4. Служба у неё такая

…— Ну, Ильин, ей Богу, дал ты прикурить нашим корифеям от журналистики,— Аверьянов довольно потёр ладонями. — Рассказы рассказами, но чтобы начинающий  внештатный корреспондент так классно тему раскрутил! И долго ты эту малышку к такой удачной реплике готовил?
— Как тебе сказать… я в школу вошёл, а там звонок на переменку. Девчонка эта первой из класса выскочила и на меня налетела. Я только «репортёр» успел включить.
— А для чего ты с ним в школу потащился? Не для радио материал готовил.
— Имея такое чудо техники на руках, в коридоре с ручкой стоял, а потом на коленях блокнот пристраивал? Микрофон сразу кого угодно на деловой тон настраивает. Проверено. А если честно сказать, побаивался. Вдруг в редакции решат, что этот текст я сам сочинил. Ты не хуже моего знаешь, как в творческих коллективах умеют по любому поводу косточки перемывать.
— Ну, — хмыкнул заведующий отделом, — а дальше?
— Дальше я спросил её, объяснили ли им в школе, что стрелки часов на летнее время переводить собираются? Ответила, что ей и мама говорила, и в классе учительница много раз предупреждала. Я спросил, а ей самой это нравится?
— Можешь не продолжать. Её ответ третий день на красной доске висит: «Как вы не понимаете! Мы же теперь всей страной на целый час раньше с солнышком встречаться будем!»  Как по заказу выдала. Молодец, Ильин. Пока отдыхай…
***
Но отдохнуть не пришлось. Чуть ли не за полночь неожиданно позвонил Аверьянов. На одном дыхании, не интересуясь, свободен ли Ильин от репетиций, буквально потребовал, чтобы тот завтра бегом отправился в образцово-показательную школу (номер был продиктован в том же темпе). И в дружеской, неформальной (он подчеркнул это слово) обстановке побеседовал с ребятами из лучшего класса, который является одним из победителей в важнейшем мероприятии «Школьная пятилетка в действии». Отдел это прошляпил, но на утренней планёрке уже будет заявлена рубрика с аналогичным названием. Пусть Ильин не утруждает себя звонком в школу, это он берёт на себя. Задание ответственное, надо выручать газету… и так же неожиданно отключился.
«Надо так надо, — мысленно вздохнул Ильин. — На что ни пойдёшь ради друга».
                ***
… Но на следующий вечер беседа в кабинете друга приобрела весьма неожиданный оборот.
— Тебя интересует оценка твоей работы? — даже не поздоровавшись начал разговор Аверьянов. — Изволь. Нештатного корреспондента попросили сходить в образцово-показательную школу. Замечательно! Дали приличный класс и поставили конкретную задачу. Отлично! Ты с ней блестяще не справился. Почему? Читай свою писанину.
Ильин с недоумением поглядел на незнакомый ему заголовок.
— Рассказ какой-то?! Это не мой текст, не мой заголовок…
— И на старуху бывает проруха,— нисколько не смутился Аверьянов. — Извини. По проклятой редакторской привычке машинально попытался превратить сей опус в рассказ. А материал твой…вроде на столе лежал. Точно! Дома оставил. Но этот вариант можешь читать смело. В содержании не изменил ни словечка. Основа, так сказать, в целости и сохранности.
Ильин пожал плечами и зашелестел страницами.
         
                ***
— И что же тебя здесь не устроило? — Ильин в раздражении положил рукопись на стол. — Я не могу назвать это шедевром, но за каждую букву данного текста я ручаюсь, как за самого себя. Почему ты считаешь, что я не справился с поставленной задачей? Будь любезен,  объясни?
— Изволь. Ты с места в карьер пошёл в разнос. Погляди в текст? Пишешь о заорганизованности школьной жизни, о неумении старшей вожатой элементарно общаться с ребятами, о том, что их специально натаскивают перед встречей с журналистом. Ну и что? Что в этом такого, я тебя спрашиваю? Это проблема школы. Сегодня пришёл ты, завтра – другой, послезавтра – третий. Школа не обязана подстраиваться под сторонние мироощущения. Дел-то было… взять обязательства, отметить положительные моменты в учёбе, вне школьной работе, мягко обратить внимание на недостатки, выслушать заверения, что всё будет исправлено, скажем, к Первому мая, похвалить художественно выполненную пионерами наглядную агитацию, особо отметить какого-нибудь отличника, — Аверьянов передохнул…
— Нечто похожее я уже слышал от одной «Дамы с камеей», припоминаешь? — насмешливо заметил Ильин. — Как я понимаю, с этой минуты такой неумеха редакции больше не нужен?
— "Все мы немножко лошади», как говорил, а может и не говорил Владимир Маяковский, — в тон ему ответил Аверьянов. — Нет, Индустриевич! Никто освобождать тебя от работы в редакции не собирается. Если сам от нашей рутины не сбежишь. Это я, старый осёл, виноват. Надо было тщательно тебя проинструктировать, а не палить, как из пулемёта, по телефону. Что спросить, как ответить, как вести себя со школьниками.  Я же элементарно купился на твой удачный первый заход с этой девчонкой. Посему будь здоров, а я пошёл в школу замаливать грехи и переделывать, насколько это возможно, твой материал. Только не криви рожу, он всё равно пойдёт под твоей фамилией.
— После всего, что там произошло, собираешься встречаться с этими же ребятами? Как же ты им в глаза посмотришь?
— Неужели ты думаешь, что я способен на такую глупость? Нет, конечно. Поговорю с завучем, успокою настрочившую жалобу вожатую, и принесу от имени редакции извинения за визит ещё не освоившегося с проблемами среднего образования сотрудника. Мы пожмём друг другу руки. А потом курьер отнесёт письмо с уверениями, что твою ошибку мы исправили и подобное ЧП больше не повторится. А теперь, повторяю, будь здоров... Ильин молча пошёл к выходу.
— Кстати, — сказал ему вслед Аверьянов, — а рассказ действительно изо всего, что ты наворотил, может получиться прелюбопытный. Только образ вожатой не мешало бы, как говорил великий Райкин, «помягше, помягше» изобразить. Она, ей Богу, в жизни человек нормальный. Я с ней сталкивался в неформальной обстановке. Но служба у неё такая.