глава 6

   
    Господи! Только б не сойти с ума. Пишу повесть о вчерашнем дне, но мир и сегодня не изменился. Течёт в том же русле.

     Оба председателя: - один колхозный, другой представитель советской власти, - сели в двуколку. Сидор Прокопьевич натянул вожжи. Хлестнул плетью по воздуху. Крикнул:
    -Пошла-а!
     Лошадь послушно тронулась  с  места.  Следом,  столбом поднялась пыль .Она высоким шлейфом заполонила добрую часть дороги.
    Двуколка, - это лёгкая повозка на двух колёсах с откидным верхом. Она предназначалась для быстрой езды. Многим колхозным руководителям, в том числе и Сидору Прокопьевичу, этот транспорт пришёлся по душе. Трястись на телеге по полю и разбитой дороге, было делом не выгодным. На двуколке можно было развить приличную скорость и за короткий промежуток времени добраться на ней в пункт назначения. Она с легкостью могла обогнать любое деревенское средство передвижения. В том числе и легковой автомобиль. Двуколка снабжалась рессорами. Это позволяло ей с легкостью катить, как по наезженной дороге, так и по пересеченной местности.
     За селом Сидор Прокопьевич свернул с дороги. Направил лошадь  ехать полем. Напрямую было  ехать к месту  назначения на много ближе.
     На извороте дороги, у крайних изб села Орлеан, их  путь пересекла черная «Волга». На заднем сиденье, раскинув руки по сторонам, и задрав к верху голову, в  неприглядной позе, возлежал второй секретарь райкома партии Сердюк Семён Семёныч. Китель на груди был расстёгнут. У его хозяина глаза были закрыты. Он спал.
   -Никак, пьяный, наш второй? - не то спросил, не то   констатировал факт, Николой Шевченко.
   -По виду, да! - ответил ему председатель колхоза, - А так, чинуша - чинушей. На козе не объедешь.
    Смеркалось. Солнце закатилось за горизонт. Но дорогу было ещё видно.
    Двуколка подкатила к деревянному зданию с высоким крыльцом. Это была контора колхоза «Путь к коммунизму», который возглавил  после войны Иван Петренко. Он был не из местных. Принял должность по назначению. Ходил слух, что народ был против данной кандидатуры.
    Петренко был человеком неизвестным. О нём ровным счётом ни кто толком ничего не знал; откуда он, и какого звания. Но районное начальство его рекомендовало, как коммуниста, и знающего своё дело специалиста. Народ пошумел, пошумел, и согласился. Всё ещё были свежи воспоминания, когда на непослушных граждан писали анонимные доносы, и отправляли на долгие годы в трудовые лагеря. 
    На нижней ступени сидел старик с бородой. Курил. У стены стояло ружьё. В окнах горел свет.  За шторами  мелькали тени.
     Сидор Прокопьевич передал вожжи Николаю Шевченко. Покинул двуколку.  Подошёл к старику. Спросил у него:
   -Сторож?
   -Сторож. - ответил старик. Да ещё кивнул головой.
   -А чего охраняешь?
   -Так контору и охраняю.
   -А часом не знаешь, где сейчас находится твой председатель? Хочу вот с ним повидаться,
   -В конторе он этой. Но ты, добрый человек, к нему сейчас не ходи. Не в себе он. Может и пугнуть.
   -С какой такой стати? Я ведь тоже председатель колхоза. Сосед ваш.
   -А ему всё равно, что день, что ночь. Потому как в загуле. И  второй секретарь из райкома с ним был за одно. Со вчерашнего вечера, как приехал на «Волге», - так и гулял. Недавно только уехал. Не выдержал бедный. До мертвых чертей напился. А наш ещё ничего, - стоит на ногах. Не свалишь. И баба с ним.
     В это время дверь конторы распахнулась. На крыльцо шаткой походкой вышел Иван Петренко. Он встал на край крыльца. Широко раздвинул ноги. Одной рукой упёрся в спину сторожа. Его шатало из стороны в сторону. Были  даже такие моменты. что он мог свалиться с крыльца и придавить сторожа Но каким-то чудом он находил равновесие, возвращая тело в вертикальное положение.
    За его  спиной в проёме дверей показалась кудрявая  голова агронома Черных. Следом на крыльцо выбежала  с  обнаженной грудью, и распущенными волосами женщина. Она увидела незнакомых ей людей. Закрыла лицо и грудь руками. В тот же миг вернулась назад в помещение конторы.
    Сидор Прокопьевич попытался поймать взгляд Ивана Приходько. Но это ему не удалось. Сосед его не признал. Он глядел на него в упор, и ничего не видел перед собой. Его глаза ничего не выражали, были бездонными, были мутными, как серое облако.
    У Сидора Прокопьевича  по лицу заходили желваки. Он с досады  плюнул перед собой на землю. Сел обратно в двуколку. Разговора с председателем соседнего колхоза не получилось. На своём веку  он большей мерзости не видел, и ничего подобного не встречал. В его голове просто не укладывалось, что такое ещё может быть. И человек, руководитель колхоза, мог бы  так опуститься до свинского состояния.
   -Ну, что, Сидор Прокопьевич, посмотрели соседу в глаза?
    Председатель колхоза «Рассвет» оставил вопрос  Шевченко без ответа.
    Назад возвращались не спеша. Ехали уже по тракту. Так было ехать надежнее. Надвигалась ночь. Сумрак заполнил степь от края до края. Заблестели первыё звёзды. Луна тонким коромыслом зачерпнула край неба. Лошадь знала дорогу домой. Её не надо было подгонять. Спутники молчали. У каждого на сердце лежал свой камень.
    Сидор Прокопьевич нежданно пришпорил лошадь. Лошадь ускорила бег. Спустя минуту-другую председатель колхоза натянул на себя вожжи. Лошадь пошла прежним шагом.
   -Злишься? - выдохнул Николай.
      -Да не злюсь я. Просто обида сердце рвёт. И душа не  на месте.  Сам, ведь всё видишь, что на русской  земле  происходит.
   -Вижу.
   -И это подтверждает твою догадку, что испортить нам трактор председатель колхоза «Путь к коммунизму» не сам додумался. Ему подсказали. Не просто так, ведь к нему приезжал второй секретарь. И пил с ним всю ночь.
   -Не просто так. Но вот пойди, скажи об этом кому-нибудь, - не поверят,  поставят  к  стенке. Ещё и партбилет отберут.
    Некоторое время ехали молча.
   -Война давно закончилась, - сказал вновь Сидор Прокопьевич, - Жить бы, да жить! А нет, - эхо её до сих пор по  земле ходит.
   -Это, ты к чему, Сидор Прокопьевич?
   -У нас в районе,  весной 1947 года  в собственном  каби- нете застрелился секретарь райкома партии по сельскому хозяйству.  И заметь, прилюдно. Слышал?
   -Не довелось. Я в это время еще не был демобилизован.
   -А я сам видел, как его выносили ногами вперёд из его кабинета. Сидел у него в приёмной с отчётом.
   -Ну, так и что?
   -А то. С каких - то пор, в нашем районе стали появляться высокопоставленные люди со стороны. Они нами руководят. А мы ничего о них не знаем. Возьми, к примеру того же Сердюка. Откуда он? И зачем у нас? Чужой ведь совсем нам человек. Пришлый. Человек без долга. А попробуй ему возразить, напомнить ему о его долге, - сотрет в порошок, не задумается. Но этот ладно, не скрывает своих амбиций. Старается изо всех сил угодить и нашим и вашим. А его предшественник, Дорохов, вообще оказался  не тем, за кого себя выдавал. Оказался предателем, врагом народа. Он в своё время бежал к немцам. Служил у них полицаем. Долгое время не могли раскусить. И как он оказался на партийной работе, да ещё на таком высоком посту, - ни кто не знает. А похоронили, как и положено со всеми почестями. С музыкой. В очередной раз не стали марать партийный мундир. Решили на верху этому делу не давать ходу. Ну, и что, что высокий пост занимал негодяй.  Нет же человека, - так нет и проблем
   -На фронте с такими не цацкались. - сказал Шевченко,- Сразу к стенке ставили.
   -А это вот, оказался живучим. Как-то выкрутился. Ушёл от возмездия.
   -И кто его опознал?
   -Один боевой товарищ, которого настоящий Дорохов вынес на своих руках раненого с поля боя. Приехал на день победы навестить друга. Так вот, пока я дожидался в приёмной своей очереди, этот товарищ сидел впереди меня,  успел мне кое что рассказать о  своей фронтовой жизни.