Заботливые родители

      Как и все дети, Алёнка и Иринка болели простудами, которые незнамо откуда сваливались на их горюшко. Сладких лекарств в ту пору не было, а был горький, как хина пенициллин и как цепные собаки злющие горчичники. Эти коварные бумажки сначала приятно ложились на спины тёпленькими блинчиками и так ласково начинали греть, что нагоняли сладкую дрёму. Через минуты три, однако, то в одном месте спины, то в другом начиналось колкое покусывание. Если хорошенько пошевелиться, покусывание немного стихало. Но рядом, между делом, мать штопала носки и, бдительно придавливая рукой то Алёнку, то Иринку, повелевала:
- Лежи тихо! 
      Дочери с горчичками были накрыты махровыми полотенцами, подушками и одеялами. Эта душная тепловая гора добавляла напряжения. А покусывание через мгновение усиливалось ещё больше и вскоре переходило в ощутимое припекание.
- Аяяй! – почти одновременно начинали хныкать дочери, простужено швыркая и кашляя. Но мать смотрела на наручные позолоченные часики и беспощадно говорила:
- Лежите, лежите! Ещё минутки три надо погреться.
      «Погреться» мягко было сказано, когда на спине вскоре начинал полыхать такой пожар, что дочери извивались змеями, дрыгались и суматошно вопили на весь дом! Минутки через три тепловая гора снималась, и уже на один процент наступало облегчение. А когда совсем снимались и горчичники, а спины протирались тёплой мокрой марлечкой и мазались душистым вазелином, даже становилось весело. Слёзы вытирались кулачками, а рты растягивала улыбочка облегчения. Мамка быстро одевала дочерей в тёплые фланелевые рубашки и штанишки, на ноги надевались хлопчатобумажные носки, а на них носки шерстяные с сухой горчицей внутри. Затем Алёнку и Иринку крест-накрест перевязывали шерстяными платками и подносили чайную ложечку лекарства.
- Открывай ротик, - ласково просил папа Алёнку.
- Мм!.. – мигом крепко зажимался её ротик.
- Открывай ротик и не вздумай капризничать, а то сейчас же придёт дед Бабай и заберёт тебя в мешок! – объявляла мать, держа лекарство перед носом упорствующей дочери, и стращала: - Бабай ещё палкой отлупит!
      Алёнка смотрела на неё исподлобья и открывать рот и не думала. Страха перед горькущим глотком лекарства не мог пересилить никакой дед Бабай! Тогда Маша беспощадно командовала мужу:
- Сеня, бери её на руки и зажимай покрепче! 
      Весёлое настроение враз портилось! Почти дерущимся, визжащим чадам приходилось вливать лекарство в самую глотку, да ещё и зажимать не только их самих, но и их носы, чтобы спасительный глоток проглотился, а не выплюнулся прочь! После такого лечения с дракой, девчонки становились мокрые, как мыши и долго ревели, не в силах успокоиться.
- Бедненькие, - даже жалел их Генка, с интересом наблюдая за лечением с лежанки печи.
      В отличие от них лекарства он всегда пил спокойно. А Люда вообще с удовольствием бутылками пила тот же противный рыбий жир, который, якобы, обязательно надо было пить для ума по целой десертной ложке. И Генка тоже его пил без вредностей. В Алёнку же и Иринку рыбьи витамины не лезли никак! Но глотнув лютого пенициллина, они готовы были выпить по целой столовой ложке рыбьего жира! 
      Отец брал ревущих дочерей на руки и долго носил их, тихо шагая по комнатам дома и мурлыкая им песенку. Наконец они успокаивались и почти засыпали, и он укладывал их в постель к матери. Это были самые счастливые минуты после всех экзекуций лечения! Прилепившись к маме котятами, Алёнка и Иринка совсем засыпали под её тихие баюшки и мягкое похлопывание рукой по прогретым горчичниками бокам. Грело их и пуховое лёгкое одеяло, и мягкие пуховые подушки, какие были и у Генки с Людой. Всё это сделали заботливые руки бабушки Анны.
      А ночью губы матери бдительно касались лбов хныкающих дочерей, и высокая температура сгонялась обтиранием лёгкого раствора уксуса лба, груди, ладошек и пяточек и проглоченной раздавленной половинкой аспирина. Кусочек же горького демидрола до самого утра мигом нагонял утерянный сон.
      Очень тяжело было и болеть, и лечиться, но с таким верным лечением и заботливыми родителями Алёнка и Иринка выздоравливали быстро и никогда не лежали в больницах. Семён и Маша были поистине заботливыми родителями. Их дети все четверо всегда ходили сытые и досмотренные. Выросший в большой семье Семён предельно внимательно следил за тем, чтобы его дети имели всё. Порой они с женой отказывали себе в одежде или в обуви, обеспечивая этим сначала их. Потом обязательно покупали себе обновы, чтобы выглядеть самодостаточной семьёй. На это некоторые завистники даже бросали им в спину:
- Ишь, вырядились при своей-то куче ребятни…
- Да уж. И дети у них всегда нарядные, как бабочки ходят, и сами они букетами цветут.
- Ага, футы-нуты. Даже в будни на улицу выползают нарядными. Говорят, что Семён за жену работу по дому делает.
      К своей великой досаде сплетники попадали «в яблочко». Ведь, когда Маше было некогда, Семён не чурался женской работы и брался даже за иголку. С такой заботой у Люды хранились носовые платочки, на которых он заботливо вышил буковку «Л.» с точкой, чтобы в школе дочка не потеряла платочек.
      Когда же в доме появлялись яблоки – ароматные, зелёные, небольшие, Семён мыл их, усаживал за стол Алёнку с Иринкой и перочинным ножичком аккуратной стружечкой счищал с фрукта кожуру. Стружечку сейчас же съедал подбежавший Генка и вдобавок получал целое яблоко. Такое же яблоко ждало из школы и Люду. А Алёнке и Иринке доставались нежно-жёлтенькие очищенные дольки без серединки. Они ели их и завидовали сестре и брату, мечтая съесть по такой же зелёной стружечке и по целому неочищенному яблоку.
      Такие же мечты были и о холодной кружке обыкновенной воды, вместо которой мать всегда поила их молоком. Это кипячёное молоко с крепенькой пенкой поверху сидело в большой эмалированной, белой кружке на припечке и словно ждало, когда Алёнка или Иринка попросят пить. Как и любое питьё его давали им тёпленьким, чтобы, не дай Бог, не застудились горлышки! Алёнке и Иринке так и казалось, что коровий продукт никогда не кончается в этой кружке. Сколько они не пили его большими глотками, молоко снова появлялось в ней на припёке. Отец покупал его ежедневно пятилитровым бидоном для того, чтобы у детей было крепкое здоровье.
      Если же Алёнку с Иринкой поили чаем, то отец долго звенел в их стаканах чайной ложкой, дул на чай, а потом ещё переливал его из стакана в стакан, снова дуя на льющуюся струйку. Чай быстро становился тёплым и уже спокойно выпивался с каким-нибудь бутербродом, пирожком или оладушком. А мать всегда дула в тарелку с кашами, супами или пюре, мешая их ложкой. Потом пробовала еду сама и, убедившись, что дочери не обожгутся, толкала им по ложке в открытые рты. И не дай Бог, карапузам померещится что-нибудь горячим, им тут же говорили:
- Открой ротик! – и старательно дули в рот, дабы остудить в нём пищу.
      Так и росли Алёнка и Иринка, как птенцы в гнезде возле заботливых родителей.

продолжение следует..................