Тихие реки наиболее глубокие. Глава II

ГЛАВА II: In statu nascendi

[«В состоянии зарождения»; в самом начале; в момент появления.]



Когда Кварц вернулся, Боржеч не сразу сообразил, что с этим было не так.
– Ты действительно ходил к реке и осуществил задуманное?
– Ну, как видишь, теперь пташек со мной нет. Я не истязал их, если тебе это не даёт покоя, – серьёзно ответил следопыт. – Боржеч, ты относительно недавно среди нас, но уже должен был бы заметить, что я не испытываю никакой радости от всего этого дерьма. Тем паче относительно тех, кто изначально слабее.
Часовой не нашёлся что ответить, лишь задумчиво уставился куда-то вдаль, в темноту, опираясь на копьё. Кварц продолжил путь в направлении амбара, когда, наконец, уроженца Богемского королевства осенило:
– Погоди, а кобыла-то где? Ты и её отправил кормить рыб?
Следопыт расхохотался.
– Пожалуй, стоило бы. Потому что эта тварь оказалась невероятно тупой и своенравной, вырвалась из поводьев, бросилась в галоп и была такова, бесы бы её побрали. Как вообще можно доверять такой скотине даже телегу?
– Я смотрю, у тебя сегодня действительно весёлая ночка выдалась.
– А то! Ладно, бди, приятель. Тебя вроде должны уже вскоре сменить?
Боржеч кивнул.
В нескольких шагах от амбара Кварц вспомнил об упомянутых компонентах для заживляющей мази в одной из телег и развернулся, решив найти их. Действительно, что-то такое попалось ему на глаза; он забрал всю эту разнообразную аптечку – такое добро всегда пригодится, и было бы глупо не воспользоваться ею. Всё равно эти балбесы попросту выбросят её, посчитав лишней поклажей.
Утро для компании началось ближе к полудню. Здорово за ночь надравшись, никто не хотел вылезать из своих нор и начинать что-то делать. Даже если это «что-то» вовсе и не подразумевало никакой работы. Кому не хочется просто понежиться, пусть уже и проснувшись. Однако ничто не длится вечно, особенно что-то приятное, а потому капитан, как настоящая заноза в заднице, велел ближайшему по соседству подчинённому собрать всех остальных около колодца в центре поселения.
– Значит так, лентяи. Сейчас мы набиваем брюхо и собираемся выдвигаться. Нужно добраться к войскам и отдать им причитающееся, – Блютте окинул взглядом все эти малоприятные рожи. – И чтобы никто не пил сейчас ничего крепче росы.
Малоприятные рожи недоуменно уставились на вожака и, выйдя из непродолжительной оторопи, выказали своё негодование.
– Капитан, ты это серьёзно?
– Видели бы вы сейчас свои хари! – довольно крякнул Блютте. – Да кто же вас остановит, будто я не знаю. Прийти в себя и на том всё. Понятно?
– Так бы и сразу, – буркнула одна из рож.
– Тогда я не насладился бы этим зрелищем.
Серое небо разродилось мелким дождём. Разбойники готовы были расходиться, когда Скольд, не говоря ни слова, направился к амбару. Капитан и Кварц провожали его взглядами: первый с любопытством, второй в предвкушении забавной сцены, которая и произошла примерно так, как и обрисовало его воображение.
– Леший тебя дери! – донеслись из амбара вопли мощной глотки северянина, и он вылетел оттуда, подбегая к Кварцу и хватая его за рукав на уроне плеча всё той же стёганной куртки. – Этот наш бабский угодник не запер амбар и сучки дали дёру, пока мы тут трепались!
Последнее было уже адресовано конкретно капитану.
Кварц разразился безудержным смехом. Дан пялился на него, не понимая такой реакции, и выглядел сбитым с толку ослом.
– Занятно. Ты упоминаешь лешего, но язычник при этом я. Вот скажи мне, блондинчик, – уже с характерным презрительным прищуром и соответствующей интонацией спросил следопыт, – все ли викинги и их потомки были настолько тупыми имбецилами как ты? Интересно, как они умудрились при этом завоевать английский остров и организовать там королевство? Хмм... Мне всё же хотелось бы верить, что это только ты один под синим небом существуешь такой зело вылитый не по форме, у которого тушка-то вымахала, а вот развитие умственное остановилось ещё в том чудном периоде, когда ты титьку мамкину сосал. Ежели вообще мамкину, а не свиную или ещё какую... Капитан, сдаётся мне, неплохо было бы его продать в университет учёным мужам на так обожаемые ими исследования и опыты, что скажешь? Мы выручили бы за этот редкий экземпляр неплохих деньжат, святая Вильда – матрона достопочтенного борделя и покровительница всех блудниц Аугсбурга[1], в чьих кошачьих коготках мне посчастливилось порезвиться тем летом, не даст соврать!
По лагерю то и дело проносились раскаты взрывавшегося громом ржания.
Кварц злобно сшиб руку громилы, высвобождаясь из его хватки, и тут наконец вмешался вожак:
– Вульфила, говорить ты мастак и острое словцо у тебя всегда найдётся на любой повод, но всё же соизволь нам прояснить. Где твои девки?
– С ними покончено, – поправляя одежду, невозмутимо ответил Кварц.
– А тела?
– Избавился во время прогулки. Капитан, ну ты-то всяко умеешь соображать, в отличии от нашего дровосека. Неразумно было бы просто бросить здесь тушки невесть откуда взявшихся дев, право же.
– Мелкий ублюдок, я сейчас схожу за топором и обрублю все твои ветки! – взревел вновь уязвлённый Скольд.
– Я засажу по стреле в каждое твоё око прежде, чем ты успеешь с ним выйти, – не теряя самообладания, парировал угрозу следопыт.
Наблюдая за новым витком вчерашней перепалки, наёмники и не думали разбредаться. Теперь они точно были уверены, что сейчас одним их товарищем станет меньше, и большинство поставило бы на победу дана в этой схватке. Впрочем, Кварц мог удивить тогда, когда никто этого не ждал, что он порой и демонстрировал. Но Блютте снова встал между ними, и тут же в разговор (если это можно было так назвать) вклинился чех:
– Капитан, он действительно избавился от девок. Я подтверждаю.
– Что же. Скольд, ты напрасно визжал, – на этих словах среди разбойников послышались сдавленные смешки. – И пока мы не закончим по контракту свои итальянские дела, я вынужден повторить, что не позволю вам друг друга прикончить. Можете выбить из себя дурь на кулаках, без оружия, и чтобы после этого оба могли находиться в седле и выполнять свои обязанности. Когда, – теперь Блютте повысил тон и особо подчёркивал каждое слово, – все мы сделаем то, что я вам в самом начале собрания озвучил. Любой из вас может сдохнуть лишь одним способом: в процессе работы. Всем ясно? А теперь идите жрать, олухи, и готовиться к дороге. Мы и так уже потеряли время.
Все были разочарованы. Снова максимальное напряжение и... Ничего. Буря, прерванная точно вмешательством провидения, когда бы в самый её разгар внезапно тучи рассеялись и лучи солнца озарили небосклон. Хлеб без зрелища. Но Кварц и Скольд всё ещё продолжали неотрывно бурить друг друга колючими взглядами, полными взаимной ненависти, когда наконец первый сплюнул второму под ноги и показал спину[2]. Тогда и Кварц направился в своё ночное логово.
– Егерь, а у тебя роскоши на сборы и неспешный завтрак нет, – вдогонку крикнул ему капитан. – Хватай снарягу и иди в мою хижину за деталями: у меня для тебя вновь наметилось особое поручение.
Не оборачиваясь и не отвечая, тот поднял над головой согнутую в локте левую руку со сжатым кулаком, будто символизирующим триумф, выражая таким образом своё “восхищение” и вместе с тем принятие приказа.

Дождь усилился и хлестал по лицу мерзкими встречными каплями, и потому периодически срываемый от ветра глубокий капюшон почти непромокаемого плаща из грубой овечьей шерсти с плотной и жёсткой нитью был сейчас не особо полезен. Следопыт подстегнул коня. До наступления темноты ему следовало разведать лесистую местность вдоль Адды – реки, ответвляющейся от По перед Кремоной: капитан поручил найти подходящее место, где можно было бы устроить схрон для всего того добра, которым шайка успела обзавестись. По существу, их кампания уже была более чем успешна и оправдана и на этом можно было остановиться. Но у Блютте всё ещё было обязательство перед бароном, и пока восстания продолжаются, а подкреплений имперцам нет, нужно было искать способы прокорма для земляков капитана в войске. Лишь когда положение улучшится, банде можно будет снова податься на вольные хлеба, не ввязываясь ни в какие крупные военного рода передряги с сомнительными для себя вероятностями их исхода.
Спешно заталкивая в себя еду в расположении Блютте, Кварц выслушал его план, заключавшийся в следующем: во время пути к армии отряд разделится на две группы, одна из которых, возглавляемая капитаном, доставит барону его долю; вторая же, основная, направится вверх по течению Адды и будет ожидать возвращения следопыта в условленном месте, которое будут знать всего трое: Кварц, сам Блютте и его близкий соратник Хельмут – лидер второй группы. Однако егерь внёс предложение, что если с ним будет кто-то ещё, то так потеряется меньше времени: пока Кварц углубится в поиски, его компаньон вернётся, встретит вторую группу и поведёт её по уже изученному маршруту, где, в итоге, уже Кварц покажет найденное место для схрона. Капитан согласился, предоставив ему право выбора напарника, и тот назвал молодого Боржеча: всё же с ним было куда проще, нежели с остальными. «Заодно продолжит постигать мои навыки» – добавил следопыт.
Преодолев немногим более трёх ландмайле[3] после выезда из лагеря, что всадники определили исходя из скорости своего передвижения, привычно пользуясь немецкой мерой, они добрались до густого леса в низине перед Аддой, двигаясь на северо-восток. Сейчас наёмники по большей части отошли от своего правила держаться поодаль от оживлённых дорог и любых более-менее крупных поселений, стараясь как можно меньше попадаться на глаза людям, из-за чего порой приходилось петлять и выискивать старые тропы, а то и вовсе пробираться по всевозможной пересечённой местности, жертвуя скоростью передвижения. Это было оправдано для передвижения всем составом и при большинстве прочих обстоятельств, однако в данном случае в таких мерах не было необходимости. Когда же отряду приходилось узнавать дорогу, редкие проходы и прочие детали у местных – это зачастую делал Кварц, поскольку, помимо знания общих и базовых фраз и слов на здешнем наречии, выглядел он наименее отталкивающе из всех; к тому же, умел разговорить кого угодно и почти не терял самообладания. Тот же Скольд или иной член шайки без затей расшиб бы какому-нибудь бедолаге голову, пытаясь что-либо выяснить. Следопыт обладал некоей своеобразной харизмой, не свойственной личностям, занимающимся подобными «ремёслами»; он действительно не выглядел однозначно отрицательным субъектом, и мог, при желании, расположить к себе совершенно не знакомых с ним людей. Вот только желания такого у него особо не наблюдалось; он прибегал к этому своему «шарму» лишь по необходимости.
Продвигаться сквозь чащу стало затруднительнее и темп существенно снизился, да и животным следовало дать передышку; но хоть проклятый дождь благодаря многочисленным деревьям стал заметно меньше донимать.
– Кварц, – нарушил продолжительное молчание чех, – ты всё ещё так по существу и не объяснил мне, что конкретно нам следует обнаружить. Как я могу это делать, не зная, что должен искать?
Следопыт остановил коня; двигающийся позади напарник последовал его примеру.
– Стань рядом, – махнул ему Кварц и, когда тот поравнялся с ним, продолжил: – Как считаешь, вглубь леса часто забредают охотники, путники или просто случайные ротозеи?
– Сюда-то? – Боржеч повертел головой. – Вряд ли. Мы притащились в какую-то унылую глушь. Даже если здесь и водится дичь, лично мне было бы лень за ней сюда пробираться, особливо на своих двух. Это того не стоит. И вообще, похоже, что кроме волков тут некого встретить, а с этими тварями захочет свидеться только умалишённый.
– Хорошо, – Кварц одобрительно кивнул, – мыслишь в верном направлении. Теперь, если бы нам следовало что-нибудь хорошенько спрятать на какое-то время, где бы ты это сделал?
– Ага, теперь до меня дошло, зачем мы здесь.
– Тогда, прежде, чем мы продолжим, что ещё желательно сделать?
Чех озадаченно потирал мокрый лоб.
– Эээ... Дай подумать.
– Ладно. При других обстоятельствах я бы тебя напряг, но сейчас нам не положено медлить. Так вот, я сам отвечу: желательно разведать также противоположное направление, чтобы выяснить, можно ли добраться к нашему текущему местоположению оттуда, и что вообще там находится. Ну и, разумеется, хороший охотник, а тем более плут всегда должен иметь запасные пути к отступлению и запутать следы, если в том возникнет необходимость. Что скажешь на сей счёт?
– Чёрт! Верно!
– Тогда сейчас ведомым будешь ты, а я погляжу, как ты сориентируешься и куда мы выйдем. Давай!
Боржеч вспоминал все прежние наставления и советы товарища, пока пробирался меж деревьев и прочих зарослей по вязкой земле. Ориентируясь на восток, они вскоре вышли к реке. Самый молодой член всей их банды догадался, что далее необходимо найти брод.
– Куда бы ты сейчас свернул: на юг или на север? – задал ему вопрос лидер этого крошечного отряда до того, как напарник принял решение.
– Ну, кажись, на юге должно быть более оживлённо и менее густо, так что, стало быть, на север.
– Возможно. Но это лишь предположение, ничем не подтверждённое. Но в данном случае нам действительно нужно направиться на север. Потому что там меньше неприятелей. Вельфов в этом регионе больше к югу.
– Чтоб меня крысы сожрали, Вульфила! Ну ты голова! Разве нам самим это всё нужно вообще знать? Для всей этой канители есть капитан.
– А если мамочки рядом нет?
– Ха-ха! Тогда я просто напьюсь и что-нибудь да образуется.
– Оно-де в любом случае как-то да образуется, но вот в чью пользу? Я предпочитаю определять это сам, а не доверять свою судьбу воле случая.
– Сдаётся мне, ты сам метишь в капитаны! – немного подозрительно покосился паренёк.
– Это самое последнее, что мне нужно. Не хватало ещё лично возиться со сборищем идиотов, которые без присмотра и трети свечки не могут спокойно посидеть, чтобы не устроить какой-нибудь бугурт.
– Твоя правда. Всё в толк не возьму, как Блютте нас всех терпит.
– Хм, во-первых, он сам тот ещё засранец. А во-вторых, мы все ему нужны. Без нас его бы уже давно вздёрнули и выпотрошили все кишки. Впрочем, справедливости ради, как и любого из нас – без него, по отдельности. Ай, довольно трепаться, двигаем дальше.
Богемец повёл их вдоль устья реки, и спустя считанные минуты они обнаружили небольшой брод, по которому можно было, спешившись, пройти, – что они и осуществили. Кварц пояснил, что теперь нужно добраться до выхода из леса и найти дорогу, после чего обследовать её, выяснив, как скоро и к каким поселениям она может привести. И, разделившись, можно сделать больший охват. На это ушло время, примерно равнозначное неспешному ужину, после чего всадники вернулись к лесу, встретившись на прежнем месте.
– Пройдём ещё немного выше, следует отдалиться от дороги.
Теперь уже снова вёл следопыт. Постепенно становилось заметно темнее: вскоре опустятся сумерки и пробираться придётся едва ли не на ощупь, а из-за затянутого тучами неба, да ещё и в лесной чаще, практически ни черта уже не было видно как следует. Кварц продолжил наставлять товарища:
– Хорошо, здесь в самый раз. Тщательно запоминай местность, ты должен будешь найти её в темноте. Ориентируйся по выделяющимся, бросающимся в глаза объектам. Вот высокая старая ель. Тут мы входим в лес. Сделай зарубку на коре, сломай веточку или брось что-нибудь подле, чтобы точно не ошибиться.
Они продвинулись ещё дальше, остановившись у поросшего мхом большого камня.
– Вот следующая привязка. Здесь мы и разойдёмся. Возвращайся на дорогу встречать нашу группу с барахлом. Проведёшь их ко мне. Я же пока определю лучшее место для схрона.
– Это... Спасибо, что натаскиваешь меня, Кварц, – чех ценил его отношение к себе.
– Не одному же мне вечно вас повсюду водить, точно слепых щенят, и держать нос по ветру, – отшутился егерь. – Особливо когда Блютте притащит всех в какую-то очередную задницу, а мне нас из неё вытаскивать, желательно целыми. А если серьёзно, то из тебя может быть прок и помимо орудования ножами и отмычками.
Далее он объяснил, где Боржеча должен ожидать отряд.
– Всё, дуй отсюда. Я сам выйду на вас. Но коль всё же задержусь, то веди их сюда, где мы сейчас стоим. Справишься?
– Постараюсь!
– Не рисуйся где ни попадя, и смотри, чтобы в сумерках свои тебя не нашпиговали болтами, приняв за чужака. Они будут ехать с факелами, так что ты первым их приметишь. Приближаясь, пару раз свистни. Услышав свист в ответ, покажись сам и окликни Хельмута: он там за главного.
– Понял.
Напарник развернулся и подстегнул лошадь, а разведчик скрылся за оврагом, продолжив поиски.

* * *

Кварц сидел на берегу реки под палящим весенним солнцем, сосредоточенно латая лодку, когда к нему подбежал пятилетний ребёнок с перепачканными пальцами.
– Где твоя мама, сынок? Это она отпустила тебя сюда? – оторвавшись от дела, спросил он мальца.
– Мама велела позвать тебя обедать, пока всё не остыло.
Мужчина вылез из лодки, вытер рукавом рубахи влажный лоб и, слегонца улыбнувшись, поманил своего первенца:
– Поди-ка сюда, грязнуля!
Кудрявый мальчуган с ответной улыбкой приблизился к отцу, и тот поднёс его к воде, принявшись мыть чаду руки и лицо. Родитель и ребёнок, дурачась по пути, направились к поселению, за деревянным частоколом которого находилась их хижина с небольшим двориком; в этом рыцарском поместье охотника уважали, и встреченные на воротах стражники учтиво кивнули: когда он поутру уходил, вахту нёс другой караул. Подходя к дому, Кварц увидел беседующую с соседкой свою жену: она была простой пригожей девушкой, дочерью кузнеца, и он знал её с той поры, как впервые оказался здесь в тринадцать лет, отданный на службу рыцарю. Довольный его верной службой, господин спустя семь лет освободил своего уже к тому времени оруженосца от клятвы, однако Кварцу некуда было податься, и потому он остался, продолжив служить уже по найму, и перебрался из казармы в отдельное жилище. Таким образом, теперь он мог позволить себе создать семью и кузнец дал своё благословение этому союзу.
Юная белокурая женщина нежно улыбнулась, поворачиваясь к своим мужчинам, услышав звонкий оклик ребёнка; он вбежал внутрь, а Кварц вплотную подошёл к супруге, взявшей его за руку и кладя её себе на живот.
– Она начинает ёрзать там внутри, я чувствую!
– Хочешь, чтобы на сей раз Господь послал нам девочку?
– Да. Не знаю почему, но я уверена в этом. Не только ведь у тебя должен быть свой помощник.
Кварц прижал жену к себе и поцеловал в лоб.
– Тогда наделаем их полон дом, – весело согласился он, и радостные родители вошли внутрь.
Вскоре сюзерен призвал рыцаря в поход, и лучник с неохотой собирался в дорогу: ему не хотелось оставлять свою женщину в столь не подходящее время. Но она успокаивала Кварца, повторяя: «Не беспокойся обо мне. Думай лишь о том, чтобы поскорее вернуться живым и невредимым. Мужчины сражаются, а женщины хранят очаг и ждут их домой. За мной есть кому приглядеть». «Ты только не поднимай тяжести, не переусердствуй в хлопотах, слышишь? И не позволяй этому проказнику шалить» – отвечал ей он, глядя в глаза.
Кварц затруднялся понять для самого себя, как сильно привязан он был к супруге и сыну, и любил ли их вообще, как о том слагают свои трогательные баллады миннезингеры. Прежде ему не были ведомы какие-либо чувства, судьба его не располагала к подобному опыту и всем этим мысленным изысканиям. Напротив, она жестоко подшутила над ним, и человек сей просто не мог с тех пор сближаться с кем-либо, даже позволить себе иметь приятелей. Он хорошо выучил свой урок. Да, теперь у него была собственная семья, однако это лишь ещё больше противоречий породило в его душе. И всё же, чем бы это ни было, с горьким сердцем сейчас он смотрел на своих родных – единственно близких и дорогих ему людей, которые у него остались.
Уже в походе стало ясно, что кампания может затянуться: теперь это не было всего лишь очередной вспышкой нескончаемой междоусобной грызни Мейсенского маркграфа Фридриха Укушенного и его брата с собственным отцом за наследственные притязания. Обычно всё это оканчивалось локальными стычками и быстро разрешалось при перевесе в силах одной из сторон: тот, кто оказался удачливее, навязывал свои условия, противники расходились до поры до времени, пока поражённый не собирал новые «аргументы» в споре и не шёл «брать своё» – и так раз за разом. За почти десятилетие относительного мира после отвоевания братьями родовых земель, в этот раз уже сам король решил завладеть пограничными территориями, убеждённый, что род Веттинов «вернул» их себе не по праву, ибо владения эти должны быть имперским фьефом[4]. Маркграф в этот раз был уверен в своих силах и его в самом деле сопровождал успех. Близ деревни Лука войска встретились и состоялось генеральное сражение, в котором имперские силы оказались побиты, вследствие чего Веттины окончательно закрепили над регионом свою власть. С тех пор в этих краях частенько посмеивались над швабами, составлявшими основную часть имперского войска, называя их неудачниками, а поговорка «Достичь успеха, как швабы при Луке» подразумевала, что ничего у вас не получится.
Возвращаясь с похода, Кварц наконец осознал, что вполне доволен складывающейся жизнью и семья всё же была его отрадой. Он принял решение становиться лучшим человеком, нежели был, продолжать службу и однажды, возможно, он сможет добиться ещё лучшего положения, пробивая себе путь к вершинам. Все его мысли теперь были лишь о женщине, которая беззаветно любила его и часто твердила, как ей посчастливилось стать именно его супругой, и о втором ребёнке, который уже должен был родиться – лучник пропустил это событие. Пока где-то появлялась новая жизнь, он находился среди жнецов смерти, её отнимающих. На ночной стоянке, рассматривая блестящие звёзды, он не мог уснуть, с трепетом представляя, как нещадно подстёгивает лошадь, заприметив на горизонте серое пятно ощетинившихся стен имения, как врывается в хижину, запыхавшись, и видит улыбающуюся ему жену с крошечной девочкой на руках. Они мирно спали до того момента. Теперь он совершенно уверен, что его добродушной Иде, с её неизменной улыбкой на милом лице, этой всегда пребывающей в хорошем расположении женщине удалось победить ту пожиравшую пустоту, годами гнетущую его нутро, и стать путеводным светом во мраке. Теперь знает, что это она побудила в нём желание меняться и осознать радостные моменты жизни, на которые он никогда не рассчитывал до того. Что он готов делать это ради неё и их потомства, дабы, насколько это возможно, жизнь их была лишена многих тягостей и невзгод.
И вот он, отбрасывая перчатки, тянет руки к малютке, как вдруг всё начинает вращаться с безумной скоростью вокруг него, в хаотичных конвульсиях этот мир рассыпается, словно глиняный кувшин в момент столкновения с плиточным полом, и дышащий могильным холодом мрак поглощает всё вокруг. Кровь стекает с его рук, покрывает полностью младенца, белокурую женщину, теперь уже с пустыми чёрными глазницами. Кварц падает на колени и безумный крик отчаяния вырывается из него, пока красное озеро поднимается до самого потолка, погребая всё в своей непроглядной густоте. Так и не прикоснувшись к новой жизни, тельце это, к которому он тянул руки, на его глазах увядает, чернеет и исчезает расплывающимся сгустком в вездесущей крови. Улыбка исчезает с лица его молодой супруги, сменяясь самой непередаваемой скорбью, и образ девушки также размывается в багровом потоке. Кварц уже не может даже кричать, он лишь с ужасом смотрит туда, где только что было всё его будущее, его родная кровь, его любовь. Теперь он просто задыхается, взор мутнеет, и ужасающая тьма обволакивает всё его существо, точно насекомое в коконе паутины, и наступает небытие.
Следопыт вскочил от резкого пробуждения. Холодный пот пробирал его до самых костей. Всё ещё не осознавая, что происходит, он инстинктивно хватал воздух, уставившись на свои ладони, продолжая видеть кровь на них. Лишь окончательно возвращая рассудок в действительность, он понял, что только что его настиг самый безумный, самый жестокий кошмар, который никогда ещё он не испытывал. Это был сон; жуткий, леденящий сердце, безумный сон. Осознав это, он облил лицо водой, не веря в то, что вообще спал, что видел и пережил всё это, желая стряхнуть с себя навязчивый морок. Образ такого яркого будущего, которого не было и никогда не могло больше быть. Видение сражения, которого не произошло ещё на момент событий сновидения, – с его искажённой хронологией, – но которое в самом деле потом случилось. Вот только без него, ибо ему тогда больше не было места в родных краях. Ничего этого прекрасного не было. Кроме того, что у него действительно могла появиться семья...
«Сгинь прочь, дьявольское видение!» – выкрикнул в ночь Кварц, будто пытаясь вырвать из себя вновь пронзившие его боль и отчаяние того самого момента своей жизни. «Вы умерли! Вас не должно больше здесь быть...» Следопыт уже не кричал. Лишь бормотал, замерев в исступлении, всё ещё держа выставленные перед собой руки, как в тот самый раз. Нет, кровь не стекала сейчас с них, как в этом ночном кошмаре. Он не утонул в тёмно-багровом озере. Он сидел, опираясь на одно колено, стеклянными глазами уставившись в пустоту ночи.
Шесть лет тому он действительно женился на дочери кузнеца. У него действительно был домик в рыцарском поместье. И спустя почти девять месяцев во время родов его женщина покинула его, вместе с так и не увидевшим свет ребёнком. Жизнь, которая могла пойти совершенно иным руслом, так и не началась. Часть него умерла в тот момент, вместе с молодой женой на его руках и плодом в её чреве. И именно тогда он разрушил свою судьбу, в порыве отчаяния сжигая все мосты с прошлым. Вся прежняя жизнь была погребена под тяжёлой пеленой пепла от этого разразившегося пожара ярости. И без того призрачная терпимость к миру и тем более к людям развеялась окончательно. И теперь, снова это пережив, увидев и так живо испытав, будто наяву, те светлые сцены из жизни, которая могла бы у него быть – он вновь захотел покончить со всем этим. Прекратить этот отвратительный фарс, именуемый его существованием. И он всё так же, как и в сновидении, до этого момента не понимал, успел ли полюбить свою супругу. Она была простой, милой, добродушной девчушкой, что искренне любила его, хмурого и немногословного с тех самых тринадцати лет от роду. Он никогда не говорил ей, что его изменило, что вообще тогда произошло. Не следовало разделять с ней то неприятное, он лишь должен был обеспечить ей надёжность и защиту. Тогда он не осознавал, что на самом деле испытывал и чего бы ему хотелось, как выстраивать свою – их общую – жизнь. Если бы только всё пошло иначе... Если бы всё случилось так, как он пережил в этом проклятом видении...
Кварц поднялся. Ненавистная, презираемая им жизнь продолжалась. В нём не было места для выразительных эмоций, стенаний, слёз и прочих проявлений человеческого естества. С тех пор не было. И он вообще не должен был тогда так реагировать, сделать то, что впоследствии сделал: ведь подобное было совершенно обыденным явлением, всегда. Да, люди умирали буквально в любой момент. Из десяти детей, а тем паче в деревнях, зачастую выживало около половины. И это было естественно. Но почему тогда он так поступил? Он был молод, только добился потом и кровью новых вершин и наконец связал свою жизнь с кем-то, кому был не безразличен. И как только всё начало действительно налаживаться, по воле Божьей всё это оказалось растерзано, разрушено, уничтожено. Произойди это на десять, пятнадцать лет позже – он бы смирился и продолжил жить. Потому что таким сотворён мир. Этот высший замысел неподвластен ни птице, ни зверю, ни пахарю, ни монарху. Но всё случилось в момент наивысшего его подъёма – и потому он тотчас же упал и разбился.
Ненавистная жизнь. Бездушная, скотская; и не было ничего, что могло бы это изменить. Мосты сожжены, зло посеяно и урожай его будет собран. Единственное, на что он надеялся и чего ждал – что дни его сочтены и это угрюмое существование не продлится долго.



28.I.2023

_____


   Сноски:

 1. Augsburg – древнейший и богатейший вольный имперский город в герцогстве Швабия Священной римской империи. «Святую Вильду» Аугсбурга Кварц выдумал, назвав именем местной проститутки, как потешный образ в противовес католическим святым-покровителям и мученикам, коим направлены молитвы по тому или иному случаю и поводу. Имя Wilde (Wilda) с нем. означает «дикая», что также выглядит насмешкой, ибо является противоположностью скромным, смиренным и терпеливым образам канонических святых.

 2. Показать спину: букв. развернуться и уйти.

 3. Landmeile – старонемецкая земельная миля, равная 7,42 км. Т. о. всадники проехали около 23-24 км.

 4. То же, что и феод.