Дачный роман

Стояло июньское душистое утро, наливались яблоки, цвели флоксы и ландыши, распускались пионы. Всё благоухало и наполнялось жизнью. И тут, конечно, появилась Она.
 Широкими летящими движениями она влетела в поле моего зрения и протяжным голосом заявила о себе.
- Посмотри на меня, - перевёл я её возглас, - как я рада, что встретила тебя .
Она закрутилась вокруг моих ног, и когда я коснулся её тонкой шейки, она радостно простонала и вспрыгнула мне на колени.
- Однако, каковы нравы, - подумал я, - что ж будет дальше? – и погладил её по затылку. Но через мгновение она спрыгнула с колен, и по её требовательному голосу я понял: - Сначала поесть, нежности потом!
Я  достал сметаны, добавил в неё творогу,  хотел было поискать еще и ломтик сыра, но она нетерпеливо запрыгала на своих длинных ногам, пытаясь своими коготками зацепить  тарелку. И когда я поставил её под кустом зацветающего  жасмина, она радостно заурчала, и по её нетерпению можно было понять: «Не надо излишеств, сэр!»

Это была хрупкая, чрезвычайно изящная леди,  иностранного происхождения, с мягкой белой шерсткой и разрезом глаз а ля Одри Хепберн. И было видно, что она много времени провела на строгой диете.
Отведав своего лакомства, и почувствовав настоящее качество продукции местных буренок, она вновь бросилась ко мне на колени и, захлебываясь от признательности, сунула мне голову под мышку и стала тискать меня своими лапками. Потом, словно опомнившись, ринулась к своей тарелке под жасмином, убедилась, что она на месте, что всё по-честному и опять вернулась ко мне.
Я попытался было потрепать её по затылку и потаскать за шерстку, но там, где у моего кота Кузи была плотная с нежной подпушкой холка, на которой можно уверенно покачать десять фунтов его живого веса, у моей красавицы была тонкая пергаментная кожица, которая могла лопнуть от неосторожного движения.
- Поделикатнее с леди, - дернула она плечиком, - здесь вам не псарня!

Я хотел было объяснить ей, что Кузя, а точнее Кузьма Леопольдович вовсе не пес, а самый что ни есть пришелец с британских островов, но она дала мне понять, что у неё не так уж много времени на посторонние темы, и что важнее заняться друг другом, чем вспоминать неизвестного субъекта.
Мы стали знакомиться.
- Как тебя зовут, - спросил я.
- Попробуй угадать.
- Ну, как угадать? Ты подскажи что-нибудь.
Она вытянулась во всю высоту своего тельца и, подражая цирковым лошадям, заходила танцующим шагом. Выпрямленный хвост с черной кисточкой на конце загнулся колечком и  стал похож на латинскую букву S. Я стал перебирать имена  на С. Такие как Стелла, Сарра, Сесиль, Селена и даже Саула она оставила без внимания, а на имени Софи  вдруг подскочила и издала радостный звук «В-а-у»
- Отлично, - сказал я,  тебе это имя очень подходит, но давай обойдемся без  гламурных  визгов.  Я буду звать тебя Софочка. Ты очаровательна!
- А ты думал, - услышал я в ответ.

Теперь мне уж и не припомнить подробности тех дней, которые прошли как в тумане. Помню только отдельные картинки и события. Во-первых, она сразу установила наши отношения. Я был дальновидно поставлен ею на место сюзерена. Я уж и не знаю, что означает в точности это слово, но ведь с женщиной спорить глупо -  сюзерен, так сюзерен. Главное, чтобы в духовку тебя не засовывали. А она была в роли верного вассала. Не соображу, как писать это слово – с большой или прописной буквы, но, судя по её восторгу, я понял, что вассал- это что-то вроде небольшой цирковой собачки.
Именно на неё походила Софочка, сопровождая меня по всем уголкам моей дачи. Она то покорно шла за мною след в след, то забегала вперед, словно прокладывая мне путь, а иногда, издавая призывное мурчание, опрокидывалась навзничь перед моими ногами.
- Софочка, – пытался я её урезонить, не упрощай наши отношения, к чему такие оргии? И потом ведь я… женат.
В таких случаях она пристально смотрела мне в глаза, потом, ругательно урча, вскакивала на ноги, бежала к дереву или забору и забиралась на него. Вот там был её подиум, там звенела  минута её славы. Она независимо и гордо несла себя по верхней ветке или краю забора, словно проплывая над толпой своих восторженных фанатов, не оставляя им ни малейшей надежды на свою благосклонность.
Грациозно ступая стройными ногами и переливаясь волнами своего длинного тельца, она открывала всю себя – от треугольников ушей до кисточки хвоста, от кремовой линии спины до нежного розового животика. А все её существо источала томную пластику и неиссякаемое сладострастие.
В такие минуты она выходила из роли вассала и становилась богиней, а я восхищался и любовался её совершенством, ощущая её роковую недосягаемость. О, абсолютная женственность!
Вот тут, читатель, тот самый момент, когда в полной мере осознаешь горькую категоричность пословицы: «Близок локоток, да не укусишь»!

Но вернемся к прозе дней. Софочка регулярно приходила ко мне позавтракать и пополдничать, понежится на моих коленях, сопроводить меня по  усадьбе, проследить за моими действиями, когда я вел хозяйственные работы. А по утрам она преподносила мне свои подарки, складывая  их мне под ноги,
или оставляя под дверью дома, чем ставила меня в затруднительное положение. Это были задушенные ею мыши и кроты  количеством  до шести  хвостов за  ночь. А я не знал, хвалить её или порицать за геноцид подземных жителей.
К тому времени мне стало известно, что она постоянно живет в доме неподалеку, что она молодая кормящая мама, а за её котятами усердно охотились хозяйские дети, чем сильно обеспокоили кошку.
Таким образом, наши отношения можно было охарактеризовать, как внесемейные. Это подтверждалось еще и тем, что Софочка больше времени проводила со мной, когда жена была в городе, а я был на даче один. При ней она охотно кормилась с рук, лежала на солнце, обходила территорию сада, но надолго не задерживалась.
Но ведь женское поведение не всегда постигается мужским умом, оно полно непредсказуемости и собственного понимания вещей. В чем я убедился через несколько недель.

Однажды мы сидели с приятелем под яблоней и обсуждали какие-то важные события современности.
И тут из дверей сарая деловитой походкой вышла Софочка, положила к моим ногам серого котенка и, чуть отойдя в сторону, стала наблюдать за нашей реакцией. Мы онемели. Удовлетворенная произведенным эффектом, она ушла и вскоре вернулась, неся в зубах еще одного котенка. И тоже положила передо мной.
Я был удивлен, как быстро она производит котят, и похвалил её.
« Ты этого хотел, Жорж Данден!» - прочел я в её походке, когда она уходила в сарай.
Через минуту она принесла третьего котенка.
- Еще будет? – спросил я её.
- Не жадничай. Будь доволен, что имеешь, - прочел я в её взгляде.
- Отлично, - сказал я. Теперь нас много. С тобой не будешь одинок и заброшен.
Тогда я даже не предполагал, как это скажется на наших отношениях.
Через несколько дней приехала жена, обнаружила котят и обустроила им стол, постель, туалет и еду для их матери. Обнаружив такое внимание и заботу, Софочка забыла об игре в вассала и сюзерена. Она часами проводила время с котятами в кормлении и уходе за ними, потеряв всякий интерес к прогулкам со мной по саду и своим минутам славы. Казалось, она даже внешне стал значительно крупнее и тяжелее.

В один из дней я занимался у забора  какой-то тихой работой. И вдруг я почувствовал, что здесь я не один, в тишине были какие-то колебания. Я насторожился и стал приглядываться. И вдруг я заметил, что в одном месте шевелится трава. Уж не змея ли? – подумал я и взялся за палку. Приглядевшись, я увидел среди листьев чью-то мохнатую мордочку. Наверное, это крот! Ну что ж, у Софочки будет возможность добыть седьмого хвоста. Я побежал за охотницей. Она вальяжно лежала среди котят и облизывала свой живот.
Ату, Софа, на охоту! вперед! на дичь! - приговаривал я, вынося её в сад к кротовой норе. Крот все еще копошился. Я навел ей на цель, подтолкнул к нему и сказал - фас! Но она не проявила энтузиазма. А крот все оставался на том же месте. Я стал подпихивать Софочку концом палки поближе к кроту. Они встретились взглядами. И тут Софочка лениво протянула лапу и скользящим движением похлопала по кротовьей голове, словно знакомясь: - Эй, как тебя там? Тот фыркнул. Она вздрогнула. И они с любопытством уставились друг на друга.

Снюхались! - пронеслось в моей голове, предала!
Какие там вассалы и селимы, флибустьеры на реях! Ты просто ленивая тёлка!
Ты самка, и тебя я презираю
Кроту усатому меня ты предала,  - неожиданно заговорил я с ней  ритмами ямба.

Не Софья ты, а мерзкая Варвара,
Так вот границы твоего добра!

Видимо, в меня  вселился дух Васисуалия Лоханкина, поскольку я не мог остановиться и продолжал в том же духе:
Открылась сущность иудовская!
И вскрыт  коварный мерзкий план.
Отныне Софья ты… Перовская,
Засулич, Саломея и Каплан!
Я запустил в крота палкой, схватил кошку и запихнул её в сарай.

Но наша размолвка длилась недолго . Стараясь загладить свои шашни с кротом, она принялась приносить по утрам задушенных мышей, класть мне перед моей дверью и подсматривать издали за мной - что я с ними буду делать. Я расценил это, как жест дружелюбия и сделал ответных ход - каждый вечер стал угощать её отварной рыбешкой, из деревенского пруда. И что же? - рыбный стол ей  больше пришелся по вкусу  и мышей она оставила в покое.

* * *
И вот подошел день нашего отъезда. Мы заранее договорились с хозяевами Софочки  о передаче им наутро всего кошачьего семейства. Они пришли, разложили по сумкам котят вместе с их блюдцами и лотками и понесли их к себе. И Софочка возмущенно подергивая хвостом, нехотя пошла за ними.

После обеда за нами пришла машина, и мы стали грузить свои сумки, банки и коробки.
И тут я  увидел Софочку.  Она угрюмо сидела на скамейке возле нашего  дома, съежившись, поджав под себя лапки, нахохленная, как соседская баба Маня,  и демонстративно не замечала меня.
Закончив погрузку, я подошел к ней. - Прости, Софочка, - сказал я - не обижайся на меня. Ты же знаешь, что мужчины не всегда бывают правы, их тоже приходится учить. А ты настоящая … женщина! - чуть не вырвалось у меня, но я во-время поправился - ты настоящая, леди! Таких, как ты, я давно не встречал и уже никогда не встречу. А тебя я никогда не забуду.
Но она сделала вид, что не слышит меня и отвернулась.
Пока водитель заводил машину и прогревал мотор, я все смотрел на Софочку, но она была неподвижна и, казалось, совсем не дышала, застыв маленьким белым комочком. Потом машина зарычала, взвизгнула и не спеша вырулила на дорогу. Но Софи так и не взглянула в нашу сторону.

А когда следующим, летом  мы снова приехали в деревню,  в  доме напротив  не было -ни хозяев, ни их детей, ни  Софочки. Лишь иногда  мне казалось, что среди  ветвей яблони появлялось белое пушистое облачко, и я бросался к дереву,  звал её, но никого на нем не находил. Но я всё жду её.