Вишнёвый сад. Попытка услышать. Акт 2

               
                * * *
       Цирковые персонажи, цирковые репризы. Явные и откровенные.
Епиходов с его скрипучими сапогами и нарочитой неловкостью – стоит ему повернуться и что-то непременно падает, что-то ломается.
Приезд Раневской и встречавших, их проход через комнаты, обставлен как парад-алле. И в ушах возникает цирковой бравурный марш в исполнении нищего еврейского оркестрика. Впереди процессии шпрехшталмейстер – Фирс – высокая шляпа вроде цилиндра, парадный фрак. Затем Шарлотта – клоунесса с дрессированной собачкой. Гвоздь программы – заезжая звезда – её номер где-то высоко под куполом, вне земного притяжения. Аня – ассистентка. Варя – что-то вроде униформиста, который, с постоянно недовольным видом, отнимает у клоуна то свистульку, то трещотку . Гаев – ещё один клоун со странными телодвижениями.  И Яшка с несуразной кучей чемоданов и сумок.
Алле-оп! Начали!

                * * *
     Может быть Чехов уютней себя чувствует среди гротескных фигур?
Может такие проще препарировать? Когда вроде не кровь, а клюквенный сок?
Нет, он не ёрничает, не насмехается над своими героями, но говорит о них более чем откровенно. Зритель не всегда замечает это, потому что происходящее словно укутывает прозрачная, призрачная дымка, особый флёр. И глядя сквозь этот флёр не можем мы не сопереживать, не задыхаться от боли, не плакать от того, что рушится жизнь человеческая.

                * * *
     По сути, главное действующее лицо этой пьесы – сам вишнёвый сад. Мы впервые увидели его во всей красе майского цветения, в призрачной кипени, в кружении волшебства, в томящих и горьких осколках памяти.
Он есть. Он был. Он будет Он должен быть!
Наивность волшебства среди подножных насущных истин.

     О, эта краткая, быстротечная пора вешнего цветения! Такая же точка особой остроты впечатлений, как полная луна над колдовским озером в «Чайке». Но как скользящую в небесах луну не удержать в раскадровке театрального занавеса, так не остановить смену времён года. Но даже в пору поздней осени, в пору стылых дождей и сиротства, сад остаётся в восприятии нашем, в памяти героев, даже не столько вишнёвым, сколько вешним. Он навсегда — вешний сад.