Сопромат и Сталинград

                «…А всего иного пуще
                Не прожить наверняка -
                Без чего? Без правды сущей,
                Правды, прямо в душу бьющей,
                Да была б она погуще,
                Как бы ни была горька…"
                (Александр Твардовский «Василий Терки»)

Начало восьмидесятых. Ленинград.

Я тогда учился в ленинградском техникуме авиационного приборостроения. Не простое было учебное заведение. Туда принимали только ленинградцев и жителей ближайших пригородов. В нашем техникуме даже был зам. директора по режиму. Эта дама знала обо всём, что происходило в группах учащихся, а порой даже дословно о тех разговорах, которые вели ребята между собой. В техникуме были собраны замечательные преподаватели - инженеры в прошлом. Одним из них, был преподаватель по сопромату Лев Абрамович Магазинер.
Это был моложавый мужчина приятной наружности. Предмет его был серьёзный, хаживала тогда поговорка «Сдал сопромат, можешь жениться», но Магазинер умел так преподносить материал, что вся наша группа довольно успешно успевала по этому предмету.
Однажды Лев Абрамович, проводя обычный урок, чтобы чуть разрядить обстановку, чувствовалось, что ему уж очень хочется нам о чём-то поведать, спросил:
- Молодёжь, а вы знаете, что сегодня знаменательный день. 10 января 1943 года было переломным в войне. В этот день началась битва за Сталинград. И ваш покорный слуга принимал непосредственное участие в этой военной операции, и даже был награждён орденом Красной Звезды.

В тот год, когда началась Великая Отечественная война, я только что закончил «Ленинградский Строительный институт». Как специалист, я получил броню от призыва на фронт и был эвакуирован вместе с нашей строительной организацией в Сибирь, на стройку. Там мы возводили корпуса заводов, вывезенных из мест, которые мог захватить враг.

Работали мы, по сути, круглосуточно, прерываясь только на сон. И всё равно, это был не фронт, там не стреляли. Так мы работали и работали, но неожиданно, это был конец ноября 1942 года, нас, инженеров строителей, срочно мобилизовали и отправили на фронт, под Сталинград. Как нам объяснили, что когда начнётся штурм самого города, то понадобится ошеломляющая врага артиллерийская подготовка. Должны будут задействованы все имеющиеся стволы, включая и танки, и самоходные пушки. Но последние были устроены так, что они, в отличие от танков, имеющих поворотную башню, могли стрелять только вперёд. В задачу инженеров входило: построить из грунта и брёвен угловые настилы для установки на них самоходок под углом, для навесной дальнобойной стрельбы. Нужно было брать в расчет и траекторию полёта снарядов. Нам, людям не военным, задание было совсем даже не из лёгких.
Я, вместе со строительным взводом, был предан для этой цели батареи самоходных пушек. Работа шла довольно споро, обслуживающий персонал пушек работал наравне с остальными строителями.

За две недели до решающего наступления, в расположение нашего подразделения приехало полковое политическое начальство, чтобы поднять наш дух и объяснить важность поставленной перед нами задачи. Нас собрали, и подполковник, заместитель по политической части, начал объяснять, что именно от нас будет зависеть победа в войне. Нужно стрелять так по городу, чтобы как можно больше уничтожить немцев, окружённых в Сталинграде.

С подполковником прибыл капитан. Отталкивающая внешность того капитана мне хорошо запомнилась: худой, низкорослый, с непомерно длинными руками, низкий лоб, белёсые ресницы и едва заметные на лице, светлые брови, водянистые зрачки глаз, крючковатый нос. Он тогда грубо ответил пожилому солдату, артиллеристу, заметившему, что как же бить вслепую, без прицела, там же не только немцы, но и наши, советские люди, кто не смог эвакуироваться.

- Там, бл..., нет наших людей, там остались изменники и прислужники фашистов. Нечего их жалеть.

После этих слов наступила пауза. Солдат, который задал вопрос, он сам был из Сталинграда и там оставались его жена, дети и мать, сжав кулаки, дёрнулся вперёд, к политработнику, намеренья его были понятны. Товарищи удержали солдата.

Ситуацию разрядил подполковник, который, посмотрев с пренебрежением на своего подчинённого, приказал:
- Капитан, зачем же вы так? А впрочем, я приказываю вам остаться в этом подразделении, чтобы оказать бойцам политическую поддержку в бою.
Тот капитан много крови бойцам испортил, пока мы подготавливали позиции для стрельбы.
Забегая вперёд, скажу, что сразу после начала артиллерийской подготовки, капитан был застрелен. Кто это сделал, осталось тайной.
Мы вовремя соорудили настилы, рассчитывая под каждую самоходку угол наклона насыпи. Когда была дана команда, огневой шквал бы просто ужасным, грохот стоял неимоверный. Моё ощущение того времени, что эта безостановочная канонада длилась бесконечно.

Когда всё-таки прекратилась огневая подготовка и была короткая передышка, пока самоходки готовили к атаке, я увидел того пожилого солдата. Он сидел на бревне, курил самокрутку и плакал, глядя на свои заскорузлые ладони. Нет, это даже нельзя назвать плачем, он выл. Выл как собака, повторяя одни и те же слова: «Я может быть сейчас, своими руками, убил моих детей. Я может быть сейчас, своими руками, убил моих детей».

Сказав эту фразу, Лев Абрамович осёкся. Возможно, он подумал, что сказал ребятам лишнее. Помолчав с минуту, он продолжил:
- Но вернёмся назад, к сопромату...