглядывал попугайский, широкий галстук, размерами с приличное цветное полотенце. И безукоризненно отутюженные брюки.
Прямо, главарь сицилийской мафии! Самее удивительнее во всей этой истории, что Конченый не сделал ни малейшей попытки вовлечь меня в свой, преступный мир. Как я понял из его слов, он считал, что у него - своя жизнь, у меня - своя и мы должны жить своей жизнью, При этом он дал понять, что очень уважает меня...
Так мы и расстались. Какое же это имеет отношение к Марине? Здесь-то и начинается настоящая мистика! Дело в том, что Марина также повстречалась в своей жизни с каким-то Копченым. Здесь, в окрестностях университета. И поскольку мой Копченый заявил мне, что он - местный, то у меня есть основания выдвинуть гипотезу о тождестве двух Копченых!
Своего рода, принцип эквивалентности! Но шутки в сторону. Вот, что рассказала мне Марина. По ее словам, одно время за ней ухаживал некто Копченый, явно блатная, уголовная личность. Он являлся на почвенный стационар. Какие-те его дружки или родственники работали там какими-то рабочими, подручными или лаборантами. Выполняли малоквалифицированную работу. И она, Марина, очень приглянулась ему.
Но вел он себя но-рыцарски. Очень благородно. Хотя и с воровским надрывом и размахом,
- Мариша! - говорил он — Если кто-то тебя тронет, то ты скажи - Копченый! И всё! Здесь все меня знают.
И всячески демонстрировал ей своё восхищение. А еще приглашал в дорогой ресторан. Она отговаривалась тем, что у нее маленький ребенок /Юра тогда еще не подрос/ и что вечером ей обязательно нужно быть дома.
- А корзин роз он тебе не дарил? - спросил я.
- Нет! А действительное, странно! - подхватила Марина, изображая удивление. - Наверное, пожалел!
- А вел он себя, как джентльмен - добавила она. - А потом куда-то пропал. Посадили, наверное...
Был ли это один и тот же Копченый? Загадка. Если да, те действительно тесен мир...
А со своим Копченым я всё-таки повстречался еще один раз. Мимолетная случайная встреча. И опять в районе университета. Двумя годами позже.
Я ехал тогда на 34 троллейбусе. То есть вошел в него прямо напротив факультета. Я хотел доехать до Балатона, до кинотеатра "Литва", до той остановки, где Конченый вернул мне деньги, и пересесть там на 58 автобус.
И сразу же увидел Конченого с какими-то двумя шикарными девицами. Одеты все были с тем же воровским, новорусским шиком. Копченый узнал меня и весело подмигнул, но в разговоры вступать не стал, а лишь приветливо помахал мне рукой, когда я выходил на следующей остановке и поехал дальше. Одна из его спутниц взглянула на меня весьма благосклонно. Быть может, он рассказал им обо мне и нашем знакомстве?
Такая, вот, случайная встреча. И снова он никуда не стал вовлекать меня. Даже на стреме постоять не предложил. Обидно!
Но шутки в стороны. Возвращаюсь к повести о Марине, точнее продолжаю ее.
28 мая, а осень продолжается. Правда, дожди кончились и обещают постепенное потепление до 25 градусов за 3 дня. А еще нас сближала любовь к кошкам. Точнее не любовь, а предпочтение, естественный выбор души. Мы всегда воспринимали кошек как своих. В отличие от собак. До тех пор, как у нас с мамой появилась Белка, а затем Сима, я серьезно считал, что не люблю и не приемлю собак, Оказалось, что нет! Но и собаки нам достались выдающиеся, аристократические.
В детстве у Марины был рыжий кот. Как же его звали? Не могу вспомнить! Кажется, вот-вот вспомню, но мыслительный аппарат мой только хватает воздух. Но и неважно. Назовем это Полуэктом. Для простоты. Как у Стругацких. Правда, у Стругацких Полуэктом звали не кота, а наоборот, кот Василий, страдавший склерозом, называл всех Полуэктами. Сказочный кот из Лукоморья.
Но всё это неважно, поскольку о Маринином коте мне сказать почти нечего, кроме того, что он был рыжий. Существенная деталь, сближающая меня и маму с Мариной. Дело в том, что у мамы, в ее детстве тоже был рыжий кот, которого она очень любила и всю жизнь потом мечтала снова завести рыжего кота.Но почему-то не получилось. Несмотря на большое желание.
Ксения, которую я нашел маленьким котенком в лесу, вблизи нашего огорода, хотя и была прекрасной, породистой, сибирской кошкой, рыжим цветом не отличалась. Ее внучку Мусю, которую волею судеб мы взяли осенью 1985 года, тоже нельзя было назвать рыжей, хотя оттенки рыжего цвета в ее окраске уже присутствовали.
А Маринин кот жил у них 8 или 10 лет, а затем пропал в период течки. И вообще он в эти периоды пропадал неделями, возвращаясь грязным и оборванным. А потом не вернулся.
Много лет у Марины не было кошки, а затем она взяла себе кошку Джульету. Именно кошку, а не кота, памятуя о том, что коты имеют обыкновение загуливать. И вообще, Марине больше нравились кошки. Она говорила, что они умнее, тоньше и понятливее котов. Что они не глупее людей. Джульета была трехцветной изящной кошкой и прожила у Марины очень долго. Я видел ёё. Марина объясняла мне, как безошибочно можно отличить кошек от котов с первого взгляда и даже на расстоянии. Не прикасаясь к ним. Но ее словам, окраска кошки гораздо богаче и нежней, если кошка трехцветная, четырехцветная и т.д, то это кошка, а не кот. У котов обычно присутствует один или два цвета, и вообще окраска их примитивна и однотонна.
Конечно, бывают исключения, говорила Марина, но крайне редко и увидев трехцветную кошку, сразу же, наверняка можно оказать, что это девочка.
Марина могла подолгу, с увлечением рассказывать о своей Джульете, о ее уме, привычках, понятливости и необыкновенных случаях из жизни.
Марина восхищалась нашей Ксенией. Ее необыкновенно густой, величественной, сибирской шерстью. Буквой М на лбу. Марина говорила, что эта буква М, в которую складываются узоры на шерсти, свидетельствует о необыкновенней утонченности, породистости и аристократичности кошки. Говорит о том, что это не простая кошка! А когда кошка наша вдруг начала облезать, то Марина объяснила нам, что это от чересчур однообразного питания и оказала, что лучшим лекарством для кошек является понемногу давать им сырое мясо, в котором содержится всё, необходимое для здоровья кошки.
Марина даже взяла Ксению на несколько летних месяцев к себе. Я в это время уезжал с Петром Николаевичем в экспедицию, а мама тоже уезжала в гости к каким-то родственникам. За эти месяцы Ксения восстановила свою необыкновенно пушистую, царственную шерсть.
Марина не любила Зайдельмана еще и за то, что благодаря ему на всё лето оставалась в Москве. Он не брал ее в экспедиции, перекладывая на ее плечи всю рутинную, канцелярскую работу.
— А с другой стороны, так даже лучше. - говорила Марина. Дело в том, что все экспедиции Зайдельмана проистекали в жутчайших, непредставимых по своей уннылости болотах! Он осушал их при помощи глубокой вспашки. Вернее, пытался это сделать. Наибольших успехов он достигал на бумаге и по части научных званий...
В конце концов Марина ушла от Зайдельмана. Сама ушла, даже разругавшись с ним, а не он ее выгнал. Теперь она переместилась ближе к выходу с факультета, налево по коридору, если выйти из нашей лаборатории или направо, если выходить из зайдельмановской, противоположной! Надеюсь, вам доступны такие тонкости!
В связи с чем мне вспоминается гениальная история из жизни Нассреддина Афанди. Здесь она к месту еще и потому, что Марину весьма развеселил и восхитил мой пересказ. Итак.
Как-то Афанди отправился в город, на базар, за покупками. И тут ему повстречался имам, настоятель мечети. Увидев, сколько всего накупил Афанди, имам напросился в гости. Афанди совсем не хотел такого гостя, но отказать было неудобно и пришлось смириться.
И вот они едут на своих ишаках в деревню Афанди, а солнце палит немилосердно. К тому же дорога идет в гору. В довольно крутую и протяженную гору.
И тут имам говорит:
—Какой вы, наверное, великий грешник, Афанди, раз ради вас аллах сотворил такой ужасный подъем!
Раздосадованный непрошенным гостем Афанди, не полез за словом в карман:
— Это еще неизвестно, кто из нас больший грешник, господин имам! Когда я шел в город, здесь был великолепнейший спуск и идти было легче легкого! А стоило вашей милости увязаться за мной, как аллах сейчас же сотворил в этом месте такой тяжелый подъем!
Теперь Марина располагалась в комнате прямо напротив вестибюля и вешалки. Напротив входных дверей. Наша кафедра занимала всё правое крыло 1 этажа биофака. В этой комнате она была не одна. Вместе с ней находился и работал отставней военный, полковник Эдуард Казимирович. Человек с польскими корнями. Комната их представляла собой филиал профкома. Что-то подобное. Впрочем, я не вникал в тонкости их работы. .
Уже через неделю, а возможно и раньше, Эдуард Казимирович был в полном восторге от Марины. Что неудивительно...
Вдруг и прямо сейчас я подумал, а не был ли Эдуард Казимирович тем старичком, гулявшим с магнитофоном в Графском Лесу, благодаря которому я услышал чудесный голос Анны Герман в столь многозначительной обстановке при столь сказочных обстоятельствах?
В самом деле! Они очень похожи друг на друга. Одного роста. Одинакового телосложения. Оба сухощавые, энергичные, чуть ниже среднего роста.
Особой памятью на лица я не отличаюсь, но и здесь мне видится несомненное сходстве. Похожесть!
Между прочим, примерно по такому же сценарию мне явилась идея, легшая в основу моей дипломной работы, а затем диссертаций. Точно такое же внезапное сопоставление, казалесь бы не связанных между собой явлений. И если в своих научных сопоставлениях и гипотезах я попал в самую точку, то почему бы и сейчас мне не оказаться правым?
Одно только смущает меня. Старичок с магнитофоном был явным пенсионером. Было видно, что он не работает и постоянно гуляет по лесу. К тому же, с тех пор прошло 5 лет! А Эдуард Казимирович, хотя и производил впечатление пожилого, умудренного годами, всё-таки не так стар, к тому же работает! Впрочем, в те годы он вполне мог быть военным пенсионерам, а потом устроиться на работу. Подрабатывать!
Несмотря на звание полковника, Эдуард Казимирович отнюдь не производил впечатления грубого солдафона с явной склонностью к казарменным шуткам и сомнительным выражениям на грани приличия, чем обычно отличаются отставные военные.
Это был совсем другой тип офицера в отставке. К этому типу относился, например, Александр Степанович, муж Галины Сергеевны Шаталовой, о котором вы недавно прочитали в моих воспоминаниях.
Этот тип отличается вежливостью, интеллигентностью, несомненной образованностью и одновременно крестьянской простотой. Плюс к этому Эдуарда Казимировича отличала какая-то наивность и доброжелательность. Большой, тронутый сединой ребенок с мечтательными, наивными голубыми глазами. Но совсем не дурак и не простак! Большой не по размерам, а по возрасту. Повторяю, Эдуард Казимирович был сухощав, подвижен, хотя и нетороплив и небольшого, чуть ниже среднего роста. От всего его облика веяло какой-то домашностью. Словно ты находился не в филиале профкома, а среди своих родственников, у которых всё по-простому, доброжелательно.
Эдуарду Казимировичу очень нравилось, что я так часто посещаю Марину, нравились наши дружеские взаимоотношения. Это бросалось в глаза и, по-видимому, он втайне надеялся, что отношения эти завершатся брачным союзом, а он, как добрый дядюшка, благословит нас.
Честное слово, жаль, что это не осуществилось!
Мне помнится, что иногда Марина, разыгрывая свои сценки, без которых не могла прожить и дня, обращалась к нему по званию.
Полковник! - обращалась она к нему!
— Полковник! Рядовая Бебурова в ваше распоряжение прибыла и ожидает дальнейших приказаний!
Эдуард Казимирович был в полном восторге...
А что касается меня; то по-видимому он считал, что главным препятствием для нашего союза является наличие у Марины уже довольно взрослого, восьмилетнего сына Юры. Он думал, что меня останавливает только это. Что я не решаюсь, что мне хотелось бы жениться на совершенно свободной женщине.
Здесь Эдуард Казимирович ошибался. Не Юра останавливал меня. С ним у меня было полное взаимопонимание. Как и несколькими годами позже Катя, он называл меня на ты и Сережей и мы часто с увлечением играли с ним в различные игры. Нередко к нам присоединялась Марина, Сначала она пыталась урезонить сына, сказать ему, что к таким взрослым людям, как я, следует обращаться на Вы, что он ее сын, ведет себя некультурно, но скоро махнула на него рукой.
Мама! - сказал он в ответ на ее робкую попытку поучений - Мама! Ты у меня дульче мелоди!
Ты у меня дульче мелоди! - сказал он, перебивая ее и давясь смехом. этим всё и ограничилось. Как я понял это было у них какой-то их общей шуткой. ..
Он называл ее дульче мелоди, а она его Чипполино. Я помню, как мы гуляли с Мариной пе Мичуринскому проспекту, среди яблоневых аллей и зеленых лужаек. Точнее, я как всегда провожал ее до дома. А по пути к нам присоединялся Юра, учившийся тогда во вторую смену в школе, что недалеко от Китайского посольства. Основная идея заключалась в том, что мы с Мариной провожаем его из школы до дома. Сопровождаем.
При этом мы были полностью увлечены нашим разговором, а Юра бегал вокруг нас, удаляясь иногда на довольно значительное расстояние. Ему было приятно находиться поблизости от нас. Просто находиться! А попутно он играл в свои игры.
И как-то я выразил опасение, что он может потерять нас из виду или же случайно, заигравшись, выскочить на проезжую часть с неясными последствиями. Движение там слабое; но всё-таки.
Реакция Марины была великолепной.
- Чипполино просматривается! Всё нормально. - произнесла она после небольшой паузы, вглядевшись в отдаленную фигурку сына и небрежно махнув рукой.
А каким неподражаемым тоном это было сказано! И я понял почему ее сын буквально обожает ее... А еще я подумал /сейчас, а не тогда!/ как же всё-таки мне не повезло!?
Как же всё-таки мне не повезло, что матерью Кати оказалась не Марина или хотя бы отдаленно похожая на нее женщина, а Наташа, со всеми вытекающими отсюда событиями и последствиями, о чем вы уже имели возможность прочесть в повести о Кате, открывающей моё собрание сочинений. Назовем это так. Для простоты!
Почему мне никогда не дают мой рай целиком? А если и дают, то обязательно присоединяют к нему какой-нибудь отвратительный довесок, в конечном итоге уничтожающий этот рай...
Нет в мире совершенства! А мне хотелось бы соединить, свести воедино всё то прекрасное, всё то простое и правильное, что присутствовали в моей жизни, выделить идеальную составляющую и воплотить ее в виде безмятежного существования в моем Прекрасном Лесу среди близких моей душе людей…
А ведь в сущности, я так и жил! Я действительно так и жил. Не в снах и фантазиях, а наяву, на самом деле. Так что ничего невозможного в моих словах и желаниях нет. Я говорю о том, что было, и прошу о том, что вполне могло бы быть. Я говорю о простых и обычных вещах.
Разве моя вина, что кому-то они могут показаться неосуществимыми и вдобавок глупыми и наивными сказками.
Нет в мире совершенства...
Так может для того я и послан в этот мир, чтобы восстановить поруганнее, нопранное, разрушенное, презираемое и незамечающее людьми совершенство? Чтобы показать, что для того, чтобы осуществить это совершенство, не нужно ничего, кроме того, что уже существует в нас и рядом с нами! Чтобы продемонстрировать, что это очень просто и даже такой слабый и несамостоятельный человек, как я, с легкостью может это сделать.
Но люди, как всегда, ничего не заметили...
Всё это хорошо, скажут мне, не ведь Марина дважды отреклась от тебя, дважды отказалась прийти на помощь в роковую минуту твоей жизни. По твоим же словам! Значит, не такое, уж, это было совершенство и скорее всего, ты лишь сочинял сам себе сказки, в которые сам же и верил. Так скажут мне.
В ответ мне остается оправдать Марину. Окончательно оправдать ее, хотя ни в чем я её не обвиняю. И защита моя будет очень простой. Я поставлю себя на месте Марины и покажу, что и сам я вполне мог на ее месте поступить также, а для полноты объясню свои поступки и покажу, что никакого предательства в них нет! Мои поступки на месте Марины, уточняю я.
Возможно, что это будет не оправданием, как таковым, а даже строгим доказательством полней невиновности. И вот почему. Очень похоже на то, что мы с Мариной не просто подходили друг другу, но и вообще были родственными душами.
Тьфу! Сказал и самому противно стало! Родственные души! Терпеть не могу это слащавое словосочетание, от которого так и веет противно сказать чем!
Нужны другие слова, но их нет в человеческом языке. Поэтому скажу просто. Очень просто. Мы с Мариной были похожи друг на друга. Очень похожи. Этим объясняется всё...
А теперь обещанное оправдание. И даже самооправдание, посколькукто я такой? Я легко могу представить самого себя, совершающим точно такие же вещи. Итак...
Сначала коснусь немного сексуальных моментов. В творчестве большинства писателей они, без преувеличения, занимают центральное, ключевое место. Взахлеб, обливаясь слюнями писатели смакуют подобные вещи и даже вроде бы раскрывают все и всяческие тайны, включая свой личный опыт в этой сфере.
Ещё бы! Ведь это обеспечивает им тираж, успех и богатство. Я же, до сих пор, не касался этих вопросов, не рассказывал ничего о таких увлекательных вещах, как онанизм или подсматривание в женскую уборную. И так далее, по восходящей. В этом смысле я отличаюсь от других писателей и даже мыслителей.
Пришло время восполнить этот пробел. И повод к этому вполне логичный. Мои взаимоотношения с Мариной.
Сразу предупреждаю читателей. его сенсационного я не скажу. Хотя, как посмотреть! Но ближе к делу, как говорил Мопассан! Я намеренно слегка исказил эту цитату из Остапа Бендера. В моем случае речь идет как раз о деле, а не о теле...
Я уже говорил, что наши взаимоотношения с Мариной с самого начала сложились таким образом, что она влюбилась в меня, в общепринятом смысле этого слова, а я как-то не заметил, проворонил, промедлил, и в результате, всё свелось к дружбе, в хорошем смысле этого слова.
Это первое. И второе. Честно сказать, эти дружеские отношения гораздо больше удовлетворяли меня, чем любые любовные, включая чисто сексуальные. Моя душа лежала именно к таким простым, дружеским чувствам, а от сексуальности, в любых смыслах этого слова, всю свою жизнь я инстинктивно отстранялся. В ней мне виделась какая-то болезненность и противоестественность.
Могут подумать, что это связано с каким-то моим скрытым пороком, разновидностью импотенции или чем-то подобным, подкрепленным и закрепленным соответствующим, тепличным воспитанием.
Всевозможные монахи и прочие религиозные фанатики и извращенцы, включая святых, ведут тяжелую и изнурительную борьбу со своими страстями, вожделениями и пороками. Изнуряют себя пестам, выполняют глупейшие и нелепейшие обеты, отрубают себе пальцы, руки и кое чьи еще, якобы соблазняющее их и мешающее спасти душу.
Мне же воздержание от пороков всегда давалосьсамо собой, без малейших моих усилий. Я просто не воспринимал их, как пороки, не находил в них ничего соблазнительного. Соответственно, я не боролся с собой, не преодолевал себя, не достигал никаких высот духа.
Я просто плыл те течению, следовал ЛИНИИ НАИМЕНЬШЕГО СОПРОТИВЛЕНИЯ, жил так, как мне самому было удобней, проще и легче жить! И больше ничего!
А в результате достигал того, чего так называемые святые достигали столь противоестественным, столь несимпатичным способом. И в отличие от них, сохранял ясный ум и рассудок.
Я просто жил, а они изображали из себя кого-то, дурью маялись, как и всё человечество в целом.
Каждый сходит с ума но-своему! По-видимому, я оказался единственным человеком на Земле, к которому сентенция эта неприменима. Как и Пушкин, я абсолютно нормален. И прост.
Между прочим, люди всегда воспринимали меня именно таким и поэтому не предавали мне и моей личности абсолютное никакого значения. Простой, свойский, симпатичный парень, каковым я продолжаю оставаться в их глазах даже сейчас, когда мне вот-вот должно исполниться 56 лет.
Но скорее всего я не доживу до этой даты. Дом моей снесут, а я, как папаша Остапа Бендера, умру в страшных мучениях. Важнее уточнение! Умереть в страшных судорогах мне бы не хотелось, а вот в мучениях! Всё-таки немного получше...
Не буду крутить и вертеть, а сразу скажу правду. Сразу приоткрою завесу над загадкой сексуальности, которая вовсе не является никакой загадкой меня.
Слушайте! Слушайте, имеющие уши, и попытайтесь понять!
Когда идешь по лесной тропе, когда идешь среди просторов загородных полей, когда преодолеваешь тысячи километров в этих прекраснейших в мире местах, а над головой у тебя - небо, под ногами - настоящая земля, не оскорбленная асфальтом и когда немыслимые, спокойные дали открываются перед твоим внимательным взором, тогда ты ощущаешь, что соприкасаешься и с чем-то неизмеримо более прекрасным, неизмеримо более настоящим, неизмеримо более привлекательным, чем какие-то жалкие сексуальные наслаждения, которыми перед лицом этого НЕБА можно пренебречь и даже не заметить!
Вот вам и весь мой сказ! Так оно и есть. Поверьте мне, так оно и есть! Почему я называю сексуальные наслаждения жалкими в то время, как весь людской мир вертится вокруг них? И не только жалкими, а где-то смешными, нелепыми и противоестественными?
Объясняю для слабоумных! Дело здесь не в самих сексуальных отношениях, как таковых. В конце концов они имеют право на существование. Секс в той противоестественной форме и том противоестественным содержании, которое они приняли среди людей, в тем противоестественном, болезненном отношении к ним, принявшим характер пандемии, всеобщего безумия.
А в общем-то, всё это смешно! Объясняю. Очень простыми и понятными словами. Проще некуда!
Первое, непрерывность и постоянство сексуальных отношений, общераспространенной среди людей половой жизни! Люди живут ею круглогодично, перманентно, не взирая на времена года и прочие естественные, природные циклы.
Это ненормально, в сущности, это болезнь, Извращение, Физиологическое извращение, соединенное. с извращением ума и души, концентрирующихся на этих вещах и воспринимающих их в фантастическом искаженном свете.
И второе. Может быть отношения эти и были бы, не скажу Прекрасными, а хотя бы нормальными и не вредными для здоровья /физического и психического! / среди людей, если бы не одно маленькое, но очень печальное обстоятельстве. Всеобщая физическая неразвитость! Всеобщий неправильный образ жизни!
Представьте себе эти совокупляющиеся хилые, уродливые тела, забитые под завязку всевозможными шлаками и токсинами. И всё это не эпизодически, а постоянно, перманентно, на протяжении всей жизни субъекта!
Разве не оскорбляет это ваше чувство прекрасного? Мое безусловно оскорбляет, А вообще-то это просто смехотворно! Ангелы умирают от хохота на Небесах наблюдая за этим, даже не знаю, как назвать его! Или от омерзения.
Вы только представьте себе! Сопя и ерзая! Истекая слюной! Потея! Жирные, негармоничные тела! Или, наоборот, подогнанные под какой-то болезненный, неестественный идеал соблазнительности! Но в любом случае бесконечно далекие от настоящей гармонии, настоящего здоровья, настоящей чистоты!
Разве это не смешно? Разве это не омерзительно? В этом смысле я вполне могу согласиться с тем тезисом, что половые отношения между фактическими современными людьми следует рассматривать, какгреховные. В плохом смысле этого слова! А также с точки зрения чистого искусства.
Я вообще считаю, что человечество достигло такого предела в своем падении, что современный человек уже шагу не может ступить, чтобы тем или иным образом не нагрешить. Любое человеческое действие есть грех, хотят этого люди или нет. От них уже НИЧЕГО НЕ ЗАВИСИТ. К тому же они ничего не замечают.
Одно другого стоит! Что касается меня, то для меня возражение во всех его разновидностях, а не одно только сексуальное, не составляло ни малейшего труда с тех пор, как я начал свои прогулки.
Я просто не замечал своего воздержания, своей аскезы. Она и являлась для меня ЛИНИЕЙ НАИМЕНЬШЕГО СОПРОТИВЛЕНИЯ, наиболее комфортней, наш наиболее удобной формой существования. Честное слово, воздерживаться мне было гораздо проще, чем наслаждаться, в общепринятом смысле этого слова!
Воздерживаясь, я одновременно наслаждался. И это было высшим из возможных для человеческого существа наслаждений! Оно происходило лишь среди просторов лесов и полей, под прекрасным на Земле небом, которое можно наблюдать только в Одинцовском р-не, в последней фразе присутствует лишь одне несовершенство. Одинцовский р-н! Условное и фальшивое человеческое название. Гораздо более точным и всеобъемлющим является другое.
Моя Прекрасная Страна! Этими тремя простыми словами сказано всё! По-существу, их можно рассматривать, как дифференциальное уравнение, решив которое вы извлечете наружу всю мою жизнь, со всеми ее удачами и неудачами, достижениями и ошибками.
Но никто не умеет решить это уравнение. Даже я, несмотря на мой 400 000 км. Вот и приходится печатать на пишущей машинке.
Подводя итог этого философского отступления, замечу лишь одно. Я всегда жил так, какмне хотелось! Как самому мне хотелось, а не так, как навязывали мне другие люди и прочие внешние обстоятельства. И не жалею об этом, хотя дни мои сочтены. Хотя смерть моя будет ужасной.
Это и есть настоявшее Евангелие. В хорошем смысле этого слова... И хватит об этом...
—-----------------
Возвращаюсь к Марине. По-существу я нашел в ней свой идеал. Легко, просто и естественно она согласилась именно на те отношения, которые были наиболее близки моей душе. Кстати, еще одно необходимое уточнение!
Я уже говорил только, что воздержание мое не было связано ни с какими болезнями или отклонениями от нормы. Более того, никто из окружающих никогда не приписывал мне никаких болезней или отклонений, желая объяснить мое "странное" воздержание и столь же "странное" поведение, никто никогда не видел во мне никакойстранности. Все воспринимали меня, как простого, нормального, очень здорового и энергичного молодого человека. Мое воздержание и мое стремление к естественности просто не замечались людьми, как не замечается ими воздух, которым они дышат. В лучшем случае они считали, что я забочусь о своем здоровье. Не более того. А я всегда был бесконечно далек от подобных меркантильных соображений...
Точно так же и у Марины, и у Петра Николаевича и у других наших университетских друзей, на глазах которых разворачивалась эта история, не возникало и тени мысли о какой-то моей неполноценности или ущербности в сексуальном отношении. О моей несостоятельности в этой сфере. Наоборот, я всегда казался завидной парой для любой женщины или девушки. И хотя я практически никогда не пользовался этими случаями, отношение ко мне оставалось неизменным. Уж больно прост я был! Простой, свой парень, без выкрутас, с чувством юмора. И вдобавок спортсмен!
Такое впечатление я производил и продолжаю производить на людей. И это не маска. Одна из второстепенных сторон моей натуры полностью совпадает с данным определением, на очень неглубокой поверхности явлений я действительно такой! Копнуть немного поглубже никому не приходило в голову. Этим занимаюсь сейчас я сам на страницах моих сочинений.
А ведь Марина действительно была чудом! Почему она не обиделась на меня? Почему не только не стала моим врагом, а наоборот, отношение ее ко мне приобрело такие черты, которые только у ангелов и можно встретить! Если они, ангелы, существуют...
Если исключить те 2 случая, в которых Марина фактически отреклась от меня, ее вообще не в чем упрекнуть! Уже одно это можно а как своего рода апологию. Будем считать два эти случая ошибкой измерения. Вот и всё доказательство невиновности. Вот и вся апология. Но это только словесные фокусы.
Кстати. И самое место об этом упомянуть, "непостижимым образом все места, сколько-нибудь длительного, постоянного пребывания Марины, приобретали ангельские, райские черты, В хорошем смысле этого слова... Вот, привязалось.
И вот почему привязалось. Печатая эти воспоминания о Марине, я словно разговариваю с ней! Прочтите предыдущие страницы! именно так, именно такими словами мы и болтали с ней!
Это не литературный прием. Я ничего не планировал, рассказывая о Марине. Говорил, как Бог на душу положит! Я совершенно неожиданно перешел именно на такой стиль. Специально не буду добавлять, чтов хорошем смысле этого слова! Вот, не буду!
Добавлю потом…
Марина сама рассказывала мне со своим неподражаемым юмором, как самые различные люди, очутившись в ее квартире, в гостях или на минутку зашли, в один голос отмечали необыкновенно светлую атмосферу этого жилища. Оазис! Марина явно издевалась вал таким отношением, не принимала его всерьез.
Ну, какой я, на фиг, танкист! — говорила она.
А ведь все эти, незнакомые мне люди, были абсолютно правы. Не раз бывал я гостях у Марины, проводил там часы», играя в. Настольный теннис с ее сыном, и всякий раз безотчетно отмечал какую-то светлую атмосферу, присущую этому жилищу. Это не была какая-то особенная чистота и порядок, вылизанность, Это было что-то духовное. И даже не духовное, а что-то очень простое, близкое мне. Что-то сродни тому, что ощущал я, идя по лесной тропе.
-Воздух свободы! - издевалась Марина над своими знакомыми. Я не хочу сказать, что она постоянно об этом говорила. Два или три раза мимолетно коснулась, а я запомнил.
Разумеется, в квартире у нее было чисто, но никогда она не перегибала палку. Чистота не Была самоцелью, иногда, наблюдался беспорядок. Но в любом случае у нее было хорошо. В большой комнате у стены, чуть дальше от окна стояло пианино. Окно выходило в самый настоящий сад. Спелые вишни свешивались прямо в окно. В этом саду гуляла Джульета!
У окна стоял стол и несколько стульев. Одно кожаное кресло. А в глубине комнаты, у дальней стены — книжный шкаф. И еще несколько полок с книгами, прибитых к стене напротив пианине на удобной высоте. Чтобы удобно было брать и читать книги. Небольшой коврик рядом с пианине. Марина вообще не любила ковров. Они концентрируют пыль и их постоянно нужно выбивать! Ее душа не лежала К этому занятию.
Так вот, стол, стоявший у окна, был раздвижной. Мы с Юрой вытаскивали его на середину комнаты, раздвигали, устанавливали посередине перегородку из книжных томов и играли на этой импровизированной спортивной площадке в настольный теннис. На счет! Часами! А Марина готовила что-нибудь. на кухне, иногда заглядывая к нам и изображая из себя судью. Или комментатора...
Надеюсь я сумел достаточно убедительно изобразить ангельские черты ее жилища...
Другим филиалом рая была та комната, в которой Марина обитала вместе с Эдуардом Казимировичем в рабочие часы. Комната, в которой они работали Особенно райские черты ей придавал необыкновенно высокий потолок, уходивший в самые Небеса. И терявшийся там.
Я думаю, что дело тут было в личности Марины. В ее необыкновенно привлекательной личности, сразу накладывавшей свой отпечаток на всё, к чему прикасались ее руки.
Но почему же дважды она отреклась от меня?
Приступаю, наконец, к обещанной апологии и попытаюсь оказать чистую правду, хотя речь идет о чистой психологии Моей и Марины...
Во-первых, это не было явным и несомненным отречением, явным и несомненным предательством с ее стороны. Особенно в нервом случае.
А был всего лишь телефонный разговор, И откуда я могу знать, как выглядел этот разговор в глазах Марины, как восприняла она мой слова? Вполне возможно, что она. не поняла степени опасности, угрожавшей мне, глубины той бездонной пропасти, в которую я оказался ввергнут! Ведь и сам я еще за 3-4 дня до этого разговора понятия не имел о том, что такое может произойти со мной! Что такое вообще возможно!
Так как же я могу осуждать ее за то, что она отказалась приехать, отговорилась мифическим прорывом трубы?
Только одно я могу сказать здесь, сравнивая себя с нею. Я тоже мог бы поступить точно так же, за одним исключением. Я не стал бы выдумывать прорвавщуюся трубу, Не стал бы фактически врать. Сказал бы что-нибудь другое и не приехал, а врать бы не стал.
В тот день, 28 августа 1983 года, в 3 часа дня, Марина только-только приехала с дачи, только-только вошла в свою квартиру. Наверное, она очень устала. Наверное, у нее были неотложные ела, и сейчас же зазвонил телефон. И сейчас же я попросил ее приехать, рассказывая о каких-то своих несчастьях.
Но ведь я сказал ей, что мама моя вот-вот приедет! Так не умру же я до ее приезда! это на меня не похоже. А ехать ко мне трудно и неудобно. Усталость и другие дела.
Вот Марина и выдумала прорвавшуюся трубу, первое, что пришло в голову. А вечером, уже через 3 часа, сама позвонила мне и убедилась, что со мной всё в порядке,
Так можно рассматривать произошедшее сее стороны. Наверное, так и было? Не знаю. Не знаю каким был мой голос, каким показался он Марине и что сказал я ей, вернее как восприняла, какпоняла она мой слова.
А поэтому, вполне возможно, что никакого предательства в этом, первом случае, вообще не было.
И отношения наши возобновились. И точно также, как в начале нашего знакомства, когда Марина не обиделась на меня и ничего не затаила, теперь уже я не ‘обиделся и ничего затаил против нее. В известном смысле, мы стали квитами!
И отношения наши продолжали оставаться прежними вплоть до окончания мною аспирантуры. Скажу больше! Если бы не Марана, не мог бы я в те дни, в Тот год с небольшим, что оставался мне до защиты диссертации, самостоятельно достигать университета, самостоятельно приходить на кафедру, а самое главное, выдерживать пребывание там. Если бы не Марина!
Она была для меня светлым маяком в те довольно сумрачные дни. В духовном смысле этого слова! Если бы я не знал, что она ждет меня в университете, в светлой комнате, рядом с Эдуардом Казимировичем, я бы просто не выдержал, не дошел, не доехал, сорвался бы в ту пропасть, которая постоянно была рядом со мной после августа 1983 года.
Две точки опоры были теперь у меня на Земле! Мама и Марина! Вскоре к ним присоединилась третья - Галина Сергеевна. Именно они позволили мне пережить этот тяжелый период. Я действительно прошел по лезвию ножа, по краю пропасти.
Одна только разница существовала между моими добрыми гениями. И в том исключительно моя вина. Мама и Галина Сергеевна прекрасно знали, в КАКОМ положении я очутился. Марина же считала, что я просто пережил шок, потерял 7 кг веса и что все беды и недомогания мой связаны исключительно с физическим истощением. Что я просто ослабел.
А я не разубедил её в этом. Сначала я думал, надеялся, что вскоре сумею стать прежним, сумею восстановить, связать воедино ту хрупкую, серебряную нить, что порвалась в роковые, дни августа 1985 года. Ведь так уверяла меня Галина Сергеевна. К тому же мне не хотелось выглядеть в глазах Марины столь слабым и беспомощным.
И наверное, я ошибся. А потом, когда стало ясно, что прошлое не возвращается ко мне, было уже неудобно жаловаться ей, объяснять, что в сущности никакого улучшения не произошло. Полная аналогия с нашими любовными отношениями. Сначала промедлил, даже счел ненужным, а потом уже поздно...
А наверное нужно, нужно было преодолеть свой стыд, свою неуверенность и открыться во всем Марине! Рассказать ей всё, как есть, как говорю я на страницах моихвоспоминаний.
И может быть тогда судьба моя сложилась бы совсем по-другому. И мама не умерла так рано. И, уж, во всяком случае, не было мне необходимости звонить кому бы то ни было, после ее смерти, А я позвонил в то утро 17 апреля 1999 года сначала Марине. И в этот звонок она отреклась от меня гораздо несомненней, чем в первый раз. Гораздо меньше у меня фактов, чтобы оправдывать её. Но я всё-таки попытаюсь.
Сначала скажу, что и в этот, второй раз, отказавшись приехать, на этот раз прямо оказавшись и не выдумывая ничего, она точно так же, спустя некоторое время позвонила мне, чтобы узнать, что со мной и каковы мои дела.
Только на этот раз она позвонила мне только через несколько дней, За эти дни со мной могло случиться что угодно.
К содержанию этих двух телефонных разговоров я еще вернусь, а сейчас обращусь к тому, что им предшествовало. К моей жизни между двумя трагическими датами, между двумя попытками цивилизации распять меня!
И я рассмотрю мою жизнь в одном-единственном смысле, в ‚одном-единственном аспекте. в аспекте моего отдаления от Марины.
Как ни печально, но отдаление это произошла, сейчас же после окончания мною аспирантуры, когда являться в университет уже не было необходимости и когда я полностью выпал из течения цивилизованной жизни, оказался наедине со своим новым самоощущением, со своей бедой, своей катастрофой и только одна мама служила мне теперь точкой опоры.
Никуда уже не мог я пойти один. В том числе к Марине. А говорить ей об этом я не мог! Всё время ходить к ней в гости с мамой? Это тоже было невозможно для меня!
Так и произошло наше пространственное отдаление. Изоляция. Полная изоляция! Мы уже не встречались и не разговаривали, не гуляли с ней! Я был не в состоянии это сделать и необыкновенно остро переживал разлуку. Может быть именно тогда и возникла в душе моей идея, что нам с мамой необходима маленькая девочка, в качестве спутницы в наших прогулках.
Бессознательно ум мой, душа моя, искали выход, искали замену! И не находили... И опять скажу... Нужно было мне открыться Марине! Но как мог я решиться на такой шаг! Какими словами объяснить ей всю безысходность и безнадежность моего положения!
Я помню, как мы гуляли с мамой но горам Филевского Парка. Как шли в сторону Багратионовской. И я физически ощущал, что с каждым шагом мы приближаемся к Марине, становимся ближе к ней на один шаг! И честное слово, мне ‘становилось легче!
Что же сказать о тех наших прогулках и случайных посещениях окрестностей МГУ? всё время надеялся, что Марина случайно но встречается нам... Надеялся и одновременно боялся…
Я боялся, что она думает, что я забыл о ней... в районе университета имелось несколько очень тихих, удобных магазинчиков, в которых можно было легко и без очереди купить качественные и хорошие продукты питания. Зерновой хлеб, гречневую крупу, адыгейский сыр и другие атрибуты правильного образа жизни.
И я специально склонял маму к поездкам в Эти магазинчики и сочетанию их с прогулками по живописным окрестностям. Мне хотелось приблизиться к Марине хотя бы таким образом…
Мама охотно соглашалась на эти поездки и прогулки ей самой нравилось там. К тому же поблизости, на Мичуринском проспекте проживала Зина Бородкина, подруга мамы, точнее знакомая. Это она заставила нас с мамой креститься!
С легким сердцем ехал я в церковь на Ленинских Горах. Ведь до Марины оттуда было рукой подать! А адыгейский сыр продавали вообще в маленькой деревянной будке-ларьке, в тихом, укрытом листвой садов месте среди старинных домов, в двух шагах из Марининого дома! Прежде я сам покупал для нее в этой будке Адыгейский сыр.
В те годы адыгейский сыр был экзотической редкостью. Теперь его продают почти в каждом магазине, в любом торговом центре. С одной второстепенной разницей. Тогда этот сыр был натуральный, теперь же нам по подсовывают фальшивую подделку.
А потом получилось так, что в школе, рядом с ларьком адыгейского сыра, еще ближе к Марине на 200 шагов, совсем рядом с ней, стали преподавать китайскую гимнастику. Об этом эпизоде моей и маминой жизни вы прочли совсем недавно в моих воспоминаниях. О словах Анатолия Васильевича, преподававшего китайскую гимнастику, что настоящее добро всегда возвращается и не забывается никогда.
Не буду повторяться. Дополню этот рассказ лишь тем, что поездки на занятия всегда связывались у меня с образом Марины. Ведь я был уже совсем рядом с ней…
Что же сказать о наших с мамой поездках на 58 автобусов? Ведь он проезжал уже совсем рядом с Марининым домом! Можно было даже видеть в глубине краешек ее дома. К сожалению, окна Марины выходили в противоположную от автобуса сторону. Не всё равно душа моя соприкасалась с утраченным.
Это было изысканное и горькое наслаждение. С привкусом горечи. Всякий раз, как автобус на огромной скорости проносился мимо дома Марины и начинал необратимо удаляться от него, душа моя сначала замирала, а затем я начинал ощущать какое-то горькое удовлетворение. Так тебе и надо, словно говорило мне оно! Испить чашу до дна! Вот еще одни верные слова!
Я чувствовал, что каким-то непонятным образом выпиваю в эти мгновения свою чашу до дна. И столь же непостижимым образом я ощущал какое-те горькое удовлетворение. Успокоение!
Так тебе и надо! Непостижимым образом это успокаивало меня…
А потом появилась Катя. А потом я устроился работать дворником. И горечь разлуки притупилась, развеялась, перестала быть такой острой. Но ни на один день не забывал я Марину. Помню и сейчас…
И я вдруг сообразил, чем так привлекала меня атмосфера Марининого жилища, почему мне было там так хорошо? Я вдруг сообразил, что мамина маленькая комната всегда виделась мне такой же светлой и идеальной, такой же близкой к чему-то чистому и небесному. Настолько близкой к НЕБУ, что я бессознательно поместил свои рисунки только в ней, только в маминой комнате! Приколол их булавками и иголками к обоям, превратив мамину комнату в своего рода картинную галерею.
Мама говорила мне, что рисунки мои напоминают ей иконы, что от них исходит особый, успокаивающий душу свет и что с годами они не тускнеют, а наоборот, обретают дополнительное сияние, становятся ярче, свежее.
Мама и мои рисунки наполняли комнату светом, И вот, то же самое я увидел, почувствовал в комнате Марины во всей ее квартире. И даже за окном, в зарослях сада. особой, загородной тишине. В самом облике Марины. ..
Поэтому так легло мне на душу всё, связанное с Мариной. Это было моё, родное. Я увидел, что не одна только мама может внести в мою душу такой покой, такую безмятежность, ощущение защищенности, правильности бытия.
Я называю это естественностью, а ведь именно к ней я всегда стремился. ..
Мои предсмертные записки не достигли адресатов. Ни Марина, ни мама не прочитали адресованных к ним слов. Потому что вернулась мама и я не умер.
Я считал эти записки потерянными, безвозвратно утраченными, а оказалось, что они почти 27 лет пролежали в маминой комнате, под швейной машинкой. Я сам засунул их туда и забыл о них. А машинку никто никогда не сдвигал с места.
Вот, пример постоянства! Таким же хотелось бы видеть мне утраченное если небо сжалится надо мной и вернет мне его.
В одной из записок, обращенной к Марине, говорится о цветке на ее двери. Подходящая иллюстрация к истории наших взаимоотношений! Как-то гуляя, а точнее проходя мимо окрестностей почвенного стационара, проходя по одной из его укромных тропинок в полном одиночестве, я вдруг наткнулся на необыкновенно красивую, свежую розу, поразившую меня глубиной и богатством оттенков. Этот срезанный цветок, наверное выпавший из букета, лежал чуть поодаль тропинки, в стороне от нее, в тени огромных берез. Как он попал туда? Можно строить множество предположений, но вряд ли мы узнаем истину...
Да это и неважно! Происходило это ранним, весенним утром. Я как раз явился на факультет пешком и решил для разнообразия сделать небольшой крюк, пролез сквозь дыру забора стационара и проследовал по его тропинке, где и обнаружил розу.
Как поступить с моей находкой? Первой мыслью было подарить Марине, которая к тому времени наверняка уже сидела на своем рабочем месте. Так я и хотел сделать, но вдруг что-то толкнуло меня, какое-то внутреннее озарение, и я почти бегом проследовал к Марининому дому, к дверям ее квартиры и осторожно и аккуратно поместил цветок там! Засунул его между квадратом таблички с номером квартиры и самой дверью. Получилось очень изящно и даже красиво! Мягко!
Хоть убейте меня, но я не помню ни номера дома Марины, ни номера ее квартиры! А подъезд помню, но не по номеру, а второй слева! Как из ворот направо – вспомнился Райкин! А еще хвастаюсь своей необыкновенной памятью, воспитанной прогулками! Единственное, что меня извиняет, это то, что я никогда не интересовался номерами и названиями, а запоминал местность, квартиры, улицы и дорогу по их взаимному расположению.
История с цветком не ограничилась рассказанным. На другой день Марина с радостью и восхищением рассказала нам всем о необыкновенно красивом цветке, который кто-то поместил на ее двери. Кто бы это мог быть, мечтательно произнесла она? Петр Николаевич ехидно сказал, что это ошиблись адресом. А я промолчал. И, наверное, зря...
Таковы наши взаимоотношения. Стоит ли объяснять вам символику этого случая. Либо вы сами уже поняли ее, либо никогда не поймете и не узнаете, как не узнала Марина, откуда взялся этот цветок? Даже, если я расскажу вам...
Замечу только одно. Когда я размещал цветок на двери, то нисколько не опасался, что Юра, если он обнаружит цветок раньше Марины, вытащит его оттуда и послание мое не достигнет цели. Я прекрасно знал, что увидев цветок, Юра обязательно расскажет о нем Марине, а сам цветок ни за что не будет трогать. Ему захочется, чтобы Марина обязательно увидела сама такой подарок. Как вышло на самом деле я не знаю. Юра, выходя из дверей, он учился во П смену, вполне мог не заметить цветок, а вернулся из школы он позже Марины. Я знаю! Я сам провожал ее в тот день до дома! Не до самого дома, а немного меньше!
И здесь я тоже ошибся! Тоже сглупил! Нужно было проводить ее до дверей и сказать, откуда цветок! Какой шанс я упустил! Наверное, само Небо подкинуло мне этот цветок, чтобы соединить нас с Мариной, а я понял лишь наполовину. ..
Если бы я был подогадливей! Или если бы Марина поняла, что я не такой сильный и целеустремленный, каким кажусь! Всё могло бы сложиться тогда совсем по-иному…
Стоит ли повторять, что для меня лично гораздо привлекательней второй вариант. Вариант Чистой Дружбы, а не Страсти или Любви! Чистая и простая дружба! Кто знает, не превратилась бы она со временем в столь же чистую любовь? Боли это в природе возможно?
В природе-то возможно! А вот в изломанном, негармоничном человеческом мире навряд ли! Что, собственно, и произошло… Как всегда, меня поманили райским совершенством, позволили ощутить это совершенстве во всей его полноте, позволили жить такой жизнью не. в мечтах, а на самом деле, а затем забрали все Один и тот же повторяющийся сюжет…
Может быть так и должно происходить на Земле с простым, близким к естественности человеком? Будучи близок к естественности, он с легкостью осуществляет идеал простой, естественной жизни, простых естественных отношений. Будучи окружен негармоничными, далекими от естественности людьми, он изначально обречен потерять всё, быть распятым.
Слишком чужды его идеалы нравам и стремлениям людей. Слишком тонка и беззащитна его душа! Не пройти ей сквозь минное поле людских предрассудков...
Это и есть настоящее, а не выдуманное ЕВАНГЕЛИЕ
Евангелие, котороее не заметят и которому не придадут значения. Ничему не захотят научиться... Никто и никогда…
Для кого же я пишу? Повторяю! Я уговариваю небо вернуть мне утраченное…
---------------
А теперь о 17 апреля 1999 года. 6 часов утра. Только что умерла моя мама. Смерть произошла в тот промежуток времени, когда я на пару часов забылся сном. Проснулся, а мама уже мертва!
Что делать мне? Как жить? Дни и часы мои сочтены! Без мамы я не могу отдалиться от дома далее 500 метров. Без нее я никто! Я даже похоронить ее не в состоянии! Впереди ночь без сна. Первая, вторая, третья! и гибель! Как в августе 1983 года. С одной только разницей. Помощи ждать неоткуда. Мама уже никогда ниоткуда не приедет, Я остался один!
И я позвонил Марине. Сразу позвонил ей. После 14-ти лет молчания. На что я рассчитывал? Как ни странно, я изначально не рассчитывал ни на что!
Не в том смысле, что я не надеялся дозвониться, что естественно после столь долгой разлуки. Марины не только могло не быть дома или в городе. У нее не только мог измениться номер телефона и место проживания. Ее самой уже могло не быть! Откуда я знаю?!
Как ни странно, но я вообще ничего не ждал от этого звонка, даже если дозвонюсь. Звонок этот не был для меня последней соломинкой, за которую хватается утопающий. Просто я почему-то знал, что ДОЛЖЕН позвонить в первую очередь именно ей. Мистика? Никакой мистики я не ощущал. И вообще был странно спокоен и отстранен. Совсем, как после смерти отца, с чем вскоре собираюсь рассказать.
Я просто знал, что ДОЛЖЕН ПОЗВОНИТЬ ЕЙ!
Марина сразу же взяла трубку. Мне не пришлось ждать ни секунды! Если вдуматься, то невероятное, необыкновеннее везение. Но никакой радости я почему-то не ощутил. Я продолжал оставаться каким-то отстраненным наблюдателем. Словно происходило всё это не со мной, а я читал какую-то книжку, содержание которой не трогает меня. Точные слова...
Мне пришлось даже сделать внутреннее усилие, чтобы начать разговор. Мне хотелось лишь наблюдать и созерцать, С трудом я понял, что еще нужно говорить и именно мне, иначе никакого действия в этой странной книге не будет.
И после небольшой, совсем крохотной паузы, последовавшей за Марининым "алло", я заговорил.
Не буду пересказывать целиком содержание этого разговора, тем более, что не помню его дословно. Изложу основную канву, смысл.
Несмотря на свою отстраненность, а может быть благодаря ей, я довольно внятно и связно изложил Марине суть того положения, в котором очутился. Мне удалось сказать ей то, что я не решался сказать ей 14 лет. Я имею в виду свою беспомощность, неспособность к самостоятельным передвижениям, а теперь, после смерти мамы, еще и обреченность! Мне кажется, что я сумел изложить всё это в немногих, скупых словах, точными штрихами. Чуть позднее я объясню, почему мне так кажется.
И снова, как 16 лет назад, Марина отказалась приехать ко мне. На этот раз прямо отказалась, не выдумывая ничего. Суть ее объяснений сводилась к тому, что у нее какая-то новая работа, которая ей нравится, которую она наконец нашла, уже повзрослевший сын, с которым происходят сейчас какие-то беды и несчастья. И всё это требует постоянных ее забот и внимания, поглощает всё ее время и все ее мысли и она просто не может приехать сейчас ко мне.
И наверное, чтобы смягчить свой отказ, она стала уговаривать меня, что я сам со всем справлюсь, что у всех умирают родственники, у нее самой умерла в свое время мама и что я справлюсь своими силами. Все справлялись и я справлюсь!
И одновременно давала понять, что я своими просьбами тревожу и расстраиваю ее, создаю ей трудности и проблемы, а ей своих трудностей и проблем хватает.
Немного мягче, немного подоребей, не речь ее велась именно в этом духе.
И тут странное обстоятельство! Оставаясь отстраненным наблюдателем, я вдруг ясно понял, что уговаривать и просить Марину бесполезно! Что ничего из этого не выйдет! Словно прочел об этом в книге! В той книге жизни, которая сейчас разворачивалась передо мной.
И по-прежнему я оставался равнодушным. Словно не со мной всё происходило! Словно не имело это ко мне никакого отношения!
Одновременно я ощутил толчок, говоривший мне, что разговор нужно ЗАКАНЧИВАТЬ и быстрее! Как можно быстрее! Почему? Я не знал. Но ни малейших сомнений у меня не возникало. Что-то интуитивное, что-то сродни инстинкту руководило мною. При этом я ощущал себя спокойным, равнодушным и отстраненным. Равнодушным к самому себе! Как после смерти отца!
И я скомкал разговор, извинился и повесил трубку. А дальше произошло невероятное и непостижимое! При полном сохранении моей странной отстраненности.
Не теряя ни секунды, ни мгновения я набрал номер абсолютно незнакомого мне тогда человека, который, номер, узнал лишь 3 дня назад. А самого этого человека видел с тех нор лишь однажды и мельком. Однажды в жизни!
При этом у меня не было ни малейших сомнений в том, что мне нужно набрать именно этот номер и что мешкать нельзя. Так было записано в той книге, которую я сейчас читал, которую наблюдал.
Прежде всего оказалось, что промедли я хотя бы минуту, и человек этот ушел бы. Я не застал бы его, промедли я хотя бы немногие. Согласитесь, что уже одно это довольно удивительно.
Но всё это пустяки по сравнению с тем, что случилось дальше. Прежде объясню кому я звонил и как состоялось наше случайное знакомство?
Незадолго до смерти мамы ее хорошая подруга Валя, работавшая в одном с ней издательстве /в данное время обе уже давно были на пенсии/, позвонила в обществе МИЛОСЕРДИЕ, фунционивавшее при ближайшей к нам церкви на Крылатских Холмах и попросила их помочь нам, с мамой, как они помогают вообще всем больным и старым, бедным людям, не способным самим обслужить себя.
Звонок достиг цели. Маме выделили человека, чтобы помогать ей и мне. Покупать лекарства, продукты и т.п, Этому человеку я и звонил. Перед этим мы уже виделись с ним, с ней, однажды. Таня, Татьяна Изосимовна Гусева купила маме какие-то лекарства, не все, а те, что оказались в аптеке, и самое главное, обещала достать инвалидное кресло-коляску, на котором я хотел возить маму в лес. Мама не видела Таню, т.к. спала в этот момент. Я видел Таню лить краткие мгновения.
И тем не менее я без колебаний позвонил ей. И снова я ничего не ждал от этого звонка, не хватался за него, как за соломинку. Я продолжал оставаться наблюдателем.
А теперь главное. Фактически, я повторил Тане то, что только что сказал Марине! Почти слово в слово! И поэтому я считаю, что изложить я сумел довольно убедительно. Потому что Таня сразу же отложила все свои дела и приняла деятельное участие в организации похорон. Взяла их организацию целиком на себя! И осуществила очень быстро, оперативно и успешно. Без промедлений и задержек. Маму похоронили на кладбище в Митино.
Но к Тане и ее роли в моей жизни, в моем поистине чудесном и неожиданном спасении я еще вернусь. А сейчас закончу свои рассказ о Марине.
Только что она отреклась от меня. На этот раз почти буквально и несомненно. Так можно расценить наш разговор, ее слова, обращенные ко мне. Вроде бы на этот раз всё ясно.
Но я обещал оправдать ее и выполняю свое обещанию. 14 лет мы не виделись и она могла подумать, что я забыл ее. Забыл и вспомнил лишь после смерти мамы, когда мне понадобилась помощь. Чувствуете разницу? Разрыв наших отношений длиною в 14 лет, многое способен объяснить, способен оправдать Марину. 14 лет назад должен был я сказать ей те слова, которые сказал лишь в утро маминой смерти! А теперь слишком поздно…
Стоит ли развивать эту тему? Общая идея понятна, а копаться в частностях мне тяжело. да и что это изменит?
Снова, как и всегда, как большей частью в моей жизни, я ощущаю, что виноват только я! Я оказался дураком и наделал ошибок, а Марина ни в чем не виновата передо мной!
Кому многое дано, с того много и спросится! всю жизнь я ощущал, что слова эти относятся ко мне, а может быть и вообще
к ОДНОМУ МНЕ! Какова гордыня!
Чтобы немного разрядить возвышенность и торжественность момента, чтобы снова выглядеть простым парнем, вспомню тот вариант недавнего высказывания, которым я развлекал Марину в годы нашего знакомства, Я любил такие шутки, такие афоризмы в духе Марка Твена:
Кому много дано, тому хочется захапать еще больше, говорил я Марине!
Скажи мне кто твой друг, и я скажу ему – кто ты!
Ну и так далее! Изобретать подобные искажения мудрых мыслей
и высказываний было одним из наших излюбленнейших развлечений!
И всё это ушло в прошлое. В невозвратное отошло навсегда!
Это строки Блока:
Как из сумрачном гавани
От родимой земли
В кругосветное плаванье
Отошли корабли,
Так и вы - мои золотые года
В невозвратное отошли навсегда…
Я намеренно привел в качестве иллюстрации моей и Марининой судьбы именно это коротенькое стихотворение! Обратите внимание, что корабли отошли не куда-то, а именно в кругосветное плаванье! значит, не так уж безнадежна их судьба!
Из кругосветных плаваний как правило возвращаются обратно!
Иначе, зачем в них отправляться”?
И я надеюсь, что и мое кругосветное плаванье завершится успешно, мне удастся уговорить небо и оно вернет мне утраченное.
И золотые года вернутся ко мне, маме, Марине и всем остальным.
И снова буду гулять я в моем лесу. А мама и Марина снова будут светлыми маяками, освещающими мне путь!
И всё станет, как было в те далекие времена, только гораздо лучше!
А что касается слов невозвратное и навсегда, то я не могу их рассматривать иначе, чем поэтические преувеличения.
На этих словах заканчиваю свою повесть о Марине, свой рассказ о трех годах моей жизни, связанных с ней...
Может быть я еще вернусь к ней? Если останусь жив...
Мне начинает совершенно серьезно казаться, что сейчас, когда я печатаю, когда я говорю на этих страницах о маме, Марине, о Кате, то я словно принимаю их в мой Мир, который возникает, не может не возникнуть в процессе моего рассказа»
И пишущая машинка видится мне волшебным механизмом, при помощи которого я, сам не знаю как, создаю Мою Прекрасную Страну, вернее она сама возникает, материализуется, потому что не может небо не выполнить мою безотчетную просьбу, не снизойти к ней!
И Прекрасная Страна эта уже существует, а я, сам того не понимая и не сознавая, выдаю пропуска в нее, решаю, кого и что можно в нее принять…
И все зависит лишь от того какими словами и с каким чувством выражу я свою мечту, как я расскажу о ней!
Не для того ли вдруг нашелся старый конверт, побудивший меня вспомнить о Марине и рассказать о ней, о себе и о маме, всегда присутствующей в моей душе и моей жизни? Никогда мама не умирала для меня!
И нужные слова нашлись! Нашлись и открыли дверь в Прекрасную Страну! И нужно только немного подождать... Немного подождать и всё вернется ко мне. Вернется и станет вечным. И снова буду гулять я по знакомым с ранней юности лесным тропинкам и бескрайним полям Одинцовского р-на. И снова рядом со мной будут мама, Марина и Катя. Теперь уже все вместе! И никто и ничто не сможет уже разрушить мою Прекрасную Страну И Даже коснуться ее нечистыми руками!
Вы назовете это сказками. Вы скажете, что это обыкновенная стихийная, бессознательная психотерапия, обычный образ действий слабой, инфантильной, неприспособленной к жизни в жестоком, реальном мире личности.
А я скажу вам другое. Всю жизнь ощущал я близость подобного! Близость сказки! Близость чуда! Особенно, когда шел по лесным тропинкам. Мне всегда казалось, что для окончательного воплощения сказки остается совсем чуть-чуть, самая малость и я лишь по глупости не догадываюсь, КАК это сделать!
И сегодня, сейчас, печатая о Марине, я вдруг ощутил, что сказка эта, как никогда близка ко мне! Что быть может, нужные слова уже найдены мною...
Можно долго говорить об этом. Но страница уже кончается. Поэтому скажу просто. Если то, что я сейчас сказал, действительно осуществится, то это будет справедливо.
А чтобы вы не подумали, что я окончательно сошел с ума, добавлю, что НЕ всегда справедливые вещи осуществляются… Иногда их осуществления можно ждать всю жизнь, да так и не дождаться..
—————
_Коми АССР. Княжнопогостский р-н. Экспедиция Союзгипролесхоза
Как я уже справедливо отметил, работа дворника располагает к мечтательности. Так и хочется о чём-то помечтать… Но не дают!
И тут мне вспомнился Валька! Коренной коми, наш сосед по Кереси. В Лялях мы жили на Кереси. Кересь это 3 древних избушки на вершине Ляльской горы. А чуть дальше — база нашей экспедиции, похожая на дачный домик где-то в окрестностях Раздор. А рядом — финская баня. Всё это построили мы сами. Но об это я ещё расскажу… Так вот, Валька. Как-то солнечным июльским днём он сказал нам, что в 4 утра вышел к реке, уселся на какой-то корень над обрывом и ХОТЕЛ ПОМЕЧТАТЬ… Но что-то не заладилось…
Литвинчук посмотрел на него как на идиота. Помечтать! Надо же ляпнуть такую глупость! И кому? Какому-то комику! Но об этом и многом ином, в том числе о краткой художественной характеристике Литвинчука, немного позже…
3 года проработал я по распределению в Союзгипролесхозе и большую часть это срока провёл в КОМИ АССР, в тайге, в лесу. В Парме! Так называют свой родной лес коми! Это Пётр Николаевич удружило мне, специально выбил для меня это место в качестве сюрприза, зная мою приверженность к многокилометровым лесным прогулкам и здоровому образу жизни.
И всё бы ничего! И всё бы хорошо! Тихие, дикие лесные места коми, а особенно их коренные обитатели, были бы идеальным вариантом для меня, если бы не одно обстоятельство. Это была чужбина! И я понял и почувствовал это. Между прочим, такой же чужбиной был для меня берег Чёрного моря, Чаква, недалеко от Батуми, где обосновалась наша экспедиция после окончания мною 4 курса. Два месяца провели мы в этих курортных, субтропических с Петром Николаевичем и другими. Мы жили в вестибюле института чая, в 150 м от моря. Волны ударялись о каменный парапет и их брызги достигали окон нашего жилья… Но всё равно это была чужбина… Но сейчас я говорю о Коми АССР.
3 года проработал я в Союзгипролесхозе и большую часть этого срока находился в республике Коми. В Москву мы приезжали только в зимние месяцы. Имелся месячный оплачиваемый отпуск и негласная прибавка к нему. Дело в том, что все строительные работы мы выполняли сами. Сами построили избу, баню и воднобалансовые площадки уже в глухом лесу, фактически в болоте! Существовали планы этих работ, которые мы ударно перевыполняли, а сэкономленное время шло в наш дополнительный отпуск! Полтора фактических месяца полной свободы! Отправляйся куда хочешь! Куда душа пожелает! Но сначала потрудись для этого!
Мы работали без выходных. Вставали в 4 утра, а возвращались домой к 9 вечера. Обедали прямо на стройке. Выполнив план, мы разъезжались на полтора месяца, а на базе оставались двое дежурных. Следить за порядком и снимать показания приборов на проложенных нами в лесу маршрутах. Двух человек вполне хватало! Затем мы приезжали и уезжали они…
Творцом и вдохновителем этой системы был нач. нашего отдела, отдела защитно-водоохранных лесов, Мих. Владим. Рубцов. Таким образом он добивался качественного и быстрого труда. Кто не хочет получить дополнительный отпуск! А хочешь — потрудись!
Рубцов был другом Петра Николаевича и, в некотором роде, мой шеф устроил меня по знакомству! Это ирония, потому что никаких желающих в такую глушь не было…
По своим габаритам Рубцов напоминал вас, Дмитрий. Вот только лицо и тембр голоса другие. Породистое дворянское полное лицо и громкий гулкий голос. Баритон. И такая же аристократическая манера держаться. Если подбирать аналоги в произведениях искусства, то сразу приходит сравнение с одним из персонажей “Служебного романа”. Забыл его фамилию! Однокурсник Новосельцева и студенческая, возобновлённая любовь Немоляевой, которого она терроризировала любовными письмами. Особенно похож голос, но и внешность близка…
Рубцов был неординарной личностью. Идеал руководителя! Нашим техникам-смотрителям, министрам благоустройства и прочим господам Генеральным Директорам далеко до него, как Луне до Солнца! Мне Рубцов предоставил полную свободу действий, лишь только понял, что отчёт и прочую литературную и арифметическую работу я легко могу сделать и дома, а слово держу, как индеец! А понял он очень быстро...
И он сказал мне, что охотно распустил бы весь отдел по домам, пусть живут, как хотят, лишь бы выполняли работу качественно и в срок.
— Как-то я попробовал! — усмехнулся он. — И поверишь ли, никто ничего не делал, все разгильдяйничали и лишь глупо оправдывались! Никто не мог сам распланировать свой рабочий день!
— Дураки! — сказал я. — Что им стоило написать отчет, произвести расчеты и составить бумаги дома? И жили бы свободно! А так, гниют в этой конторе...
Рубцов кивнул и сказал, что сразу понял, что на меня в этом смысле можно положиться.
— Если хочешь покататься на лыжах или заняться чем-нибудь еще, пожалуйста, только запишись в книгу уходов, что пошел в библиотеку, поликлинику, поехал в университет и тому подобное...
Разумеется, всё это в пределах разумного, но пару свободных дней в неделю я всегда имел! Плюс отгулы! Это особая история. В выходные я регулярно ходил на овощную базу, дежурил в ДНД и в кабинете директора, за что получал 2 отгула за день общественной деятельности. Да и никакого дня никогда и не было! Например, работа на овощной базе обычно кончалась в час дня!
На овощной базе всегда можно было встретить отпетую интеллигенцию из всевозможных НИИ, зарабатывающую отгулы. Мне вспоминается один такой интеллигент — точная копия юмориста Задорнова во всем, начиная с внешности, тембра голоса и кончая шуточками и манерой держаться. Кто знает, Дмитрий, а вдруг это действительно был Задорнов? А почему бы нет? Мы обрезали гнилые листья с кочанов капусты. Я, Задорнов и двое его знакомых, чуть ли не друзей детства.
И между ними зашел разговор, где они работают, да как у них со свободным временем. Не слишком ли прижимает и контролирует начальство? И Задорнов с лихостью заявил:
— Всё нормально! У меня еще 4 отпуска и 60 отгулов!
Друзья смотрели ему прямо в рот в полном восхищении...
Мне прекрасно запомнилась книга уходов — большая зеленая тетрадь с тисненым переплетом и пришитой голубой ленточкой-закладкой! От всего ее облика веяло лесом, небом и свободой... И цвет! Не примитивный, заборный зеленый цвет, а нежный, со множеством глубоких оттенков и полутонов. Бывает такая нежная, шелковистая травка сбоку узенькой лесной тропинки! По ней так приятно идти босиком...
Так вот, возвращаюсь к Вальке! У Коми такие имена. Валька, Сашка, Ванька. И нельзя изменять их. Если тебя зовут Сашка, то ты именно Сашка, а ни в коем случае не Александр, не Санька и не Шура.
Валька был среднего роста, ладно скроенный, с характерной финской внешностью какого-нибудь крестьянина из "За спичками". Аттилайнен и Ниттинен! Довольно молодой, но впрочем, он не имел возраста! При такой убедительной, характерной внешности люди долгие годы не имеют возраста!
И однажды нам приоткрылась другая, неведомая, скрытая сторона его натуры. Чем-то он напомнил мне островитянина с острова Пасхи в транскрипции Тура Хейердала, того же старосту! Старосту, на поверку оказавшегося не таким простым, как казалось…
Как-то в полдень, уже на исходе северного лета, экспедиция наша и присоединившиеся ближайшие соседи собрались на чаепитие за столом у веранды. Вру! Это случилось вечером, часов в 9! На Севере летом все время день! Всё время, круглосуточно светло. Не мудрено, что я спутал полдень и вечер...
Мы собрались у веранды потому, что там было меньше комаров. Сущие пустяки, если сравнивать с лесом. Нигде я не видел столько комаров! Как говорят герои Джека Лондона, мы были в такой стране, где если захочешь взглянуть на Солнце, чтобы узнать, сколько времени, то приходится запускать палкой в небо, столько там комаров!
Итак, мы сидели, пили чай и беседовали о разных вещах, а вскоре подошёл Валька. Он жил здесь, на Кереси, в ближней избе, И тут разговор как-то незаметно зашел о том, что из всего неудачного и даже плохого можно, всё-таки, в итоге извлечь хоть какую-то пользу. И шофёр экспедиции, Валентин Николаевич Шуйский, высказал довольно-таки плоскую мысль...
Никто не называл его Валентином Николаевичем. Все звали его БОЦМАН! Он был боцманом на флоте, а кроме того, прошел всю войну. Колоритная фигура! Прямо пират со страниц Стивенсона! Впрочем, стивенсоновским пиратам далеко до Боцмана.
— Ух‚ ребята! Ну и бандит я был! — говорил он мне и Толику Кангельдиеву, выпускнику лесного, лесотехнического института в Мытищах, попавшего сюда, как и я, по распределению.
Вот, кстати! Коренное отличие советских времен от нынешних! Толик был сыном заместителя председателя совета министров Киргизии и, тем не менее, как простой инженер, работал вместе с нами, наравне с нами, в этой глуши, в этой далекой Северной Стране и не имел совершенно никаких привилегий!
Любимой книгой Толика был "Герой нашего времени". Толик явно уподоблял себя Печорину, чему немного мешала его киргизская внешность. Впрочем, невысокого роста, худощавый и с правильными чертами лица, среди киргизов он мог бы казаться весьма привлекательным. Киргизский Печорин! Литвинчук нередко цинично усмехался по этому поводу. Но об Литвинчуке в свое время...
– Ну и бандит же я был! — щурясь, говорил Боцман, вылитый пират в своём цветастом платке, которым он оборачивал голову.
Ирсказывал, как немцы высадили десант на какой-то косе, а навстречу им побежали мы, матросики, с ножами в зубах, и вся вода залива стала красной от крови...
— Ух, мы им показали! — говорил Боцман.
Его любимой присказкой было: Матрос всегда должен быть чисто выбрит, слегка пьян и сильно нахален!
Рассерженный, он говорил: Я матрос! А вы - козлы безрогие! Начальник экспедиции, Шаров, вылитый капитан Гез /во всяком случае, именно таким я представлял себе капитана Геза/, издевательски переиначивал поговорку Боцмана, цинично передразнивая его:
Матрос всегда должен быть ни хрена не брит, в доску пьян и сильно нахален!
Этими словами он намекал на постоянные пьянки Боцмана, который по его собственным словам не был трезв ни одного дня с 9 мая 1945 г., когда тонул в Финском заливе.
— Ребята вытащили меня, — говорил Боцман. — На радостях мы выпили и так пошло до нынешнего дня!
И он рассказывал нам, как уже после войны, работая шофером в Забайкалье, он на спор выпил 4 бутылки водки и дошёл домой. Спор в этом и состоял. Что он дойдет! Идти было где-то 400 метров.
Впечатляющий рассказ! Какой тут Жванецкий! Убираю ненормативную лексику и выделяю главное в этом волнующем повествовании. Посередине пути тёк ручей. Через него был перекинут мостик.
— И вот, я дошел я туда! - бандитским голосом говорил Боцман. — И вижу... Мать моя! 3 мостика!! Что делать? Ну, я по среднему! И бултых прямо в воду! Немного протрезвел, вылез и пошел дальше… Сам не помню, как дошел до дому! После мостика я вообще уже ничего не помнил... - назидательно завершил Боцман.
Представляете, какая логика, какой мощный интеллект! Я по среднему!
—————
Так вот, Боцман сказал, что из всего плохого может получиться хорошее… Вот, например, волк! Из волка получилась собака.
И Боцман торжественно посмотрел на нас. Мол, эка я завернул! И вдруг все притихли. Я не вру! Последовавшее непосредственно после слов Боцмана, произвело на всех неизгладимое впечатление...
Вдруг встал Валька. И сразу все смолкли, Наподобие некоего индейского вождя! От всего его облика взяло глубоким внутренним достоинством, скрытой силой и врожденным благородством. Он еще не промолвил ни слова, а все уже замолкли, притихли, подчинившись неведомой силе, исходившей от этого человека.
Не сказав ни слова, не сделав ничего, он уже всецело завладел нашим вниманием. Невольно ожидали мы от него чего-то необыкновенного и внушительного. Невольно почувствовали мы к нему уважение...
И НЕОБЫКНОВЕННОЕ не замедлило последовать. Помедлив несколько мгновений, точно выдержав нужную паузу, коротко и внушительно, как настоящий индей ский вождь, Валька произнес:
ВОЛК – ДИЧЬ! ОН – ЖИВЁТ! А собака…
И немного помолчав, Валька с презрением завершил:
ПРИХЛЕБАТЕЛЬ ПРИ ЧЕЛОВЕКЕ!
И, не говоря больше ни слова, с врожденным индейским достоинством удалился, даже не оглянувшись. И такое глубокое уважение к волку, такое презрение к собаке слышались в его словах, что никто не нашел, что сказать в ответ...
Воцарилось полное молчание. Все сидели молча, глубоко пораженные и озадаченные, невольно ощущая, что только что соприкоснулись с чем-то настоящим, чем-то подлинным, изначальным, лежащим у истока вещей. Невольно ощутили мы, что устами Вальки с нами говорил сам лес, парма, сама Природа этих диких мест, и возразить на эти слова нечего.
Несколько минут все сидели, как пришибленные, а затем молча стали расходиться. Разговор не клеился. Да и о чем можно было говорить после такого?
Даже Литвинчук был поражен! Даже он, даже этот кулак‚ куркуль, армейский староста без чести и совести, плюющий на любую культуру, даже он не нашелся, что сказать и сидел в полной растерянности...
Спустя несколько дней Литвинчук сказал Вальке:
— Ну, Валька! Удивил ты нас! Прямо Чингачгук какой-то!
Любопытно и символично, что даже этот грубый, примитивный человек, чуждый духовности, ориентированный исключительно на примитивную личную выгоду, не нашёл других слов и сравнений. Даже через Литвинчука иногда говорит Господь!
Внешность Литвинчука полностью соответствовала его внутреннему содержанию. Высокого роста, жилистый, слегка сутулый, с горбатым носом, огромным кадыком и топорным, худым лицом кулака, обрамленным рыжеватой бородкой. Именно такими изображали в советских фильмах кулаков! Дай ему в руки обрез, и сейчас же, не поморщившись, застрелит Павлика Морозова! А обряди его в армейскую рубаху - вылитый армейский старшина, каковым он и являлся в армии! Впрочем, Литвинчук и ходил в такой рубахе, выпущенной поверх таких же армейских штанов, а на ногах носил армейские сапоги, надевая которые, долго и старательно оборачивал ступни гортянками...
И даже его пробило! Даже он притих, завороженный и долго не мог прийти в себя, когда ничтожный представитель первобытного племени вдруг вырос в его глазах в гигантскую фигуру, затмившую собой его жалкие, литвинчуковские идеалы…
Но время шло и Литвинчук соорудил из этой истории анекдот, а потом и вовсе позабыл о ней и если и вспоминал, то как какой-то курьёзный случай... Таковы цивилизованные люди. Никогда они не поймут и не примут ничего, исходящего от Природы...
—————
А вот другой сходный случай, хотя и несколько иного рода. На этот раз главным действующим лицом со стороны Цивилизации. был высокообразованный, культурный, интеллигентный человек. Без пяти минут доктор наук! Но обо всём по порядку…
Произошло это в Тыбь-Ю — второй базе нашей экспедиции, расположенной у озера и ручья Тыбь-Ю в 70 км от Визинги и разделенной с первой базой, с поселком Ляли и Кересью двумястами километров труднопроходимых лесов и болот. С базы на базу мы ездили кружным путем через Сыктывкар. И хотя весной я постоянно ходил на лыжах и даже с санями по окрестностям базы, удаляясь от нее километров до 50-70 и ночуя в охотничьих избушках, но ни разу у меня не возникало идеи совершить переход через парму до Тыбь-Ю.
Я понимал, что это не шутки! У коми есть поговорка: идешь в лес на 1 день, готовься, как будто идешь на неделю, идешь на неделю, готовься на месяц... Не так-то просто было бы преодолеть эти 200 км, а летом – почти невозможно. Болота! А промахнувшись мимо Тыбь-Ю, я рисковал вообще не выйти из этих дебрей, тянувшихся безо всякого жилья на тысячи км!
В основном, мои зимние и летние походы-прогулки концентрировались вокруг лежневки — таёжной, лесной дорога, построенное заключёнными и уходившей вдаль от жилья примерно на 150 км перпендикулярно большой реке под названием Вымь и единственному в Коми шоссе Сыктывкар-Турья, пролегавшему вдоль реки. Лежневка уходила в бесконечные леса, теряясь в них, постепенно сходя на нет, разрушаясь от времени. Туда я и ходил, ночуя в избушках по бокам лежневки и совершенно не рискуя заблудиться...
До сих пор мне снится эта лежневка. В снах моих она начинается здесь, в 2 км от моего дома, у ЦКБ и стадиона "Медик". Почему-то всегда она начинается именно там, уходя в просто невероятные дали и в снах моих я путешествую в этих диких местах...
Начальником нашей второй базы в Тыбь-Ю был Лева Рабкин. Небольшого роста, с аккуратней бородкой и небольшим брюшком. Он напоминал не то профессора, не то завсегдатая фестивалей авторской песни. Тех, что в лесу, у костра и с гитарой. Ходил он всегда в штормовке и болотных сапогах.
Это был довольно добродушный человек и даже с заметным чувством юмора. Один недостаток имелся у него. Он чересчур гордился своей работой и, особенно, своей научной карьерой. Чуть ли не священнодействовал! И всякий раз, как речь заходила об этих материях, Лева моментально терял всякое чувство юмора. Настолько важным он выглядел в собственных глазах. Экспедиция в Тыбь-Ю, кроме прочего, собирала материал для его докторской и Лева буквально раздувался от важности, от осознания необыкновенной значимости своей научной работы…
И вот, однажды, когда все мы поутру отправлялись в очередной маршрут, добывать для Левы степень доктора и собрались с этой целью на небольшой полянке возле избы, в которой квартировалась наша экспедиция, включая соседствующих с ней местных жителей, к нам неожиданно заглянул Сашка с озера. Типично немецкая фраза!
Сашка был коренным коми и промышлял рыбной ловлей. Внешне он удивительно походил на певца Юлия Ким, хотя и не носил очки. Он и без очков был точной копией этого барда…
Сашка заинтересовался нашей деятельностью и явился, чтобы расспросить о ней Леву, как большого начальника. Чем мы занимаемся и зачем это нужно? Любопытная деталь! Где бы не приходилось нам побывать в республике Коми, везде местные жители называли нас геологами! Это был обобщающий термин, Вот и Сашка явился, чтобы расспросить, а чем это занимаются тут геологи?
Лева охотно взялся за объяснения и начал распинаться перед Сашкой о размывании берегов рек, эрозии почвы и различных защитно-водоохранных хитростях, вроде высаживания по берегам рек ив. И так далее... Леву хлебом не корми, а дай порассуждать о важности задач экспедиции, а заодно о своей великой роли в организации процесса и в науке вообще.
Впрочем, напирая на свою великую роль, Лева одновременно изображал из себя этакого скромника и схимника, чуть ли не подвижника от науки. Великий ученый, крупный руководитель и одновременно простой и доступный человек, запросто беседующий с простым, малограмотным рыбаком, представителем малой народности глухого Севера. Такую роль играл перед нами, Сашкой и самим собой. Лева настолько вошел в эту роль, что уже не мог остановиться…
И говорил, говорил… Самка слушал его с непроницаемым лицом Будды, сосредоточенно и внимательно. Ни один мускул не дрогнул на его, словно высеченном из красного камня, лице, а сам он напоминал изваяние. За всю Левину речь, в распинался тот не менее получаса, Сашка не проронил ни слова и не изменил своей позы.
А Лева продолжал расписывать яркими красками всю важность нашей, СВОЕЙ работы! Ему казалось, что Сашка молчит в явном восхищении перед умными речами ученого человека и просто не находит слов, чтобы выразить свой восторг. Наконец Лева устал, замолк, смахнул тыльной стороной ладони пот со лба и бесконечно добрым взглядом всё понимающего Эйнштейна взглянул на Сашку:
— Мол, такими важными и нужными делами мы занимаемся, брат! И сам я не последний человек во всём этом!
Лева был непоколебимо уверен, что окончательно очаровал Сашку своими умными, значительными речами, и что молчит тот только лишь потому, что не находит достойных слов…
Но Леву ждало жестокое разочарование. Полное фиаско! Интересно, бывает ли фиаско неполным? Медленно и спокойно, с каким-то внутренним достоинством, Сашка выпрямился и не глядя на Леву /взор его был обращен в сторону озера, с явным презрением произнёс:
Я ХОТЯ БЫ РЫБУ ЛОВЛЮ!
Презрительно сплюнул и так же неспеша, с достоинством индейского вождя, удалился, не сказав больше ни слова и, подобно Вальке, не обернувшись. Второй индейский вождь!
Воцарилась недолгая гнетущая пауза, после которой вся нома экспедиция и случайные свидетели разразились хохотом.
Смеялись все! Даже те, кто с рождения не обладал минимальным чувством юмора. Некоторые падали от смеха на траву и продолжали смеяться там...
На Лёву жалко было смотреть. Он сразу весь как-те сдулся и напоминал проколотый футбольный мяч. Красный, как рак, стоял он и не мог выполнить ни слова! Да и что он мог сказать? Такого позора Лева не ждал! Долго еще члены экспедиции вспоминали этот случай подкалывали Леву. Стоило ему взять чересчур строгий и важный тон, и ему сразу напоминали, как рыбак посадил его в лужу!
— Мы хотя бы рыбу ловим! — издевательски тянули наши юмористы, эта фраза стала нашей излюбленной присказкой.
Лева сразу терял своей апломб и смирел…
—————
Если в Лялях шофером был Боцман, то в Тыбь-Ю эту должность исполнял Лешка, Алексей! Полная противоположность Боцману. Никто не воспринимал Лешку всерьез. Никто ни в грош его не ставил. Он был из тех, о ком Паниковский говорил: жалкая ничтожная личность!
Постоянно он ныл и чего-то клянчил. Постоянно ему казалось, что работает он много, а платят ему мало. Кстати, у Боцмана была излюбленная поговорка: ЧЕРТОВА РАБОТА! Он произносил эти слова в самые различные моменты нашей экспедиционной жизни и звучали они всегда залихватски и отчаянно!
Какой контраст с Лешкой! Нытье его опротивело всем. Кроме того, он непрерывно курил, даже ночью. Вся жизнь его представляла собой непрерывное курение. 24 часа в сутки! При этом он постоянно перхал и никак не мог откашляться. И сплевывал на пол омерзительную мокроту. Отвратительный и жалкий субъект!
Глядя на него, Нарышкин сказал, что вот теперь-то он наглядно убедился во вреде курения. Более убедительного свидетельства пагубности этой привычки быть не может и Лёшку нужно специально возить и показывать за деньги, пропагандируя отказ от курения.
Через пару месяцев Нарышкин действительно бросил курить. Но связано это было, по-моему, не с Лёшкой, а с тем, что Андрей женился и опасался, что эта вредная привычка повредит его будущему ребенку. Где вы найдете сейчас таких людей? Таких идеалистов! А в мрачные, беспросветные советские времена их было навалом…
И в связи со всем этим мне вспоминается сюжет из нашей экспедиционной жизни, словно взятый из-под пера Довлатова. Итак!
Да, кстати, пока не забыл! По поводу присказки Боцмана. Нередко в нынешние времена, пробивая очередной засор или выслушивая очередные истерические выкрики, мне так и хочется воскликнуть:
Чертова работа!
А еще в такие жизненные моменты мне вспоминается песня:
Не в силах, товарищ, я вахту держать!
Ну и так далее... А Ирина в ответ поет свою арию:
Вахты не кончив, не смеешь бросать!
Николай Васильевич тобой не доволен…
А завершает эту фольклорную картину яркий и убедительный образ, полностью характеризующий нашу шизофреническую, клоунскую работу:
На палубу вышел, а палубы нет!!
И не только палубы, а даже нормальной зарплаты!
Возвращаюсь к своему рассказу. Несмотря на свою очевидную ничтожность„ Лешка постоянно разыгрывал перед нами этакого бывалого шоферюгу! Именно разыгрывал, потому что никто ему не верил. А он, подобно Экли у Сэлинджера постоянно уныло распинался перед нами о своих мнимых подвигах! О том, ЧТО он сказал одному начальнику, КАК осадил другого и из каких непростых шоферских ситуаций удалось выйти только благодаря ему, Лешке!
И при этом, через каждую фразу он повторял глупую нецензурную присказку: Вот так имеют гундосых! Глаголом «имеют» заменен соответствующий короткий нецензурный глагол оригинала.
По-видимому, он видел в ней какое-то разухабистое молодечество и одновременно доказательство подлинности своих подвигов.
И вот», как-то, мы с Андреем Нарышкиным битый час слушали его унылую болтовню, перемежаемую этой нецензурной фразой. Слушали молча, причем Нарышкин спокойно занимался своими делами. Что-то там подшивал в своем костюме. Затем закончил и ему понадобилось выйти, а Лешка, продолжавший бубнить свои байки, загораживал проход.
Спокойно, без тени насмешки или язвительности Нарышкин произнес:
Ну, ты – гундосый! Посторонись!
И так же спокойно вышел. Лешка был совершенно раздавлен таким явным пренебрежением. Он замолк и даже на какое-то время перестал перхать и курить. Немая сцена... Лешка выглядел маленьким, капризным ребенком, у которого отняли конфету. В то мгновения, пока ребенок этот еще но завопил...
Как и у Литвинчука, внешний облик Лешки полностью соответствовал его внутреннему содержанию. Что-то бесцветное, белесое и невыразительное. Мешковатый, засаленный комбинезон, в котором он часами валялся под брюхом своего грузовика, чего-то там подкручивая.
В милиции о таких говорят: без особых примет. Зощенко выражался немного по-иному: В каждом трамвае таких по десять штук едет!
Если бы Лешка не курил постоянно, не перхал и не плевал бы на пол, его бы вообще никто не замечал...
—————
Совсем другое дело Андрей Нарышкин и Митя Семаун. Их не заметить было невозможно! Друзья детства и одноклассники. Им было лет по 27, как и мне.
Андрей ассоциировался у меня с песней Градского "Как молоды мы были…” Мы друзей за ошибки прощали, лишь измены простить не могли. Такой же прямой открытый парень, который может, если нужно, дать сдачи. Ковбой или шериф с Дикого Запада.
И внешность у него была самая ковбойская! Ему только шляпы не хватало. Белокурые с оттенком спелой ржи волосы, словно обожженные техасским солнцем и гордый ковбойский профиль с орлиным носом. И прищуренные глаза. Такие стреляют сразу…
Митя Семаун был совсем другой наружности. Что-то цыганское, что-то стихийное, с одной стороны – спокойное, как море в штиль, а с другой стороны за этим спокойствием угадывались удаль, бури и ураганы.
Сын индонезийского коммуниста и простой рязанской крестьянки. Этим объясняется его внешность и натура. Отец его эмигрировал из Индонезии после резни, которую устроил Суккарто. Чудом спасся, говорил Митя.
Все называли его Митей. Среднего роста, смуглый, плотный, казалось бы, спокойный и невозмутимый. Но за этим кажущимся спокойствием, за этой видимостью флегматичности, скрывалась такая лихая удаль, такие цыганские глубины! Этим он походил на Митю Карамазова.
От этого героя Достоевского его отличало, пожалуй, только одно. Врожденная уравновешенность, простота и приветливость в общении, не стоившие Мите ни малейшего труда и даже не замечавшиеся им. В любой молодёжной компании он очень быстро признавался лидером, не желая этого, не придавая своему лидерству никакого значения и даже как будто не замечая его!
Митя был в этом смысле олицетворением известной поговорки:
БУДЬ ПРОЩЕ И ЛЮДИ К ТЕБЕ ПОТЯНУТСЯ
Со всеми он держался и разговаривал одинаково, на равны с врожденным уважением. Мне приходилось читать, что подобное врождённое благородство и простота в общении были свойственны коренным жителям Полинезийских островов. Бессознательная вежливость и воспитанность, внимательность к любому, к самой ничтожной личности! А ведь, по-существу, Митя был родом из этих мест. К тому же кем-то вроде мулата. Не этим ли объясняются столь притягательные и привлекательные качества его натуры, его души?
С любым, самым дрянным и ничтожным человеком Митя говорил как с равным себе, не пытался выпендриться, показать своё превосходство. И получалось это у него само собой, естественно. И люди чувствовали это... А за всем этим смутно и подспудно ощущалась лихая цыганская удаль и безбашенность, временами выходившая наружу…
Таким был Митя. К числу его и Андрея талантов относилось исполнение под гитару различных песен и романсов. Дуэтом и соло! Митя склонялся к цыганской тематике, Андрей - к русским романсам и бардовским песням. Пулями пробито днище котелка!
Иногда они пускались в загул, заставлявший вспомнить о Мите Карамазове и тогда Эта песня становилась лейтмотивом их разгульной жизни. Толик пытался подражать друзьям и не отставать от них по части гусарства, но ему было далеко до них и причиняло страдания и жестокое похмелье.
Толик восхищался Митей и стремился быть ближе к нему и подражать своему кумиру, второму после Печорина, но как ни странно самыми близкими друзьями незаметно стали мы с Митей, вопреки моей абсолютной трезвости, И этим Митя доказал свое врожденное, полинезийское благородство. Русские не таковы. Они пристают к тебе, чтобы ты выпил с ними и и не могут просто и без вывертов относится к непьющему человеку. Им всё время мерещится, что он их НЕ УВАЖАЕТ. Митя был не таков...
Мне вспоминаются 2 картины жизни, характеризующие Митю Семауна. Первая из них:
Экспедиционное оборудование, как правило, отправляли из Москвы в Сыктывкар в товарном поезде. Малой скоростью поезд шел примерно месяц. Происходило это обычно в марте месяце и не каждый год. По ночам морозы в КОМИ достигают в это время 20-30 градусов. Вагон не отапливается. Так вот. Сопровождать груз всегда посылали Митю. Более надежного сопроводителя невозможно было себе представить... В свое время он мечтал о далеких, полярных экспедициях и очень хотел устроиться в экспедиции по выживанию. Есть такая разновидность экстремальных научных походов, в которых проверяется новое аварийное оборудование и возможность для человека выжить в тайге, тундре или арктике при минимуме средств.
Митя специально готовился к такой работе. Это было хрустальной мечтой детства. Но что-то сорвалось. Его кандидатура не прошла...
И вот сейчас он хотел снова окунуться в мечты детства, доказать самому себе, что он способен на такие вещи, когда всё серьезно, а не понарошку. Ехать целый месяц в неотапливаемом вагоне на Север, фактически глубокой зимой, чем вам не экспедиция на выживание..?
Никогда не забуду картину, открывшуюся моему взору в Сыктывкаре, где на запасных путях, вот, уже неделю прозябал, отцепленный от товарного поезда вагон с драгоценным оборудованием. Митя исполнял теперь роль сторожа, а мы заглянули к нему с Андреем Нарышкиным. Навестить полярного путешественника, путешествующего к Сев. Полюсу с комфортом, в собственном вагоне-люкс!
… Митя сидел, свесив ноги из вагона, небритый, в каком-то ночном колпаке с гитарою в руках. А вокруг буквально смотрели ему прямо в рот с явным восхищением какие-то местные парни, по виду настоящая шпана! Местная молодежь. И обращались к нему с уважением, называя его Митя…
— Андрюха! Серега! —- обрадовался Митя. - А я, вот, тут с друзьями! — и он сделал широкий жест рукой.
— Уже позабыл, когда последний раз умывался…
— Сколько можно издеваться над человеком? флегматично добавил он после небольшой паузы. - Кошмар! У меня полное впечатление, что обо мне совсем позабыли...
Таков был Митя. В детстве, в раннем детстве он много болел, простужался. У него было 12 воспалений легких и врач сказал, что тринадцатое может стать для Мити роковым. И тогда его мама поступила очень неординарно и даже смело. Она отдала Митю в лыжную секцию. К 17 годам он получил I разряд. А кроме того, она занялась с ним закаливанием, обливанием холодной водой, обтиранием снегом, купанием в проруби и тому подобными процедурами.
Митя совершенно перестал болеть и заметно поздоровел, Тогда-то и возникло у него стремление к всевозможным полярным походам, экспедициям на выживание и прочим путешествиям. Именно поэтому и оказался он в итоге в Союзгипролесхозе и в Коми АССР. Я нашёл в нем великолепного спутника в своих прогулках и близкого по духу человека. Нередко уходили мы с ним на сотню км по лежневке, ночевали в избушках и так далее...
Митя рассказывал мне, что в детстве он был идеалистом, видел мир в исключительно в розовом свете, всех любил, всем доверял. Любой новый человек изначально и априорно был для него хорошим. И Митя рассказал мне случай, после которого он начал постепенно понимать ГДЕ и СРЕДИ КОГО он живет...
Занимаясь лыжами в секции, как-то на соревнованиях Митя упал на крутом спуске и сломал себе ногу. Это была его единственная травма в жизни. Митя учился тогда в 9 классе. Его поместили в больницу, загипсовали и привязали гирю к ноге. В таком виде, совершенно обездвиженный, он пролежал неделю или две. Я не уточнял. Чтобы скрасить своё больничное существование, Митя захватил с собой альбом с марками. Митя увлекался коллекционированием и альбом этот состоял из весьма редких и ценных марок. В частности, индонезийских, с изображениями экзотических птиц и животных. Эти марки достал ему отец.
И вот, рассказывал Митя, я лежу, скучаю и вдруг заходит ко мне парень из соседней палаты. У него уже всё срослось и на другой день его должны были выписывать.
— Я слышал, ты марки коллекционируешь, — сказал парень. — Покажи-ка альбом...
— И я наивно протянул ему альбом, — сказал мне Митя. — Парень долго смотрел, поспрашивал о марках, а потом спокойно встал, закрыл альбом, аккуратно положил его в пустую сумку, висящую на стуле и спокойно, ничуть не торопясь и не говоря ни слова, вышел из палаты. Больше я этого альбома и этого парня не видел!
— А я лежал беспомощный, — говорил мне Митя. — И не мог ни встать, ни побежать за парнем... От неожиданности я даже дар речи потерял. С тех пор я и понял, что не следует слишком доверять людям.
Свидетелей никаких не было и совершенно бесполезно было бы звать медсестер, врачей и говорить, что меня обокрали. Парень спокойно открестился бы от всего. Митя сразу почувствовал это. Да и он никогда никому не жаловался…
Мне вспоминается другая картина из нашей с Митей жизни в глухих лесах Севера. Как-то, мы работали с Митей в лесу. Мы строили воднобалансовые площадки и в данный момент были в лесу одни. Нас специально объединили в бригаду для специальной цели, работы, учитывая нашу психологическую совместимость и незаурядную работоспособность. И творческий подход к любому делу!
Мы рыли траншеи, по колено в болоте, и тут же крепили их досками. Опалубка! Потом бетонировали дно траншеи. Никто лучше нас не смог бы справиться с этой работой! Нас специально объединили для этого задания. Выроем, укрепим, бетонируем и свободны! И можем ехать в Москву или куда нам хочется. Система Рубцова! Мы были в тайге, в парме совершенно одни...
Представьте себе, Дмитрий! 30 градусов жары, полчища комаров, загораживающие солнце, и среди этого – мы. В зимних шубах, в зимних шапках-ушанках и болотных сапогах по пояс. Только так можно было спастись от комаров! И так каждый день, без выходных, с 4 утра и до 9 вечера…
И вот, как-то Митя говорит мне:
- Знаешь, Серега, что я думаю? Вот работаю я тут в лесу… В этом болоте... Такой хороший-хороший! Рою траншею весь божий день среди комаров… И такой я хороший-хороший! А никто этого не видит. Никто этого не знает. Никто не знает и не понимает, какой я хороший. Какие мы с тобой хорошие! Всем плевать на нас и нашу работу. И никто не знает о ней… Никто не знает, каково нам здесь, в болоте…
Он произнес эти слова спокойно, без надрыва, с каким-то врождённым фатализмом индейца. Он не возмущался, не протестовал, не ждал каких-то наград за свой подвиг. Он и не считал это подвигом. Речь шла не о подвиге, а о том, какие мы ХОРОШИЕ-ХОРОШИЕ, а никто этого не понимает и не знает. И Митя спокойно удивлялся тому, что никто этого не замечает и что такая жизнь не имеет в глазах людей никакой цены.
Движение переходит в тень, а тень в забвение и я прекрасно понимал, К ЧЕМУ ЭТО ВЕДЁТ. Так говорил Эбенезер Сидней, которого Грин совершенно напрасно сделал в конце своего рассказа явным сумасшедшим...
—————
Часто беседовали мы с Митей на различные темы. На свободные темы! И он был, пожалуй, первым человеком, перед которым я, сформулировал свои принципы естественности, простой, правильной жизни. И он не отверг их, потому что в душе сам был таким...
—————
Дикие леса Коми были для меня чужбиной, как и субтропики Кавказа, как и вообще любая местность далее Звенигорода. Но я хочу сказать но об этом. Я хочу сказать о главном, что вынес я из трёх лет пребывания в республике Коми. Буду краток. Главным для меня стал народ коми. Раньше я и представить себе не мог, что где-то могут жить такие люди! Это совсем иной моральный и нравственный уровень, не колющий тебе глаза своими достоинствами, не превозносящий себя, не замечающий своих достоинств.
Впервые я соприкоснулся с людьми, с которыми было легко и просто и от которых на нужно было ждать подлостей и гадостей! С людьми, которые не выпендривались, а просто жили! И у которых была настоящая Родина! И даже поголовный алкоголизм не мог испортить этих людей, даже эта беда, навязанная им Цивилизацией…
И не случайно русские, приезжие и вообще представители "высшей" цивилизации, эти ЛИТВИНЧУКИ так бессознательно и гнусно ненавидят Коми, насмехаются над ними за их простую чистую душу и полное отсутствие любого стремления к примитивной личной выгоде! За их мечтательность, которую они, Литвинчуки, приниают за глупость! Не случайно они подобрали для этих простых людей глумливое прозвище КОМИКИ‚ которое кажется Литвинчукам остроумным! Комики, потому что не копят деньги, не ценят их и не умеют и не желают хитрить и выслуживаться.
Всё-таки я увидел таких людей! Моя философия не беспредметна. Она гораздо более близка к реальности, чем вам кажется. Цивилизация — это иллюзия, фата-моргана, а лес живёт и даёт жизнь всему, включая глупых людей. А КОМИ — дети этого леса, которых пытались испортить, но не сумели, как не сумели уничтожить Природу вокруг наших домов…
—————
Впервые я устроился дворником в наш ЖЭК зимой 1992-93 гг. Меня никак не хотели брать из-за моего высшего образования. И только Северная Хитрость помогла мне проникнуть в ряды дворников! Подобно Остапу Бендеру или Капабланке я осуществил маленькую комбинацию, которой весьма горжусь и о которой хочу поведать. Итак…
Наш 5-этажный дом издавна, вот уже лет 10 не обслуживался ЖЭКом и дворника на нем не было. И вдруг, наше кооперативное правление подписало договор и мы перешли под юрисдикцию ЖЭКа. И я подумал, что неплохо было бы мне работать дворником на собственном доме. И ходить никуда не нужно! К тому же, это спасло бы нас с мамой и двух наших собак и двух кошек от неотвратимо надвигающейся голодной смерти. Я не шучу! Сбережения наши одномоментно, чудесным образом превратились в абсолютный нуль. В МГУ денег вообще не платили. Перестали и не думали начинать снова. Да и какие там деньги! Меньше, чем мамина пенсия, которой к тем временам хватало лишь на то, чтобы заплатить за квартиру ина вечный слоеный пирожок. И больше ни на что, хоть ты тресни! К тому же, несколькими годами ранее я покинул МГУ и мы жили исключительно на мои северные сбережения. Я рассчитывал, что их вместе с пенсией мамы нам легко хватит лет на 10 и намеревался посвятить эти года исключительно прогулкам в наших Прекрасных Загородных Местах! А потом видно будет. Обвинение в тунеядстве при Горбачёве уже не грозило и я считал, что впереди меня ждёт земной рай. Как бы не так! Судьба распорядилась иначе и к январю того года у наших собак уже начала вылезать шерсть от неполноценного питания. Мы пускали их во двори они сами искали себе еду. Я помню, как на Новый Год Балка притащила откуда-то целый батон докторской колбасы и мы разделили её поровну между нашими животными! Мы с мамой не едим колбасу…
Годами наш дом не убирался, зарос мусором и грязью и никто из профессиональных жэковских дворников не хотел брать его себе и фактически даром разгребать завалы. Мне казалось, что это повышает мои шансы и что меня сравнительно легко примут на работу. На самом деле всё оказалось иначе, чем в действительности! Любимое выражение Вити Малиновского, давнего друга Петра Николаевича, непроницаемого, невозмутимого юмориста и мистификатора в тёмных зеркальных очках…
Нашей с мамой хорошей знакомой была баба Настя, проживавшая в соседнем доме и с незапамятных времён работавшая дворником в нашем ЖЭКе. Ей искренне хотелось помочь нам, иначе на что же нам жить? Вся жэковская механика и хитрости ей были известны из первоисточника.
И вот, в один прекрасный день, незадолго до новогодних праздников я отправился в ЖЭК, устраиваться на работу. Меня ждала неприятная неожиданность. Даже протекция бабы Насти ничуть не помогла… Они не отказали мне прямо. Ничуть не бывало! Они сказали, что посмотрят, подумают, но вообще-то у них нет сейчас свободных домов и рабочих мест. Но они посмотрят! Приходите потом, после праздников. И я ушел ни с чем, кроме туманных обещаний…
— Как же, нет свободных домов! — возмущённо всплеснула руками баба Настя. — А твой дом? Никто не хочет его брать! А они просто врут тебе, Серёжка!
Она всегда называла меня Серёжка. И сейчас зовёт так… Положение казалось безнадёжным. Но тут, не иначе сам Господь вдохновил меня на Северную Хитрость, на гениальную комбинацию, не уступающую той, которую я осуществил на морковном поле.
Я сказал маме, чтобы она сходила к ним и, не называя себя, попыталась предварительно договориться с ними о работе на нашем доме. Мой ясный аналитический ум и метод дедукции говорили мне, что ей это удастся без особого труда. Так и вышло! Вместе с тем, я прекрасно понимал тупиковость варианта, в котором мама числилась бы дворником, а работал бы вместо неё я.
Баба Настя объяснила нам эту механику. Взяв маму, они начали бы контролировать и проверять её, а обнаружив, что работаю я, которого они только что хитроумно отвергли, они сразу же указали бы на дверь и маме!
— Они вредные, Сережка, и ни за что не потерпят чтобы их перехитрили - говорила баба Настя, - Но ты попробуй. А что делать?
Но мой замысел был гораздо глубже и тоньше. И я осуществил его, как по нотам!
Итак, моя мама сходила к нам и по ее словам, они буквально ухватились за нее! Но при этом она не сказала им, кто она и где живет. Просто пенсионерка! И я тут же привел свой план в действие Я хранил его в тайне от мамы и от бабы Насти, чтобы они неосторожным словом или действием не помешали . И вообще, если бы они узнали, то сразу сказали бы, что НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ!
На другой день мы с мамой отправились в ЖЭК. Мама осталась у дверей, а я вошел внутрь. У дверей той комнаты, в которой обычно собирались техники-смотрители и прочее начальство, Обычно, к середине дня они прочно обосновывались в этой комнате , пили чай, сплетничали, вязали… В этом и заключалась большая часть их рабочего дня.
Баба Настя проинформировала нас об этом и я шел наверняка, не боясь, что кого-то не застану! Все были на своих местах.
Итак, я сказал маме, чтобы она ожидалы у дверей, а когда я уроню сумку, сейчас же входила к ним. Остальное - мое дело! Для этой цели я положил в свою сумку гантелю. Эксперимент показал, что звук и падении получается отчетливый и его прекрасно слышно даже через закрытую дверь... И я вошел внутрь…
— А я опять к вам! Устраиваться на работу! - фальшиво улыбаясь, начал я. В Ответ они буквально расцвели улыбками. Доброжелательство ко мне так и лучилось из их добрых глаз. Ведь теперь в их руках был несомненный козырь. Мама, о которой они не знали, что она моя мама.
- Вы опоздали. - любезно оказали они. - ведь мы же уже сказали вам, что все места заняты.
И всё это культурно и доброжелательно. Они внутренне наслаждались своим явным превосходством над наивным недотепой. Совсем, как Леонид Клеин! Нет, ему точно нужно идти в техники-смотрители!
- А мне сказали, что мой дом свободен, что никто там не работает…
Я играл роль человека растерянного, огорошенного, не знающего, что сказать и полностью переигранного этими мастерами жэковской интриги.
-Кто же это мог вам сказать? - пропели они ангельскими голосами!
-На работу принимаем и нам прекрасно известно, что этот дом уже занят. Вот когда что-нибудь освободится…
Я изобразил из себя человека окончательно выбитого из колеи, растерянного, не знающего, что сказать, пробормотал что-то вроде “извините” и сделал вид, что собираюсь уходить не солоно хлебавши. Я даже взял в руки свою сумку, которую в начале разговора положил на тумбочку у дверей, но не удержал в руках и неловко выронил.
В полной тишине звук падения прозвучал отчетливо... Я нагнулся, столь ке неловко поднял сумку, замешкался у дверей, явно не зная, что мне делать, и тут…
И тут дверь отворилась и вошла мама. Глаза техников-смотрителей прочего отребья блеснули радостью и торжеством! Мой расчет оказался безошибочным. Им захотелось окончательно унизить меня и смешать с грязью.
- А вот он, этот человек, который работает на вашем доме! - радостно сообщили они мне. И уставились на меня своими добрыми глазами.
Спокойно я обернулся к ним. От недавней растерянности не осталось и следа. Холодный стальной клинок. Штирлиц! Зигфрид! Выдержав многозначительную паузу, я спокойно произнес, четко выговаривая слова:
ЭТО- МОЯ МАМА
Краткость - сестра таланта! В эту короткую реплику я вложил весь свой актерский талант, если таковой у меня имеется. Наступила полная тишина. Немая сцена…
К чести работников ЖЭКа они сумели оценить мой режиссерский и сценический дар. Возможно, тому способствовал наступающий Новый Год и я предстал перед ними в образе этакого затейника, скрасив их унылые жилищно-коммунальные будни, разыгравшегося специально для них увлекательный, интригующий спектакль...
И Раиса Григорьевна, единственный хороший человек в руководстве ЖЭКа, беззлобно рассмеялась и миролюбиво сказала:
- Ну что с вами поделаешь? Приносите документы. С 1 января будете работать на своем доме и доме 93, к.2.
И она объясняла, что по их правилам дома эти составляют комплекс и разъединить их нельзя. А документы у меня естественно были с собой! Смолина поджав злые, тонкие губы, хотела что-то возразить, но Раиса Григорьевна в корне пресекла ее поползновения коротким:
ХВАТИТ!
Так я и стал убирать снег и мыть лестницы на двух 5-этажных домах, Что спасло Меня и маму от глубокой нищеты. Платили тогда хорошо! Не то, что сейчас... Раиса Григорьевна единственная из того состава, кто продолжает у нас работать. Она оформляет наряды и рассчитывает зарплату. И только благодаря ей из моих жалких грошей практически ничего не вычитают. 200 руб или в этом роде, как давеча.
- Сережа! Сейчас совсем другие требования! - с грустью сказала мне недавно Раиса Григорьевна, когда я зашел в ее кабинет, навестить старую знакомую. С моей мамой они вскоре стали друзьями.
Кстати! Техник-Ирана как-то заметила, обнаружила, что я хожу в гости к Раисе Григорьевне и как всегда истолковала это превратным образом, все отнесся к своей ничтожной личности.
— Ты зачем ходишь на меня жаловаться Не смей туда ходить! Я с тобой не знаю что сделаю!
Теперь это одна из ее тем, один из психозов. Ей мерещится, что я постоянно практикую доносы на нее и добиваюсь, чтобы ее уволили. Как-то, хитрым голосом сумасшедшей она пропела, мне:
— Ты думаешь, что уволят меня, не тебя? Я всё делаю правильно! Мной все довольны! А ты посмотри на себя! Над тобой же все смеются
- 5 минут смеха заменяют килограмм моркови. - мгновение отреагировал я в в духе Валеры. А Ирина понесла уже явный взор. Что она спросила у Николая Васильевича,, что если встанет выбор между ней и мною, то кого он предпочтет. И Ник. Вас. якобы ответил ей, что она очень ценный и добросовестный работник, а ко мне всё время какие-то претензии…
Одним словом, я - правильный домовой! Правильный техник-смотритель…
А теперь я расскажу о своем подвиге, сравнимом с подвигами Геракла, случившемся в конце марта первого года моей работы. Оба дома достались мне в январе. В ноябре и декабре снег на них никто не убирает, а погода была весьма специфическая. То снег, то дождь, то мороз, а то оттепель! И всё это в невероятных количествах! А в результате получилось, что к Новому Году на двух моих домах закономерно образовался полуметровый слой льда. Новый снег падал на этот лед и z убирал его поверх льда. По льду моя огромная лопата скользила идеально и наличие такого льда лишь облегчало ю работу...
Так миновала зима и наступила весна, И мне исправно закрывали наряды и платили причитающиеся деньги. Кстати, Дмитрий! У дворников нет зарплаты. А есть сложная и запутанная система расценок, По которой ежемесячно составляется наряд и рассчитывается причитающаяся сумма. А кругом только и слышишь, как о мифической зарплате дворника. Нет этого, Дмитрий! Не смешите меня!
Так вот, вою зиму мне исправно платили, а когда в конце марта я в очередной раз пришел расписываться в нарядах, в глаза мне бросилась необычайно мизерная сумма причитающихся мне в марте денег.
-В чем дело? - спросил я. - На обанкротилась ли ваша контора?
-Нет, не обанкротилась! - весело воскликнули они.
И не менее весело объяснили, что вычли у меня из зарплаты, потому что у меня НЕТ АСФАЛЬТА! Не имеется в наличии! И что они’ всю зиму закрывали на это глаза, а теперь не могут. Делать асфальт главнейшее требование к дворнику и я должен это выполнять.
- Так у меня же с самого начала был лед! - воскликнул я.
-Я не виноват! А снег весь март я убирал исправно.
-Ничего не знаем. - ответила Смолина, - От нас требуют асфальт.
-Так что же мне делать? - спросил я.
-А ты ломиком, ломиком! — ехидно произнесла Смолина. Мы все уже были на ты! Ей явно хотелось взять реванш за новогоднее фиаско. Она но забыла мою Северную Хитрость!
Делать нечего. Разговор этот происходил в пятницу вечером, в самом конце марта. И я раздобыл лом, взял свою огромную лопату и уже в 6 утра субботы вышел на территорию. Делать асфальт! Я хотел посмотреть, как это выглядит в натуре. На успех предприятия я совершенно не надеялся, но почему бы не попробовать?
Итак, я вышел в 6 утра и начал колоть лед. Происходило это, если мне не изменяет память, 23 марта 1993 года… Погода в те дни стояла солнечная. По ночам немного подмораживало, а днем столбик термометра показывал градуса 3 тепла. Самая подходящая погода, чтобы колоть лед. Но не такие же количествах!
Сначала я колол лед беспорядочно и бессистемно, в основном превращая его в ледяную крошку, бурое ледяное сало. Бурому цвету лед был обязан автомобилям, наносившим своими колесами во двор всякую дрянь.
Главная особенность моего интеллекта в том, что к любому делу я подхожу творчески, как Шерлок Холмс или ученый-исследователь. И вскоре я обнаружил, что гораздо легче, проще и эффективной откалывать крупные ледяные блоки, наподобие тех, из которых древние египтяне строили пирамиды. Через довольно короткое время я приноровился к такой манере и нашел, что откалывание блоков идет у меня без сучка и задоринки, а асфальт очищается ото льда качественно и достаточно быстро. И если я и но успею очистить весь асфальт к понедельнику, то во всяком случае заметно продвинусь!
И тут мне, чисто ассоциативно, пришло в голову тут же складывать из ледяных блоков пирамиды. На обочине, вдоль дороги. Сказался мой непогрешимый Эстетический Вкус и идеальное Чувство Прекрасного! Шучу! Но работа действительно пошла, быстрее и интересней, превратившись в творчество, в работу скульптора.
2 дня трудился я в этом стиле. Результат поражал воображение, был впечатляющим, напоминал свидетельства визита внеземных цивилизаций! Представьте себе! Чистейший, словно вымытый с мылом, темный асфальт. По бокам дороги полуметровый скол льда. А чуть подалее, в стороне от дороги два ряда пирамид, по обе стороны. Выше человеческого роста! Из аккуратных, огромных ледяных блоков. И все это сверкает и искрится изумрудным блеском в низких лучах заходящего Солнца. Лунный пейзаж! И так вдоль двух моих домов.
В понедельник, с утра я отправился к техникам. Мне было, ЧТО им показать. Я вновь задумал небольшой спектакль, маленькую комбинацию Талантливый человек талантлив во всем. Я не хвастаюсь, Дмитрий. Я всего-лишь действую в соответствии с афоризмом Пруткова:
Что скажут о тебе другие, если сам ты о себе ничего сказать не можешь?
К тому же у меня имеются свидетели и очевидцы . Конечно, я мог подговорить их, но не чересчур ли это сложно? Не чересчур ли в духе Леонида. Клеина?
Вся команда была в сборе, включая Смолину, а ее-то мне и было нужно! Я намеревался в очередной раз посадить ве в лужу, подобно коту Леопольду или зайцу из Ну Погоди..
- Ну что, пришел расписываться в нарядах? - весело обратилась ко мне Смолина. В пятницу я отказался от этой процедуры.
- Да... - лаконично сказал я. - Пора бы и расписаться…
И они снова подсунули мне пятничные наряды.
- Что вы мне даете? - притворно удивился я. - У меня совсем другая зарплата!
-А асфальт? - ехидно промолвила Смолина. - У тебя везде лед, а надо чистить до асфальта.
-С чего вы взяли, что у меня лед? - продолжал удивляться я, - У меня везде чистейший асфальт! Вам просто померещилось! Зрительный обман зрения.
Они отмахнулись от меня, как от барона Мюнхгаузена. Мол, хватит заливать.
— А пойдемте посмотрим! - запальчиво предложил я, будто эта мысль только-только пришла мне в голову. - Пойдемте посмотрим! У меня везде асфальт!
— Пойдем, пойдем! - охотно согласилась Смолина. - Ей хотелось уличить меня во лжи и вдоволь поиздеваться надо мной. Ей и в голову не приходило, что с полуметровым льдом можно что-то сделать и так быстро.
И мы пошли. Всей депутацией. Все техники-смотрители и начальство направились на мою территорию. Идти было метров 200. Весь недолгий путь я молчал, а они говорили между собой о своих делах. Кто отлынивает, кто уходит в отпуск, у кого заболел ребенок. Ну и так далее.
Наконец мы пришли. В соответствии со своей Северной Хитростью я вел их к участку таким образом, чтобы вся неземная картина открылась перед ними сразу и во всей полноте и величии.
Добился я этого элементарно! Не бином Ньютона. Я просто шел впереди, а они машинально следовали за мной, всецело занятые своими глупыми разговорами. Я сыграл роль поводыря для этого стада своих начальников.
И вот, перед ними открылся волнующий душу пейзаж! Сначала они даже не поняли, ЧТО это такое и ОТКУДА вдруг взялось?
— А вы говорили, что у меня нет асфальта? - голосом Валеры произнес я. И у Смолиной медленно отвисла нижняя челюсть... Остальные пребывали в неменьшем шоке! И только Наташа Петухова, мой персональный техник-смотритель, смотрела на меня в немом обожании. Она была, пожалуй, единственным из начальства, кто оценил мой героический труд. Отсюда и началась наша дружба. 2 года мы работали душа в душу! Какой контраст с Ириной! Небо и земля!
У меня катастрофически нет времени рассказать об этом. Благодаря Ирине! Поэтому завершаю эту жизненную картину. Добавлю лишь, что Наташе было 30 лет, муж ее был офицером. Спустя 2 года он нашел какую-то хорошую работу и они уехали из Москвы. На прощание Наташа подарила мне целый воз новехонькой, ненадеванной одежды. Ее муж был примерно одного со мной роста. Она хотела сделать мне подарок, к тому же им было неудобно увозить такое количество различного скарба. Так мы и расстались...
В том марте Смолина была вынуждена закрыть мне наряд по зимним расценкам. Это не единственный мой подвиг. Есть и другие. Есть и свидетели, но нет времени...
Ещё я планировал коснуться темы: АВТОМОБИЛЬ - как символ Цивилизации и несомненное доказательство того факта, что человечество прочно пребывает в иллюзиях.
Для упрощения этой задачи и сокращения текста отсылаю вас к рассказу Грина “Серый автомобиль”. В общем, там сказано всё. К сожалению, Грин поддался искушению прибегнуть к дешевому эффекту, потрафить публике. Поверьте, Дмитрий, Сидней мог страдать, мог чувствовать себя живущим в мире абсурда, в сумасшедшем мире, но он не мог свихнутьсястоль примитивным образом! Это - дешевый трюк. А в остальном рассказ полностью соответствует истине...
Добавлю для полноты картины 3 детали из нынешней людской псевдореальности:
1.Неисчислимые жертвы автомобиля, убитые и покалеченные в ДТП. Не напоминает ли это вам кровавые и бессмысленные жертвоприношения ацтеков?
2.Столь же неисчислимые полчища автомобильных уродов /машин!/, заполнившие Москву. Это - клинический случай и тут необходим психиатр. К сожалению, психиатры подобны своим пациентам. Плод логического анализа, а отнюдь не личного опыта.
3.Мрачная поэзия! Автомобильные дороги, автомагистрали есть удары бича по телу Земли, по телу Природы. Прокладывая их, человечество занимается бичеванием Природы, уничтожая все живое под слоем асфальта. А вслед за бичеванием, как правило, следует распятие. Люди действительно лишние на Земле. Очень жаль, но это так и не от меня это зависит...
—————
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Некоторое время я колебался насчет послесловия. Имеет ли смысл? Ведь читатель может вообще не добраться до него, бросив чтение на первых страницах.
А потом подумал, что нужно соблюдать форму. Если есть предисловие, то просто обязано существовать послесловие! Но о чем в нем говорить? Ничего не приходило в голову. А потом блеснула идея. В главе про Коми АССР фигурирует некто Дмитрий. Я постоянно обращаюсь к нему. Сначала я хотел вообще вычеркнуть это имя, чтобы не смущало, а потом решил, пусть остается.
Вот тема для послесловия! Если вы думаете, что я хочу объяснить вам, кто такой этот таинственный Дмитрий, то глубоко ошибаетесь. Мало ли в Бразилии Донов Педров! Хватит уже того, что я не вычеркнул его. Пусть остается тайной.
Вместо этого, кратко коснусь действительно серьезного вопроса. Для меня серьезного! Мои многокилометровые прогулки в Одинцовском районе. Как я начал их и почему?
Началось это где-то в 7 – 8 классе. Я вдруг решил, что мне бы не помешала ежедневная пешая прогулка. Никто не склонял, не предлагал, не уговаривал меня. О пользе для здоровья я вообще никогда не думал.
Учился я в первую смену. И вот, приходя домой, обедал, а затем вместо приготовления уроков как раньше, отправлялся на прогулку. Гулять среди домов, людей и машин мне было неинтересно. Это данность. Такой я человек. А в нашем районе настоящий лес начинался через 2 км от дома, а уже через 600 метров начинался лесочек, своего рода парк, длившейся почти до настоящего леса. И я стал гулять в этих местах. Сначала 6 км в день до Сосновки и обратно. Затем мне показалось, что этого мало и сам собой сложился маршрут 12 км – мимо Сосновки и Екатериновки и дальше 500 метров вдоль забора дачи Жукова и еще 2 км практически в настоящем лесу. В итоге я выходил на обширное поле в 6 км от дома. Вдали виднелся золотой купол церкви Троице-Лыково. Там же Серебряный Бор. Прогулка занимала 2 часа.
Я шел по одному и тому же маршруту иногда переходя на параллельные тропинки, не отклоняясь более чем на 100 – 200 м в сторону. Я изучил эту дорогу, как таблицу умножения. Я знал каждый пень, каждый кустик, каждое дерево, каждый извив тропинки, выступающий корень. Это произошло само собой! Вот, что самое важное! Я не пытался, подобно следопыту, изучать местность. У меня и мысли такой не было! Все запоминалось само собой. А вскоре я обнаружил, что и учеба начала идти в таком же режиме. Сама собой и занимала меньше времени. Мне было достаточно 1 раз прочесть. Но меня это не интересовало. Спустя некоторое время, когда я знал маршрут как свои пять пальцев (хотя, кто, честно говоря, знает свои 5 пальцев? Да никто! Это просто присказка), мне стало интересно, а что лежит за его пределами? А ведь лес тянулся за окружную, мимо Рублево и дальше к Раздорам, Усово и дальше на много километров, перемежаясь полями и деревнями.
И пошло, поехало. Не буду тратить время, тем более что сам я толком не помню, как это произошло. Но где-то к 17-19 годам я уже мог пройти 50 км в день и знал всю местность от своего дома до Усово. Затем стал путешествовать в прямом смысле этого слова дальше и добрался до Звенигорода.
Зимой – на лыжах. Когда я учился в МГУ, то ходил на факультет пешком от дверей своего дома. Вдоль реки до Филевского парка, там мимо метро 800 м среди домов, а дальше снова начиналась самая загородная местность и длилась до самого университета. И удивительным образом, этот маршрут составил те же самые 12 км! Только я проходил его уже за 1 час 40 мин. – 1 час 50 мин. Я стал ходить быстрее – 7 км в час. Обратно из МГУ я ехал на 58 автобусе, экспрессе за 15 минут довозившем меня почти до дома. Обедал и ехал в лес на лыжах еще км 15 – 20. Учеба в основном происходила в зимние месяцы. А осенью и весной шел пешком и проходил 10 – 15 км. То есть, примерно 25 – 30 км в день.
А в выходной день и праздники совершал большую прогулку или лыжный поход в 50 – 70 км. И так без перерывов. Когда я подсчитал, то у меня получилось, что за свою жизнь я прошел примерно 450 000 км, сейчас я приближаюсь к 500 тысячам.
Кончаю, чтобы не затягивать повествование. Сейчас я изложил лишь внешнюю канву событий. Немного глубже сказано на предыдущих 60-ти страницах. Самое интересное в моих прогулках то, что это не было самопреодолением, самоконтролем, упорным следованием плану, цели, идее. Для меня такая жизнь была Линией Наименьшего Сопротивления. Я получал удовольствие от прогулок. Мне было интересно. Это была настоящая жизнь и все в ней было настоящим. А сам я продолжал оставаться слабым, безвольным существом. Никакой железной воли! И при этом чисто физически это не всегда было легко. Иногда я с трудом добирался до дома после 50 – 70 км среди лесов и полей. Но это было интересно мне, увлекало и чисто физическая тренированность безусловно возрастала, а организм очищался от так называемых шлаков и токсинов. Ну и т.д.
Действительно кончаю. По меткому выражению Черномырдина, «Больше ничего говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу!»тавк
повесть о Марине
© Copyright: Макаренко Сергей Леонидович, 2023
Свидетельство о публикации №223013101784
Свидетельство о публикации №223013101784
Рецензии