Шумел ковыль

Виктор Матюк

Шумел ковыль

Шумел пожухлый степной ковыль, клубами вилась пыль вдоль проезжей дороги,
В памяти возникла старинная быль про заброшенный стародавний монастырь,
Состарившийся хмырь решил проявить невиданную прыть, присел в полынь,
Положил наземь свой костыль и при свете ущербной Луны снял с себя штаны,
Необычной ширины, но они были коротки! Под ними шерстяные колготки,
Над седой головой кружились орлы, они падали с высоты наподобие стрелы,
Стон натянутой тетивы исходил даже от прошлогодней травы,
По ней когда-то ходили волхвы, о своих закланьях позабыв,
Старый хрыч взгляд метнул на открывшийся взору глубокий обрыв,
Из полевой травы во время зимы он вырвал пучок,
Сплёл из них венок, расшнуровал ботинки,
Видимо, хмырь готовился  к поединку!
 В тех широких, но коротких штанах
Он проверял всякий раз в глубоких карманах огромный бронзовый крест,
Он нёс его  для устрашения зла даже в те лихие года, когда здесь была тишина!
Удар проснувшихся страстей мгновенно исчез из грешной души двух людей,
Стоявших в десяти шагах от ветхозаветного старика, он стремился уйти от греха.
Его сопровождала монастырская братва, без неё – никуда, а ему толпа не нужна!
Припухшие уста надувались, как кузнечные меха, они тихо издавали: «Хи-хи-ха-ха»,
Под ногами скрипела опавшая с деревьев листва, со старика вот-вот долу посыплется труха,
В умных глазах присутствовала пустота, небось, она в грешную душу однажды вошла
Раз и навсегда! Долу капнула хрустальная слеза, душу заела тоска, пришла беда – отворяй ворота!
Пусть она ищет виновника греха, вмиг тот самый кто-то позвал старика из глубокой ямы!
Он этот голос однажды слышал в монастырском храме, тот голос пел акафист,
Слегка шепелявый голос издавал странный им не природный свист!
Судьбы каприз решил преподнести состарившемуся мужику сюрприз,
Это фарфоровый сервиз  ручной работы, на нём изображён сфинкс
У основания пирамиды, и на картины портрет богини Изиды,
Богиня лечения и материнства, её братья гор и Осирис
В следующей жизни по-иному своё прошлое осмыслят,
А вот она никогда не была хранительницей семейного очага!
Её глаза привлекал только блеск золота и серебра,
Она в общении строга, мистику видела издалека,
Не делала ни шага впопыхах, на деле и на словах,
Презрев страх, с открытым забралом шла на врага!
Качались тени трепетных ветвей,
Вдруг удар проснувшихся страстей,
Затронул плоть и душу, он сеет семя любви и тут же рушит,
Душа может ярким светом озариться, задуманное стремглав в явь воплотиться,
И душа перевоплотится и сразу удалится, бог весть куда,
На небе стремглав погаснет твоя путеводная звезда и что тогда?
Ты будешь выглядеть, как ханжа, вставший босиком на лезвие ножа,
С тебя долу посыплется труха, отступая, тьма ночная засыпая,
Тут же соизмеряет каждое решение твоё, а рядом летает вороньё!
Познав немало обид, ты удалишься в дальний скит,
Пролечишь свой простатит, если он тебя обременит,
Не будешь умирать от тоски, одиночество тебе сулит
Безгреховную будничную жизнь, ведь её весь смысл
Заставляет бездуховную мысль резко взметнуться ввысь
Из дна глубокой  помойной ямы в миг тот самый,
Когда тебя уже похоронила людская молва!
С горем не поспоришь, совесть, и честь долу уронишь,
А потом небрежно проворчишь, что у тебя ни мощи, ни сил
Для одинокого бобыля, возомнившего из себя всесильного царя!
Дрогнула его рука, горькая слеза слегка дрожит на одной щеке,
Нательный крест зажат в противоположной руке, ему нечего терять,
Япона мать, сколько бог будет с ним возиться,
Его место – тёмная и сырая темница!
Треснувшая красная черепица
Зрит на старика, как загнанная за флажки волчица,
Их вереница, за ним не укрыться, можно с толку сбиться,
Стоит только раз оступиться, как из твоих рук вылетит жар-птица!
Я же тоже едва жива, еле ноги волоку, весь изнемог из-за обилия боли и тревог,
Не вижу ни святой воды, ни корки чёрствого хлеба, земля, как железо, а небо, как камень,
Вот-вот из искры возродится пламень, мыслям тесно в голове, она устала рассуждать трезво!
В душе, как в горниле  тает мощь, ослабевают силы, седина всю плоть волосами покрыла,
Сердце превратилось в железобетон, разрушать его бесполезно, но сердце помощи ждало извне,
Ангелы мелькнули в вышине, память забыла о постоянной грызне завидущих особ,
Правда, сказанная прямо и в лоб, стремглав наткнулась на огромный амбарный замок!
Мне бы, как и тому старику, что двумя руками ухватился за авторскую строку,
И тащит её подобно ишаку или неудачному двойнику по растаявшему снегу,
Но досужая мысль начеку, у неё жизнь невмоготу. ОНА С НЕПОДВИЖНЫМ ВЗГЛЯДОМ,
ХОЛОДНЫМ, КАК СЕРЫЙ МРАМОР, БОРЕТСЯ С КРОМЕШНОЙ ТЕМНОТОЙ, ПРЕДВЕСТНИЦЕЙ АДА,
ПРЕДАВШИСЬ ГНЕВУ, ПРИСЛОНЯЕТСЯ К  ОГРОМНОМУ СТОЛЕТНЕМУ ДРЕВУ, ДАБЫ НЕ УПАСТЬ,
И ЗАЖИВО НЕ ПРОПАСТЬ, У КОГО ВЛАСТЬ, У ТОГО И ВЕРА, ЕСТЬ ТОМУ МНОЖЕСТВО ПРИМЕРОВ!
БРЕДИТ НОЧЬ, ОНА ТОЧЬ-В-ТОЧЬ, КАК ГОРСТИ СОЛЬ, БРОШЕННАЯ НА НЕМОЩНУЮ ГРУДЬ,
ТАМ РАНА СОЧИТСЯ ТРИ НЕДЕЛИ, ОНИ ПРОЛЕТЕЛИ, КАК ЖАЛКОЕ МГНОВЕНИЕ,
ЛОПНУЛО ТЕРПЕНИЕ, И ТЫ ВО ВРЕМЯ СНА ПРОВАЛИЛСЯ В ЖАЛКОЕ ПОДЗЕМЕЛЬЕ,
ТАМ ТЕБЯ ПРИШЛЫЕ ЛЮДИ ОТПАИВАЛИ ЖИВОТВОРЯЩИМ ЗЕЛЬЕМ, В ГОЛОВЕ - ЗАТМЕНИЕ,
ТЫ ЖДЁШЬ ОТ БОГА ПРОЩЕНИЯ, НО ПО ВОЛЕ НЕБЕСНОГО ЦАРЯ НА ТЕБЯ ИСХОДИТ  СТЫНЬ,
ЕЁ СМЕНЯЕТ ЖАРА! ДУШЕ НЕ ХВАТАЕТ ТЕПЛА, ВДРУГ СУДЬБА БЕРЁТ ПИСЦА ЗА ОГРОМНЫЕ РОГА
И ПЫТАЕТСЯ ТАЩИТЬ ЕГО, БУДТО БЕГЕМОТА ИЗ ГЛУБОКОГО БОЛОТА!
ЕГО ПОДНЯЛИ В ГОРУ, ПОДВЕЛИ К КОСТРУ, И ОН ВСПОМНИЛ ПРОПОВЕДЬ ОДНУ
В СОСНОВОМ БОРУ, НА БЕРЕГУ ПОЛНОВОДНОЙ РЕКИ  МЕСТНЫЕ МУЖИКИ
О ЧЁМ-ТО ТОЛКОВАЛИ  МЕЖ СОБОЙ, ЗАПАХ ХМЕЛЬНОЙ НЕ ПРОШЁЛ СТОРОНОЙ!
КТО-ТО ДАВНО ВПАЛ В ОЧЕРЕДНОЙ ЗАПОЙ, У КОГО-ТО НЕ ДОПОЙ,
КОГО-ТО ЖЕНА ЗОВЁТ ДОМОЙ, И ТОЛЬКО МЕСЯЦ МОЛОДОЙ
СТОИТ НАД ГРЕШНОЙ ДУШОЙ, ПЫТАЯСЬ ЕЙ ЧЕМ-ТО ПОМОЧЬ,
ВСЕ НЕМОЩИ СВОИ ПРЕВОЗМОЧЬ!  НАХОДЯСЬ НА ТРАВЕ ГУСТОЙ
СУМРАК НОЧНОЙ БЫЛ ЗАНЯТ НЕГЛАСНОЙ БОРЬБОЙ МЕЖДУ РОКОМ И СУДЬБОЙ!
ОН ПОЗНАЛ МУЧЕНЬЕ, КОГДА ПОПАЛ В ЗАТОЧЕНЬЕ, МЫСЛЬ УЛЕТЕЛА ДАЛЕКО
ЧЕРЕЗ ОТКРЫТОЕ НАСТЕЖЬ ОКНО, ПОСЛЕ ПОЛЁТА, ВЗДОХНУЛА ГЛУБОКО,
ЕЙ ЖИТЬ ТЯЖЕЛО, ПРЕХОДЯЩЕ ВСЁ, ЧТО НА ТВОЕЙ НИВЕ ВЗРАЩЕНО!
Только тот, кто непослушен, будет злоедушен, не исчезнет в его сердце вражда,
Коль она туда пришла, то раз и навсегда! Не без особого труда путеводная звезда
Попыталась осознать, почему наша жизнь так трудна и ужасно коротка?
Всё из-за бардака, царящего везде, его можно увидеть наедине
На безлюдной тропе, там всё тяжким трудом взращено,
Там же темно, хотя мухи ночью не кусают,
Они в неведении пребывают
Битый час, и вот Парнас
Решил обрадовать нас!
Всему – своё время!
Всему – свой час!
Восхваляя страсть в каждой встрече,  сын человечий
На склоне лет решил вспомнить о полученных увечьях
В пылу любовных интриг, он едва ли не погиб на поле брани,
Его грядущее в тумане, хотя он сдал вступительный экзамен
В ВУЗ, возникшая интрига из-за навязчивых чувств, навеяла тоску и грусть!
«Я об этом до самой смерти не забуду!» - орёт дедусь, он – не подхалим, но не трус,
Он повидал Чукотку, Камчатку и Сахалин, собирал бабки для приличного жилья,
Но его стезя однажды прошла мимо православного монастыря, он тогда ушёл в бега,
Монашествующая братва дала ему приют,  вокруг жуть и смрад, им никто не рад,
Гнус и мошкара не дают уснуть до утра даже у полыхающего костра! Во бля!
Край чужой ему открылся со стороны совсем другой, бывший изгой 
Уехать из тех отрадных мест не смог, голову зарыл в песок,
И стал монахом, чтобы не распроститься с прахом!
Он прожил жизнь в сплошном тумане,
В воровстве и обмане, по уши увяз во лжи,
Весь измазался в грязи! Куда ни посмотри,
Везде одно и то ж, что посеешь, то пожнёшь!
Его все монахи до самой смерти будут злодеем почитать, ему на всех этих грешников плевать,
Старик устал оскорбления в свой адрес считать, из широких брюк торчал разбойничий нож,
Мастер и впрямь был хорош, он делал в лагере отменные ножи, его могилу затопили дожди! 
То холодея, то краснея сидельцы усмехаясь грозились в сторону старого еврея,
Этот старик к плохому обращению толпы не привык, затрясся однажды его кадык,
Насмешник был убит, над его могилой берёзовый крест уже лет пятнадцать стоит!
Ему пришлось уходить в бега, пусть его жизнь остановит вьюга и пурга,
Чем удар солдатского сапога под зад? Дед был когда-то женат,
В его ушах речи любимой женщины до сих пор звучат,
Те благословенные чувства ему не трудно передать
В нескольких словах! Запах губ и женский аромат
До сих пор из бездны мироздания летят,
И даже в темноте ночной, набросив на шею шарф шерстяной,
Мысли о жизни молодой летают всю ночь над седой головой!
Он вспомнит  шаткую кровать, и жаркие объятья,
Вздох  разочарования тут же вырвался из его груди,
Впереди не видно ни зги! Он по миру много скитался,
Житейский каприз кидал его то вкось, то вверх, то книзу,
Он снял с себя золотистую ризу, и перевернул страницу жития,
Вот и жизнь прошла, не затронув до конца ни сердца, ни чела!
Дух незримый и запах ладана неотразимый играет с ним и его крестом,
Небось, бог только шевельнёт своим перстом, и грешник должен биться лбом
В закрытые двери жилища своего, где кроме него, нет никого, всё, что было прошло,
Оно исчезло в сумраке смятенных дней, иногда о нём напоминает старый соловей у ручья,
Где его вся молодость стремглав прошла и вот уже томный взор ищет вершины заснеженных гор,
Там должен обитать Незримый и Всемилостивый Бог,
Он поможет бывшему сидельцу подвести последний итог!
Холодный пот уже добрался от лба до ног, , в его чертог
Уже никогда не войдёт простой, и даже разбитной народ!
В недрах высоких гор спрятаны высокие слова и мысли,
Они, как алмазы в золотые ожерелья облачены, увы, все мы грешны, тот мужик
Давно уже привык идти напрямик, бывшему злодею когда-то судьба богатырское здоровье дала,
Но опосля его всё так же безмолвно забрала! Он дышит едва, хотя мыслит и зрит,
Как ему небо выносит последний вердикт!  Его грех и вправду велик,
Он уже старик, ему не стоит забор городить,  он привык
Мало говорить, большую часть времени он молчит,
Когда же в одном ухе прошлое звенит,
Он прерывает нить былого жития, бог  ему – судья,
Но не я! Коль душа моя грешна , и грехи грудь насквозь прожгли, 
И сразу слёзы ручьями потекли вглубь матушки-земли, не возомни из себя
Славного богатыря, коль биография твоя болью и страданиями была омрачена! 
В повести ужасной отражена суть судьбы несчастной, она выжила в яме нищеты и боли,
Душа жаждала лучшей доли и вот чистом и привольно поле  встретились на развилке пути
Многое повидавшие старики, они привыкли к напраслине, будто ущербной  холодной Луне,
Нависшей над общей стезёй, степь ослепляла их взор первозданной красотой,
Она страдала много, все несчастья от Бога, тоска и тревога о грядущих днях
О себе напоминала всякий раз! Не раз на небосклоне появлялся тот злосчастный час,
Когда надо было убегать и с наскоком преодолевать множество житейских преград!
Месяц  серебристый постепенно гас, а божий глас постоянно прерывал сногсшибательный рассказ
 О тех, кто не исчез в кромешной мгле, а остался верен собственной путеводной звезде!
Месяц молодой спесиво всех собеседников пристальным взглядом обвёл,
Ничего предосудительно в их действиях он не нашёл, их спина не согнулась
Под напором промозглого ветра, трещали ветки огромных дерев,
Но кости людей не трещали, да и они не стонали, жили и болтали о сути бытия,
И только заветная стезя уводили порочные мысли в неведомые им края!   
Не знаю, что дальше с теми людьми будет, быть может, небо о них не забудет,
Отпустит им нераскаянные грехи, а немощные старик не уйдут с своей тропы!
У них уже наступила старости пора, то стынь, то жара,
Нет желания покидать свои временные жилища,
Там есть вода и скоромная пища, как у нищих,
Впереди дорог много, никто не знает, какая лучшая из них?
Судьба бьёт людей простых то в глаз, то под дых,
Мужики бредут своим путём, они оставили монастырь и отчий дом,
Чтобы втроём или вчетвером ощутить на себе все превратности те,
Что до поры до времени прятались в вечной мерзлоте!
Наша душа открывается в глазах,  там непонятный страх,
Идут деды стезёй своей вдоль пригнутых до земли камышей,
Они полночи не шумят, только безмолвно лежат среди снега и воды,
И ждут погоды, закрыв ладонью рты, и не надрывают голос до хрипоты!
В день девятый или восьмой тяжкого пути они увидели жилище перед собой,
Быть может в новом монастыре, а он стол на высокой неприступной горе,
Их души обретут покой, там каждый изгой будет ждать толику добра,
Авось, небеса отдадут их немощным телам толику духовного огня!
Отшумел ковыль, долу опустилась чёрно серая пыль,
Позади тяжкого пути остался  безлюдный пустырь,
Только небесная синь и пожухлая полынь из-за весомых причин
Не лишила нескольких мужчин высокой Любви  к холоду снежных бурь,
Пусть над миром мрачит небесная лазурь, она,
Как балансир между добром и злом,
Мысль та, как полноводна река
Уносит людские крики бог весть куда!
Тот крик землю покидает, и никто загодя не знает,
Когда придёт тот долгожданный момент,
Когда Бог на земле закончит свой эксперимент!

г. Ржищев 
2 февраля 2023г.
11: 30