Жертва. Часть II

«КЕЛЬТСКОЕ ДЕЛО».
ОТЧЁТ НОМЕР: 13-2-7-17-1908.

План побега теперь упорядочен.
Каждый из нас четверых был готов для отведённой ему роли: Сесар и я — сила, ум и смекалка, Уолтер — хитрость и уловка, бедняга Ноа — наживка и наша надежда.

Я охарактеризовал его драмой в три действия.

Акт I. Тревога
— Прежде, чем мы приступим… — сказал я. — Ноа, что ты увидел там, на дне шахты?

Галисиец и англичанин обернулись ко мне, к нему.
Ноа приподнялся и посмотрел сквозь меня. Лицо его состарилось, в глазах пробежали дрожь и смятение.

— Иную жизнь… — выдал тот, протянув по-французски «р». Он осадил каждого своим усталым взглядом и отвернул его к танцующим у стены теням. — Эта тьма была живой, она окружила и поглотила меня… по кусочку. Словно дикий зверь, заражая моё тело и мой мозг бешенством. И я… сам стал этой тьмой, безвольно наблюдая лишь мрак и бездну внутри себя…

Силуэты на стене стали приобретать зловещие очертания. Они оживляли чёрным на жёлто-красном каждое вытекающее слово. А мы внимали его рассказу:
— Это древнее зло, пока ещё спящее в глубинах недр. Оно пробуждается, и оно жестоко накажет каждого, кто решит нарушить его покой! Как наказало меня, заточив внутри своего же разума…

Ноа вонзил свой взгляд в испанца, полный психоза и страха. Продолжил:
— Пока этот кошмар не закончился, спустя столько времени, что я забыл даже лицо своей матери. Но… тот сырой запах всё ещё преследует меня сквозь грёзы. Тот сумрак поселился где-то внутри меня, чтобы однажды выбраться наружу; а я оказался снова взаперти, уже физически, здесь.

Тени рассеялись, правда лишь на мгновение.

— Ногу, что ампутировали мне, мистер Уилфред, — перевёл он взор, — она была уже не моя: чёрная и пропитанная сыростью — из того, другого мира! И она будто тянула меня обратно! А теперь, похоже, я свободен… Я победил.

На лице Ноа блеснула улыбка. Улыбка безумца.
Тени окончательно слились с кирпичной краснотой.

— Эм! Мы сделаем всё, чтобы сделать тебя по-настоящему свободным, хермано! — Откликнулся Сесар.

Мы с Уолтом поддакнули и он от себя добавил:
— У нас это обязательно получится, сынок!

А я сказал, что рад был освободить его от этой ноши, тяготившей его. Он снова улыбнулся и поблагодарил, но уже не стал прежним. Никто не стал.

Сесар и я сняли и выгнули старые медные подсвечники и заточили их. Стекло пустой керосиновой лампы мы разбили и разделили на четыре равные части.

Теперь мы дикие, опасные и свирепые. Мы были готовы устроить настоящее буйство.

Светильник начинал затухать, и каждая последняя капля керосина, то и дело, приближала нас к спасению.

Я пропитал плащ мистера Эдварда чистой горючкой и ещё наполнил три деревянные чаши для «них».

Мы зажгли свечи. Блеск лампы померк.

Ноа, словно укушенный бешеным зверем, вскричал так, что должен был пробудить даже их мёртвых Богов.

Сесар закричал сначала на галисийском, затем на испанском всё ту же фразу, что сама Смерть пришла за мальчиком, унеся даже последние мерцание света.

Ноа вновь издал истошный вопль. Тогда я подумал, что тьма, о которой он рассказывал, вернулась за ним. Бедный мальчик.

За массивной деревянной дверью послышались шаги трёх пар ног и звон ключей.

Испанец из угла снова взмолил их. Уолтер молчал в другом углу.
Дверь распахнулась.

Акт II. Буйство
Передо мной стояли люди, освещаемые из-за спины светом живого огня. Три фигуры, они были облачены в золотые мантии. Кожа их была мёртво-серая, как пещерный камень, и такая же твёрдая. В руках у них блестели изогнутые лезвия ритуальных кинжалов, ключи, лампа и яркий, пожирающий воздух, факел.

«Гори»

Огонь свечей задымил приятным прополисом. Но даже он не смог перебить запах палёной плоти, пузырящейся от пылающего керосина.

Все трое издали ужасающий рёв предсмертной агонии. Их глаза пищали и лопались, но они продолжали наступать на нас: двое на меня и один на Уолтера.

Сесар сбил с ног одного и, сквозь обжигающий огонь, полоснул ему по горлу осколком стекла — бесполезно. И тогда он всадил медный обломок прямиком в его опустевшую глазницу.

Второго, самого низкорослого, я свернул керосиновой одеждой. Сначала тот задымился, а потом заполыхал с новой силой. Одним пинком я вытолкнул человека-факел к левому углу у входа. Его лампа блеснула из рук, и стены, колонну, и самого жреца охватил ещё больший сгусток жидкого пламени.

Уолтер уже стоял у лестницы из подвала, вглядываясь в пронизывающий щели свет, в то время, как третий вдоль стены, наощупь, приближался к алтарям. Его веки были расплавлены, а глаза выжжены очищенным керосином. Его изуродованный рот выдавливал рыдающие вопли, пока Сесар не вогнал в обгорелое ухо изогнутое лезвие кинжала… Его охватило бешенство.

«Свобода»

Я выкрикнул имя француза, но никак не мог его разглядеть. Полыхающий в углу матрас источал едкий дым палёных тканей и перьев. Он стал быстро заполнять помещение.

Пока испанец безуспешно пытался погасить пожар другим матрасом, я отыскал неподвижное тело Ноа. Его нога кровоточила чёрной жижей, стекающей сквозь щели в полу к самой преисподней. На его лице застыла смерть… и уже давно.

— Может быть, теперь ты действительно свободен?! — Спросил я пустую оболочку, соединив оба века его неподвижного глаза.

Сесар, укрывая лицо тканью своего жилета, вырос рядом со мной. Кожа его рук покрылась водянистыми волдырями, которые он старательно не замечал. Перед ним выпрямилось вдоль бездыханное тело.

— О падре! — Лишь вырвалось у него. В другой исход он тоже не верил…

Время застыло.

Клубы дыма начало тянуть из подвала наверх, куда Уолтер отворил проход. Спустя какое-то время, он нарисовался рядом с нами. Глазницы его истекали серой слизью.

— Боже… — с сожалением тот произнёс.

И после нескольких секунд молчания прибавил:
— Счастливый малый. Он ушёл с чистым сердцем, поверьте мне, — после чего, Уолт вытянул жёлтый бумажный свёрток из верхнего левого кармана комбинезона мертвеца. И аккуратно вложил клочок за пазуху пиджака.
— Это…
— Письмо его отцу, — предугадал Уолт и достал из того же кармана закоптевшие ключи и растворился в дыму.
— Си. Имос! Джек… нужно выбираться! — Оклемался второй и пропал.

Жижа прекратила сочиться. Тело Ноа полностью высохло. Посеревшие губы застыли в последней улыбке.

Ядовитый дым выжал всё до последней капли из моих глаз. А коже, кажется, потребуется ещё с десяток лет для этого.

Я направился к выходу из подвала, где Уолтер уже копошился с ключами.

Два щелчка, и плотное облако вырвалось на нулевой уровень сооружения и дальше. Бесконечный зал с раздвижными дверьми, подъёмом по винтовой лестнице на верхний этаж и тремя выходами к центру овального поместья, расположенному прямо над темницей — всё заполонило дымкой.

И больше никого…

Акт III. Паралич
На одной из стен зиял архитектурный план, вид сверху. Там были изображены овальные лабиринты стен из резных менгиров, каменных кругов и хэнджей, в центре всех располагался сам особняк с небольшим овалом в его середине. Лабиринт окружили двенадцать сарсеновых мегалитов около пяти ярдов в высоту и полтора в ширину каждый.

— Это всё — жертвенник… — произнёс с опаской Уолтер.

И он был прав.
Всюду в склянках стояли человеческие трофеи, висели ужасающие рогатые маски и возвышались изваяния неизвестных Богов — мог ли кто знать, что здесь творится?!

— Но кому?! — Спросил я сам себя.

И увидел тогда почерневший взгляд Сесара. В его глазах уже прослеживался ответ. Он обратил взор к самому центру строений.

Во внутреннем дворе был возложен монолит малахитового цвета: три с половиной ярда длиной и около пяти тонн весом — ещё не потерявший свежий обожжённый окрас.

Свет дневного Солнца ослепил нас.

Над алтарным камнем навис янтарный пирамидальный обелиск неизвестной породы, окраплённый кровью. Его жёлтый наконечник буквально расщепил солнечные лучи на тысячи золотых нитей, окутывших всё вокруг.

Камень всё ещё источал жар прошлого ритуала.

Через очищенную золу, снизу, проступал спиральный контррельеф, подобный вихрю или раковине моллюска. Он притягивал или разбрасывал сотни точек, напоминающие ночное звёздное небо, но абсолютно не похожее на последнее, что мы видели своими глазами.

Несколько десятков секунд вблизи этой глыбы оказалось достаточно, чтобы увиденное глубоко отложилось в моей памяти.

На лицевой стороне был вырезан барельеф рогатого человекоподобного божества с серпом в правой и колесом в левой руке. За теменем его всходила золотая крона из красных языков пламени жёлтой звезды. Взгляд идола вселял хтонический ужас; его шёпот в голове сводил с ума.

Манящий янтарь приковал наши взгляды.

Древние кельтские письмена, выточенные на второй плоскости, взывали возложить тела в объятия пламени.

Слова твердили, что:
«…лишь подношение крови первого смогут насытить древнего Круйнна, утолив его голод. Дать рассвет звёздной выси и твёрдости земле под ногами, восполнив бескрайнее море и тела новой жизнью…»

Не в силах оторваться, я перекинулся к следующей грани. Высеченный рельеф последней стороны замыкал повествование:
«…иначе обрушится небо со множеством звёзд на главы, разверзнув бескрайнюю пропасть, и покроет пустоту глубокрайним многорыбным морем, переродит жизнь, завершив сей цикл, начиная новый, и завершив его снова, и завершив его снова, и завершив его снова…» — толковали слова, начертанные в центре, затем бесконечно зацикленные по лимбу внутри другого барельефа… Огромного янтарного змея, поедающего самого себя.

«Уроборос»

Тень облака скрыла нас, но внутренний свет камня продолжал источать тепло; он пленил.

Казалось, словно вокруг золотой глыбы и был построен весь этот ужасающий комплекс, ещё многие тысячи лет назад.

— Круйнн…

Наши взоры окружили испанца.

— Кромм… Круах, — с невиданной раньше тревогой произнёс он и попятился к другому выходу. Оттуда тянулись чёрно-угольные следы, которые уходили наружу, за внешний овал.

«Кромм Круах»

В мыслях замкнулся круг языческих богов:
«Сатурн, Кронос, Баал-Хаммон, Яхве, Ба'ал, Хадад, Кумарбе… культ Молоха»

— Пожиратели тел. — Ужас и страх засели внутри. И ни у меня одного.

Солнце вновь ослепило нас. Блики разбежались искрами солнечных птиц по поверхности внутреннего двора.

Сесар стал сам не свой. Казалось, он потерял рассудок, заглянув вглубь обелиска. Точно увидел что-то там, внутри…

— Им… Ему нужен я! — Безнадёжно произнёс он.

И отступал, готовый сейчас же сорваться со всех ног, но боявшийся отвернуть свои застывшие глаза.

Уолтер что-то начал говорить ему по-испански. Лишь бегло я сумел понять, что речь шла о правде, о лжи и предначертанной судьбе. Вероятно, как и я, Уолт счёл увиденное шокирующим заблуждением.

Сесар стал менее напряжённым.

— Не стоит так опасаться куска камня, давайте… — мне не дали закончить.

— Нортеамерикано, ты не понимаешь. Он здесь. Эс эль дестино. — Смиренно произнёс галисиец. В глазах его поселился мнимый покой. — Нам не выбраться.

Я не понимал.

— Будьте реалистами. Мы уже на свободе! След, что под ногами… — не терял я попытки и надежды, о которой они столько твердили.

— Ведёт к могилам, — завершил Сесар, — Ла-Коруньи, Испании… и всего мира.

Больше мы с ним не виделись.

Я сказал, что не доверю свою судьбу надписям на обелиске. Я сбежал.

Вдоль чёрной полосы, обратно в кольцевое сооружение. Мимо кровавых деревянных лиц, под бронзовыми и каменными взглядами уродливых изваяний.

Боль разразилась в висках. Я остановился.

Я остановился.

                Я остановился.

Перед собой я увидел древнее изображение на куске плиты.

«Петроглиф»

Там был изображён серый человек, собранный из разных частей, словно из деталей других людей. Тот человек взмывал чьи-то белые руки вверх. За его головой сиял венец из протуберанцев красного Солнца, готового вот-вот переродить себя. А под чёрными ногами его разверзлась сама Луна, из скорлупы которой истекала чёрная кровь. Кровь была везде. И лишь золотой луч, замкнувший существо внутри круга, отделял его от источающейся тьмы.

«Бессмыслица» — подумал я.

Ожившая боль в висках заставила вибрировать всё снаружи.

Превозмогая муки, я взглядом следил за чёрной линией под ногами. Она практически втекала сама в себя. Я снова оказался у спуска в подвал. Дверь была заперта. За ней было нечто… Я почувствовал, как оно наблюдало за мной через мелкие щели, проглатывая сочащийся внутрь воздух. Отступило.

Из ниоткуда возник Уолтер. Он подхватил меня, и, через несколько шагов, мы оказались снаружи.

Стены здания были изрезаны клинописью и барельефами. В ступни моих ног впилась каменная брусчатка.

— Уолтер, что Вы ему сказали? Где Сесар? — спросил я.
— Что скоро всё закончится, Джек. — Всё, что он ответил спокойным аристократическим тоном.

И правда, сводящая с ума мигрень отступала.

Уолт посадил меня в кусты у выхода. Он указал пальцем на следующую стену, лабиринта, а сам попятился назад. Он кого-то увидел и, склонив голову, отступил обратно во внутрь. За ним вошли пятеро в серых шерстяных пиджаках и двое золотых.

Из всех сил я бросился к лабиринту. Согласно плану, длинный круг до второго поворота, налево, три пролёта, направо и налево, к следующему лабиринту из камней. Серые и белые стены его рассказывали о происхождении богов, людей и о происхождении жизни.

Большая вспышка, источившая круги элементов, родившая «первых», странствующих на беспредельные расстояния. Они сталкивались и зарождали новые вспышки, продолжаясь и множась. Миллиарды лет, чтобы оказаться здесь, чтобы вывести новую жизнь для продолжения прежней. Чтобы породить новую вспышку, и так до бесконечности, покуда не увядает память о «них».

Большая часть пути была пройдена. Лабиринт сплошных стен оказался позади, а впереди круги и ров, словно образованные взрывом от падения той породы с небес. Из земли всходили валуны, за ними взложенные друг на друга мегалиты, за ними… свобода.

Я выдохся, мои ноги были стёрты в мясо и кровь. И всё же, я нашёл силы преодолеть ямы и круги камней, авеню через ворота хэнджей и мимо пятиметрового кургана. Передо мной вырос мёртвый серебряный колосс, один из тех двенадцати. И моё тело само рухнуло прямо позади него.

Ещё чуть-чуть и сознание покинет меня.

Что-то впилось в ногу, и начало неприятно колоть изнутри кармана брюк. Я нащупал осколок стекла от лампы, а ещё там лежала металлическая крышка из-под пива и жёлтый бумажный свёрток.

Да, в тот миг я бы отдал всё за глоток Эстрелла Галисия или родного Бадвайзера. Такой жары не было со мной даже при битве за перевал Тирад в 1899-ом. Тогда я потерял большее: гораздо больше крови, всю оставшуюся веру и ещё двух своих товарищей…

Когда я пришёл в себя, позади меня было лишь бескрайнее море, пели чайки и рядом плескала купальня, в которой игрались деревенские дети.

Это оказалось то же местечко, Бео.

Всё казалось страшным кошмаром.

Минувшим кошмаром.



Приобщено к отчётам номер: 11-1-3-15-1906, 11-2-3-31-1906, 11-3-4-05-1906.
Дело: «Из бездны Куррьера».

Заметка от 08-01-1908.

В письме, которое получило семейство Ламбер, последнее волеизъявление Ноа Ламбера: «Исключить моё имя из списка погибших при шахте Куррьер. Помнить меня и ждать моего возвращения.» (переведено с французского)


Приобщено к отчёту номер: 19-1-4 — 22—1912.
Дело: «Смерть Титана».

Заметка от 07-03-1913.

Кораблекрушение могло быть спланировано.
Подозрение в сговоре с целью обеспечения «кровью первых». Недоказуемо.
Подозреваемый: Уолтер Алан Уильям — нахождение неизвестно.
Последний контакт: допрос по делу о крушении («бежал с корабля, когда на нём ещё были женщины и дети»). Оправдан. Отстранён от поста президента Международной торговой палаты и председателя правления пароходной компании.



by Mat Killerwhale