Золото не пахнет - II

 


II
Где-то к полудню я одолел перевал, дорога оказалась намного длиннее, чем я себе представлял. В душе я благо-дарил судьбу за то, что остался на ночь со стариками в их хижине, меня, если не нагнали бы джондоры, точно съели бы дикие звери этой ночью… О том, что они здесь обитают, и в большом количестве, говорили их следы на сырой земле, клочки шерсти на кустах и свежие экскременты, а также вспаханные кабаньими клыками поляны. Пред моим взором открылось Шугновское ущелье во всей своей красе, я облокотился на кизиловую палку, которую подарил мне старик Саттор, со словами «Пусть она будет тебе в дороге и посохом и оружием!». В дороге я понял, почему старинных путешественников и пилигримов всегда изображают с посохом в руках – на него можно было переносить часть груза тела в пути и чувствовалось присутствие оружия при себе. Можно было отпугивать змей с дороги и отмахиваться от собак, а при случае, и от диких зверей, хотя по моему наблюдению, все дикие звери шарахаются от человека и стараются не попадаться ему на глаза. Основную опасность для одинокого путника представляют овчарки чабанов, ко-торые пасут здесь, на отрогах гор, с начала весны и до поздней осени, свои отары.
Я был почти на месте, осталось спуститься к близлежащему карьеру, а там люди и транспорт. На перевале ещё лежали местами на теневой стороне гор пласты снега. Из-под каждого пласта стекали ручьи талой воды. Я сделал себе небольшую лунку, подождал, когда вода в ней станет прозрачной и, опустившись на колени, стал лакать из неё прохладный нектар, как первобытный человек или дикое животное. Я был в восторге от такого слияния с первозданной природой и от ощущения последних часов свободы пе-ред заходом в зону артели… Вдруг в этом полулежащем положении, я почувствовал опасность, повернув голову в правую сторону, и увидел в трёх-четырёх шагах от себя огромную змею, видно она приползла сюда на водопой… В моей голове мелькнула мысль: если я резко вскочу, она точно бросится на меня, тем более, что позиция её была выгод-нее, она располагалась выше меня по склону. Собрав всю свою волю в кулак, я начал лихорадочно думать, как выйти целым и невредимым из этой ситуации. Змея подняла голову и, по её классической позе я понял, что передо мной самая настоящая кобра… Мы смотрели друг другу в глаза.
– О, госпожа, о, королева гор и лощин! – начал я свою нервную речь, – вы простите меня за вторжение в ваши владения, я, как и вы, хочу утолить свою жажду и, с вашего позволения, после этого последую дальше, своей дорогой… Я говорил тихо и плавно, не меняя позы, змея, вдруг сдувшись, уложила голову на землю и, развернувшись, отползла в сторону, а потом и вовсе исчезла из виду…
Надо же, сработало, подумал я, и тут уже, настоящий страх охватил всё моё существо, я вскочил на ноги и побежал по пересечённой местности вниз, в сторону ущелья, рискуя сбиться с ног на скорости и покатится кубарем с горы.
На капоте попутного Белаза я доехал до родной насос-ной станции, отпустил заменявшего меня целый месяц человека и попросил доложить начальству, что я с утра на смене. Моё незначительное опоздание никто не заметил, тем более что две бутылки водки были переданы по назначению. Вечером, после сауны, мы тихо и бесшумно отметили моё возвращение в кругу товарищей по спальному вагону. Всех очень удивил мой рассказ о пешем переходе из Тавильдары до Шугнова. Особенно рассказ о встрече с коброй. Рассказ о приключениях деда Саттора я оставил на другой случай. Никто до меня не рисковал так, да ещё в одиночку. Народ в артели был, в основном, из Урала и Украины, как сказал в своем стихотворении поэт Лёва.
Некоторые годами не выезжали из артели в родные края и сумели накопить большие, по тем временам, деньги… Про одного такого старателя Ивана Чечеля из Полтавщины, рассказывали, что он был очень бережливым, скопил больше ста тысяч советскими рублями, держал их в сбербанке и обанкротился при развале СССР… Говорили, что бедный мужик сошел с ума, после того, как ему сообщили о том, во что превратились его деньги после девальвации… Я его знал хорошо, четыре года работали мы на одном участке, и про его несусветную жадность слышал много баек, хотя по жизни он был неплохим мужиком, тихим и работящим… .
Вот, приведу одну из них. Ваня Чечель имел специальность электросварщика и благодаря ходатайству своего со-седа, который работал здесь, попал в артель. Он впервые в своей жизни летел пассажиром в салоне самолета, вместе с этим своим соседом, и все было ему всё в диковину. Так вот, когда стюардессы стали развозить обед на своих тележках, он спросил напарника, сколько будет стоить такой обед, тот зная о его жадности, назвал такую сумму, от которой Ивану стало плохо:
– Я лучше потерплю с обедом и поем пирожки с чаем в аэропорту Душанбе…
Сосед расправился и со своей порцией, и с Ваниной, тот сидел в это время, весь надутый, отвернувшись к иллюминатору… .Полёт продолжался, а чек за обед не приносили, Ваня начал волноваться:
– Петро, а когда будут собирать деньги за обед?
– Расчет будет на выходе из самолета, по прилету, – сказал тот, и сытно икнув, вытянулся вальяжно на откину-той спинке сидения.
Естественно, никакого расчета не было и, поняв подвох, голодный и злой Иван, еле сдерживаясь, чтобы не обратить на себя внимание народа, материл злобным шепотом, на чем свет стоит, нагло ухмыляющегося Петра… .Всё бы ладно, но об этом случае узнали в артели, и байки о патологической жадности Чечеля стали обрастать, как снежный ком, подробностями. Иван стал жертвой своей скупости, он даже материализовать не решился свои запасы, его тешила сумма на сберкнижке. Собирая по крупицам всю свою жизнь деньги, он оказался у разбитого корыта на пороге переломных девяностых годов, и не смог пережить потери заработанного, с таким трудом, капитала…
Я быстро влился в налаженный и однообразный быт артели и, постепенно, забыл рассказ бобо Саттора о его встрече с джондорами. Но вот однажды утром, на пересмене, двое экскаваторщиков и один бульдозерист, приехавшие в поселок после ночной смены стали рассказывать на перебой о том, как над карьером появились два огромных лохматых человекообразных существа спозаранку, перед восходом солнца и, обозрев, минут пять, всю панораму карьера, не уходя, растворились на месте… Некоторые, особенно любопытные, побежали на то место, в надежде найти следы или другие приметы их присутствия, но тщетно…
Народ артели верил в существовании снежного человека, потому что, ну уж больно много было поведано историй об их реальности. Особенно много баек привозили водители бензовозов, которым приходилось часто по ночам добираться из города с грузом для прииска. Один из них рассказал, как он тормознул перед стоявшим на дороге исполином. Закрывшись в кабине изнутри, он испуганно смотрел на существо, держащееся за буфер «Зила»… Очнувшись, шофер переключил скорость и нажал на педаль газа, но машина, пробуксовывая, стояла на месте. Лохматое существо, сдерживающее силу работающей машины, нагло усмехалось ему в лицо. Так продолжалось несколько минут, потом джондор отошел в сторону и исчез в кустарнике…

Надо сказать, что в тот год, с начала марта до середины октября было артелью намыто крайне мало золота – всего около ста килограммов при плане шестьсот. По показаниям геологов, золото залегало на глубине более ста метров ниже уровня реки Сафеддара, и там велись работы по снятию вскрыши, то есть, пустой породы. К началу октября оставалось каких-то десять метров до залежей золотого песка… Но неожиданно грянули продолжительные дожди, уровень воды в речке увеличился, казалось, в десять раз. Отведенная в сторону река начала промывать защищающую карьер дамбу. Несколько бульдозеров утюжили завозимый «Белазами» балласт на плотине, но уровень воды поднимался так быстро, что через некоторое время все поняли тщетность усилий по укреплению дамбы. Вода в любое время могла сбросить в карьер на глубину более ста метров и людей и технику… Был дан приказ всем покинуть опасную зону. Побросав технику, люди на нескольких машинах спешно рванули из опасной ямы. Я тоже был в числе регулировщиков на дамбе, и видел своими глазами со склона горы, где успела собраться группа старателей, как вода, вначале не-сколькими ручьями, а потом уже единым потоком хлынула, смывая насыпную дамбу в карьер…
Упавший разом, с высоты более ста метров, мощный поток воды поднял в небо огромный гриб пыли (похожий на ядерный взрыв) со дна карьера, минут десять ничего не было видно, но потом перед нашими изумлёнными глазами открылась панорама, которая существовала здесь до разработки карьера. Речка, в раз утихомирившаяся и принявшая свои прежние габариты, не спеша несла свои воды по старму руслу. Дождь закончился. Из-за поредевших черных туч выглянуло солнце. Ничто не напоминало о том, какая драма разыгралась здесь совсем недавно... Под завалом оказались огромные электромоторные экскаваторы, бульдозера и много другой карьерной техники. Людских жертв не было, к счастью. Но все понимали, что сезон спасти не остается времени. Народ был в отчаянии. Существовала реальность потерять год работы впустую. На другой день всех членов артели, кроме тех, кому надлежало откопать залитый карьер, отправили в отпуск, до лучших времен. Меня оставили охранять фабрику, которая находилась в двадцати километрах от поселка. Там я и жил почти два месяца, до того дня, пока механизаторы не откопали засыпанный карьер, и не добрались до залежей золота. Мне завезли мясные консервы, сгущенку и другие необходимые продукты, вручили пистолет-ракетницу с шестью сигнальными патронами, на всякий случай, ведь на шлюзах находился не снятый золотой песок. За месяц до окончания года доступ до золотого дна был открыт, и началась непрерывная промывка богато-го содержанием глинистого балласта. За все годы своей работы на «Бочке» – фабрике по промывке золота я такого количества драгоценного метала на шлюзах, не видел. После восхода солнца шлюзы буквально блестели от золотых крупинок и фигурных «значков»! Ежедневный съём драгоценной продукции доходил до 50 кг. Мы были спасены за три дня до начала Нового года. Промывка была остановлена и весь персонал участка, кроме охранников, был отпущен до марта месяца, начала нового сезона, на заслуженный отдых.
Тот сезон, со всеми стрессами и приключениями, мы завершили с положительными показателями – план был за один месяц интенсивного труда даже перевыполнен, и свои кровные 33 чистых от налогов рубля, за один трудовой день, мы заработали. Умножив на количество отработанных дней, каждый уже имел представление, сколько денег по-ступит на его индивидуальный счет в сбербанке.
Надо сказать, что свои заработанные кровью и потом деньги артельщики могли получить только в здании банка, что находился на первом этаже жилого дома, рядом с железнодорожным вокзалом города Душанбе, сейчас там рас-полагается отделение «Амонатбанка». Все работники банка с благоговением смотрели на этих бородатых и загорелых людей с необычными заработками, которые могли легко оставить сто рублей чаевых ( почти средняя месячная заработная плата обычного служащего) изумленным кассиршам и, заодно, пригласить их помочь потратить шальные деньги в ресторанах Душанбе… Артельский народ, после каторжного беспрерывного труда и лишения обычных человеческих потребностей, вырвавшись на волю, отрывался по полной программе. Многие душанбинцы того времени помнили пьяные оргии и необычные приключения, связанные с празднованием завершения промывочного сезона старателями. Основные деньги поступали на счет только к середине марта, когда уже начинался новый сезон, и потому гуляли люди на деньги, полученные авансом в счет основного заработка. Отдельные хитроумные типы по быстрому улетали с деньгами домой, а основная масса простодушных бичей спускали свой аванс в тысячу рублей за несколько дней тут же, в пределах Душанбе…
За бесшабашную неделю накапливалась масса увлекательных историй, которыми делились бичи между собой в прозаические дни следующего сурового трудового сезона. Как те, пресловутые, канадские лесорубы, что говорили в лесу о женщинах, а дома о лесе. Я отработал в артели почти 9 лет, до самого развала Страны Советов и переезда штаба артели в Россию. В течение каждой трудовой страды я клялся себе, что этот сезон будет последним, и я никогда больше сюда не приеду… Но всё получалось, как в песне Льва Кромачёва:

– Эх, Артель и Дарваз,
Доконают, зараза!
На сезон ещё раз,
Нам не жить без Дарваза!