Остовцы или Остарбайтеры
В 1990-е годы к моей сестре в Брюссель приехала погостить из Горловки наша мама 1925 года рождения. Узнав об этом, сразу позвонила одна знакомая бельгийка и неожиданно рассказала, что и её мама также имеет русские корни и поэтому очень хочет встретиться со своей ровесницей с далёкой родины. Заканчивался Великий пост, а когда наступил праздник Пасхи, сестра с мамой, приняв заинтересовавшее их необычное приглашение, отправились на автомобиле по указанному адресу.
Двигаясь по шоссе от Брюсселя к Северному морю, в сторону Брюгге и Антверпена, уже через 25 километров пути они оказались в той части Бельгии, которая исторически называется Фландрией. В Западной Европе всё так тесно расположено, по российским меркам, что даже такое небольшое государство как Бельгия условно поделено на две различные части, где на юге страны живут валлонцы, а на севере – фламандцы. Традиции, язык, образ быта здесь имеют существенные отличия. Фламандцы, являясь по отношению к валлонцам «северным народом», отличаются большой физической силой, крепостью, прямолинейным нравом. Знаменитые брюссельские кружева с древних времён являются приоритетным занятием терпеливых и трудолюбивых фламандок, способных без устали, по много часов подряд плести замысловатые узоры тончайшей работы.
Через полчаса езды от Брюсселя маму с сестрой уже встречали в типичной фламандской усадьбе с небольшим уютным старинным домиком, отгороженным вечнозелёной плотной живой изгородью от расположенных по соседству таких же участков. Приветливо улыбаясь, к гостям подошла элегантная, небольшого роста худощавая дама в белой кружевной блузке с живыми зеленовато-карими глазами на свежем, с лёгким загаром лице и представилась: «Полина Григорьевна, родом из Курской области».
На праздничном столе, в парадной комнате с окнами, распахнутыми в весенний сад, заполненный цветущими тюльпанами, на вышитой «во фламандском стиле» скатерти, стояло традиционное в России угощение пасхального стола: высокие куличи с белой сахарной «шапочкой», крашеные луковой шелухой тёмно-красные яйца, нарезанное тонкими ломтиками обычное солёное сало и бесцветный прозрачный напиток в хрустальном графинчике с плотно притёртой пробкой. Полина Григорьевна всё это готовила сама, по рецептам, знакомым с детства.
За неспешным пасхальным обедом пожилая женщина рассказывала о своей судьбе. Полине было 17 лет, когда немцы, захватив их село, угнали её в числе других подростков на принудительные работы. В Германии всех прибывших распределяли по разным направлениям, кого куда, больше они, как правило, не встречались. В этом была определённая политика – чтобы между прибывшими с оккупированной территории не завязывалось никаких дружеских связей и особо доверительных отношений, чтобы их не объединяла принадлежность к определённому месту рождения. Так Полина оказалась в Западной части Германии, неподалёку от границы с Бельгией. Вместе с ней на сельскохозяйственные работы в усадьбе богатого бюргера-латифундиста привлекались солдаты из Франции и Бельгии, захваченные в плен на Западном фронте.
После освобождения этой территории англо-американскими войсками, один военнопленный фламандец сказал, что хотел бы жениться на Полине, но, по обычаям своей родины, должен сначала представить потенциальную невесту своим родителям и, если они одобрят его выбор, тогда только брак может состояться. Так в 1945 году Полина оказалась в этом доме. Сдержанные на ярко выраженные чувства, преклонных лет фламандцы отнеслись к ней доброжелательно и с удовольствием приняли в свою семью. Вскоре у молодых родилась дочь, у Полины проявился незаурядный талант в плетении «брюссельских» кружев, а муж относился к ней всю жизнь настолько хорошо, как только мог это позволить его флегматичный фламандский характер.
Недавно он умер, завещав и этот старинный дом, и все свои сбережения своей любимой жене Полине, что также не всегда принято в обычаях фламандских семей. Пока муж был жив, в суете повседневных будничных забот, Полине нечасто приходилось вспоминать родной дом детства. Единственную дочь воспитывали в основном дедушка с бабушкой во фламандских традициях, она выросла типичной бельгийкой, не особо интересующейся, что такое Россия. Когда умер муж, и Полина осталась одна в пустом доме, её неожиданно, «на старости лет», начала одолевать сильная тоска по Родине, часто вспоминалась мама, как та горько плакала, прощаясь с ней, как оказалось, навсегда. Единственной отрадой для неё оказалось хотя бы услышать русскую речь, поговорить с кем-нибудь на родном языке.
Однажды ещё в относительно молодых годах Полина побывала на Родине, в Курской области, в своём родном селе. Поездка оказалась трагически тяжёлой. Это произошло в конце 1950-х годов, вскоре после Международного фестиваля молодёжи и студентов в Москве, тогда многие туристы из разных стран впервые спустя долгие годы получили возможность приехать в Россию. С большим нетерпением, которое непросто выразить обычными словами, Полина собралась навестить маму, с которой рассталась более 15-ти лет тому назад.
Через посольство удалось связаться с родственниками, предупредить, что собирается вскоре приехать. Самое важное – узнала, наконец, что мама жива и ждёт её. Затем неожиданно начали происходить изматывающие нервы недоразумения с оформлением документов. Сроки предполагаемого выезда непредсказуемо отодвигались в посольстве на неопределённый срок, в результате она попала на родную землю на полгода позже, чем планировалось вначале. Как только она приехала на долгожданную родину, ей сразу сообщили, что её мама умерла недавно, всего несколько дней назад, до последней минуты ожидая встречи с дочерью. Почти всё время пребывания в России, до самого отъезда, она провела на кладбище, на свежей могиле мамы, у неё почти не было сил для общения с другими родственниками.
Эта встреча на Пасху с Полиной Григорьевной имела своё продолжение. Спустя пару лет, сестре Виктории позвонила родная дочь Полины Григорьевны и сообщила, что мама попала в госпиталь Sent Elisabeth в Брюсселе и просила её навещать, так как сама в этот момент оказалась в отпуске на отдыхе в Италии и скоро вернуться не сможет. Госпиталь располагался на той же улице, где жила сестра, и сразу в тот же день, вечером, она отправилась на встречу с Полиной Григорьевной.
Была поздняя весна, и в раскрытые окна стерильно белой больничной палаты широко вливались жаркие лучи закатного солнца. Обрадовавшись неожиданной встрече, Полина Григорьевна сказала, что чувствует себя очень хорошо, только просила купить ей некоторые необходимые личные вещи, которые не успела захватить с собой из дома. Требование врачей лечь срочно в больницу застало её врасплох. Сестра пообещала приходить к ней каждый день, чтобы можно было общаться не торопясь, благо, госпиталь находился совсем рядом с домом.
Утром следующего дня, с подарками и необходимыми вещами, войдя в палату к Полине Григорьевне, сестра увидела пустую койку, на которой лежали свёрнутые в рулон матрац и постельные принадлежности... Внезапно появившийся медицинский работник в ответ на недоуменный взгляд рассказал, что Полина Григорьевна внезапно умерла сегодня рано утром, это произошло так быстро, что она даже не мучилась, у неё давно было слабое, больное сердце. Через несколько дней состоялись похороны Полины Григорьевны и сестра вновь отправилась во Фландрию.
На похоронах оказалось неожиданно много людей: мужчин и женщин примерно одного возраста с Полиной Григорьевной. Вскоре выяснилось, что все они русские, её соотечественники. Оказалось, что многие из русских «остарбайтеров», работников с Востока, осевших после Второй мировой войны в странах Европы, постепенно разыскивали своих бывших товарищей по несчастью. Они общались в течение многих лет после войны, нередко встречались, поддерживали друг друга в трудных обстоятельствах.
Большинство из этих людей приехало из Франции. Даже похороны Полины Григорьевны организовали её бывшие соотечественники, родная дочь так и не смогла прервать отпуск в Италии. На церемонии прощания звучала русская классическая музыка композитора Сергея Рахманинова. Звуки печальной, волнующей мелодии напоминали зимнюю метель, когда бурные снежные вихри, уносимые в неведомую даль, оставляют лишь пустынное бескрайнее пространство, покрытое холодным саваном белого снега.
Не любопытствуй – по кому печальным звоном
Разрежет колокол ночную тишину.
Звезда под куполом бездонным
На полуслове разорвёт струну.
Сирень облепит дверь узором странным,
В молчание вдевая солнца нить.
Помчится в небо срочно телеграмма,
Боясь вселенную шагами разбудить.(1)
Источники.
(1) - Игумен Тихон. Мы в тишину спускались, словно в шлюпку. Сборник стихов. Оптина Пустынь, 2019. С. 89.
Свидетельство о публикации №223013100061