Ахиллесова пята - 17
Потом мы кружком сидели за большим столом в гостиной, как и двадцать лет назад. Разве что в прежний состав добавилось шесть человек – дети Арсеньева и подопечный Сергей. Отсутствие жены интриговало. Но я, оставаясь верной принципам, никого ни о чем не спрашивала. Девочки у Михаила были славные. Если они похожи на маму, то ему повезло с супругой. Да и Клавдия Ивановна, думаю, постаралась усилить наследственность воспитанием. Что ж? Плоть от плоти: тихие, скромные, милые, провинциальные. Классик был прав – лучшие девушки в России воспитываются в провинции. Там не успевают так быстро, как в столице, освободиться от естества и целомудрия. Я пыталась подобрать к ним слово и поняла, что ближе всего им бы подошло - «естественность». Особенно хороша была Варенька – светлая, кроткая и, при этом, какая-то сильная, устремленная. Как засветилось мамино лицо, когда девушка очень серьезно ответила на ее вопрос о своей будущей профессии:
- Я давно решила, что очень важно научиться лечить детишек.
Думаю, что ее будущим маленьким пациентам крупно повезет. Люся, по моим наблюдениям, походила на «хозяюшку». Очень скоро она выйдет замуж и, окруженная детьми, будет хлопотать по дому.
- Люсенька, а ты чем планируешь заниматься?
Тамара Николаевна пыталась найти, куда применить свои связи и знакомства, чтобы помочь девочкам встать на ноги. Мама-мама, вечная вселенская мама… Это не лечится. Девушка покраснела и тихо ответила:
- Я буду матушкой.
- Кем? – Не сразу поняла мама.
- Матушкой, супругой священника.
Клавдия Ивановна пришла на подмогу:
- Они, Тамарочка, с детства дружат со старшим сыном отца Владимира. Он в семинарию поступает, а через два года, когда время придет, их обвенчают. Такое уж ей благословение. Мы все очень рады.
Мама сияла, будто дети Арсеньева имели к ней самое прямое отношение. Мой внутренний редактор стоял на страже, пыхтел, анализировал слова, но пока бездействовал, потому что счастье, жившее вокруг, не имело к моей жизни прямого отношения и ничем мне лично не угрожало. Было радостно, что Мишина жизнь состоялась светло, что он тогда выжил и что люди рядом с ним чувствовали себя по-настоящему хорошо.
Мальчишки очень скоро уселись за компьютер и попытки выяснить о них что-то подробнее, ни к чему не привели. И только младший, Иван, не отходил от меня ни на шаг. Сначала он нарисовал на бумажной салфетке ромашку и с важным видом преподнес мне это художество. Потом, по-рыцарски, поделился своей порцией пирога, а позже, к концу застолья, тихо спросил низким и взрослым голосом заговорщика:
- Ты пойдешь со мной гулять?
- Когда?
- Завтра.
- Только ты и я?
- Ага.
- Договорились. Это наш с тобой секрет.
Иван уткнулся носом в чашку и замолчал, охраняя тайну от всех. Будущий разведчик! И только Сергей был не с нами. Он ел, пил чай, молчал и, кажется, никого не слушал и ни во что не вникал. Я ловила его быстрые взгляды то на маму, то на Михаила, то на меня. Казалось, что парень не пытался освоиться и хоть с кем-то подружиться. Скорее, напротив, изучал незнакомые обстоятельства и просчитывал, как их использовать в своих целях. Мучитель в моей голове все-таки решил включить лампочку для карманного фонарика со словом «опасность». Нашел-таки работу! Но рядом был Арсеньев, могучий, сильный, добрый Арсеньев, и я не беспокоилась. Этот мужчина сможет решить любые проблемы, ну, почти любые. Пусть сам разбирается с Сергеем.
Артур Пендрагон в новом, с иголочки, шикарном светлом костюме, сиял от счастья. Минутами мне казалось, что он самозабвенно играл премьеру спектакля: «Вся семья в сборе». Егор Иванович ему подыгрывал. Он, похоже, давно не выступал в роли друга жениха, поэтому обилие комплиментов, которые я получила от него в этот вечер, наводили на странные мысли: куда подевалась жена? Малый театр отдыхал, как сказала бы моя любимая подруга Илона. Вечер удался.
Клавдия Ивановна сидела рядом с мамой на диване, они разговаривали, как лучшие подруги. Что у них за секреты? Егор Иванович читал сказку Ивану, у которого уже слипались глаза. Ребята играли за компьютером в космические войны. Девочки мыли посуду. Арсеньев через полчаса увезет свое семейство в Бескудниково, в родовое имение Егора Ивановича, размером в 52 квадратных метра, и все хлопоты закончатся. Я завтра иду с Севой и Илоной на концерт. Послезавтра - работаю практически сутки. Жизнь войдет в привычную колею и Кекс перестанет страдать от вынужденного одиночества по вечерам.
Миша позвал меня на балкон - подышать.
- Иришка, Тамара Николаевна договорилась по поводу Сереги?
- Да, завтра она с вами поедет в Склиф, там ее сокурсник заведует отделением. Не волнуйся. У них потрясающая аппаратура.
- Его избили люто, но он не говорит кто.
- Значит, боится.
- Это понятно. Марк Анатольевич пробовал дать ход, но Сергей отказался.
- Слушай, он мне не нравится. На волчонка похож.
Михаил покачал головой.
- У тебя это от страха. Не бойся. Ничего он не выкинет. Он сам всего боится. И, потом, я-то на что?
Его рука легла мне на плечо. Я сделала шаг в сторону.
- Арсеньев, давай раз и навсегда договоримся. Для меня женатые мужчины – табу. Усвой и отстань.
Он ошалело уставился на меня, как «баран на новые ворота». Потом, будто поняв, что через них все равно придется пройти, выпалил:
- Ирка, ты что, все это время на самом деле думала, что я женат?
- Нет, я решила, что ты сам себе внутриутробно пятерых детей наваял.
И тогда, из первых рук, мне была доверена история большой семьи Артура Пендрагона.
Люсю с Варенькой принесла в дом Клавдия Ивановна. Девочки были маленькие, худющие, чумазые. Немытые волосы на головках спутались колтунами, с носов капало. На соседней улице умерла их мать. И у девочек в целом свете никого не осталось. Михаил рассказывал, что ему не пришлось долго уговаривать органы опеки. Чиновники были рады пристроить сирот в семью и, поломавшись, для вида, вскоре выдали все документы на опеку. А через пять лет он девочек удочерил.
Митька ночевал на станции в коробке от телевизора. Милиция его не трогала. Паренек был безобидный, не воровал, не шалил. Он убегал из дома, когда отец, напившись, гонял его по двору. Потом, в зиму, отец пропал. А через месяц, когда начал таять снег, его нашли замороженным у края леса. Зачем он туда ходил? Никто так и не узнал. Михаил привел Митю за руку домой, и повторилась история с Люсей и Варенькой.
Юрка пришел сам. Подошел к забору, возле которого Клавдия Ивановна с девочками рассаживали флоксы, и молча встал у калитки.
- Тебе кого? – Варенька поправила на голове сбившуюся косынку.
- Дядю Мишу. Пацаны сказывали, что он бездомных детей собирает. Вот он, я, бездомный.
Клавдия Ивановна ахнула. Потом решительно вышла к нему за калитку и, взяв за руку, увела сразу в баню. Когда Михаил поздним вечером вернулся домой с работы, за общим столом сидел белобрысый паренек в майке явно с чужого плеча и дул на блюдце с чаем, морща нос от мелких водяных брызг.
- Знакомься, Юра, это дядя Миша. – Клавдия Ивановна поглядела в глаза сыну и быстро вышла в кухню, вытирая краем фартука непослушные слезы.
Михаил протянул ему руку и серьезно сказал:
- Будем знакомы. Я тебе рад.
А еще, по прошествии нескольких лет, закадычный друг Арсеньева Сашка Лужин насмерть разбился на мотоцикле вместе со своей женой Светкой. Остался трехлетний Иван. И снова повторилась история с усыновлением. В опеке говорили, что Арсеньев к ним, как к себе домой зачастил. Скоро футбольную команду организует. Там понимали, что он человек обеспеченный, владелец большой фирмы по добыче самоцветов и в детских деньгах не нуждается. И по городу поползли слухи, что инженер решил в святые рядиться. Много тогда прихожан у отца Владимира спрашивали, с чего бы ему столько чужих детей в доме? Зачем он на себя такой крест берет? Не понимали люди, смущались и чего только не наговаривали на семью Михаила.
В воскресные дни, когда Клавдия Ивановна, Егор Иванович со всем большим семейством приходили в Храм на службу, за их спинами раздавались, когда удивленные, а когда и осуждающие шепотки. Вот, мол, святые живут в городе: другим в укор. Видно мечтают, чтобы люди застыдили себя за равнодушие к чужой беде. Но большая семья Арсеньевых не обращала внимания на пересуды, жила по заведенному порядку и никакой «святостью» не гордилась.
Отец Владимир, настоятель Храма «Успение Пресвятой Богородицы», дружил с Михаилом, уважал Егора Ивановича и Клавдию Ивановну. Он ставил их в пример тем, кто готов был к пониманию такой доброты, а остальным строго говорил:
- У Михаила своих детей нет, вот Господь и послал ему сирот, чтобы он, как все вы, трудился над их воспитанием.
Люди успокаивались, потому что вдруг понимали, что он никакой не святой, не герой и не особенный, а такой, как все. Просто жены у него нет, и детей. Вот Бог милости и послал.
Ну, а теперь появился Серега. Кто такой? Через какие огни и воды прошел? Чем сердце исцарапано? Невооруженным глазом видно, что настрадался парень по горло. В самом начале жизни, когда дети должны в любви расти, он, бедолага, озлобился на весь свет. И живет в этой тьме, с которой справиться сам не может. Золото ему понадобилось. Зачем, спрашивается?
Слушая Михаила, я молчала, механически ощипывая сухие листья красной герани, посаженной в балконное кашпо. Для меня, то, как жил Арсеньев, казалось подвигом. Но он сам, похоже, даже не задумывался над этим. Просто жил и все, не зная, как можно по-другому.
- Жены у меня нет, и никогда не было, зато детей – полон дом. Такие вот дела, Дюймовочка.
- Ты, Миша, поди в комнату, дай мне в себя прийти, - попросила я его тихо.
Он, ничего не сказав, ушел с балкона, тактично оставив меня наедине с собой, чтобы я могла успокоиться и поразмыслить над его рассказом.
Я осталась одна, стараясь справиться с чувствами, которые вихрем поднимаясь изнутри сердца, сметали аналитические и холодные рассуждения ума. Ирочка Городецкая возвращалась, отправив Ирину Анатольевну с ее внутренним редактором в ссылку. Неужели я оживаю? Дивны дела Твои…
Продолжение следует...
Свидетельство о публикации №223013100875