Научи меня прощать. Глава 177

Начало повести: http://proza.ru/2020/02/28/1946
Предыдущая глава: http://proza.ru/2023/01/26/1885

Открыв ключом дверь, Соня вошла в квартиру. Было тихо, и она удивилась: обычно сын, едва услышав звук ключа, поворачивающегося в замке, тут же вылетал в прихожую встречать её.

Чем же таким интересным занят её ребёнок, что прозевал её возвращение?

Соня быстро сняла верхнюю одежду и сапоги, отправилась в комнату сына.

Увиденное навсегда осталось в её памяти, словно яркая, вырезанная из журнала картинка, наклеенная на лист белой бумаги: сын, склонившись над письменным столом, аккуратно открывает какой-то конверт.

Соня почти мгновенно поняла, что это за конверт и побелела, как полотно.

Стало невыносимо душно, грудь обдало жаром, инстинктивно она охнула и схватилась за живот.

Павлик, увидев мать, вздрогнул. Рука его дёрнулась, конверт открылся, упал на пол, содержимое вывалилось наружу. Соня побелела ещё больше, заметив, что именно было в злополучном конверте.

Фотографии. Те самые. Семён не лгал ей, теперь она понимала это совершенно точно.

Ей показалось, что понадобилась какая-то доля секунды, чтобы оказаться в комнате сына, броситься на колени, закрыть собой то, что лежало теперь на полу.

Руки непроизвольно тряслись, она сгребла в кучу всё, что вывалилось из конверта, включая и его, почувствовав, как кружится голова и начинает подташнивать. Павлик с недоумением смотрел на мать, не понимая, что происходит.

- Мама, что случилось? Почему ты дрожишь, тебе плохо?

Он обеспокоенно смотрел на Соню, сам вот-вот готовый разреветься.

- Я сделал что-то не так? -  Павлик был вне себя от разочарования, - но ведь на конверте не написано, кому пришло письмо, я подумал, что оно для всех! И потом, там же был папа! Там были фотографии, на которых папа, я его узнал!

Соня, судорожно сглотнув, повернулась к сыну, тщательно прикрывая руками фотографии.

- Павлик, не волнуйся, ты не сделал ничего плохого. Просто это письмо… Оно особенное. Оно только для папы, хотя на конверте и не было этого написано. Понимаешь, папа однажды встречался с друзьями, они ходили в такое место, где парятся, как в бане, знаешь? Сауна называется. Там делали фотографии, а теперь их ему прислали.

Соня несла первое, что пришло ей в голову. Выбора не было, приходилось сочинять на ходу.

Павлик кивнул.

- Это поэтому папа там без одежды, да? Потому что это баня?

- Конечно! – Соня почувствовала, что тошнота становится нестерпимой и заторопилась к выходу.

- А почему мне нельзя посмотреть? – Павлик вопросительно посмотрел на мать, - я же уже не маленький!

- Сынок, давай, папа придёт домой и сам решит, можно ли тебе показать эти фотографии или нет, хорошо? Они ведь ему принадлежат.

- Хорошо, - тут же согласился сын, но добавил, - а конверт мне можно себе взять? Там марки! С кошками…

- Конечно, Павлик, конверт можешь оставить себе.

Трясущимися руками, отвернувшись от сына, Соня перебрала плотные кусочки картона, пока не наткнулась на бумагу. Посмотрев вниз, она убедилась, что на конверте, кроме адреса, больше ничего не написано, повернулась, протянула белый прямоугольник  мальчику.

- Вот, возьми. Извини, сынок, мне срочно нужно в ванную…

С этими словами Соня бросилась в прихожую.

***

Выйдя из ванной комнаты и приведя себя в порядок, она плотно прикрыла дверь и достала злополучные фотографии, которые успела бросить в ящик своего рабочего стола, где обычно держала всяческий портновский инструмент.

Усевшись на кровать и, для равновесия, облокотившись на подушку, она включила настольную лампу и принялась рассматривать то, что с таким трудом ей удалось спрятать от глаз сына.

Ей несказанно повезло, что Павлик увидел одну из фотографий не целиком, а только ту её часть, где был запечатлён Семён. Вторую половину снимка закрыл конверт, упавший на фотографии сверху.

Поэтому было видно только руку, которая обнимала мужчину за шею. Но Павлик не успел различить, что рука эта – женская.

Теперь Соня рассматривала снимки.

Тут было на что посмотреть. Надо отдать Злате Анатольевне должное: позировать она умела. Даже если её партнёром являлся опоенный до невменяемости человек. На всех фотографиях Семён сидел, закрыв глаза.

Снимки были сделаны обычной «мыльницей», можно было бы подумать, что парочке просто попался никудышный фотограф, который нажимал кнопку каждый раз, когда мужчина моргал.

На одном снимке Злата сидела рядом, обнимая мужчину за шею, на другом – полулежала  у него на коленях, ещё на одном – демонстрировала упругие ягодицы, обтянутые красным кружевом. Она стояла, выгнув спину и полуобернувшись, наклонившись к мужчине так, чтобы можно было понять, что они только что с неохотой оторвались друг от друга.

Мда…  Этой стерве не детей нужно учить, а в мужских журналах сниматься. Готовая порнозвезда.

Брезгливое выражение появилось на Сонином лице.

Боже мой, что было бы, если бы она не успела вовремя, и Павлик увидел бы всю эту грязь!.. Как объяснять такое ребёнку? Конечно, нравы уже не те, что были раньше, да и иностранные фильмы показывались теперь свободно, без всяких там: «Дети до шестнадцати не допускаются».

Соня тщательно следила за тем, что читает или смотрит по телевизору сын. Конечно, невозможно уберечь ребёнка от всего на свете, но от таких вещей оберегать стоит, Соня была в этом уверена.

Она встала, подтащила стул к высокому платяному шкафу, забралась на мягкое сиденье, обтянутое цветастой тканью и положила фотографии на шкаф. Здесь уж точно они не попадутся на глаза Павлику.

Немного успокоившись, она первым делом направилась на кухню, где тщательно вымыла руки, на этот раз - с хозяйственным мылом. Было ощущение, что она только что прикасалась к чему-то очень противному и мерзкому, к дохлой мыши, например…

Когда вернулся Семён, во время ужина, Павлик доложил отцу, что ему пришло письмо от друзей, с которыми он ходил в баню.

- В баню? – лицо мужчины удивленно вытянулось, он перевёл взгляд на жену.

- В баню, дорогой, в баню. Вернее, в сауну. Ты, наверное, забыл?

Соня скорчила многозначительную гримасу.

- Ты там такой смешной, папа, в трусах, а сидишь на диване. Мама, кстати, разве в банях бывают диваны?

- В саунах бывают, - невозмутимо ответила Соня, раскладывая по тарелкам макароны, - в саунах есть специальные комнаты для отдыха. Где можно что-нибудь перекусить, поболтать с друзьями.

Семён беззвучно открыл рот и тут же его закрыл.

До него вдруг дошло, о чем говорит жена. Фотографии! Злата прислала фотографии, она не шутила, когда грозилась отправить их Соне. Только при чем тут Павлик, и…

Семёна вдруг прошиб холодный пот.

Сын видел фотографии?! Неужели Соня показала их ему? Нет, такого просто не могло быть!

- Сёма, ты побледнел, тебе нехорошо? – заботливо спросила Соня, кладя тёплую ладонь на лоб мужа, покрывшийся холодной испариной.

- Папа, ты в порядке? – сын тоже смотрел на него обеспокоенно, - тебе нужно завтра остаться дома. Злата Анатольевна говорит, что если заболел, то надо сидеть дома, лечиться и не заражать остальных.

- Злата Анатольевна? – спросил Семён, ощущая, как с трудом ворочается язык во рту, словно ему очень трудно выговорить это имя.

- Ну, да, Злата Анатольевна, учительница наша, ты что, забыл? – мальчик удивленно вытаращил глаза на отца.

- Думаю, мне действительно стоит прилечь, - сказал Семён, ощущая во рту тот самый вкус травяного чая, которым угощала его Злата. Только теперь, вместо приятного, пряного вкуса, он вызывал стойкое и непреодолимое чувство тошноты. – Прости, Соня, я не буду ужинать. Может быть, поем чуть позже.

Он встал из-за стола, направившись в спальню.

***

Соня пришла в комнату только тогда, когда они с сыном, закончив ужин, перемыли посуду. Отправив Павлика в свою комнату, она заглянула к мужу.

Семён не спал. Он, не раздеваясь, лежал на кровати.

Увидев жену, сразу же вскочил.

- Где письмо? – голос его срывался от волнения, - Павлик его видел?

- Видел, - спокойно отозвалась Соня, наблюдая, как болезненная бледность возвращается на лицо мужа.

- Успокойся и сядь, - сказала она, вздохнув, - я успела вовремя.

Она присела на кровать рядом с Семёном.

- Представляешь, эта бессовестная даже конверт отправила, не написав, кому конкретно предназначается письмо. Был только адрес. Естественно, наш любознательный ребёнок решил, что раз не написано, кому именно адресовано послание, значит, он имеет полное право открыть конверт.

Семён удивлённо глянул на неё.

- Да-да, - подтвердила Соня, - вот такой у нас сын. Быстро соображает и делает логические выводы. Павлик успел увидеть только тебя в трусах, сидящим на диване. На остальное он внимания не обратил. Пришлось импровизировать и сказать, что фотографировали тебя друзья, в сауне. Хорошо ещё, что логика сына догадалась обработать информацию, касающуюся только дивана. Согласись, мне было бы очень сложно объяснить ребёнку, зачем в сауне книжные шкафы. А их отлично видно на заднем плане.

Она снова залезла на стул, продолжавший стоять у шкафа, нащупала фотографии. Бросив их на колени мужу, брезгливо вытерла руку о штору.

- По крайней мере, я окончательно убедилась, что ты мне не врал.

Бегло просмотрев фотографии, Семён быстро вышел из комнаты.

Соня вопросительно посмотрела на него, когда он вернулся.

- Положил снимки в куртку, - пояснил Семён, - завтра сожгу их.

- Правильно, - кивнула Соня. – Но сделаешь ты это не завтра. Сёма, у меня есть условия.

Мужчина кивнул.

- Я даже подозреваю, какие именно...

- Возможно. – Соня понизила голос, но твёрдо произнесла, - я хочу, чтобы ты всё рассказал Сергею.

Семён снова понимающе кивнул.

- Он тебе не поверит, - продолжила женщина, - тогда ты покажешь ему эти фотографии, а потом убедишь его вернуть этой женщине её деньги и отказаться от её участия в доле. Если он настоящий друг тебе, он тебя поддержит. Доходы ваши позволяют решить этот вопрос. Я готова отказаться от всех покупок, от летнего отпуска, но чтобы и духу этой твари не было рядом с вами, это понятно? Если Сергей откажется, вы разделите бизнес, согласен? И ещё кое-что.

Соня помедлила немного.

- Я хочу, чтобы Павлик учился в другой школе! В крайнем случае – у другого педагога. Как ты это устроишь, меня не интересует. Не знаю, как ты будешь объяснять такое решение сыну, но эта мерзкая женщина не подойдёт больше к моему ребёнку. Если я увижу её лично, я просто врежу ей хорошенько по лицу, я себя хорошо знаю! Я останусь с тобой только на этих условиях.

- Хорошо, Соня, я понял. Согласен. Мне жаль, что я сразу не послушал тебя…

- Сема, мне тоже жаль. Эта женщина столько времени отравляла мне жизнь, а ты просто отмахивался от того, что я тебе говорила. Злата едва не разрушила нашу семью, теперь ты это понимаешь? Она делала это намеренно, по плану, не испытывая ни малейших угрызений совести. Теперь я уверена, что это она подбросила мне записку тогда в журнал…

- Какую записку? – напрягся Семён.

Соня вздохнула.

- Помнишь, перед рождением Павлика вы делали ремонт в будущей детской? Злата тогда встречалась со Станиславом.

- Конечно, помню. Но… При чем тут какая-то записка?

- Не какая-то, а очень даже анонимная. - Сонины плечи едва заметно дрогнули.  - После своего возвращения из роддома, в журнале «Здоровье», который читала только я, я нашла записку: «Милый! Эту волшебную ночь я запомню навсегда. Даже если она больше никогда не повторится! Твоя М.» - Соня снова вздохнула. – Эта записка до сих пор у меня перед глазами. Сколько я слёз пролила, сколько передумала тогда…

- Почему ты мне ничего не рассказала?! – потрясенно спросил Семён.

- Не знаю, Сёма… Наверное, боялась, что это может оказаться правдой. Пойми меня! Мы тогда часто ссорились, я была сразу после родов, на руках грудной ребёнок… Найти такое в своём доме – это удар ниже пояса.

- Но ты ведь поняла, что эта записка не имеет ко мне никакого отношения? – мужчина вскочил со своего места и начал прохаживаться по комнате. Было видно, что он сильно нервничает.

- Поняла. Потому что мне об этом сказал Станислав.

- Что? – Семён снова уставился на жену.

- Я тогда специально вызвала его на встречу и спросила, не знает ли он что-то об этой записке. Он так покраснел и так сильно смутился, что я поверила его словам о том, что записка предназначалась ему. Ведь он со Златой приходил к тебе помогать с ремонтом, так ведь?

- Ну, да… - Семён помедлил, старательно что-то вспоминая. – Ты права, они в то время  встречались со Златой, поэтому и помогать пришли вдвоём. Так ты думаешь…

Мужчина озадаченно остановился и вцепился одной рукой в собственную шевелюру.

- Ты думаешь?! – повернулся он к Соне.

- Теперь я в этом уверена, - Соня мучительно вздохнула. – Славка был настолько влюблён в Злату, что на всё закрывал глаза, отрицая очевидное. А она мечтала о тебе, помнишь? Поэтому он взял вину на себя, лишь бы выгородить её, иначе был бы скандал.

Семён сел рядом с женой, обнял её.

- Как ты вытерпела это всё? – спросил он, касаясь губами её виска, того места, где пульсировала тоненькая синяя жилка.

- Я очень тебя любила, Сема. И сейчас люблю. Очень боялась тебя потерять… Я не поверила тому, что эта записка могла предназначаться тебе, но очень мучилась, когда  сомнение грызло мне душу. Признаюсь, что такое было, ведь тогда, много лет назад, мы отдалились друг от друга и едва не потерялись. Я очень боюсь повторения всего этого кошмара. Я знаю, Злата не успокоится…

- Она успокоится, - твёрдо сказал Семён и посмотрел Соне в глаза. - Я тебе обещаю.

***

Злата вернулась из поездки весьма воодушевлённой.

Джерри, с которым они, практически не расставаясь, провели несколько замечательных дней, показался ей не просто шансом, а весьма выгодным шансом.

По его рассказам выходило, что его семья - большая, богатая и преуспевающая. Сам Джеронимо утверждал, что живёт во Франции, в Ницце, в прекрасном доме с бассейном и небольшим садом, за которым следит специально нанятый садовник.

Вместе с ним проживают его родители, а братья и сестра живут в Италии. Только старший брат Карлос тоже живёт в Ницце, но у его семьи большая квартира рядом с побережьем.

Отец Джерри, Луиджи Строцци, железной рукой руководит семейным бизнесом, в котором принимают участие все, даже сестра Джерри, Габриэла. Только их мать, величественная Сандра Строцци, занимается благотворительностью, домом и многочисленными внуками.

Всё это он выложил Злате, когда они лежали в кровати в его роскошном гостиничном номере.

- Мама сильно переживать, что я до сих пор не женат, - рассказывал Злате Джерри. – Карлос женился давно, жена Лаура, дети – три. Николо и Франческо тоже женаты, тоже дети, по двое.  Мама говорит: «Женись, Джеронимо! Я хочу видеть внуки!»

- А что же ты? – Злата теснее прижалась к его горячему, крепкому телу.

- Я не найти пока такую женщину, как ты.

Джеронимо приподнялся на локте и взглянул ей в лицо.

Злата томно прикрыла глаза и сладко потянулась. Тёмные, блестящие волосы, разметавшиеся по подушке, скользнули по его руке, тёплые, мягкие, терпко пахнувшие дорогими духами.

- Как я? – игриво спросила Злата и снова потянулась, сверкнув глазами, как будто игривая, но опасная дикая кошка. Она привстала, намереваясь подняться с кровати.

- Как ты, - подтвердил Джерри, снова впиваясь в её губы. На этот раз он запустил руку ей в волосы и, намотав их на кисть, потянул голову Златы обратно на подушку.

Она удивленно посмотрела на мужчину, но тот уже отпустил её, пригвождая её к постели жилистым, тяжёлым телом.

- Ты можешь ехать со мной? – прошептал Джерри прямо в ухо женщине, жарко дыша и сплетая пальцы их рук в замок, - всё бросить тут, Россия, уехать ко мне?

- Прямо сейчас? – Злата довольно рассмеялась. Это было именно то, чего она так жаждала услышать.

Конечно, они знакомы всего несколько дней, но даже если итальянец в конце концов откажется на ней жениться, она хотя бы побывает за границей. Но ведь была и вероятность того, что ей удастся остаться во Франции в качестве жены Джерри. Ооооо… Это была бы такая удача!

В голове Златы тут же начали мелькать, как в калейдоскопе, картинки её возможной будущей жизни: вот она у бассейна, загорает, а горничная, наряженная в белоснежный накрахмаленный фартучек, приносит ей на подносе стакан холодного апельсинового сока. Или вот она, Злата, в элегантном платье, встречает гостей в большой комнате с поблёскивающим, натёртым специальным воском, паркетным полом. Или вот она снова, садится в дорогой автомобиль, а личный шофер, как когда-то, вежливо захлопывает за ней дверцу…

- Нет, не сейчас, - голос мужчины выдернул её из мечтаний, - мне нужно ехать, тебе нужен паспорт, виза. Это время. Сначала я должен познакомить тебя. Мои родители… Они весьма консервативны, ты понимаешь… Но мама будет рада услышать, что я решил, как это сказать, оступениться, правильно?

Злата расхохоталась.

- Не оступениться, а остепениться! – поправила она Джеронимо. - Но я очень польщена. У меня есть время подумать?

В глазах мужчины промелькнуло разочарование.

- Думать?.. – протянул он с некоторой досадой, - конечно, есть время думать. До завтра. Завтра я уезжать.

Сердце Златы сжалось.

Конечно, она знала, что Джеронимо обязательно уедет, но как же не хотелось, чтобы заканчивались эти волшебные дни, проведенные, словно в сказке.

- Знаешь, как говорят у нас? – она поцеловала мужчину, затем села на постели. Обнаженная, со спадающими по плечам волосами, она была похожа на нимфу, - у нас говорят: «Как встретишь новый год, так его и проведёшь!» Учитывая то, что с новогодней ночи мы с тобой почти не вылезаем из постели, думаю, что это - судьба. Поэтому я не стану ждать до завтра.

Она обернулась и посмотрела мужчине прямо в глаза.

«Куй железо, пока горячо!» - вспомнила она ещё одну поговорку и сладко улыбнулась, стараясь выглядеть при этом как можно более соблазнительно.

- Я согласна уехать из России, Джерри. Я очень люблю свою работу, своих учеников… Мне будет сложно расстаться с ними. Но теперь я чувствую, что тебя я люблю гораздо больше. За эти несколько дней ты совсем вскружил мне голову, а это нелегко сделать!

 Она лукаво улыбнулась, прикусив пухлую губу, отчего мужчина, окинув её горящим взглядом, даже застонал.

- Это не долго, - с горячностью уверил он, схватив Злату за руку, - через два месяца я приеду. Здесь есть дела, я говорить тебе. Ты можешь делать документы, сказать на работе, что уедешь. Пока можно поехать во Францию, как турист, я оплачу расходы!

- Чудесно! – Злата просияла.

Она слегка сжала руку мужчины, чувствуя, как та слегка подрагивает. Вскоре в номере снова были слышны лишь звуки постельной баталии, которая снова захватила обоих…

***

По возвращении из поездки Злата вышла на работу.

Уроки её стали довольно скучными, словно она с усилием отрабатывая некую повинность, тетради Злата проверяла автоматически, и дети, чутко улавливая её настрой, стали вести себя иначе, о чем ей и сообщила учитель музыки, по совместительству завуч по воспитательной работе.

- Злата Анатольевна, вы что, не видите, как испортилось поведение у вашего класса? – выдала влетевшая в её кабинет женщина, лицо которой напоминало свеклу.

- В чем дело, Анастасия Львовна, - меланхолично осведомилась Злата, - у меня на уроках они ведут себя прекрасно.

- Возможно! Потому что знают вас и боятся наказания, а что прикажете делать мне?! – раздувая ноздри, завуч плюхнулась на детский стул, которые в начальной школе были меньше по размеру, чем в других кабинетах.

- Да что случилось? – Злата перевела на женщину спокойный взгляд, - объясните толком.

- Этот ваш Рыжов! – начала Анастасия Львовна, горячо жестикулируя, - мы учили песню, помните, из «Неуловимых мстителей»?

«Усталость забыта, колышется чад,

И снова копыта, как сердце, стучат

И нет нам покоя — гори, но живи

Погоня, погоня, погоня в горячей крови...»

- Разумеется, я помню, сама в детстве её пела, - поморщилась Злата, представляя завуча в образе большой, назойливой мухи.

- Так вот, я попросила Рыжова, который всё время вертелся и разговаривал с Павлом, исполнить песню в гордом одиночестве, раз он так всё хорошо запомнил.

- И что Рыжов? – Злата даже слегка заинтересовалась, - спел?

- Спел! – кивнула завуч.

- Ну, вот видите, значит, на самом деле, его ничего не отвлекало от урока.

- Но вы не дослушали! – обиделась Анастасия Львовна, - Рыжов спел:

«Усталость забыта, двенадцатый час,

Долой одеяло, долой и матрас!

И нет мне покоя, ни ночью, ни днём,

За мной, по квартире, погоня, погоня – папаша с ремнём!»

Злата в голос расхохоталась.

- Ну, и что? – спросила она рассерженную учительницу музыки.

- Как это – что?! - возмутилась та, - урок же был фактически сорван! Дети принялись мало того, что хохотать, они принялись дружно переделывать песню на свой лад! Как я ни старалась продолжить нормально вести урок, ничего не помогало! А у нас, между прочим, по плану сегодня ещё была «Лунная соната» Бетховена!

- Анастасия Львовна, что же вы за учитель, а тем более – завуч, если даже в начальной школе не можете навести порядок в классе? Как же у вас на уроках ведут себя дети постарше? – Злата, прищурившись, посмотрела на коллегу.

- Что, простите?! – потеряла та дар речи.

- Кажется, я понятно выразилась, - Злата продолжала оставаться невозмутимой, - я думаю, что проблема не в Рыжове, проблема в вас, Анастасия Львовна.

- Ну, знаете ли… - завуч была в шоке и от этого покраснела ещё больше, - довожу до вашего сведения, что я не намерена этого так просто оставлять! Я пойду к директору!

- Да хоть к Господу Богу, - махнула рукой Злата, - от ваших жалоб учителем года вы точно не станете.

- Вы пожалеете о своих словах, - грозно отчеканила коллега и удалилась, громко хлопнув дверью.

- А мне всё равно, - подумала про себя Злата и довольно улыбнулась, - через два месяца меня здесь уже не будет.

***

Она была уверена в этом, потому что Джерри не пропал, как подумала поначалу Злата, вернувшись домой.

Сначала она только улыбалась, вспоминая свою поездку, как прекрасное приключение. Все эти разговоры, о Франции, о возможном замужестве, казались теперь ей чем-то далёким, словно яркий, очень приятный, и потому четко запоминающийся, сон.

Давно привыкнув опираться на реальность жизни, Злата почти убедила себя, что приключение в Москве к дальнейшей её жизни имеет весьма отдаленное отношение.

Однако, когда в воскресенье, около десяти вечера, раздался телефонный звонок и голос Джеронимо произнес, будто они расстались только вчера: «Здравствуй, дорогая, это я!», Злата в полной мере ощутила, что действительно может круто изменить свою жизнь.

Осторожно выдохнув в трубку: «Джеронимо?», она затаила дыхание, боясь услышать короткие гудки, но этого не произошло.

- Злата, это ты? – переспросила трубка, - я бояться перепутать номер!

- Это я! Джерри, ты не представляешь, как я тебе рада! – Злате хотелось запрыгать, как девчонке, но она лишь схватила телефонный аппарат в руки, осторожно потянув  за собой провод, будто он был тонкой, шелковой нитью, готовой вот-вот порваться.

- Я тоже рад слышать голос, Злата! Я скучать! Сильно-сильно! Я не могу говорить много, но я могу звонить раз в неделя, хорошо? В это время, договорились?

- Конечно! Я всегда буду в это время ждать твоего звонка!

- Я рассказать о тебе маме, Злата, она счастлива, что ты такая красивая, и что я хочу жениться. Отец пока не знает, он занят, бизнес, но и ему я рассказать немного позже. Он… Как это правильно говорить… Серьёзный человек, строгий. Ты не волнуйся, ты сможешь нравиться моим родителям, обязательно! Извини, мне нужно уходить. Я буду звонить воскресенье, в это время! Arrivederci! (До свидания – итал., прим. автора)

- До свидания, Джерри, я буду очень ждать твоего звонка, я тоже скучаю! – Злата проговорила эти слова в трубку томно, но сдержанно.

Нельзя показывать мужчине, что ты в нём сильно заинтересована. Иногда это правило очень помогало Злате в общении с такими мужчинами, как Джеронимо – нетерпеливыми, быстро вспыхивающими, чересчур эмоциональными.

Теперь Джерри действительно звонил ей каждую неделю.

Аккуратно по воскресеньям, около десяти вечера. В это время в Ницце было восемь, Злата специально узнала о разнице во времени.

Их разговоры не были длинными, звонок в другую страну стоил дорого, она прекрасно это понимала. Однако то, что Джеронимо никуда не исчез, а объявился так скоро, причём серьёзно заявил о своих намерениях, приятно грело душу.

В мечтах Злата уже давно гуляла по красивому побережью, наслаждалась вниманием своего мужчины, покупая дорогую одежду в шикарных французских магазинах.

Она в срочном порядке купила разговорник, словарь и учебник французского языка вместе с кассетами, обучающими правильному произношению, подумывая о таком же наборе книг по итальянскому языку, но, поразмыслив, отложила последнюю покупку. Пока достаточно было французского.

Каждый вечер, сварив себе крепкий кофе, она ставила в магнитофон кассету и зубрила фразы на французском:

- Dites-moi, s'il vous pla;t, comment aller ; la place principale? (Скажите, пожалуйста, как пройти на главную площадь? – франц.,прим. автора)

Она пыталась выговаривать слова непременно с «французским прононсом»*, и когда ей это удавалось, довольно улыбалась, представляя, как поразит Джеронимо при встрече, когда они пойдут в ресторан, произнеся безупречно:

- S'il vous pla;t, apportez-moi une tasse de caf; fort. Sans sucre. Et un croissant. (Пожалуйста, принесите мне чашку крепкого кофе. Без сахара. И круассан. – франц.,прим автора)

***

Теперь, когда Анастасия Львовна принялась пугать её жалобами на поведение учеников её класса и походом к директору, Злате было уже глубоко всё равно.

По её мнению, в этой ненавистной школе она дорабатывает последние месяцы, скорее всего, после весенних каникул, её уже не будет ни в этом опостылевшем городишке, равно как и в надоевшей до чертиков, стране.

Привыкшая добиваться своего, Злата настолько была поглощена мечтами о быстром отъезде, что даже не позаботилась узнать, дошло ли до адресата её письмо.

Более того, она напрочь забыла и о фотографиях, и о самом Семёне.

Зачем он ей? Какая-то мелкая сошка даже не областного, а районного масштаба, когда её ожидают настолько блестящие перспективы?

Если бы она вела себя внимательнее, то давно обнаружила бы пропажу некоторых очень важных для неё вещей…

В подвале, в ящике с морковью, уже не было маленького чемоданчика.

А в ящике письменного стола, где всё аккуратно продолжало лежать на своих местах, не хватало только одного предмета, небрежно брошенного Златой поверх коробок с канцелярскими мелочами: плёнки в небольшом пластиковом черном цилиндре с серой крышкой.

Конечно, Злата давным-давно не проверяла содержимое погреба. Морковь из ящика она давно выбрала, но поскольку овощи лежали в песке, чемоданчика всё равно не было видно под его слоем.

Злата просто отложила этот ящик в сторону.

Теперь она не покупала овощи впрок, так как считала, что в этом нет необходимости. Кроме банок со старыми соленьями, в погребе больше ничего не было, поэтому она уже забыла, когда последний раз в него спускалась…

***

Дементий, явившийся ночью к ней дом, был взбешён отсутствием хозяйки.

Он намеревался провести пару дней, наслаждаясь обществом красивой женщины, которую мужчина сделал своей игрушкой.

Злата так и не поняла, что он увёз её, когда «пришили» Георгия, только для этой цели.

Как и все женщины, она повелась на сказку о благородном влюблённом рыцаре, спасающем красавицу от неминуемой опасности. Все бабы одинаковы…

Красивая сказочка. Как там её? «Ланселот и Гвиневра».**

Дементий ухмыльнулся.

Георгий, значит – король Артур, а он – Ланселот, чтоб его… Соответсвенно, Гвиневра – Злата. Хорошенькая легенда. Разница только в том, что он со Златой не спал до тех пор, пока был жив его напарник. Всё же он, Демон, был не таким уж чудовищем, чтобы так обращаться с Геркой.

Зато как он веселился, наблюдая за глупостями своей красивой игрушки: как она поверила в его влюблённость, как старалась обольстить ещё больше, не замечая, что влюбляется в своего «защитника» сама. Так забавно было смотреть, как она корчит из себя женщину-вамп, как распирает её от гордости, какая она особенная и неповторимая.

Он задумался.

В постели с ней было потрясающе, это стоило признать.

Красивая игрушка... Но если честно, он легко мог найти и посвежее, и даже красивее. Просто хотелось позабавиться с бывшей любовницей Георгия, самому почувствовать, так сказать, что он в ней нашёл, чтобы оставаться «верным» так много времени, да ещё и тратить на Злату довольно большие деньги.

В тот момент, когда он показал этой выскочке свою истинную натуру, стало ещё интереснее, ещё пикантнее.

Чтобы управлять человеком, нужно не разговаривать с ним, не объяснять, что к чему, его достаточно просто напугать, как следует.

Этим миром правит только страх и ничего больше, Дементий был в этом убеждён.

Конечно, попадаются некие упёртые экземпляры, напугать которых сложно, но это, скорее, исключение из правил. В его окружении все люди, все абсолютно, держались друг друга  только на чувстве страха.

Правы были монгольские ханы, когда за бегство с поля боя одного из десятка – казнили весь десяток, одного из сотни – рубили головы всей сотне. Страх за собственную жизнь всегда сильнее.

Когда он первый раз почувствовал, что Злата поняла, с кем на самом деле имеет дело, когда осознала весь кошмар произошедшего, понимая свою ошибку, Дементия забавляло ещё и то, что она теперь знала, как нелепо и глупо выглядела, когда корчила из себя невесть что.

Он наслаждался, раз за разом прокручивая в мыслях сцену, когда насиловал эту упрямую женщину, вспоминая этот ужас, который сочился, как пот, через каждую пору её чудесной, бархатной кожи. Он был готов пить его, как вампир - кровь своей жертвы.

Дементий даже прикрывал глаза от удовольствия, представляя, как будет снова проделывать это со Златой, ощущая её страх, ничем не прикрытый, животный, похожий на панику.

Сидя в машине, мужчина был в предвкушении прекрасного отдыха. Однако, явившись в дом Златы, он вдруг обнаружил, что дом пуст.

Дементий был настолько уверен в её покорности теперь, что даже не распорядился соглядатаю приглядывать за женщиной. Как оказалось – совсем зря.

Следовало покончить с этой историй раз и навсегда!

Для начала он спустился в подвал, забрал «дипломат», аккуратно разровняв песок в ящике. Судя по всему, Злата даже не проверяла, на месте ли то, что он доверил ей хранить.

Осторожно обшарив комнату, Дементий не нашел ничего интересного. Всё было, как всегда.

Но, когда он изучил ящики письменного стола, мужчина обнаружил нечто, что его заинтересовало.

Достав из пластиковой коробочки плёнку, он развернул её, изучая изображение сквозь тусклый свет торшера.

Того, что свет в окне могут  увидеть соседи, он не опасался. Злата соорудила вокруг дома  такой высокий забор, что через него невозможно было заглянуть, а соседи все разъехались на новогодние праздники.

Он увидел на плёнке то, что ему не просто не понравилось… Изображенное на ней повергло его в ярость.

Фотоаппарат, которым были сделаны снимки, автоматически оставлял на них дату: год, месяц и число. Присмотревшись, можно было легко разобрать цифры, тем более, что они попадали как раз на темный фон фотографии.

Дементий выругался вслух.

Он приказал этой … (он произнес непечатное слово) сидеть тихо и не высовываться, но она ослушалась. Укатила куда-то, и нет никаких гарантий, что она не смылась встречать новый год с этим самым мужиком.

Нужно приказать Нюхачу, пусть проверит, что это за тип.

Хотя, для начала, следовало рассмотреть его поближе.

Вне себя от злости, он скрутил плёнку и сунул её в карман. Бросил пластиковый цилиндр на место, в ящик, поверх коробки с ручками и карандашами. Потом подумал, и аккуратно положил его так же, как он лежал до этого: крышкой в сторону кончиков остро отточенных карандашей, с правой стороны коробки, строго посередине.

Больше ему тут делать было нечего.

Заперев за собой дверь, Дементий прислушался.

Было тихо. Где-то вдали лаяли собаки, но здесь, в переулке, жизнь словно замерла. В ночной темноте было много преимуществ…

Дементий осторожно скользнул за калитку, запер её за собой, аккуратно, крадучись, пошёл  по тропинке вдоль домов, смотрящих в переулок темными окнами, ещё более мрачными в свете одиноких, тусклых фонарей.

Скрываясь за ветвями кустарников, высаженных вдоль тропинки, в стороне от дороги, он без приключений добрался до места, где его его машина.

Двое громил, сидящих на заднем сиденье, тут же прекратили игру в карты.

- Шеф, вы же сказали, что только днём объявитесь. Мы уже собирались в «дом у дороги» ехать. Хорошо, что не уехали.

- Знаю, Нюхач. – Дементий шлёпнулся на переднее сиденье. – Планы изменились. Вместе едем. Переночуем, а потом у меня будет для вас работёнка. Поехали, Грач.

Водитель, действительно очень смуглый и, по-цыгански, черноволосый, молча кивнул и тронулся с места…

______________________

*Слово «прононс» у большинства из нас ассоциируется с французским языком. И это верно, поскольку происходит оно от глагола prononcer, что в переводе с французского означает «произносить». Каким образом сложился характерный выговор, отличающий носителей этого языка от произношения других жителей Европы? Французский относится к группе романских языков, сформировавшихся на основе латыни. Латынь распространилась на территории Галлии (современная Франция) в I столетии до нашей эры после ее завоевания Юлием Цезарем. Со временем под влиянием кельтского языка местных племен латынь значительно изменилась. Это и определило своеобразный французский прононс, отличающийся от произношения звуков в других романских языках.



**Гвиневра - супруга легендарного короля Артура. Один из первых и эталонных образов Прекрасной Дамы в средневековой куртуазной литературе. Артур женился на Гвиневре вскоре после своего восшествия на престол либо с целью политического союза с её отцом Лодегрансом, королём Камелиарда. Целомудренный вариант легенды гласит, что Ланселот всего лишь избрал Гвиневру своей дамой сердца. Он совершал ради неё подвиги и не глядел на других женщин, хотя многие, в том числе фея Моргана, добивались его любви. Он оберегал её во время отсутствия короля Артура и всегда был готов с мечом в руках защитить честь её и добрую славу (в частности, спасение похищенной королевы от сэра Мелеаганта легло в основу
Открыв ключом дверь, Соня вошла в квартиру. Было тихо, и она удивилась: обычно сын, едва услышав звук ключа, поворачивающегося в замке, тут же вылетал в прихожую встречать её.

Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/02/09/5