Эхо Сталинградской битвы

На снимке группа студентов у входа в музей обороны Царицына-Сталинграда.
Я в центре, крайний справа – мой друг-одноклассник Михаил Бабаев,
секретарь комитета комсомола РГУ, 1953 г.

Отгремели салюты в честь 80-летия победы под Сталинградом. Нельзя забывать уроков Великой Отечественной войны, любые свидетельства прошлого должны остаться в народной памяти. О чём обычно пишут авторы воспоминаний о самой разрушительной войне в истории России: о полководцах и солдатах, ковавших нашу Победу, о трудовых подвигах в тылу. Правильно: без них не было бы Победы. Несравнимо меньше вспоминают об эвакуации населения Сталинграда. И практически ничего нет об эвакуации тех, кто бежал от войны из других мест через Сталинград. Численность погибших среди них невозможно установить даже приблизительно, но счёт идёт на тысячи. Пусть рассказ о том, каким был Сталинград в моей жизни, останется не только в моей семье.

БЕГСТВО ОТ ВОЙНЫ

Бежать через Сталинград мы с мамой не собирались – ситуация заставила.

Воскресенье, 22 июня 1941 г., Ростов-на-Дону. Мне 8 лет, и я окончил 1-й класс. Отцу 36, он инспектор труда ЦК профсоюза работников потребкооперации Кавказа, маме 34 – старший экономист Ростовского Облкомхоза. Она недавно вернулась из Москвы, где 31 мая сдала последний экзамен во Всесоюзном заочном плановом институте Госплана СССР. Сегодня они обсуждают предстоящий отпуск с 1 июля под Киевом. А у меня сегодня долгожданный радостный день – я впервые иду один(!) в цирк на утреннее представление. Когда вернулся, мама встретила меня страшным словом «война».

Хорошо, что не успели уехать. Отца 1 июля призвали в армию. Человек с большим организаторским опытом, он возглавил транспортный отдел Распределительного эвакопункта (РЭП-31) – новой армейской части, призванной эвакуировать раненых и больных из фронтовых госпиталей вглубь страны. Мама на работе, а 8-летний мальчишка дома один и при налётах гитлеровской авиации хватал свой противогаз и бежал в щели, вырытые во дворе нашего большого дома, рядом с одной из военных казарм.

За 3,5 месяца война докатилась до Ростова, в начале октября объявлена эвакуация госучреждений. Мы с мамой пришли к огромному Дому Советов, где размещалась мамина работа, когда завыла сирена очередной воздушной тревоги. Мама оставила меня в подъезде, а сама ушла узнавать об эвакуации. Тем временем над  Домом Советов несколько наших истребителей вступили в бой с немецкими бомбардировщиками. Я высунулся из подъезда и завороженно наблюдал за боем, не понимая, что самолёты не просто гоняются друг за другом, но и стреляют. И никто не знает, куда летят эти пули. Прибежала мама и уволокла меня в подвал. Лишь позднее я понял, чем завершился этот бой: вражеским самолётам не дали разрушить Дом Советов, когда мы в нём находились.

Вечер 12 октября 1941 года. Купейный вагон, пассажиров раз в 5 больше количества мест. С собой разрешили взять столько вещей, сколько сами сможем унести. Наш эшелон промчался по железнодорожному мосту через Дон, который  постоянно бомбили, и взял курс к кавказским здравницам.  Когда я проснулся утром, то оказалось, что немецкие самолёты разбомбили идущий впереди такой же эшелон с беженцами, разрушили мост у станции Кавказская, и дорога на Кавказ закрыта. Наш эшелон повернули на восток и выгрузили в Зимовниках, на границе со Сталинградской областью. Можете себе представить, что пережил мой отец, когда его семья «пропала без вести». Мы не знали его адреса, а нам ни писать, ни звонить  было некуда.
 
Руководители эшелона сбежали, бросив беженцев на произвол судьбы. Куда и как нам двигаться дальше? Мама узнала, что её старшую сестру эвакуировали из Москвы на Урал, и решила самостоятельно пробиваться к ней. Откуда нам было знать, что это решение спасёт нам жизнь? Весной 1942 года фашисты прорвали наш южный фронт, вторично заняли Ростов и дошли до кавказских гор. Преодолеть горы не смогли ни они, ни беженцы. Когда зимой 1942-43 гг. фронт двинулся в обратном направлении, в освобождённых южных районах остались более 100 массовых захоронений мирных людей. В них покоятся минимум 15 наших родственников, включая родителей отца в Таганроге.

После войны отец рассказал о таком эпизоде. Он привёл санитарный поезд в кавказский городок, уже оставленный нашими частями. Передовые отряды врага уже входили в него. Госпиталь был готов к эвакуации, погрузка шла споро. И тут отца окликнул лежавший на траве мальчишка, окровавленный, с оторванной ногой:

– Дядя Яша, спасите меня, я с Вашим Витей во дворе играл!
Его мамы при нём не было. Мальчишку погрузили в поезд, который ушёл из-под носа у немцев. А отца долго била дрожь от мысли, что на месте этого мальчишки мог оказаться я.

Зимовники, 25 октября 1941 г. Мы конечно тогда не знали, что 7 августа 1942 г. сюда придут оккупанты. Выбора дороги не было – только через Сталинград. Так состоялось моё первое знакомство со Сталинградом, ещё не разрушенным. Переправы через Волгу заняты военными. По ним также вывозили сталинградцев – женщин, детей, раненых. Эвакуированных из других мест отправляли вниз по Волге. Мы уплыли одной из последних до ледостава барж. Помню, как мальчишка лет 10-11 прилюдно отсасывал молоко из груди молодой женщины, потерявшей ребёнка на военных дорогах. Грудь  была переполнена, а мальчишка 3 дня ничего не ел.

От Владимировки на левом берегу реки шла железная дорога на север. Товарный вагон с широкими нарами, где разместили детей и стариков. Остальные сидели, лежали внизу, на полу, где дуло и было холодно. Печку-буржуйку топили тем, что сумели добыть. Ходили страшные слухи о бомбёжках и гибели разбегающихся женщин и детей. Главные заботы: вода, кипяток, еда, туалет. Все станции забиты людьми, и никто не знает, сколько простоит наш эшелон – несколько минут или несколько дней. Поезда двигались по мере освобождения путей и паровозов, эвакуированных отправляли в последнюю очередь. Очень боялись отстать. На всю жизнь запомнились отчаянные глаза девушки, которую я застал между двумя эшелонами в самый неподходящий момент – с поднятой юбкой и спущенными трусами. Дорога до Свердловска (Екатеринбурга) длилась недели 2 или 3. В Свердловске мы пробыли около месяца – нужно было оформить наше пребывание в детском санатории «Малая Вильва» (Пермский край), принявшем москвичей, и запастись зимними вещами: Урал – не Армавир, где нас должен был встретить отец.
 
Утро 25 декабря 1941 года. Маленький вокзал в Кизеле, я жду, пока мама с попутчиками узнают, когда ехать дальше. Мы должны попасть на разъезд Косая Гора, в 18 км от Кизела. Там до Малой Вильвы ещё 7 км. Пригородный поезд, который останавливается на этом разъезде, идёт в 6 часов вечера, а сейчас
9 часов утра. Решили ехать товарным порожняком. Начальник станции приказал машинисту остановить состав на Косой Горе на 1 минуту. Но разъезд проплыл мимо, а поезд сбавил ход только спустя минут 5. Сразу же наши вещи и мы сами полетели в снег, пробивая глубокие сугробы.

Узкая твёрдая полоса снега между рельсами одноколейки. 1,5-2 м в обе стороны – бесконечная тайга, утопающая в снегах. Мама и я, вокруг – ни души. Освещения нет, пасмурно. До Косой Горы километров 5, и их надо преодолеть засветло: говорили, что в тайге водятся волки. Мы переносили часть вещей метров на 50-100, затем возвращались за остальными. За 4 часа не прошли и половины пути. Тогда мы бросили вещи и пошли на разъезд, чтобы взять санки. Огромного роста дед взвалил на сани наши вещи и неспешно побрёл к Косой Горе. Темнело, но мы уже мчались на санях по узкой просёлочной дороге к Малой Вильве.

Только в Малой Вильве восстановилась наша связь с отцом, который и сам мотался по военным дорогам. 29 ноября 1941 г. Красная Армия в первый раз освободила Ростов – яркая дата в истории нашей страны: это было первое поражение фашистской армии во 2-й мировой войне. Затем была победа под Москвой. Отец, уверенный в том, что наступил перелом в войне,  хотел, чтобы мы вернулись на Кавказ: дождались весны, Камой и Волгой добрались до Сталинграда, а «там уже рукой подать» до Армавира, где разместился штаб его части. Когда возобновилась навигация по Каме, в Сталинграде уже шли бои. 24 июля 1942 года вторично оккупирован Ростов, 29-31 июля 1942 г. Армавир подвергся жестокой бомбардировке, а 9 августа началась его оккупация фашистами.

Моя мама заслуживает огромного уважения за то, что сумела сохранить самое ценное, что у нас было – наши жизни.

Лишь летом 1944 года мы смогли вернуться в разрушенный Ростов, где
у нас не осталось ни дома, ни имущества. Отец закончил свою военную эпопею
в закарпатском Мукачеве в звании капитана.  Судьба оберегла его от ранений, но не от болезней: одним только тифом он тяжело болел дважды. Демобилизован
в конце 1945 г.
 
В МЕСТАХ СТАЛИНГРАДСКОЙ БИТВЫ

В Ростовском университете (РГУ), где я учился в 1950-55 гг., была военная кафедра, и мы получили основательную военную подготовку. В 1952 г., как раз тогда, когда я проходил первые сборы в военном лагере «Персиановка» между Ростовом и Сталинградом, была открыта навигация по Волго-Донскому каналу. Мы были среди первых, кто наблюдал феерическое вечернее зрелище – теплоход в огнях, идущий по голой степи.

Вторые  военные сборы – в августе 1954 года в лагере Прудбой, недалеко от 11-го шлюза Волго-Донского канала, восточнее Калача. Прудбой и ныне – один из лучших полигонов страны. В феврале 2017 г. он стал победителем конкурса
«Лучший общевойсковой полигон». «Город воинской славы» Калач-на-Дону
в 1942-43 гг. оказался в самом эпицентре Сталинградской битвы.

23 августа 1954 г. нас повели осматривать остатки суперпушки «Дора», изготовленной Круппом в 1942 году. Размеры её поражают. 400-тонное орудие калибра 90 см, высотой с 4-этажный дом и длиной 42 м монтировалось на 1350-тонной сдвоенной железнодорожной платформе, которую несли 40 колёсных пар. Монтировали эту «сороконожку» с помощью двух громадных подъёмных кранов. Лафет и запчасти, а также обслуга «Доры» погружались в 106 вагонов и доставлялись 5 поездами. Для нескольких сот человек обслуживающего персонала отведено более 40 вагонов. И ещё 2500 рабочих и сапёров отвечали за инженерную подготовку позиции для стрельбы, которую охраняли 300 автоматчиков, военная полиция и сторожевые собаки с  командой кинологов. С воздуха «Дору» защищали истребители авиакорпуса, которым командовал генерал. Пушку прикрывали батареи крупнокалиберных зенитных пулемётов и 88 мм орудий, в составе которых было 400 солдат и офицеров ПВО. Военно-химический батальон осуществлял дымовую завесу. Отдельный состав для перевозки пороховых зарядов и снарядов, каждый из которых тянул более чем на 7 тонн. Стреляла пушка на 120 км до 14 раз в день бетонобойными и фугасными снарядами. Чтобы вытолкнуть самый большой снаряд в мире, был нужен заряд в 2 тонны взрывчатки.

5 июля 1942 г. «Дорой» обстрелян Севастополь. После первого же выстрела в радиусе нескольких километров (в том числе и в Бахчисарае) в окнах всех домов вылетели стёкла. Участвовать в Сталинградской битве «Дора» не успела.
Гитлер надеялся с помощью таких пушек выиграть войну. Специалисты высказали «Доре» свой приговор: это самая дорогая ошибка за всю историю развития артиллерии. Вернуть суперпушку в Германию гитлеровцы не смогли. Спустя 11 лет после окончания Сталинградской битвы остатки «Доры» ещё находились рядом с лагерем Прудбой.

Пошёл дождь, и мы все, человек 20, спрятались в казённике пушки. Его длина 20 м, диаметр – 120 см.

Возможность познакомиться с послевоенным Сталинградом у меня появилась лишь в июле 1953 года. Для нас, студентов РГУ организовали экскурсию в Сталинград. И вот мы плывём теплоходом «Маршал Ворошилов» по Дону, Волго-Донскому каналу и Волге, что очень интересно само по себе.

Мой отец на всякий случай снабдил меня письмом к Ивану Петровичу Савченко – своему другу и ближайшему сотруднику военных лет, ставшему директором Сталинградского института инженеров городского хозяйства (Горхоза), воссозданного годом раньше. Так уж случилось, что в воскресенье вечером нас в Сталинграде никто не встретил и, переночевав на жёстких полках речного вокзала, я и глава нашей делегации М. Бабаев отправились разыскивать  Савченко. Тот встретил нас очень приветливо и приютил ростовчан в студенческом общежитии: девушкам предоставили 3 комнаты с 16 койками и тремя матрацами на полу, ребятам – в отдельной комнате матрацы на полу. Всем дали бельё.

Мы гуляли по городу-герою, ещё не залечившему все раны войны. Город сильно растянут вдоль берега Волги: центр, потом балка, пустыри, маленькие домишки, затем опять большие дома. И мы, жители одного из самых разрушенных во время войны городов, прекрасно понимали, что это означает: убрать развалины уже успели, отстроить город – ещё нет. Посетили Мамаев курган, дом Павлова, развалины домов, оставленные как мемориал в память об обороне города. Внимательно изучили экспозиции музея обороны Царицына-Сталинграда. Купались в Волге, ездили на строительство Сталинградской ГЭС, видели Тракторный завод. Осмотрели драматический театр имени Горького – директор театра даже выделил товарища, который водил нас по театру.

25 августа 1954 г. Мой последний визит в Сталинград – из лагеря Прудбой. Мне доверили отвезти университетское имущество в воинскую часть для отправки его теплоходом в Ростов. Наутро я выбрался в город – надо было запастись едой  на дорогу. Это оказалось непросто: в магазинах хоть шаром покати, за хлебом длинные очереди. Употребив всё время на поиски съестного, я так и остался ни с чем. Хотел пообедать в столовой, но одна оказалась закрытой, другая – переполненной, а на поиски третьей времени не осталось. Держался за счёт нескольких пирожков, мороженого, которым Сталинград оказался завален, и воды. На дорогу купил десяток пирожков и килограмм помидоров на рынке. Выкупался в Волге вблизи пристани. И вот пароход «Владимир Маяковский» везёт нас домой. Жизнь ещё только начиналась…

Такой вот рассказ о том, как реально аукнулась Сталинградская битва на начале моей жизни. А сколько судеб завершилось не столь благополучно! Когда люди забывают об уроках истории, они начинают повторяться, как сегодня на Украине. Я отдал 13 молодых и самых активных лет своей жизни Рубежному – городу химиков на Луганщине, о котором сейчас пишут: город-призрак, город-герой. Никто не сможет меня убедить в том, что агрессоры – русскоязычные люди, создавшие этот край, а теперь вынужденные прятаться в подвалах от артобстрелов со стороны укронацистов, и Россия, пришедшая им на помощь. Но не потомки Степана Бандеры, присягнувшего на верность Гитлеру, а теперь объявленного «героем Украины». Потомки тех, кто во время Великой Отечественной войны приходил на Украину вместе с оккупантами и сотнями тысяч уничтожал евреев, поляков, русских. Те, кто ныне целенаправленно бьёт артиллерией по кварталам, где живут люди, родным языком которых является запрещённый властями русский язык.